Роль коммуникационной составляющей в современном обществе, понятие «атомизации» социальности (Ж.Ф. Лиотар)



"Атомы", формирующие материю социальной системы, во всяком случае, являются полномочными в отношении этих высказываний и, в частности, этого вопроса. С другой стороны, информационная теория в ее грубой кибернетической версии упускает из виду решающий аспект, который мы уже подчеркивали, а именно - агонистический. Атомы расположены на пересечении прагматических связей, но они также перемещаются под воздействием информации, которая через них проходит, находясь в постоянном движении. Каждый языковой партнер, получая направленные на него "приемы", подвергается "перемещению", изменению самого разного рода, и не только когда он является отправителем или референтом, но также и в качестве получателя сообщения. Эти "приемы" неизбежно вызывают "ответные приемы"; однако, все знают по опыту, что эти последние не могут быть "хорошими", раз они всего лишь ответные. Поскольку они являются всего лишь запрограммированными эффектами в стратегии противника, то осуществляют именно ее и, следовательно, идут прямо противоположно в изменении соотношения сил. Отсюда то значение, которое имеет способ проведения "приема" для осложнения перемещения и даже его дезориентации; этот "прием" (новое высказывание) должен быть неожиданным. Для понимания этого способа социальных отношений, в каком бы масштабе мы их не рассматривали, нужна не одна только коммуникативная теория, но также еще и теория игр, которая включает агонистику в свои предпосылки. И можно уже догадаться, что в этом контексте требуемое новшество не является простой "инновацией". У многих современных социологов мы находим поддержку этого подхода, не говоря уже о лингвистах или философах языка. Такая "атомизация" социальности в гибких сетях языковых игр может показаться слишком далекой от современной действительности, которая представляется скорее блокированной бюрократическим артрозом. Можно по крайней мере указать на важность институций, которые накладывают ограничения на игры, а следовательно размечают границы изобретательности партнеров в плане применения приемов. Это, по-видимому, не составляет особой трудности

Понятие кризиса легитимности на основе теории коммуникативного действия Хабермаса.

О коммуникативном действии.

Еще до появления двухтомной книги "Теория коммуникативного действия" Хабермас ввел ряд фундаментальных для этой теории понятий. Как ясно из сказанного ранее, центром усилий Хабермаса стало различение и, можно сказать, противопоставление инструментального и коммуникативного действия. Воплощением инструментального действия Хабермас считает сферу труда. Это действие упорядочивается согласно правилам, которые основываются на эмпирическом знании. При совершении инструментального действия реализуются - в соответствии с критериями эффективности, контроля над действительностью - определенные цели, осуществляются предсказания, касающиеся последствий данного действия. Под коммуникативным действием Хабермас уже в работах 60-х годов, а также в упомянутом двухтомнике, понимает такое взаимодействие, по крайней мере двух индивидов, которое упорядочивается согласно нормам, принимаемым за обязательные. Если инструментальное действие ориентировано на успех, то коммуникативное действие - на взаимопонимание действующих индивидов, их консенсус. Это согласие относительно ситуации и ожидаемых следствий основано скорее на убеждении, чем на принуждении. Оно предполагает координацию тех усилий людей, которые направлены именно на взаимопонимание.

Соответственно Хабермас различает инструментальную и коммуникативную рациональности. Понятие инструментальной рациональности заимствуется у Макса Вебера. Учение Макса Вебера вообще является одним из главных теоретических источников учения Хабермаса.

