Лекарства для увеличения размеров мужского члена
Здесь приводится рецепт из раздела 16 «Дунсюань-цзы», а также несколько цитат из других источников.
Лекарства для сокращения женской вагины
Можно сказать то же самое, что и о предыдущем разделе.
Лекарства, применяемые после дефлорации
Приводятся три предписания для приостановления непрекращающегося кровотечения после первого совокупления девственниц и два рецепта для уменьшения боли во время и после дефлорации.
Различные болезни у замужних женщин
Предлагается несколько рецептов для женщин, испытывающих боли или воспаления во влагалище во время совокупления. Также перечислены предписания, как избавиться от мигреней и вагинальных кровотечений, вызываемых половым актом.
* * *
Рассмотренные нами тексты в целом представляют собой компендиум из важнейших «сексуальных пособий» и имеющих к ним отношение сочинений древнего Китая, существовавших в первые семь веков нашей эры. Вполне возможно, что некоторые из цитируемых сочинений были созданы в VIII в. (но не позднее, поскольку Тамба Ясуёри приводит отрывки из них в Японии в 982 г.), и маловероятно, чтобы их содержание претерпело значительные изменения. Медицинский трактат «Цянь цзинь фан» относится уже к танскому времени, и мы рассмотрим его подробнее в следующей главе.
Эти сочинения подтверждают высказанное мною в конце гл. 3 мнение о том, что «сексуальные пособия» являлись в первую очередь сборниками наставлений в нормальных супружеских отношениях. Разумеется, под словом «нормальные» я имею в виду социальные нормы древнего Китая. Рассмотривая супружеские отношения, какими они предстают на страницах этих «пособий», не следует забывать, что речь идет о полигамной семье. При такой системе состоятельный глава семьи (из среднего сословия) имел трех или четырех жен и нескольких наложниц, у представителей высшего сословия их могло быть от шести до двенадцати, крупные же военачальники и князья имели по тридцать и более жен. Поэтому в «пособиях» мужчинам настойчиво рекомендуется совокупляться в течение одной ночи с несколькими женщинами. То, что в моногамном обществе считается признаком крайней распущенности, в Китае полностью подпадало под сферу супружеских сексуальных отношений. Рекомендации авторов «сексуальных пособий» постоянно менять партнеров объясняются не только соображениями здоровья. В полигамной семье всегда придавали особое значение поддержанию гармонии в сексуальных отношениях, поскольку чрезмерное покровительство одной из женщин могло стать причиной яростных распрей в женских покоях и даже полностью разрушить семейную гармонию. Древние «пособия по сексу» отвечали насущным потребностям своего времени, в них предлагались ценные советы по вопросам первостепенной важности, от которых зависело благополучие и здоровье мужчины и его жен.
|
|
|
|
|
|
Особо подчеркивали в «пособиях по сексу» следующий аспект: мужчина должен принимать во внимание сексуальные запросы и сексуальное поведение своих женщин. Из «пособий» глава семьи узнавал, что мужчина и женщина по-разному ведут себя до и после оргазма, это иллюстрировали при помощи довольно простого сравнения с огнем и водой. То же сравнение использовали при описании прелюдии к сексуальному союзу, где объяснялось, как мужчина должен постепенно подготавливать женщину к каждому соитию. Мужчину неустанно предостерегали против того, чтобы принуждать себя или одну из своих женщин вступать в сексуальный союз, пока оба партнера не достигли состояния полной эмоциональной гармонии.
Считалось необходимым, чтобы женщина испытывала оргазм при каждом совокуплении. Читатель уже давно заметил тщательное описание признаков, по которым мужчина может определить, на какой стадии наслаждения находится женщина (см. разделы 7, 8 и 9, с. 155–156). Как уже говорилось выше, общепризнанным было мнение, что выделения влаги из вагины женщины, достигающей вершины наслаждения, благотворно сказываются на здоровье мужчины, который может впитывать их своим членом. При этом не остается сомнения, что авторы подобных наставлений признавали за женщиной право на получение сексуального удовлетворения.
|
|
|
Хотя я оставляю более компетентным специалистам рассматривать эти древнекитайские теории с позиций современной медицины, позволю себе отметить, что «пять признаков», перечисленные в «И синь фан», в точности совпадают с описаниями, приводимыми А. К. Кинзи в его книге «Сексуальное поведение женщин»[94](с. 603, 604, 607 и 613, в разделе «Физиология сексуальной реакции и оргазм»). Это свидетельствует о том, насколько внимательными наблюдателями были древнекитайские сексологи.
Разумеется, терапевтические последствия сексуального союза во многом являются плодом фантазии. Они предопределены скорее верованиями, восходящими к магическим представлениям, чем физиологическими факторами. Впрочем, и современная медицина не отрицает того факта, что гармоничные и доставляющие взаимное удовольствие сексуальные отношения благотворно влияют на счастье и здоровье мужчины и женщины. Не исключено, что продолжительные нормальные и тщательно регулируемые сексуальные отношения могут излечивать различные физические недуги, вызываемые или неудовлетворенностью, или чрезмерной распущенностью. В особенности это справедливо, когда речь идет о нервных расстройствах.
|
|
|
Космический принцип, пронизывающий всю область древнекитайской медицины, является определяющим и в «сексуальных пособиях». Обратим внимание на раздел, имеющий отношение к евгенике, и на настойчивые рекомендации мужчине учитывать в сексуальной жизни сезонные перемены. В эту же категорию попадают наставления о днях и часах, благоприятных для соития, а также наставления о направлении, которое следует принимать при совокуплении в то или иное время года (см.: «Дунсюань-цзы», раздел 15). В их основе лежит представление о том, что физиологические функции человеческого организма находятся в четком соответствии с природными явлениями.
