Голос как понятие, а тело – их соцветие
Голос, чистый голос призван падать без каких-либо представлений: как на сознательном взоре, так и на голосе налеплены ин-тонации, которые связывают с детским воображением, или с первым восприятием языка, где бессознательные реакции идут в ногу с какими-то высказываниями, и язык еще вплетен в воображение, он не отделен от него. Так что философский язык освобождает от приблизительности, учить аккуратности обращения с переводом, делая его все более точным. С английского, например, переводя фразу «Nothingness is only human’s thing» можно перевести – что нет ничего нашего, а можно перевести, что ничего как вещь, своего рода способность, в отличие от конечных возможностей «чего-то», есть наше поле. Ведь английское «nothigness» четко дает место некоему бытию, и только приблизительность! Есть та сила, которая лишает субстанциальности, или сути, это слово. Аккуратное обращение с языком – и есть поле философии, и это уже далеко за вершинами поэзии, или даже под самым их низом – под корнями, но главное, за пределами воображаемых миров. Воображение есть поле, которое связывает нас с первой восприимчивостью к новому и первыми «нет», негативными реакциями, ограничивающими восприятие. Но и оно уже впоследствии, благодаря очищенному языку, приобретает возможность как ткань мира, на которое направлен чистый взор осмелившегося видеть то, что показывают, а не то, что привиделось по дороге, после или между конкретных посланий из мира, который пребывает и вне воображения, которое ткет ткань мира, но не времени. А время идёт вне представлений, и поэтому опасно для детского воображения, и может его шокировать. Часы отчасти отдаляю нас от его реального хода, созидая еще один вариант защиты – но они тикают, и каждый раз обращают на себя внимания, с ними нельзя справится представлением, они возвращают к реальности. К той реальности, к которой было выстроено это детское мировосприятие, и через повторения выработались определенные реакции входа в мир вместе с неким арсеналом собственных реакций, очень приблизительными и несовершенными инструментами соощущения с миром.
|
|
|
Голос как понятие может показаться нефилософским, если ориентироваться на него будто на критерий. Но освежение языка всегда соприкасается с пограничьем абсурдных слов, дабы остаться в живых. Оно должно черпнуть неочерствелых еще прослоек языка, чтобы речь оставалась в соприкасании со свечением неприкосновенного ощущения. Голос дает много неправильных ходов редукции, потому может послужить проводником к верной нити языка, к его мелькающей параллельной поступью осмысленностью, месту «рядом» в мысли.
|
|
|
Аффект воображения и слои осмысления: поиск формы мысли (Мамардашвили М. «Психологическая топология пути»)
Кант И. высказывает мысль, что воображение – первичная функция, идущая еще до рассудка – поэтому поэзия и является первичной формой языкового выражения. Но также, воображение это то, что запускается вторично, уже после обретения некоего рассудка – как то, что теперь, после рассудка, обретает второе значение – и создает то, что можно назвать двойным дном, неким «сном» в мысль, после ясности, или «что делать» мысли после озарения ego cogito – как сделать мысль аффективной.
Рассудок в нынешнем мире обеспечивает свой пласт существования за счет «полей информации».
Дать процессу мышления видеть себя во взаимосвязи с не-теоретическим (например, музыкальным), в попадании формой мысли во время – идти на опыт трансформации сознания у естественной проточности его мысли, знающей свои пороги, ведающей о своем движении, несущейся по нему с обретенным зрением, глазами видений-«идей»: то, что происходит через резонанс и задевание хаоса с какой-то стороны полупрозрачных слоев осмысления (есть как ясности, так и потенциал проявления). Как возможно, чтобы это происходило так, соединяя звучащую речь и зрение, чтобы, подобно ситуации в китайской притчи, при этом не разрушить хаос Хунь-Тунь, проделав в нём семь дырок (тогда он полностью исчез), а оставить хаосу быть хаосом в неподвластной стихийности (пущенной на волю, ловя его место между произволом и тотальным вниманием), но при этом соприкасаться с ним мыслью максимально точно и точечно.
|
|
|
Это совершенно необходимо. Как минимум, похоже, его (хаос) приходится самому восстановить, вернув ему подобающее отсутствие дыр, полноту целостности. Что такое этот хаос? Хаос – всё оставшееся без пристального внимания, фон мира, сам «мир», окружающее «эхо», это то, что тем не менее, имеет наибольший резонанс и поддерживает сети реальности.
Здесь уместен такой пример. При изучении правильного положения голоса в пении – связки лишь контролируют ноту, но лишены всякого напряжения; музыканты знают, что напряжение связок портит звучание: оно неполезно как для 1. физиологии, естественности телесной гармонии – так и для 2. красоты звука – что не принято разносить по разные стороны процесса в музыке (вред для тела и вред для звука), но только это отличие с как бы двойным фокусом делает процесс пение сознательно схватываемы, тем, что преобразится в искусство.
|
|
|
Так же точно понятие и тело, ясность и звучность – ищут свою гармонику, живое место «между» - овладевая силой (архе), ищет соотнесенного водоворота со стихией, прячущейся в задворках тела, дабы не пройти насквозь, так никуда и не выйдя, а лишь ощутив сквозняк, не остаться с пустым ничем. Поэтому интересно через музыкальный мир как-то выяснить место и способ быть хаоса, что позволит усилием, лишившись разумного сужения – произвести неожиданный для несущейся мысли эффект, непредсказуемый для неё самой. В рефлексии о хаосе прячется ее непредсказуемая энергия, ее энтелехийность. И в этом месте есть входы в свободное перемещение в лоне времени: выход на поле соприкосновения теории, идейности, логики – и тока спонтанных перемен, стихии, дающейся в стане утренней зари, природы; в роли обновленной, юной, новой.
Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 227; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!