ПРАВИЛА НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ, ИЛИ ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО. ЗАНЯТИЯ ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА И БЫТОВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

 

 Как и в случае с заголовком «Humour rules», данный заголо­вок («Privacy rules») можно интерпретировать в прямом смысле как «Правила неприкосновенности частной жизни» и как лозунг «Частная жизнь превіше всего», поскольку понятие «неприкосновенности частной жизни» занимает центральное место в культуре и мышлении англичан и регулирует все формы нашего поведения. Для англичан самый простой способ борьбы с нашей «социальной неловкостью» - вообще уклониться от всякого социального взаимодействия, посвятив свое свободное время делам, которые можно делать в стенах собственного дома, либо таким занятиям вне дома, которые не требуют вступления в сколько-нибудь значительный контакт с кем бы то ни было, кроме ближайших родственников, как то: прогулки, посещение кинотеатров или магазинов, - в общем, любой вид деятельности, который осуществляется с среде, где действует «правило отрицания», распространяющееся почти на все общественные места.

По данным недавно проведенных исследований, более половины видов досуга, упомянутых респондентами, - это личные и домашние дела, а из первого десятка развлечений только два занятия (обед/ужин или употребление напитков с друзьями или посещение пабов) можно однозначно охарактеризовать как «общение». Самыми популярными считаются самые домашние занятия: сидение перед телевизором, слушание радио, чтение, «сделай сам» и садоводство. Результаты опроса показывают, что англичане, даже когда им хочется пообщаться, предпочитают развлекать близких друзей и родных у себя дома, а не в окружении незнакомцев.

 

Дом и сад

Я уже довольно подробно говорила (в главе «Правила английского быта») о приверженности англичан к своим домам и склонности к уединению, но здесь еще раз стоит повторить сделанный мною вывод о том, что «дом англичанам заменяет навыки общения». Наша любовь к собственным домам и садам, полагаю, непосредственно обусловлена стремлением к уединению, что, в свою очередь, является симптомом нашей «социальной неловкости».

Люди во всем мире любят на досуге смотреть телевизор, так что ничего уникально английского в этом нет. И другие упомянутые здесь домашние дела, коими занимаются на досуге, - чтение, садоводство и «сделай сам», - по крайней мере, как таковые, тоже не являются исключительно английскими развлечениями. Другое дело, что у нас они пользуются колоссальной популярностью, особенно «сделай сам» и садоводство. Если пройтись по домам англичан в любой из вечеров субботы или воскресенья, можно увидеть, что, пожалуй, в половине из них кто-нибудь непременно «улучшает» свое жилище (что-нибудь сколачивает или красит) или свой сад (копает или попросту ковыряется в земле). В материалах исследования на тему «сделай сам», проведенного моими коллегами из ИЦСП, указывается, что лишь 12% женщин и 2 % мужчин признались, что они никогда ничего не мастерили. По данным последней общенациональной переписи населения, более половины всего взрослого мужского населения что-то мастерили дома в течение месяца перед проведением переписи. Около трети женского населения также активно «совершенствовали» свои жилища в указанный период. Не менее показательны и цифры, свидетельствующие о любви англичан к своим садам: 52% всех мужчин Англии и 45% англичанок работали в своих салах – подрезали кусты и выдергивали сорняки.

Сравните эти цифры с данными о посещении церкви, и вы поймете, что именно является в Англии национальной религией. Даже из тех, кто утверждает, что принадлежит к определенной конфессии, только 12% посещают церковные службы каждую неделю. Остальное население утром по воскресеньям можно найти либо в местном магазине для любителей-садоводов, либо в хозяйственных супермаркетах. А когда мы хотим отдохнуть от своих домов и садов, то отправляемся поглазеть на дома и сады, превосходящие по размерам и красоте наши собственные, - такие, как величавые замки и парки, открытые для публики Национальным трестом* и Королевским обществом садоводов.

----------------------

*Национальный трест — организация по охране исторических Памятников, достопримечательностей и живописных мест, осно­вная в 1895 г.

Посещение роскошных загородных особняков считается одним из самых популярных национальных развлечений. Что, впрочем, не удивительно, ведь в таких местах есть все, что нужно англи­чанину во время воскресной загородной прогулки. Мы не только черпаем там вдохновение, требуемое для усовершенствования наших домов и садов («Ой, смотри, именно в таких розово-бежевых тонах я хотел бы оформить свою гостиную!»), удовлетворяем свое любопытство и даем волю своим классовым предрассудкам. Мы также стоим там в привычных для нас очередях, которые нас успокаивают, взбадриваемся чашками чая и тешим себя мыслью, что тратим время на просвещение, — по крайней мере, поездка в замок более поучительна, чем поход в хозяйственный супермаркет или магазин для любителей-садоводов, потому что замки — это, как ни крути, «история»⁴⁴.

---------------------------

⁴⁴ Но, возможно, я слишком сурова к своим соотечественникам. По мнению Джереми Паксмана, миллионы англичан, посещающих исторические здания и парки, выражают в числе прочего «глубоко прочувствованное» ощущение причастности к истории. Не уверена. Да, в нас живет хроническая тоска по прошлому, но это не одно и то же. И все же мне как-то не по себе от того, что я более цинична, чем Паксман.

 

Эта пуританская жилка, потребность показать, что наши занятия на досуге — не просто поиск бездумных развлечений, наиболее заметно прослеживается у представителей среднего сословия. Рабочий класс и верхушка общества, как правило, более откровенно наслаждаются удовольствиями, не особо заботясь о том, кто и что о них подумает.

 

Телевизор

 

Те, кому небезразлично чужое мнение, возможно, несколько успокоятся, ознакомившись с результатами опроса, которые свидетельствуют о том, что в действительности мы вовсе не нация телеманов. Поначалу, посмотрев на статистические выкладки, вы получаете ошибочное представление. Цифры говорят о том, что сидение перед телевизором — самая по­пулярная из форм домашнего досуга: регулярно смотрят те­левизор 99 % населения. Но, когда мы обращаем внимание на формулировку вопросов («Чем из перечисленного вы занимались в минувший месяц?»), картина меняется. В конце кон­цов, редко кому удается хотя бы раз в месяц не включить те­левизор, чтобы послушать новости. Ответ «да» напротив пун­кта о телевизоре не обязательно означает, что вы каждый вечер сидите перед ним как приклеенные.