Следует отметить, что при этом (опирающаяся на обновленную интерпретацию Вебера) типология действия Хабермаса испытала заметную трансформацию. Так, в работах 60-х годов главной парой понятий были для Хабермаса названные инструментальный и коммуникативный типы действия. Впоследствии он, пользуясь уже несколько иными критериями различения, выделил следующие четыре типа: стратегическое, норморегулирующее, экспрессивное (драматургическое) и коммуникативное действие. При этом стратегическое действие включает в себя инструментальное и "собственно стратегическое" действие. Ориентация на успех (или необходимость считаться с неуспехом), на использование средств, отвечающих поставленным целям, остались его общими опознавательными знаками. Но теперь Хабермас пришел к выводу, что чисто инструментальное действие отвечает такому подходу к человеческому действию, когда предметные, инструментальные, прагматические критерии выдвигаются на первый план, а социальные контекст и координаты как бы выносятся за скобки. Что же касается стратегического действия в собственном (узком) смысле, то оно как раз выдвигает в центр социальное взаимодействие людей, однако смотрит на них с точки зрения эффективности действия, процессов решения и рационального выбора. В коммуникативном действии, как и прежде, акцентировалась нацеленность "актеров", действующих лиц, прежде всего и именно на взаимопонимание, поиски консенсуса, преодоление разногласий.

Следующим важным шагом развития концепции Хабермаса (в работах второй половины 70-х годов, в "Теории коммуникативного действия" и в последующих произведениях) явилось исследование типов действия в связи с соответствующими им типами рациональности. Аспекты рациональности, которые проанализировал Хабермас, позволили уточнить саму типологию действия. Нет ничего удивительного в том, что это исследование также стало творческим продолжением учения Макса Вебера. Ибо Вебер, по глубокому убеждению Хабермаса, перешел от абстрактного классического учения о разуме и типах рациональности к их толкованию, в большей мере отвечающему современным теоретическим и методологическим требованиям. Не следует, впрочем, преувеличивать роль веберовских идей в формировании и изменении учения Хабермаса, который лишь отталкивается от текстов Вебера, но делает из них множество оригинальных выводов. Прежде всего Хабермас значительно яснее и последовательнее, чем Вебер, порывает с некоторыми фундаментальными принципами и традициями эпохи "модерна" (нового времени), философии и культуры Просвещения. Суммируем основные подходы хабермасовской теории коммуникативной рациональности.


1 Хабермас осуществляет - конечно, опираясь на концепцию "рационализации" Вебера (устранение религиозно-мифологических картин мира) - "десубстанциализацию" и демифологизацию разума, прежде всего в борьбе с идеалистическими концепциями гегелевского типа.
2 Критически преодолеваются субъективистские тенденции трансценденталистской философии, которая в оправданной борьбе против субстанциалистской метафизики перевела учение о разуме на уровень философии сознания. В борьбе с заблуждениями философии сознания Хабермас видит свою постоянную задачу.
3 В борьбе с субстанциализмом и трансценденталистским субъективизмом Хабермас, однако, не готов пожертвовать завоеваниями традиционного рационализма. Речь идет, скорее, о спасении разума.
4 Хабермас, в частности, принимает в расчет любые подвижки традиционного рационализма как в сторону разработки теории действия, активности и суверенности действующих субъектов - личностей, так и в сторону исследования интеракции, интерсубъективности, т.е. познавательных, нравственно-практических, социально-исторических аспектов человеческого взаимодейтвия. Однако он полагает, что всем этим темам, аспектам, измерениям философия до сих пор уделяла мало внимания.
5 Свою цель Хабермас видит в переплетении "деятельностного" подхода, в исследовании разума как конкретной рациональности действия, в изучении, в частности, интерсубъективных, коммуникативных измерений действия.

Комплексные типы действия, рассуждает Хабермас, можно рассматривать в свете следующих аспектов рациональности: - в аспекте инструментальной рациональности (рационального разрешения технических задач, в качестве конструкции эффективных средств, которые зависят от эмпирического знания);


- в аспекте стратегической рациональности (последоватеьного решения в пользу тех или иных возможностей выбора - при данных предпочтениях и максимах решения и с учетом решения рациональных контрагентов);
- в аспекте нормативной рациональности (рационального решения практических задач в рамках морали, руководящейся принципами)";
- в аспекте рациональности "экспрессивного действия". Иными словами, понятие рациональности уточняется соответственно типологии действия.

