Краткий исторический обзор

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 28Следующая ⇒

Ничто не появляется из ниоткуда, и ничто не уходит в небытие. Эта банальная и простая истина часто забывается нами, когда мы стараемся создать что-то новое, как мы наивно считаем, когда мы пытаемся изобрести то, чем уже когда-то пользовались.

Возможно, в сказанном и есть некоторое преувеличение. Но применительно к сегодняшней российской адвокатуре это, увы, во многом верно.

Думаю, что прежде, чем мы начнем разговор о сегодняшней адвокатуре, об особенностях ее организации и деятельности, стоит хотя бы бегло оглянуться назад — «перелистать страницы», как сказал бы беллетрист, собственной истории.

Начнем с того, что хотя термин «адвокат» и появился в юридической терминологии России в 1864 г., но до 1939 г. он не употреблялся в нормативных актах. Кроме того, термин «коллегия адвокатов» в контексте российской или советской действительности никогда не означал и до сих пор, к сожалению, не означает того корпоративного единства, каковое вкладывается в него во Франции, США или Германии.

Есть как минимум две причины, почему для нас интересна история становления адвокатуры в России. Первая — многие институты дореволюционной адвокатуры России сохранились на последующих этапах правового реформирования в советский и постсоветский период. Вторая — сегодня именно адвокат стал ключевой фигурой судебной системы, поскольку, с одной стороны, именно он пользуется наибольшим доверием общественного мнения, и, с другой стороны, с введением суда присяжных и арбитражных судов роль адвоката реально неизмеримо возросла.

Впервые адвокатура в России возникает в рамках правовых реформ 1864 г., осуществленных при правлении Александра II. Адвокатура изначально планировалась и создавалась как самоуправляющаяся организация. Фактически это означало ее известную независимость от государства, что вносило элемент состязательности в мощную систему полицейского устройства державы. При этом самодержавие никоим образом не хотело видеть становление адвокатуры в качестве либеральной, антиправительственной или оппозиционной группы. Именно поэтому были сразу же предприняты шаги для того, чтобы не сложилась ситуация, когда адвокатура могла бы реально, в силу своего исключительного положения, стать опорой демократического движения.

Контрреформы 1874 г. существенно ослабили адвокатуру. В конце прошлого века применительно к адвокатуре стал использоваться новый термин — «сословие», что в нашем случае означало сообщество юристов, «объединенных образованием и поведением, и исполняющих специфическую общественную функцию». Однако о сословии относительно адвокатуры можно было говорить в отношении только адвокатур Санкт-Петербурга, Москвы и Харькова. В других регионах фактически адвокатуры не было, — были лишь отдельные адвокаты, но никак не «сообщество профессионалов».

Но и в больших городах среди юристов почти не было ощущения корпоративного единства, существовала потребность в профессиональной мобильности, что способствовало конфликтам профессиональных интересов и целей. Адвокаты, принявшие присягу (присяжные поверенные), практиковавшие в трех главных центрах, стояли наверху иерархической лестницы. Большинство практиковало самостоятельно, а не в составе юридических фирм или консультационных бюро (консультаций). Существовали высочайшие требования к вступающим, включая законченное высшее юридическое образование и пятилетний срок стажировки, а также наличие практики в одном из трех главных центров. Когда мы говорим о дореволюционной адвокатуре, то, сами того не подозревая, имеем в виду именно адвокатов этих трех крупных городов. Именно на них всегда было сконцентрировано внимание большинства исследователей, именно их называли «рыцарями живого слова», храбро защищавшими политических диссидентов и, добавим, получавших высокие гонорары.

В практике присяжных поверенных в основном преобладали гражданские дела, и надо отдать им должное за то, что они создали более стабильную среду для нарождавшегося предпринимательства. Благодаря своим связям в финансовом мире некоторые из них сами считались в большей степени предпринимателями, нежели адвокатами. Хотя некоторым представляется такая точка зрения абсолютно неверной: принадлежность к касте предпринимателей определяется не уровнем доходов и кругом общения, а родом деятельности и, если угодно, источником доходов.

Следует отметить, что отношение к адвокатуре было неоднозначным. Если просвещенная интеллигенция понимала значение адвокатуры и всегда весьма уважительно к ней относилась, то среди обывателей бытовало иное мнение. В начале XX в. некоторых присяжных поверенных также критиковали за рекламные кампании, пустые выступления и за стремление принимать только те дела, которые давали возможность получить высокий гонорар. Интересно вспомнить, что по сходным мотивам критиковали и адвокатов в некоторых странах Запада.

Одним из основных элементов практики адвокатов являлась защита обвиняемых по уголовным делам. Существовала и своя «49-я УПК», когда присяжные поверенные назначались судом для защиты неимущих обвиняемых. Вообще надо отметить, что уголовная практика не была ни престижной, ни прибыльной. Исключение, возможно, составляли суды присяжных высокого ранга, где присяжные поверенные приобретали репутацию антагонистов государства.

Фактически их репутация «носителей демократических начал» стала складываться в семидесятые годы прошлого века в результате ряда громких политических процессов. Защитники, — а они были присяжными поверенными, — часто добивались оправдания на политических процессах с помощью жюри присяжных, более склонных к оправданию, нежели к обвинению. Суды присяжных (особенно по уголовным делам), явившиеся результатом реформ 1864 г., овладели вниманием публики. В печатных органах адвокатуры часто печатались речи защитников, представлявшие захватывающее чтение для публики.

Речи прокуроров и судей, наоборот, были составлены не столь тщательно. Судебная система России восприняла состязательные механизмы через суды присяжных, при этом сохранялись такие остатки континентальной системы, как предварительное расследование без участия защитника. Не стоит и говорить о том, что судебные чины и судьи были не в восторге от той ситуации, когда присяжные заседатели получили право решать, что является справедливым, а что — нет. Их также не устраивала возросшая роль адвоката на суде присяжных. Например, в 1904 г. председатель окружного суда отвел защитника во время процесса за то, что в своей речи перед членами жюри присяжных тот подчеркнул, что они имеют право на оправдание обвиняемого.

