Поэкспериментируйте, изображая различную работу пальцами: шитье, разрезание, завертывание пакета и т. д.



Сыграйте в перетягивание каната с воображаемой веревкой. Это можно проделать в одиночку с разными воображаемыми людьми (например, с кем-нибудь враждебным, очень сильным или слабым). В эту игру можно играть и вдвоем, и всей группой.

Изобразите игру в мяч, который постоянно изменяется. Он может быть маленьким резиновым мячиком, пляжным надувным, мячиком для пинг-понга, баскетбольным, футбольным, теннисным мячом и т. д. Он может менять размеры, вес и даже превратиться ц тарелочку-фрисби.

Поиграйте всей группой с воображаемыми скакалками.

Ситуация в пантомиме

Два человека решают, чем они будут заниматься, остальные отгадывают, что это: застиланис постели, игра в пинг-понг, в шахма­ты, любое занятие, в котором участвуют двое.

Вы только что получили пакет. Вскройте его. Изобразите свою реакцию.

Вы на пешеходной прогулке с друзьями. Внезапно вы понимае­те, что остались в одиночестве.

Изобразите в пантомиме: вы в лифте. Неожиданно он оста­навливается между этажами. Некоторое время спустя снова прихо­дит в движение.

Сценки

Вы—группа людей, ждущих автобус. Каждый из вас изображает кого-нибудь из ожидающих: пожилую женщину, которая едет навес­тить своих детей; бизнесмена, опаздывающего на работу; девушку, направляющуюся в институт, слепого человека, которому надо по­мочь войти в автобус и т. д.

Вы—вор, проникающий ночью в дом. Когда вы там находитесь, неожиданно возвращаются хозяева. Вы прислушиваетесь и, наконец, ускользаете.

Вы заходите в ресторан и делаете заказ. Проделайте это как: подросток, который страшно голоден; пожилая женщина, у которой нет аппетита и которая не находит в меню того, чего бы ей хотелось; очень бедный и голодный старик, который вынужден ограничить свой выбор тем, что в состоянии оплатить.

Предложите детям сыграть различные деловые ситуации или разных людей, а оставшейся части группы отгадать, что именно они изображают. Некоторым детям можно написать задание на карточ­ках и предоставить им выбор.

Пусть дети «сыграют» какой-либо прибор или машину, а группа отгадывает, что это такое, или изобразят цвет, а группа проверит, можно ли отгадать этот цвет по тому, что они сыграют.

С очень маленькими детьми я применяла «волшебный ключ» или «волшебную палочку». Взмахивая ею, я говорила: «Теперь ты собака!»,— и ребенок на несколько минут превращался в собаку. Затем я опять взмахивала «волшебной 'палочкой» и говорила: «А теперь ты старик!» и т. д.

Импровизации с использованием текста

Помочь ребенку или группе детей разыграть импровизированную историю может любой предмет. McCaslin [32] описывает придуман­ный детьми сложный сюжет, в основе которого лежит простой свисток.

Я укладывала в домашние пакеты несколько предметов домаш­него обихода, никак, казалось бы, не связанных между собой, на­пример воронку, молоток, шарф, ручку, старую шляпу, большую ложку. В каждом пакете не должно находиться более четырех-пяти предметов. Небольшая группа детей может разыграть с помощью этих предметов целый спектакль.

Дайте детям обыграть несколько различных ситуаций.

Например, к вам приходит коммивояжер. Он настаивает на том, чтобы продемонстрировать вам пылесос, хотя вы говорите, что пылесос у вас уже есть. Как вы справляетесь с такой ситуацией?

Вы разносите почту. Вы бросаете на порог дома сверток с по­чтой, но он разбивает окно. Хозяин и хозяйка выбегают посмотреть, что случилось.

Дети могут разыгрывать и такие ситуации, которые отражают подлинные или воображаемые эпизоды их жизни. Конфликт, характеризующий такие ситуации, непосредственно проявляется в драматическом творчестве. Обычно дети сами придумывают лучшие темы и распределяют между собой роли.

