Что делать в условиях таких вопиющих противоречий? Официальная власть предпочла молчать и делать вид, что все нормально. 20 страница
– Потерпи, сейчас все пройдет, – он отводит руку с ватой в сторону и дует на рану. Кровь перестает течь. – Это эфир? – спрашиваю я. – Что? – не понимает дядя Ваня. – А! Нет! Это перекись водорода. Она в аптечке у нас, чтобы кровь останавливать, если вдруг порежешься. – На ней можно улететь на Луну… ну вместо топлива? Дядя Ваня разводит руками: – Нет, нельзя. Для ракет нужна специальная смесь… так и называется – ракетное топливо. На перекиси водорода никуда не улетишь. Эфир у нас есть, конечно, – продолжает он. – Немного совсем. Эфир в медицине применяется для наркоза. Ну, ты таких слов еще не знаешь, наверное. Это когда нужно спать и ничего не чувствовать. Тогда человеку эфиром дают подышать. Он засыпает сразу, а ему в это время, например, аппендицит вырезают. Удаляли тебе аппендицит? Я мотаю головой. Нет. – Обманул меня, значит, Пашка, – шепчу я. – Что? – переспрашивает дядя Ваня, – громче говори, я уж немолодой, глуховатый. Я мотаю головой… нет-нет, ничего. – За эфиром значит лез. Сам, что ли, придумал про него? Или научил кто? – Сам, – отвечаю. Вру, краснею. Опускаю голову вниз. Дядя Ваня машет рукой. – Маленький ты еще. Врать не умеешь. Ну да ладно… пойдем-ка, домой тебя провожу, поздно уже, родители поди волнуются, найти тебя не могут. Только вот что, – он садится возле меня на корточки, берет за плечи и смотрит в глаза: – Врать нельзя. И воровать тоже. Пока маленький, запомни это и живи всегда так. А когда повзрослеешь и если захочется жить иначе, вспомни меня и слова мои: не врать и не воровать. И сразу станет легче. А то, что друзей не выдаешь, это, конечно, правильно… хотя… Пойдем, Жиган, гостя проводим. Мы выходим во двор, дядя Ваня открывает ключом калитку в заборе. Августовские вечера прохладны. Я смотрю в окно Пашкиной комнаты, там колышется занавеска – Пашка подглядывает. Я тебя не выдам, не бойся. Друзей не выдают. И не бросают. Никогда! Помнишь Виктора Сергеевича? Навстречу мне бежит мама. Жиган приветливо машет ей хвостом. Звенит звонок. Мы сидим за партами. Первый урок – литература. Вероника Степановна уже на своем месте. – Откройте четырнадцатую страницу, – говорит она. Я достаю из портфеля учебник. Скрипит дверь. В кабинет входит директор школы. Мы поднимаемся. – Здравствуйте, Алевтина Петровна! Рядом с нею высокий парень. Поношенная школьная форма, нечесаные волосы, жесткий колючий взгляд, веет холодом. Парень смотрит на нас нагло, с усмешкой. В руках у него сырая картофелина. Он перекидывает ее из одной руки в другую. – Здравствуйте, ребята, садитесь, – отвечает директор, – это ваш новый ученик, Павел Ковалев. Он… – директор делает небольшую паузу, словно вдруг смутившись, и продолжает: – Павла перевели к нам из другой школы, раньше они жили в нашем районе, а восемь лет назад переехали. И вот снова вернулись. Павел там остался на второй год и будет теперь учиться у нас. Павел ухмыляется: – Третий…. Директор поправляется: – Да-да, извини, Ковалев, я не нарочно… на третий, – и продолжает: – Прошу всех помогать вашему новому однокласснику. Ему нужно подтянуться по многим предметам. И по поведению. Особенно. На- деюсь, вы поможете Павлу закончить восьмой класс и решить, учиться ли ему дальше в нашей школе или уходить в ПТУ. Вероника Степановна, продолжайте. Вероника Степановна показывает Павлу на парту в ряду у окна. Та свободна. Вообще-то на ней обычно сидит Зуев. Но сегодня Зуев хворает. Павел садится на стул, кладет на свои колени картофелину и поворачивается лицом к окну. За окном осень. Еще все зелено, но через две-три недели трава в школьном саду пожухнет и покроется желтым ковром. – Саша, – вдруг обращается ко мне Вероника Степановна, – у новенького нет учебника. После уроков мы соберем для него все необходимое в библиотеке, а пока дай ему свой. А вы с Лидой поработаете сегодня на уроке по ее учебнику. Я беру книгу, встаю из-за парты и иду к Павлу. Иду медленно, не торопясь. Он поднимает глаза и смотрит на меня. Я вижу, как тухнет его наглый взгляд и с лица сходит усмешка. Павел весь съеживается и