Законы 1864 г. предусматривали наличие организационной структуры для присяжных поверенных, состоящей из общего собрания и совета, избираемого этим собранием. Местная судебная палата, или дворец правосудия, который находился в суде высшей инстанции округа, могла позволить группе из более чем 20 присяжных поверенных, имеющих лицензии, образовать гильдию адвокатов. Не удивительно, что на протяжении почти всей истории дореволюционной адвокатуры члены совета, особенно его председатели, обладали основной властью в региональных гильдиях, хотя каждый совет был под надзором местной прокуратуры. Из сказанного видно, что уже в те далекие времена два равноправных участника судопроизводства — адвокатура и прокуратура — оказались в неравном положении. Государство признавало прокуратуру «своим» институтом и давало ей право надзора за адвокатурой. Кроме того, несмотря на требования действовавшего законодательства, советы не имели четко определенных полномочий, что вызывало внутренние разногласия уже в рамках самих гильдий.

Однако присяжные поверенные предоставляли только часть правовых услуг и, в основном, в городах. Частные адвокаты (частные поверенные) появились в результате контрреформы в декабре 1874 г. первоначально в качестве временной меры. К частным поверенным относилась статья 406 закона «Учреждения судебных установлений». Предполагалось, что их законное существование будет служить сокращению числа стряпчих, или подпольных адвокатов, приобретших четкую репутацию мошенников. До 1864 г. стряпчие преобладали среди лиц, практикующих право (среди них было много дворян, землевладельцев или бывших чиновников, которые таким образом могли зарабатывать деньги), но часто были невежественны в правосудии. Они принимали участие в рассмотрении дел по наследству, по имущественным и земельным спорам, о банкротстве, разводах, паспортах и о телесных повреждениях. Появившиеся после 1874 г. частные поверенные не смогли реально вытеснить из сферы оказания правовых услуг подпольных адвокатов. Не приходится сомневаться в том, что институт частных поверенных был создан для того, чтобы быть противопоставленным растущему политическому влиянию присяжных поверенных. В конечном счете они не стали временными фигурами, как это предусматривалось. Фактически, частные поверенные не только представляли особую традицию, но и являлись мостом между российскими адвокатами, ориентированными на Запад, присяжными поверенными и исконным российским адвокатом, стряпчим, связывая таким образом разнородные группы внутри адвокатуры России.

За пределами Санкт-Петербурга, Москвы и Харькова до 1904 г. не разрешалось образовывать дополнительные региональные адвокатские советы. Окружному суду надлежало осуществлять контроль за частными поверенными. В провинции «забыли об адвокатуре как о единой корпорации, а то, что осталось, представляло собой не профессию, изначально определенную в законодательстве о судебной реформе, а нечто значительно более слабое под косвенным контролем государства». Несмотря на то, что от частных поверенных не требовалось наличие юридического образования, они должны были получать лицензию, а для этого иметь деньги на оплату этой лицензии. Надзор за ними осуществлялся местными судами и Министерством юстиции. Их нельзя было причислить к корпорации подобно тому, как это было у присяжных поверенных. Частные поверенные могли выступать в качестве законных представителей клиентов, хотя они и не назначались судами. Тем не менее, в сознании народа отсутствовало различие между двумя типами адвокатов, что было весьма плохо для адвокатуры в целом, так как гораздо чаще частные поверенные вообще были не профессиональны и даже порою не знали законов. (Особенно это было характерно для провинции, где суды осуществляли прямой контроль за всеми адвокатами.)

Статус адвокатов-стажеров, или помощников, не был четко определен в законах 1864 г. и был предметом разногласий внутри сословия в течение всего периода до начала XX в. Стажировка, которая должна была продолжаться в течение пяти лет, упорно игнорировалась сверху. В начале XX столетия стали ярко проявляться различия между молодыми юристами, имевшими революционные наклонности, и присяжными поверенными старшего возраста, либерально настроенными и верившими в возможность эволюционного характера изменения общества.

При оценке автономии адвокатуры по отношению к государству необходимо принять во внимание правовые нормы, регулировавшие отношения между сословием и государством, и особенно ту напряженность, которая существовала между ними. Несмотря на то, что процессуальные права адвокатуры в суде были невелики, она все-таки, с точки зрения идеологов монархической системы государственного устройства, активно участвовала в подрыве государственной власти самим фактом своего существования.

Особенная острота в отношениях между государством и адвокатурой возникла по вопросам организации коллегий, о необходимых требованиях при приеме к уровню образования соискателя, о надзоре за деятельностью адвокатуры и о правилах адвокатской практики. Хотя советы гильдий в трех главных городах обладали большей властью в адвокатуре, нежели общие собрания (особенно в вопросах, касающихся приема, дисциплины и назначений), они все же должны были отчитываться перед государственной властью. Например, апелляции на решения об отказе в приеме в гильдию или об исключении из нее можно было подавать в судебную палату, которой принадлежало последнее слово. Судебная палата осуществляла также общий контроль за советом в своем регионе. Была установлена обязанность информировать местную прокуратуру о всех решениях совета по дисциплинарным вопросам. Политика Министерства юстиции в области юридического образования была направлена на то, чтобы юридические факультеты не были столь строгими в своих требованиях к студентам, как это следовало бы, и тем самым выпускали бы помощников адвокатов, не подготовленных к работе по специальности.

