РАЗВИТИЕ СРАВНИТЕЛЬНОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ В РУМЫНИИ

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 6Следующая ⇒

Первые серьезные компаративистские исследования появляются в Румынии в конце прошлого века, когда на Западе уже закладывались основы новой науки. Толчком к появлению этих работ послужили лекции, прослушанные румынскими студентами в высших школах Франции — Сорбонне, Эколь Нормаль Суперьер, Эколь дез от этюд. Коллеж де Франс. Первая работа Помпилиу Элиаде, изданная в 1898 г. («О французском влиянии на общественное мнение Румынии»), посвящена Эколь Нормаль Суперьер, чьим благодарным учеником автор и называет себя.

Пути развития румынского компаративизма были разнообразны. Первые элементы историко-литературных сопоставлений, пусть случайные и косвенные, обнаруживаются в учебниках, трактатах и обобщающих работах, посвященных румынской литературе, именно в тех местах, где речь велась о зарубежных влияниях или о параллелях румынских и зарубежных произведений, а также в общих обзорах развития зарубежных литератур, например в курсе истории романских литератур Н. Йорги¹ или акад. Йорги Иордана².

В этих работах отмечалась связь между различными национальными литературами и устанавлива-

¹ Nicolae Iorga, Istoria literaturilor romanice în dezvoltarea şi legăturile lor, v. I — III, Bucureşti, 1920. 1925.

² Iоrgu Iordan, Literaturile romanice în raporturile lor reciproce, Revista critică, 1927, p. 89 — 109.

лись некоторые очевидные параллелизмы. Что же касается учебников и обобщающих исследований, то, как известно, они появились в последние два десятилетия прошлого века. Это работы А. Денсушяну (1885)¹, В. А. Уреки (1885)², Иона Нэдежде (1886)³ и особенно Ал. Филиппиде «Введение в историю румынского языка и литературы» (1888) и М. Гастера «История румынской литературы» (1896). Неодинаковые по своему значению, эти исследования начального периода развития науки содержат лишь скудные элементы сравнительно-исторического анализа. Умножатся они в последующих трудах, в период от 1904 до 1945 г., когда выйдут подлинно обобщающие работы, причем первая дата связана с появлением первого издания «Истории религиозной литературы у румын до 1688 г.» Н. Йорги, а последняя — с изданием труда Д. Поповича «Румынская литература в эпоху Просвещения». В той или иной форме сравнительно-исторические методы используются при выявлении некоторых источников заимствований и типологических схождений в таких основополагающих исследованиях, учебных пособиях или внушительных лекционных курсах, как работы Н. Йорги, вышедшие в период 1904 — 1934 гг. и охватывающие все фазы развития румынской литературы с древних времен и до настоящего времени, в исследовании С. Пушкарю о древней литературе (1920)⁴, затем в «Истории древней румынской литературы» Н. Картожана (1940), «Истории румынской литературы в Трансильвании» Н. Дрэгана (1938)⁶, «Курсе новой литературы» Г. Богдана-Дуйкэ (1923)⁶, «Панораме современной румынской литерату-

¹ Аrоn Densuşianu, Istoria limbei şi literaturei române, ed. I, Iaşi, 1885, ed. a II-a, Iaşi, 1894.

² V. A. Urесhia, Schiţe de istoria literaturii române. Carte. didactică secundară, Partea 1, Bucureşti, 1885.

³ Ion Nădejde, Istoria limbei şi literaturei române cu probe de limbă, de ortografie şi grafie din toate veacurile... Pentru cursul superioru licealŭ, Iaşi, 1886. .

⁴ Sextil Fuşсariu, Istoria literaturii române. Cursuri populare, v. I, Epoca veche, Sibiu, 1920.

⁵ Nicolae Drăganu, Histoire de la littérature roumaine de Transylvanie des origines à la fin du XVIII-e siècle, Bucarest, 1938.

⁶ G. Bogdan-Duică, Istoria literaturu române moderne. Intîii poeţi munteni, Lecţiuni, Cluj, 1923.

ры» Б. Мунтяну (1938), «Истории румынской литера-ратуры» Д. Мурэрашу (1941), обширной «Истории современной румынской литературы» Э. Ловинеску (1925 — 1938), а также в «Истории румынской литературы от древности и до настоящего времени» Дж. Кэлинеcку (1941), к которым следует добавить названный выше труд Д. Поповича (1945), и, наконец, курсы лекций Ал. Пиру о «Древней румынской литературе и литературе нового времени» (1961, 1964).

Одновременно следует упомянуть здесь и фольклористику в той мере, в какой она обращалась к компаративистским изысканиям. В качестве примера можно сослаться на исследование Л. Шэйняну румынских сказок¹, которое, в сущности, продолжает изыскания Б. П. Хашдеу (1878 — 1880), искусного знатока компаративистских методов, умело использованных затем уже на другом уровне О. Денсушяну в труде «Пастушеская жизнь в нашей народной поэзии» (1923). Наша современная фольклористика все чаще обращается к сравнительно-историческим методам при исследовании народного творчества как Юго-Восточного ареала, так и всего мира.

Что же касается специальных исследований по сравнительному литературоведению, то они появились несколько позднее, в конце прошлого столетия, в университетской среде, в тесной связи с деятельностью исторической и позитивистской школ.

Ввиду специфики своей проблематики румынский компаративизм столкнулся с рядом трудностей, о которых необходимо здесь сказать. Тот факт, что наша литература развивалась в Юго-Восточном ареале, выдвигает при исследовании, как феодального, так отчасти и новейшего периода, необходимость, как выражаются компаративисты, более сложного и богатого «снаряжения», то есть знания не только западноевропейских, но и восточноевропейских языков — греческого, славянских, турецкого. Именно этим обусловлено, как показывает знакомство с нашими компара-

¹ Lazăr Şăineanu, Basmele române în comparaţiune cu legendele antice clasice şi în legătură cu basmele popórelor învecinate şi ale tuturor popórelor romanice. Studiu comparativ, Bucureşti, 1895,

тивистскими исследованиями, то предпочтение, которое до недавнего времени отдавалось изучению связей румынской литературы с литературами западноевропейских стран. Лишь в последние десятилетия, по мере освоения восточных языков, наши ученые все более настойчиво обращаются к сравнительным исследованиям литератур Юго-Восточного ареала.

Другая трудность заключается в недостаточной проясненности литературных явлений как в древнюю эпоху, так и в начале новейшей: ценности здесь перемешались в общекультурном конгломерате, и далеко не всегда возможно выявить эстетические элементы. Вот почему у нас сравнительное литературоведение обрело форму некоего сравнительного культуроведения, сравнительной философии или сравнительного обществоведения, что, конечно, отнюдь не является грубым нарушением, если постоянно помнить о различии точек зрения и специфике подходов.

После этих предварительных замечаний переходим к изложению истории румынского компаративизма, разумеется ограничиваясь при этом основными направлениями и самыми представительными работами в соответствии с целями, которые они перед собой ставили.

В основную проблематику нашего сравнительного литературоведения входили исследования международных культурных и литературных связей на протяжении веков. Иными словами, в центре внимания ученых находились влияния, которым подвергалась румынская литература в различные периоды, что, впрочем, было важнейшей темой и во всем мировом компаративизме.

