I. Общая гражданская дееспособность лица. - II. Непринужденный произвол и согласие 10 страница



Другой прием, и его мы будем держаться здесь, состоит в том, чтоб определить для понятия и строения юридической сделки только те черты, коими это явление отличается от других факторов изменения правоотношений, и освоиться здесь же с общими свойствами актов, составляющих проявление в системе гражданских институтов самоопределения личности в сфере гражданских ее правоотношений. Здесь должны нам раскрыться только общие внутренние и внешние свойства строения юридических сделок.

Все, что вне этих общих свойств приближает сделку к особым реквизитам и эффекту в отдельных группах правоотношений и институтов, мы излагаем только в ближайшей связи с данным институтом.

Мы идем, таким образом, путем средним между излишним развитием общих теоретических конструкций в учении о сделке, какое видно в немецкой цивилистике, и почти исключительным изучением отдельных форм у французов.

В числе немецких теоретиков, очень развивших и искавших углубить теоретическое изучение юридической сделки, следует назвать особенно Карлову (Гейдельберг), Леонгарда (Бреславль), Цительмана (Бонн), которому принадлежит не одна работа по этому и соприкасающимся с ним вопросам*(54).

Обозрение вопроса о сделке, группировку направлений, оценку их дает проф. Enneccerus в сочинении из 2-х отделов, озаглавленном Rechtsgeschaft, Bedingung und Anfangstermin (1-й отдел - Die Grandlagen, 2-й - die Wirkung bedingter und befristeter Rechtsgeschafte) 1888-1889 гг.

Крайнее излишество теоретизирования в области этого вопроса вызвало некоторую реакцию в немецкой литературе, очень характерную для самого вопроса о сделке и для способов его обработки у немцев. Ввиду этого мы в двух словах ознакомимся с идеями одного писателя, проф. Зигмунда Шлоссмана, которому принадлежит любопытный трактат по этому предмету "Der Vertrag". Leipzig, 1876 г.*(55)

Шлоссман пишет собственно о договоре, но ставит свою задачу значительно шире, для всей области вопросов о юридической сделке. До появления учебника Гуго (см. выше), как частью и теперь (у французов), вопросы, касающиеся сделок вообще, разрабатывались ввиду договорной их формы в особенности. Шлоссман в указанном трактате находит, что все учение о договоре, resp. о юридической сделке, составляет чисто схоластическую проблему, вовсе не выдержанную последовательно в юриспруденции.

Мы определили выше понятие сделки признаком волеизъявления субъекта в пределах его цивильной дееспособности.

Шлоссман, прежде всего, в пределах взятой им задачи (договор) ставит вопрос так: возможно ли обосновать силу и действие договора на воле лица?

Самая постановка вопроса крайне красноречивая. Обличая немецкую юриспруденцию в схоластичности проблем, какие она себе ставит, Шлоссман держится сам на почве совершенно чуждой исторической и практической сущности юридических институтов, и, давая понятию договора совершенно абстрактный смысл, не связанный вовсе ни с какой живой исторической и практической формой договорного права, определяет свою задачу сопоставлением этой задачи с проблемами геометрическими! Чтобы обосновать юридическую силу договора (очевидно, в гражданском праве, хотя понятие договора, нет сомнения, можно расширить далеко за пределы институтов гражданского права), Шлоссман ищет некоторой аксиомы, какие знает геометрия, чтобы из этой аксиомы вывести, как в геометрии, все фигуры, составляющие содержание договорного права.

Увлеченный общим течением немецкой юриспруденции, Шлоссман становится сам, очевидно, на чисто теоретическую почву, далеко не пригодную для разрешения практических проблем юриспруденции.

Шлоссман идет далее этого. Он ставит в упрек юриспруденции то именно, что составляет ее сущность, т.е. приближение норм права к действительности, к практическим проблемам, со всеми бесчисленными приноровлениями, которые общая догма терпит в применении к отдельным институтам гражданского права.

Он обличает уже собственно не юриспруденцию, а самое право в том, что оно допускает наряду с правилами исключения. Он хочет для права таких же законов, какие мы знаем для явлений физических. Если падение барометра происходит под действием атмосферного давления, то пусть раз произошло бы исключение из этого закона, самый закон перестал бы существовать.

Отсюда получается следующее заключение для права. Если основу договора составляет воля человека, то раз действие договора (сделки) поставлено вне зависимости от этой основы, как и самый принцип воли ни на что не нужен и не способен служить основанием для силы договора (сделки). Его надо откинуть и искать другого принципа, который соответствовал бы геометрическим аксиомам или физическим законам.

Юриспруденция, однако, как мы показывали выше, не есть ни физика, ни астрономия, ни физиология. Не отвергая ни одного из законов природы, она свойственным ей методом перерабатывает события и явления для своих целей, особенно для целей известности и постоянства правоотношений.

