МЕСТО СРАВНИТЕЛЬНОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ СРЕДИ ДРУГИХ ДИСЦИПЛИН НАУКИ О ЛИТЕРАТУРЕ

Стр 1 из 6Следующая ⇒

Александр Дима

Принципы сравнительного литературоведения

Перевод с румынского

Издательство «Прогресс», Москва 1977

Сканирование:

Кафедра русской классической литературы и теоретического литературоведения Елецкого государственного университета

http://narrativ.boom.ru/library.htm

(Библиотека «Narrativ»)

narrativ@list.ru

Перевод и комментарий М. В. Фридмана Предисловие В. И. Кулешова Редактор Г.И.Насекина

Крупный литературовед из социалистической Румынии, член-корреспондент Академии наук СРР, Александр Дима известен своими трудами в области философии культуры, истории эстетики, теории и истории литературы. Автор — видный специалист в области компаративистики, член руководящего комитета Международной ассоциации по сравнительному литературоведению.

В предлагаемой работе дается системное изложение проблем мировой и румынской компаративистики, сущности этой науки и перспектив ее развития. В центре внимания автора — влияния и заимствования, типологические схождения и специфические особенности национальных литератур, выявляемые при помощи литературных сопоставлений.

Редакция литературоведения и искусствознания

70202 — 108

Д —————— 134-76

006(01) — 77

Содержание

На важном направлении исканий … 5

Предисловие … 21

Место сравнительного литературоведения среди других дисциплин науки о литературе … 25

Развитие мировой компаративистики … 40

Развитие сравнительного литературоведения в Румынии … 66

О названии науки и её предмете … 89

Содержание международных литературных связей … 98

Формы и типы международных литературных отношений … 121

К вопросу об истории создания европейской литературы … 179

Теоретическое и практическое значение сравнительного литературоведения … 190

Задачи, стоящие перед румынской компаративистикой … 197

Комментарий … 201

На важном направлении искании

Предлагаемая советскому, читателю книга написана видным современным румынским ученым Александром Димой. Первое ее издание в Бухаресте (1969) вызвало живой интерес, и книга быстро разошлась, Возникла необходимость во втором издании, которое и было осуществлено в 1972 году. С этого издания и сделан предлагаемый русский перевод.

А. Дима излагает основные теоретические вопросы одной из областей современного литературоведения — сравнительного изучения литератур, — освещает специфический предмет и методику этой научной дисциплины в сопоставлении ее с историей и теорией литературы, литературной критикой.

В основу книги положена определенная концепция, опирающаяся на детерминистическое понимание литературы, как социального явления. У автора имеется свое четкое понятие о предмете как литературной науки в целом, так и сравнительного литературоведения. Живой стиль изложения также в немалой степени повышает достоинство этого труда.

Важнейшую работу, связанную с анализом понятий и терминов в их системной взаимосвязанности и расслоении на более частные значения, с многообразными оттенками, а иногда и смещениями, трудно объяснимыми логически, но исторически сложившимися и опирающимися на определенные свойства того или иного языка, автор книги проделывает на подлинно научном уровне и вместе с тем без педантизма

и сухости, пробуждая живой интерес к предмету даже у непосвященных. А. Дима бережно относится к сложившейся научной терминологии, справедливо полагая, что при всех своих недостатках она меньше вносит путаницы, чем частые перемены в обозначениях, охотников до которых всегда было предостаточно. Так, отдавая дань сложившейся традиции, следует оставить оба наименования интересующей нас научной дисциплины, одно из которых восходит к французскому обозначению «littérature comparée», а другое к немецкому «Die vergleichende Literaturwissenschaft», хотя давно замечено, как указывает А. Дима (а перед ним не так давно на это обращали внимание А. Руссо, К. Пишуа, В. Жирмунский), что французский пассив неточно передает суть дела: ведь речь идет не о «сравниваемой литературе», а о «сравнении литератур». Именно это значение адекватно передает немецкий название, акцент падает на самое науку, занимающуюся сравнением, а литератур как объектов изучения предполагается несколько.

Тем не менее оба термина сосуществуют, и А. Дима приводит кальки с них на многих языках. Видимо, благодаря своей броской краткости, а также давней традиции употребления, ведущей начало от Сент-Бёва, неточный французский термин полноправно уживается рядом с другими, хотя за ним уже теперь всегда как тень следуют необходимые поправки. Вот почему, между прочим, термин «компаративистика» у нас не привился, советские ученые, как правило, избегают его, предпочитая более точный — «сравнительное литературоведение».

Углубленная разработка принципов сравнительного литературоведения — одна из актуальных задач и советской науки. Пристальное внимание к этим проблемам вполне понятно. Ведь русская классическая литература, литература Толстого, Достоевского, Чехова — давно приобрела всемирное значение. Современная советская литература, ее передовой творческий метод — социалистический реализм — оказывают влияние на весь мировой литературный процесс. Сама советская литература, многонациональная по составу, может быть понята во всем своем разнообразии и единстве лишь через сравнение особенностей каждой

из составляющих ее частей. Наконец, в послевоенные десятилетия образовалась литература стран социалистического содружества. Все это требует обстоятельной разработки теории и методики сравнительного изучения литератур, или компаративистики (как принято говорить преимущественно в ученых кругах Запада).

Ученые СССР внесли значительный вклад в развитие сравнительного литературоведения, и особенно в разработку его ведущих методологических принципов. Труды крупнейших советских компаративистов В. М. Жирмунского, М. П. Алексеева, Н. И. Конрада пользуются заслуженной известностью в кругах мировой научной общественности. Советская наука наследует все ценное в трудах А. Веселовского и многих других дореволюционных русских ученых. Важным этапом осмысления современных проблем в этой области явилась научная конференция о взаимосвязях и взаимодействии национальных литератур, состоявшаяся в Институте мировой литературы им. Горького в 1960 году. Материалы конференции, изданные через год и составившие объемистый том, прочно вошли в научный обиход не только у нас, но и за рубежом.

Все явления познаются через сравнение. И сравнительное изучение литератур продолжает оставаться объективной потребностью современной науки, оно существует и развивается, в какие бы тупики ни пыталась увлечь его за собой буржуазная компаративистика, как бы ни компрометировала она своей классово-эгоистической сущностью, своим бескрылым фактографизмом самое идею сопоставления тех или иных явлений в различных национальных литературах.

К. Маркс писал в предисловии к «Капиталу»: «Всякая нация может и должна учиться у других»¹. В наш век интенсивных международных общений с особой ясностью раскрывается истина: чем выше культура народа, тем интенсивнее становятся его контакты и взаимодействия с другими народами; общения способствуют повышению уровня своей собственной

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 10.

национальной культуры. Но общения, влияния, взаимодействия, схождения и расхождения — это не отвлеченные вопросы: они имеют исторически-конкретный, классовый характер. Все это крайне усложняет проблему развития сравнительного литературоведения сегодня.

Привлекательной стороной книги А. Димы является попытка увязать в единое целое теоретические и практические задачи рассматриваемой научной дисциплины, сообщить читателю как можно больше полезных сведений из области теории и истории компаративистики, фактов конкретных проявлений межнациональных общений в их определенной иерархии и соподчиненности по отношению к общему мировому литературному процессу. Следует признать, что в советском литературоведении еще нет такой систематизирующей разнообразный материал работы, и книга А. Димы как своими достоинствами, так и недостатками лишний раз напоминает о необходимости появления фундаментальной советской монографии на эту тему.

Структура книги А. Димы продуманна и оригинальна: она позволяет как бы концентрическими кругами врабатываться в трудный предмет. После вступительного общего очерка о месте сравнительного литературоведения среди других разделов науки о литературе автор в двух последующих главах знакомит читателей с историей мировой компаративистики, с трудами целого ряда крупнейших ее представителей: М. Познетта, Ф. Брюнетьера, Г. Брандеса, особенно Ф. Бальдансперже, П. Азара, П. ван Тигема М.-Ф. Гюйяра, Р. Уэллека и других, а также с работами румынских компаративистов: Б. П. Хашдеу, Дж. Кэлинеску, Н. И. Попа, П. Константинеску-Яшь, Т. Виану, Д. Поповича, Н. Йорги, Т. Николеску и других. А затем он сосредоточивается на системе понятий и терминов сравнительного литературоведения, его специфическом содержании, формах и типах международных литературных связей. В конце книги А. Дима намечает актуальные проблемы науки, в частности румынской компаративистики.