Обратимся прежде всего к феодальному периоду, а именно к тем литературным явлениям, в структуре которых элементы письменной литературы переплетались с устным народным творчеством — к народным книгам. Исследование такого рода книг предполагает прежде всего использование сравнительно-исторических методов, так как эти произведения получали широкое распространение в разных частях света. В этой области осуществлен ряд монографических исследований, прежде всего самим Хашдеу «Народные

книги»¹ и некоторыми другими учеными в духе традиций этого исследователя. Напомним работы Н. Картожана «Александрия» в румынской литературе» (1910), «Фиори ди Вирту в румынской литературе» (1928), «Легенда Троады в древней литературе» (1925). Обратим особое внимание на серьезное исследование Н. Картожана «Народные книги в румынской литературе» (1929), в котором рассматриваются вопросы распространения переводов книг в различных литературах, влияния в этой области — славянские, византийские, азиатские и в не меньшей мере западные.

В качестве еще одного примера серьезного компаративистского исследования народных книг в румынской литературе сошлемся на докторскую диссертацию проф. Н. Н. Кондееску «Легенда Геновевы Брабантской и ее румынские варианты» (1938)², задуманную и разработанную в традициях исторической школы. Исследование это относится к тематологической сфере и продолжает серию исследований легенд, среди которых наиболее известен труд Г. Жандарм де Бевотт о Дон-Жуане (второе издание, 1929) или Роберта Гиетта о Саристине (1927).

У нас такого рода изысканиями занимались и Рамиро Ортиц «Fortuna labilis» («Изменчивая судьба», 1927), и Анита Белчугэцяну «Carpe rosam» («Радуйся розам»), и Д. Гэздару «Происхождение и распространение мотива «Горестная горлица» в романских литературах» (1934), и Д. Каракостя «Леонора» (1929). При этом авторы касались и литературных произведений.

В диссертации Н. Н. Кондееску подробно рассматривается вопрос о происхождении и распространении легенды о Геновеве, начиная с ее римского варианта и до последних румынских версий, включая литературную трактовку в романе М. Садовяну «Его величество Сын Леса». В ней тщательно исследован про-

¹ В. Р. Наşdeu, Cărţile poporane ale românilor în secolul XVI în legătură cu literatura poporană cea nescrisă... Studiu de filologie comparativă. In: В. Р. Нaşdeu. Cuvente den betrani, limba vorbită între 1550 — 1600... Tom II, Bucureşti, 1879.

² N. N. Соndeesсu, La légende de Geneviéve de Brabant et ses versions roumaines (Académic Roumaine, Études et Recherches, IX, Bucarest, 1938).

цесс распространения легенды, ее латинские варианты, проникновение в различные страны — Францию, Италию, Испанию, Голландию, Англию. Особенно четко прослеживается мотив «признания и торжества невинности» с эпохи предромантизма и романтизма вплоть до XX в. Результаты многочисленных, тщательнейшим образом выполненных исследований отражены в четких рисунках, своего рода «генеалогических древах», наглядно показывающих последовательность появления переводов, эволюции текста, косвенным источником которого послужила легенда, наконец, наших вариантов, созданных в период XVI — XVIII вв.

Другой важный раздел компаративистских исследований — это изучение влияний на нашу литературу в эпоху средневековья со стороны культур и литератур ареала, в котором мы в то время развивались. Разумеется, и здесь мы не будем предлагать полную библиографию вопроса: она была бы слишком громоздкой. Ограничимся лишь несколькими названиями наиболее значительных работ.

В начале второй половины минувшего века были опубликованы труды Б. П. Хашдеу, а позднее И. Богдана и др., посвященные нашим связям со славянской литературой и культурой. Интересны работы П. П. Панаитеску «Славяно-румынская литература и ее значение для истории славянских литератур» (1929), И. К. Кицимии «Хроника Штефана Великого» (1932), Э. Турдяну «Болгарская литература в XIV в. и ее распространение в Дунайских княжествах» (1947)¹. О влиянии польской культуры писал тот же П. Панаитеску «Польское влияние на творчество и личность летописцев Григоре Уреке и Мирона Кости-па» (1925), о русском — П. Константинеску-Яшь «Румыно-русские культурные связи прошлого» (1954). Греческому влиянию, очень значительному в нашей стране, посвящены труды Деметриосу Руссо «Эллинизм в Румынии» (1912) и «Греко-румынские исторические изыскания» (1939).

Интересной главой компаративистских изысканий того периода являются исследования произведений, в

¹Émile Turdeano, La littérature bulgare du XIV-e siècle et sa diffusion dans les Pays Roumains, Paris, Droz, 1947

которых нашел отражение образ наших великих исторических деятелей. Назовем прежде всего труд И. Богдана «Влад Цепеш (Дракула) и немецкие и русские повести о нем» (1896) и лингвистическую работу Панделе Олтяну «Язык славянских рассказов о Владе Цепеше» (1961), в которой, однако, косвенно обращается внимание и на образ князя. Затем работы Д. Руссо и О. Тафрали „«Поэма Ставриноса» в «Греко-румынских исторических изысканиях»” (1939) и «Поэма Паламиде» (1905), в которых рассматриваются два описания Михая Храброго в греческих произведениях.

Обратимся к компаративистским исследованиям нового периода, начинающегося с конца XVIII в., в частности к «Ардяльской школе» и латинистскому движению. Наиболее интересной работой этого периода представляется труд Д. Поповича «Румынская литература в эпоху Просвещения» (1945). В обширном труде Поповича становление новой румынской литературы рассматривается как следствие влияния Просвещения. В нем приводятся различные литературные формы, возникшие в нашей стране под воздействием зарубежных образцов: сентиментально-минорные опыты семьи Вэкэреску, произведения высокого гражданского звучания Д. Голеску или И. Тэуту, раскованная литература В. Погора и, наконец, наиболее характерное произведение эпохи — героико-комическая поэма «Цыганиада», по праву занимающая в исследовании главное место. К тому времени славянское и греческое влияние было в основном преодолено, и появление «Трансильванского Возрождения» в период 1779 — 1829 гг. объясняется прежде всего воздействием французского Просвещения, протекавшим разными путями, в том числе и в русле сохранившихся еще греко-румынских культурных связей. Д. Попович подчеркивает роль «Ардяльской школы», содействовавшей расширению контактов румынской культуры за пределами Юго-Восточного ареала. Нет сомнения, что исследование «Румынская литература в эпоху Просвещения», проведенное в духе французской школы, — одно из фундаментальных в истории румынского компаративизма. Жаль только, что в нем чрезмерно завышена роль «передатчика» в ущерб «рецептору».

Вместе с тем работа Поповича примыкает к тем исследованиям французского влияния на культуру Румынии, начало которым положила еще в конце минувшего столетия книга Помпилиу Элиаде «О французском влиянии на общественное мнение Румынии, истоки, исследование состояния румынского общества в эпоху господства фанариотов» (1898), а затем его же труд «Румыния в XIX веке» (1914)¹. Предметом первого, весьма обширного исследования является, как видно из подзаголовка, «старое время», то есть XVIII в. Здесь широко рассматриваются вопросы, касающиеся состояния развития общества, посредников французского влияния и его результатов.