Хабермас предлагает такую общую схему связи "чистых" типов действия и типов рациональности:

Существенным отличием концепции рациональности Хабермаса является то, что в нее органически включаются и синтезируются:


- отношение действующего лица к миру (Aktor-Welt-Beziehung);
- отношение его к другим людям, в частности, такой важный фактор как процессы "говорения", речи, высказывания тех или иных языковых предложений и выслушивания контрагентов действия.

А отсюда Хабермас делает вывод: понятие коммуникативного действия требует, чтобы действующие лица (Aktoren) были рассмотрены, как говорящие и слушающие субъекты, которые связаны какими-либо отношениями с "объективным, социальным или субъективным миром", а одновременно выдвигают определенные притязания на значимость (Geltugsanspruche) того, о чем они говорят, думают, в чем они убеждены. Поэтому отношение отдельных субъектов к миру всегда опосредованы - и релятивированы - возможностями коммуникации с другими людьми, а также их спорами и способностью прийти к согласию. При этом действующее лицо может выдвигать такие претензии: его высказывание истинно (wahr), оно правильно (richtig - легитимно в свете определенного нормативного контекста) или правдоподобно (wahrhaft - когда намерение говорящего адекватно выражено в высказывании).

Эти притязания на значимость (и соответствующие процессы их признания - не признания) выдвигаются и реализуются в процессе дискурса. Распространенное в современной философии понятие дискурса Хабермас тесно связывает именно с коммуникативным действием и поясняет его следующим образом. Дискурс - это и есть тематизирование Geltugsanspruche, как бы "приостановка" чисто внешних принуждений к действию, новое обдумывание и аргументирование субъектами действий их мотивов, намерений, ожиданий, т.е. собственно притязаний, их "проблематизация". Особое значение для Хабермаса имеет то, что дискурс по самому своему смыслу противоречит модели господства - принуждения, кроме "принуждения" к совершенной убеждающей аргументации.

Противники теории коммуникативного действия Хабермаса неоднократно упрекали его в том, что он конструирует некую идеальную ситуацию направленного на консенсус, "убеждающего", ненасильственного действия и идеального же "мягкого", аргументирующего противодействия. Апеллируя и к жестокой человеческой истории, и к современной эпохе, не склоняющей к благодушию, критики настойчиво повторяют, что хабермасовская теория бесконечно далека от "иррациональной" реальности. Хабермас, впрочем, и не думает отрицать, что он (в духе Вебера) исследует "чистые", т.е. идеальные типы действия, и прежде всего тип коммуникативного действия.

Вместе с тем он исходит из того, что выделенным и исследуемым им коммуникативному действию и коммуникативной рациональности соответствуют вполне реальные особенности, измерения, аспекты действий и взаимодействий индивидов в действительной истории. Ведь взаимопонимание, признание, аргументация, консенсус - не только понятия теории. Это неотъемлемые элементы взаимодействия людей. И в какой-то степени - всех тех действиях, которые ведут хотя бы к малейшему согласию индивидов, общественных групп и объединений. При этом если "чисто" стратегическое действие определяется извне, регулируется заведомо данными нормами и санкциями, то суть коммуникативного действия - в необходимости, даже неизбежности для действующих индивидов самим находить и применять рациональные основания, способные убедить других субъектов и склонить их к согласию. Коммуникативных аспектов и измерений в человеческих действиях значительно больше, чем мы думаем, убежден Хабермас. И задача современной мысли заключена в том, чтобы вычленить, как бы высветить их в реальной коммуникации людей, помогая современному человеку пестовать механизмы согласия, консенсуса, убеждения, без которых не может быть нормального демократического процесса.

Хабермаса несправедливо было бы упрекать в том, что он не видит угроз и опасностей современной эпохи. (В частности, постоянной чертой учения Хабермаса, что уже отмечалось, остается критика капитализма.) Да и вообще замысел того раздела учения Хабермаса, который он (во взаимодействии и споре с Апелем) называет "универсальной прагматикой", нацелен на то, чтобы разработать последовательную программу универсальной значимости коммуникативных действий, а одновременно и программу если не предотвращения, то по крайней мере диагностирования и лечения общественной патологии в сфере общественной коммуникации. Такую патологию Хабермас понимает как формы "систематически нарушаемой коммуникации", в которых отражается макросоциологические отношения власти в сфере "микрофизики" власти.