Стремясь подорвать единство сословия, чиновники Министерства юстиции на этом не останавливались. Они постоянно пытались лишить присяжных поверенных их прав, включая и право на подачу ходатайств, что со всей очевидностью проявилось в конце семидесятых годов прошлого века. Между мировыми судьями и присяжными поверенными также часто были напряженные отношения. Можно принести смехотворные примеры подобного недоброжелательства, когда адвокатов часто лишали даже стульев во время долгих судебных заседаний. В своем большинстве судьи рассматривали присяжных поверенных в качестве «зла, которое можно пережить». Советы не могли заниматься регуляцией сословия из-за вмешательства Министерства юстиции, а их собственный состав должен был быть одобрен Министерством. В тех регионах, где не было советов, присяжные поверенные и частные поверенные напрямую контролировались окружными судами.

Первую юридическую консультацию открыли присяжные поверенные в 1870 г. в Санкт-Петербурге. С течением времени помощники адвокатов в основном заняли места присяжных поверенных в консультациях, а крестьяне составляли большую часть их клиентов. В конечном счете, лишь некоторые консультации успешно удовлетворяли потребность в правовом обслуживании (в основном по гражданским делам) в своих регионах и поэтому не могли серьезно изменить существовавшее в России правосознание. Во многих городах местная администрация нередко пыталась помешать открытию консультации.

Государство видело слишком большую социальную мобильность внутри адвокатуры. Поэтому были определены группы лиц, чье участие в деятельности адвокатуры ограничивалось или затруднялось. Наиболее четко выраженное нарушение гражданских прав в то время было допущено в отношении еврейского населения. В 1889 г. правительство ограничило поступление евреев в коллегии адвокатов, и они могли, таким образом, практиковать только в качестве помощников, частных поверенных или стряпчих. Женщин вообще не допускали к юридической практике в России до Февральской революции 1917 г. Реформы 1864 г. не мешали женщинам стать присяжными поверенными, но им запрещалось посещать лекции по праву в университете. В 1874— 1875 гг. была предпринята попытка выдавать женщинам лицензии частных поверенных. Однако и эта попытка провалилась, поскольку Министерство юстиции запретило подобную практику. В то время как такое поведение в отношении женщин было, несомненно, дискриминационным, оно все же не представляло собой открытых репрессий, от которых страдали еврейские юристы.

Как свидетельствует анализ знаменитых уголовных процессов с участием присяжных, в 70-е годы прошлого века многим присяжным поверенным, вовлеченным в борьбу за гражданские права и свободы, мешали барьеры, возводимые государственными чиновниками. Но не только государственные чиновники ненавидели юристов. В то время в России не было либеральной традиции, объединявшей права личности и права собственности. Напротив, они рассматривались многими как противоречащие друг другу. Заметим, что и не все присяжные поверенные сами разделяли либеральные идеи. Адвокатура демонстрировала весь микрокосм мнений о политическом и социально-экономическом развитии страны, формировавшихся на рубеже веков в России.

В последние годы самодержавия присяжные поверенные зарабатывали себе репутацию на уголовных процессах, представляя революционеров и/или избирательные округа в Думе. Антисемитизм в их рядах отошел на задний план. Однако частные поверенные все еще практиковали, хотя им и не хватало подготовки, и подпольные адвокаты снимали сливки, где только могли. Присяжные поверенные становились влиятельной силой в рамках конституционной монархии и самоопределялись как сословие, по крайней мере, в больших городах. Однако в то время, когда несколько адвокатов заседали в Думе, в 1905—1917 гг. государство продолжало репрессировать адвокатов. Арест и ссылка стали типичными явлениями для адвокатов. Примером может служить «дело 25 адвокатов», выступивших против антисемитского решения суда в Петрограде в 1913 г. Судебная палата вынесла решение о дисциплинарном расследовании по отношению к этим присяжным поверенным, но в их поддержку с протестом выступили более 200 адвокатов, несколько депутатов Думы и тысячи рабочих. Несмотря на то, что в Думе было много присяжных поверенных, журналисты высказывали сомнение в том, насколько совместима роль депутата со статусом адвоката (особенно, если депутат-адвокат представлял в суде интересы непопулярного обвиняемого).

Февральская революция 1917 г. породила новую надежду на либеральную демократию, и новые присяжные поверенные пошли в Думу. На этом этапе в адвокатуру были также допущены женщины. Признавая важность адвокатуры в либеральной демократии, подкомитет по законопроектам Временного правительства взялся за написание нового закона об адвокатуре. Короткий период существования Временного правительства был перерывом в конфронтационных отношениях между государством и адвокатурой в России.

Влияние, которым пользовались адвокаты при Временном правительстве, было недолгим. Более того, адвокатура не имела должного авторитета, необходимого для того, чтобы убедить население в том, что конституционная демократия выше «рая трудящихся». Но новая эра не принесла с собой полной перестройки адвокатуры, при том, что не взошла и заря новых взаимоотношений между адвокатами и государством.

Между дореволюционной адвокатурой и адвокатурой советского периода было много общего. Обе адвокатуры были организованы на местном уровне, у них не было центрального аппарата и идейной платформы, благодаря которым можно было бы бросить вызов политике царизма или Советской власти более эффективно. И та, и другая адвокатуры должны были мириться с контролем Министерства юстиции за своими действиями, с недостаточным уважением со стороны судей, со снижением их роли в досудебной стадии. Обе адвокатуры, в конечном счете, зависели от государства в определении своих прав и обязанностей. В обоих случаях государство также испытывало недовольство положением этого института в обществе. Если иметь в виду внутреннюю динамику, то президиум в советское время господствовал над рядовыми адвокатами точно так же, как советы в течение почти всего периода конца царизма «хозяйничали» в отношении присяжных поверенных. Кроме того, у обеих адвокатур не было единства мнения в их собственных рядах по вопросу об этических стандартах профессии, им не хватало также единства вследствие структурной разобщенности.