При этом под «общественным мнением», подвергшимся влиянию французской культуры, понимается «совокупность мнений и чувств народа». Следовательно, исследование выходит за рамки чисто литературной области: здесь рассматриваются румынское «Возрождение» и французское влияние с точки зрения круга боярского чтения конца XVIII в., говорится о признании в наших княжествах некрупных французских поэтов — Дора, Пирона, Коллардо и др., о чем свидетельствуют и подражания и переводы Янку Вэкэреску и Костаки Конаки. Нетрудно обнаружить в этой работе элементы будущего труда Д. Поповича, о котором говорилось выше. В книге П. Элиаде отмечается решающее воздействие французской культуры на развитие румынской культуры и цивилизации. Благодаря этому влиянию, полагает автор, речь идет «не о возрождении, а о рождении народа» (Введение, стр. 1), ибо до начала французского влияния «два маленьких княжества ничего не значили ни для цивилизации, ни для истории» (там же, стр. 1). Разумеется, в подобных утверждениях роль французского влияния сильно преувеличивается, в то время как развитие нашей собственной культуры до XIX в. явно недооценивается. Тем не менее появление этой работы следует считать началом румынского компаративизма.

¹ Pompiliu Eliade, La Roumanie au XIX-e siècle. Les trois présidents plénipotentiaires, в кн.: «Histoire de l’esprit public en Roumanie au XIX-ème siècle», V. I — II, Paris, 1905 — 1914.

Обратной стороной медали является труд ученика П. Элиаде В. Ханеша «Формирование французского общественного мнения о Румынии в XIX в.» (1929). Привлекая многочисленные работы, в том числе и периодику, автор прослеживает рост внимания французского народа к судьбе румын в первой половине прошлого столетия, к решающим преобразованиям, которыми отмечена история княжеств в это время. Среди прочих названо и имя Ламартина, руководившего в 1846 г. Обществом румынских студентов в Париже.

Французское влияние в Румынии изучалось и в собственно литературном плане. Показательными с этой точки зрения являются две работы: Н. И. Апостолеску «Влияние французских романтиков на румынскую поэзию» (1909) и Шарля Друэ «Василе Александри и французские писатели» (1924). Первая охватывает почти весь материал прошлого столетия — от предромантического периода — Янку Вэкэреску и Григоре Александреску к таким переводчикам зарубежных творений, как Константин Стамати и Костаке Негруци, затем к Николае Бэлческу (которого автор ошибочно считает создателем «Песни о Румынии»), Д. Болинтиняну, Н. Н. Николяну, Ал. Депэрэцяну, М. Замфиреску, Н. Скуртеску и вплоть до В. Александри и семьи Хашдеу, включая, разумеется, и Богдана Петричейку Хашдеу.

Н. И. Апостолеску строго придерживается исторического метода, что помогло ему открыть многочисленные источники и стать автором внушительного исследования процесса развития румынской литературы под влиянием ее связей с французской. Впервые здесь указано на близость многих текстов, идей, чувств, направлений, но не менее верно и то, что автор часто оставляет без внимания вопрос о самобытности произведений: так, например, «Песнь о Румынии» рассматривается им как свод влияний Шато-бриана, Байрона, Ламенне, Мишле, Библии. Оригинальным признается лишь язык «с его музыкальной звучностью». Предисловие к исследованию Н. И. Апостолеску написал Эмиль Фаге. Ему же и Марио Року посвящена в знак благодарности работа, так как оба были наставниками автора. В предисловии Э. Фаге

подчеркивает оригинальность румынской поэзии, не омраченную влиянием французских романтических творений; «заимствуя основу, самою сущность французского романтизма, румынские поэты поступали, как поэты «Плеяды» в эпоху их оригинального творчества, когда они осваивали поэзию греков и римлян».

Работа Шарля Друэ — первая попытка подробного и широкого исследования французского влияния на Александри, творчество которого рассматривается автором многоаспектно, в частности прослеживаются «французские модели» в лирической и эпической поэзии Александри, в его драматургическом наследии (начиная с Ламартина, Гюго и Готье и кончая более мелкими писателями Франции). Автору исследования пришлось преодолеть сопротивление романтических поклонников «Мирчештского барда», опасавшихся — без всякого на то основания, — что такое подчеркивание инонациональных влияний может затенить оригинальность поэта. Однако Друэ отстаивает «психологическую и литературную пользу» подобного исследования, так как при выявлении зависимости творчества Александри от определенных образцов иностранные элементы им отделялись от собственно авторских и подчеркивалось то новое, что привнес писатель и что определяет специфику его творчества. Это стало возможным потому, что акцент делался на «национализацию» заимствований, на их преобразование в творчестве Александра, что сказывалось в изменении заимствованных им персонажей, мотивов, тем. В работе отмечается также поверхностный характер романтизма поэта на фоне его «классицистического» темперамента.

Исследование французского влияния опиралось на подробную библиографию румыно-французских связей, разработанную Дж. Бенджеску в 1895 г., пересмотренную и расширенную затем в 1907 г.¹ В библиографию были включены французские работы о Румынии, а также труды румынских исследователей, на-

¹ Georges Bengesco: Bibliographie franco-roumaine du XIX-e siécle, V. I. Bruxelles, 1895; Bibliographic franco-roumaine depuis le commencement du XIX-e siècle jusqu’á nos jours. Deuxiéme édition augmentée d’une préface, d’un supplément (1895 — 1906) et d’ún index alphabétique, Paris, 1907

писанные на французском языке. Позднее, в 1930 г., А. и Дж. Э. Ралли опубликовали франко-румынскую библиографию, охватывающую написанные на французском языке произведения румынских писателей и французские произведения, относящиеся к Румынии¹.

Итальянское влияние на древнюю румынскую литературу и литературу XIX в. основательно изучалось преподавателем итальянского языка Бухарестского университета Рамиро Ортицем и его учениками. Им был опубликован труд «Об истории итальянской культуры в Румынии» (1916). Работа этого неутомимого исследователя румынского средневековья представляет собой некий предварительный синтез тех более детальных трудов, которые появятся позднее и будут опубликованы в сборнике «Varia romanica» (1932) и в различных журналах. Печатные издания, выпускаемые румыно-итальянскими компаративистами, приобретают характер периодических изданий. Речь идег о «Roma» (1922 — 1944) и «Studii italiene» (1934 — 1943), на страницах которых увидело свет много работ по данной тематике. Назовем некоторые из них: «Театр Метастазио в Румынии» (1934) Ал. Чорэнеску, «Дуилиу Замфиреску и Италия» (1935) Марианы Замфиреску, многочисленные исследования Ал. Марку, преимущественно относящиеся к связям итальянских революционеров с румынскими прогрессивными деятелями 1848 г., «Альфиери и наши революционеры 1848 г.», «Заговорщики и заговоры в эпоху политического возрождения Румынии», затем монография «Александри и Италия» (1929)², «Бенедетто Кроче в румынской культуре» (1940) Нины Фасон, книга, в

¹ Getta Нéléne Rally et Alexandre Rally, Bibliographie franco-roumaine, Préface de Mario Roques. Premiére partie, V. I — II, Paris, 1930.

² Al. Marсu, Romanticii italieni şi românii. Note, Bucureşti, Cultura Natională, 1924; V. Alecsandri şi Italia, Bucureşti, Acade-mia Română, Memoriile Secţiunii literare, Seria III, Tomul III, mem. 9, 1927; L’ltalia in cerca della latinita del Rumeni, Bucarest, 1927; V. Alecsandri e l’Italia. Contribute alia storia dei rapporti culturali tra Italia e la Rumania nell’Ottocento, Roma. Publicazioni dell’Istituto per l’Europa Orientale, 1929; Athenes ou Rome? A propos de l’influence italienne en Roumanie vers 1820, Paris, H. Champion, 1930; Torquatto Tasso în romantica românească, Vol. I, Studii italiene, Bucureşti, 1937.