Детям нравится применять в постановках шляпы, маски и костюмы. Обеспечьте им разнообразие шляп, и они будут менять характеры с той же быстротой, что и шляпы. У меня есть большая коллекция масок, и многим детям очень нравится их использовать. Зеркало помогает ребенку, надевшему определенную маску, увидеть персонаж, который он представляет. Маска, так же, как и марионет­ка, позволяет ребенку говорить вещи, которые он не сказал бы от собственного имени.

Во время индивидуальных занятий ребенок может просмотреть все маски, выбрать одну из них и разговаривать со мной как чудови­ще или черт, ведьма или принцесса. Иногда я прошу ребенка наде­вать разные маски и говорить от имени каждого персонажа.

В работе о роли костюмов в игровой терапии Irwin Marcus [30] утверждает, что использование костюмов стимулирует у детей старшего возраста создание образов, помогая им обыгрывать фанта­зии, чувства и травмирующие ситуации. Он предоставлял детям кос­тюмы для ролей ребенка, матери, отца, врача, супермена, ведьмы, черта, клоуна, скелета, балерины и три больших полотна цветной ткани, из которых дети делали костюмы по своему усмотрению. Каждому ребенку давалось задание придумать действие, используя любой из костюмов: Marcus обнаружил, что костюмированные пос­тановки не только доставляли детям удовольствие, но и давали наи­более ценный материал для суждения о процессе развития ребенка.

Постановки, как те, в которых применяются костюмы, маски, шляпы, марионетки, так и те, при которых не применяются вспомо­гательные средства, представляют собой варианты, предполагающие высокий уровень участия ребенка. При этом создаются условия, при которых ребенок использует все свои возможности в терапевтически значимой ситуации. В этих условиях ясно видны слабые стороны ребенка—области, в которых он недостаточно развит и на которые должны быть направлены терапевтические усилия. Мы видим, как он двигается и использует возможности своего тела; наблюдаем ригидность и скованность или легкость и плавность его движений. Мы уделяем внимание структуре постановки. Мы работаем с содер­жанием постановки и наблюдаем процессы, реализующиеся в рамках этого содержания. Много ли в разыгрываемой сцене борьбы? Проиг­рывает ли основное действующее лицо? Может быть, никто не слышит его. Помимо этого разыгрывание сцен обычно доставляет большое удовольствие.

Хотя упомянутые в этом разделе формы драматического творчес­тва в основном предназначены для работы с группой, многие из них я с легкостью адаптировала для индивидуальной терапии. Зачастую индивидуальные занятия обеспечивают более углубленную проработ­ку материала.

Одиннадцатилетний мальчик разыграл для меня постановку, не используя каких-либо вспомогательных предметов или костюмов. Он играл все роли и даже роль ведущего. Этот ребенок плохо успе­вал в школе, мать обвиняла его в лености и вялости, и почти всегда он выглядел мрачным. В действительности же он обладал хорошей организацией: мог сочинить весьма сложный сюжет, запоминал каж­дый персонаж и обладал фантастическим чувством юмора.

Я никогда не знаю, к чему приведут занятия. Я помню, как мы с восьмилетним мальчиком играли в игру, где каждый из нас пред­ставлял определенное животное, а остальные должны были их отга­дать. Мы должны были дожидаться, пока кто-нибудь не даст пра­вильного ответа, и это давало нам возможность не ограничиваться только движениями изображаемого животного. Стивен опустился на пол и свернулся в маленький клубочек. Затем он поднял голову, подвигал ею назад и в стороны, вращая глазами, улыбнулся'и снова спрятал голову. Всё это он проделал несколько раз. Неожиданно он сделал Гримасу, как будто испытывал боль, завертелся всем телом, перевернулся на спину, выбросил руки вперед и застыл — словно умер. В конце концов я догадалась, что он был черепахой, с которой что-то случилось, и она умерла. Стивен потом рассказывал мне, что когда-то у него была черепаха, и что его младший брат убил ее. Я предположила, что он был очень зол на брата и опечален смертью черепахи. Стивен отреагировал дикой яростью. «Я ненавижу его! Я хотел бы убить его!»,—процедил он сквозь зубы.