Верно, мы много смотрим телевизор — в среднем по стране три — три с половиной часа в день, — но нельзя ска­зать, что телевидение убивает искусство общения. По дан­ным того же опроса, 97 % респондентов также в минувшем месяце принимали друзей и родственников или ходили к ним в гости. Сама я довольно скептически отношусь к циф­рам о просмотре телепередач, чему поспособствовало мое участие в исследовательском проекте, в рамках которого ко­манда психологов установила видеокамеры в гостиных до­мов обычных людей, чтобы проследить, сколько времени они посвящают просмотру телепередач и как при этом себя ведут. В данном проекте мне была отведена роль скромного помощника. Моя работа заключалась в том, чтобы просмат­ривать видеопленки и при помощи секундомера с остановом засекать, сколько времени на самом деле наши несчастные подопытные кролики смотрели на телеэкран, а также отме­чать все другие виды деятельности, которыми они занима­лись во время «просмотра», — занимались сексом, ковыряли в носу и т. д. Объекты нашего исследования ежедневно за­полняли опросные листы, указывая, какие программы они смотрели и на протяжении какого времени.

Оценки самих этих людей и результаты, полученные мною с помощью секундомера, существенно разнятся. Когда люди говорят анкетеру, что они целый вечер или в течение часа «смотрели телевизор», это чаще всего не так. Обычно подразумевается, что телевизор был включен, а сами хозяева в это время беседовали с родными или друзьями, играли с со­бакой, читали газету, ссорились из-за пульта, болтали по те­лефону, подстригали ногти, ворчали на жену/мужа, стряпали и ужинали, спали, гладили и пылесосили, кричали на детей и так далее, возможно, иногда бросая взгляд на телеэкран.

Конечно, есть люди, которые значительно занижают ко­личество времени, проводимого ими перед телевизором, но онии, как правило, лгут — в отличие от наших «подопытных кроликов», которые хотя бы старались быть точными. Люди, утверждающие, что они «никогда не смотрят телевизор», обычно пытаются убедить вас, что в нравственном и/или ин­теллектуальном отношении они стоят выше массы люмпе­нов, которые только на то и способны, чтобы «часами пя­литься на бездумную чушь» каждый вечер. Такой подход свойственен мужчинам среднего возраста из среднего сословия, которые столь же дорожат своим социальным стату­сом, как и те, кто насмехается над владельцами «мерседесов». На мой взгляд, в Англии подобное показное неприятие теле­видения совершенно неоправданно, поскольку наше телеви­дение признано лучшим в мире. И действительно, мы почти каждый день можем увидеть по телевизору что-нибудь стоя­щее, удовлетворяющее вкусам даже тех, кто претендует на особо высокую интеллектуальность.

Что же касается нас, всех остальных, простых смертных, телевидение помогает нам осваивать искусство общения, служа замкнутым, закрытым англичанам еще одним столь необходимым «посредником». Согласно результатам недав­него опроса, телевизионные программы являются самой распространенной темой разговора между друзьями и родс­твенниками, даже еще более популярной, чем охи и ахи по поводу дороговизны жизни, В качестве «посредника» при социальном взаимодействии телевидение уступает первенство только теме погоды. Телевидение — это то, что нас всех объединяет. Если мы не знаем, что сказать, или исчерпали тему погоды, всегда можно спросить: «А вы смотрели?..» У нас всего лишь пять каналов наземного телевидения, но при этом высока вероятность того, что многие из нас смотрели одну и ту же из недавно транслировавшихся передач. И, хотя анг­лийское телевидение относительно высокого качества, нам почти всегда есть что поругать.

 

Мыльные оперы

 

Наше неумение общаться и склонность к уединению также находят отражение в телевизионных программах, которые мы создаем и смотрим, и в частности в «мыльных операх». Самые популярные английские «мыльные оперы» очень не-обычны и сильно отличаются от сериалов, которые снимают и показывают в других странах. Темы и сюжетные линии мо­гут быть очень похожи — измены, насилие, смерть, кровос­мешение, нежелательная беременность, споры об отцовстве и прочие невероятные происшествия и трагические случай­ности, — но только в английских сериалах все это происхо­дит исключительно в среде обычных людей простоватой на­ружности из числа трудового люда, зачастую среднего или пожилого возраста, которые зарабатывают на жизнь утоми­тельным низкооплачиваемым трудом, носят дешевую одеж­ду, едят бобы и чипсы, пьют в захудалых пабах и живут в ма­леньких, убогих, непривлекательных домишках.

Американские сериалы («дневные телеспектакли»), как и наши «Жители Ист-Энда»* и «Улица Коронации», тоже рас­считаны на аудиторию, представленную главным образом низшими слоями населения (о рынке потребителя можно судить по типу продукции, рекламируемой в паузах)⁴⁵, но персонажи, их стиль жизни, окружающая обстановка — это все сфера среднего класса: роскошь, шик, очарование, моло­дость.

---------------------

*»Жители Ист-Энда» ( East Enders ) — популярный многосерий­ный телевизионный фильм о повседневной жизни жителей одной из площадей в лондонском Ист-Энде; показывается Би-би-си-1 с 1985 г.

⁴⁵ Некоторые представители среднего класса, главным образом подростки, тайно обожают телесериал «Жители Ист-Энда», но очень немногие смотрят «Улицу Коронации».

Герои американских сериалов — адвокаты, врачи и преуспевающие предприниматели. Они восхитительно на­рядны и ухожены, живут в дорогих домах, где царит безуп­речный порядок, бесконечно выясняют отношения со свои­ми супругами и тайком встречаются со своими любовника­ми в красивых ресторанах и роскошных отелях. Фактически во всем мире сериалы снимаются по «вдохновенной» амери­канской модели. Только англичане показывают уродливый натуралистический реализм рабочей среды. Даже австралий­ские «мыльные оперы», наиболее близкие нашим по характе­ру, кажутся сказкой в сравнении с мрачной непригляднос­тью английских сериалов. Почему это так? Почему милли­оны простых англичан хотят смотреть «мыльные оперы» о таких же простых, как они сами, англичанах, которые легко могли бы оказаться их соседями?

Думаю, ответ частично кроется в эмпиризме и реализме⁴⁶, глубоко укоренившихся в сознании англичан, что породило у нас такие качества, как приземленность, прозаичность приверженность ко всему реальному, конкретному и факти­ческому и неприятие искусственного и претенциозного. Ес­ли бы Певзнеру случилось написать сегодня «Особенности английской „мыльной оперы»», думаю, характеризуя телесе­риалы «Жители Ист-Энда» и «Улица Коронации», он отметил бы те исконно английские черты, которые увидел в произве­дениях Хогарта, Констебля и Рейнолдса, — «предпочтитель ность фактов, полученных путем наблюдения и личной опыта», «пристальное внимание к окружающему», «правда во всех ее повседневных мелочах».

--------------------------

⁴⁶ Я понимаю, что между эмпиризмом и реализмом как фило­софскими доктринами и эмпиризмом и реализмом в более широ­ком, обиходном смысле, который мы вкладываем здесь в эти два понятия, существует отличие (суть которого заключается в том, что^: всякое знание происходит из чувственного опыта и что материя су­ществует независимо от нашего восприятия). Но я бы сказала, что есть прочная взаимосвязь между нашими официальными философскими традициями и обычными, повседневными представлениями и умонастроениями, включая те, что определяют наше отношение к «мыльным операм».

