Предложения к программе социальных мер на 2006 год 2 страница



Так из круга первого незримо переходим в круг второй (Солженицын). А может, в связи с ответом на вопрос "Кто Вы, ВВЖ?" более уместна другая система координат, и за точку отсчета надо принять круги Данте Алигьери из его бессмертной поэмы "Божественная комедия"? Сколько там у него насчитывалось кругов погружения в Ад? Кажется, девять. Это уже ближе к архитектонике жизни самого Жириновского. Отвечает его представлениям о человеческой судьбе, предназначению политика.

"Жизнь и судьба" - так Василий Гроссман назвал свою книгу о Великой Отечественной войне. А чем закончил? Автор превосходного жизнеописания Федора Михайловича Достоевского почему-то решил в завершение своего не только писательского жребия, но и жизни написать повесть о совершенно чуждом всему его творчеству предмете - политике, причем в лице самого неординарного представителя - Ленина. Почему? Вряд ли кто-нибудь уже сможет ответить на этот вопрос. Ведь что-то же тревожило Гроссмана. И не просто тревожило, но и мешало этому лауреату Сталинской премии в области советской литературы спокойно завершить свой жизненный срок. Вот они вопросы, читатель. Что называется, с зазубринкой или как там Ельцин выражался - с загогулинкой. Да, такая вот загогулина.

Но и это еще не предел. Разве империи - любые, неважно, где ни были, кем создавались и благодаря чему вершили свой судьбоносный путь, - могут быть добрыми? Римская империя с ее гладиаторами, поеданием львами христианских страдальцев за Веру, сжиганием Рима ради обретения поэтического вдохновения (Нерон), развратом (Мессалина) и прочими Содомом и Гоморрой. Не подходит Европа, возьмем Азию.

Китайская империя. Десять тысяч лет. С десяток, а может, и больше, разных императорских династий. Но итог тот же, что и у римской империи - проклятье современников и потомков. Достаточно сказать, что даже после смерти китайские императоры не могли обрести покой. Возьмите, например, хотя бы того чудака, который приказал изваять 1000 терракотовых (это особая обожженная на огне глина, чтоб не разбились) воинов, которые охраняли бы в подземелье его гробницу. Или другая блажь - строительство Великой китайской стены на несколько тысяч километров. От кого она предохраняла империю и кого от чего спасала? Следствие страха. Только наделав немало неприятностей окружающим, можно было додуматься до такой бессмыслицы. Хотя как сказать. Мы были на этой стене. Постояли. Посмотрели. Серпантин стены в горах - на сколько хватает глаз. Поднимается и опускается. Вверх - вниз. Может быть, это такой дорогостоящий образ быстротекущего времени, чтобы, глядя на стену, китайцы и их враги ясно представляли себе конец и начало жизни и поменьше морочили голову утомленным от власти и вседозволенности императорам.

А империи египетских фараонов? Об их чудачествах и "гуманизме" мы знаем по роману польского писателя средней руки Болеслава Пруса "Фараон". Но, даже не зная о наличии этой книги, а глядя на шеренгу пирамид Хеопса и т.д. невольно убеждаешься в бессмыслице имперской формы правления. Зачем, ради чего нужно было создавать эти гигантские треугольники в голой пустыне? Сколько людей и усилий ушло в песок в буквальном смысле этого слова. Что это, как не своеобразная форма жертвоприношения богу Озирису и другим всеядным мистическим хранителям фараоновой власти?

Наконец, такая же бессмысленная растрата жизней и сил на другом берегу Атлантики - империи инков в современной Мексике и ацтеков в перуанских и чилийских Андах. И там пирамиды. Поменьше. Поизящнее. Не в песках, а в субтропических джунглях. Но смысл тот же. Иначе почему и зачем подданные инкских и ацтекских государей ни с того, ни с сего покинули обжитые города и поселения. Что подтолкнуло их исход?