В годы гражданской войны большевики рассматривали право, правовую систему, юристов в качестве временных раздражителей и принуждали все организации работать под своей опекой. Адвокатура не была исключением. Она не вписывалась в представление большевиков о приоритетной защите классовых интересов по сравнению с интересами личности. В результате Коллегия адвокатов Российской Империи была распущена 22 ноября 1917 г. по декрету «О Суде». Данным декретом предусматривалось, что любой человек впредь мог выступать в качестве адвоката защиты (защитника) пока у него или у нее имелось правильное (революционное) сознание. Однако большинство людей, защищавших обвиняемых в то время, продолжало ощущать себя адвокатами, подготовленными до революции, их считали правозащитниками. Именно тогда большевики начали процесс обезличивания отношений между клиентом и адвокатом.

Вспомним, что 7 марта 1918 г. Советом рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов был принят Декрет о суде № 2, в соответствии с которым, были образованы коллегии правозаступников. Их члены избирались и отзывались Советами. Им была положена заработная плата (см. СУ РСФСР. 1918. № 26. Ст. 420). Следующий нормативный акт по этому вопросу был принят 30 ноября 1918 г. — Положение о народном суде. Названным Положением предусматривалось создание коллегий защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе.

Члены коллегий избирались исполкомами Советов и становились должностными лицами с соответствующим окладом, устанавливаемым на уровне оклада народного судьи. Основной задачей «адвокатов» коллегий было всемерное содействие суду в наиболее полном выяснении всех обстоятельств дела (см. СУ РСФСР. 1918. № 85. Ст. 889). Интересно отметить, что размер «адвокатских гонораров» устанавливался при этом самим судом и поступал в доход государства.

Уже в июне 1920 г. третий Всероссийский съезд деятелей советской юстиции констатировал порочность идеи формирования адвокатского корпуса по должностному принципу.

Спустя полтора года, уже на четвертом съезде, председатель комиссии Малого Совнаркома по выработке положения об адвокатуре Меренвиль заявил, что «не может существовать государственная адвокатура, ибо она, в конечном счете, бесспорно, проституировалась бы. Более несчастного и более вредного, чем институт коллегии правозаступников, государственного учреждения, наша история не знает... Необходима независимая от государственной власти защита».

Интересно отметить, что на первых порах создания советской адвокатуры далеко не бесспорным был и вопрос о правомерности для коммуниста работы в качестве адвоката. Так, Циркуляром ЦК ВКП(б) от 2 ноября 1922 г. им разрешалось вступать в коллегии защитников лишь в том случае, если это было санкционировано партийной организацией высокого уровня - не ниже губкома. При этом, тем не менее, коммунистам запрещалось вести дела по защите интересов буржуазных элементов в их спорах с рабочими и социалистическими организациями. Кроме того, был целый ряд обвиняемых, защита которых коммунистам строго возбранялась.

У большевиков не было ясного представления о том, как вести дела в адвокатуре, в особенности по проблемам оплаты адвокатского труда. В основном это объяснялось тем, что адвокатура стояла на одном из последних мест в шкале приоритетов, поэтому и чиновники на местах, и верхушка правящей Коммунистической партии не были заинтересованы в выработке некой определенной системы тарифов. Кроме того, выделение бюджетных средств на оплату труда адвокатов также не входило в их планы. Все это позволяло традиционной системе экономических отношений между адвокатами и клиентами оставаться в действии. Единственное, что делало государство - вводило ограничения на максимальный размер заработка адвокатов. При этом надо помнить, что с точки зрения главенствующей идеологии большевиков адвокатура не играла никакой роли в строительстве социализма. Адвокаты были «подозрительной профессией», и с ними обращались более сурово, чем с другими буржуазными специалистами, поскольку адвокатам не отводилось никакой роли в укреплении власти большевиков.

В первые месяцы после установления власти большевиков одни адвокаты продолжали практиковать, как и раньше, на индивидуальной основе, другие перешли в частные конторы. Они даже выступали против ЧК, первого большевистского агентства секретной полиции, участвовали в нескольких бойкотах вместе с другими юристами. Не без оснований большевики рассматривали адвокатуру в качестве потенциальной группы политической оппозиции, особенно, когда адвокаты, с точки зрения большевиков, защищали клиентов в суде против интересов государства рабочих и крестьян. Законы, принятые в 1920 г., исключили защитников из процесса расследования, ликвидировали царские коллегии и суды присяжных, в результате фаза расследования стала занимать центральное, решающее место. Сразу после большевистской революции многие «дореволюционные» адвокаты были уничтожены, другие — брошены в концлагеря, созданные для изоляции и привлечения к физической работе представителей ранее правивших классов, оставшиеся были зачастую лишены права практиковать в судах, и превратились в канцелярских работников. Местные исполкомы составляли списки подходящих защитников, получавших зарплату от государства.

В нашу задачу не входит делать какое-либо обобщение относительно динамики отношений между адвокатурой и новой властью в 1918 г., что вряд ли возможно уже хотя бы потому, что адвокатура оставалась очень разрозненной организацией, состоящей из местных территориальных образований, никак не связанных между собой. Даже коллегии и местные власти в Москве и Петрограде вели себя по-разному. Однако в течение всего периода Гражданской войны численность адвокатов резко сократилась: с 13000 в 1917 г. до 650 к 1921 г.

Несмотря на свои первоначальные заявления о грядущем исчезновении права, большевики позволили адвокатам помогать развитию экономики с элементами рынка в соответствии с ленинской новой экономической политикой. После смерти Ленина адвокаты были поручены заботам второразрядных чиновников, их фактически игнорировали на собраниях коммунистов. По иронии судьбы их не отменили как бесполезных, так как в 1922 г. были созданы коллегии защитников, которые контролировались местными судами и Народным комиссариатом юстиции. В 1946 г. Народный комиссариат юстиции был переименован в Министерство юстиции. В 1956 г. Хрущев ликвидировал центральный аппарат Министерства юстиции, и в течение нескольких последующих лет оно было распущено полностью, а его функции были переданы судам и органам по борьбе с преступностью. В 1970 г. Министерство юстиции было восстановлено. Среди чиновников продолжались дебаты относительно оплаты услуг адвокатов. Частную юридическую практику терпели, начиная с 1922 г. и до конца 20-х годов, потом, как мы увидим, адвокатов, «юридических кулаков», коллективизировали.