 

Но это не полноценное объяснение. Швейцарский ху­дожник Фюсли*, возможно, был прав, когда заметил, что на­ши «вкусы и чувства связаны с реальностью», однако англи­чане вполне способны оценить и гораздо менее реалистич­ные формы искусства и драмы. Только «мыльные оперы» у нас не такие, как во всем мире, потому что нам требуется зер­кало, в котором мы видели бы отражение собственной орди­нарности.

----------------------

*Фюсли (Фьюзели), Генри (Иоганн Генрих) (1741 — 1825) ~~ британский художник-романтик, родился в Швейцарии. Писал кар тины на гротескные сюжеты, приближенные к сверхъестественный образам английских «готических» романов того времени, а также картины на темы произведений Мильтона и Шекспира.

 

Я сильно подозреваю, что эта наша особенность некоторым образом прямо обусловлена нашей манией уединения, привычкой держаться особняком, стремлением уйти домой, запереть дверь и поднять подъемный мост. В преды­дущих главах я довольно подробно рассматривала данное явление и пришла к выводу, что наша закрытость порождает в нас крайнее любопытство, которое мы лишь частично удовлетворяем в процессе беспрестанного обмена сплетня­ми. Здесь действует эффект запретного плода: английские правила неприкосновенности частной жизни означают, что мы очень мало знаем о личной жизни и делах людей, не вхо­дящих в наше непосредственное окружение, которое состав­ляют близкие друзья и родственники. Нельзя «полоскать на людях грязное белье» и нельзя задавать личные вопросы, вы­нуждающие нас к подобным действиям.

Поэтому нам неизвестно, чем занимаются наши соседи у себя дома за закрытыми дверями (если только они не шумят так, что мы бежим жаловаться на них в полицию и местный совет). Когда на обычной английской улице случается убийс­тво, на вопросы полиции или журналистов все соседи отве­чают примерно одно и то же: «Ну, мы их, в общем-то, почти не знали...», Они держались особняком...», «На вид вполне приятные люди...», «Мы здесь не суем нос в чужие дела...», «Странно, конечно, но вы ведь знаете, никому не хочется лезть в чужие дела...» На самом деле мы охотно проявили бы нездоровый интерес к чужим делам, потому что мы нация любопытных: мы обожаем подсматривать и подглядывать, и наши драконовские правила неприкосновенности частной жизни просто выводят нас из себя. Телесериалы на бытовые сюжеты пользуются у нас огромной популярностью именно потому, что персонажи этих «мыльных опер» — «люди, ко­торые вполне могли бы оказаться нашими соседями». Когда мы смотрим такие сериалы, как «Жители Ист-Энда» или «Улица Коронации», у нас создается ощущение, будто мы на­блюдаем в глазок — с разрешения — за тайной, запретной для нас личной жизнью наших соседей — за людьми, кото­рые равны нам по социальному статусу; они такие же, как мы, но об их судьбах мы можем только догадываться и строить предположения. «Мыльные оперы» тем и привлекательны, что мы можем опосредованно удовлетворять свое нездоровое любопытство: сериалы — это форма проявления извращенного болезненного любопытства. И конечно же, они подтверждают наши худшие подозрения о том, что происхо­дит за запертыми дверями и занавешенными плотными што­рами окнами домов наших соседей, — здесь и адюльтер, и алкоголизм, и избиение жен, и магазинные кражи, и торгов­ля наркотиками, и СПИД, и подростковая беременность, и убийства... Семьи, о которых рассказывается в «мыльных опе­рах», — это такие же люди, как мы, только у них в жизни все гораздо запутанней, все гораздо хуже, чем у нас.

Пока я упомянула лишь самые популярные английские «мыльные оперы» — «Жители Ист-Энда» и «Улица Корона­ции», - в которых однозначно изображена среда рабочего класса. Но наши телевизионные продюсеры — народ про­ницательный и добрый. Они стараются создавать сериалы для всех слоев населения и даже для разных демографичес­ких групп в рамках этих слоев. «Жители Ист-Энда» и «Улица Коронации» — сериалы о городском рабочем классе соот­ветственно южной и северной областей страны. Сериал «Эммердейл» (Emmerdale) рассчитан на категорию населения, занимающую на социальной иерархической лестнице более высокую ступень, чем рабочий класс. В этом сериале выведен целый ряд персонажей, принадлежащих к низшему и сред­нему слоям среднего класса, причем проживают они в сель­ской местности, а не в городе. «Холлиоукс» (Hollyoaks) — это версия сериала «Жители Ист-Энда», только о молодежи — подростках, проживающих в пригороде Честера. Создатели фильма не стали строго придерживаться канонов натурализ­ма: некоторые персонажи весьма симпатичные молодые люди, хотя и носят, как и их прототипы в жизни, дешевую oдежду, купленную в «народных» магазинах. От случая к случаю снимают «мыльные оперы» даже для верхушки и средней части среднего класса. Некоторое время шел сериал «Эта жизнь» (This life) о неврастеничных адвокатах в возрасте от 30 до 40 лет. Они красивы, красиво говорят и красиво одеваются, но, в отличие от персонажей американских «мыльных опер», не просыпаются по уграм с безупречным макияжем на лице и безупречными прическами. Они часто напиваются до рвоты, весьма убедительно сквернословят, когда ссорятся и скандалят, и у них в раковинах горы грязной посуды.

 

Комедии положений

 

Те же правила реализма «со всеми бородавками» характерны и для другого английского телевизионного жанра — коме­дии положений. Почти все английские комедии положений о «неудачниках» — людях, которые не преуспели в жизни, трудятся на непрестижной работе, у них не складываются от­ношения в семье, живут они в лучшем случае в неприглядных пригородных домах. Это главным образом представители рабочего класса и самых низов среднего класса, но даже бо­лее обеспеченные персонажи в таких фильмах никогда не бывают преуспевающими честолюбцами. Герои английских телевизионных комедий — это антигерои, персонажи, над которыми мы смеемся, — неудачники.

Это создает некоторые проблемы на рынке экспорта. Ког­да популярные английские комедии положений — такие как «Негодники» (Men behaving badly) — «переводят» для амери­канского рынка, оригинальные английские персонажи за­частую «приукрашивают», потому что на вкус американцев они слишком «простонародны», слишком непривлекатель­ны, слишком неотесанны — в общем, слишком реалистич­ны. В американских версиях у них более престижная работа, более правильные черты лица, более ухоженные волосы, бо­лее красивая одежда, более очаровательные подружки, более роскошные дома, они ведуг более элитарный образ жизни. Их отвратительные привычки облагородили, а речь саниро­вали наряду с их ванными и кухнями⁴⁷.

------------------------

⁴⁷ За эти и другие и наблюдения, которые помогли мне понять природу английской комедии, я в огромном долгу перед Саймоном Наем, автором сценария телевизионной комедии "Негодники», и Полом Дорнаном, осуществлявшим «перевод» сценария для амери­канского рынка.