неожиданно превращается в Пашку, маленького, узкого, худого. Словно не кормили его совсем. Привет! Ты вспомнил меня, Пашка? Вижу, вспомнил. Пашка! Друзей нельзя бросать. Это тебе говорил Виктор Степанович. Никогда. А ты тогда забыл. Как же так! Я кладу свой учебник на его парту и открываю на четырнадцатой странице… Олег МАКОША Родился в 1966 году в Горьком. Работал слесарем в трамвайном депо,охранником, строителем, заведующим гаражом, консультантом в книжном магазине. Лауреат премии журнала «Флорида» 2012 года. Живет в Нижнем Новгороде. НОРМА ЖИЗНИ Надеть носки теперь целая история. Пойти, взять, стоя натягивать уже трудновато, значит надо обрести место, где присесть. Закинуть ногу на ногу, натянуть один, переменить ноги – другой. Ни моральных, ни физических сил нет. Особенно моральных – вот что скверно. Да и носки уже протерлись на пятках, просвечивают. Надо бы новые, а где их взять? В магазине? Это понятно. А зубы? В том плане, что их тоже приходится каждый божий день чистить. Или бриться. Вы хоть представляете, какое это вечное занудство – бритье? И выхода нет, если плюнуть на все и ходить как Робинзон Крузо, люди шарахаются. И то сказать, старый, страшный, заросший. А если брить налысо: голову, бороду, усы и брови, так ведь отрастает обратно. Причем с огромной скоростью. И в неожиданных местах. А до того как отрастет, лицо напоминает противогаз неестественного телесного цвета. Допустим, одноклассника встретил в магазине, говорит, сразу узнал, с пятисот метров – лысина аж сверкает. И снимает бейсболку, под которой точно такая же бритая блестящая башка. Слышал, уточняет, Густав от рака умирает? – Нет. – Нет? – Нет. – Умирает. Рак. Если что, я тебе позвоню, вместе сходим. И дальше намеревается бежать. Даже отреагировать не успеваешь. Хотя какая тут реакция – смерть как норма жизни. Возраст, нездоровый цинизм, туда-сюда. И все больше нравятся старые фильмы с молодым Джеки Чаном. Или новые со старым Аленом Делоном. Или… Понятно, в общем. Пантелей же вышел в свой ежедневный проход по магазинам. Пантелей относительно молодой пенсионер. Говорит, мы как будто с войны вернулись живыми, имея в виду общую молодость в девяностые. У Пантелея есть пара-тройка квартир, которые он сдает. Как они ему достались – история темная. Со счастливым концом. Для Пантелея. Еще у Пантелея есть жена-юрист, и нет автомобиля, потому что он отказался от машин по причине экономии. Рассказывает, сам посуди, любая поломка, ремонт от десяти тысяч рублей. Допустим, боковое стекло до конца не закрывается или еще чего. У меня же все машины дорогие были: «Ауди», «Мерседесы» и итальянские, ты же помнишь. А женился по расчету и очень доволен. Так что там рак? Началось с простаты, а теперь метастазы добрались до позвоночника. Жуть. Он тоже из девяностых, Густав. Талантливый спортсмен. Стоял с другой стороны баррикады от Пантелея. Если основная масса мастеров спорта пошла в бандиты, то этот в милиционеры. Когда, уже ближе к нулевым, сложилась нехорошая ситуация с мертвым водителем трейлера, помог разделаться с ней чисто и без потерь. Хороший парень. Старое знакомство. Да и не виноват был никто, водитель сам упал и головой ударился о бетонную рампу склада. Пьян был. Это – норма. Могли бы, конечно, помотать нервы, но приехал он, Густав, и все обошлось – «с моих слов записано верно». Хороший парень. Это точно. Пантелей переходит дорогу и направляется к трем серым одноподъездным кирпичным девятиэтажкам, в одной из них у него сдаваемая двухкомнатная квартира, хочет то ли проверить, то ли получить плату. Он получит. Пантелей всегда получает, что хочет. Рассказывали, даже в лагере, где отсиживал свою законную пятилетку. Как же Густав? А чего – сидит дома, ни с кем видеться не желает, Лариска его совсем озверела, орет: все сволочи, а я так считаю, что из-за нее… Если бы не она, Густав бы не заболел. Он же добрый, а она злая, тут то на то нашло, и зло победило. Добро защищаться не умеет, оно считает, что все кругом – добрые. А зло наоборот, что все козлы. Вот сам и посуди… Пантелей все-таки переходит дорогу. На той стороне оборачивается и кричит, надо бы увидеться… ага… вместе сходим. Мы с ним однажды