которой прослеживается распространение идей Кроче и борьба с ними от Ксенопола до Д. Каракости и др. К этому перечню следует добавить работы Дж. Кэлинеску¹, Аниты Белчугэцяну, Ал. Балач и др.

Румыно-испанские связи, начало которым положил еще летописец Мирон Костин, переведший «Часы владетелей» Антонио де Гевара, изучались от случая к случаю, начиная с «Истории романских литератур в их развитии и взаимоотношениях» и продолжая изысканиями Овида Денсушяну и его последователей, особенно Ал. Попеску-Телеги. Здесь уместно также упомянуть и вклад Дж. Кэлинеску «Впечатления об испанской литературе» (1946), и курсы лекций академика И. Иордана в области романской филологии. В 1929 г. в Барселоне H. Йорга выступил на Конгрессе по истории Испании с сообщением об «Отношениях между испанцами и румынами». Затем последовали компаративистские исследования Р. Ортица об отзвуках мотивов итальянского мадригала в испанской и румынской литературах (1924)², а также Ал. Попеску-Телеги, который изучил две драмы Лопе де Вега, представляющие наибольший интерес для нашей истории и литературы (1936)³, кроме того, им исследованы «Схождения и аналогии в румынском и иберийском фольклоре» (1927). В связи с проходившим в Бухаресте под эгидой ЮНЕСКО Международным коллоквиумом, посвященным романским цивилизациям, языкам и литературам, Библиотека Академии наук СРР издала библиографический справочник «Иберийские испано-американские отзвуки в Румынии», составленный Г. Байкулеску, Ал. Дуцу и Доротеей Сасу Цимерман.

Что же касается сравнительного исследования румыно-немецких литературных связей, то к работам, посвященным периоду до XIX в. С. Пушкарю, Траяна Брату или Карла Курта Клейна, вскоре прибавились исследования по XIX в., особенно второй его

¹G. Călinesсu, Alcuni missionari cattolici italiani nella Moldavia nei secoli XVII e XVIII, Roma, Şcoala Română, 1925.

²Ramiro Ortiz, Per la fortuna di un motive madrigalesco italiano in Ispagna e in Rumania, Palermo, 1924.

³ Al. Popescu-Telega, Două drame de Lope de Vega interesînd istoria şi literatura românilor, Craiova, Rarnuri, 1936.

половине, когда немецкое влияние становится особенно сильным (начиная с общества «Жунимя») и уравнивается с французским.

Наше сравнительное литературоведение обращается прежде всего к творчеству Михаила Эминеску, чьи связи с немецкой культурой настойчиво исследуются Титом Майореску, Г. Богданом-Дуйкэ, Тудором Виану, Дж. Кэлинеску и Ливиу Русу, чья последняя работа названа «Эминеску и Шопенгауэр» (1966). Следует отметить, что наследие Шопенгауэра привлекает в этой связи особенно пристальное внимание исследователей. Систематическому изучению влияния немецкой культуры на творчество нашего поэта положил начало Тудор Виану своим синтетическим исследованием «Поэзия Эминеску» (1930), в котором рассматриваются связи поэта с немецким романтизмом. Перу того же автора принадлежит и более обширное, хотя и написанное лаконичнее, исследование «Влияние Гегеля на румынскую культуру» (1933). Это своего рода свод различных выступлений, которые, хотя и не касаются непосредственно литературы, затрагивают отдельные ее аспекты в контексте развития всей нашей культуры. Гегельянство, действительно, создало у нас в XIX в. некий культурный климат, что сказалось в творчестве Э. Рэдулеску, М. Когэлничану, Р. Ионеску, М. Эминеску, Т. Майореску и др., а затем в период между двумя мировыми войнами предопределило результаты полемики между Штефаном Зелетином и Эудженом Ловинеску по поводу генезиса нашей цивилизации. Специально гегельянским мотивам в творчестве Эминеску посвящена работа, написанная автором этих строк, «Гегельянские мотивы в творчестве Эминеску», вошедшая позднее в сборник «Понятие всеобщей литературы и сравнительного литературоведения» (1967).

Значительными являются также работы, прослеживающие пути проникновения творчества великих немецких классиков в Румынию. Это исследования «Гёте в румынской литературе» И. Гергела¹ и

¹ Ion Gherghel, Goethe in literature română, с общим обзором всего немецкого влияния; Studiu de literatură comparată, Vol. I, Bucureşti, Academia Română, Memoriile Secţiunii literare, Seria III, Tomul V, mem. 8, 1931.

«Гейне и его наследие в румынской литературе» И. Е. Тороуцю (1930). Обе работы снабжены богатой, почти исчерпывающей библиографией, охватывающей не только книги и периодические издания, но и переводы. В труде И. Гергела рассматриваются общие аспекты влияния немецкой литературы на румынскую, причем главное внимание уделяется Гёте, переводам его произведений и их подражаниям, о переводах «Фауста» и о распространении фаустианских мотивов в Румынии говорится особенно пространно.

Так как влияние английской культуры началось позднее — на рубеже двух столетий, — то и работы, посвященные ему, появились лишь в этот период. Одно из наиболее развернутых исследований относится к 1924 г., когда бывший преподаватель Клужского университета П. Гримм выпустил в свет работу «Румынские переводы английских произведений и подражания им». Этому труду предшествовали отдельные небольшие статьи, например работы Марку Безы¹ и И. Ботеза «Английские писатели о румынах» (1920). В исследованиях П. Гримма (извлечение из «Daco Romania») рассматриваются переводы с начала XIX в. и до момента выхода работы, анализируется деятельность переводчиков Элиаде и К. А. Росетти вплоть до Дж. Топырчану, М. Драгомиреску и др. В исследовании показано, что объектом переводов и подражаний стали творения Шекспира, Юнга, Оссиана, Байрона, Мильтона, Попа. Сравнение оригиналов и переложений позволяет еще более оттенить достоинства первых.

Краткий обзор англо-румынских исторических связей опубликовал Н. Йорга. Англо-румынскую и румыно-английскую библиографию составил О. Пэдуряну (1946).

Румыно-русские связи, проявившиеся еще в древней литературе, особенно усилились в XIX в., начиная примерно с 1830 г., когда и появляется первый перевод державинской «Оды к богу». Обширным

¹Marcu Beza, Shakespeare in Roumania, London, 1931; Vechi legături cu Anglia, Bucureşti, Academia Română, Memoriile Secţiunii literare, Seria III, Tomul VIII, mem. 11. 1938.

трудом, в котором рассматриваются различные аспекты этих связей, является названное выше исследование П. Костантинеску-Яшь «Культурные русско-румынские связи прошлого» (1954), которому предшествовали в межвоенные годы некоторые специальные исследования Эфросинии Двойченко-Марковой о влиянии Пушкина, Лермонтова, Жуковского на творчество К. Стамати (1934) и других румынских писателей (1937).

Сравнительные румыно-русские и румыно-советские исследования получили в последнее время заметное развитие. Правда, результаты еще не обобщены в крупные монографические труды, за исключением работ Татьяны Николеску «Творчество Гоголя в Румынии» (1959) и «Лев Толстой в румынской литературе» (1963), широко документированных, охватывающих газеты и журналы соответствующих эпох. Вопросы влияния русских классиков на нашу литературу рассматриваются автором с марксистских позиций. Особенно серьезной представляется работа о Л. Толстом — и потому, что в ней почти исчерпан материал темы, и потому, что автор, изучая проникновение и распространение произведений Толстого в Румынии, одновременно исследует отзвуки его творчества в румынской литературе и изучает влияние Л. Толстого на развитие романа в целом.