Такой переработке подвергаются не только внешние явления, но самый способ их определения, ближайшим образом, как было показано выше, способ счисления времени.

Казалось бы, не может существовать более незыблемой аксиомы, как равенство двух единиц времени, двух часов, двух дней. Между тем мы видели выше, что наряду с computatio naturalis мы имеем computatio civilis, где счет времени совсем иной, чем в астрономии. Одно счисление времени, цивильное, принято у нас как правило, а другое тоже принято, но только как исключение. Но мы знаем и еще различия в определении времени, - оно может быть сплошное (tempus continuum), где все единицы времени равны одна другой, но оно может идти с перерывами (tempus utile), где, в юридическом только, конечно, применении, дни оказываются вовсе не равными один другому. В последнем случае будут исключены, совершенно вопреки идеям г. Шлоссмана о тождестве законов физических и юридических, некоторые дни и пойдут в счет другие (dies fasti, nefasti, comitiales u non comitiales, дни праздничные, неприсутственные и проч.).

В юридическом смысле, таким образом, окажется невыдержанным, допускающим исключение, не только равенство дней, но и равенство часов, ибо и часы будут удобные для деловых операций (не ночные, sol occasus suprema tempestas esto) и неудобные, когда прекращается не только судоговорение, но и торг.

Не только время, но и место, пространство не будет сплошным, как этого хотел бы Шлоссман, по законам физики и геометрии. Не войдет в modus agrorum, а будет составлять исключение из общего правила место, изъятое из частного обладания, по расчетам, неизвестным ни физике, ни геометрии, ни астрономии, но имеющим силу в юриспруденции.

Криминалисты, коим дает Шлоссман предпочтение перед цивилистами, несомненно, идут дальше в изучении подлинных психических процессов, чем мы; но и в уголовном праве найдется немало положений, которые по своему построению далеко не будут соответствовать законам физики или физиологии (злая и добрая воля, а не просто воля как некоторый безразличный психический процесс) и еще менее геометрическим аксиомам.

Воля и волеизъявления потому не признаются в указанном учении за достаточное для утверждения силы договора основание*(56), что возможны случаи, и мы не отвергаем этого, где воля в смысле психического процесса есть налицо, а договор или сделка вовсе не имеет силы, и точно так же есть случаи, где воля в ее нормальном процессе вовсе отсутствует, или, с другой стороны, процесс ее возникновения вовсе не исследуется, и не менее того сила сделки несомненна.

Совершенно ясно, что здесь, в учении о сделке, больше, чем в другой области права, наша задача не в том только, чтоб сосчитаться с законами физическими или психическими, а чтоб достигнуть целей специфических, важных для юриспруденции в особенности.

Немудрено поэтому, что у нас образуется в вопросах воли такая же двойственность, какую мы сейчас указали для счета времени в праве. У нас будет не только правило и исключение, чего не может быть в законах физических, но мы будем наблюдать два течения. Воля, воля человека, продолжая составлять главнейший агент исторических и практических процессов осуществления и выработки права, его норм и всех его институтов, будет, в составе сделки, в составе известной категории актов, направленных на изменение конкретных гражданских правоотношений, являться нам то как простой психический процесс, обнаруживаемый в любых признаках (молчаливое согласие), то как совершенно своеобразное проявление юридического формализма, совсем непонятного с психологической точки зрения и объяснимого только в составе юридического акта по соображениям чисто цивилистическим.

Целая масса недоразумений и контроверз, занимавших немецкую юридическую литературу по вопросу о юридической сделке, ее внутреннем и внешнем строении, связана именно, как мы думаем, с совершенно отвлеченной от живых явлений постановкой всего учения. Когда стали исследовать сделку, то считали возможным вопрос о ее природе совершенно уединить, дать сделке, т.е. отвлеченному представлению, такое положение, какое свойственно разве живому явлению, тому или другому институту юридическому, а не простой абстракции от живых явлений, состав которой входит в целый ряд институтов*(57). У Эннекцеруса в первом отделе его трактата видны эти бесконечные споры о природе сделки, отношении ее к закону, отношении воли к волеизъявлению, волеизъявления к его юридическому эффекту. Эннекцерус совершенно ошибается, утверждая, что Шлоссман сражается с врагом, которого сам себе создал. Этот враг, общий для Шлоссмана и ряда других исследователей, есть, по справедливому замечанию Шлоссмана, схоластическая постановка вопроса*(58), но сам Шлоссман все же не справился с этим врагом, оставшись на точке зрения чисто теоретической и не коснувшись живых источников образования понятия юридической сделки, т.е. юридических институтов.