Композиция книги хорошо обособляет предмет сравнительного литературоведения и в то же время

выявляет его неразрывную связь с историей литературы, «поставляющей» ему конкретный материал, с ценностными суждениями критики, столь необходимыми для сравнения явлений по качеству, с теорией литературы, помогающей делать широкие выводы общеэстетического характера.

Если суммировать выводы А. Димы, то специфика сравнительного литературоведения заключается в следующем. Его задача — изучать три рода явлений: прямые связи между литературами, то есть переводы, влияния, заимствования; типологические схождения, которые не предполагают генетического родства, но проявляются в разработке определенных тем, мифов, образов, жанров, наличии сходных литературных течений; и, наконец, специфические черты национальных литератур «осознаваемые как отношения независимости».

А. Дима справедливо считает, что сравнительное литературоведение не особая «наука в науке», а только одна из ее частей. Она имеет лишь свою методику подхода к литературным явлениям, а не обособленную методологию. В методологическом отношении различные направления в компаративистике восходят к тем или иным общетеоретическим концепциям, которые вошли в историю литературоведения как такового. Среди них особое место занимает марксистское сравнительное литературоведение. Именно оно, как и во всех других случаях, когда речь идет о методологии марксизма, выступает в качестве подлинной науки, способной решить стоящие перед познанием задачи и объективно оценить достоинства и недостатки любой теории, господствовавшей в свое время в компаративистике или же выступающей с определенными притязаниями сегодня.

Автор книги ведет спор с Ф. Бальдансперже, П. Азаром, М.-Ф. Гюйяром, которые считали химерическим сравнительное изучение литератур в тех случаях, когда между произведениями нет прямых текстовых совпадений. Он напоминает, что существует и такая разновидность оснований для сравнения, как типологическая общность. С другой стороны, возвращаясь к вопросу о прямых связях, А. Дима оспаривает мнение современного американского ученого

Р. Уэллека, будто «изучение влияний — бесцельная охота», не заслуживающая труда. А. Дима остается, таким образом, в русле научной традиции, справедливо полагая, что нет оснований отбрасывать ни один из объектов сравнительного изучения.

Сопротивляется А. Дима попыткам, идущим еще от П. ван Тигема, растворить сравнительное литературоведение в изучении «всеобщей литературы», тогда как на самом деле эти научные дисциплины имеют разные предметы и цели изучения. Всемирная литература складывается из ценностей мирового значения, таких универсальных явлений, как ренессанс, барокко, реализм, охватывающих ряд литератур. Цель сравнительного изучения литератур другая — выявление закономерностей и путей распространения этих ценностей.

А. Дима выступает также против чрезмерного расширения сферы сравнительных исследований, против аннексирования «комплексной» компаративистикой смежных областей. Такие пожелания высказывал в свое время П. ван Тигем, в своеобразной форме они представлены и в концепциях современного венгерского ученого академика И. Шётера. Конечно, эти широкие связи и соотношения также надо изучать, но при этом важно не утратить свой специфический предмет — литературу.

Ценными являются и многочисленные другие уточнения А. Димы. В компаративистике и в исследованиях по всемирной литературе свое место должны занять литературы разных наций. В этой связи читатель с благодарностью воспримет весь румынский материал, содержащийся в книге, и извлечет из него для себя ценную информацию, без которой теперь уже трудно представить себе картину развития мировой науки. Автор выступает за то, чтобы сравнительное изучение не страдало «европоцентризмом», чтобы оно на равных правах занималось литературами Ближнего Востока и Азии. В то же время он отстаивает полную правомерность такого понятия, как «европейская литература», которое четко осознается в своих границах, в своей исторической реальности, когда мы сравниваем европейскую литературу, например, с литературой персидской, арабской (послед-

няя охватывает ряд стран: Египет, Сирию, Алжир, Марокко, Тунис, Ливан, Иорданию). У литератур, входящих в состав «европейской литературы», есть свои общие исходные начала — экономические, социально-политические, культурно-идеологические (греко-римская культура, христианство). Они и обусловили собой уже на ранних стадиях обособление ее в самостоятельную группу процессов. В другом случае А. Дима ведет полемику сразу на два фронта: с одной стороны, против Б. Кроче, П. Азара, Н. Бальдансперже, которые не рекомендовали включать «тематику», эту «сухую материю», в предмет сравнительного литературоведения, поскольку, по их мнению, нас должны интересовать только «интерпретации», а с другой — против П. ван Тигема, который настаивал на том, что сравнительное изучение «должно быть освобождено от эстетической нагрузки», что его задача — лишь изучение «смысла» явлений. Во всем этом А. Дима справедливо усматривает покушение на сам предмет сравнительного литературоведения, который он хотел бы сохранить во всей гармонической полноте.

В книге предлагается своя классификация компонентов содержания сравнительного литературоведения. Тут многое делается автором на свой страх и риск, и в чьих-то глазах он, пожалуй, может заслужить упрек в субъективности и произвольности принципов деления. Тем не менее его надо поддержать в этой крайне нужной работе. Далеко не всякий исследователь берется разом оглядеть все поле исследований, то есть многоразличные точки пересечений национальных литератур — эти как бы от века существующие «безличные ситуации», миллиарды раз повторяющиеся в историко-литературной практике, в которых, однако, каждый раз проглядывают свои конкретные «действующие лица». Действительно, по литературам разных времен и народов проходят образы пророков и подвижников, образы-символы определенных профессий и страстей — Прометеев, Фаустов, Гефестов и Дон-Жуанов. И эти широкие выходы в область «бродячих сюжетов» и образов дают повод автору книги продемонстрировать незаурядную эрудицию.

К области содержания сравнительного литературоведения А. Дима относит и движение литературных жанров и видов, художественных структур. Здесь тоже есть свои точки пересечения во всемирном взаимодействии литератур. А между тем Ф. Брюнетьер и Б. Кроче вовсе отрицали какое-либо содержательное значение жанров: это якобы не более чем «ярлыки», помогающие отличать одно произведение от другого. То, что А. Дима видит в жанрах их содержательную сущность — большое достоинство его концепции; он закрывает путь формалистическому выхолащиванию этих понятий. Автор выступает также и против искусственных интерпретаций сюжета, допускаемых П. ван Тигемом, усматривая в этом обмеление жанрового содержания.

Знакомя читателей с историей науки и определенным образом фиксируя современный этап сравнительного литературоведения, книга А. Димы сама оказывается в потоке продолжающихся живых исканий, позволяющих ощутить некоторую неполноту его аргументации, досадные элементы релятивизма автора в подходе к важным методологическим проблемам. Книга А. Димы могла бы быть менее описательной и более целеустремленной, если бы она острее и принципиальнее схватывала складывающиеся в компаративистике ситуации. А в этой области не только наблюдаются вариации сходных суждений по тем или иным вопросам, но идет и идеологическая борьба. Автор констатирует определенные сдвиги в понимании тех или иных проблем, однако в его рассуждениях происходит иногда размывание методологических противоречий в мнениях ученых.

Повышенный интерес к методологическим проблемам в области сравнительного литературоведения, осознание того, что изучение межнациональных литературных общений без «философии вопроса» уже невозможно, формировались в последние годы по разным линиям.

То, что буржуазная компаративистика, с ее узким фактографизмом и искусственными схемами односторонних «влияний», зашла в тупик, стали уже признавать и некоторые литературоведы западного мира, как, например, Р. Уэллек (Иельский университет,

США). Именно Р. Уэллек на конгрессе Международной ассоциации по сравнительному литературоведению, проходившем в Университете Северной Каролины в 1958 году, подверг резкой критике «традиционную» компаративистику, показав, что она до сих пор бессильна сколько-нибудь удовлетворительно определить свой предмет и методологические задачи, что она отстала от духа времени. Кстати, как раз в это время произошла «перемена погоды» в западной компаративистике. Традиционному французскому влиянию пришлось потесниться. Именно с этого момента США заняли прочные позиции в международной ассоциации, и английский язык стал наряду с французским равноправным рабочим языком конгрессов, а американские ученые приняли на себя миссию формулировать общетеоретические доктрины буржуазной компаративистики. Рядом с неоднократно упоминаемым А. Димой французским журналом «Revue de littérature comparée», основанным еще в 1921 году, после войны появились два американских журнала «University of North Carolina Studies in Comparative Literature» и «Yearbook of Comparative and General Literature». Об этих журналах А. Дима почему-то вовсе не упоминает, хотя их влияние в западной компаративистике значительно и продолжает расти.

