И начался самый напряженный период работы над будущей «Войной и миром». 1 страница
Статья «Воспитание и образование» ставит своей задачей, во-первых, теоретически определить содержание понятий «воспитание» и «образование»; во-вторых, подвергнуть критике существующие учебные заведения, начиная с народных школ и кончая университетами.
Толстой разграничивает понятия воспитания и образования. Образование он определяет как «свободное отношение людей, имеющее своим основанием потребность одного приобретать сведения, а другого — сообщать уже приобретенное им». Воспитание, напротив, «есть принудительное, насильственное воздействие одного лица на другое с целью образовать такого человека, который нам кажется хорошим».
«Образование свободно»; «воспитание есть образование насильственное». «Воспитание есть возведенное в принцип стремление к нравственному деспотизму». «Воспитание, как умышленное формирование людей по известным образцам, — неплодотворно, незаконно и невозможно», — считает Толстой и делает свой вывод: «Права воспитания не существует». Этого права «не признает, не признавало и не будет признавать» «молодое поколение, всегда и везде возмущающееся против насилия воспитания».
Воспитание не может иметь разумных оснований; но если «существует веками такое ненормальное явление как насилие в образовании — воспитание, то причины этого явления должны корениться в человеческой природе». По мнению Толстого, воспитание «имеет свое начало: a) в семье, b) в вере, c) в правительстве, d) в обществе».
|
|
|
Толстой утверждает, что «семейные, религиозные и правительственные основания воспитания естественны и имеют за себя оправдание необходимости». Стремление родителей воспитать своих детей «такими, какими бы они желали быть сами», представляется Толстому «ежели не справедливым, то естественным» «до тех пор, пока право свободного развития каждой личности не вошло в сознание каждого родителя». Столь же естественным считает Толстой желание религиозного человека, верующего в то, что «человек, не признающий его учения, не может быть спасен», «хотя насильно обратить и воспитать каждого ребенка в своем учении». Правительства, по мнению Толстого, также имеют «неоспоримые оправдания» воспитывать «таких людей, какие им нужны для известных целей», потому что «если бы не было слуг правительству, не было бы правительства», а «если бы не было правительства, не было бы государства».
Что же касается воспитания «общественного» (под «обществом» Толстой разумел здесь интеллигенцию — в то время еще
- 518 -
не существовало этого слова), то это воспитание, по мнению Толстого, «не имеет оснований, кроме гордости человеческого разума, и потому приносит самые вредные плоды».
|
|
|
Привилегированное общество, по мнению Толстого, воспитывает детей и юношество «в понятиях, противных народу, всей массе народа»; оно не слышит нападающего на него «могучего голоса народа», к которому «надо прислушиваться». «Крестьяне и мещане не хотят школ, приютов и пансионов, чтобы не сделали из их детей белоручек и писарей вместо пахарей». Толстой обвиняет воспитателей во всех школах, от низших учебных заведений до университетов, в том, что они стремятся оторвать детей от их среды и воспитать их так, «чтобы они не были похожи на своих родителей». Особенно нападает Толстой на университеты. Он обвиняет университеты в том, что предметы, в них преподаваемые, за исключением естественных наук, не приложимы к жизни; что в университетах существует «догмат папской непогрешимости профессора»; что студенты на лекциях не имеют права задавать вопросы и возражать преподавателю: что, при современных условиях образования, чтение лекций профессорами «есть только забавный обряд, не имеющий никакого смысла»; что университет «готовит не таких людей, каких нужно человечеству», а таких, «каких нужно испорченному обществу». Из университетов выходят или «чиновники, только удобные для правительства, или чиновники профессора, или чиновники литературы, удобные для общества... или же так называемые люди университетского образования, развитые, то есть раздраженные, больные либералы», «либерализм» которых ни к чему неприложим. Таких либералов «совсем не нужно народу».
|
|
|
«Либералами» в данном случае Толстой называет сторонников направления 1860-х годов. Это видно из того, что в той же статье Толстой порицает студентов, которые заняты главным образом чтением «старых статей Белинского и новых статей Чернышевских, Антоновичей, Писаревых и т. п.» и чтением и перепиской «запрещенных книг»: «Фейербах, Молешотт, Бюхнер и в особенности Герцен и Огарев».
В статье «Л. Н. Толстой и его эпоха» В. И. Ленин, цитируя статью «Воспитание и образование», оценил содержащуюся в ней критику Толстым университетского образования и «либералов», как одно из проявлений верности Толстого «идеологии восточного строя, азиатского строя». «Вот именно идеологией восточного строя, азиатского строя и является толстовщина в ее реальном историческом содержании, — писал Ленин. — ...Толстой верен этой идеологии и в «Крейцеровой сонате»... и в статье 1862-го года, объявляющей, что университеты готовят только «раздраженных, больных либералов», которые «совсем не нужны
|
|
|
- 519 -
народу», «бесцельно оторваны от прежней среды», «не находят себе места в жизни» и т. п. (IV, 136—137)»16.
