Проблема диалога как взаимодействие систем смыслов
Деятельность любой структуры, в том числе и правоохранительной системы, немыслима без взаимопонимания, взаимодействия всех ее участников. И чаще всего процесс взаимодействия выражается в диалоге, как способе общения.
Проблема диалога, как внешнего, так и внутреннего, всегда занимала философов, лингвистов и психологов. Методологическое и теоретическое значение имели исследования диалога с общефилософских (М.М. Бахтин, Л.М. Баткин, В.С. Библер, Г.Я. Буш, М.С. Глахман, В.С. Горский, В.М. Соковнин, Л.Л. Челидзе), общепсихологических (Л.С. Выготский, Г.М. Кручинский, Ц.Йотов, Б.Ф. Ломов, А.П. Назаретян, Б.В. Розов, Я. Яноушек) и общелингвистических (С. Карцевский, И.И. Ковтунова, Д.Н. Шмелев, Ю.Н. Тынянов) позиций. В этих работах достаточно полно и глубоко анализируется сущность и специфика диалога, его структура и типы, а также особенности внутреннего диалога – то есть взаимодействия различных смысловых позиций в пределах одного сознания.
По мнению М.М. Бахтина, природа человеческой жизни, природа сознания диалогичны по своей сути. Диалог, будучи особым духовным взаимодействием, на уровне сущности определяется как взаимодействие систем смыслов, что позволяет включать в него и реальное духовное общение субъектов, и взаимодействие объективных смысловых позиций - высказываний текстов, художественных образов.
Специфика диалога как механизма смыслообразования состоит в его творческом характере, проблематизирующем и расширяющем индивидуальное понимание, обогащающем его смыслами и ценностными представлениями партнера по диалогу.
|
|
|
Популярной в нашем веке стала идея так называемого “диалога культур”, как одного из типов диалогической структуры художественного образа, зародившаяся в к. XIX–нач. XX вв., в период смены исторических эпох, сопровождающейся кризисом, охватившим все сферы общества. Так как сейчас мы живем примерно в такую же эпоху, то эта проблема становится интересной для нас вдвойне.
В литературе рубежа веков (к. XIX–нач. XX) отразились сложнейшие процессы общественной и духовной жизни эпохи кризиса. Литература пытается переосмыслить отношения личности и общества, искусства и действительности, найти выход из создавшегося кризисного положения. В этих поисках закономерно обращение к культурному наследию прошлого.
В начале века искусство оказалось в промежутке между двумя различными эпохами русской культуры, в нем “прошлое” наглядно становилось “будущим” – и в прямом и в переносном смысле слова.
Внимание к культуре прошлого необходимо, потому что общественная жизнь приобретает художественное наследство прошлого в свое достояние по законам исторической преемственности, а не по личной прихоти отдельных лиц. Поэтому встреча с традициями на почве активного, заинтересованного участия писателя в решении важнейших проблем жизни, постижение наследства через осознание его как актуального фактора общественного развития есть единственный плодотворный путь, которым должен следовать художник в практическом решении проблем литературной преемственности.
|
|
|
По мнению современных философов (В.С. Библер, А.В. Михайлов, К.Д. Скрипник), в XX в. важнейшим социальным и личностным определением человеческих отношений, всеобщей характеристикой мышления становится феномен “одновременности культур”. В.С. Библер считает, что это явление обусловлено “установкой разума не столько на познание объекта, сколько понимание каждой культуры (античной, средневековой, нововременной) как собеседника, обнаруживающего в общении с наличными образами культур свои новые, ранее не реализованные, потенциальные смыслы”. А.В. Михайлов замечает, что диалог культур – творческий феномен, присущий стыкам эпох, – обнаруживает их внутренние напластования в динамическом соотношении друг с другом.
Употребляя слово из того или иного лексического пласта, художник вписывается в культурный (точнее, культурно-исторический) контекст, вплетает голос определенного культурного “кода” в собственное произведение.
|
|
|
В диалоге порождается новый смысл как результат столкновения различных, но равноправных родоположеных источников. Последнее ценно по меньшей мере в двух аспектах. Диалог выступает в качестве механизма творческого мышления, во-первых, и, во-вторых, рассмотрение сталкивающихся смыслов как родоположенных, равноправных – фундаментальная характеристика гуманистических взглядов.
Литература:
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
Библер В.С. Диалог. Сознание. Культура // Одиссей. Исследования по социальной истории и истории культуры. М., 1989.
Бушмин А.С. Методологические вопросы литературоведческих исследований Л., 1969.
Долгополов Л.К. На рубеже веков М., 1985.
5. Черняева Н.А. Внутренний диалог в структуре художественного образа: Автореф. Екатеринбург, 1990.