В более общем смысле Хабермас разрабатывает вопрос о патологическом воздействии "системы" (связанной и с капитализмом, и с социализмом, характерной для всей цивилизации системы государства) на все структуры и формы человеческого действия, включая структуры жизненного мира. Его критическая теория общества, далеко ушедшая от традиционных вариантов франкфуртской школы, сосредоточена на теме "колонизации жизненного мира". Прежде чем раскрыть эту тему, необходимо остановиться на вопросе о роли и смысле понятия "жизненный мир" в философии Хабермаса.

"Жизненный мир" в концепции Хабермаса.

Проясняя смысл ситуации коммуникативного действия, Хабермас стал все более широко использовать и перетолковывать гуссерлевское понятие "Lebenswelt", "жизненный мир", объединив его с "символическим интеракционизмом" Дж.Мида. Lebenswelt в согласии с Гуссерлем понимается как "заслуживающая доверия почва повседневной жизненной практики и опыта относительно мира"; это также некоторое целостное знание, которое есть где-то на заднем плане жизненного опыта и (до поры до времени) лишено проблемных конфликтов. В отличие от гносеологических концепций, апеллирующих к некоему идеальному незаинтересованному наблюдателю, Хабермас ведет свою теорию действия к прояснению таких реальных его предпосылок как "телесность" реального индивида, его жизнь в сообществе, как его субъективность, спаянная с традицией. Хабермас, конечно, признает, что Lebenwelt - как и позиция "незаинтересованного наблюдателя - есть своего рода идеализация". Но он вдохновляется тем, что жизненный мир есть и действительный горизонт, и постоянная кулиса повседневной коммуникации, повседневного опыта людей.

"Жизненный мир, - поясняет Хабермас, - обладает не только функцией формирования контекста (коммуникативного действия. - Авт.). Одновременно это резервуар, из которого участники коммуникации черпают убеждения, чтобы в ситуации возникшей потребности во взаимопонимании предложить интерпретации, пригодные для достижения консенсуса. В качестве ресурса жизненный мир конститутивен для процессов понимания. ...Мы можем представить себе жизненный мир, поскольку он привлечен к рассмотрению в качестве ресурса интерпретаций, как языково организованный запас изначальных допущений, предпочтений (Hintergrundannahmen), которые воспроизводятся в виде культурной традиции". В коммуникативной повседневной практике, утверждает Хабермас, не существует незнакомых ситуаций. Даже и новые ситуации всплывают из жизненного мира. "За спинами" действующих субъектов всегда остаются язык и культура. Поэтому их обычно "опускают", когда описывают ту или иную ситуацию. "Взятое в качестве функционального аспекта взаимопонимания, коммуникативное действие служит традиции и обновлению культурного знания; в аспекте координирования действия оно служит социальной интеракции и формированию солидарности; наконец, в аспекте социализации коммуникативное действие служит созданию личностной идентичности. Символические структуры жизненного мира воспроизводят себя на пути непрерывного существования знания, сохраняющего значимость, на пути стабилизации групповой солидарности и вовлечения в действие "актеров" (действующих лиц), способных к [рациональному] расчету. Процесс воспроизводства присоединяет новые ситуации к существующим состояниям жизненного мира, а именно ситуации в их семантическом измерении значений и содержаний (культурный традиций), как и в измерении социального пространства (социально интегрированных групп) и исторического времени (следующих друг за другом поколений). Этим процессам культурного воспроизводства, социальной интеграции и социализации соответствуют - в качестве структурных компонентов жизненного мира - культура, общество и личность".