Важным фактором международной научной жизни, значение которого остается в книге А. Димы не до конца раскрытым, явилось вхождение в Международную ассоциацию с 1967 года ученых СССР, когда советская делегация впервые приняла участие в ее работе на Белградском конгрессе. Советские ученые были избраны в руководящие органы ассоциации, в ее редакционные коллективы, а русский язык стал рабочим языком на последующих конгрессах — в Бордо (1970), Монреале (1973) и Будапеште (1976).

В своей книге А. Дима недостаточно подчеркнул приоритет и выдающийся вклад советских ученых в поиски наиболее плодотворной руководящей теории для сравнительного литературоведения на современном этапе. Предлагаемое А. Димой разграничение прямых связей и типологических схождений уже давно вынашивалось в работах В. М. Жирмунского,

Н. И. Конрада. Особенно четко такой подход был сформулирован В. М. Жирмунским в докладе «Проблемы сравнительно-исторического изучения литератур» на упомянутой конференции в 1960 году, состоявшейся в Москве, а также в его докладе «Литературные течения как явление международное», прочитанном на Белградском конгрессе Международной ассоциации в 1967 году.

А. Дима прав в своем утверждении, что при изучении европейских литератур нужно найти объединяющий, синтетический подход. Белградский конгресс как раз и примет решение: создать коллективными усилиями курс истории европейской литературы. (Координировать эту работу поручено соответствующему институту Венгерской Академии наук.) А. Дима указывает, что территориальные и временные принципы, как таковые, не могут быть положены в основу построения названного курса. Литература — явление социальное. Европейская литература не простая сумма национальных литератур. А. Дима с удовлетворением отмечает, что наконец был найден выход: изложение материалов по литературным направлениям. Подчеркнем, что выход был найден именно на Белградском конгрессе в результате коллективных усилий. В этой связи следовало бы упомянуть, что самый глубокий концептуальный доклад на эту тему был сделан советским ученым В. М. Жирмунским. (Доклад был сделан в первый день работы конгресса на утреннем пленарном заседании.) Все основные его положения оказались приемлемыми для большинства участников.

А. Дима многократно говорит о необходимости создания курса всемирной литературы, подчеркивая, что это — ближайшее будущее науки, и отмечая на данном пути трудности, ожидающие исследователей. В этой связи мы напомним, что уже много лет Институт мировой литературы им. А. М. Горького Академии наук СССР ведет работу по созданию десятитомной «Истории всемирной литературы», проспект которой был доложен также на Белградском конгрессе. Ныне эта работа в самом разгаре, подготовлены и обсуждены макеты ряда томов.

В развитие сравнительного литературоведения все больший вклад вносят ученые стран социалистического содружества. При этом широкое признание получают концепции, в главных своих чертах предложенные советскими учеными. Применение и развитие их мы видим в работах словацкого исследователя Д. Дюришина, автора книги по теории литературной компаративистики, болгарского исследователя В. Велчева, выпустившего свой итоговый труд по болгарско-русским литературным взаимоотношениям периода XIX — XX веков¹. Чрезвычайно интенсивно протекает теоретическая и практическая разработка сравнительного изучения литератур в ГДР (работы Г. Цигенгейста, X. Грасхофа, Э. Рейснера, М. Вегнера и др.). Опыт коллективных усилий ученых стран социалистического содружества нашел свое воплощение в сборнике, вышедшем на немецком языке, «Актуальные проблемы сравнительного литературоведения»². В нем представлены не только методологические работы В. М. Жирмунского, М. Б. Храпченко, И. Г. Неупо-коевой, но и посвященные другим актуальным проблемам статьи Ю. Доланского (Прага), М. Вайды, Л. Иллеша (Будапешт), А. Флакера (Загреб), Г. Марковича (Краков) и других ученых. Многие румынские ученые старших поколений сформировались под преобладающим влиянием французской школы сравнительного литературоведения. Исторически это вполне понятно: тут сказались и приоритет французской компаративистики и родственность языков. Заметное влияние французской школы чувствуется и в работе А. Димы — в отборе имен, в ссылках на авторитеты, в приемах научной аргументации. Тем менее оправданными представляются пробелы, допущенные автором при освещении достижений французской компаративистики. А между тем французскими компаративистами уже давно признано значение русской литературы, и она по праву считается достойным объектом сравнительного изучения. Так, в «большую»

¹ См. Ďionýz Ďurišin. Z dejin a teórie literárnej komparatistky. Bratislava, 1970; В. Велчев. Българо-руски литературни взаимоотношения прав XIX — XX в., София, 1974.

² См. «Aktuelle Probleme der vergleichenden Literaturforschung». Bratislava, 1968.

компаративистику входит совсем не упоминаемый А. Димой капитальный труд М. Вогюе «Русский роман» (1886), осветивший фигуры Достоевского и Толстого и вообще значение русского романа в литературе XIX столетия. Работа Э. Омана «Французская культура в России» (1910), отразившая все особенности методологии своего времени, также не упомянута автором. Заслуживали внимания и вышедшие недавно сравнительные работы Ш. Корбе и М. Кадо о франко-русских литературных и общекультурных отношениях¹, более того, у Димы были особые поводы обратиться к этим работам, они характеризуют собой сегодняшний уровень французской компаративистики, разделяя как ее достоинства, так и коренные методологические недостатки,

Есть смысл поспорить с А. Димой по поводу ряда его заявлений и интерпретаций научных проблем.

Очень нечетко в разных местах книги говорит он о языковом, чисто лингвистическом подходе к понятию «литература». В ходе авторского изложения языковой принцип то выглядит нейтральным и «разноязыкие» литературы оказываются в составе одной литературы (скажем, румынской), то вдруг приобретает все же существенное значение и, следовательно, важно охватить изучением литературы не только Старого Света, но и Австралии, Северной и Южной Америки, где также можно обнаружить «владения» европейских литератур. Затем снова проводится мысль, что языковой признак не может быть решающим: хотя в Австралии литература на английском языке, она тем не менее австралийская, в Канаде есть литература на французском и английском языках, но она — канадская. Как справедливо замечает А. Дима, их «невозможно смешивать с европейскими, поскольку они развивались в другой среде и положили начало иным традициям».

Показательно, что первоначальные предложения относительно истории создания европейской литературы Фрибургского конгресса Международной ассо-

¹ См. Charles Corbet. А l’ère des nationalismes l’opinion Française face à l’inconnue Russe (1799 — 1894), P., 1967. Michel Cadot, La Russie dans la vie intellectuelle française 1839 — 1856., P., 1967.

циации (1964) подверглись существенной коррекции в Белграде. Мне помнится, как участнику конгресса, оживленная дискуссия по этому вопросу.

Часть делегаций соглашалась с включением в понятие «европейская литература» литератур других континентов, исходя из языкового признака, а другая часть делегаций почувствовала в таком подходе ущемление их национального престижа; были и колеблющиеся.

Советская делегация настаивала на том, что австралийскую и канадскую литературы неоправданно включать в «европейскую» литературу. Как известно, победила именно эта точка зрения.