 

Я вовсе не хочу сказать, что в американских комедиях по­ложений нет неудачников, они есть, но это неудачники «бо­лее высокого класса». Они не столь непоправимо безнадеж­ны, омерзительны, жалки и непривлекательны, как их анг­лийские сотоварищи. Например, некоторые персонажи сериала «Друзья» не могут похвастать блестящей карьерой, но при этом они не ходят непричесанными; они могут потерять работу, но идеальные черты лица и безупречный загар служат им утешением. Только одна американская комедия — «Розинна» (Roseanne) — пользуется успехом у англичан, по­тому что эта комедия наиболее близка по стилю к «драме на кухне», к бытовому натурализму, который является нормой на английском телевидении и востребован склонной к эм­пиризму, приземленности, цинизму, любопытству и подгля­дыванию английской аудиторией, желающей видеть певзнеровскую «правду во всех ее повседневных мелочах» как в сво­их комедиях положений, так и в «мыльных операх».

Я не пытаюсь здесь утверждать, что английские комедии обязательно лучше, тоньше и жизненнее, чем американские или чьи-то еще. Если уж на то пошло, в большинстве английс­ких комедий положений юмор менее смешной и изощрен­ный, чем в американских телефильмах, а зачастую и вовсе де­тский, грубый и плоский. Я бы сказала, что в повседневной жизни, в повседневном общении англичане демонстрируют более тонкое чувство юмора, чем многие другие народы, и это искусство остроумия, иронии и преуменьшения также нахо­дит отражение в некоторых наших телевизионных комедиях.

Мы по праву можем гордиться такими искрометными программами, как «Да, господин министр» (Yes, Minister). И англичане, вне сомнения, гении в области пародии и сати­ры (как нам таковыми не быть, если мы только подтруниваем и язвим, вместо того чтобы злиться и устраивать революции). Но не будем забывать, что на нашей совести также шоу Бен­ни Хилла и серия комедий «Продолжайте» (Carry on), кото­рые от европейского непристойного поишого фарса (и его американских, австралийских и японских аналогов) отлича­ются лишь обилием неудачных каламбуров, двусмысленнос­тей и косвенных намеков, — таким образом, полагаю, англи­чане отдают дань своей любви к словам, но в остальном это не делает нам чести. «Монти Пайтон» (Monty Python) и в сло­весном, и в социальном выражении — произведение друго­го уровня, но это тоже детская, школьная форма юмора.

Главный вопрос, как мне кажется, состоит не в том, лучше или хуже, умнее или грубее наши комедии, чем у других на­родов; важно выяснить, связывает ли их все некая общая ха­рактерная тема или черта, которая может рассказать нам что-либо об особенностях английской культуры. Я долго и настойчиво изучала этот вопрос, консультировалась с коме­диографами и другими специалистами, добросовестно от­смотрела десятки телевизионных комедий положений, сати­рических передач, пародий и эстрадных программ с участи­ем комических актеров разговорного жанра. Все это я упорно называла «исследованием», чем доводила до белого каления моих родных и друзей. Но в конечном итоге ответ я нашла. Насколько я могу судить, почти все грубые виды теле­визионной комедии, равно как и более утонченные, — о том, что постоянно тревожит англичан, — о смущении.

Конфуз — неотъемлемый элемент национальных теле­визионных комедий других народов, но у англичан склон­ность к смущению, по-видимому, развита сильнее, чем у представителей других культур: мы чаще испытываем нелов­кость, для нас это постоянный повод для беспокойства и тре­воги. Дня не способных к общению англичан почти любая социальная ситуация — потенциальный конфуз, соот­ветственно, у нас имеется богатейший источник материала, который мы можем обыгрывать в комических пьесах. В об­ласти комедии положений нам даже незачем придумывать нелепые или невероятные ситуации, чтобы создать эффект конфуза: во многих наших комедиях положений никаких «положений», в общем-то, нет, если только под таковыми мы не подразумеваем «не богатую событиями жизнь обычной семьи из пригорода» («Моя семья» [My Family], «2.4 ребенка» [2.4 Children], «Бабочки» [Butterflies] и др.), «скучные будни за­урядного скучного учреждения» («Офис» [Office]) или даже то, как «простая рабочая семья сидит перед телевизором» («Королевская семья» [The Royal Family]). И все же подобные ситуации порождают массу забавных неловкостей. Я могу ошибаться, но подозреваю, что в других странах все это вряд ли сойдег за гениальный сюжет для комедии положений ^48.

^{--------------------------------}

⁴⁸ В других странах, возможно, с удовольствием смотрят некото­рые из наших комедий положений (думаю, у «Бабочек» в Америке есть свои поклонники). И мы, конечно же, тоже с удовольствием смотрим многие иностранные комедии (например, такие, как «Дру­зья», «Фрейзер» [ Frazier ], «Ваше здоровье» [ Cheers ]). Но мне хочется понять, как английские телевизионные комедии, комедии, которые мы создаем, характеризуют самобытность английской культуры.

Телевизионные реалити-шоу

 

Так называемые телевизионные реалити-шоу предоставляют новые доказательства, если таковые требуются, социального торможения англичан и того, что психотерапевты, наверно, назвали бы «проблемами частной жизни». Реалити-шоу име­ют мало общего с тем, что любой здравомыслящий человек подразумевает под реальностью, поскольку, как правило, главная задача их сценария — ставить людей в необычные, неправдоподобные условия и заставлять их конкурировать друг с другом, выполняя нелепейшие задания. Правда, сами люди вполне «реальные», в том смысле, что это не професси­ональные актеры, а простые смертные, которых от осталь­ных обычных людей отличает лишь страстное желание «по­пасть в телевизор». «Реальное» телевидение ни в коем случае нельзя считать исключительно английским или британским явлением. Самая известная и популярная из таких программ, «Большой брат», была придумана в Голландии. Сейчас во многих странах есть свои версии этой передачи, что позво­ляет нам провести кросскультурное сравнение. Сценарий довольно прост. Из тысяч кандидатов, подавших заявки, от­бираются 12 участников, которых поселяют в дом особой планировки, где они живут на протяжении девяти недель. В доме всюду спрятаны телекамеры, снимающие каждое движение участников 24 часа в сутки. Наиболее важные мо­менты каждый вечер транслируют по телевидению. Жизнь этих людей полностью контролируют режиссеры телешоу (так называемый Большой брат), которые ставят перед ними задачи и затем кого-то из них награждают, а кого-то наказы­вают. Ежевечерне каждый из «жильцов» этого дома называет две кандидатуры из числа участников «на вылет», а телезри­тели путем голосования определяют, кого их названных кан­дидатов они хотят «выселить», и в результате одного из «жильцов» удаляют. В конце победитель — последний «невыселенный» участник телешоу — получает в награду денежный приз, довольно внушительную сумму. Всем участникам удается побыть хотя бы пятнадцать минут в ореоле славы, а некото­рые даже попадают в список «знаменитостей» категории «D». Из всех стран только в Великобритании и США участники телешоу «Большой брат» не занимаются сексом (думаю, по разнім причинам: нам мешает наша скованность, а амери­канцы просто ханжи). В Голландии участникам названного телешоу, очевидно, запретили постоянно заниматься сексом, потому что беспрерывное совокупление на телеэкране стало утомлять телезрителей. В Великобритании газетчики впада­ли в исступление, если двое «жильцов» осмеливались поце­ловаться. Когда в третьей серии пара участников наконец-то решилась пойти дальше поцелуев, они предусмотрительно спрятались под одеялом, так что нельзя было сказать, чем конкретно они там занимались. Даже когда режиссеры «Боль­шого брата» — в отчаянной попытке придать пикантность своей передаче — устроили в доме «любовное гнездышко», где пары могли бы прятаться от любопытных глаз своих со­седей (хотя скрытые телекамеры все равно их снимали на пленку), никто из застенчивых участников шоу не восполь­зовался предоставленной возможностью. «Любовное гнез­дышко» использовали для задушевных бесед. В 2003 г. одна бульварная газетенка предложила награду в 50 000 фунтов (почти столько же получает победитель шоу «Большой бра­т») тем из участников, кто станет на телеэкране заниматься сексом, но ничего не произошло.