Вместе со Шлоссманом целый ряд ученых немецких юристов находит неодолимую трудность в решении вопроса, на чем держится эффект сделки. Если это не есть воля лица, говорят они, тогда это будет закон. Таким образом, сила сделки условлена не актом воли ее субъекта, а заранее указанным в законе эффектом такого или иного волеизъявления. Такие мысли поддерживают совершенно серьезные люди, как Бехман, Лёнель, Лотмар, Кроме*(59). В результате некоторые приходят к упразднению различия таких очевидно различных институтов, как наследование по завещанию и по закону, ибо не только в последнем, но и в первом случае эффект сделки достигается посредством легальной нормы, а не через волеизъявление, не через тестамент.

Это очевидное смешение понятий, вызванное совершенно схоластической постановкой вопроса о юридической сделке. Акты воли людей, как мы видели, действуют и в области образования норм, особенно норм гражданского права, и в области изменения правоотношений. И тут, и там воля человека есть сила творческая в праве. Но там, где мы говорим о юридической сделке, там натурально действие нашей воли ограничено пределом института, и юридическая сделка направляется не на изменение института, а лишь на изменение правоотношений. В указанном примере завещательного акта, так же как и в любом другом, самоопределение лица ограничено пределами института, но все же это есть самоопределение воли. И этого мало, не только действие, влияние волеизъявления на правоотношения обнаруживается в составе института и никак не иначе, но и самое волеизъявление может иметь силу только в пределах юридической дееспособности лица и в условиях известной обрядности, которая дает волеизъявлению его определенную природу.

Все это ясно как день для того, кто не оставляет почвы действительности при исследовании юридических явлений, и все это способно дать повод к недоразумениям и спорам, как только рассуждения о юридических явлениях теряют эту почву и уходят в область схоластических проблем или изысканий чисто теоретического свойства.

Нам остается сказать о различных видах юридических сделок и группировке их в те или другие категории по общим их признакам.

Обычные группировки сделок на односторонние и обоюдные, возмездные и безмездные или дарственные, inter vivos и mortis causa, нас здесь не интересуют, ибо все это исчерпывается в пандектных чтениях. С вопросом о сделках или, по нашей легальной терминологии, о приобретении прав на имущества дарственном или безмездном (т. X, ч. I, рубрика разд. I) и о порядке обоюдного приобретения (там же, рубр. разд. III) мы будем иметь случай встретиться позже. - На противоположении же сделок односторонних и обоюдных или двусторонних мы остановимся коротко здесь же ввиду некоторого изменения в систематическом распределении учений в составе частей Общей и Особенной, которые находим в имперском Уложении 1896 г. и у многих толкователей этого кодекса, которые обыкновенно держатся его легальной систематики. Проект наш, Полож. общ., ст. 56, лишь мимоходом отметил эту группировку.

Учение о договоре, теснейшим образом связанное с системой обязательств, не вводилось обыкновенно в пандектных руководствах в состав Общей части как отдельное учение о сделке двусторонней в противоположность сделкам односторонним. Савиньи указал, однако, широкий смысл договора, в который входит не только обязательственный договор, но и так называемый dinglicher Vertrag (договор с вещным действием) и много других явлений двухсторонних сделок, каковы брак, усыновление, эмансипация. Германисты знают еще применение понятия договора в области распоряжений на случай смерти (Erbvertrag). В этом широком применении понятия*(60) легко было указать основание для перенесения общего учения о договоре в новом кодексе из области обязательств в часть Общую, куда Vertrag и был внесен в 1-м чтении проекта (IV Abschn. 3-й Titel Vertragschliessung. § 77-90). Вторая комиссия нашла, что широкий смысл понятия Vertrag не соответствует обиходной речи (Sprachgebrauch des Volkes) и заменила во многих случаях слово Vertrag словом Einigung (одиночество, см. указан, внизу ссылку на Виндшейд-Kipp, прим. к § 69. С. 271), что, однако, по существу ничего не меняет*(61). Толкователи теперь действующего Имперского кодекса удерживают, согласно легальной систематике, учение о договоре, особенно заключение договора, в составе общей части. - Мы не имеем основания следовать этому образцу, ибо ни в нашей, ни (частью) в системе Code civil понятию договора нельзя давать такого широкого применения, какое ему присваивают немецкие систематики. Сверх того, нет сомнения, что задача изложения абстрактных учений в составе общей части тем больше выигрывает, чем она менее осложнена. При этом само учение о договоре несравненно рельефнее выступает при сопоставлении его с другими основаниями обязательств, особенно с односторонним обещанием, чем в той одинокой, отвлеченной и отрешенной от всякого определенного юридического эффекта постановке, какую ныне дают этому учению, вернее некоторой части этого учения, Имперский кодекс 1896 г. и его толкователи*(62).

Мы не будем сейчас рассматривать и других двух категорий сделок, материальных и формальных (абстрактных), хотя это учение должно быть отнесено к общей части, по тому соображению, что ему надо предпослать некоторое разъяснение каузального момента в составе сделки, о чем мы будем иметь случай сказать впоследствии.