Есть в книге интересное место о критериях универсальности, на основании которых те или иные явления национальных литератур могут рассматриваться как законное достояние всемирной литературы. Таковы «схожие структуры» произведений, масштаб «личности» писателя и, наконец, «высокое художественное качество» произведения (думается, этот последний, третий критерий, по существу двойник второго: ведь только в связи с «качеством» творений мы и говорим о «личности» художника). В конце концов, хочет того или не хочет А. Дима, всемирная литература оказывается у него просто суммой оцененных шедевров, хотя есть заявления, что она не их механическая сумма. Всемирная литература у него лишена идеологической мерки, из его концепции выпала категория «художественный метод». Между тем история знает ситуации, когда во всемирной, всеобщей литературе решающая роль может какое-то время принадлежать той или иной отдельной лидирующей национальной литературе, которая формирует ее лицо. Такова была роль во всеобщей литературе французской литературы XVII — XVIII веков. В наше время роль социалистического реализма во всемирной литературе расценивается вовсе не на правах одной из ее составных частей, хотя бы и по «качеству», а как тенденция всего процесса, как будущее искусства. Из сказанного следует, что понятие всеобщей литературы еще нуждается в дальнейшей теоретической доработке. Тут важен диалектический подход, более углубленное понимание «качества» литературы.

У А. Димы есть несколько заявлений такого рода: причины «схождений» далеко отстоящих друг от друга во времени и пространстве литератур лежат вне истории; в качестве предпосылки таких явлений якобы существует «внеисторическая психология». Не слишком ли наш автор полагается на психологию, переставая быть историком и социологом? Ведь и сама психология в своем реальном человеческом содержании — плод истории, и только из истории она может быть объяснена. Самые устойчивые в житейской практике ситуации у самых различных народов и в разные времена всегда исторически конкретны, они имеют свой социальный генезис и функции, и как таковые питают литературу, входят в круг интересов научного исследования. Трудность — в постижении системы опосредований, утраченных историей звеньев.

Думается, А. Дима слишком произвольно трактует слова К. Маркса о непреходящей ценности греческого искусства. К. Маркс вовсе не возводит эту ценность к некой общечеловеческой психологии. Он говорит о греческом искусстве как «норме» и «недосягаемом образце», но при этом задает важную задачу науке: как связать это высокое развитие искусства с незрелой стадией греческого производства и общественных отношений. Здесь, видимо, действует закон непрямого соответствия уровней или даже их несоответствия. К. Маркс предупреждает, что тут есть своя сложная диалектика и, следовательно, нельзя вульгарно-материалистически толковать связь между базисом и надстройкой. И когда К. Маркс говорит о «нормальности» греков как детей человечества, то опять же это объясняется особенностями их общественного уклада, в отличие, например, от египтян. Кажущаяся необъяснимость типологических параллелей на далеких пространствах все же имеет свое историческое объяснение. Исторически надо объяснять и «повторение» и «неповторимость».

Мы не видим убедительной внутренней логики в следующем итоговом заявлении А. Димы: «Итак, у нас нет основания говорить о единстве процесса развития нашей науки даже в общих чертах. Именно это разнообразие позиций и точек зрения свидетель-

ствует о сложности дисциплины, о лихорадочности характеризующих ее поисков, о «болезни роста»... Казалось бы, это заявление направлено против теории «единого потока». На самом же деле оно переоценивает частные расхождения ученых, игнорируя подлинную борьбу и подлинное, выстраданное в этой борьбе совпадение точек зрения по коренным вопросам. Ведь не существует же разнообразие мнений ради самого разнообразия. Есть и поступательный процесс овладения предметом, хотя он отнюдь не плавный. А. Дима сам блестящим образом показывает, что, несмотря на разнообразие точек зрения по конкретным вопросам, сравнительное литературоведение утвердилось как научная дисциплина; найдено соотношение его с сопредельными разделами науки о литературе; осознаны типы связей; осмыслена роль литературных течений, соотношение национального и общечеловеческого; намечены конкретные задачи на ближайшее время.

Книга А. Димы дает поводы к важным размышлениям. Главные проблемы поставлены в ней правильно и интересно. Она сообщает множество полезных сведений из области румынской компаративистики. Советский читатель, несомненно, проявит к ней живейший интерес и прочтет с большой для себя пользой.

Дискуссионный обмен мнениями по проблемам сравнительного литературоведения крайне необходим. Эта научная дисциплина имеет большое будущее. Она отвечает потребностям времени — интенсивному росту межнациональных культурных общений, расширяющемуся сотрудничеству между народами. Большую роль должны сыграть научные контакты, обмен научной информацией между социалистическими странами, в частности между советскими и румынскими учеными. Книга А. Димы откроет возможность углубить наши давние контакты и взаимное понимание.

В. Кулешов

ПРЕДИСЛОВИЕ

Цели настоящего труда — первого исследования такого рода в румынской специальной литературе — обозначены уже в самом его названии.

Как известно, слово «принцип» этимологически восходит к понятию «начало», то есть введение в суть той или иной науки. Такое посвящение в сложную, порой чрезвычайно запутанную, по-разному трактуемую учеными, проблематику науки всегда представляло задачу первостепенной важности.

Но это еще не все. «Принципы» обычно охватывают сумму основополагающих идей, которые и составляют каркас той или иной науки. Здесь и наиболее значимые ее проблемы, и определение предмета и областей исследования, и системное расположение этих областей, и основная концепция. И наконец, в «принципах» обычно дается обоснование важнейших направлений развития науки, перспектив ее дальнейшей эволюции, идей, которые завтра станут стимулом для новых исследований.

В этом смысле предлагаемые вниманию читателей «Принципы сравнительного литературоведения» тоже призваны стать неким «началом», введением, попыткой внести ясность в сложную проблематику нашей бурно развивающейся науки, различные аспекты которой — от самых простых до самых сложных — вызывают по-прежнему горячие дискуссии. Кроме того, в предлагаемом труде дано определение предмета и разделов сравнительного литературоведения,

предложено новое — по сравнению с прежними — системное построение этих разделов, охватывающее области: межлитературные контактные связи, типологические схождения и специфические особенности каждой литературы в сравнительно-историческом освещении.

Как известно, в других, более ранних трактовках сфера сравнительного литературоведения ограничивалась изучением непосредственных межлитературных связей, в первую очередь влияний и заимствований; мы же примыкаем к тем, кто придает все большее значение литературным типологическим аналогиям, однако считаем необходимым при этом уделять все большее внимание изучению проблемы «национальной специфики» каждой литературы и ее выявлению с помощью историко-сравнительных исследований. Такие познания крайне необходимы в любой области сравнительного литературоведения. Что же касается того нормативного аспекта, тех «указаний на будущее», которые тоже заложены в понятии «принципы», то в настоящем труде не только предложен общий обзор того, что уже сделано, но и указаны возможные пути развития и направления будущих работ. Подробно изложены также задачи румынского сравнительного литературоведения. Оно, имея на своем счету значительные, весьма убедительные достижения, должно, вместе с тем, умножить их число. Словом, в настоящих «принципах» намечены и некоторые отправные моменты для будущих исследований, которые составят завтрашний день сравнительного литературоведения.

Основной части книги, в которой дано систематическое изложение материала, предпосланы две вводные главы, два взаимодополняющих друг друга обзора развития мировой и румынской компаративистики, назначение которых — представить не только ход этих процессов, но и формы решения основных проблем и состояние науки в настоящее время.

В сравнении с другими трудами подобного типа, появившимися преимущественно во Франции — Паула ван Тигема в 1931 г., Мариуса Франсуа Гюйяра в 1965 г. и Клода Пишуа и Андре М. Руссо в 1967 г., — наша работа предлагает читателю обновленную кон-

цепцию, преследуя при этом тройную цель: предложить широкий, научно достоверный исторический обзор того, что уже сделано, внести ясность в проблематику нашей науки, описав одновременно ее современное состояние, и, наконец, всячески содействовать активизации сравнительно-исторических исследований, прежде всего в нашей стране.

Ал. Дима

МЕСТО СРАВНИТЕЛЬНОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ СРЕДИ ДРУГИХ ДИСЦИПЛИН НАУКИ О ЛИТЕРАТУРЕ

Сравнительное литературоведение как историко-литературная дисциплина входит в состав более широкой науки — науки о литературе, трактуемой в самом общем смысле этого термина. Здесь оно соприкасается с историей литературы, критикой и теорией литературы, а также — прямо или косвенно, как мы попытаемся показать в дальнейшем, — со всемирной литературой. Следовательно, прежде чем приступить к изложению сути нашего исследования, необходимо предварительно разграничить названные выше дисциплины и таким образом выявить отличительные особенности данной науки. И так как мы заговорили о науке, о литературе, то следует высказать некоторые соображения и относительно самого понятия «наука» применительно к литературе.