Приводившийся выше раздел 25 из 28-й главы «И синь фан», в котором речь идет об инкубах, представляет особый интерес, поскольку обнаруживает многочисленные буквальные параллели в западном фольклоре. Между прочим, отметим, что в этих древних текстах не упоминается о лисах, которые способны принимать человеческое обличье и выступать в роли инкубов. Как известно, вера в лис-оборотней приобрела в последующие века в Китае огромную популярность, они играли важную роль в китайских новеллах и романах. К этой теме мы еще вернемся в гл. 7.
А фармацевтический раздел заслуживает того, чтобы исследователи древнекитайской медицины изучили его более тщательно. У торговцев традиционными снадобьями в Китае и Японии и поныне имеется в наличии большинство из упомянутых там лекарств, поэтому они вполне доступны для более пристального анализа. На мой взгляд, эти укрепляющие средства не содержат в себе никаких опасных веществ. По-видимому, компоненты выбирали либо за их известные смягчающие свойства (например, благодаря высокому содержанию в них белка), либо просто за их внешнюю форму, как в случае с Boschniakia glabra, грибом, напоминающим возбужденный мужской член. В последнюю категорию попадают также и оленьи рога. Напротив, в некоторых сочинениях династии Мин упоминаются опасные для здоровья афродизиаки — куда входит, например, шпанская мушка (бань мао), — которые могли вызывать хроническое воспаление уретры.
И наконец, позволю себе еще раз отметить полное отсутствие упоминаний о сексуальных извращениях. В этих ранних сочинениях не встречается упоминания даже о таких граничащих с извращениями явлениях, как фелляция, куннилингус, анальный коитус с женщиной и т. п., о которых часто говорится в китайской литературе позднейшего времени.
Среди включенных в «И синь фан» цитат встречаются разрозненные упоминания, не имеющие отношения к супружескому сексуальному союзу. По всей видимости, они были заимствованы из даосских руководств по сексуальной алхимии, где половой акт рассматривался в качестве средства, ведущего к обретению бессмертия.
В такого рода текстах о сексе говорится как о «сражении». Аналогичный прием широко использовался и в западной литературе, но чисто китайской является идея, что победа принадлежит тому или той, кто во время плотского контакта сумел похитить жизненную пневму другого, тем самым укрепив собственную жизненную силу.
Образ «сражения» вообще часто встречается в китайской литературе. Он восходит к истории, связанной с именем знаменитого стратега Сунь-цзы (VI в. до н. э.) и приведенной в гл. 65 «Исторических записок» («Ши цзи») Сыма Цяня. Правитель государства У повелел Сунь-цзы продемонстрировать принципы его воинского искусства на восьмидесяти дамах своего гарема. Сунь-цзы разделил их на два лагеря, поставив во главе каждого по «генералу», каковыми оказались любимые супруги правителя. Когда начались «боевые действия», женщины принялись хохотать и не подчинялись приказам Сунь-цзы, и тогда, невзирая на протесты присутствовавшего при этом князя, он велел обезглавить «генералов». Тем самым он продемонстрировал князю, что армия нуждается в железной дисциплине, а князь в подтверждение того, что он хорошо усвоил урок, назначил Сунь-цзы своим верховным главнокомандующим. Именно к этой истории восходят такие шуточные выражения с сексуальным оттенком, как хуачжэнь («цветочное сражение») или уин «ставка в У»). Их шутливое применение вовсе не предполагало, что партнеры ненавидят друг друга или намереваются причинить друг другу вред. Однако в некоторых даосских текстах присутствует элемент враждебности по отношению к противоположному полу, что не вполне согласуется с характерным для даосизма отношением к женщине.
Пример подобных даосских наставлений встречается в разделе 1 из цитированной главы «И синь фан».
Чистая Дева сказала: «Сталкиваясь с противницей, мужчина должен считать ее столь же никчемной, как черепицу или камень, а себя ценить как золото или яшму. Как только мужчина почувствует, что вот-вот произойдет извержение семени, он должен остановиться. Совокупление с женщиной напоминает скачки на лошади с износившимися поводьями или прогулку по краю пропасти, усыпанной острыми лезвиями и готовой его поглотить».
Ниже приводятся две цитаты из ЮФБЦ с рекомендациями «Наставника Чун-хэ» («Чунхэ-цзы»), очевидно являвшегося автором трактата по сексуальной алхимии.
ЮФБЦ: Наставник Чун-хэ сказал: «Мужчина, владеющий искусством питания своей энергии ян, не должен позволять женщине узнать об этом искусстве. [Если она будет о нем знать], это не принесет ему никакой пользы и даже может явиться причиной болезней. Именно в этом заключен смысл пословицы: «Опасное оружие не следует одалживать другим». Поскольку [если впоследствии кто-то вступит в схватку с такой женщиной], пусть даже он засучит рукава для сражения, ему не удастся победить».
А еще Пэн-цзу говорил: «Воистину, если мужчина желает извлечь большую пользу от полового акта, лучше всего совершать его с женщиной, не сведущей в этом искусстве».
Наставник Чун-хэ сказал: «Таким образом можно питать не только мужскую силу, это же самое относится и к потенции женщины. Царица Западного Рая, Сиванму, являет собой пример женщины, овладевшей этим Путем [обретения бессмертия] за счет питания своей энергии инь. Всякий раз, когда она совокуплялась с мужчиной, он сразу же заболевал, а ее лик оставался настолько гладким и прозрачным, что ей не требовалось даже пользоваться румянами или пудрой. Она питалась исключительно молоком и играла на пятиструнной лютне[95] в результате чего на сердце у нее всегда было спокойно, а мысли были целенаправленными, и никаких иных желаний у нее не имелось. Или еще. У Царицы Западного Рая не было супруга, но она любила совокупляться с юношами. Однако секрет, которым она владела, не следует открывать другим, ибо в противном случае и другие женщины будут стремиться использовать приемы Царицы».