Е.В.Плахтий, ст. преподаватель-методист адъюнктуры Уральского института МВД России
Правовые основы применения технических средств
Негативные тенденции в развитии современного общества дали толчок к возникновению “новых” – неизвестных или невозможных ранее преступлений, особенно таких как захват заложников с целью достижения экономических, политических целей, захват заложников с целью получения выкупа, терроризм, в т.ч. и “телефонный” терроризм и “телефонное” хулиганство (т.е. сообщения о минировании школ, детских учреждений, вокзалов, аэропортов, важных объектов жизнеобеспечения населения, народного хозяйства, опасных производств, немотивированные угрозы в адрес должностных лиц и граждан и т.д.), “заказные” убийства.
|
|
|
Иное звучание начинают приобретать сейчас и такие преступления как вымогательство, шантаж. Отсутствие программы защиты свидетелей и потерпевших в определенных ситуациях приводит к тому, что они испытывают давление со стороны преступников, их родственников, сообщников, оставшихся на свободе, преступного окружения арестованных, преступных “авторитетов”.
В целях уклонения от ответственности за совершение конкретных преступлений, затруднения процесса расследования, преступники все чаще используют возможности телефонных и радио коммуникаций, интернета направляют в адрес органов государственной власти и управления, правоохранительных органов, граждан кассеты или дискеты, содержащие сообщения с записями угроз, изложением своих требований, аудио- и видеокассеты с голосами истязаемых жертв или с их голосами в доказательство, что последние еще живы.
В то же время, имея в своем распоряжении различную звукозаписывающую аппаратуру многие руководители и сотрудники различных предприятий, учреждений и организаций, в т.ч. и правоохранительных органов, граждане, вступая в аудиоконтакт с преступниками стремятся зафиксировать их голоса на каком-либо носителе с целью последующего установления личности преступника, успешного раскрытия и расследования преступления, сбора доказательств в отношении преступных действий конкретных граждан, доказывания фактов вымогательства, подтверждения аудиоконтакта с преступником.
В связи с быстрым развитием техники, информационных технологий и технологий связи (как-то: разветвленная автоматическая телефонная связь, спутниковая и сотовая радиотелефонная связь, Интернет, различные переговорные устройства) возникла и существует необходимость определенным образом (когда это возможно и разрешено законом) зафиксировать звуковую информацию для дальнейшей идентификации участников и самой ситуации в целом.
Данные действия имеют под собой вполне обоснованную, научно доказанную возможность идентифицировать человека по признакам голоса и речи.
Количество характерных свойств личности, которые могут быть использованы для ее определения или идентификации, ограничено. Поэтому успехом можно считать то, что современная техника позволяет использовать голос человека как одно из таких свойств.
Успех применения технических средств во многом обусловлен уровнем разработки проблемы правового регулирования их использования. Законодательные акты и подзаконное нормативное регулирование являются основным базисом, во многом определяющим как тактику, так и организацию применения техники.
Необходимо отметить, что само понятие “правовые основы применения технических средств” возникло сравнительно давно – с появления первых правовых проблем, связанных с попытками использования новейших достижений науки и техники в сфере уголовного судопроизводства, а также в теории и практике криминалистики и оперативно-розыскной деятельности.
Применение фоноскопической техники регулируется во многом так же, как и применение других средств и методов криминалистической оперативно-розыскной техники. Общие положения использования технических средств определяются законодательными нормами, которые в свою очередь являются базисом для подзаконных актов, непосредственно регулирующих их применение.
Общими условиями допустимости использования технических средств в правоохранительной деятельности являются:
– законность и санкционированность применения;
– непричинение вреда жизни и здоровью человека, а также окружающей среде;
– научная обоснованность и достоверность результатов применения технических средств;
– применение в строгом соответствии с целями и задачами судопроизводства.
Такой подход нашел отражение в работах многих авторов, обращавшихся к данной теме[32].
Правовые акты, которые регламентируют применение технических средств можно условно разбить на три группы.
К первой группе относятся конституционные нормы – как правовая основа законодательства Российской Федерации.
Ко второй группе необходимо отнести федеральные законы, регламентирующие допустимость использования технических средств при проведении предварительного расследования и оперативно-розыскных мероприятий, акты Президента и Правительства РФ (соответственно указы Президента и постановления (распоряжения) Правительства РФ). Они готовятся на основе и во исполнение конституционных законов, конкретизируют законодательные нормы, и являются инструментом их реализации.
К третьей группе нормативных правовых актов можно отнести акты федеральных органов исполнительной власти (министерств и ведомств), регламентирующих организацию, тактику и методику использования конкретных технических средств, при проведении конкретных следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий в условиях расследования уголовных дел и их оперативного сопровождения, либо осуществлении иной деятельности, предусмотренной законом.
Рассматривая первую группу правовых актов, необходимо особо подчеркнуть роль конституционных норм, которые являются основными для всех других нормативных актов и имеют высшую юридическую силу и прямое действие.
Являясь важнейшим гарантом прав и свобод граждан, Конституция РФ провозглашает: “Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства” (ст. 2).