А мы говорим "Добрая Российская Империя". Да еще и юбилейное издание окрестили этим названием. Более того, жутко обижаемся, когда кто-то не согласен с нашим пониманием истории. Вспомним хотя бы как все мы - и коммунисты, и демократы - дружно, в голос, осудили шараду покойного Президента США Рейгана. Старик то ли с похмелья, то ли , наоборот, от хорошего настроения ни с того, ни с сего обозвал СССР "империей зла". В чем и где он нашел это "зло", наверное, уже тоже никто за него не ответит. Причем обиделись даже гораздо круче и злее, чем на сравнение железной леди Тэтчер (кто ее сделал железной - победа английского флота в фолклендской войне с Аргентиной или кто-нибудь, что-нибудь другой - другое?) СССР с Республикой Чад, у которой, в отличие от СССР, нет ядерных ракет.

Обиделись, значит, что-то происходит внутри нас, чем-то мы руководствуемся. Как теперь понятно, даже не с помощью Ratio или emotio, а гораздо глубже - на ментальном круге. А это, если исходить из методики Данте, происходит то ли на шестом, то ли на седьмом круге спуска в Ад. Надо ли опускаться дальше?

И все-таки - Добрая Российская Империя. Обратимся к фактам.

4 сентября 1721 года в Петербурге соборные стены церкви Святой Троицы огласились криками: "Виват, виват Петр Великий - отец Отечества, император Всероссийский!". В Сенате был дан обед на 1000 персон. Не забыли и о простолюдье. На площади струились два фонтана. Из них 15 часов подряд било вино. Из одного - белое, из другого - красное.

Что и говорить, умели российские самодержцы отметить свой успех. В данном случае юридическое закрепление появления одной из великих империй - Российской.

Но сегодня немногие знают, что XVIII век был славен еще одним событием: утверждением в России абсолютизма. И не какого-нибудь "тоталитарного", как до сих пор было принято склонять тему самодержавия, а просвещенного.

Этот факт сопряжен уже не с мужским, а с женским началом нашей государственности - с именем Екатерины II, еще при жизни названной Великой. Прав был известный по тем временам поэт и любомудр, масон Херасков, когда заметил, что Петр дал русским тела, а Екатерина - души.

Попробуйте поспорить, если, конечно, получится. О ком речь? Начнем с Петра.

Сумасброд Петр I все перевернул, даже в заключении браков. Открыл дорогу такому "греху", как женитьба на заморской принцессе. Сам выбрал себе в суженые некую Марту, принявшую в православии имя Екатерины.

Почему "некую"? Да потому, что и до сих пор в ее прошлом немало темных страниц. По слухам, родители ее были литовскими католиками. По словам одних, они не имели даже собственной фамилии. Другие утверждали, что их называли то ли Сковорощенками, то ли Сковороцкими, впоследствии ради благозвучия ставшими Скавронскими.

В Мариенбурге эта Марта вышла замуж за какого-то Иоганна, что впоследствии тщательно скрывалось. При бегстве шведов из Мариенбурга под ударами фельдмаршала Шереметева вместе с ними убежал и молодой муж Марты. Она оказалась в семействе пастора Глюка. Шереметев заметил молодую и взял к себе "в обоз". У него ее обнаружил светлейший князь А.Меньшиков и уговорил Шереметева уступить ему пленницу. Ну, а у Меньшикова ее уже заприметил сам Петр и, в свою очередь, одолжил девицу.

У них родилось 11 детей. Но выжили только дочери Анна и Елизавета. Перед Прутским походом в 1711 году, через несколько лет их внебрачной жизни, Петр объявил Екатерину своей женой. В 1712 году обвенчался с ней. А в 1724-м - накануне своей смерти - произвел в императрицы.

Рассказывают, что Екатерина не мешала амурным связям Петра с другими "Мартами". Более того, даже многих из них сама поставляла ему. Но и, в свою очередь, не оставалась внакладе, безбожно изменяя самодержцу, оставляя того в полном неведении. Прозрел император лишь в конце жизни. Был в бешенстве. Но коронацию Екатерины императрицей не отменил, боясь кривотолков, унизивших бы, прежде всего, его самого. Все, чем Петр отомстил своей распутной женке, - не сделал ее своей преемницей. Уже после его смерти Екатерину провозгласил царствующей императрицей Меньшиков со товарищи.