Статья «Воспитание и образование» содержит несколько таких положений, от которых Толстой вскоре отказался.
Статья еще не была напечатана, когда Толстой увидал существенный пробел в своей отрицательной характеристике университетов. В письме к профессору С. А. Рачинскому от 7 августа 1862 года, рассказывая об открытых им школах, Толстой очень хвалил учителей-студентов и порицал учителей-семинаристов. По мнению Толстого, для народного учителя нужно, прежде всего, «уважение к той среде, из которой его ученики», и «сознание всей важности ответственности, которую берет на себя воспитатель». «Ни того, ни другого, — говорит Толстой, — не найдешь вне нашего образования (университетского и т. п.). Как ни много недостатков в этом образовании, это выкупает их».
Но Толстой не хотел видеть того, что то, что он считал благотворным последствием университетского образования, в действительности было последствием того «либерализма», к которому приводило студентов чтение Герцена, Огарева, «Современника», — того общественно-политического направления, которое он в своей статье признал ненужным народу.
Вскоре Толстой отказался и от того резкого разграничения понятий «воспитание» и «образование», которое он проводит в своей статье. Уже в конце той же статьи Толстой признает за лектором, читающим ту или иную научную дисциплину, право передавать слушателям свои взгляды по тому или другому вопросу и рекомендовать тот метод изучения, который он признает наилучшим. Толстой считает, что «нельзя запретить человеку, любящему и читающему историю, пытаться передать своим ученикам то историческое воззрение, которое он имеет». Эта оговорка, несомненно, значительно ослабляла протест Толстого против того, что он называл «общественным» воспитанием.
Еще современная критика возражала Толстому, что, не признавая за школой права воспитания, он тем не менее сам в своей школе воспитывает своих учеников. Сам Толстой уже после прекращения школы, вспоминая свою прошлую педагогическую деятельность, признавал, что воспитательный элемент в его школе действительно существовал. В ноябре 1865 года он писал А. А. Толстой: «Я воспитывал своих яснополянских мальчиков смело. Я знал, что каков бы я ни был, наверное мое влияние для них будет лучше того, какому бы они могли подчиниться без меня»17.
- 520 -
В 1909 году на сделанный ему вопрос о том, продолжает ли он придерживаться высказанного в этой статье мнения о полной противоположности понятий «образование» и «воспитание», Толстой ответил: «То разделение, которое я в своих тогдашних педагогических статьях делал между воспитанием и образованием, — искусственно. И воспитание и образование нераздельно»18.
Статья «Воспитание и образование», предназначавшаяся для июньской книжки «Ясной Поляны», встретила большие цензурные препятствия. Московский цензурный комитет, получив статью для рассмотрения, не решился разрешить ее к печати.
«Автор, — писал председатель Московского цензурного комитета в своем отношении на имя министра народного просвещения, — ни за кем не признает права воспитания в принципе и только в виде уступки утвердившимся веками и обычаем [предрассудкам?] оставляет его за семьею, церковью и государством и безусловно отнимает его у общества».
«Принимая во внимание, что автор статьи силится ниспровергнуть всю систему общественного образования, принятую не только в России, но и в целом мире, и что он не ограничивается одними теоретическими рассуждениями, но делает при них практические выводы в применении ко всем существующим учебным заведениям в России», — Московский цензурный комитет представил статью «на благоусмотрение» министра народного просвещения.
Либеральный министр народного просвещения А. В. Головнин на отношение Московского цензурного комитета наложил следующую резолюцию, датированную 10 сентября 1862 года:
«Отвечать, что из этой статьи следует исключить всё, что порицает учебные заведения других ведомств и оставить критику учреждений Министерства народного просвещения, так как в университетах и гимназиях многие лица будут отвечать автору и объяснят, в чем он ошибается»19.
VI
Статья «Об общественной деятельности на поприще народного образования» посвящена критике возникшего в 1861 году Петербургского Комитета грамотности. В состав Комитета вошли наиболее известные в то время педагоги-теоретики и практики. В 1862 году в число членов Комитета были выбраны также Толстой и Тургенев.