Особую документальную ценность представляет библиографический справочник Филипа Романа (Барбу Теодореску) о «Русской и советской литературе на румынском языке» (1830 — 1959), охватывающий 8502 названия книг, статей и исследований вплоть до момента выхода справочника (1959). Предисловие к справочнику написала Тамара Гане, предложившая в нем общий обзор русско-румынских отношений на протяжении веков.

Особую главу румынского компаративизма должны были бы составить взаимовлияния румынской литературы с литературами соседних народов Юго-Восточной и Центральной Европы от XIX в. и вплоть до наших дней. К сожалению, работы такого плана крайне редки, хотя ни для кого не составляет секрета, что литературные связи в этом регионе были весьма эффективны и проявлялись в том и другом направ

лении: от других литератур к румынской и от нее — к литературам окружающих народов, причем по линии народного творчества эти связи были еще более тесными. Недавно в Венгрии вышел в свет библиографический обзор румынской литературы (1966) за период 1931 — 1965 гг., составленный преподавателем Будапештского университета Самуэлем Домокошем. В нем отражены история румыно-венгерских литературных связей и тот резонанс, который вызвали в венгерской культуре ценности румынского фольклора и румынской письменной литературы.

Румынскому компаративизму мы обязаны также рядом исследований отношений между различными национальными литературами за пределами Румынии. Среди них труды Н. Шербана на тему «Леопарди и Франция» (1910) и «Альфред де Виньи и Фридрих II» (1920), Ал. Чорэнеску «Ариосто во Франции — с его появления и до конца XVIII в.» (1939), несколько работ Н. И. Кондееску, например «Галилеева система и французское общественное мнение XVIII в.» (1942) или «Западноевропейские концепции идеальной личности со времен Возрождения и до конца XIX в.» (1946), а также труды Тудора Виану о месте зарубежных деятелей культуры в отдельных национальных литературах, например работа о литературном влиянии Ж.-Ж. Руссо в Германии, перепечатанная позднее в сборнике «Исследования по всеобщей литературе и сравнительному литературоведению» (1963) и касающаяся творчества Гердера, Гёте, Шиллера, Клин-гера, а также «Бури и натиска». В этой связи нельзя не назвать и диссертацию Д. Д. Рошки «Влияние Гегеля на Тэна, теоретика познания и искусства» (1928). Правда, работа Рошки носит прежде всего философский, эстетический характер, но именно поэтому она касается — пусть косвенно — и литературных проблем. Посвященная автором своему сорбоннскому профессору Эмилю Брейеру и недавно переведенная на румынский язык (1968), диссертация интересует нас прежде всего своей второй частью, в которой рассматривается «философия искусства» Тэна и влияние, оказанное на него Гегелем по вопросам «природы искусства, искусства и познания, искусства и природы, методов искусства, иерархии эстети-

ческих ценностей». Общий вывод исследователя таков:. «Все наиболее важные эстетические идеи Тэна взяты им у Гегеля».

Особый раздел науки составляют исследования зарубежных ученых, посвященные румынской литературе, которые хотя и не принадлежат непосредственно румынскому компаративизму, но примыкают к нему своей тематикой. Из последних трудов такого рода наиболее важными представляются работы Алена Гильерму о «Внутреннем генезисе поэзии Эминеску» (1946) и Розы дель Конте «Михаил Эминеску, или Об Абсолюте» (1962), в первой части которых содержится компаративистский материал, а во второй — стилистический анализ творчества Эминеску.

Значительную область сравнительного литературоведения составляет изучение родства идей и истории определенных поэтических тем на протяжении веков. В этом плане у нас серьезные традиции, восходящие к исследованиям Б. П. Хашдеу, затем к О. Денсушяну, Н. Картожану. Много сравнительных исследований по народному творчеству, особенно в области народных книг. И здесь вклад Тудора Виану носит исключительный характер, но, так как его работы, в общем-то, хорошо известны, назовем лишь одну из них «Аргези — певец человека» («Песнь человеку», 1964), обширное тематологическое и полигенетическое исследование, в котором развернута панорама социогоний античного мира и современной мысли — от Гесиода и Эсхила до Вергилия и Овидия, от них к Данте и Мильтону, Вольтеру и Руссо, Мишле и Кине, Гюго, парнасианцам и, наконец, к румынским писателям Элиаде и Эминеску. Тем самым творение Аргези «Песнь человеку» оказывается последним звеном в тематической, тысячелетней истории социогонии, образцовым творением новой социалистической культуры.

Румынское сравнительное литературоведение располагает также исследованиями — пусть еще в начальной фазе — традиционных типов мировой литературы или знаменитых легенд. Образцом и здесь могут служить работы Т. Виану „Пафос истины в «Эдипе» и «Гамлете»” и «Прометеевский миф в румынской литературе», позднее помещенные в сборнике «Исследования по всеобщей литературе и сравнитель-

ному литературоведению» (изд. П, 1963). И еще отметим раздел, охватывающий так называемые «параллельные исследования», которые строятся либо на психологической основе, как, например, наша работа «Избирательская общность: Титу Майореску и Гёте», помещенная позднее в сборнике «Понятие всеобщей литературы и сравнительного литературоведения» (1967), либо на идеологической и политической основах, как, например, труд Т. Виану «Мадач и Эминеску» — подлинная дань уважения и любви к поэтам, ярким представителям своих народов, содействовавшим формированию борцов за новую и достойную жизнь.

Следует еще упомянуть богатые по своим литературным экскурсам труды по философии культуры, как, например, «Трилогию культуры» Лучиана Благи, содержащую обильный сравнительно-исторический материал, касающийся типологии культуры, или работы по истории румынской цивилизации Э. Ловинеску и Шт. Зелетина «Румынская буржуазия, ее происхождение и историческая роль» (1925), в которых рассматривается европейский фон развития нашего общества в XIX в.

И наконец, необходимо сказать об участии румынских ученых в работе конгрессов Международной ассоциации компаративистов в Утрехте (1961), Будапеште (1962), Фрибурге (1964), где были особо отмечены выступления Т. Виану, Н. И. Попа, Л. Русу. На Белградском конгрессе (1967) прозвучали выступления наших официальных делегатов Н. И. Попа, Л. Русу, Ал. Димы, Веры Кэлин, Стана Вели и Раду Никулеску.

На одном из последних конгрессов в Бордо (1970) Румыния была представлена еще более многочисленной делегацией. Было прочитано семь докладов: Л. Русу о «Творческом «я» как источнике поэгической коммуникации и литературной социологии»; Ал. Дима о «Соотношении «литература — общество» в концепции румынской критики и теории литературы»; И. Замфиреску о «Месте древней румынской литературы в средиземноморской культуре»; И. К. Кицимия о «Различных аспектах эзоповской средиземноморской басни в некоторых европейских литературах»; Т. Ни-

колеску о «Теме Италии в русской литературе XIX в.»; М. Новиков о «Литературном творении как общественном отношении»; В. Кэлин об «Условиях, благоприятствующих развитию новой риторики». Кроме того, в Бордо были отправлены работы Паула Корни, Зое Думитреску-Бушуленги и Стана Вели.