В других странах жильцы «Большого брата» постоянно скандалят и даже дерутся, ломая стулья и посуду. В английс­ком «Большом брате» даже повышенный тон или замечание, пронизанное мягким сарказмом, — это уже крупное собы­тие, которое на протяжении нескольких дней обсуждают как сами участники, так и многочисленные поклонники шоу. На­ших «жильцов» отличает поразительная сдержанность и уч­тивость. Они редко выказывают недовольство непосредс­твенно в лицо кому-то из своих соседей — чаще, в типично английской манере, ворчат и жалуются на того, кем недо­вольны, за его спиной.

Несмотря на то что данное шоу — состязание, малейший намек на настоящее соперничество вызывает решительное недовольство у всех участников телешоу «Большой брат». «Обман» — попрание важнейшего идеала «честной игры» — считается самым страшным грехом, но ни в коем случае нельзя признавать, что у вас есть определенный план действий, что вы «играете на победу». То, что это табу, познал на собственной шкуре один из участников телешоу, когда пох­вастался тем, что он выработал умную стратегию: его под­вергли остракизму и быстро «выселили» из дома. Если б он не раскрыл свои мотивы, сделал вид, что он «участвует в шоу ради забавы», как и все остальные, у него был бы хороший шанс победить. Главное —лицемерие.

Сдержанность, скованность, скрытность, застенчивость. смущение, уклончивость, лицемерие, вежливость сквозь стиснутые зубы — все это очень по-английски. Так чему ж тут удивляться, можете спросить вы. Однако задумайтесь на минутку о том, что представляют собой эти участники «Боль шого брата». Люди, которые подают заявки и проходят пробы, чтобы участвовать в этой программе, очень хотят бьть на виду у всей страны двадцать четыре часа в сутки на протяжении девяти недель, не имея при этом возможности уеди­ниться ни на минуту, даже в туалете и в душе, — не говоря уже про то, что они обязаны выполнять всякие идиотские смущающие задания. Это не нормальные обычные люди. Это самые отъявленные эксгибиционисты в стране, самые бесстыдные самые наглые, самые раскованные люди, стремящиеся быть в центре внимания. Таких особей в Англии еще надо поискать. И тем не менее их поведение в «Большом брате» отличают присущие всем англичанам сдержанность, скрытность, щепетильность и неловкость. Правила они нарушают только тогда, когда пьяны, — или, вернее, они напиваются, чтобы узаконить свои отклонения от правил⁴⁹, — но даже в это случае они никогда не выходят за определенные рамки.

-------------------

⁴⁹ Чуть позже в этой главе мы более подробно поговорим об от­ношении англичан к алкоголю и правилах поведения в нетрезвом виде.

 

В моем представлении телешоу «Большой брат» — это полезный опыт, испытание на прочность «правил английской самобытности».

 

Правила чтения

 

Любовь англичан к словам занимает центральную строчку в большинстве перечней наших «национальных черт», с которыми мне случилось ознакомиться в процессе работы над данной книгой. Таких перечней очень много, и это лишний раз подтверждает ту точку зрения, что мы составляем спис­ки — так сказать, «забрасываем» проблему словами, —пото­му что не уверены в собственной национальной идентич­ности. Основоположником этой традиции стал Оруэлл, и теперь списки составляют все кому не лень.

Джереми Паксман, включивший «викторины и кроссвор­ды» в свой собственный «оруэлловский» список характерных черт английской самобытности, называет англичан «наро­дом, одержимым словами», ссылаясь на то, что мы выпускаем феноменально огромное количество печатной продукции (100 000 новых книг в год), что у нас газет на душу населения больше, чем в любой другой стране, что мы «беспрерывно шлем письма редактору», что у нас «неутолимый аппетит» ко всем формам словесных игр и головоломок, что у нас про­цветают театры и книжные магазины.

Я бы добавила, что чтение книг у нас даже еще более попу­лярно, чем такие занятия на досуге, как «сделай сам» и садо­водство. Более 80 % населения нашей страны регулярно читает ежедневные газеты. Наша страсть к словесным играм и го­ловоломкам хорошо известна, но также следует отметить, что каждому невербальному виду хобби или увлечению — таким как рыболовство, филателия, наблюдение за поездами, наблю­дение за птицами, пеший туризм, спорт, уход за домашними питомцами, флористика, вязание и разведение голубей — у нас посвящен хотя бы один специальный журнал. А более по­пулярным увлечениям у нас посвящены как минимум с пол­дюжины еженедельных и ежемесячных изданий, равно как и бесчисленные сайты в Интернете, так что зачастую мы боль­ше времени проводим за чтением о наших любимых видах досуга, чем занимаемся ими на практике.

 

Чтение в туалете

 

Мы читаем постоянно — в любое время, в любом месте. Во многих английских домах вы найдете то, что я называю «туалетной литературой»: стопки книг и журналов, лежащих возле унитаза или даже аккуратно расставленных на специ­альной полочке или в книжном шкафу в туалете. В других странах я тоже иногда натыкаюсь в туалетах на книгу или журнал, но, по-видимому, нигде, кроме Англии, чтение в туа­лете не является укоренившимся обычаем или традицией. Многие англичане — особенно мужчины — вообще не в со­стоянии справить нужду, если им нечего почитать, сидя на унитазе.