- 521 -
Считая дело народного образования настолько серьезным, важным и трудным, что им нельзя заниматься между прочим, в часы досуга, Толстой резко критикует устав Комитета, мечтающего «просто наивно осчастливить всю Россию». В бюрократическом устройстве Комитета Толстой видит «пустоту такую же, какую найдешь в каждом штате присутственного места». Слабому Комитету грамотности Толстой противопоставляет «огромный русский комитет» «не грамотности, а образования, самого всестороннего образования», который «существует давно по всей России, развился в последнее время с необычайной силой, и деятельность его приводит в удивление всех людей, умеющих здраво смотреть на явления общественной жизни».
«Кто произвел, — спрашивает Толстой, — те десятки тысяч, школ крестьянских, помещичьих, духовных, правительственных, студенческих, купеческих, воскресных, солдатских, женских, мещанских и всех возможных школ, возникших и возникающих в последнее время, как не тот бессознательно существующий огромный комитет образования, составленный из всего русского-народонаселения». Деятельность этого «огромного русского комитета» «будет продолжать идти своим широким историческим путем».
Далее Толстой разбирает «Список русских и малороссийских книг, одобренных Комитетом грамотности для народных училищ и школ и для народного чтения». Он останавливается на книге Перевлесского «Предметные уроки по мысли Песталоцци. Руководство для занятий в школе и дома с детьми от семи до десяти лет», и выражает грусть «о тех тысячах мучимых детей, о тех тысячах забитых детских светлых и поэтических душ», которые становятся жертвами уродливого применения метода наглядного обучения, заимствованного из немецкой педагогики.
Затем Толстой рассматривает составленную К. Д. Ушинским книгу для чтения «Детский мир». Он возмущается языком, каким написана эта книга. Язык отдельных статей «Детского мира» Толстой называет «дурным и неточным языком», «ложным и дурным языком», «безобразным, мнимо-народным языком», «таким мягким, как будто влезающим в душу языком», «языком расслабляющим, приучающим говорить слова без образов и мыслей», «самым дурным, то-есть гладким литературным языком, которым пишут фельетоны и повести в плохих журналах».
Статья заканчивается разбором книги И. Паульсона «Арифметика по способу немецкого педагога Грубе». В этой книге Толстой увидал извращенное применение принципа наглядного обучения к изучению арифметики; он называет книгу Паульсона «одной из самых безобразных и неприличных шуток с публикой». Возмущаясь «безнравственностью и преступностью» этой книги, Толстой не может отделаться от чувства «озлобления,
- 522 -
оскорбления и грусти» при мысли о том, сколько через эту книгу «замучено, испорчено детских душ, сколько испорчено наивных учителей».
Статья «Об общественной деятельности на поприще народного образования» была напечатана в сентябрьской книжке «Ясной Поляны» с цензурными смягчениями, касающимися тех мест, где Толстой восставал против бюрократизма.
Председатель Петербургского комитета грамотности С. С. Лошкарев признал справедливость критики Толстого. В письме к Толстому от 25 января 1863 года Лошкарев писал: «Я лично очень Вам признателен, что Вы нас побранили, хотя не совсем с Вами согласен во многом в отношении пользы Комитета и членов в губерниях. Правда Ваша, что мы во многом расходимся с народом, его свойствами и требованиями, потому что большая часть из членов наших, участвующих в трудах Комитета и комиссии по составлению списка книг, народа не знает, она видела его не далее Сенной в Петербурге, да и там — полно, видела ли? Притом у нас много немцев, которые едва ли и способны понимать русского мужика и его натуру и особенно детей его; а если бы и были способны понять, то не поймут, потому что не хотят ближе посмотреть. Они так убеждены в верности и важности своих педагогических знаний, что даже и читать не хотят, что говорят им люди опыта изнутри России, занимающиеся обучением крестьянских детей. Я чувствую (хотя и не специалист) ежедневно наши ошибки. Жаль, что Вы не разобрали все наши книги... Я показал членам Ваше мнение о нашем списке»20.
VII
Статья «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?» написана в обычном для педагогических статей Толстого тоне любования крестьянскими детьми. Уже одна фраза в описании того, как ребята, кончив сочинение, снимая шубы и укладываясь спать под письменным столом в кабинете Толстого, «не переставали заливаться детским, мужицким, здоровым, прелестным хохотом», — одна эта фраза ярко характеризует отношение Толстого к крестьянским детям. Картины воодушевления ребят при писании сочинений («Большие черные глаза его, блестя неестественным, но серьезным, взрослым блеском, всматривались куда-то вдаль; неправильные губы, сложенные так, как будто он собирался свистать, видимо, сдерживали слово, которое он, отчеканенное в воображении, хотел высказать» и т. д.) принадлежат к лучшим поэтическим страницам Толстого.
- 523 -
|
Обложка августовского номера журнала «Ясная Поляна» 1862 г.