Как известно, понятие это широко использовалось еще в прошлом веке представителями различных направлений — от позитивистского до метафизического. У нас, в Румынии, например, Михаил Драгомиреску на основе метафизической концепции разработал литературно-эстетическую систему, названную им «литературной наукой» и содержавшую все же отдельные элементы научной методологии.

Подчинение гуманитарных — и в частности, литературных — дисциплин всеобщей тенденции превращения в науку обусловлено распространением еще во второй половине минувшего столетия понятия «наука» не только на область природы, но и на

область «духа». Тогда-то и были заложены основы социологии, психологии, физиологии, фольклористики, истории и т. д., не без помощи некоторых методов естественных наук. В литературной науке использовался опыт не только лингвистики, что было вполне естественно, психологии — у Сент-Бёва и социологии — сперва у госпожи де Сталь, еще до окончательного утверждения этой дисциплины, а позднее у Тэна и Брандеса, но и непосредственно естественных наук, например у Брюнетьера. У нас, в Румынии, этот интерес к естественным наукам проявился под непосредственным влиянием натурализма уже в первых трудах Гарабета Ибрэиляну даже в его критической терминологии.

Поэтому представляется важным выяснить — пусть в самой приближенной форме, — в какой мере понятие «наука» применимо к изучению литературы.

Еще в древнюю пору под наукой подразумевали процесс приобретения знаний. Много позднее Кант уточнил, что речь при этом идет о точных, неопровержимых знаниях, более того, об организации этих знаний согласно определенным принципам. Затем Спенсер предложил свою знаменитую формулу о трех различных видах познания: грубых, разрозненных, эмпирических знаниях; затем частично унифицированных знаниях, которые, собственно, и соответствуют понятию «наука»; и наконец, полностью унифицированных знаниях, то есть философии.

В свете подобных определений литературоведение можно рассматривать как процесс приобретения достоверных знаний, как некий комплекс знаний, сгруппированных вокруг определенных «ведущих» опор, или, согласно формуле Спенсера, как систему частично унифицированных знаний, в том смысле, что они относятся к узкой области литературы, где преобладает художественный аспект.

Само собой разумеется, что каждая дисциплина литературоведения имеет свое собственное содержание. Так, например, литературная критика изучает отдельные явления литературы, стремясь определить их художественную ценность и оригинальность. История литературы изучает процессы развития мировой и от-

дельных национальных литератур, выявляя их своеобразие, а также анализирует творческий путь тех или иных деятелей литературы и определяет их место в процессах эпохи, следовательно, делает особый упор на эпоху, некоторые ее моменты. Наконец, теория литературы ставит перед собой задачу изучить законы развития литературы, ее методы, течения, жанры, роды и виды, структурные особенности построения произведений, язык и другие изобразительно-выразительные средства. Что же касается сравнительного литературоведения и всеобщей литературы, которые мы в данном случае рассматриваем вместе, то их предметом являются разнообразные литературные явления (отдельные либо группы явлений), соотнесенные с определенными моментами развития и принадлежащие к четко разграниченным лингвистическим либо историческим сферам.

Литературоведение, будучи наукой, отвергает ненаучное толкование явлений на основе чисто импрессионистских впечатлений. Так как нет и не может быть познания в себе, то, например, литературная критика не может ограничиваться результатами изолированного исследования: ведь, в сущности, всякое определение предполагает соотнесение, сравнение с аналогичными явлениями.

Следовательно, какая-то, система наблюдается во всех дисциплинах литературоведения, и именно она и составляет ядро той науки, к которой мы все стремимся.

Наиболее высокой формой систематизации в науке являются законы или, согласно старой дефиниции Монтескье, «необходимые отношения, вытекающие из природы вещей»: в этом смысле у каждого предмета науки свои законы (то есть свои связи и взаимосвязи) явлений. Как известно, некоторые ученые, прежде всего историки литературы, полагали, что литературные дисциплины — это всего лишь последовательное изложение фактов, в лучшем случае серий фактов, и несовместимы с любым понятием закона. Так их понимал и наш Ксенопол, и школа Риккерта и Виндельбанда. Однако многие ученые, даже в пору философского идеализма, точнее постгегельянской эстетики, высказались за существование законов литературной

эстетики. Так, Фр. Т. Фишер, который всегда стремился оставаться вне социальной проблематики, считал, что «законом поэзии можно назвать ее способность быть синтезом всех искусств» (чисто воображаемым синтезом, разумеется). При таком подходе композиция произведения представляет ее архитектурный аспект, зрительные образы — живописный аспект, звуковые — музыкальный, отдельные трехмерные показатели — скульптурный. Некоторые литературные направления и стремились развивать отдельные аспекты этого синтеза: импрессионизм — зрительную, живописную образность, парнасизм — скульптурные возможности, символизм — музыкальность, классицизм — архитектурные возможности и т. д. Разумеется, закон в таком понимании не может быть точным и всеобъемлющим: стоит вспомнить, что воображаемый нами процесс ощутимо меняет структуру искусств, перенесенных в поэзию, ибо формула «ut pictura poesis» основана на весьма относительном уподоблении: музыкальность стихотворения это еще не музыка, а поэтические барельефы — не скульптура. Но нас здесь интересует не столько истинность закона, сколько тенденция к его выявлению, да еще с идеалистической позиции.

Только марксизм ввел в литературоведческий обиход понятие «закон» и сделал это не прямолинейно, не грубо, как происходит, когда законы обосновывают жесткой, натуралистической причинностью. Ведь литературное явление — это не прямой, «неизменно и необусловленно последовательный» результат какого-то прецедента или комплекса прецедентов, которые составляют некую «причину». Таких механических соотношений в литературоведении не может быть, ибо между так называемыми «причинами» и «следствиями» всегда имеется целый ряд непредвиденных факторов. Уэллек и Уоррен в «Теории литературы» отмечали с полным на то основанием, что, сколько бы мы ни изучали «среду», «фон» действия, «детерминанты» литературного произведения, этим мы никогда не исчерпаем до конца всех элементов чрезвычайно сложного литературного явления. Мы помним, что в прошлом столетии литературоведение подходило крайне однобоко и к вопросу о причин-

ности: Сент-Бёв свел ее к биографии писателя, Тэн и Брандес — к социологии, Брюнетьер — к социологии и биологии.

Только марксистское понимание литературного процесса дает возможность широкого охвата всех достойных внимания факторов при выявлении всеохватной причинности. Марксизм ввел литературное явление в систему взаимоотношений между базисом и надстройкой, открыл опосредованный характер связей литературы с общественно-экономическими условиями. При таком подходе «причинность» предполагает подробный, комплексный учет общественно-экономических условий, с которыми столь органически связано литературное явление. К этому следует добавить, что речь идет не о чисто описательном методе, что он включает и соответствующие ценностные суждения и что в конечном итоге социальный детерминизм сочетается здесь с эстетическими оценками и эстетической иерархизацией.

Что же касается сравнительного литературоведения как области науки о литературе, то предметом ее последовательных и систематических исследований является частный аспект литературных явлений, а именно не их изучение по отдельности или в неких группах в пределах соответствующего исторического периода, а соотнесение этих явлений — как мы уже указывали выше — с аналогичными в другой национальной сфере. При этом надо заметить, что языковые различия при таком соотнесении хотя и имеют большое значение, но не являются достаточным основанием для такого рода исследований, ибо компаративистский подход применим и к одноязычным литературам. Общеизвестно, что литературы на английском, немецком, французском или испанском языках развивались в разных районах земного шара и в различные исторические периоды: на английском — в Англии и Америке, французском — не только во Франции, но в Бельгии и Канаде, немецком — в Австрии и Швейцарии. Как и любая другая дисциплина науки о литературе, сравнительное литературоведение стремится выявить общие закономерности межлитературных связей, учитывая прежде всего общественно-экономические факторы при научной характеристике явления.

Настала пора обратиться к вопросу о соотношении сравнительного литературоведения и прочих дисциплин науки о литературе.