Один мой циничный приятель заметил, что причиной тому является не наша любовь к словам, а подверженность запорам, но я не уверена. Часто говорят, что англичане чрез­мерно озабочены своим кишечником, и, судя по содержимо­му шкафчиков в ванных (да, я всегда туда заглядываю — а вы разве нет?) и аптечек в домах моих соотечественников, мы и впрямь злоупотребляем средствами от запоров и поносов, стремясь достичь некоего сомнительного идеального состо­яния нормальности и надежности. Но разве мы более озабо­ченны, чем немцы? В отличие от них мы не ставим себе уни­тазы с полочками, чтобы рассматривать свои испражнения (по крайней мере, в моем представлении, унитазные полоч­ки только для этого и предназначены — а для чего же еще?). В сущности, наш обычай читать в туалете свидетельствует о том, что процесс отправления естественной нужды вызываем у нас смущение. Мы предпочитаем отвлекаться на слова, чтобы не разглядывать пристально (по-немецки? с пристрасти­ем?) собственные фекалии. Но, возможно, это еще одно про­явление английского лицемерия.

Согласно неписаным правилам чтения в туалете, книги и журналы, которые мы держим рядом с унитазом, должны быть из разряда несерьезной литературы — юмор, цитаты, сбор­ники писем и дневников, справочники непонятного назначе­ния, — в общем, все, во что можно углубиться ненадолго, a не тяжелые тома, требующие длительной сосредоточенности.

«Туалетная литература», как и фактически любая вещь и английском доме, — это достаточно надежный индикатор классовой принадлежности.

· «Туалетная литература» рабочего класса — это в ос­новном легкое развлекательное чтиво юмористичес­кого или спортивного содержания: анекдоты, комик­сы, от случая к случаю кроссворды, иногда глянцевые журналы со сплетнями или спортивные журналы. Порой в туалетах представителей рабочего класса можно увидеть журналы о таких хобби и увлечениях, как мо­тоциклы, музыка или катание на скейтборде.           

· Представители низшего и среднего слоев среднего класса не особо увлекаются чтением в туалете. Иногда они берут с собой в уборную книгу или журнал, но предпочитают не афишировать эту свою привычку, устраивая в туалете библиотеку. По их понятиям, это вульгарно. Женщины этих слоев населения неохотно признают, что они читают в туалете. Представители верхушки среднего класса менее щепе­тильны в этом вопросе. У них в туалетах зачастую мож­но увидеть мини-библиотеки. Некоторые из них де­ржат в туалете несколько претенциозные собрания книг и журналов, которые призваны не развлекать, а поражать воображение гостей⁵⁰. Но у многих в туале­тах воистину эклектические, интереснейшие собра­ния, так что гостей не выманишь из уборной к обеден­ному столу.

· Представители высшего света в туалетах обычно чита­ют то же, что и рабочий класс, — главным образом «литературу» спортивного и юмористического содер­жания, хотя их спортивные журналы, как правило, пос­вящены не футболу, а охоте и рыболовству. В «туалет­ных библиотеках» некоторых из них можно увидеть чудесные детские книжки и старые измятые номера журналов «Лошади и собаки» (Horse and Hound) и «Сельская жизнь» (Country life), в которых можно уви­деть фотографию хозяйки дома, запечатленной во время собственной помолвки в 1950-х гг.

---------------------------------

⁵⁰ В порыве честности я кинулась в свой собственный туалет, чтобы проверить, какая «литература» там лежит, и обнаружила ря­дом с унитазом издание писем Джейн Остин з мягкой обложке и один из потрепанных номеров литературного приложения к журна­лу «Тайме». О боже. Меня ведь тоже могут обвинить в претенциоз­ности. Полагаю, не стоит говорить, что обе книги не для туалетного чтения. Так что зря я бросаю камни в чужой огород. Может, некоторым и впрямь доставляет удовольствие читать Хабермаса (немецкий философ и социолог XX в.) и Деррида (французский философ XX в.), сидя на унитазе. Беру свои слова обратно.

Газеты

 

Когда я говорю, в поддержку своего утверждения о любви ан­гличан к словам, что более 80 % населения нашей страны чи­тает национальные ежедневные газеты⁵¹, те, кто не знаком с английской культурой, могут ошибочно предположить, что мы — нация сверхобразованных интеллектуалов, поглощен­ных серьезным анализом политических и текущих событий, освещаемых на страницах «Таймс», «Гардиан» и других крупных газет. На самом деле, хотя у нас целых четыре та­ких информационных издания, только 16 % англичан чита­ют так называемые качественные национальные ежеднев­ные газеты.

--------------------

⁵¹ Несомненно, мы читаем больше газет, чем любая другая нация, за исключением — что удивительно, то удивительно — японцев.Так что же такого особенного в маленьких перенаселенных островах?

 

Это широкополосные газеты, и я никогда не могла по­нять, зачем их выпускают в таком неудобном формате, — по­ка не стала наблюдать за читающими пассажирами в обще­ственном транспорте. Оказывается, дело вовсе не в читабель­ности или удобстве издания. Англичане берут с собой в дорогу крупноформатные газеты, потому что за ними можно спрятаться. Английские широкополосные газеты — яркий пример того, что психологи называют «сигнальным шлагба­умом», хотя в данном случае более уместное определение — «сигнальная крепость». За огромными разворотами газег можно не только полностью спрятаться — и тем самым ис­ключить всякие формы взаимодействия с окружающими, ис­кусно убеждая себя в том, что этих людей не существует. За­крываясь большими газетными листами, англичане отгора живаются от окружающих прочной стеной слов. Очень по-английски.

Широкополосные газеты также служат, до определенной степени, индикаторами политических взглядов. «Таймс» и «Дейли телеграф» — газеты правого толка, хотя «Телеграф», которую также называют «Ториграф», считается более пра­вой, чем «Таймс». «Индепендент» и «Гардиан» относятся к из­даниям левого толка, но, опять-таки, «Гардиан» считается га­зетой более либеральной направленности, чем «Индепендент». Выражение «читатель „Гардиан"» часто используют для обозначения человека, исповедующего нечетко выра­женные левые, политически корректные взгляды. Хотя речь идет об Англии, и поэтому ни одна из упомянутых полити­ческих позиций не выражается в крайней форме. На самом деле различия между ними установить очень трудно, если только вы — не англичанин и не знакомы со всеми тончай­шими нюансами. Англичане не приветствуют экстремизм — ни в политике, ни в любой другой сфере. Помимо всего про­чего, политические экстремисты и фанатики, будь они пра­вые или левые, неизменно нарушают важнейшие правила английского юмора и, в частности, правило «как важно не быть серьезным». У Гитлера, Сталина, Муссолини и Франко было много грехов, в том числе и то, что они никогда не при­бегали к преуменьшению. В принципе ни один из подобных им лидеров тоталитаризма в Англии не имел бы шансов на успех. Дело даже не в том, что они по природе своей без­нравственны; их отвергнут уже хотя бы потому, что они вос­принимают себя слишком серьезно. Джордж Оруэлл в одном оказался неправ: в Англии «1984» год был бы попросту невоз­можен; Большому брату (настоящему, а из не телевизионной программы) мы ответили бы: «Ой, да будет тебе».