«Далее говорится: Когда женщина совокупляется с мужчиной, ее сердце должно быть спокойным, а мысли сосредоточенными. И если мужчина еще не достиг вершины наслаждения, а женщина чувствует приближение оргазма, ей нужно несколько приостановиться. Если она почувствует, что он того хочет, пусть перестанет двигаться сверху вниз [приспосабливаясь к ритму мужчины] и не допускает излияния энергии инь. Поскольку если она истощит [в момент оргазма] свою энергию инь, то в ее организме образуется пустота, и она будет подвержена разным заболеваниям. Женщина также не должна ревновать или грустить, когда видит, что ее мужчина совокупляется с другой женщиной, иначе ее энергия инь перевозбудится. Сидя или стоя она будет испытывать боли, а из ее вагины будут происходить непроизвольные выделения. От этого женщина станет увядать и раньше времени состарится. Поэтому она должна соблюдать меры предосторожности против этого. И еще: Если женщина знает, как питать свою силу и как приводить в гармонию две энергии (инь и ян), она может перевоплотиться в мужчину. Если во время соития ей удастся не допустить впитывания мужчиной ее любовной влаги и она останется в ее теле, то тогда ее энергия инь начнет питаться за счет мужской энергии ян. Благодаря этому она не будет подвержена никаким болезням, ее лицо будет безмятежным, а кожа гладкой. Она продлит срок своей жизни, перестанет стареть и навсегда останется юной девой. Женщина, овладевшая этим искусством, при совокуплениях будет питаться за счет мужчин, и потому не будет нуждаться в обычной пище, сможет в течение пяти дней оставаться без еды, но при этом не испытывать голода».
Упоминание о возможности женщины превратиться в мужчину заставляет вспомнить о гермафродизме, о чем шла речь в разделе 23 гл. 28.
Следует отметить, что у женщин монгольской расы, как правило, клитор развит слабее, чем у других народов. Поэтому китайцы воспринимают большой клитор с омерзением и крайне подозрительно относятся к этой физиологической особенности. На основании приводимой в «И синь фан» цитаты можно сделать вывод, что, по представлениям древних китайцев, у некоторых женщин клитор увеличивается вместе с луной, пока не достигнет размера пениса. Они считали, что такая женщина умрет, если не совокупится с другой женщиной. После совокупления клитор начинает уменьшаться вместе с луной, пока не достигнет своего обычного размера. И когда это окончательно произойдет, такая женщина не может выжить, если не совокупится с мужчиной. Поэтому подобные существа в течение двух недель являются женщинами, а в течение двух недель — мужчинами, по причине чего отличаются особым сладострастием.[96].
Государственный деятель и врач Чу Дэн (расцвет деятельности — ок. 480 г. н. э.) следующим образом объясняет природу гермафродизма:
Во время сексуального союза мужчины и женщины их страсти должны смешиваться гармонично. Если [в момент оплодотворения] первой придет «кровь-инь» (т. е. женские яичники) и ее встретит «семя-янь», то мужское семя будет окутано кровью женщины. Тогда начнут образовываться кости, которые и составляют основу мужского зародыша. Если же, напротив, первым придет мужское «семя-ян», а «кровь-инь» смешается с ним и окажется окутанной им, то кровь останется неподалеку от места своего появления и образуется женский зародыш. Энергия-ян (ян ци) скапливается в передней части человеческого тела, отчего эта часть тела мужчины тяжелее, и труп утонувшего мужчины плавает лицом вниз. Но энергия-инь (инь ци) скапливается в задней части человеческого тела, отчего спина женщины тяжелее, и труп утонувшей женщины плавает лицом вверх. Тот же принцип применим и к утонувшим четвероногим.
Если [в момент оплодотворения] инь и ян прибывают одновременно, то возникает зародыш, который не является ни мужским и ни женским, поскольку кровь и семя поделены в нем поровну.[97].
У минского автора Сюй Ин-цю имелась другая теория. В его записках «Юй чжи тан тань хуй» в гл. 11 приводится несколько исторических примеров гермафродизма. Он утверждает, что гермафродиты часто рождаются у бисексуальных отцов, и добавляет при этом, что в эры Сянь-нин (275–279) и Тай-кан (280–289), когда наблюдался расцвет мужского гомосексуализма, родилось необычайно много гермафродитов.
Как уже отмечалось выше, китайцы относились к этим несчастным с глубоким подозрением, поскольку считали их «противоестественными чудовищами» (яо), способными на самые черные преступления. Один случай приводит минский автор Чжа Цзин в гл. 8 своего дополнения к сборнику «И юй цзи», знаменитому собранию криминальных историй.[98] Там рассказывается, что при династии Сун в годы Сянь-чунь (1265–1274) одна семья взяла к себе в дом буддийскую монахиню, чтобы та обучала их дочерей вышивке. Вдруг выяснилось, что одна из дочерей забеременела. Она рассказала родителям, что монахиня на самом деле является мужчиной, который и соблазнил ее. Однажды он сам признался ей: «Я двуполый. Когда я встречаю ян, то являюсь женщиной, когда же встречаю инь, то становлюсь мужчиной». Отец привлек монахиню к суду, обвиняя ее в том, что она соблазнила его дочь, но монахиня все отрицала, и когда судья провел обследование, оказалось, что она женщина. Тогда судебная надсмотрщица велела положить ее на спину и заставить пса лизать ее интимные части, смазанные мясным бульоном. От этого клитор монахини удлинился и в конечном счете принял форму и размер мужского члена. Тогда этот гермафродит признался, что он соблазнил много и других девушек, за что и был обезглавлен.