Работа конгресса завершилась избранием руководящего комитета, в состав которого от румынской делегации вошел и автор данной работы.

Среди румынских компаративистов особенно выделялся всегда своей активностью Н. И. Попа, еще в межвоенный период игравший роль «посредника» между французской школой Бальдансперже и П. ван Тигема и румынскими журналами. Следует отметить многолетнюю деятельность, особенно в области общекультурной и литературной эстетики, Л. Русу, автора диссертации «Эссе о художественном творчестве» (1935), а также исследования «Эстетика лирической поэзии» (1938), причем ссылки на его диссертацию часто встречаются в зарубежных исследованиях по сравнительному литературоведению.

Профессор Л. Русу участвовал почти во всех конгрессах Международной ассоциации по компаративистике, его работы и выступления получили широкое международное признание благодаря философской концепции, на которой строятся его компаративистские исследования.

Думаю, что следует отметить также деятельность специалистов по мировой литературе и сравнительному литературоведению, преподающих в университетах Бухареста, Ясс, Клужа, Тимишоары, Крайовы. Помимо уже названных работ, следует упомянуть учебник И. Замфиреску по истории мирового театра (т. 1 — 3)¹, Октавяна Георгиу на ту же тему (т. 1 — 2)², труды Веры Кэлин «Байрон» (1961), «Литературные течения и воплощение истории» (1963), «Метаморфозы комических масок» (1966) и «Романтизм»

¹ Ion Zamfirescu, Istoria universală a teatrului, vol. I, II, III, Bucureşti, Editura pentru literatură şi artă (începînd din 1958).

² Осtavian Gheorghiu, Istoria teatrului universal, Bucureşti, Editura didactică şi pedagogică, 1967.

(1970), работы Ромула Мунтяну¹, касающиеся некоторых аспектов просвещения в Дунайских княжествах, а также современного французского романа (1967), сравнительные исследования Зое Думитреску-Бушуленги², посвященные анализу творчества румынских (Крянгэ, Эминеску) и зарубежных классиков, в том числе и произведений сестер Бронте. Отметим ещё одну ее работу о стилях Возрождения, а также статью Матея Кэлинеску о европейском романтизме и титанизме Эминеску (1964), учебники по истории всемирной литературы³, написанные О. Дримбой начиная с 1963 г. Заслуживают внимания из-за своеобразия концепции работы Виктора Янку, особенно о Гёте, Т. Виану и Л. Благе. Естественно, мы не можем здесь перечислить многие новые имена исследователей. Назовем все же Герту Перец (Ясский университет), автора работ о Томасе Манне, Дана Григореску и Сорина Александреску, преподавателей Бухарестского университета.

Эту краткую историю румынского компаративизма представляется уместным закончить обзором наиболее характерных особенностей теории сравнительного литературоведения Тудора Виану, заложившего философские основы этой науки в нашей стране.

Еще в первом издании своей «Эстетики» (1934) Виану уделял особое внимание сравнительным методам, стремясь путем сопоставления различных эстетических форм выявить, как он сам писал, «постоянную суть искусства». Ученый в равной мере применял здесь описание и пояснение, стремясь обосновать «корреляцию между типами искусства и экстраэстетическими факторами».

Обратившись к собственно литературному компаративизму, Т. Виану критически подошел к позитиви-

¹ Romul Munteanu, Contribuţia Şcolii ardelene la culturalizarea maselor, Bucureşti, Editura didactică şi pedagogică, 1962. Bertholt Brecht, Bucureşti, Editura pentru literatură universală, 1966. Noul roman francez, Bucureşti, Editura pentru literatură universală, 1968.

² Zoe Dumitrescu-Buşulenga, Surorile Brontё, Bucureşti, Editura tineretului, 1968.

³ Ovidiu Drimba, Istoria literaturii universale, vol. I, II, Bucureşti, Editura didactică şi pedagogică, 1963 şi următori.

стской школе, видевшей цель исследований в «накоплении фактов и их расположении в последовательной связи». С полным на то основанием он отвергал чрезмерное подчеркивание иностранных влияний, которое при анализе- произведения превращают его в некую «мозаику посторонних воздействий». К этому приводит механическое сопоставление текстов и «рабское подчинение» их зарубежным образцам. Рассматривая далее проблему влияний, Т. Виану отмечал, что мы присутствуем при подлинной «Коперниковой революции» в литературных исследованиях, причем роль Солнца отводится воспринимающей стороне. Что же касается сферы науки, Т. Виану значительно расширяет ее пределы, включая сюда и влияния в смысле изучения форм «пропаганды чужих литературных репутаций», и типологические схождения, обусловленные не общностью источников, а аналогичными социальными и нравственно-психологическими условиями развития литературных явлений. Таким образом, ограниченность прежнего позитивистского подхода к изучению явлений оказывается преодоленной. Выступая с историко-материалистических позиций, ученый поднимается на более высокую ступень исследования.

Среди прочих теоретических проблем Т. Виану занимали и вопросы перевода. Он рассматривал перевод как «лингвистическое творение», выражение равновесия между национальным и чужим. Переводчик, согласно его концепции, — художник, разрабатывающий тему в заранее заданных формальных рамках, а его литературный стиль «приближается к стилю эпических поэтов и виртуозов», то есть «объективных писателей, искусных мастеров художественной формы».

Теоретические проблемы компаративизма наряду с исследованиями источников и общих мотивов занимали внимание Д. Каракости, но прежде всего он ратовал за необходимость сравнительного изучения румынских литературных структур с целью более точного определения их места в мировой литературе.

Систематическое изложение теория сравнительного литературоведения получила в изданном на испан-

ском языке учебнике Ал. Чорэнеску «Принципы сравнительного литературоведения» (1964). Автор, одновременно лингвист и компаративист, изучающий проблемы международных связей испанской литературы, особенно испанского барокко с европейским, предлагает в учебнике четкое изложение проблем науки, которую он трактует преимущественно в духе французского историзма. Согласно концепции Ал. Чорэнеску, предметом сравнительного литературоведения являются «отношения контакта», «отношения интерференции» и «отношения распространения», что, в сущности, соответствует давним положениям французской школы. Особую ценность представляют подробный анализ теоретических проблем и многочисленные исторические ссылки во всемирном — как временном, так и пространственном — масштабе. Названная работа — одно из наиболее ценных пособий по сравнительному литературоведению.

Теория сравнительного литературоведения продолжает развиваться в нашей стране, и в настоящей работе мы попытаемся предложить некоторые новые элементы в целях содействия этому развитию.

Итак, завершая этот беглый исторический обзор, мы можем сделать вывод, что сравнительное литературоведение в нашей стране развивалось одновременно с зарубежным еще с конца прошлого века, что оно охватывает почти все типы компаративистских исследований, представленных в современной науке, что оно обогатилось новыми методами генетического анализа и что перспективы его развития обнадеживающие. Разумеется, многое еще предстоит сделать, и прежде всего после создания Национального комитета по компаративистике организовать издание собственного журнала, в котором нашла бы отражение деятельность наших специалистов в этой области. Первая конференция по сравнительному литературоведению состоялась у нас в июне 1967 г. в Институте истории и теории литературы им. Дж. Кэлинеску Академии наук СРР, и первый сборник компаративистских исследований был выпущен Издательством Академии наук СРР в 1968 г. За ним последовали еще две книги: «Проблемы сравнительного литературоведения и литературной социологии» (1970) под редакцией

проф. М. Новикова и моей и «Исследования по всеобщей литературе и сравнительному литературоведению» под редакцией проф. И. К. Кицимии, охватывающие выступления участников второй Бухарестской конференции, организованной Институтом истории и теории литературы им. Дж. Кэлинеску Академии наук СРР. В ноябре 1971 г. состоялась третья конференция компаративистов в том же институте, на этот раз с участием проф. Жака Вуазина из Сорбонны, в выступлении которого рассматривались проблемы вклада национальных литератур в мировую литературу и специфически румынские аспекты европейских течений.