Заговорив о жестоком нраве Петра I, не могу удержаться от еще одного отступления (думаю, чи­татель извинит меня), касающегося отношения буду­щего первого императора в династии Романовых к женщинам. В этом отношении Петр мало чем отли­чался от других государственных гениев как нашего Отечества, так и зарубежья. Редко кто из личностей такого масштаба был искренне любим. Многие из них увлекались, влюблялись не на шутку. Но эти увлечения, как правило, были преходящи, нередко заканчивались трагично для самого предмета увлечения. Причины тому разные, главная из которых - громадная несопоставимость личностей сторон, раз­ные целеполагания их жизней, решаемые задачи и, стало быть, отсутствие общих, взаимно понятых интересов. Отсюда неминуемое следствие - не сошлись характерами. Но в случае с Петром были еще и при­чины особенные, коренившиеся в физических свой­ствах царя.

Уже в XIX веке некоторые малозначительные историки, чьи имена сегодня ничего никому не гово­рят, отважились - может, потому и отважились, что не было другого средства заявить о себе погром­че? - опубликовать весьма настораживающий с точ­ки зрения оценки здоровья романовской династии факт. Он стал одним из первых в длинной череде обвинений династии в дегенерации, т.е. вырождении, выдвинутых в объявленном либерально-революцион­ным масонством в начале XX в. антиромановском походе. Факт этот - двуполость или бисексуаль­ность Петра. Собственно, внешне и его родная сестра по отцу Алексею Михайловичу царица Софья явно выходила за рамки женственности, откровенно "тянула на мужика", что недвусмысленно и дал по­нять своей знаменитой картиной "Царица Софья" И. Репин.

Высказываются предположения, что первой "жен­щиной", с которой близко сошелся Петр, был Алексашка Меньшиков, будущий светлейший князь Алек­сандр Данилович, гроза московского боярства, славный му­жик и отпетый пьяница. Иначе как неформальной связью с Петром трудно объяснить столь головокру­жительную карьеру сына конюха, пусть царских, но все-таки конюшен. С. Герасимов в фильме "Юность Петра" отчасти подтвердил эти предположения в сцене первой брачной ночи Петра с его первой женой смиренной Евдокией Федоровной Лопухиной. В ту ночь не было между ними близости. Не смог Петр вот так сразу пересилить себя. Это уже потом счастли­вая своей беременностью Евдокия писала Петру: "Ла­пушка мой, здравствуй на множество лет! Да мило­сти у тебя прошу, как ты позволишь ли мне к тебе быть?.. И ты пожалуй о том, лапушка мой, отпиши. За сим женка твоя челом бьет".

Не повезло Евдокии. Красивая и, что еще важ­нее, нормальная русская женщина попала, что назы­вается, в жернова петрова мракобесия. Чем больше тянулась она к мужу, тем противнее становилась ему. Бывает. И частенько в жизни многих, в том числе и далеко нецарственных особ. Упек Петр Евдокию в монастырь, обвинив, между прочим, в "сговоре" с ца­рицей Софьей.

Но и после Лопухиной не везло Петру и любви. Привязался было к монсихе (так презрительно москвичи называли "подлую шлюху" немку Анну Монс, любовницу швейцарского масона-кальвиниста Лефор­та, которую "друг Петра" подложил ему из откро­венно корыстных интересов). Но связь эта оборва­лась быстро. Петр случайно дознался о похождениях монсихи на стороне, в частности, о ее романе с сак­сонским посланцем Кенигсеном. Монсиху с ее сест­рой отдали под надзор главы петровской ОГПУ Ю.Ромадановского. Смышленые же москвичи отплати­ли и своднику Лефорту, обесчестив его имя присвоением его одной из первых московских тюрем. Именно в лефортовской тюрьме оказались в октябре 1993 г. зачинщики антипрезидентского бунта Хасбулатов, Руцкой, Анпилов и другие "борцы с привилегиями"...

Эпизод с монсихой весьма характерен. Петру и в дальнейшем женщин именно "подкладывали". Сам он их не искал. Стало быть, не было особой приязни? Друзья вроде Меньшикова или Лефорта приятнее подруг? Подложили ему (взял на время у Меньши­кова, да так и осталась в царском обозе) будущую императрицу Екатерину I, девицу без рода-племени, чью вроде бы девичью фамилию - Скавронская Марфа Самуиловна, - историки до сих пор берут под сомнение.