Главную особенность развития человечества на рубеже XX и XXI в. Хабермас усматривал в том, что некоторое облегчение тяжести эксплуатации человека в экономической сфере (речь тут скорее идет о странах Запада и Востока, наиболее развитых в индустриально-техническом, научном отношениях) сопровождалось, о чем уже упоминалось, "колонизацией" тех сфер жизненного мира, которые исконно считались заповедной "землей" человека - жизнь семьи, быт, отдых, досуг, мир мыслей, чувств, переживаний. Современная цивилизация - опираясь на новейшую технику, на средства массовой информации, - устроила настоящую атаку на все эти, казалось бы, "частные" и неприкосновенные сферы. Манипуляция внутренним миром личности, направленные против него репрессия, насилие становятся беспрецедентными - как беспрецедентны и вытекающие отсюда опасности. В "репрессиях" общества против индивидов принимают участие процессы рационализации и сама рациональность. Имеет место "господство рациональности, и рациональность становится приспособленной к господству". Из чего Хабермас отнюдь не делает вывод, будто нужен поход против разума и рациональности как таковых.

Хабермас (Habermas), Юрген - (1929, Дюссельдорф) – немецкий философ, социолог-теоретик и политический мыслитель; представитель "второго поколения" Франкфуртской школы социальной философии. До 1959 – ассистент Теодора Адорно (1903–1969; видный представитель "первого поколения" Франкфуртской школы); в 1961–1994 преподавал философию и социологию в ведущих университетах Германии); с 1971 – содиректор Института по исследованию условий жизни научно-технического мира им. Макса Планка. Неоднократно был удостоен почетных наград и премий в области общественных наук и философии. Автор ряда монографий, среди которых: "Структурная трансформация публичной сферы" (1962), "Техника и наука как идеология" (1968), "Познание и интерес" (1968), "К логике социальных наук" (1973); "Теория коммуникативного действия" (1982); "Философский дискурс Модерна" (1985) и др. Вклад в развитие политической мысли. Круг исследуемых Хабермасом проблем очень широк и охватывает теории познания, коммуникации, проблемы языка и этики, методологию и философию права, перспективы современных развитых обществ и другие масштабные вопросы. Для исследований философа характерно критическое переосмысление, синтез идей и концепций из многих направлений современной научной мысли, в т.ч. социологических теорий Макса Вебера и Эмиля Дюркгейма (1858–1917), неомарксизма Франкфуртской школы социальной философии, создавшей "критическую теорию", психоанализа Зигмунда Фрейда (1856–1939), феноменологии и структурализма и др. Результат философского проекта Хабермаса – абстрактная теоретическая система, названная теорией коммуникативного действия. В одной из своих первых работ Хабермас рассмотрел возникновение, развитие и перспективы публичной сферы (другой вариант перевода – общественности) в современном капиталистическом обществе. Публичная сфера понимается как социальная арена ("открытость и совместность"), на которой отдельные индивиды через общение и обоснование суждений (т.е. через многочисленные и разнообразные коммуникации) формируют нормативные ориентации, которые контролируют и оказывают рационализирующее влияние на применение государственной власти. По мнению философа, в традиционную концепцию публичной сферы, сформированную ранним буржуазным обществом, закладывалось неверное отождествление человека и буржуа-собственника, ставшее очевидным в XIX в., когда конфликт между капиталом и трудом распространился на область, как считалось, свободного и равноправного общения. Далее, уже в современную эпоху публичная сфера стала объектом вторжения технологичных массовых коммуникаций, рекламы, "связей с общественностью" (PR) и в значительной степени подрывается низведением демократических ожиданий к периодической поддержке на выборах представителей политической элиты. Упомянутые силы вторгаются также и в частную сферу жизни. В 1970-е годы Хабермас начал разрабатывать философские основы концепции демократической легитимизации. Стремления к правде, справедливости и т.