* * *
Поскольку цитаты в «И синь фан» затрагивают почти все аспекты сексуальной практики в Китае, будет уместным на некоторое время отклониться от линии исторического повествования и бегло рассмотреть сексуальные извращения, чтобы представить сексологам более полную картину. Аномальные и патологические явления вообще не очень характерны для древних китайцев, поэтому данная тема здесь покажется читателю менее омерзительной, чем это часто бывает, когда речь идет о других древних цивилизациях.
Садизм у мужчин встречается очень редко, и в литературе до династии Цин попадаются только отдельные примеры. Упомяну случай, описанный в «Линь хань ши хуа», сборнике рассуждений о знаменитых стихотворениях, составленном ученым Вэй Таем, жившим при династии Сун (ок. 1080 г.). Когда Люй Ши-лун был наместником в Сюаньчжоу, он получал удовольствие от того, что при малейшей возможности хлестал кнутом казенных проституток. Однако после того как наместник влюбился в куртизанку из Хан-чжоу, он по ее просьбе перестал это делать. Эта история вдохновила известного поэта Мэй Яо-чэня (1001–1060) на сочинение следующего сатирического стихотворения (в связи с которым Вэй Тай и рассказывает о данном событии):
Не избивайте уток,
Ибо если вы избиваете уток,
То вспугнете утку-мандаринку.
Утка-мандаринка только что опустилась в пруд,
И ее нельзя сравнить с плешивым, старым аистом.
Плешивый старый аист все еще хочет полететь далеко,
Но разве у утки-мандаринки нет длинных крыльев?[99]
Утки-мандаринки всегда плавают парами, почему в Китае традиционно считаются символом супружеской верности. Поэт предостерегает Люй Ши-луна (старого аиста): в его же интересах не отпугивать куртизанку (утку-мандаринку), поскольку сам он далеко не является образцом мужской красоты и она без труда найдет себе другого покровителя.
То, что Люй порол проституток, вполне может быть не проявлением садизма, а просто примером крайней суровости наказания. По моему мнению, понятие «садизм» применимо не просто к удовольствию, получаемому от проявления жестокости, а только к сексуальному наслаждению, получаемому при виде страданий другого. Китайская история изобилует примерами чрезмерной жестокости, но крайне редко отмечается, чтобы кто-то испытывал сексуальное удовольствие от жестокостей. Не следует забывать, что на Востоке жестокость измерялась иной меркой, чем у нас, и что нередко за мелкие проступки в судебной управе, в армии или дома применялись суровые телесные наказания.
В древних «сексуальных пособиях» нигде не говорится о том, чтобы мужчина заставлял женщину страдать во время соития, а в эротических и порнографических сочинениях об этом упоминается крайне редко. Один пример мы находим в эротическом романе «Цзинь Пин Мэй», созданном в конце эпохи Мин. Та-м говорится о человеке, который для повышения сексуального наслаждения помещает на тело женщины, прежде чем овладеть ею, три маленьких кусочка благовоний: один между грудей, другой на живот, а третий на бугорок Венеры, после чего их поджигает (ЦПМ, 3, с. 103–104; 4, с. 59). Еще в двух случаях женщина идет на это добровольно, и, как явствует из текста, сама от этого возбуждается. Однако в целом истории о мужчинах, издевающихся над женщинами, встречаются крайне редко, если не считать случаев причинения им легкой боли, например покусываний шеи или плеч; один такой пример будет приведен ниже, в цитате из романа «Чжао хоу и ши». В этом отношении китайские сексуальные обычаи успешно выдерживают сравнение с обычаями древней Индии. В написанных на санскрите «наставлениях в любви» во всех подробностях сообщается, как надо ударять, царапать или кусать партнера[100].
С другой стороны, часто встречаются упоминания о садистских действиях одних женщин в отношении других, как правило вызванных ревностью или желанием отомстить сопернице. Типичным примером является эпизод из романа «Гэ лянь хуаин» (гл. 32), датируемого началом эпохи Цин.[101] Некая госпожа Сун обнаружила, что ее супруг где-то на стороне имеет любовницу. Вместе со служанками она отправляется за девушкой, велит привести ее к себе домой, раздевает, выставляет нагишом в большом зале и собственнорунно избивает плетью, пока все тело девушки не начинает кровоточить, после чего вырывает у нее волосы. Как явствует из романа, госпожа Сун обладает мужскими наклонностями и любит облачаться в военный мундир; она сведуща и в военных искусствах. Это заставляет предполагать, что речь здесь идет не только о мести сопернице, — госпожа Сун испытывает сексуальное удовлетворение от унижений, которые доставляет девушке, и тем самым компенсирует свое ущербное состояние: то, что она сама является женщиной. Я думаю, что в данном случае мы имеем дело с подлинным садизмом. В романе «Цзинь Пин Мэй» есть два похожих эпизода: когда женщина пытается возместить свою сексуальную неудовлетворенность, проявляя жестокость в отношении другой женщины. Это Золотой Лотос, которая избивает кнутом и царапает ногтями юную девушку по имени Жасмин (ЦПМ, 1, с. 110–111); далее мы узнаем, как она же избивает свою служанку Хризантему (ЦПМ, 3, с. 62–74).