На первый взгляд может показаться, что взаимоотношения между сравнительным литературоведением и литературной критикой крайне эфемерны. В этой связи нелишне напомнить, что ученые-компаративисты не раз игнорировали или, наоборот, придавали чрезмерное значение исследованию литературных явлений как специфических художественных структур. Паулван Тигем, например, придерживался одно время мнения, что «понятие «сравнительное» надо освободить от любой эстетической нагрузки, оставив ему лишь исторический смысл».

Именно поэтому-то столь необходима помощь литературной критики, которая позволяет выявить — предварительно или в процессе исследования — эстетико-литературное сходство обсуждаемых явлений. Без этого сравнительное литературоведение превращается в сравнительное культуроведение, сравнительную историю, сравнительную философию и т. д. Конечно, и подобные исследования имеют свой смысл, а порой они соприкасаются и с компаративистскими изысканиями (в области древней литературы, например), но при этом границы наук должны быть четко обозначены.

Другая, очень важная для нашей дисциплины задача литературной критики состоит в выявлении возможных форм и аспектов литературных произведений, например композиции, стиля, стихосложения, родов и видов произведений и т. д.

К тому же сама художественная ценность произведения, которую нам помогает понять литературная критика, во многих случаях оказывается причиной взаимовлияний произведений различных культурных ареалов, то есть представляет собой фактор международных связей. Огромное, решающее влияние Бодлера на европейскую поэзию второй половины XIX в., да и нашего столетия, обусловлено, конечно, и нравственными поисками эпохи, но в еще большей мере высокой художественностью его произведений. Более того, можно с полным основанием утверждать, что развитию различных философских

и социальных учений во многих странах мира решительное содействие всегда оказывала литература, и, наоборот, отсутствие такой поддержки затрудняло их распространение.

Что касается точек соприкосновения сравнительного литературоведения с теорией литературы, то их значительно меньше. Теория литературы носит, в сущности, философский характер, так как постоянно стремится повысить уровень своих обобщений, в то же время сравнительное литературоведение добивается конкретного анализа явлений, соотнесенных друг с другом, следовательно, моменты общности двух дисциплин носят чаще всего случайный характер. И все же мы должны заметить, что наша дисциплина, как и любая другая гуманитарная наука, отнюдь не лишена теоретической базы. Ее исследования, несомненно, углубляют анализ литературных явлений, получивших международное распространение, более того, они нацелены на выявление их сущности, что особенно наглядно при изучении неисторических типологических схождений. В этих случаях сравнительное литературоведение затрагивает проблемы всеобщей поэтики, и даже всеобщей эстетики, соприкасаясь тем самым с теорией литературы.

Более тесны и органичны, естественно, связи сравнительного литературоведения с историей литературы.

Задачи истории литературы разнообразны и вообще хорошо известны. Прежде всего она изучает истоки литературных явлений (источники, влияния, связь с действительностью — природой и обществом), их внутренний генезис, то есть этапы создания произведения в тесной связи с эпохой (так изучался, например, Аленом Гильерму внутренний генезис стихотворений Эминеску), фактологический аспект произведения, идеи и чувства, содержащиеся в нем, на фоне идей и чувств эпохи или предшествующих исторических этапов; далее, эволюцию литературного искусства и его современное состояние, преемственность литературных явлений в процессе развития жанров и видов. Наконец, история литературы интересуется судьбой произведений после их выхода в свет, причинами успеха или неудач, постигших их на протяжении времени в литературах разных народов.

Все эти интересы близки и сравнительному литературоведению. Оно тоже исследует внешние факторы, относящиеся к другим литературам или культурам и сыгравшие ту или иную роль при создании произведения (истоки, влияния), а также генезис литературных явлений, этапы их развития вплоть до окончательного оформления, выявляя одновременно стилистическое воздействие возможных национальных образцов. Далее, оно изучает соотношения между различными аспектами структуры произведения и их возможные зарубежные модели, а также истоки идей и чувств, содержащихся в произведении, стремясь найти точки соприкосновения с «передатчиками», принадлежащими к иным лингвистическим и историческим сферам. В не меньшей мере уделяется внимание определению места некоторых литературных явлений в мировой литературе (типологических схождений, например), и, наконец, судьбе произведений на протяжении веков и в различных районах земного шара. Отсюда следует, что сравнительное литературоведение тесно соприкасается с историей литературы и историей методологии, о чем в дальнейшем будет сказано подробнее.

В заключение считаю необходимым коснуться еще одного вопроса; является ли сравнительное литературоведение исключительно историко-литературной дисциплиной или — хотя бы отдельными своими аспектами — выходит за пределы собственно исторических задач?

Говоря об отношениях между сравнительным литературоведением и теорией литературы, мы уже отчасти коснулись и этого вопроса. Так как основные цели науки сводятся к изучению проблем влияний, параллелизмов, выявлению специфики каждой литературы в сравнении с другими литературами, то ясно, что структура сравнительного литературоведения должна быть преимущественно исторической. Взаимовлияния невозможно рассматривать вне связи с эпохой; типологические схождения, например великие литературные течения — Возрождение, барокко, классицизм, реализм и романтизм, — всегда изучаются в контексте эпохи, конкретных условиях общественной и идеологической действительности. И наконец, выявление специфики национальной литературы

путем сопоставления с другими литературами, также предполагает сравнение конкретных условий эпохи с общественно-политическими условиями различных эпох в целях определения постоянно действующих факторов, а также диалектических изменений, происходящих в водовороте времен.

Однако, несмотря на эту очевидную и неоспоримую историческую направленность предмета, определенный аспект исследований — некоторые типологические схождения — остается при этом неохваченным. Столь знаменательные порой схождения между произведениями, весьма далекими как по времени, так и по месту их появления, иногда невозможно объяснить даже самыми отдаленными общественно-политическими аналогиями, и это свидетельствует о существовании явно внеисторической типологии, построенной на общепсихологической основе и носящей, несомненно, систематический характер. Впрочем, как и другие гуманитарные дисциплины, сравнительное литературоведение тоже стремится к философской определенности, оно вносит свой вклад в разработку великих проблем, касающихся сущности литературы и всеобщей эстетики.

Рассмотрим также вопрос о взаимоотношениях двух родственных дисциплин — всемирной литературы и сравнительного литературоведения, которые соприкасаются самым теснейшим образом, но границы между ними не стираются даже относительно.

Обратимся прежде всего к понятию «всемирная литература», вызвавшему в свое время горячие споры. В полной мере дисциплина эта утвердилась лишь в прошлом столетии. Уже в начале этого столетия прозвучало знаменитое, часто цитируемое выражение Гёте «Weltliteratur» («мировая литература»), означавшее, что теперь на первый план выдвинулась всемирная литература, в то время как национальные литературы утрачивают свое значение.

Конечно, в первой своей части утверждение Гёте было совершенно справедливым: в XIX веке происходил усиленный обмен материальными и духовными ценностями; в этот процесс оказались втянутыми и страны Восточной Европы, включая Дунайские княжества. Но абсолютно не соответствовала действи-

тельности вторая часть гётевского утверждения об утрате значения национальными литературами. А ведь это была пора бурного развития национальной идеологии, четкой дифференциации европейских литератур в ходе формирования и развития буржуазных наций. В действительности, тогда происходил процесс одновременного развития всемирного, но и национального литературного сознания, сближения, но и четкого разграничения литератур.

Конечно, нельзя утверждать, что процесс универсализации литератур совпадает с процессом зарождения универсального сознания. Первый можно проследить во времени начиная с античности. На Дальнем и Ближнем Востоке и в Европе уже тогда существовали огромные области, внутри которых шел весьма оживленный обмен культурными ценностями. По всей Азии, вплоть до ее дальневосточных окраин, были широко распространены произведения не только фольклорного характера, но и литературные. Такое же широкое передвижение культурных ценностей происходило и в странах Ближнего Востока — от Египта до Палестины. Что же касается всей Южной Европы, то здесь полновластно господствовала древнегреческая литература, а после нее, следуя греческим образцам, но сохраняя при этом свое неповторимое своеобразие, появится латинская литература. Средневековье — с его прочной католической базой на западе и православной на востоке, с широко распространенным латинским языком на западе и славянским и греческим на востоке — несомненная пора универсализации литератур. Великие литературные и общекультурные направления, последовавшие после Возрождения, — барокко, классицизм, просветительство, романтизм и реализм, затем новые школы и течения второй половины минувшего столетия и нашего века — от парнасизма и символизма до сюрреализма и экспрессионизма, — все были универсальными по своему характеру.