в аварию попали – наша белая «жига-девятка» (или это был серый «Форд Скорпио»?) лоб в лоб с КамАЗом, чудом только живы остались. Пантелей потом долго ходил на каких-то дюралевых покоцанных костылях, одолженных в тридцать шестой больнице у матери общего кореша Чики Зарубина, а я нет. Я отделался легким испугом. ВЫЖИВАНИЕ КРЕСТИКОМ Сергей Алексеевич Ано сидел дома и маялся. У него было состояние душевного дискомфорта, боли, сродни тяжелому похмелью, когда умом понимаешь, что надо перетерпеть, переждать, и пройдет, а никаких сил нет. Удивительно. Не пьет человек восемнадцать лет, и вдруг вернулись подзабытые ощущения. Может, попробовать, как тогда? Опохмелиться. Он выдавил из себя улыбку – где-то читал, что просто приведение лицевых мышц в состояние улыбки помогает улучшить настроение. Не помогло. Может быть, еще надо? Улыбается. Чем опохмеляются от душевной боли? Правильно, душевным же разговором с близким другом. Сергей Алексеевич взял в руку мобильный телефон и начал листать список абонентов. Так, этот друг неблизкий. Этот не друг вообще. Этого сто лет не слышал, нечего и начинать. Этого бы за руку и в музей. В результате недолгого просмотра списка выяснилось – близких друзей нет. Умерли близкие друзья. В буквальном смысле слова. Скончались. О дамах можно даже не заикаться. Сергей Алексеевич упертый однолюб. Потому что изменить жене – это все равно что изменить отчизне. Что получается? Сергей Алексеевич Ано – тотально, но не трогательно одинокий человек. Если не делать хорошую мину при плохой игре. У них, у рожденных для тотального одиночества, как у алкоголиков, можно растянуть ремиссию до конца жизни, а можно на пару лет. То есть алкаш не пьет год, два, двадцать, а потом срывается в запой. И они живут с кем-то год, два, двадцать, а потом срываются. В пропасть одиночества. От которого не спастись. На роду написано. Я даже знаю, как определить, родился ли человек одиноким, или все можно переиграть. У одинокого вид грибника, случайно вышедшего к людям после многочасового блуждания по лесу в состоянии потерянности. Естественно, с пустой корзиной. Максимум пара сыроежек. Ну, может быть, пяток. А жена от него однажды ушла, от Сергея Алексеевича. Ночью. То есть он вернулся ночью, а ее нет. Даже не так, это он ее ночью ходил искать. Взяла, понимаешь, моду исчезать под вечер. Вдруг встанет и убежит, на все вопросы отвечает: по делам. Сергей Алексеевич подумал было, что на тайное свидание к любовнику, но устыдил себя и мысли эти отбросил. Друзья потом (неблизкие) объяснили, что зря отбросил, так и было – к любовнику. Друзья опытные, разбираются. Сергей Алексеевич, когда после ее ухода все открылось, был поражен в самое сердце. Как же так, вопрошал он окружающее безмолвствующее пространство, она говорила, что любит меня. Буквально еще на прошлой неделе! А сегодня уже с другим. Живет с ним, то есть разговаривает, ест и спит. (Ано перечислил самые важные элементы совместного проживания.) Обсуждает последние события в мире. Значит, смотрит телевизор. И подруги к ней приходят. Это почему-то больше всего расстраивало товарища Ано. Раньше к ним ходили. А теперь – к ним. Как же все это быстро. У женщин. Сегодня любит одного – тебя, завтра другого – не тебя. Раз – и все. Сергей Алексеевич вздыхал и шел пить воду на кухню. А вчера вообще случилось нечто из ряда вон. Раздался звонок мобильного телефона. Сергей Алексеевич ответил. А оттуда мужской разумный голос, объясняет: понимаете, этот телефон, сам аппарат в смысле, с которого я звоню, забыли у меня в магазине. – А? – ничего не понимает Ано. – Понимаете, – продолжает голос, – меня зовут Стив Никитин, и у меня свой магазин автозапчастей. Одноименный. Так вот, кто-то забыл на прилавке телефон, я полистал список номеров и нашел одни под названием «жена», по нему и звоню. – Кому? – Вам, получается. – Так это ошибка. – Ну естественно. Отбой. Ничего себе, думает Сергей Алексеевич Ано, и тут соображает, что в руке у него телефон жены. Она его проморгала во время внезапного исчезновения. То есть это не ее основной телефон, а второй, который только для своих. По первому она по работе разговаривает, жена у Сергея Алексеевича – психолог, а по этому – только с близкими. Но он-то свой мобильник нигде не оставлял. Тем паче в одноименном Стиву Никитину магазине. Да… Сергей Алексеевич садится на кухонную табуретку и думает, какие еще сегодня его ждут открытия. Понятно, что неприятные, но какие? Уволят из института? Заболеет старенькая мама? Прольют верхние соседи? Убьют в подворотне юные и красивые бандиты? Но он нашел способ и защиту. Он теперь – будет выживать крестиком. Нет, это не ошибка, именно – выживать. Достает крестик из ворота рубашки и сжимает в руке. Таким способом… Вроде помогает. Поэзия Галина БУЛАТОВА Родилась в Нижнем Новгороде, окончила Самарский институт культуры. Работала в системе детских и школьных библиотек г. Тольятти. Поэт, переводчик. Редактор-составитель более двух десятков изданий, в том числе книг поэта XVIII века Гавриила Каменева, казанского поэта-шестидесятника Ивана Данилова, сборника современной поэзии «Казанский объектив-2015». Организатор поэтического турнира «Птица» (с 2013 года), автор сетевой поэтической антологии «Библиолит». Стихи переведены на сербский язык. Живёт в Казани. МЕЖДУ ЭТИМИ БЕРЕГАМИ ПРАЩУР МОЙ РАЗЖИГАЛ КОСТРЫ... Таблички синие причудливо мешая Где майский Бор полощет даль За Красной Горкой, Дают младенчеству медаль За город Горький. Качает ласково у Лыскова водица, Чтоб до Макарьева дойти и воротиться. А там зефиры куполов – тебе гостинец. Кто воротился, назовётся Воротынец. Идёт родимое, да вспять, Оброк взимает, Ершистый Су́ндовик опять Мосты ломает. По бездорожью, по песку до Сельской Мазы Возили ЗИЛы и чумазые УАЗы. Но был так светел уголок и ласков слишком, Что назывался он не Яром, а Яришком. Опять зовут к себе пожить Валки, где волки, И шустро Керженец бежит До самой Волги. Ступая в след, созвучно папиной походке, Ищу не отдыха себе – ищу Работки. И вот когда земля в ногах задышит чаще, Внезапно Выползово выползет из чащи. Я здесь, живая, во плоти, Промолвлю тихо: Хотя б пушинкой прилети, Перелетиха! Таблички синие причудливо мешая, Со мной в лото играет девочка смешная С далёкой улицы того, кто всех живее, – Она жила когда-то здесь и не жалеет. Поэзотерика Если к нежности апреля мы добавим силу солнца, соки трав, цветов, деревьев, шум дождя, тумана шёпот, то получим женский облик, силуэт, летящий оттиск, семь цветных полос на небе, предысторию порыва... Заверните в лист берёзы дождевые три алмаза, восхититесь цветом яблонь, до поры плоды таящих, поделитесь с нимфалидой предвкушением сирени, обещайте послезавтра непременно стать счастливой... Нежному Нижнему – из Казани Скоро зима. Я давно безнадёжнейший мистик: Всё превратится в золу и рассыплется в прах. Снег с аппетитом глотает зелёные листья – Те, что ещё не успели увянуть в садах. Но ведь и я ничего рассказать не успела – Осень в своей кочегарке поэзы сожгла… Жёлтый, зелёный и красный венчаются белым, Господи, как же корона твоя тяжела. Пухнет земля, прирастая опавшей печалью – Плотью и кровью кленовой, костями ветвей. Всё породнится с подземною речкой Почайной И обернётся ночною Покровкой твоей. Мир, златоустым и трепетным некогда слывший, Сжался сегодня до вороха жалких листов… Колокол нашей Варваринской будто бы слышал Нижегородской Варварской потерянный вздох… Сызрань Сызрань – сыздавна, сызмала, сызнова… Деревянное кружево крыш… Кисть берёзы окошки забрызгала, У которых с восторгом стоишь – Человечишко перед вершинами – Лепотою высокой объят. Бирюзовая арка с кувшинами, Где былое, как вина, хранят. Сызрань – сызнова… Бросит украдкою В Крымзу солнце – сверкают круги – И протянет с кремлёвской печаткою Пятиречье, как пальцы руки. Сызрань – сыздавна, сызмала, сызнова Белой птицей уходит в полёт И, мелодию вечности вызная, На земле в красном камне поёт. То светло, виновато печалится, Не скрывая морщин на челе. И берёза в окошке качается: Удержись, утерпи, уцелей!.. Жив лишь только молитвами деревца И, быть может, отвагой своей, Там балкон до последнего держится С благородством купецких кровей. Волга, Вятка, Ока и Кама… Волга, Вятка, Ока и Кама – вот четыре родных сестры. Между этими берегами пращур мой разжигал костры. Волховал, приготовясь к севу, и поглаживал оберег, Чтоб вовек родовое древо пило воду из этих рек. Чтобы бьющийся слева бакен направлял бы уключин скрип И горел бы огонь прабабкин и прадедов на спинах рыб. ...