Далее в ст. 23 Конституции РФ оговорено право каждого гражданина на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, и указано, что ограничение этого права допускается только на основании судебного решения.
Часть 1 ст. 24 развивает принцип ст. 12 Всеобщей декларации прав человека и указывает на недопущение сбора, хранения, использования и распространения информации о частной жизни лица без его согласия. Согласно ст. 25 Конституции жилище неприкосновенно, что означает недопустимость не только вхождения в него против воли проживающих, но и использование различных технических средств как для прослушивания разговоров, ведущихся в жилище, так и визуального наблюдения за ним (ст. 23).
Вместе с тем необходимо сослаться на ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, которая гласит: “Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства”. Ограничения, предусмотренные ст. 55 Конституции РФ, представляют собой определенные противоречия положениям, содержащимся в ст. 23, 24 Конституции РФ. Ч. 3 ст. 55 Конституции РФ представляет правоохранительным органам, другим структурам обеспечения государственной безопасности существенные возможности по сбору, накоплению, обработке и использованию информации. Следовательно, возникает задача (проблема) использования технических средств для получения в рамках закона необходимой информации и защите информационных прав граждан при безусловном обеспечении государственной безопасности, прав и законных интересов других граждан. Но это противоречие только кажущееся. Да, закон допускает некоторые ограничения, в определенных случаях, прав и свобод личности, но эти ограничения могут осуществляться только на основании закона и не в отношении всех граждан, а только нарушающих закон и представляющих в силу этого угрозу обществу. Сказанное выше дало повод А.Б. Агапову сказать: “Диалектика единства форм и методов регламентации информационных отношений базируется на взаимосвязи личных информационных прав и общегосударственных интересов”[33]. В этом с ним можно согласиться.
Указанные выше конституционные нормы показывают четкие ограничения на применение всего спектра технических средств. Оно возможно лишь: а) при непредвиденных чрезвычайных ситуациях; б) при защите правопорядка.
В первой ситуации законность использования информации полученной при прослушивании или записанной другим образом при возникновении чрезвычайного обстоятельства (введение чрезвычайного положения на всей территории страны или ее части, террористический акт, стихийные бедствия) достаточно очевидна, поскольку жизнь и здоровье людей, подвергшихся опасности, представляют большую ценность в сравнении с нарушением тайны телефонных переговоров или разговоров, ведущихся в жилище. А само прослушивание возможно по правилам крайней необходимости, в соответствии со ст. 39 УК РФ[34].
Несколько сложнее обстоит дело во второй ситуации, когда прослушивание осуществляется в целях защиты и обеспечения правопорядка. Это исключительные случаи, регламентируемые решением суда, санкцией прокурора. Обязательным является условие – неразглашение информации частного характера, коммерческой, банковской, налоговой тайны, не имеющей прямого отношения к расследуемому делу[35].
Уголовно-процессуальное законодательство (УПК РСФСФ) содержит ряд норм, опосредовано свидетельствующих о возможности применения технических средств при проведении следственных действий. Так, ст. 68 предписывает “… основывать выводы об установлении обстоятельств, включенных в предмет доказывания, только с помощью доказательств. Содержащийся в ней перечень этих обстоятельств одновременно определяет пределы собирания и исследования доказательств”[36].
Ст. 69, 70, 83, 88 УПК РСФСР ориентируют на сбор фактических данных, вещественных доказательств, документов, которые могут стать доказательствами по уголовному делу. Использование достижений научно-технического прогресса во многом способствует получению достоверных и обоснованных доказательств. При этом ст. 141 УПК РСФСР предписывает обязательное указание в процессуальном документе тех технических средств, которые использовались при производстве следственных действий.
Говоря о правовой основе применения технических средств, необходимо выделить ряд законодательных актов, обладающих юридической силой и являющихся во многом основой для системы норм, регулирующих правоохранительную деятельность (вторая группа правовых актов).
В 1995 г. был принят Федеральный Закон “Об информации, информатизации и защите информации”. В нем в числе основных направлений в сфере государственной политики в сфере информатизации определены: обеспечение национальной безопасности и защиты государственных информационных ресурсов, реализация прав граждан, а также развитие законодательства в сфере информационной безопасности (ст. 3). В этом законе персональные данные (информация о гражданах) отнесены к категории конфиденциальной информации (ст. 11). В нем также законодательно урегулирована конституционная норма, закрепленная в ч. 1 ст. 24 Конституции РФ. Закон не допускает сбор, накопление, использование и распространение информации о частной жизни, а также информации, ''нарушающей личную тайну, семейную тайну, тайну переписки, телефонных переговоров, телеграфных и иных сообщений физического лица без его согласия''. Это может быть осуществлено только лишь на основании судебного решения (ст. 11, ч. 1 Закона “Об информации, информатизации и защите информации”).