Бульварные газеты, так называемая массовая пресса, име­ют меньший формат (хотя они достаточно большие — при­крывают голову и плечи) и требуют меньшего напряже­ния — как в интеллектуальном плане, так и в физическом. Читатели широкополосных газет иногда приподнимают свои печатные «шлагбаумы», чтобы взглянуть на тех, кто чи­тает бульварную прессу. Когда читатели крупноформатных изданий говорят, что «пресса» у нас отвратительная, а жалу­ются на прессу они постоянно, они обычно имеют в виду бульварные газеты.

Согласно отчету «Мори»*, «недовольных» нашей нацио­нальной прессой среди англичан больше, чем «довольных», но в процентном отношении эта разница незначительная и, как отмечают исследователи, «пронизана иронией».

------------------------

*«Мори» ( MORI ) — организация, проводящая опросы обще­ственного мнения. Создана в 1969 г . ( сокр . от Market and Opinion Research International).

 

Недо­вольных прессой больше за счет читателей широкополоcных газет (меньшинства), которые более склонны ругать на­шу прессу, чем читатели бульварных газет (большинство) Маловероятно, что читателей крупноформатных изданий не удовлетворяют газеты, которые они сами покупают, поэтому, говорят сотрудники «Мори», эти люди, скорей всего, выражают недовольство газетами, которых они не читают. Прессу и целом критикуют «люди, которые на самом деле не читают того, что вызывает у них неодобрение». Справедливое заме­чание. Англичане любят критиковать, а английские образо­ванные классы имеют привычку критиковать громко то, о чем имеют весьма приблизительное представление. Но я осмелюсь предположить, что читатели крупноформатных изданий, возможно, выражают недовольство как газетами, ко­торые они читают, так и теми, которых не читают. Если англичане что-либо покупают, это вовсе не значит, что им это нравится или что они «удовлетворены» тем, что покупают. И это тем более не значит, что мы не станем выражать недо­вольство по поводу своих покупок. Нам только дай возможность поворчать, мы будем критиковать все что угодно - например, любопытных сотрудников «Мори» с блокнотами, интересующихся нашим мнением.

Поскольку сама я принадлежу к преданным читателям крупноформатных изданий, меня, возможно, сочтут предателем за добрые слова в адрес «массовой» прессы, но, думаю, в некотором отношении бульварные газеты — жертвы не­справедливой клеветы. Да, я сыта по горло их сенсационны­ми статейками и «страшилками», но так называемая качест­венная пресса зачастую виновна в тех же грехах. У нас как минимум восемь крупнейших национальных ежедневных газет — четыре бульварные и четыре широкополосные — ведут жесткую борьбу за относительно маленький рынок, и все они порой вынуждены вводить в заблуждение и преувели­чивать, дабы привлечь наше внимание. Но, оставив в стороне вопросы нравственности, отметим, что качество публикаций и в бульварных газетах, и в широкополосных превосходное. «Массовая» и «качественная» пресса отличаются только по стилю, но мастерство авторов и тех и других изданий достойно восхищения. Что, впрочем, неудивительно, поскольку в тех и других газетах зачастую печатаются одни и те же авто­ры: журналисты переходят из бульварных газет в широкопо­лосные или даже пишут одновременно для тех и других.

На мой взгляд, нашу любовь к словам — и особенно универ­сальную природу этого пристрастия, для которого не сущест­вует классовых барьеров, — наиболее наглядно демонстриру­ют не остроумные эрудированные авторы широкополосных газет, даже в самых блестящих публикациях, а журналисты и редакторы отделов, придумывающие заголовки для статей в бульварной прессе. Возьмите на выбор несколько бульварных газет и пролистайте их. Очень скоро вы заметите, что почти каждый заголовок — это, по сути, игра слов — каламбур, двус­мысленность, умышленно неверное написание слов с шутли­вым подтекстом, литературная или историческая ссылка, иро­ничное замечание или забавная аллитерация и т. д.

Да, многие каламбуры ужасны; юмор зачастую вымучен­ный, вульгарный или детский; фразочки с сексуальным под­текстом непристойны. И вообще бесконечная игра слов уто­мительна. Вы стремитесь найти заголовок — не смешной и не умный, заголовок, который бы просто передавал суть ста­тьи. Но настоящая языковая изобретательность, тонкий, блестящий юмор достойны восхищения. И эта повальная страсть к каламбурам, стишкам и шуткам присуща только ан­глийским журналистам. В других странах, наверно, тоже есть «качественные» газеты, для которых пишут такие же умные и талантливые журналисты, как наши. Но ни одна другая наци­ональная пресса не может похвастать столь занимательны­ми каламбурными заголовками, как английские бульварные газеты. Нам есть чем гордиться.

 

Киберпространство

 

С недавних пор у англичан появился новый предлог, чтобы остаться дома, поднять воображаемый «подъемный мест» и избавить себя от стрессов социального взаимодействия: Ин­тернет, электронная почта, чаты, веб-серфинг, мгновенные сообщения. Будто все это было специально придумано для замкнутых, социально заторможенных, обожающих слова . англичан.

В киберпространстве мы в своей стихии — в мире бес­плотных слов. Не надо беспокоиться о том, что надеть, следу­ет ли встречаться взглядом с собеседниками, пожимать руки, целоваться в щеки или просто улыбаться. Никаких тебе не­ловких пауз или конфузливых фальстартов. Не нужно нару­шать напряженное молчание репликами о погоде, пустой болтовней оттягивать начало делового разговора, предлагать чай или применять другие механизмы защитной реакции. Нет нужды в традиционных долгих прощаниях. Ничего ма­териального, никаких людей из плоти и крови. Только напи­санные слова. Как раз то, что мы любим.

И самое главное, киберпространство — прекрасный растормаживатель. Растормаживающее воздействие киберпро-странства — универсальное явление, наблюдаемое не только в Англии. Представители многих культур признают, что в процессе интерактивного общения они более открыты, бо­лее разговорчивы, менее сдержанны, чем при общении с гла­зу на глаз или по телефону. Но для англичан, которые в боль­шей степени, чем другие народы, нуждаются в таких соци­альных «посредниках», растормаживающее воздействие имеет очень большое значение.

Эффект раскованности — постоянная тема во всех моих беседах с участниками целевых групп и другими пользователями Интернета из числа англичан. Все мои собеседники без исключения говорят, что в киберпространстве они менее скованны, выражаются более свободно, чем при общении, по их определению, в «реальной жизни» : «По электронке я пишу такие вещи, которые ни за что бы не сказал в реальной жизни»; «Все верно, входя в Интернет, ты освобождаешься от сдерживающих факторов. Так бывает, когда ты немного пьян».