п. являются нормативными предпосылками человеческого общения – ведь сам факт дискуссии ради ненасильственного разрешения противоречий уже предполагает, что подобные предпосылки существуют и задействованы, иначе нет смысла в нее вступать. Эти предпосылки можно выразить в понятиях структуры равного и взаимного доступа к диалогу. В работе "Кризис легитимности" эта тема была продолжена попытками обнаружить социальные последствия таковых предпосылок путем пересмотра марксистской теории кризисов. Хабермас утверждал, что развитый капитализм более не производит экономических и системных кризисов в чистом виде, поскольку государство освоило множество ранее не свойственных ему регулятивных функций по отношению к экономике. Но даже государство (сфера административного действия) более не в состоянии поддерживать баланс между противоречиями, происходящими из растущей социализированности экономики и ее обслуживанием частных интересов. Следующий из этой ситуации кризис административной рациональности может превратиться в кризис легитимности, если ценности и значения социокультурной системы начнут противоречить нормам частной и публичной сфер. В фундаментальном двухтомнике "Теория коммуникативного действия" Хабермас утверждал, что развитие современного общества может быть понято в терминах дифференциации "систем", функционирующих на основе обезличенных посредников в виде денег и власти (соответственно, рынок и правительство), и жизненного мира индивида. Патологии современного общества могут быть поняты в терминах "колонизации" жизненного мира системами, т.е. опредмечивания и бюрократизации тех сфер бытия, которые по сути своей зависят от солидарности и взаимного признания. В этих условиях целью демократизации становится создание центров коммуникации (различные свободные ассоциации и движения), служащих для ограничения экспансии систем, без того чтобы быть поглощенными этими системами или уничтожить их. Большой интерес представляет отношение Хабермаса к проекту модерна, которое проясняется, в частности, его докладом "Модерн – незавершенный проект", сделанным при вручении премии имени Адорно в 1980. Он, вслед за Вебером, усмотрел возможность реализации проекта модерна в дифференциации ценностных сфер науки, морали и искусства, в их последующей институционализации и профессионализации, что "увеличивает разрыв между культурами экспертов и широкой публикой". По Хабермасу, оригинальный проект модерна, сформулированный в XVIII в. философами Просвещения, состоит в том, "чтобы неуклонно развивать объективирующие науки, универсалистские основы морали и права и автономное искусство с сохранением их своевольной природы, но одновременно и в том, чтобы высвобождать накопившиеся таким образом когнитивные потенциалы из их высших эзотерических форм и использовать их для практики, т.е. для разумной (другой вариант перевода – рациональной) организации жизненных условий". Опыт XX столетия значительно ослабил оптимизм Просвещения, выхолостил важные элементы проекта, придал ему сугубо утилитарный смысл обеспечения экономического роста и технического прогресса в рамках успешной капиталистической модернизации вместе с попытками сохранения повседневных жизненных практик. Обретенная современность как "человеческий удел, а не как акт воли", – это вызов: общество угрожает самому себе в ходе развития своих возможностей, причем эти экономические, военные, экологические и социальные опасности бросают вызов его существованию вообще. Современность также подвергает ревизии и этим потенциально подрывает любые основания и традиции, упорядочивающие жизнь. Однако именно современность дала человеку невиданный ранее уровень свободы – свободы самоопределения, когда ни одна норма не подлежит признанию, если человек не видит в ней какого бы то ни было значения, прежде всего для себя; свободы самовыражения и свободы научного исследования, не ограниченного предрассудками или нерушимыми авторитетами. Как считает Хабермас, спасение проекта модерна станет вероятным, если "можно будет направить также и социальную модернизацию в другое некапиталистическое русло, когда жизненный мир сможет выработать в себе институты, которые ограничат собственную систематическую динамику экономической и управленческой системы деятельности". Таким образом, философ выступает защитником проекта модерна, который, по его мнению, не только не провалился (хотя в условиях кризиса модерна современный западный мир действительно охвачен сильными антимодернистскими и постмодернистскими настроениями, выражаемыми различными направлениями консерватизма), но и по сути не был осуществлен согласно его изначальному замыслу. Наблюдавшийся в XX в. кризис проекта модерна – результат автономизации бюрократической, технической и научной подсистем общества, которые добились огромных результатов в своем развитии, но при этом целерациональные (инструментальные) действия лишились важного элемента проекта модерна – моральной ориентации, и в повседневной жизни стали доминировать интересы данных подсистем, самоцельно навязывающих планы социального развития, а не исторические потребности людей. Спасение проекта модерна – очень сложная, но не безнадежная задачей современников


Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 582; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!