Следующий закон – это Закон Российской Федерации “О милиции”[37]. Здесь необходимо сослаться на ст. 10, ч. 12, в которой органам милиции вменяется в обязанность “проводить экспертизу по уголовным делам и по делам об административных правонарушениях, а также научно-технические исследования по материалам оперативно-розыскной деятельности”.
Органы милиции в соответствии с указанным Законом, регламентирующим ее деятельность, “обязана принимать и регистрировать заявления, сообщения и иную поступающую информацию о преступлениях, административных правонарушениях и событиях, угрожающих личной и общественной безопасности” (ст. 10, п. 3). Очевидно, что прием и регистрация поступающих сведений могут осуществляться и осуществляется с использованием технических средств и современных информационных технологий. В соответствии с ч. 14 ст. 11 Закона “О милиции” органам милиции предоставлено право “осуществлять предусмотренные законодательством учеты физических и юридических лиц; предметов и фактов и использовать данные этих учетов”. Также, разрешено “использовать для документирования своей деятельности информационные системы, видео- и аудиотехнику, кино- и фотоаппаратуру, а также другие технические и специальные средства, не причиняющие вреда жизни, здоровью человека и окружающей среде” (ст. 11, ч. 14).
Одновременно с этим Закон внес существенное дополнение в ст. 5, согласно которому “милиция не имеет права собирать, хранить, использовать и распространять информацию о частной жизни лица без его согласия, за исключением случаев, предусмотренных Федеральным законом”.
Являясь субъектом оперативно-розыскной деятельности, органы внутренних дел (их оперативные подразделения) в соответствии с Федеральным законом “Об оперативно-розыскной деятельности”[38] получили широкие возможности по сбору информации “о событиях или действиях, создающих угрозу государственной, военной, экономической или экологической безопасности РФ” (ст. 2).
Необходимо отметить, что в соответствии со ст. 6 этого Закона органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, в числе других мероприятий проводится обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств, конкретных почтовых отправлений, прослушивание телефонных и иных переговоров (выделено нами – Е.П.), снятие информации с технических каналов связи.
Федеральный Закон “Об оперативно-розыскной деятельности” прямо указывает на то, что в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий могут быть использованы информационные системы, видео- и аудиозапись, кино- и фотосъемка, а также другие технические средства, не причиняющие вреда жизни и здоровью личности и окружающей среде. При этом подчеркивается, что материалы оперативной проверки, собранные в том числе и с помощью технических средств, “не являются основанием для ограничения прав и законных интересов физических и юридических лиц” (ст. 10).
Учитывая высокий научно-технический потенциал применяемых средств при проведении оперативно-розыскных мероприятий, в Федеральном законе об ОРД указывается, что “должностные лица органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, решают ее задачи… используя помощь должностных лиц и специалистов, обладающих научными, техническими и иными специальными познаниями…” (ст. 6).
Отметим, что снятие информации с технических каналов связи, прослушивание телефонных переговоров с подключением к станционной аппаратуре предприятий, учреждений и организаций независимо от форм собственности, физических и юридических лиц, представляющих услуги и средства связи (ст. 6), проводят только органы федеральной службы безопасности и органы внутренних дел (их оперативно-технические силы и средства).
В ст. 8 ч. 2 этого закона указывается, что проведение оперативно-розыскных мероприятий, ограничивающих конституционное право граждан, допускается на основании судебного решения и при наличии информации:
1) о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, по которому предварительное следствие обязательно;
2) о лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших противоправное деяние, по которому предварительное следствие обязательно;
3) о событиях или действиях, создающих угрозу государственной, военной или экологической безопасности Российской Федерации.
Вместе с тем закон определил случаи, не терпящие отлагательств, когда допускается проведение оперативно-розыскного мероприятия с обязательным уведомлением суда (судьи) в течение 24 часов и обязательным получением судебного решения в течение 48 часов с момента начала проведения этого мероприятия. Если решение не получено, то оперативно-розыскное мероприятие прекращается (ст. 6).
На основании постановления, утвержденного руководителем органа, проводящего оперативно-розыскную деятельность, и с обязательным уведомлением суда (судьи) в течение 48 часов разрешается прослушивание телефонных переговоров отдельных граждан по их заявлению или с их письменного согласия (в случае возникновения угрозы их жизни, здоровью, собственности) (ст. 8).
Учитывая то, что физическим и юридическим лицам, не уполномоченным Федеральным законом об ОРД, запрещается использование специальных и иных технических средств для негласного получения информации (ст. 6), немного остановимся на юридической ответственности и прежде всего уголовной ответственности за нарушение этой нормы.
Так, в соответствии со ст. 138, ч. 1 УК РФ нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых и иных сообщений граждан наказывается штрафом в размере от 50 до 100 минимальных размеров оплаты труда, или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного месяца, либо обязательными работами на срок от 120 до 180 часов, либо исправительными работами на срок до одного года.