- 524 -
Разбирая детские сочинения, Толстой попутно излагает свои собственные мнения по важнейшим вопросам художественного творчества. Он говорит о значении необходимого во всяком искусстве чувства меры, «которое огромным трудом и изучением приобретают редкие художники»; о необходимости сжатых и ярких характеристик героев и окружающей их обстановки, дающих читателю возможность «видеть» все происходящее; о важности для художника любовного отношения к изображаемым лицам («Автор глубоко полюбил и потому понял всего его...», «У Федьки художественное чувство захватывает и бабу..., она в его глазах не виновата»); о том преимуществе, которое дает начало рассказа с действия, а не с описания действующих лиц; о свойстве «каждого художественного слова» вызывать «бесчисленное множество мыслей, представлений и объяснений» и пр.
По поводу замеченных им задатков художественных дарований в яснополянских школьниках Толстой высказывает свой взгляд на природу ребенка. Он соглашается с Руссо, утверждавшим, что «человек родится совершенным». «Здоровый ребенок, — говорит Толстой, — родится на свет, вполне удовлетворяя тем требованиям безусловной гармонии в отношении правды, красоты и добра, которые мы носим в себе; он близок к неодушевленным существам — к растению, к животному, к природе, которая постоянно представляет для нас ту правду, красоту и добро, которых мы ищем и желаем».
«Идеал наш сзади, а не впереди. Воспитание портит, а не исправляет людей». «Ребенок стоит ближе меня, ближе каждого взрослого к тому идеалу гармонии, правды, красоты и добра, до которого я, в своей гордости, хочу возвести его. Сознание этого идеала лежит в нем сильнее, чем во мне».
Отход от детского возраста, по мнению Толстого, означает удаление от идеала гармонии. Воспитание и образование должны иметь одну цель: «достигнуть наибольшей гармонии в смысле правды, красоты и добра».
Следует сказать, что не только данная статья, но и все педагогические статьи Толстого проникнуты духом преклонения перед первобытной чистотой и неиспорченностью ребенка. Дети, по мнению Толстого, «самые лучшие, честные и безобидные существа в мире»21.
Последняя статья, напечатанная Толстым в «Ясной Поляне» и озаглавленная «Прогресс и определение образования», почти не касается педагогических вопросов. Она является ответом на статью о «Ясной Поляне» тульского педагога Е. Л. Маркова,
- 525 -
напечатанную в «Русском вестнике» за 1862 год. Отвечая Маркову, Толстой защищает принцип свободного обучения и решительно восстает против права высших классов вмешиваться в дело народного образования. Он считает, что вмешательство высших классов в дело народного образования «несправедливо, но выгодно для высших классов», и эта «их несправедливость кажется им правом, как казалось правом крепостное право».
Статья посвящена главным образом изложению социальных воззрений Толстого.
Кроме статей Толстого, в «Ясной Поляне» помещались также статьи других авторов, в том числе за весь год издания журнала было напечатано 23 статьи учителей основанных Толстым школ и 7 статей других педагогов. Большая часть этих статей написана людьми, знающими и любящими дело народного учителя; в них сообщаются ценные сведения об умственном уровне крестьян того времени, об их требованиях к учителям и об общих условиях крестьянской жизни.
VIII
В архиве Толстого сохранилось несколько начал незаконченных работ, предназначавшихся для «Ясной Поляны». Одной из таких работ является конспект ненаписанной статьи о демократизации науки.22
Толстой предполагал начать свою статью с констатирования того факта, что в современном обществе «низшие классы, не имея образования, не могут получить его» по двум причинам. Во-первых, потому, что «образование идет вглубь, а не вширь, то есть оно, по свойству своему, служит более роскоши ума, чем удовлетворению потребности», и, во-вторых, потому, что «низшие классы так заняты физической работой, что не могут иметь досуга для образования. Высшие же классы, владея образованием, эксплуатируют их»; образование дает высшим классам «власть, силу, независимость и возможность досуга».
Такое положение должно быть изменено. Должно быть установлено «равенство образования». Но не популяризацией науки может быть достигнуто это равенство — должны быть выбраны другие пути. «Наука должна окрепнуть, принять другие основы, чтобы стать сознанием всего человечества, а не одной части его». Следует объединить знания всех — и ученых, и неученых. Образованные люди ошибаются, полагая, что им не нужно заимствовать
- 526 -
знания «от людей, ниже нас стоящих», как в древнем мире считали, что не нужно заимствовать знания от скифов и рабов. «А между тем разве филолог, историк, даже математик не найдут бесчисленного количества новых знаний в народе?» — спрашивает Толстой.
Дата добавления: 2022-12-03; просмотров: 27; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!