Американский ученый Э. Хаски отмечает: «В первые четыре года большевистского правления наблюдалось разрушение адвокатуры, распыление ее членов, но в это же время не смогли создать и жизнеспособной социалистической альтернативы. После многочисленных экспериментов с этим сектором дореволюционной элиты политическое руководство прекратило поиски структуры, заменяющей Коллегию адвокатов. В новых условиях, при нэпе, возродился институт защитников типа западного, и многие бывшие адвокаты из тех, кто когда-либо осознавал традиции и свою принадлежность к сословию, появились как бы на пустом месте по первому зову.

Во время нэпа коммунисты пытались проникнуть в адвокатские организации. Местная власть в лице отделов юстиции исполкомов и райкомов партии в различных регионах сохраняла за собой право вето на решения коллегий адвокатов по вопросам приема и исключения, выступала инициатором применения дисциплинарных мер к адвокатам за якобы аморальное поведение и незначительные проступки, контролировала нормы уплаты гонорара. Внутри коллегий коммунисты добились подавляющего влияния на общих собраниях и в президиумах. Большинство адвокатов не состояло в партии в период нэпа. Коммунистам часто приходилось формировать коалиции внутри президиумов для того, чтобы проводить свою «линию». Интересно вспомнить, что, начиная с середины 20-х годов, члены КПСС стремились контролировать президиум большинством в один голос, но «без эффективной командной структуры внутри коллегий даже президиумы, где доминировали коммунисты, не могли надеяться насадить коммунистическую организацию и дисциплину внутри адвокатуры».

В советском праве не было четкого понятия об этических принципах работы адвоката, особенно в том, что касалось отношений между адвокатом и его клиентом, адвокатом и судьей, адвокатом и прокурором или следователем. Отсутствие четкого представления по проблеме этики явилось еще одним пережитком эры царизма. В 20-е годы было опубликовано несколько книг по этике, но «в дальнейшем официально провозглашалось, что у советских людей есть только одна этика — коммунистическая, применимая ко всем сферам общественной жизни, а поэтому не разрешалось разрабатывать никакие специальные правила этики для отдельных профессий» до 70-х годов.

В первой половине 30-х годов адвокаты страдали от правового нигилизма, как за пределами адвокатуры, так и внутри нее. Отсутствие уважения к закону, всеобщее презрение к юристам характерно для всего советского периода, но никогда оно не было столь велико, как в первые два десятилетия советской власти. (В одном анекдоте об адвокатах рассказывалось, как на кладбище человек прочитал надпись на надгробии «Здесь лежит адвокат, честный человек» и удивился, как два человека смогли поместиться на таком небольшом пространстве). К 1934 г. право стали считать постоянно действующим фактором легитимности государства, в то же время разрабатывался закон об адвокатуре, и предполагалось, что адвокатура должна иметь, по крайней мере, внешние атрибуты законной и ответственной организации. В тот же период начались многочисленные дебаты по вопросам права. Сам А. Вышинский выступал за усиление роли адвокатуры в защите интересов пролетарского государства. Более того, он хотел, чтобы адвокатура осуществляла контроль над местными политиками и юристами путем принесения протеста на отдельные действия судов и следователей. В 1935 г. адвокатура пострадала от чистки, проходившей по всей стране с разной степенью интенсивности. Но, правда, в ноябре 1936 г., может быть потому, что адвокатов признали неизбежным злом, был образован отдел правовой защиты в Комиссариате юстиции СССР (хотя поначалу он не имел большого влияния). Проводилась кампания по увеличению численности адвокатов, особенно из числа трудящихся. Но эта кампания не была полностью успешной, так как многие адвокаты были все еще буржуазными специалистами. Законопроект 1937 г. оказался слишком либеральным из-за того, что содержал некоторые намеки на сословие. После перетряски руководства Комиссариата юстиции в 1938 г. контроль захватили консерваторы. Вторая чистка в 1938 г. вновь не смогла создать новое соотношение социальных сил среди адвокатов и значительно увеличить влияние Коммунистической партии. Сама структура адвокатуры, право ее рядовых членов избирать членов президиума и председателя — все это затрудняло контроль над ней.

В январе 1939 г. с либеральным поведением при выборах в коллегиях было покончено, и коммунистов стали принудительно загонять в коллегии.

16 августа 1939 г. «Закон об Адвокатуре» был одобрен Советом Министров СССР (Положение об Адвокатуре СССР, СП СССР. 1939. № 49. Ст. 394). Он руководил действиями 8000 адвокатов при населении в 191 млн. человек. Коллегии адвокатов пришли на смену коллегиям защитников. Согласно этому закону адвокаты больше походили на производственные единицы, действующие под руководством заведующего (единоличного управляющего), чем на юристов. Свободно организованные коллективы упразднялись, а всех адвокатов переводили в юридические консультации, которые должны были подчиняться президиуму Коллегии адвокатов. Хотя, без сомнения, в основе модели консультации лежала дореволюционная консультация, но более мощный механизм контроля был уже характерной чертой эпохи сталинизма. Заведующие были прямо подчинены президиумам, а не общим собраниям. Больше не разрешалась частная практика, за исключением особых обстоятельств в сельских районах, где практиковали врачи и учителя. Юрисконсульты больше не могли быть членами коллегии адвокатов. Более того, главным для адвоката было его политическое лицо. Начиная с этого времени, у адвокатов появились дополнительные побудительные мотивы к вступлению в Коммунистическую партию, даже если они и не отдавали ей своих идеологических предпочтений. Фактически адвокатура привлекала многих людей идеалами законности в противовес партийности. Адвокаты даже утратили контроль за установлением размера своих гонораров, так как Комиссариат юстиции имел право выпускать инструкции, устанавливающие обязательные тарифы за оказание юридической помощи. До самого конца сталинского периода Комиссариат юстиции успешно пользовался этим правом, продолжая все больше и больше сокращать возможности самой адвокатуры в определении собственной гонорарной политики, выпуская инструкцию за инструкцией. В следующих документах, Наркомату предоставлялись большие полномочия:

- на управление выборами президиума — согласно Приказу Наркомата юстиции от 26 октября 1939 г. № 98;

- на контроль за приемом в коллегии — согласно Приказу от 22 апреля 1941 г. № 65;

- на установление ставок оплаты — согласно приказам от 2 октября 1939 г. № 85, 25 сентября 1940 г. № 29,24 января 1941 г. № 18;

- на подготовку молодых адвокатов — согласно инструкции от 23 апреля 1940 г. №47;

- на дисциплинарное разбирательство — согласно приказу от 11 апреля 1940 г. № 47 (адвокат мог обжаловать наложение дисциплинарного взыскания в Наркомате/Министерстве юстиции).

Это декретное управление было микроиллюстрацией функционирования всей советской системы.

Сталинское руководство расширило определение «антигосударственной деятельности» и часто возлагало бремя доказывания на обвиняемого. В Уголовном кодексе 1934 г. «террористам» было отказано в праве на защиту и апелляцию. Статья 111 Конституции 1936 г. упоминала право на защиту, но допускала разные толкования. В результате роль адвоката защиты практически была сведена к нулю, особенно в делах о политических преступлениях, когда применялась печально известная статья 58 УК об антигосударственной агитации. В годы «большой чистки», 1936—1938 гг., особые совещания-тройки ОГПУ решали судьбу обвиняемых по политическим делам без адвоката. Если адвокат защиты присутствовал при разбирательстве на обычном уголовном процессе, он был обязан признать вину своего клиента. В 1939 г. среди либеральных юристов шли дебаты о необходимости допуска защитника к уголовному делу на более ранней стадии процесса, но проект пересмотренного уголовно-процессуального кодекса, над которым работали эти ученые-либералы, никогда не был принят.

Роль адвокатуры не только не повышалась, но адвокатура продолжала сохранять подчиненное положение в советской правовой системе. Кроме того, адвокаты страдали от сокращения сферы их деятельности, так как разрешение споров по гражданским экономическим делам было перенесено из судов, как это было при нэпе, в государственные органы. Лишь немногие адвокаты допускались к политическим делам. Президиум Коллегии адвокатов в ходе консультации с КГБ отбирал тех адвокатов, которые могли иметь специальные свидетельства-«допуски». Пытаясь добиться расположения влиятельных лиц, некоторые адвокаты требовали еще более строгого наказания для своих клиентов, нежели прокуроры, хотя такие адвокаты являлись скорее исключением, чем правилом. Несмотря на приниженное положение адвокатуры в целом, члены коллегии по-прежнему сохраняли верность своей профессии. Даже при отсутствии единой общегосударственной ассоциации адвокатура сохранила во многом свою корпоративную целостность, имела ограниченную автономию особенно в вопросах дисциплины и платежей. В 1951 г. Московская городская коллегия адвокатов (МГКА) даже создала собственные исследовательские отделы по красноречию, криминологии, гражданским делам. Как и царские присяжные поверенные, советские адвокаты при Сталине были заинтересованы в глубоких, красноречивых выступлениях на суде. Но здесь следует видеть различия в подходе, как об этом говорил один адвокат в конце 50-х годов. М.М. Флятте предупреждал, что адвокаты при царизме в тактических целях использовали сентиментальность, а в советское время — только факты, а не буржуазную дикцию. Тем не менее, известно, что в это время советские адвокаты изучали речи западных адвокатов на суде и наиболее знаменитые выступления адвокатов при царизме, хотя многие из них считали себя более образованными, нежели присяжные поверенные, участвовавшие в состязательной системе.

Адвокаты стали получать более или менее системное образование к концу сталинского периода. В 1935 г. юридическое образование было реорганизовано совместным декретом ЦИК и Совнаркома от 5 марта. В это время были созданы юридические институты. Однако адвокаты продолжали получать образование отдельно от других работников юстиции. Юридическое образование было фактически «в загоне» до начала послевоенного периода, когда в октябре 1946 г. ЦК партии издал постановление «О расширении и улучшении юридического образования». В послевоенный период, несмотря на попытку власти дать юристам образование более высокого класса, большинство студентов выбирало заочные вузы (особенно должностные лица юстиции). К 1950 г., однако, все адвокаты должны были, как минимум, закончить курс, эквивалентный степени бакалавра права, далее они объединялись с другими будущими юристами в школах права. Один адвокат, окончивший МГУ в 1950 г., отмечал, что поскольку большинство студентов-юристов хотело работать с фиксированной зарплатой после окончания института, они не хотели практиковать в качестве адвокатов. Таким образом, адвокатура не была самой желаемой юридической профессией в начале 50-х годов, так как рассматривалась многими, как связанная с финансовым риском. Следовательно, выходило, что те студенты, которые все-таки вступали в адвокаты, были действительно заинтересованы в юридической практике в качестве именно адвокатов.