Однако эта универсальность, как показало развитие культуры, была неодинаковой в различные эпохи — античную, средние века и в наше время, и только отдельные черты повторялись из эпохи в эпоху. На

страницах данной работы сделаем попытку обобщить эти черты.

Возникновение «всемирной литературы» ознаменовало качественно новую ступень по сравнению с национальными литературами. Мы уже говорили, правда в другой связи¹, что не следует противопоставлять всеобщее национальному. В таком случае мы бы не смогли охватить все явления литературного процесса, например литературу античности, не имеющую национального аспекта. Мы полагаем уместным заменить упомянутое выше противопоставление более общим, а именно всеобщего частному, применимым к любой эпохе.

Далее. Всемирная литература не является, и это, впрочем, неоднократно подчеркивалось, простой суммой местных или национальных литератур. Между тем, такая точка зрения весьма живуча, ее нетрудно обнаружить во многих трудах, начиная с курса В. Шлегеля (1801 — 1804) и кончая работами по истории литератур О. Вальцеля или К. Вайса (1939), причем сюда можно отнести все немецкие исследования этого плана с 1894 г. (Юлиус Харт) до 1914 г. (П. Виглер) и даже историю литературы Джакомо Прамполини (Storia universale della letteratura) и «Энциклопедию „Плеяды”», изданную под руководством Раймона Кено (1955). С таким пониманием всемирной литературы встречаемся мы и в наши дни, прежде всего в различных работах по истории европейских литератур. При этом дают о себе знать следы старой европоцентристской концепции, хотя ни для кого не секрет, что наша эпоха носит всемирно-исторический характер. На Белградском международном конгрессе по сравнительному литературоведению (1967) было предложено разработать новую историю европейских литератур на этот раз более широко, то есть историю литератур на европейских языках, что, разумеется, предполагает охват литератур Северной и Южной Америки, а также частично Африки и Азии.

¹A. Dima, Conceptul de literatură universală şi comparată, Bucureşti, Editura Academiei R. S. Romania, 1967, p. 13

Всемирная литература объединяет не только литературы так называемых «великих» (то есть наиболее многочисленных) народов, обладающих прочными и давними культурными традициями, но и — в соответствии с новейшей, самой верной концепцией — литературы «малых» наций, чей вклад в мировую сокровищницу литературы был также значителен благодаря творениям Ленау, Андерсена, Петефи, Эминеску и многих других. В этой связи нельзя не заметить, что европейская компаративистика проявляет растущий интерес к литературному вкладу «малых» народов. На Утрехтском международном конгрессе по компаративистике (1961) «литература малых народов на языках неширокого распространения» была одной из тем, включенных в официальную программу.

Мы уже подчеркивали, что всеобщая литература — качественно новая ступень по сравнению с национальными, местными литературами. Что это означает? Во всяком случае, не то, что можно игнорировать особенности местных литератур, ибо, в сущности, на них-то и строится всеобщность. Речь идет о других формах преодоления частного, а именно о переходе литературного явления из пределов одной лингвистической и стилевой сферы в другие, о его распространении, обусловленном оригинальными особенностями. Но здесь следует сделать одно уточнение. Рабле, де Костер или наш Крянгэ обрели мировую известность благодаря мастерскому использованию специфических ценностей национального искусства, однако злоупотребление спецификой может привести к обратным результатам. Это относится прежде всего к литературам на диалекте, слишком изолированным и специфичным в языковом и этнографическом планах, чтобы войти в мировой кругооборот литератур. Следовательно, нужно какое-то геометрически четкое определение соотношения частного и всеобщего для того, чтобы ценности, свойственные той или иной нации, получили международное признание.

Всемирная литература отличается также высокой идейной направленностью произведений, насыщенных духом действенной социальной критики. Вот почему, чем «нейтральнее» художник, тем ниже уровень его известности, тем менее читаемы его творения.

Само собой разумеется, что достоинства всемирной литературы обусловлены художественной ценностью структур, ее составляющих. Занимательный сюжет, выразительный язык и стиль, выпуклые характеры, четкая композиция, блистательная новизна образов, оригинальность стихосложения значительно содействуют выходу произведения за пределы страны, в которой оно появилось.

Что же касается критериев, благодаря которым то или иное творение получает право на универсальность, то их можно, на наш взгляд, свести к трем группам. Универсальными являются или становятся схожие по структуре произведения, течения, а также творческие личности, которые появляются одновременно у нескольких народов в одну и ту же эпоху или в близкие по времени периоды в сходных общественно-экономических условиях. Мировое хождение получают затем явления, оказывающие значительное воздействие на другие литературы либо благодаря личности самого художника, либо идеям и чувствам, заложенным в произведениях, либо художественной ценности самого произведения. Универсальными, наконец, становятся явления, которые получают распространение за пределами своей лингвистической зоны не только в силу самих процессов распространения, но и благодаря своему высокому идейно-художественному уровню.

Конечно, в конкретно-исторической обстановке эти критерии чаще всего переплетаются между собой: так, всемирные литературные направления порождаются в равной мере и сходными общественно-историческими условиями, и взаимными влияниями, и широким распространением произведений. Однако история литературы знает случаи, когда упомянутые выше предпосылки для универсализации можно выделить в «чистом виде». Примеры такого рода явлений мы приведем в ходе дальнейшего изложения.

Понятие «всемирная литература» часто ставится в один ряд с понятием «сравнительное литературоведение». Рассмотрим вопрос о сходствах и различиях между ними.

Среди важнейших проблем всемирной литературы, которые изучаются одновременно и сравнитель-

ным литературоведением, особое место принадлежит влияниям и типологическим схождениям. Оговорим, однако, сразу, что подход к ним двух дисциплин совершенно различен. В рамках всемирной литературы влияния и типологические схождения рассматриваются лишь в качестве критерия универсальности. Мы говорим, что то или иное литературное явление универсально (например, Возрождение, барокко), если оно возникает в различных странах либо одновременно, либо с небольшими промежутками времени, или в том случае, когда оно оказывает воздействие на другие литературы (петраркизм, руссоизм и др.). Следовательно, в данном случае речь идет всего лишь о простом средстве определения универсальности.

Иная роль типологической общности и влияния в сравнительном литературоведении. Здесь они изучаются как процессы развития и устанавливаются закономерности, выявляются их соответствующие оперативные функции.

Что же касается распространения литературных явлений, то оно интересует компаративистику в меньшей мере: к нему обращаются как к второстепенному количественному показателю, который подтверждает наличие параллелизмов или влияний статистическими данными.

Но различия двух дисциплин этим не исчерпываются. Так, во всемирной литературе национальное своеобразие литератур рассматривается как один из возможных аспектов универсальности. В сравнительном литературоведении методами сопоставления выявляются специфические особенности национальных литератур, а также их художественная ценность на фоне достижений мировой литературы. В отличие от всемирной литературы, которая обращается преимущественно к общим аспектам различных литератур, в поле зрения нашей дисциплины всегда остаются и частные стороны всемирно известных явлений. Сравнительное литературоведение интересуют не только Возрождение, барокко или европейский романтизм в целом, но и своеобразие этих течений в различных странах, а также в какой мере отразились в них конкретные условия жизни народов или наций в тот или иной период исторического развития.

Далее. В круг интересов компаративистики входят проблемы, которыми всемирная литература не занимается, хотя и располагает необходимыми данными. Назовем в качестве примера проблему родственности тем, в частности вопрос о социогонических мотивах в мировой литературе и философии, столь всеобъемлюще разработанный Тудором Виану от Гесиода, Эсхила, Протагора, Плотина и Демокрита до Лукреция, Вергилия и Овидия, затем от Данте, Вольтера и Руссо до Гюго и дальше в пределах румынской литературы — от Элиаде и Эминеску до Тудора Аргези. В таких случаях всемирная литература является лишь сценой, на которой развертывается социогонический процесс, между тем как сравнительное литературоведение дает характеристику основных действующих лиц, четко определяет их роль, изучает формы решения общей темы в свете соответствующих исторических эпох — словом, постоянно оперирует сопоставлениями, изучая взаимоотношения явлений в рамках определенной эпохи.