Но подобные случаи редки. Как правило, издевательство мужчин над женщинами или женщин над представительницами своего же пола объясняется суровыми законами и нравами того времени, а не сексуальными извращениями. Мазохизм, т. е. получение сексуального наслаждения от издевательств и унижений, в особенности со стороны представителей противоположного пола, в доцинской литературе практически не встречается. Слабые отголоски можно обнаружить в некоторых историях о мужах-подкаблучниках. Например, сунский писатель Чжу Юй (ок. 1110 г.) рассказывает в «Пинчжоу кэ тань» (изд. «Шо ку», с. 7b) историю о знаменитом ученом и чиновнике Шэнь Ко (1030–1094). Шэнь женился на женщине по фамилии Чжан, которая часто стегала его хлыстом и била, выдергивала клочья из бороды, пока на лице не выступала кровь. При этом она всячески притесняла его родственников, но Шэнь никогда даже не возмущался, а когда она умерла, то пребывал в таком отчаянии, что попытался утопиться. Иные примеры мазохизма можно обнаружить в цинских романах, в которых превозносятся мужеподобные и героические женщины. Упомяну только роман XIX в. «Эр нюй ин сюн цюань чжуань», где с явным удовольствием воспеваются мужские достоинства героини: она побеждает мужчин в борьбе и в фехтовании и даже «мочится, стоя, как мужчина»[102].
О мужском гомосексуализме уже кратко говорилось выше, на с. 68, 81, 114–115. Добавим только, что цинский ученый Чжао И (1727–1814), включивший заметку о гомосексуализме в гл. 42 своей книги «Гай юй цун као», утверждает, что при династии Северная Сун (960–1127) существовала категория мужчин, которые зарабатывали на жизнь проституцией, и что в годы Чжэн-хэ (1111–1117) был принят закон, который за это предписывал сто ударов бамбуковой палкой и большой штраф. При династии Южная Сун (1127–1279) подобные «мужские проститутки» продолжали существовать, они ходили по улицам одетые и напомаженные, как женщины, и составляли особую гильдию. Но, добавляет Чжао И, это был период расцвета мужского гомосексуализма, в последующие эпохи он проявлялся не более, чем в любом высокообразованном и разнородном обществе.
Как уже отмечалось, женский гомосексуализм, напротив, был весьма обычным явлением и отношение к нему было терпимым. Если не происходило каких-либо эксцессов, к женскому гомосексуализму, распространенному в веселых кварталах, относились как к чему-то вполне обычному; его даже превозносили, если он являлся причиной для самопожертвования или иных благородных поступков во имя любви и преданности. Известный минский автор Ли Юй (1611—ок. 1680) сочинил на этот сюжет театральную драму «Лянь сян бань», о которой подробнее пойдет речь ниже, в гл. 10. Наряду с обычными средствами взаимного удовлетворения, такими как взаимное потирание половыми органами, поглаживание клитора, куннилингус и т. п., гомосексуальная пара могла применять двойной олисбос, короткий пест с насечками, изготовляемый из дерева или слоновой кости и прикрепляемый к пояснице при помощи двух шелковых лент. Одна из женщин вводила себе этот искусственный член в вагину и, чтобы он там держался, завязывала ленты вокруг пояса, что позволяло ей играть роль мужчины и удовлетворять подругу при помощи этого торчащего наружу ствола, получая, в свою очередь, наслаждение от трения другой его половины.[103].
В разделе 24 гл. 28 «И синь фан» приводятся цитаты, bi которых говорится, что женщины использовали олисбосы для самоудовлетворения, и затем имеется предупреждение, что этим не следует злоупотреблять. Минский автор Тао Цзун-и (ок. 1360 г.) в гл. 10 своего сочинения «Чжэ гэн лу» дает следующее описание растения, из которого изготовляли афродизиаки и олисбосы:
На татарских пастбищах нередко дикие лошади совокупляются с драконами. Капли их семени падают на землю и проникают в нее, а через некоторое время оттуда прорастают побеги, напоминающие бамбуковые, с заостренной макушкой и покрытые плотно, как зубцы гребня, чешуйками; они пронизаны сетью прожилок, отчего сильно напоминают мужской член. Их называют соян, и они похожи на Boschniakia glabra. Некоторые утверждают, что похотливые местные женщины засовывают эти предметы себе в вагину; стоит им соприкоснуться с пневмой-ииь, как они сразу начинают раздуваться и удлиняться. Местные жители выкапывают эти побеги, чисто их промывают, снимают с них кожицу и нарезают на мелкие кусочки. Эти нарезанные кусочки высушивают, и после того их можно использовать для изготовления афродизиака, действие которого в двести раз сильнее, чем изготовленного из Boschniakia glabra[104].
Очевидно, это же самое растение упоминается в минском порнографическом романе «Чжу линь е ши». Там описывается олисбос, который перед использованием нужно было замочить в горячей воде, тогда он распухал и затвердевал, как мужской член. В «Чжу линь е ши»[105] это орудие называется «кантонской шишкой» (гуандун пан).
В минском романе «Цзинь Пин Мэй» описывается еще один предмет, применявшийся женщинами для мастурбации; он носит название мяньлин, «стимулирующий колокольчик» (мянь нередко изображали иероглифом, обозначающим Бирму), и якобы «происходит от варварских солдат». Это маленький, полый серебряный шарик, перед коитусом его помещали в вагину[106]. Цинский ученый Чжао И следующим образом описывает мяньлин в своем сочинении «Янь бу цза цзи»:
В Бирме водится сладострастная птица, семя которой используется в качестве средства, возбуждающего сексуальное желание. Местные жители собирают это семя, упавшее на камни, и помещают его в маленький медный сосудик в форме конического бронзового колокольчика. Он-то и называется «бирманским колокольчиком». После того как я вернулся к себе на родину, ко мне как-то пришел человек, который хотел мне его продать. Он был размером с плод луньгань (Nephelium longana) и совершенно гладким. Не будучи уверенным, подлинный это образец или нет, я взял его в руку и обнаружил, что едва он чуточку согрелся, как сам по себе начал шевелиться и издавать слабый звук. Как только я положил его на стол, звук прекратился. Странное явление! Поскольку он мне был не нужен, я вернул его продавцу.