Начинала цвести ясколка, разливался в лугах апрель, Лучше няньки качала Волга лодку – мамину колыбель. Знали слово «война» с пелёнок, но хранил беззащитных Бог, И от «воронов» да воронок он судёнышко уберёг, – Только омуты да стремнины, но недаром родня ждала: Скоро доктором станет Нина, будет новая жизнь светла. ...Вечный зов соловьиной Вятки, зачарованный край отцов: Здесь писал угольком в тетрадке душу русскую Васнецов. Здесь грозила судьба расстрелом в сорок первом за колоски... По сестрёнке, навеки в белом, плакал Ванечка у реки... И остались они живые, целых пятеро, мал мала... Славный врач из Ивана выйдет, будет новая жизнь светла. ...Первый скальпель, уколы, грелки и родительский непокой: Это я родилась на Стрелке, между Волгою и Окой. Если есть у свободы запах, это запах родной реки. Напиши-ка, смеялся папа: наши с Вятки-де вы с Оки. Вслед за мамою ехал Грека через реку, а в реке рак, И молочными были реки, и кисельными берега... Утка в море, хвост на заборе, Волга зыбает корабли, В Жигулях Жигулёвским морем нарекли её журавли, Натянув тетиву рассвета на Самарской Луки изгиб, – Это красное пламя ветры зажигают на спинах рыб, Это посвист далёкой Стрелки, что почувствовал печенег По вибрации крупных, мелких – всех впадающих в Каму рек. «Ты – река! И теперь ты – Кама!» – крикнут белые берега. Может, это такая карма? Может, это одна река? Может, это игра течений? Может быть, по воде круги – Многоточия изречений той одной, родовой реки? …Волга, Вятка, Ока и Кама, – и щепотью ведомый перст На груди четырьмя штрихами, как судьбину, выводит крест. Из будущих книг Андрей ГЕЛАСИМОВ Родился в 1966 году в Иркутске. Окончил факультет иностранных языков Якутского государственного университета и режиссерский факультет ГИТИСа. Кандидат филологических наук. Работал доцентом кафедры английской филологии Якутского университета, преподавал стилистику английского языка и анализ художественного текста. Автор повестей и романов «Жажда», «Рахиль», «Год обмана», «Степные боги», «Дом на Озерной» и др. Лауреат ряда престижных премий: им. Аполлона Григорьева, журнала «Октябрь», «Студенческий Букер», prix de la Découverte au Salon du livre de Paris, «Национальный бестселлер». Живет в Москве. РОЗА ВЕТРОВ[29] Фрагменты из романа 1 В Смольном после отъезда императрицы приключился форменный переполох. Начальница института вызвала к себе милейшую Анну Дмитриевну. Милейшая Анна Дмитриевна вызвала младших инспектрис. Младшие инспектрисы вызвали классных дам. И только одни классные дамы не вызвали никого, потому что воспитанниц решено было оставить пока в неведении. Милейшая Анна Дмитриевна предложила некоторое время держать в секрете грядущий прием, поскольку воспитанниц, особенно если надлежащим образом их не подготовить, подобная новость могла «смутить». Произнося это слово, она с большим значением посмотрела на занимавшую вот уже почти семь лет пост начальницы института Марию Павловну, и та сразу с ней согласилась. Эти семь лет давали Марии Павловне то преимущество, посредством которого она могла избежать неприятных ошибок, неминуемых при меньшем опыте руководства одним из самых необычных учебных заведений Российской империи. Девочек обучали по большей части либо дома, либо нигде, поэтому, собрав их в таком количестве в одном месте, любой состав педагогов рисковал однажды столкнуться с тем же примерно явлением, какое повергает в трепет жителей приморского селения, застигнутого врасплох гигантской волной. По отдельности каждая из маленьких волн – это лишь радость для глаз и ещё один повод восхититься совершенством вселенной. Однако стоит им по известной одному океану причине совпасть в своём ритме, обратившись в единое беспощадное целое – и участь несчастных на берегу останется лишь оплакать. За семь лет своего напряженного труда Мария Павловна выучилась уважению к этой дремлющей до поры до времени могучей девичьей силе и знала, что волна должна просто идти за волной.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!