Н.С. Хрущев, который пришел на смену Сталину, стремился усилить роль права и профессиональных юристов в строительстве социализма. На одной из сессий Верховного Совета СССР в 1957 г. была произнесена речь о том, как адвокаты должны «помогать усилению социалистической законности и отправлению правосудия». Адвокатам защиты предоставлялось гораздо больше возможностей участвовать на более ранних стадиях уголовного разбирательства дел некоторых категорий клиентов в результате внесения изменений в Основы Уголовно-процессуального законодательства СССР (1958) и в отдельные уголовно-процессуальные кодексы союзных республик. Защите предоставлялось больше прав, защитнику разрешалось представлять с начала предварительного расследования несовершеннолетних, инвалидов, людей, не говоривших на языке, который использовался в суде (ст. 22 Основ Уголовно-процессуального законодательства). В 1961 г. Верховный Совет издал указ об особенностях судопроизводства, по которому вводился, в частности, открытый процесс при полном составе суда, защите давалось достаточное время для подготовки к процессу.

Хрущев, определенно поддерживавший эти правовые реформы, был не единственной силой, стоявшей за их проведением. Либеральные юристы, а среди них были и некоторые адвокаты, работали над проектом Основ Уголовно-процессуального законодательства и боролись с консерваторами в аппарате ЦК и правоохранительных учреждениях, включая прокуратуру. В ходе этих дебатов возродился конфликт мнений о праве на защиту, впервые проявившийся в конце 30-х годов при Сталине. Адвокаты защиты были среди самых либеральных реформаторов и поддерживали ученых-правоведов в этих дебатах.

В дополнение к работе над проектом Уголовно-процессуального кодекса адвокатов криминалистической секции МГКА в 1956—1958 гг. адвокаты Коллегии, специализировавшиеся по гражданским делам, участвовали в работе подкомитета Верховного Совета по пересмотру Гражданского и Гражданско-процессуального кодексов. Участие в рассмотрении гражданских дел по вопросам права собственности было широко распространено среди адвокатов, также как и дела по финансовым хищениям, жилищным вопросам, семейному праву, интеллектуальной собственности и праву наследования.

В 50-е годы роль адвокатов в уголовном и гражданском судопроизводстве уже не подвергалась никакому сомнению. Их «терпели» даже в кассационном суде, хотя большинство случаев ходатайства адвокатов и их кассационные жалобы на этом уровне не удовлетворялись судом. Типичное объяснение роли адвоката защиты в суде было следующим: «Защитник, так же как и прокурор, разъясняет в ходе судебного разбирательства общественно-политическое значение дела, подвергает анализу и оценке полученные доказательства в суде, дает юридическую оценку установленным фактам, характеризует личность обвиняемого, высказывает своё понимание меры преступления, или призывает к оправданию обвиняемого». То же самое и в гражданском деле. Советский адвокат защиты по сути не был законным представителем обвиняемого в качестве независимой стороны, определяющей линию своего поведения. К 50-м годам многие адвокаты были членами КПСС. В личном плане членство в партии обеспечивало карьеру в адвокатуре, но часто неадекватно выражало действительные идеологические предпочтения.

Если отойти от законодательных реформ, касающихся роли защиты, следует сказать, что в адвокатуре, насчитывавшей приблизительно 12900 человек при населении Советского Союза в 191 млн., в начале 60-х годов происходили изменения в уставных документах. В 1961 г. коллегии адвокатов Москвы и Ленинграда заменили общие собрания собраниями (конференциями) представителей консультаций. Это изменение сузило возможности для влияния рядовых адвокатов на решение важных профессиональных проблем. (Возможность созыва конференции вместо общего собрания адвокатов была подтверждена Законом РСФСР «Об адвокатуре» 1980 г.). В Законе РСФСР «Об Адвокатуре» от 25 июля 1962 г. пересматривалась часть закона 1939 г. (см.: Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1962. № 29. Ст. 450; сравнение сталинского законодательства с законом 1962 г. проводится в статье К.Ф. Гуценко «Новое законодательство союзных республик об адвокатуре»). Однако это был не реформаторский закон, поскольку Министерству юстиции, а когда оно было распущено, юридическим комиссиям, исполкомам и местным советам вменялось в обязанность осуществлять «общее руководство коллегиями адвокатов». Сюда включались вопросы шкалы ставок и установления сроков стажировки. Конечно, узурпация автономии адвокатуры Министерством юстиции — тема, к которой постоянно возвращались в течение многих десятилетий, как при царизме, так и при авторитарном режиме Советов. В июле 1955 г. Министерство юстиции вновь захватило контроль, когда стало получать регулярные отчеты президиумов коллегий о поведении и практике отдельных адвокатов и функционировании консультаций. В законе не было статьи, которая защищала бы адвоката от дачи показаний против своего клиента. Закон только удерживал адвоката от разглашения информации «по данному делу».

В конце 50-х годов, когда уголовное право, судопроизводство и организация самой адвокатуры претерпевали изменения, радикально перестраивалось и юридическое образование. Был введен единый пятилетний учебный план, опубликованы новые учебники, применялся более строгий и «научный» подход. Эти меры были частью широкой программы, выдвинутой режимом Хрущева с целью децентрализации государства. Подготовленным по новым программам юристам могла бы быть поручена более ответственная работа в такой реорганизованной системе. Новый единый учебный план, введенный Министерством высшего образования в 1955 г., включал широкий набор обязательных курсов, таких, как история КПСС, живой иностранный язык, политическая экономия, публичное право буржуазных стран и физкультура. В последующие годы от студентов требовалось изучение курсов, более близких к их специализации (т.е. уголовное право, гражданское судопроизводство, трудовое право, колхозное право, семейное право и т.д.). На пятом курсе имелись факультативные курсы. Во время политической оттепели студенты узнали об исправительно-трудовых лагерях на занятиях по уголовному нраву. В 50-е годы численность студентов-юристов возросла примерно до 45 тысяч (60% учились в заочных вузах). Темп роста численности юристов превышал темп роста населения, и новые должности стали занимать более образованные юристы.