Минский ученый Тань Цань сообщает, что мяньлин использовали и мужчины. В «Цао линь цза цзу», в последней рубрике раздела «Приспособления» («Ци юн»), он отмечает:
Принято считать, что бирманский колокольчик содержит семя [мифической] птицы Пэн. Эта птица необычайно сладострастна, стоит ей появиться, как все женщины бросаются врассыпную. Если ей попадается бирманская женщина, то птица ее хватает, желая с ней совокупиться. Поэтому местные жители делают соломенное чучело, облачают его в женские одежды, а в голову втыкают шпильки и цветы. Тогда птица совокупляется с этим чучелом и оставляет на нем свою сперму. Эту сперму собирают и помещают в двойную золотую пилюлю размером с горошину. Если мужчина введет эту пилюлю себе в член и потом совокупится с женщиной, то обнаружит, что его потенция сильно возросла. Но варвары не продают этих вещей иноземцам, их можно достать, только поймав варвара. Жители провинции Юньнань изготавливают поддельные пилюли в форме семян чжили (Tribulus terrestris). Если такое семя встряхнуть, то оно будет двигаться само по себе, но настоящие пилюли при движении издают еще и звук.
Это описание дает основание утверждать, что мяньлин является прототипом японских рин-но тама («звенящих шариков»), которые относятся к категории хариката, т. е. искусственных приспособлений, применяемых женщинами для самоудовлетворения. В западных источниках часто встречаются описания рин-но тама, а в XVIII в. их начали использовать и в Европе[107] Они представляли собой шарики из тонкого серебра, обычно парные: в одном содержалась капля ртути, а во втором — металлический язычок, который вибрировал и при сотрясении или ударе производил звук. Эти два шарика вводили в вагину и закрепляли там при помощи тампона из тонкой бумаги; когда женщина шевелила бедрами или покачивалась, их движение и звучание производили приятное ощущение. Очевидно, китайские мяньлин были устроены так же, как японские рин-но тама, и имели сходное назначение, а история про птичье семя не что иное, как фантастическое украшение. По-видимому, у китайцев было специальное название для издающих звук шариков; в гл. 83 романа «Цзинь Пин Мэй» в списке сексуальных приспособлений наряду с мяньлин упоминаются чжань шэн цзяо («талисманы сотрясаемых звуков»), которые вряд ли чем-то уличались от «звенящих шариков».
Читатель, очевидно, заметил, что китайцы всем подобным сексуальным приспособлениям приписывали происхождение из далеких стран: «татарские пастбища», «варварские солдаты», «бирманский колокольчик», «кантонская шишка» (последний термин приводится автором из провинции Цзянсу, где Кантон не считался частью собственно Китая). Точно так же мы говорим о «французских буквах» (букв.: презервативах), а французы о «lettres anglais».
Зоофилия в смысле добровольного совокупления с животными — а не принудительно, как это имело место во дворце князя Цзяня, о чем говорилось в гл. 3 (с. 77) — в доцинской литературе встречается очень редко. В «Сяо сян лу» танского ученого Ли Иня упоминается жена человека по имени Ду Сю-ци, любившая совокупляться с белым псом, от которого получила огромное потомство (изд. «Шо ку», с. 3–4). Похоже, что это единственное упоминание в старых текстах, поскольку все известные мне прочие истории, встречающиеся в позднейшее время, представляют собой вариации данной истории.
Инцест, считавшийся обычным явлением в царстве Чжоу и при ханьском дворе, вскоре стал весьма редким. В уголовном кодексе он квалифицируется как «бесчеловечное преступление», за которое полагалась смертная казнь в одной из самых жестоких форм.[108]
Скатологический материал встречается только в эротических романах династии Мин и в основном связан с половым актом. Я имею в виду те места, где авторы с нескрываемым удовольствием и чрезмерными подробностями описывают выделения семени и вагинальной жидкости. Однако это более характерно для порнографических, чем для эротических романов, например в «Цзинь Пин Мэй» они практически отсутствуют. В этом романе содержится только два эпизода, которые можно назвать скатологическими, причем оба однотипные: мужчина мочится в рот своей жены. Ср. ЦПМ, 3, с. 312: «[Симэнь Цин] собирался помочиться, но его жена (Золотой Лотос) не позволила ему удалиться. «О моя сладость! — сказала она. — Если тебе невмоготу, можешь пописать мне в рот. Сегодня вечером так прохладно, и если ты выйдешь из постели, то можешь простудиться»». И далее: «На рассвете его жена (молодая девушка по имени Радость Сердца) принимает мужской член в рот. «Твоя пятая мать (т. е. пятая супруга отца), — сказал Симэнь Цин, — может сосать всю ночь. Она не позволяет мне выйти из постели, даже когда мне нужно помочиться, опасаясь, как бы я не простудился, и поглощает всю мою влагу». — «Ну и что такого? — сказала красавица. — Я тоже с удовольствием бы ее выпила». И тогда Симэнь Цин помочился ей в рот». Если не считать этих мест, скатологический материал практически отсутствует.
Древние китайцы не испытывали стеснения, когда им требовалось отдать дань природе. Бутыли, в которые мужчины ночью справляли малую нужду (еху, изготовленные из фарфора или бронзы и напоминающие по форме наши медицинские утки), и используемые женщинами ведерки оставляли открыто в спальне, и ими пользовались в присутствии слуг. В исторических записках упоминаются люди, которые принимали друзей, сидя в туалете, и сообщается, что многие государственные мужи и ученые имели привычку читать или писать, находясь там. Записывавшие такие факты восхищались усердием этих людей, очевидно принимая как должное то место, в котором они демонстрировали свое усердие.