Данная статья УК охраняет права граждан, установленных Конституцией РФ (ст. 23), а также фактическим переложением этой нормы в таких конкретизирующих и реализующих правовых актах, как упоминавшиеся ранее Федеральные законы: “Об информации, информатизации и защите информации”, “Об оперативно-розыскной деятельности”, а также “О связи”, “О почтовой связи”.
Объективная сторона преступлений выражается как в незаконном ознакомлении с содержанием телефонных переговоров, так и в придании огласке сообщенных гражданами друг другу сведений.
В ч. 2 ст. 138 УК РФ предусматривается наказание за тоже деяние, совершенное лицом с использованием своего служебного положения или специальных технических средств, предназначенных для негласного получения информации. В этом случае наказанием может быть штраф в размере от 100 до 300 минимальных размеров оплаты труда, или в размере заработной платы, или иного дохода осужденного за период от одного до трех месяцев, либо лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок от двух до пяти лет, либо арест на срок от двух до четырех месяцев.
Ч. 3 ст. 138 УК РФ предусматривает ответственность за незаконное производство, сбыт или приобретение в целях сбыта специальных технических средств, предназначенных для негласного получения информации. Наказанием может быть штраф в размере от 200 до 500 минимальных размеров оплаты труда, или в размере заработной платы, или иного дохода осужденного за период от двух до пяти месяцев, либо ограничение свободы на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.
Одно из первых обвинений по ч. 3 ст. 138 УК РФ было предъявлено бывшему сотруднику ФСБ России в августе 1999 г. Он был задержан при попытке сбыта за две тысячи долларов США 58 специальных технических средств, закамуфлированных под различные бытовые приборы. Материалы о противоправной деятельности были переданы в Московскую городскую военную прокуратуру, которая возбудила уголовное дело по вышеназванной статье УК[39].
Очевидно, что состав преступления, предусмотренного ст. 138 УК РФ, отсутствует, если оперативно-розыскное мероприятие, ограничивающее конституционные права граждан, проведено оперативными подразделениями органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, в соответствии с действующим законодательством и при наличии соответствующей санкции или судебного решения.
Завершая данную статью следует отметить, что технические средства записи, воспроизведения звука, средства передачи звука (голоса, речи) на расстояние, приборы их приема и анализа начинают приобретать все большее значение в выявлении, раскрытии и расследовании преступлений. Однако главным требованием будет законность их применения и использования. Достигнуть этого можно не только законодательным путем, но формированием у граждан, и в первую очередь, у сотрудников правоохранительных органов уважения к закону, создания нравственных барьеров использования достижения науки и техники только для борьбы с преступностью в рамках закона, а не с целью достижения личных или корпоративных интересов. В совершенствовании, в соответствии с духом времени, нуждается и законодательная база, которая нуждается в более четкой правовой регламентации использования технических средств, в т.ч. звукозаписи в качестве средств доказывания. В определенном пересмотре нуждаются и отношения между сотрудниками ОВД и прокуратурой, когда последние видят в них потенциальных правонарушителей, задавшихся целью привлечь к необоснованной ответственности максимальное число ни в чем не повинных граждан, причем, с использованием различных хитроумных технических ухищрений.
В.С. Плетников, адъюнкт кафедры
ТиИПГ УрЮИ МВД России
Становление понятия “механизм государства”
В процессе развития российской государственности все большее значение приобретают проблемы выявления общих закономерностей организации и деятельности органов государственной власти в области управления экономикой, особенно в связи с формированием рыночных отношений и вступлением во Всемирную Торговую Организацию.
До сих пор отсутствуют монографические исследования, посвященные проблемам создания и функционирования системы управления экономикой. В настоящее время, не изучен исторический опыт её функционирования, не определен оптимальный путь реформирования государственных органов управления экономикой.
Как справедливо отмечал Н.И. Матузов: “дальнейшее развитие российской государственности, признание приоритета прав и свобод человека, становление рыночных отношений, гражданского правового общества, принципа разделения властей, изменения в общественном сознании, переоценки прежних ценностей – все это нуждается в научном осмыслении свободном от... догм. Предстоит также выработать четкие представления о путях и судьбе осуществляемых в России реформ”[40].
“Порядок в стране начнется только с наведения порядка в самом государственном организме, только в результате усовершенствования системы управления страной”[41].
В Российской Федерации деятельность органов государственной власти в области управления экономикой не регулируется в требуемом объеме, т.е. не определена общая линия /компетенция/ поведения субъектов управления их система, отсутствует нормативно-правовое регулирование отношений в данной сфере.
Поднимаемые проблемы рассматриваются не только на общетеоретическом уровне, они нашли свое глубокое отражение и в отрасли административного, муниципального, конституционного права.