В своей реальной жизни Стивен хорошо обращался со своим ма­леньким братом, адресуя гнев матери. «По крайней мере, они хоро­шо уживаются с братом»,—как-то сказала мне она. Я догадалась, что он был напуган своим собственным гневом и мстительным чувством по отношению к брату и считал, что безопаснее злиться на мать. Инцидент с черепахой был не единственной причиной его гнева. Многие мелкие повседневные раздражающие факторы наслаивались на этот основной фон. Стивен боялся позволить себе разозлиться на брата по какой бы то ни было причине. В результате драматического опыта я дала Стивену возможность выразить его подавленный гнев по отношению к брату в занятиях лепкой и рисованием.

Иногда по окончании наших занятий драматическим творчес­твом мы обсуждаем то, что происходило, то, что это значило для нас, что мы чувствуем теперь и т. д. Несмотря на это, я нахожу, что такой опыт сам по себе (а не только вследствие дискуссии) способ­ствует терапевтическому процессу и личностным изменениям. Например, девочка, которая по сценарию играла старика, достигла лучшего контакта с самой собой способом, который ей было трудно передать словами. И не важно, что она не могла воплотить свои чувства в слова. Для меня и всех окружающих было очевидно, что этот опыт придал большую широту ее самовыражению, что она действует более уверенно, чем раньше.

Сновидения

Fritz Peris [38] делает большой акцент на роли сна как пути контакта с собой и самопознания.

«Сон является посланием реальности. Это больше, чем незавер­шенная ситуация; больше, чем неудовлетворенное желание; больше, чем пророчество. Это послание вас самих вам самим, любой части вас, которая его воспринимает. Возможно, сон — наиболее непосред­ственное в человеке, предмет искусства, которое мы создали из своей жизни. И каждая часть, каждая ситуация во сне является тво­рением самого сновидца. Конечно, некоторые сюжеты приходят из памяти или реальности, но важный вопрос состоит в том, что же заставляет сновидца выбирать именно эти сюжеты. Ни один выбор во сне не случаен... Каждый аспект сна является частью личности сновидца, но такой частью, которая до некоторой степени им не осознается и проецирована на другие объекты. Что означает проек­ция? Проекция означает, что мы утратили, отвергли части своего су­щества и проецировали их в окружающий мир, вместо того, чтобы обладать ими как собственным потенциалом. Мы выплеснули часть самих себя в мир, и таким образом в нас возникли провалы и пусто­ты. Если мы хотим вновь обрести эти части самих себя, нам необ­ходимо использовать особые методики, с помощью которых мы способны вторично освоить отринутые переживания».

Дети неохотно рассказывают о своих снах, поскольку часто те из них, которые запоминаются,— это страшные сны. Или сны так загадочны и странны, что дети стараются выбросить их из головы. Я считаю, что это — одна из причин того, что сны у детей часто повторяются. Они так стараются отторгнуть такие сны, что сны возвращаются как напоминание. Довольно часто взрослые помнят свои детские сны, до сих пор не получившие завершения. Они не завершены в силу того. Что представляемый ими конфликт не был разрешен; отторгнутые области личности были слишком пугающи­ми , чтобы их возвратить. Я помню два-три сна, которые снились и снились мне, когда я была ребенком. Недавно я проработала один из таких давних снов и в результате получила послание реальности, окружающей меня; я узнала кое-что о себе и о том, что теперь происходит в моей жизни.

Иногда, для того чтобы побудить детей рассказывать о своих снах, я читаю книгу, в которой о них говорится. Несколько лет назад мы с моим коллегой проводили занятия с группой детей, кото­рых объединяло одно обстоятельство: отцы всех этих детей прохо­дили лечение от алкоголизма. Мой коллега принес книгу Mercer Mayer [31] о ночных кошмарах на одно из занятий и прочитал ее группе. Мы спросили детей, бывают ли у них кошмары. Двое из них согласились поделиться своими снами после того, как мы сказали, что сны могут поведать кое-что важное о их реальной жизни.