Об отсутствии стеснительности свидетельствует и существовавший в Китае вплоть до династии Мин обычай, когда служанка сопровождала хозяина, отправлявшегося по нужде, и несла миску с водой и полотенце, чтобы потом он мог вымыть руки. До недавних пор этот обычай сохранялся в Японии в старомодных чайных домиках. Вот два примера из китайской литературы, где этот обычай послужил поводом для совокупления.
Сунский ученый Цинь Чунь приводит в своем сочинении «Чжао-хоу и ши» («Традиционные записки об императрице Чжао», супруге императора Чэна, 32–7 гг. до н. э.) слова императрицы, когда она вспоминает, как начались ее отношения с императором. Тогда она была только служанкой.
Меня послали прислуживать императору, когда он направлялся помочиться, и там он испачкал свое платье. Я хотела забрать его, чтобы постирать, но император сказал: «Не надо, оно будет напоминать мне о тебе!» Через несколько дней после этого, когда меня перевели в императорский гарем, у меня еще оставался на шее след от его укуса. Теперь, вспоминая о тех былых днях, я могу только рыдать. (Текст в изд. ШФ и в «Лун вэй цуншу»)
Второй случай — знаменитый в китайской истории — произошел между танским наследным принцем (будущим императором Гао-цзуном, 650–683 гг.) и наложницей его отца, госпожой У. Когда его отец был болен, наследный принц дежурил у его ложа. Принц удалился, чтобы помочиться, и госпожа У сопровождала его; опустившись на колени, она протянула ему сосуд с горячей водой, чтобы он вымыл руки. Тогда он игриво плеснул ей в лицо водой и произнес строки: «Чистая вода брызнула на напудренное йичико». Она подхватила: «Я смиренно принимаю благословение дождя и тумана». Поскольку упомянутые рядом «дождь» и «туман» вызывали сексуальные ассоциации, то эти слова являлись явным призывом к совокуплению. Не до конца ясно, ответил ли принц рразу на это приглашение, но после кончины престарелого императора он взял даму У в свой гарем, где потом она стала его фавориткой. Это была прославленная императрица У, о которой подробнее речь пойдет в следующей главе.
Но если считалось вполне обыденным, чтобы одна женщина сопровождала мужчину в туалет, то присутствие при этом целого сонма красавиц вызывало осуждение. В гл. 98 «Истории Цзинь», в биографии Ван Дуня (IV в.; BD, N 2238) говорится, что у богатого чиновника Ши Чуна (BD, N 1709), известного своей экстравагантностью, имелось более десяти красивых девушек, всегда в роскошных нарядах, которые пребывали наготове в туалетной комнате, чтобы помочь гостям «переменить платье». Большинство гостей Ши Чуна возмущались присутствием этих девушек. Но Ван Дунь был высокомерным и вспыльчивым человеком, который без смущения раздевался перед ними, а если девушки позволяли себе какие-то критические замечания, выгонял их через заднюю дверь.
В алхимических даосских сочинениях иногда встречаются описания опытов, для которых требовались кал и моча, но несомненно! их использовали исключительно в медицинских и фармацевтических целях. Мне известен только один случай, который можно истолковать как скатологический: действия даосского адепта, обращавшегося со своими экскрементами так, как это описывается в 25-м пункте третьего раздела (саньцзи) гл. 4 «Лю янь чжай бицзи», собрании пестрых заметок, составленном минским ученым Ли Жи-хуа (1565–1635).
Я также не вполне уверен, можно ли считать любопытное происшествие, описанное минским ученым Ян И (ок. 1540) в его «Гао по и цзуань», как скатологическое. Он сообщает, что ученый Ли Мао-юань (стал цзиныии в 1521 г.) как-то оказался на знаменитых горячих источниках близ Лояна, где при династии Тан любила купаться прекрасная супруга императора Ян Гуй-фэй. Принимая ванну, Ли Мао-юань заметил на камне красные пятнышки, и ему объяснили, что это следы менструальной крови Ян Гуй-фэй. Пока Ли рассматривал эти пятнышки, «что-то шевельнулось в его сердце» (синь дун). Когда после ванны его несли в паланкине в жилище, он вдруг увидел, как из-за занавески тянется женская рука, но она тут же исчезла. Этой же ночью в его комнате появилась женщина и объявила, что является духом Ян Гуй-фэй, который он призвал проявленным им интересом к пятнам на камне. Впоследствии этот дух повсюду его преследовал, пока наконец Ли не заболел и не умер (изд. «Шо ку», с. 8а). У этой истории так много всевозможных истолкований, что я вынужден оставить ее сексологам для более тщательного анализа.
Вышеприведенные данные о сексуальных извращениях являются результатом подробного изучения основных направлений китайской литературы. Читатель должен согласиться, что сама скудность этих сведений свидетельствует о том, что сексуальную жизнь древних китайцев можно характеризовать в целом как здоровую и нормальную.
Глава 7
Династия Тан
Годы
Просуществовавшая почти три столетия династия Тан знаменует один из самых блистательных периодов в китайской истории. И по политической мощи, и по культурным достижениям Китай был тогда, несомненно, величайшей мировой империей.
Разнообразные центрально-азиатские, индийские и иные чужеземные элементы, которые проникли в Китай в бурные годы, предшествовавшие этому периоду, были усвоены и включены в ранее сформировавшуюся китайскую культуру. Если при династии Хань структура китайского государства обрела свою законченную форму, то культура получила окончательное устойчивое обличье именно при династии Тан.