Прежде чем раскрыть понятие, структуру, методы, средства деятельности органов управления экономикой, а также их место в структуре государственной власти России, следует рассмотреть понятия “государственная власть”, “механизм государства”, “аппарат государства”, “государственный орган”, что даст нам возможность раскрыть материальную субстанцию государства, как организованной системы органов, выполняющих как регулятивные, так и охранительные функции.
Если государство рассматривается как определенная политическая организация, существующая в обществе, то власть атрибут государства. Когда государство рассматривается как определенный аппарат, то есть система органов, в этом случае государство является средством осуществления государственной власти, то понятия “государство” и “государственная власть” соотносятся как форма и содержание. Без государственной власти нет и государства.
“Государственная власть, государственное управление обществом осуществляется при помощи государственного механизма”[42].
“Государственный аппарат специально предназначен для осуществления государственной власти…”[43].
Довольно часто можно встретить такие определения государственной власти, где авторы не считают нужным указывать на природу происхождения государственной власти и ее социальный характер. На наш взгляд данное условие является одним из существенных признаков власти, присущей государству.
Прежде чем говорить о государственной власти, необходимо предварительно понять, а что такое власть вообще.
Власть всегда означает, с одной стороны, навязывание чьей-то воли, а с другой – подчинение ей.
В Толковом словаре русского языка С.И. Ожегова определяется: Власть – это право и возможность распорядится кем-нибудь или чем-нибудь, а также подчинять своей воле. Власть – это возможность или способность воздействия на жизнедеятельность, поведение людей и коллективов с помощью каких-либо средств: авторитета, воли, права, насилия.
Государственная власть – разновидность социальной власти, она представляет собой политическое руководство обществом при помощи государственного аппарата, выступает в качестве инструмента осуществления общеобязательной воли господствующей элиты или всего общества[44].
Государственная власть возникает одновременно с государством и является его неотъемлемым атрибутом. Государственная власть – это политическое руководство обществом, осуществляемое при помощи органов государства и других государственных учреждений, в интересах либо народа, либо классов, либо социальных групп.
Но следует помнить, что понятия “государственная власть” и “власть политическая” не одно и тоже. Политическая власть – это властеотношения между элементами политической системы, распространяется на всех членов общества, воздействует на его важные стороны, организует общество.
Государственная власть – это фундаментальная категория государствоведения. Она обладает всеми признаками политической власти, но вместе с тем это система отношений господства и подчинения, связанная с деятельностью государства как важнейшей, но не единственной политической организацией общества[45].
Органы государства и, соответственно, механизм государства не идентичны понятию “государственная власть”. Во-первых, государственную власть может реализовывать сам властвующий субъект. Во-вторых, политическая власть изначально не принадлежит государству и его органам, она либо элиты, либо народа[46]. Хотя следует помнить, что аппарат государства специально создан для осуществления государственной власти.
Подводя небольшой итог, следует отметить, что точку зрения А.И. Гудкова, автор поддерживает, согласно которой государственная власть – это имеющая определенную сферу общественных отношений, воля людей, обладающих рычагами высшей власти в данном обществе, в которой государственный аппарат выступает в качестве средства реализации этой воли. Она отличается от других видов политической власти наибольшими возможностями воздействия на общество[47].
Из сказанного выше становится понятно, что раскрыть понятия “государственная власть” невозможно без определения термина “механизм государства”, довольно-таки часто употребляемого в отечественной юридической науке и в качестве иного словосочетания – “государственный механизм”. Это, по всей видимости, именно тот случай, когда употребление того или иного термина носит чисто контекстуальный характер и применяется, в зависимости от удобства выражения сущности данного юридического понятия, в определенном контексте.
С момента появления системы знаний о государстве и праве, основное место в ней занял вопрос о понятии, структуре и особенностях механизма государства. Ученые не могут прийти к единому мнению по этому вопросу, и до сих пор в научной литературе и монографических исследованиях, проводимых по данному вопросу, существует огромное количество определений понятия “механизма государства” и характеристик его элементов.
Употребляется он, хотя и значительно реже, в науке конституционного права. Правда, в этой науке, наряду с упомянутым термином, встречаются и такие, как государственно-правовой механизм, механизм государственной власти или даже конституционный механизм[48]. По сути, эти конституционно-правовые понятия идентичны “механизму государства”, в науке теория государства и права.
Механизм государства, охватывающий все государственные органы, непосредственно олицетворяет государство, представляет собой его реальное материализованное воплощение, его “кровь” и “плоть”. Вне и без государственного механизма нет и быть не может государства[49].
Анализируя отечественную юридическую литературу по проблемам построения, функционирования, характера, форм и методов деятельности различных элементов государства, становится понятно, что в разные периоды исторического развития науки, общей теории государства и права, термин “механизм государства” трактовался неоднозначно. Большую смысловую нагрузку для этого термина имеет и научная позиция, в соответствии, с которой используется некая функциональная характеристика объекта для определения его содержания [50].