Девятилетний Джимми рассказал такой сон: «Мы всей семьей едем на машине по шоссе. Неожиданно мы оказываемся перед обрывистым холмом. Мама ведет машину и не может затормозить. Тормоза не работают. Я думаю, что нужно свернуть. Меня охватыва­ет паника, и я хватаюсь за руль. Тут внезапно позади нас появляется много воды, как озеро. Обратной дороги нет. Мы должны либо въехать в воду, либо упасть с обрыва. Я просыпаюсь до приземле­ния». Мы попросили Джимми рассказать сон в настоящем времени. Он так и сделал, при этом казалось, что он вновь видит и пережива­ет тот же сон. По ходу работы мы попросили Джимми сыграть те или иные части его сна, представить себе, что это такая игра и он может разговаривать с теми людьми и предметами, которые видел во сне. Он сыграл самого себя, свою мать, отца и сестер, находив­шихся в машине, саму машину, дорогу и озеро. Разыгрывая каждую ситуацию, мальчик испытывал страх и плохо контролировал себя. Играя озеро, чувствовал себя широким, глубоким, всепоглощающим. Мы попросили его вообразить, как мог бы закончиться такой сон. Он сказал: «Мой отец спас маму, которая не умеет плавать. Он все время оставался спокойным и вытащил всех. Я не знал, что делать, но он вытащил и меня». Мы спросили Джимми, как он считает, какой смысл заложен в этом сне, как такой сон связан с его реаль­ной жизнью. Он ответил: «Я как раз сейчас понял, что значит этот сон! Я боюсь, очень боюсь, что мой отец опять начнет пить! Сейчас он не пьет, и в нашей семье всё прекрасно. Но было так плохо, когда он пил! Если он опять начнет пить, это будет ужасно, это просто катастрофа. Я так боюсь этого! Где-то очень глубоко внутри боюсь, только я никогда ничего не говорю. Я боюсь сказать родите­лям, что я боюсь. Никто больше в нашей семье не кажется испуган­ным. Если он снова начнет пить, я ничего не смогу с этим поделать. Ведь я самый младший в семье. Что я могу? Поэтому я и приделал такой конец: отец спасает нас. Именно этого я и хочу. Я хочу, чтобы так было в нашей семье».

Джимми испытал существенное облегчение от того, что поделил­ся своими страхами. Один из детей, девятилетний мальчик, проком­ментировал это так: «А у меня такая же дорога». Когда его попро­сили побольше рассказать об этой дороге, он сказал: «Я чувствую, как будто я спускаюсь вниз по очень крутой дороге на машине, ко­торая не может остановиться. И я тоже ничего не могу контроли­ровать.»

Викки (13 лет) очень хотелось рассказать свой сон. «В моем сне все считают, что я умерла. Я лежу в гробу. Но я не мертвая! Все только думают, что я умерла. Прекрасная пожилая женщина уха­живает за мной, и я сплю в гробу. Это моя постель. Люди говорят этой женщине: Онамертва". И все время слышна гроза».

Я попросила девочку побыть в роли грозы из ее сна. Викки подумала несколько мгновений, затем с улыбкой поднялась и начала расхаживать по комнате, она «сверкала». Руками она изображала нечто наподобие вспышки, подходя к каждому из присутствующих «ослепляла» его и имитировала звук грома каждый раз, когда это проделывала. Всё это она сыграла с большим чувством и удоволь­ствием, а ее чувства передавались и нам. Затем мы попросили ее немного побыть в роли той самой пожилой женщины, которую она видела во сне. Она перевоплотилась в добрую пожилую женщину, ласково говорящую с Викки и укладывающую девочку в постель в гробу. Викки сказала нам, что эта женщина напоминает ее бабушку, которая сильно болела и умерла. Ее бабушка всегда была очень добра к ней и была одним из немногих людей в ее жизни, которых Викки любила.

В этот момент перед нами встала проблема выбора направления дальнейшей работы. Я могла попросить Викки оставить в покое свой сон и обсудить те чувства, которые она испытывает к умершей ба­бушке, или продолжать работу, используя образы сна. Мы решили все-таки продолжить работу со сновидениями, попросив Вику лечь в воображаемый гроб и рассказать нам, на что это похоже и что при этом происходит. Викки улеглась на полу в неподвижной позе.

Викки. Я лежу здесь, как в гробу. Я считаю, что я сплю, но все остальные думают, что я умерла. Никто не обращает внимания на пожилую женщину, которая говорит им, что я вовсе не мертва.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!