Танская столица Чанъань (современный Сиань) была оживленным городом, одним из крупнейших политических и культурных центров Азии, а другие крупные и мелкие китайские города пытались во всем следовать образцам метрополии. Чань-ань занимала площадь около тридцати квадратных миль. Обширная территория императорского дворца с его бесчисленными покоями, залами, башнями, павильонами и садами для развлечений находилась в центральной части города. Вокруг нее был лабиринт из улиц с несколькими знаменитыми храмами, по которым легко можно было ориентироваться. Население представляло собой пеструю толпу с отчетливо выраженным космополитическим характером. Буддийские монахи из Индии сталкивались с несторианскими священниками и даосскими магами, купцы из Самарканда — с торговцами шелком из Сучжоу. Честолюбивые люди со всех концов Империи устремлялись в метрополию: молодые ученые, надеющиеся сдать проводившиеся раз в три года экзамены на степень цзиныии, задиристые мускулистые мужчины, рассчитывающие найти себе подходящее занятие, поэты и художники, мечтающие о состоятельном меценате, мастера политических интриг, жаждущие обрести влиятельного покровителя. Городу приходилось обслуживать эту пеструю, падкую до наслаждений толпу. Винные лавки и бордели процветали как никогда раньше, а мораль в целом пребывала на низком уровне.
Тон в этой атмосфере чувственных наслаждений задавали молодые ученые. Они изучали конфуцианских классиков, чтобы сдать экзамены, но, разумеется, сами не следовали конфуцианским учениям. Было правилом, что каждый успешно сдавший экзамены кандидат устраивал пирушку в Пинканли, квартале публичных домов, известном также как «Бэйли» («Северный квартал») и расположенном прямо у юго-восточного угла императорского дворца. Те же, кто терпел неудачу на экзаменах, часто предпочитали оставаться в приятной атмосфере столицы, вместо того чтобы возвращаться в родной город и выслушивать гневные укоры родителей и родственников. Литература того времени рисует красочную картину этого разгульного мира, где присутствуют типы, хорошо известные и на Западе: вечный студент, ростовщик-процентщик, нахлебник, богатый деревенский олух, громила, сутенер и хозяин притона.
Девушки «Северного квартала» были разных категорий: от неграмотных проституток до утонченных куртизанок, разбирающихся в музыке и танцах, владеющих основами литературного языка. Большинство из них были приобретены по контракту у бедных родителей, некоторых просто похитили, иные же добровольно избрали эту низменную профессию. Попав туда, девушки были обязаны пройти регистрацию (жу цзи) и оказывались в одном из бесчисленных, обнесенных стенами комплексов, на которые в соответствии с категориями его обитательниц был разделен этот квартал. Они получали суровое обучение разным приемам своей профессии, и их «приемные матери» (цзяму, известные еще под грубой кличкой бао му — «стервы») не жалели для них хлыста. Покинуть квартал его обитательницы могли только в том случае, если их нанимали для развлечения гостей на каком-нибудь официальном празднестве, или в установленные дни для участия в религиозных службах в Баотансы, находящемся поблизости буддийском храме. Известные куртизанки облачались в свои лучшие одеяния и отправлялись туда в сопровождении своих «матушек» и служанок. В эти дни там собиралась также городская «золотая молодежь», чтобы полюбоваться толпой в красочных одеждах и завязать знакомства.[109].
В такой утонченной среде превыше всего ценилась осведомленность в изящных искусствах и литературе, а также хорошие манеры. Снискать репутацию можно было при помощи замысловатого стишка, а неверно прочитанный иероглиф мог погубить карьеру. Поскольку каждая куртизанка и проститутка мечтала о том, чтобы ее выкупил какой-нибудь достойный гость и взял к себе в жены или наложницы, эти девушки стремились отвечать высоким требованиям, которые выдвигали молодые ученые. Утверждают, что многие куртизанки были искусны в сложении стихов, и немало их стихотворений сохранилось. Однако у каждой из так называемых поэтесс известно лишь одно-два стихотворения, подписанные их именем, и возникает подозрение, что их вклад ограничивался чаще всего изобретением одной хитроумной строки или оригинальной мыслью, которую потом восторженный поклонник облекал в стихотворение. Лишь немногие их стихотворения представляются подлинными. Хотя они и не отличаются высокими художественными достоинствами, но позволяют с другой стороны взглянуть на эту искрящуюся жизнь, наполненную попеременно радостями и горестями. Приведу стихотворение, посланное одной куртизанкой, вместе с локоном волос, покинувшему ее возлюбленному:
С той поры, как ты покинул меня, поблекла моя красота,
Наполовину люблю тебя, наполовину ненавижу.
Если хочешь знать, как выглядели мои волосы,
Взгляни вместо меня на эти редкой благоуханности пряди.
«Цюань Тан ши», ч. 2, гл. 10, с. 54а
Сохранилось стихотворение Чжао Луань-луань, известной куртизанки из квартала Пинканли:
Облака моих локонов еще не совсем поблекли,
Блестящие пряди на висках чернее вороньего крыла.
Сбоку втыкаю в них золотую шпильку,
И сделав прическу, оглядываюсь с улыбкой на любимого.
Там же, с. 60b
Время от времени встречаются великолепные строки, как, например, в стихотворении, оставленном нам куртизанкой Сюй Юэ-ин (рис. 5)
Слезы на моей подушке
и дождь, стучащий по ступеням,
Разделены лишь оконной рамой.
Они капают всю ночь напролет.
«Цюань Тан ши», ч. 2, гл. 10, с. 61b
Рис. 5.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!