А вот другую Екатерину или Екатерину II продолжали называть Великой, в том числе и трезвомыслящий русский историк Василий Осипович Ключевский, даже после того, что он о ней узнал из императорских архивов. Но эта шаловливая блудница, в девичестве Фике, чтобы стать императрицей, не погнушалась возглавить мятеж против своего мужа императора Петра III.

В ночь с 29 на 30 июня 1762 года в мундире солдата Преображенского полка верхом на боевом коне Екатерина направилась в Петергоф. Неподалеку со свитой находился Петр III. Узнав о походе, он бросился к Кронштадту. Но высадиться на берег ему не позволил комендант крепости адмирал Талызин. Все от Петра, кроме разве что толстой и ленивой фаворитки Воронцовой, отвернулись.

Петр безоговорочно подписал акт об отречении. Будучи заточен в Ропшинский замок, он вскоре умер. Высказываются догадки о его убийстве…

Да, об этом скоротечном (он "проимператорствовал" с конца декабря 1761 по конец июня 1762 гг., т.е. всего шесть месяцев) государе в общем-то и сказать нечего. Даже не потому, что не хочется из-за мало­сти срока царствования. Просто о нем действительно нечего сказать по существу. Бывают такие люди. Вро­де как они есть, были, а вроде как их и нет, не было. На редкость бесцветная фигура. Удивляешься друго­му - как в общем-то неплохо разбиравшаяся в зна­чимости власти и приставленных к этой власти лю­дях императрица дочь Петра I Елизавета могла остановить именно на этом вид­ном всем и каждому ничтожестве свой державный взор. Не иначе как бес попутал императрицу. Или другая, более понятная в условиях ее царствования причина - боязнь сильного соперника или соперни­цы, может быть, и в лице Екатерины.

Внешне все обстояло вроде бы пристойно. В ли­це Петра III Елизавета как бы посмертно примиряла мятежный дух двух выдающихся соперников начала XVIII века - Петра I и шведского короля Карла XII. Петр III, как внук Петра I и внучатый племян­ник Карла XII, имел право на оба престола - русский и шведский. Поначалу его и готовили для Шве­ции, но Елизавета, желая сохранить на престоле ли­нию своего отца, настояла на переезде 14 -летнего племянника в Петербург. Видит Бог: не все наши лучшие помыслы и начинания ведут к ожидаемым результатам.

Даже если оставить в стороне все те гадости и унизительные для любого мужчины эпитеты, а еще пуще - прозрачные намеки, которыми в отношении Петра III буквально изобилуют свидетельства Ека­терины, все равно найдется немало иных, менее за­интересованных в унижении Петра III, лиц. К Ека­терине он не испытывал никакого мужского расположения. Да, приударял за другими дворцовыми ба­рышнями. Но мне кажется, что делал это скорее из присущего коронованным особам озорства, чем фи­зической потребности. Он даже обзавелся предме­том обожания - толстозадой и пышногрудой Ели­заветой Воронцовой, которой прощалось все, и чьи прихоти исполнялись незамедлительно. Но значит ли это, что он обходился с этой ленивой и крайне умст­венно ограниченной бабенкой именно как с женщи­ной? Сомневаюсь. По некоторым косвенным при­знакам их отношения напоминали отношения стро­гой, готовой к немедленному наказанию "мамы" и непослушного "сына". То есть присутствовали эле­менты не только "кровосмесительства", но и зауряд­ного мазохизма.