Рассматривая процесс становления понятия “механизм государства” во второй половине ХХ в., можно прийти к выводу, что он прошел в своем развитии несколько стадий, которые довольно четко в своем диссертационном исследовании определил Л.Л. Григорян. Так, например, он выделяет три наиболее значительных концепции[51]:
1. Концепция широкого и узкого толкования механизма государства, определяющая его в узком смысле как аппарат государственной власти, система государственных органов – Верховных и местных Советов, органов государственного управления с разведкой, армией, судами. В широком – как политическую систему общества (механизм диктатуры рабочего класса, объединяющий в себе Коммунистическую партию, Советы в виде различных государственных организаций; Профсоюзы; ВЛКСМ и даже кооперацию)[52].
2. Традиционная концепция, рассматривающая механизм государства только как аппарат государственной власти. Гораздо более сложным при этом оказался вопрос о том, что относить к государственным органам, тогда еще социалистического, государства[53].
Большим заделом для расширительной концепции, характеризующей механизм государства как систему всех органов, организаций, предприятий и учреждений, стало определение В.В. Копейчикова., данное в 1968 г.: “механизм государства включает в себя всю систему советских государственных организаций – организованных государством коллективов людей, обеспечивающих руководство и непосредственное осуществление функций Советского Социалистического государства. Государственные организации, образующие в своей совокупности механизм государства, в зависимости от существа стоящих перед ним задач (своего основного назначения) и вытекающих отсюда различий в компетенции, порядке образования, внутренней структуре и т.д. делятся на органы государства, государственные предприятия и государственные учреждения”[54].
При этом, как отмечает Л.Л. Григорян, концепция широкого и узкого толкования господствовала в науке начала 50-х гг., являлась “…своеобразным теоретическим обоснованием огосударствления всех сфер общественной жизни. После XX съезда КПСС эта концепция была отвергнута подавляющим большинством государствоведов”[55].
На самом же деле анализ концепций, точек зрения, на рассматриваемое понятие, позволяет прийти к несколько иным выводам. Действительно, упомянутая Л.Л. Григоряном первая концепция, в современной юридической науке, полностью изжила себя. Но произошедшее “разгосударствление” большинства сфер общественной жизни не было основным фактором, повлиявшим на отказ ученых от этой концепции, так как это бы перечеркнуло саму возможность существования понятия “механизм государства”, справедливого для государства с любым правовым режимом. Однако, что касается широкого и узкого понимания механизма государства, то оно существует до сих пор и является одним из самых распространенных в юридической науке. Правда, речь идет уже о широком и узком понимании механизма государства в другом аспекте, а именно, в связи с соотношением понятий “механизм государства” и “государственный аппарат”[56].
Впервые попытка разграничить вышеуказанные понятия была предпринята Ю.М. Козловым, который, в соответствии с существующей доктриной, исходил из того, что коль скоро общественные организации (профсоюзы) играют значительную роль в управлении государством, следовательно, они являются частью государственного механизма, что же касается государственного аппарата, то эта категория значительно уже, ибо включает только государственные институты, а профсоюзы – это организации общественные[57].
Впоследствии в отечественной юридической литературе сложились две основные точки зрения по поводу соотношения этих понятий.
Одни исследователи проблемы считают, что понятия механизма государства и государственного аппарата тождественны между собой и, по сути, означают то же самое. Данная точка зрения имела широкое распространение в юридической науке советского периода[58]. Встречается она и в настоящее время. Так, Р.В. Енгибарян и Ю.И. Краснов полагают, что “аппарат государства – это система государственных органов, учреждений, практически осуществляющих государственное управление общественными делами и реализующими на практике задачи и функции государства”, а в дальнейшем прямо уточняют: “понятие аппарат государства идентично механизму государства”[59].
М.И. Байтин утверждает, что в теории государства и права понятие государственного аппарата в широком смысле адекватно понятию государственного механизма[60]. При этом М.И. Байтин совсем не случайно обуславливает понятие государственного аппарата широким смыслом. Дело в том, что имеется и иное понимание государственного аппарата – как совокупности исполнительно-распорядительных органов власти[61]. Именно в этом значении как совокупность управленческих органов используется вышеуказанный термин в науке административное право. Основывается на понятии государственного аппарата, которое в свое время сформулировал В.И. Ленин: “Под государственным аппаратом, разумеется, понимается, прежде всего, постоянная армия, полиция и чиновничество”[62]. Поэтому с такой точки зрения – государственный аппарат в широком смысле это совокупность всех, а не только исполнительных органов власти.
В.В. Лазарев, С.В. Липень, М.Н. Марченко[63] и ряд других ученых полагают, что понятие механизма государства является более широким по сравнению с понятием государственного аппарат, который признается составной частью механизма государства.
По общему же мнению, под структурой аппарата государства понимается его внутреннее строение, порядок расположения составляющих его звеньев, их соотношение между собой. Виды и количество функций государства в значительной степени влияют на структурирование государственного аппарата. В любой стране сложившийся государственный аппарат – это единая, целостная система. Она в свою очередь состоит из подсистем. В качестве последних выступают однородные по своим функциям, внутреннему строению, непосредственным целям, видам выполняемой деятельности различные государственные органы[64].