О названии науки и ее предмете

Терминологические споры не пользуются благосклонностью исследователей. Некоторые считают их просто бессмысленными: важна-де суть, а не название. Думается, однако, что подобное отношение лишено всякого основания. Термины, при помощи которых обозначаются научные понятия, а тем более дисциплины, должны быть предельно точны и строго соответствовать содержанию, так как их появление, постепенное утверждение сопровождает процесс осознания самого содержания, выявление самой сущности понятия. И если все же не всегда удается подобрать вполне подходящий термин, то это — во многих случаях — вызвано чисто стилистическими трудностями.

У термина «сравнительное литературоведение» своя немалая история, начало которой прослеживается еще в XVIII в. Им пользовались француз Мюраль (1725), англичанин Эндрю (1785), а также многочисленные французские периодические издания того времени: «L’Année littéraire», 1754, «Journal étranger», 1760, «Mercure de France», 1780. В первой половине следующего столетия, по мере становления молодой науки, к нему стали прибегать многие ученые, среди них Ноэль и Лаплас (1818), Вильмен (1827), Жан-Жак Ампер (1832), Луи Бернлау (1849) и, наконец, Сент-Бёв, который, как говорят, окончательно утвердил его в статье, посвященной Жан-Жаку Амперу

При этом следует отметить, что, помимо названного термина, кое-кто из упомянутых выше авторов использовал и другой, более сложный, но зато более точный термин — «сравнительная история литературы» (например, Бернлау и Ампер). И все же начиная со второй половины минувшего века исследователи единодушно отдают предпочтение термину «сравнительное литературоведение», который по-французски звучит «littérature comparée», по-итальянски — «letteratura comparata», по-испански — «literatura comparada», по-японски — «hikaku bungaku», по-английски — «comparative literature». Правда, немецкие специалисты используют название «vergleichende Literaturwissenschaft» либо «vergleichende Literaturgeschichte», а голландцы — его кальку. Наиболее точно содержание понятия передает немецкое обозначение, что, впрочем, подчеркивается и во французском издании недавнего времени — учебнике Пишуа и Руссо (1967), авторы которого отмечают, что настоящее время причастия в немецкой формуле более точно передает акт сравнения, нежели французский пассив. И все же термин «littérature comparée» был признан почти во всех странах. Заменить его сегодня представляется совершенно невозможным, хотя бы потому, что он относится к тем словам, о которых Ренан говорил, что их следует оберегать даже тогда, когда мы убеждены, что в них содержатся ошибки. А в нашем случае самой большой ошибкой было бы смешивать предмет дисциплины с ней самой — ведь в действительности речь идет не о «сравниваемой литературе», а о науке, цель которой сравнить одну литературу с другой или с несколькими другими. Впрочем, причиной споров служит отчасти и сам характер используемых терминов, относительно которых упомянутые выше авторы учебника иронически замечают, что они заимствованы частично из механики жидкостей (источник, течение, слияние...), отчасти из сферы торговли (агенты распространения, посредники, итоги, ценности и др.), частично из физики (передача, диффузия и т. д.). Лишний повод, чтобы убедиться, насколько перегружен метафорами язык науки и, добавим, насколько порою Они фальсифицируют ее.

Следовательно, принимая общепризнанный термин, мы должны постоянно иметь в виду его подлинное содержание, о чем и пойдет речь в дальнейшем.

Заметим прежде всего, что некоторые ученые склонны отрицать наличие специфического предмета исследования у сравнительного литературоведения и мотивируют это тем, что данная наука строится на использовании такого широкоупотребительного метода, как сравнение. Речь, стало быть, велась всего лишь о методе, в равной мере пригодном для изучения как всемирной, так и любой национальной литературы, а не о специфике предмета. Однако более чем восьмидесятилетний опыт развития науки убедительно выявил ее характерные особенности, о которых нам предстоит более подробно сказать на страницах этой книги.

По мнению других исследователей, предмет сравнительного литературоведения совпадает с предметом фольклористики. И в самом деле, изучение вариантов фольклорных тем, процессов их миграции, взаимоотношений между устной народной и письменной литературой выходит за рамки национальных границ и неизбежно оказывается в поле зрения компаративистов. А так как собственно эстетическое исследование фольклора утверждается во все больших масштабах и литературный фольклор становится предметом анализа и сравнения с письменной литературой, то оба области, конечно же, могут совпадать. Но ведь наша наука изучает не только и не столько фольклорные творения, а в первую очередь и главным образом взаимоотношения между письменными литературами, которые не являются областью фольклористики. Само собой разумеется, что подлинные ценности фольклора используются в литературных произведениях и тем самым представляют интерес для сравнительного Литературоведения. У нас, в Румынии, имеются хорошие традиции анализа художественных произведений народного творчества — от А. Руссо до Ал. Одобеску, от Титу Майореску, Б. Делавранчи до Дж. Кэлинеску. Отрицать право на существование сравнительного; литературоведения пытались и некоторые исследова-

тели истории всемирной литературы, утверждавшие, что предметы двух наук совпадают. В первой главе мы говорили о различии целей этих двух наук. Всеобщая литература держит в поле зрения ценности всемирной сокровищницы литературы, между тем как сравнительное литературоведение исследует взаимоотношения и движение этих ценностей в условиях реальных исторических процессов.

Итак, у нас есть все основания утверждать, что у сравнительного литературоведения имеется свой четкий предмет, к определению которого в самом общем виде мы сейчас и приступим.

На заре развития науки ученые полагали, что сравнительное литературоведение занимается исследованием взаимоотношений разноязыких литератур. Так, Паул ван Тигем считал, что предметом компаративистики «является изучение взаимоотношений различных литератур». В общих чертах, если обратиться к ценностям западного мира, она охватывает «связи между греческой и латинской литературами, вклад этих древних литератур в современные, начиная с периода средневековья и, наконец, взаимоотношения современных литератур»¹.

Более позднее определение предмета приводится нами из учебника Мариуса Франсуа Гюйяра (1965): «Сравнительное литературоведение есть история международных литературных отношений. Компаративизм бодрствует у языковых или национальных рубежей и прослеживает процессы обмена темами, идеями, книгами или чувствами между двумя или несколькими литературами»². В сущности, в этом определении нашла отражение концепция старой французской школы Фернана Бальдансперже и «Журнала сравнительного литературоведения», чей вклад в развитие компаративизма был значителен, особенно в области самих «международных отношений», хотя порой и у Бальдансперже, и в журнале встречалась рутина и чрезмерное нагромождение фактов.

¹ Paul van Тieghem, La littérature comparée, Paris, Armand Colins, ed. IV, 1951, p. 57.

² M. F .Guyard, La littérature comparée, Paris, 1965, p. 12.