На мой взгляд, знаменательно, что так много людей, кото­рых я интервьюировала, противопоставляют свой стиль общения в Интернете манере разговора, как они сказали бы (или не сказали бы), в «реальной жизни». Эта любопытная де­таль дает ключ к пониманию природы эффекта раскован­ности при общении в киберпространстве. По-видимому, Уи­льям Гибсон, придумавший данный термин, был прав, говоря: «В сущности, это не место и не пространство». Для нас киберпространство — это нечто отдельное от реального мира: в киберпространстве мы ведем себя не так, как в «ре­альной жизни».

В этом смысле киберпространство можно считать тем, что антропологи назвали бы «пороговой зоной», Это, так сказать, отделенная от повседневного существования пре­дельная, пограничная среда, в которой приостанавливается действие традиционных норм и социальных моделей, что позволяет освоить альтернативные пути бытия. Входя в ки­берпространство, мы перестаем соблюдать традиционные правила орфографии и грамматики, игнорируем социаль­ные факторы и ограничения, регулирующие наше поведение в реальной повседневной жизни. В киберпространстве анг­личане ведут себя совершенно не по-английски. Например, в интернетовских чатах, в отличие от большинства «реаль­ных» общественных мест в Англии, вступление в разговор с незнакомыми людьми считается совершенно нормальной формой поведения и даже поощряется. Потом, продолжая общаться по электронной почте и в режиме мгновенных со­общений, мы открываем о себе то, что никогда не рассказали бы в «реальной жизни». Возможно, поэтому, как было уста­новлено в ходе недавнего исследования, в киберпространс­тве дружеские отношения завязываются легче и быстрее, чем при «реальном» общении.

Ощущение социальной раскованности в киберпро­странстве во многом зиждется на иллюзии. Благодаря «эф­фекту лиминальности»* кажется, что сообщения, приходя­щие по электронной почте, более эфемерные и менее обя­зывающие, чем «письма на бумаге», но на самом деле электронные письма более долговечны и откровенны.

----------------------

*Лиминальность — положение индивидов, находящихся в про­цессе перехода от одного статуса к другому.

 

Поче­му эта альтернативная реальность — хоть многие англичане и получают ощущение свободы, общаясь через Интернет, — может иметь обратные последствия. Как порой мы сожалеем о своих словах или поступках, сказанных или совершенных под воздействием алкоголя, так же мы иногда ругаем себя за несдержанность во время общения в киберпространстве.

Проблема в том, что киберпространство не отделено от «ре­ального» мира, так же и корпоративные рождественские ве­черинки проходят не в параллельной вселенной. Не исклю­чено, что чрезмерно откровенное электронное сообщение, как и дурное поведение на корпоративной вечеринке, впос­ледствии можег нам аукнуться. И все же я готова поспорить, что преимущества «эффекта лиминальности» в киберпро-странстве, помогающего нам побороть нашу «социальную неловкость», перевешивают эти недостатки.

 

Магазины

 

Может показаться странным, что мы включили тему посеще­ния магазинов в главу о «занятиях личного характера и бы­товой деятельности», ведь магазин — это общественное мес­то. Однако мы ведем речь об англичанах, а это значит, что «публичная» деятельность может носить такой же «личный характер», как и домашние дела. Для большинства людей по­сещение магазинов — это не вид светского времяпрепро­вождения. В действительности для большинства людей по­сещение магазинов — это вовсе не «времяпрепровождение», а утомительная домашняя работа, и посему эту тему следова­ло бы рассматривать в главе о работе, а не здесь.

Но было бы еще более удивительно увидеть тему посещения магазинов в разделе о работе. Существует странное не­соответствие между понятием «посещение магазинов» и посещением магазинов как реальным видом деятельности - между нашими абстрактными рассуждениями о посещении магазинов и реальностью наших действительных впечатлений, получаемых при осуществлении этого вида деятельности. ⁵²

^{-----------------------------------}

⁵² Данное наблюдение сделал Дэниел Миллер в своем замечательном этнографическом труде, посвященном покупателям север­ных районов Лондона. Меня оно заинтриговало, и я затем «протестировала» его разными полунаучными методами, когда собирала материал для данной книги.

 

При обсуждении темы магазинов — в средствах массовой информации, в кругу социологов и зачастую в разговорах между обычными людьми — упор делается на гедонистические, материальные, индивидуалистические аспекты данного вида деятельности. Мы говорим о посещении магазинов как о болезненном пристрастии и как о форме терапии. Мы го­ворим о власти рекламы, о людях, тратящих огромные де­ньги, которых у них нет, на вещи, которые им не нужны. Мы говорим о посещении магазинов в контексте различий меж­ду мужчинами и женщинами. Мы говорим о посещении ма­газинов как о потакании собственным прихотям, как об удо­вольствии, о виде досуга.

Порой посещение магазинов и впрямь представляет со­бой сочетание всех этих факторов, но для большинства лю­дей, за исключением очень богатых и совсем юных, ежеднев­ная беготня по магазинам имеет мало общего с бездумным гедонизмом. В магазины мы ходим главным образом «за про­визией», покупая товары первой необходимости — продук­ты питания, напитки, стиральные и чистящие порошки, туа­летную бумагу, лампочки, зубную пасту и т. д. Назвать это по­таканием собственным прихотям — все равно что обвинить в сибаритстве наших далеких предков, занимавшихся охо­той и собирательством, чтобы прокормиться. Посещение магазинов — это не работа в смысле «производственной де­ятельности», а форма «потребления», и люди, которые осу­ществляют этот вид деятельности, называются «потребите­лями». Тем не менее для многих покупателей поход по мага­зинам — это работа: они «осуществляют обслуживание», только бесплатно.

С другой стороны, посещение магазинов может быть и приятным развлечением, даже для тех, кто рассматривает этот вид деятельности как тяжелую обузу. (Согласно данным одного из недавних опросов, 72 % англичан ответили, что в минувшем месяце они «ходили по магазинам ради удовольс­твия»). Многие из покупателей, у которых я брала интервью в неофициальном порядке, проводили различия между посе­щением магазинов как «обычным делом» и развлечением, как покупкой провизии и приятным времяпрепровождением, как работой и игрой. В сущности, когда я заводила разговор о посещении магазинов, меня часто просили уточнить, что конкретно я под этим подразумеваю. В других случаях из самих ответов опрашиваемых было ясно, что они ведут речь о каком-то одном из двух типов посещения магазинов.

Зачастую это зависело от того, где я брала интервью: в супер­маркетах покупатели думали, что меня интересует прозаи­ческий аспект данного вида деятельности, а в магазинах одежды, антикварных лавках и магазинах для садоводов-лю­бителей те же самые люди считали, что я веду речь о занятии на досуге. Возраст тоже является немаловажным фактором: подростки, студенты и некоторые молодые люди 20—30 лет склонны рассматривать посещение магазинов как форму иг ры/отдыха/развлечения; люди постарше чаще делают упор на прозаических, рутинных сторонах этого занятия.

 

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 234; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!