Внутри юридической профессии наблюдалась некоторая мобильность, особенно там, где бывшие прокуроры и судьи переходили в адвокатуру. Хотя, разумеется, далеко не все из этих бывших прокуроров и судей были слабо подготовленными юристами, иногда они снижали общий уровень профессии. К концу советского периода в некоторых случаях наблюдался разрыв в качестве подготовки и уровне практики у адвокатов, учившихся в дневных юридических учебных заведениях, таких как юридический факультет МГУ или ЛГУ, и у адвокатов, учившихся в заочных и вечерних пузах, как это склонны были делать многие бывшие государственные чиновники, превратившиеся в юристов. Выпускники вечерних и заочных вузов не подлежали государственному распределению. К концу 50-х годов численность студентов дневного отделения была сокращена по приказу Хрущева (он считал, что выпускается слишком много юристов). Благодаря улучшению юридического образования, а также в результате повышения статуса защиты в судопроизводстве, по крайней мере по закону, большее количество людей в хрущевский период старались стать адвокатами (хотя численность адвокатов по отношению ко всему населению была значительно ниже, чем в большинстве стран Запада). Контроль государства за ростом численности адвокатов (истоки этой практики восходят к периоду царизма) мешал увеличению числа адвокатов до уровня, соответствующего реальному спросу.

Процесс, начавшийся при Хрущеве, носил эволюционный характер и не всегда развивался однозначно при Брежневе. Конечно, юристов, в том числе и адвокатов, можно было заверить, что они могут проводить шумные кампании в пользу реформ правовой системы и их за это не казнят. Кроме того, у юрисконсультов — юристов, пользовавшихся меньшим престижем в обществе, работавших на большинстве предприятий, — стало больше обязанностей с введением реформ Косыгина. Возможно, от этого выиграли и адвокаты, работавшие на предприятиях в качестве консультантов (там, где не было собственной юридической службы). Однако в то же время госчиновники продолжали ограничивать контроль адвокатов над ставками гонорара. В 1965 г. Государственный Комитет по труду и заработной плате при Совете Министров СССР принял «Типовые правила по оплате труда адвокатов» и «Инструкции по оплате правовой помощи, оказываемой адвокатами гражданам, предприятиям, институтам, колхозам и другим организациям».

В области применения хозяйственного права, обязанности адвокатов действительно расширились, и произошло это по инициативе государства, хотя большинство гражданских дел продолжало рассматриваться без участия адвокатов.

12 июня 1971 г. Брежнев сказал о «дальнейшем укреплении и развитии советского законодательства, гарантирующего строжайшее соблюдение социалистической законности и правопорядка», что, в частности, касалось прерогатив государства в экономической области.

23 декабря 1970 г. ЦК КПСС и Совет Министров выпустили совместное постановление «Об улучшении правовой работы в народном хозяйстве», которым предусматривалась необходимость работы адвокатов на тех предприятиях, где не было постоянных юрисконсультов. Тем самым ликвидировался пробел в их юридическом обслуживании. 8 декабря 1972 г. Министерство юстиции СССР утвердило типовой договор «Об оказании правовых услуг на предприятиях, в институтах и других организациях (кроме колхозов) юридическими консультациями при коллегиях адвокатов». В 1973 г. Министерство юстиции утвердило новый типовой договор, разрешавший адвокатам предоставлять правовые услуги колхозам.

В 70-е годы проходили и другие эксперименты, когда адвокаты давали консультации в домах культуры, горсоветах, товарищеских судах. Они даже давали срочные консультации по телефону. Ожидалось, что адвокаты будут работать на общественных началах для клиентов, которым был вынесен приговор с отсрочкой исполнения или освобожденным условно.

В конце 70-х — начале 80-х годов шла дальнейшая разработка вопросов правового обоснования адвокатуры как института. В брежневской конституции 1977 г. содержалась статья о коллегии адвокатов (ст. 161), в которой адвокатура официально признавалась конституционным органом. С другой стороны, в этом качестве она становилась в большей степени государственным делом, нежели оставалась полуавтономной профессией. В Законе РСФСР «Об адвокатуре», принятом после одобрения союзного аналогичного закона в 1979 г., четко определялись новые права и обязанности адвокатов. Данный документ в одно и то же время предоставлял адвокатуре большую легитимность и подчеркивал ее зависимость от Министерства юстиции. Коллегии адвокатов рассматривались как «общественные организации», но они могли быть образованы только с одобрения местных государственных органов и республиканского Министерства юстиции. Десятилетиями правительственные чиновники держали численность адвокатов на низком уровне (один адвокат на 13 000 человек), продолжали контролировать адвокатов путем учета их дел, следя за их поведением в зале суда. Кроме того, адвокаты еще были обязаны выступать с публичными лекциями о социалистической законности, так как в их обязанности входило распространение правовых знаний. Такой порядок раздражал некоторых адвокатов, хотя в то же время другие предпочитали работать при строгом государственном регулировании и не хотели иметь дополнительной ответственности, возникающей из автономии профессии. Несколько адвокатов из двух московских районных консультаций были обеспокоены возможным формированием союза адвокатов, так как они не хотели терять свои неформальные связи с госчиновниками, а при образовании союза им пришлось бы подчиниться интересам большинства адвокатов СССР.

Считалось, что адвокаты наиболее автономны в юридической профессии, их близость к государству меньше, чем у представителей других юридических специальностей. Например, эффективность работы адвоката в суде была ограничена в определенной степени заинтересованностью государства в обеспечении высокого уровня осуждения, затрудненным доступом к клиентам и к материалам дела до процесса и иногда во время процесса. Сами адвокаты, их внимание к соблюдению процессуальных норм рассматривались как помехи в проведении расследования, как причина запутывания уголовного дела. Следователи и прокуроры обычно побеждали в этой игре, особенно на стадии досудебного разбирательства. Адвокаты выступали в суде по 70% уголовных дел, но присутствовали лишь на одной трети предварительных расследований. Статистические данные Министерства юстиции показывают, что в 1970—1980 гг. более 70% ходатайств и заявлений адвокатов РСФСР были отклонены следователями.

Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 18; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!