Было, однако, замечено некоторыми учеными — и не без основания, — что компаративистские исследования затрагивают и другие явления, находящиеся за пределами простых литературных связей: так, схождения в литературах вызываются не обязательно прямыми контактами и влияниями, порой мы имеем дело с аналогиями, соответствиями, совпадениями, одновременным протеканием процессов (понятия эти относительно однозначны), которые также должны изучаться сравнительным литературоведением. Все эти явления относятся к области типологических схождений, и о них мы будем говорить подробнее в другой главе настоящей работы. К этому следует добавить еще один — притом весьма важный аспект, — а именно выявление путем сопоставлений специфических особенностей каждой отдельно взятой литературы.

Некоторые ученые, например Пишуа и Руссо, включали в сферу данной науки еще две смежные области — «историю идей» и «литературный структурализм». Паул ван Тигем еще в 1931 г. напоминал о значении «истории идей» в сравнительном литературоведении. Английские исследователи также проявляли к ней усиленный интерес. По их мнению, эта область охватывает философские идеи писателей (Лукреция, скажем, или Шелли), идеи, заимствованные ими у философов (Платона, Гегеля, Шопенгауэра и др.), у философски мыслящих писателей (например, Монтескье, Сартра), а также их религиозные, политические, литературные идеи.

Разумеется, никто не собирается отрицать значение этой области сравнительного литературоведения; но, по сути дела, она представлена в каждом из основных разделов науки и совпадает с ним. В самом деле: история идей рассматривается и в главе о взаимоотношениях литератур и в той, где речь идет о типологических схождениях, и там, где рассматривается специфика литературы, — ведь идеи писателя могут оказаться и плодом влияний, и результатом простых совпадений или могут принадлежать самим писателям.

Что же касается предложения специально и подробно изучать литературный структурализм в сфере

сравнительного литературоведения, то в этом тоже нет никакой необходимости, поскольку проблемы, затрагивающие тематику, мотивы, композицию произведений, перевод и т. д., рассматриваются во всех разделах исследований.

Очевидна также невозможность ограничивать предмет сравнительного литературоведения только международными связями. У этого предмета более емкое содержание, которое удачно передается термином «соотношения» между литературами. Именно поэтому мы предлагаем заменить термин «связи», трактуемый в узком смысле прямых контактов, термином «соотношения», который включает в себя и прочую проблематику сравнительного литературоведения, охватывая как явления параллелизма, так и то, что свойственно лишь отдельно взятой литературе. Следовательно, нам представляется, что сравнительное литературоведение изучает взаимоотношения различных литератур, иными словами, прямые контакты, влияния, заимствования, типологические схождения, а также специфические процессы развития национальных литератур.

Сравнительный анализ предполагает прежде всего наличие двух объектов, которые подлежат сопоставлению. Но если, по общему мнению, эти объекты аксиоматически принадлежат к двум различным литературам, то Р. Уэллек считает, что соотносить возможно и явления одной и той же литературы. В принципе такое соотнесение возможно, но практика показала, что непременным условием сравнительного анализа в данной науке является рассмотрение взаимоотношений различных литератур, и мы обязаны следовать этой традиции.

Следующий вопрос касается критериев дифференциации сравниваемых явлений. На первый взгляд кажется, что таким критерием может вполне служить язык, что речь идет, стало быть, о сопоставлении разноязычных литератур. В действительности же, в ходе исторического развития возникло немало одноязычных, но отличающихся друг от друга литератур: в Канаде имеется франкоязычная литература, в Северной Америке — англоязычная, в Южной Америке — испаноязычная. Однако их невозможно смешивать с евро-

пейскими — поскольку развивались они в другой среде и положили начало иным традициям. В силу всего этого они — самостоятельные явления, подлежащие сопоставлению, и входят в компетенцию сравнительного литературоведения.

Но мы знаем и другие случаи, когда разноязычные литературы объединены в пределах одного государства, как, например, в Швейцарии, Бельгии или Румынии, где литература на румынском языке сосуществует с литературой на немецком и венгерском языках. При всех языковых различиях эти литературы объединены общими традициями и идеалами, особенно в эпоху социализма, однако и они могут стать предметом компаративистских исследований.

В теоретических трудах последнего времени поднимался также вопрос и о самой сфере исследований: было предложено включить в нее все формы культуры, в том числе и художественной. В конце концов заговорили о так называемых «комплексных компаративистских исследованиях». Идею эту поддержал американский ученый Г. Ремэйк, по мнению которого сопоставлению подлежат и «прочие сферы человеческих отношений»¹, то есть все формы культуры, и прежде всего художественной культуры. Убежденными сторонниками «комплексных исследований» показали себя и некоторые венгерские специалисты. Академик Иштван Шётер трактует эти вопросы с марксистских позиций, обосновывая необходимость, с одной стороны, изучения экономических и социальных основ, классовых позиций, истории цивилизации, а с другой — учета соотношений с другими искусствами и их взаимовлияний.

Нетрудно заметить, что такой подход выглядит не только более комплексным, но и более всеобъемлющим. И все же, по нашему мнению, такое расширение предмета сравнительного литературоведения, вплоть до охвата всех форм культуры — пусть только художественной, — выглядит чрезмерным. В этом случае сравнительное литературоведение превратилось

¹ В сб.; Comparative literature, 1961.

бы в сравнительную философию культуры или в общую науку об искусстве, что значительно превысило бы его объем и усложнило бы задачи исследователей. К методу соотнесения литературных явлений с другими областями художественной культуры, разумеется, придется прибегать при рассмотрении тех явлений, которые подверглись влиянию других видов искусства и в какой-то мере заимствовали у них некоторые специфические аспекты, но это не может служить оправданием для выхода за пределы собственно литературной области.

Важным вопросом, который также относится к числу вводных, является определение временных и пространственных параметров нашей науки.

Что касается изучаемого периода, то до недавних пор, а именно до третьего десятилетия нашего века, подтверждением чему может служить учебник Паула ван Тигема, он начинался с эпохи Возрождения. Исследовались процессы, протекавшие в XVII и последующих веках. Поэтому все настоятельнее ощущалась необходимость вернуться назад по ступеням времени: было предложено обратиться и к средним. векам, которыми к тому времени стал заниматься Эрнст Роберт Курциус.

В пользу этого предложения высказались как советские, так и некоторые западные исследователи, в том числе и советский ученый Конрад и француз Этиембль.

Что же касается пространственного охвата, то для всех стала очевидной необходимость преодоления европоцентристских представлений. В прежних работах объектом исследования оказывалась даже не вся европейская сфера, а лишь ее западная часть, между тем как восточная и в определенной мере центральная оставались вне внимания. Мало было, например, трудов о взаимоотношениях различных европейских литератур с русской. И в этом вопросе Н. Конрад и Р. Этиембль единодушны: оба они, как было замечено выше, отвергают европоцентристский подход. Вместе с тем названные ученые, да и не только они, считают необходимым распространить исследования и на Восток, и на Дальний Восток вплоть до Японии. И когда на Белградском конгрессе было предложено

создать историю европейских литератур, то имелось в виду охватить не только Старый Свет, но и Австралию, Северную и Южную Америку, где также можно обнаружить «владения» европейской литературы.

Конечно, подобное расширение сферы исследования во времени и пространстве осложняет само исследование. Но международное сотрудничество, объединенные усилия ученых помогут справиться и с этой трудностью.

Дата добавления: 2021-11-30; просмотров: 28; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!