Наконец, новые систематики вводят еще группировку сделок, по одному общему для многих из них признаку, который прежние цивилисты проходили без внимания. Весьма пристальное изучение разнообразного состава сделок, которое было вызвано в особенности кодификационной работой молодой империи, дало такой результат. Есть волеизъявления и правомерные деяния, особенно в цикле односторонних актов воли, влияющие на изменения правоотношений, которых юридический эффект не зависит от того, обращены они к кому-либо или нет. Юридический эффект других категорий сделок, в особенности договорных, более или менее полно связан именно с таким обращением волеизъявления к кому-либо. В работах немецких кодификационных комиссий, участниками коих были цивилисты, практики и ученые, первейшего разбора, есть много следов тщательнейшего изучения этого различия, которому они придавали большое значение. Art. 130, 131, 132, в особенности в составе общей части Burg. Gesetzbuch, и ряд статей части Особой этого кодекса разработан ввиду этого наблюдения. Называли ту и другую категорию волеизъявлений adressierte und nichtadressierte Willenserklarangen. Цительман в трактате "Die Rechtsgeschafte im Entwurfe" (изд. Bekker u. Fischer) предложил новый в цивилистике термин для этого явления*(63). Для обращенных к кому-либо волеизъявлений empfangsbedurftigen, для противоположной категории nichtempfangsbedurftigen Willenserklarangen. Новый термин скоро стал общим достоянием литературы, даже учебников; и читатель встретит его у Дернбурга, Козака, Кроме и в самом распространенном учебнике Эндемана (8-е изд.). Даже старый противник Цительмана, профессор Леонгард, нашел его совершенно подходящим. Мало того, его передал на французский язык Saleilles так: для 1-х impliquant reception, для 2-х non impliquant. По-русски, быть может, было бы удобно передать это словами: включающая восприятие сделка или нет*(64), но терминология - дело трудное, и мы охотно оставляем пока вопрос открытым*(65).

Явление сделок, не включающих восприятия, очень частое в цивилистике. Их множество. Таково прекращение владения, обещание награды, креация предъявленной бумаги, признание происхождения детей от известного родителя, волеизъявления на случай смерти, принятие или отречение от наследства. Когда-либо эти волеизъявления или правомерные деяния (прекращение владельческого состояния) будут восприняты заинтересованным. Но для строения сделки характерно то, что юридический эффект их в момент волеизъявления вовсе не стоит в зависимости от этого последующего восприятия. Они сильны сами собой, как nichtempfangsbedurftige Willenserklarungen. Акты эти не суть ни выжидательные, ни условленные наступлением последующего события, какими обыкновенно бывают сделки двусторонние (договор), когда до времени развернута лишь одна сторона целого состава сделки. Эти акты суть сами по себе цельные, решительные и бесповоротные с места и тут же связанные со всем свойственным данной сделке составом ее юридических последствий.

Не включающие восприятия волеизъявления могут, однако, для своего состава требовать обращения их к должностному лицу или установлению. Итак, для отречения от права собственности на недвижимость волеизъявление имеет быть сделано перед ипотечным установлением. Это не значит, что сила его поставлена в зависимость от восприятия или принятия*(66) стороной. По отношению к заинтересованному волеизъявление для своей силы вовсе не требует его соучастия, восприятия или принятия им этого изъявления. Ввиду этого Цительман различает две категории восприятия сделок, которые характеризует их юридическое построение, это - amtsempfangsbedurftige и parteiempfangsbedurftige Rechtsgeschafte, т.е. сделки, для состава коих все же не нужно восприятие волеизъявления другой стороны, которые, стало быть, совершаются односторонне (не требуют восприятия в этом смысле), но при том, однако, с непременным требованием явки, уведомления, оповещения их по начальству, без чего они не имеют юридического эффекта (amtsempfangsbedurftige). Немецкие систематики (Цительман) составляют целые каталоги сделок по новому кодексу, зачисляя их в ту или другую категорию. Это очень ценная для изучения юридической природы сделок, при этом нередко трудная и далеко не бесспорная операция.

Мы ограничиваемся здесь признаком строения сделки той или другой категории, без приложения к действующему праву и к проекту, хотя, вне всякого сомнения, этот анализ, однако, приложим к юридическим сделкам немецкого, французского (Saleilles), нашего и вообще любого права. Детали, как они ни интересны, не могут войти в границы общего курса и общего учения о юридической сделке.

Заметим здесь, что и односторонние волеизъявления, напр., предупреждение должника о наступлении срока (interpellatio, Mahnung) или извещение кредитором должника о последовавшей уступке (цессии) требования (denuntiatio), должны быть отнесены к категории empfangsbedurftige Willenserklarangen.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 207; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!