Что и говорить, не везло Романовым на пол­ноценное мужское пополнение. Что ни особь, то прямо-таки - тип. Хотя что я придираюсь к Ро­мановым. Недавно в думской книжной экспеди­ции приобрел замечательную в своем роде кни­гу, изданную в 1996 г. бывшим Политиздатом, а ныне издательством "Республика" (ну с этими заменами названий и имен прямо-таки как у Ильфа и Петрова: "бывший князь, а ныне труженик Восто­ка!") сборника в 623 страницы "Монархи Европы: судьбы династий". В нем очень тезисно, почти официозно, боясь споткнуться о какое-нибудь не­впопад написанное слово, рассказывается о по­лусотне царствовавших ранее и царствующих ны­не европейских династий. Но даже из паутины ничего не значащих выражений, хотели того ав­торы или нет, выткался прямо-таки панегирик монаршему дегенератизму. Проблем с мужской линией, мужским началом хватало у каждой ди­настии в избытке.

Видимо, правы те, кто считает, что замкнутое физиологическое пространство - а именно таково пространство монаршего двора, какого-нибудь бан­ковского дома, торговой фирмы и проч., - неми­нуемо ведет к вырождению мужского элемента уже в третьем поколении. Первыми это поняли наиболее дальнозоркие евреи в лице, прежде всего, выдающе­гося своего представителя Моисея. Они восстали про­тив "местечкового" образа жизни и черты оседлости, которой не только в России, а во всех без исключе­ния странах очерчивали территорию проживания ев­реев. Об этом хорошо и убедительно рассказывается в очень смелой, удивительно честной и глубоко само­критичной "Краткой еврейской энциклопедии". Она издана в 1996 г. в Иерусалиме на русском языке. Уверяю вас, читатель, это изда­ние бесценно.

Вторыми после евреев, кто понял остроту обо­значенной выше проблемы, были царствующие дома Египта и Ближнего Востока. За ними римские импе­раторы. Наконец, европейские монархи. Не исклю­чаю, что понять это самодержавным фамилиям по­могли те же евреи. По крайней мере, в Европе с XIX века процесс уравнения прав евреев с остальным населением и ассимиляции среди коронованных особ приобрел непривычную для них прежде динамику. Продолжается он и поныне. Причем не только в Европе, но и в Азии. Возьмите женитьбу нынешнего японского императора на современной простолюдин­ке. Сколько умиления и восторженных слез доверчи­вых японцев и особенно японок пролито по этому случаю. Ах, какой он демократ, наш Хирохито! Но демократия демократией, а у императора еще и свои, более дорогостоящие обязанности - получить нор­мальное потомство...

Думаю, этим была озабочена и Елизавета Пет­ровна. В жены Петру III она - не без раздумий - определила молоденькую, шуструю, как веник, крепышку. Резонно полагая, что физические достоинст­ва Екатерины с лихвой возместят убожество и деге­неративность ее племянника. Говорят, решающее зна­чение при выборе невесты сыграл портрет 15-летней Фике, написанный посредственным французским живописцем и посланный в Петербург - на всякий случай - предусмотрительной Иоганной, матерью будущей Екатерины, по жизни такой же вертихвосткой, как и ее дочь.

С потомством в доме Романовых не все обстояло благополучно. Александр I участвовал в заговоре против своего отца императора Павла I. Знал о готовившемся убийстве Павла и не предупредил его. Значит, не просто пособник, а прямой участник. Его внук Александр II никого не убивал. Но в силу своей отчаянной любви к реформам и демократиям практически ничего не предпринимал против собственного убийства народовольческими террористами. Правнук Николай II пытался предотвратить распад империи, но делал это вяло и бесталанно. К тому же был отягощен мыслью о физическом вырождении династии. Его сын царевич Алексей болел гемофилией, т.е. несворачиваемостью крови, и мог умереть в любую минуту.

Во всей этой когорте Романовых, пожалуй, только двое императоров заслуживают если не похвалы, то уважения как государственники и патриоты своего Отечества. Это - Николай I и его внук Александр III. Николай спас Россию от масонской заразы в лице так называемых декабристов. По названию дня восстания против самодержавия 14 декабря 1825 г. при восшествии Николая на престол. Будущий император решительно расстрелял мятежные полки во главе с Пестелем и другими. Причем защитил не только трон, но и свою семью. Декабристам их французские братья-масоны, с которыми они сошлись в 1813 году при освобождении казаками Платова Парижа от Наполеона, предписали уничтожение Николая, его жены и троих детей. Не вышло. Николай повесил 5 декабристских заговорщиков. Поделом.


Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 230; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!