Следует обратить внимание, что в юридической литературе существует мнение, согласно которому понятие “орган государства” считается более полным и включает в себя “органы государственной власти”. Так, Б.П. Елисеев прямо указывает и обосновывает в работе “Система органов государственной власти в РФ”[65] их отличия, а также схематично отображает структуру механизма и аппарата государства, образуемых органами государства и государственной власти.
Мнение другой группы ученых, к которым относятся М.В. Баглай, М.И. Байтин, Ю.И. Скуратов и некоторые другие, считают, что понятия “орган государственной власти”, “орган государства” и “государственный орган” имеют одинаковый смысл.
Предполагаю, что методологически верным, для точности употребления понятий, будет использование в научных трудах по данной тематике терминов “орган государства” и “орган государственной власти”, как не идентичных. Но в настоящей работе они будут употребляться в качестве равноценных определений для облегчения восприятия, поскольку данная проблема не является целью нашего исследования.
В последнее время, в научной юридической литературе набирает силу иная трактовка определения “механизм государства”, которая качественным образом отличается от вышеперечисленных концепций.
На наш взгляд, основы для новой трактовки определения “механизма государства” были заложены В.В. Копейчиковым, который в своих исследованиях указывал, что данное понятие имеет особое содержание, суть которого двусторонние связи между его элементами[66].
В 1986 г. С.С. Алексеев рассматривал механизм государства как государственные органы, находящиеся во взаимодействии[67]. В 1993 г. указывает, что “термин “механизм” лишь оттеняет целостность аппарата, его нацеленность на деятельность, на достижение известного результата”[68].
Другой сторонник данной точки зрения В.В. Лазарев развивает ее и полагает, что понятие “механизм государства” следует рассматривать несколько шире, выделяя к нему два подхода: широкий и узкий.
В первом случае, предлагает употреблять “механизм государства” в качестве “механизма функционирования государства”, понимая под механизмом функционирования всю совокупность внутренних факторов, институтов, средств, обеспечивающих взаимодействии его элементов.
В другом случае, В.В. Лазарев определяет механизм государства как совокупность органов, осуществляющих управление обществом, реализующих основные направления государственной деятельности. Таким образом, то, что, многими правоведами и государствоведами, именовалось государственным аппаратом, он определяет как механизм государства[69].
Занимаясь изучением данной проблемы, Э.П. Григонис приходит к аналогичному выводу, опираясь на этимологию самого слова “механизм” и сравнивая его в этом же аспекте со словом “аппарат”. Он неоднократно[70], в своих работах, обращал внимание на то, что, если обратиться к словарю иностранных слов, то можно выяснить, что слово “аппарат” применительно к юридической науке означает – “учреждение или ряд учреждений, обслуживающих какую-либо отрасль управления или хозяйства”. Слово же “механизм” определяется как “система, в которой движение одного вызывает движение другого”[71]. Схожие определения данных терминов можно встретить и в других энциклопедических, толковых словарях[72], к которым обращались авторы, поддерживающие данную концепцию, для создания научных трудов[73].
Исходя из вышеуказанных определений, он делает вывод, что понятия “механизм государства” и “государственный аппарат” лежат в разных плоскостях и соотносятся между собой как вещь, находящаяся в покое, в статике (государственный аппарат) и та же вещь в движении, в динамике (механизм государства)[74].
Б.Л. Хесин в работе “Механизм современного Российского государства”[75], подводя итоги, выделил пять точек зрения на изучаемое нами явление:
1. Понятия “механизм государства” и “государственный аппарат” тождественны[76];
2. Понятие “механизм государства” шире понятия “государственный аппарат”[77];
3.Понятие “механизм государства” заменяется понятием “государственный аппарат в широком смысле слова. Государственный аппарат как совокупность государственных органов, сторонники данной точки зрения именуют “государственным аппаратом в узком смысле слова”[78].
4. Понятие “государственный аппарат” включает в себя не только систему государственных органов. Но и “совокупность государственных чиновников, работающих в этих органах”[79].
5. Понятие “механизм государства” рассматривают двояко, в статике и в динамике[80].
Мы же при изучении данного вопроса пришли к выводу, что существует два основных подхода к определению понятия “механизм государства ”:
I. Понятие “механизм государства” рассматривается двояко: в статике и в динамике, т.е. механизм государства и государственный аппарат лежат в разных плоскостях;
II. Понятие “механизм государства” по своему содержанию более широкое, либо тождественно понятию “аппарат государства”.
Они основываются на соотношении понятий “механизм государства” и “государственный аппарат”.
А.В. Портнягин, соискатель кафедры криминалистики Уральского юридического института МВД России
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 210; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!