Развитие мировой компаративистики

Как известно, развитие собственно сравнительного литературоведения начинается во второй половине XIX в., точнее, к концу столетия, и продолжается в условиях непрестанного разветвления науки и уточнения ее целей и по сей день. Общий обзор проделанного ею пути представляется необходимым не только с точки зрения истории предмета, но и потому, что он позволяет проследить эволюцию основных направлений развития науки с первых дней их возникновения и до настоящего времени.

В этой связи небезынтересно ознакомиться — хотя бы кратко — с трудами исследователей — предтеч нашей дисциплины (о которых мы часто забываем), начиная с периода Возрождения и вплоть до создания науки как таковой. Большой интерес к античности в эпоху Возрождения способствовал появлению целого ряда исследований сравнительного характера. Вышло немало трудов, в которых сопоставлялось творчество греческих и латинских писателей, при этом подчеркивалось превосходство первых, ставших образцами для вторых, но не отвергалась и оригинальность последних. Особенно обращалось внимание на бережное сохранение Вергилием правил эпического искусства Гомера. Во многих трудах сравнивались творения Данте и Петрарки с произведениями писателей античности.

В эпоху классицизма при всей верности традициям античности проявляется все большая чуткость к собственной оригинальности в сравнении с различ-

ными литературными образцами, среди которых многие относились к средневековью или к непосредственно предшествовавшим ему периодам. О таком подходе свидетельствуют замечания, высказанные в адрес Пьера Корнеля относительно близости его «Сида» (1636) к испанским источникам. Как известно, тема «Сида», прозвучавшая впервые в XII в. и возобновленная в испанских Романсеро и «Поэме Родриго» (XIV в.), привлекла к себе пристальный интерес испанского театра начала XVII в. (Хуана де ла Куэвы и особенно Лопе де Веги). Более завершенную форму образ Сида получил в двух пьесах Гильена де Кастро — к нему и обратился Корнель. Критики Корнеля, хотели они этого или нет, вынуждены были провести сравнительное исследование испанской и французской драматургии. Напомним, что в следующем столетии другое творение Корнеля, классическая мелодрама «Гераклий» (1646), также вызвало ряд нареканий, причем ставилась под сомнение именно его оригинальность.

XVIII в. с его космополитическими тенденциями значительно содействовал усилению интереса к инонациональным литературам и к разработке обобщающих трудов по истории европейской литературы. Среда писателей, пристально следивших за достижениями зарубежной культуры, следует прежде всего назвать Вольтера, который в «Философских письмах» (или «Английских письмах», 1733), описывая свою ссылку в Англии, знакомит французов с английской литературой, точнее говоря, противопоставляет французской элегантности и чувству меры «отдающие варварством» повадки жителей Британских островов, всячески подчеркивает превосходство французской трагедии над творениями Шекспира, этого «автора чудовищных фарсов», насыщенных «гигантскими и странными идеями», и т. д. Обращаясь к давней мечте Петрарки и Эразма Роттердамского о «литературной республике», писатель Лодовико Антонио Муратори, автор обширной корреспонденции и ряда теоретических исследований в области поэзии, разрабатывает труд «О совершенной итальянской поэзии» (1706), в котором рассматривает и весь ансамбль западной поэзии. Один из первых историков итальянской литературы,

Франческо Саверио Квадрио публикует исследование «История и разум поэзии» (1752), в котором затрагивает и некоторые аспекты влияния провансальской поэзии на итальянскую. И наконец, можно назвать и Денина, автора обобщающего исследования по истории европейской литературы (1761).

Рационализм эпохи Просвещения, чуждый духу историзма, не мог благоприятствовать развитию сравнительно-исторических исследований, с их дифференцированным подходом к литературным явлениям, Лишь к концу XVIII в., в результате усилий литературоведа Лагарпа и историка Мармонтеля, постепенно утверждается новый климат, подходящий для компаративистских изысканий. В это время появляются труды Гердера, сделавшего очень много для обоснования исторической концепции культуры, а следовательно, и для перспективы сравнительных исследований.

Интенсивное политическое, общественное и культурное развитие в первой половине XIX в., вызванное распространением идей революции 1789 г. и влиянием наполеоновских войн, создало благоприятную атмосферу для оживленного обмена материальными и духовными ценностями эпохи. Как мы уже упоминали, Гёте открывает новую страницу в истории культуры, подчеркивая значение появления «Weltliteratur». В «Манифесте Коммунистической партии» Марксом и Энгельсом дается глубокое социологическое обоснование развития литератур в начале XIX в. «Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, а из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература» (Соч., т. 4, стр. 428).

Интерес к зарубежным литературам, таким образом, все более усиливается, в нем четко обозначаются два направления: с одной стороны, в духе просветительских концепций минувшего столетия подчеркивается общность национальных литератур, с другой — все большее внимание уделяется различиям между ними, чему содействует романтизм, обретший полную силу в начале XIX в.

В это время братья Шлегели выступают за создание истории всемирной литературы, охваты-

вающей в равной мере и античность и современную эпоху. Широкую панораму всемирной литературы обрисовал, например, Фридрих Шлегель в своих знаменитых лекциях, прочитанных в Венском университете (1812)¹, а его брат Август Вильгельм обращает взор немецкого читателя к Шекспиру, к итальянской, испанской и португальской поэзии (1804)² и вместе с Фридрихом закладывает теоретические основы романтической школы. В это же время Фридрих Боутервек³, не являющийся сторонником романтической школы, создает за ее пределами широкую панораму итальянской, испанской, французской и португальской поэзии и ораторского искусства, начиная с XIII в. и кончая XIX в. Здесь же уместно назвать и госпожу де Сталь, которая познакомила Францию и весь западный мир с почти незнакомой культурой Германии эпохи «Бури и натиска», классицизма и романтизма, сопоставила литературу Севера, романтическую по своему характеру, с литературой Юга, почитаемого средоточием классицизма, при этом выявив специфические, по ее мнению, черты немецкой литературы: индивидуализм, дух самостоятельности, метафизичность, и представив читателям видных деятелей эпохи — от Виланда и Винкельмана до Лессинга, Гёте и Шиллера. Она всячески славит романтический идеал и противопоставляет — в свете своих либеральных взглядов — Германии Францию эпохи Наполеона.

Все эти пронизанные духом универсальности работы, стремившиеся осмыслить уже в начале XIX в. литературные и культурные явления в историко-сопоставительном плане, основательно подготовили ту благоприятную почву, на которой позднее взрастет компаративистская наука.

К этому времени возникают также благоприятные условия для становления компаративистики как исторической науки. Мы имеем в виду прежде всего развитие самой исторической науки, основы которой

¹ Fr. Schlegel, Geschichte der alten und neuen Literatur, Viena, 1812.

² A. W. Schlegel, Blumensträusse italienischer, spanischer und portugesischer Poesie, Viena, 1804.

³ Fr. Bouterwek, Geschichte der Poesie und Beredsamkeit seit dem Ende des XIII-e Jahrhunderts, 1801 — 1819.

закладываются Франсуа Гизо и Огюстэном Тьерри, опубликовавшими в третьем и четвертом десятилетиях прошлого века большие работы по истории Франции и Европы, где на первый план выдвигаются общественно-политические аспекты истории, даже их антагонистические формы. Одновременно с развитием социальной истории в первых десятилетиях XIX в. происходит становление науки о литературе в форме истории литературы и литературной критики. Знаменитый профессор риторики Сорбонны Абель Франсуа Вильмен (1822) выступает со своими прославленными лекциями по истории французской литературы (1828 — 1829), а позднее (1846) с рядом трудов по античной и зарубежной литературе, в которых значительно расширяет пределы знаний о французской литературе и все решительнее применяет методы сопоставления, особенно при рассмотрении литератур латинских народов Средиземноморья¹. Он посвящает страницы своих исследований, ставших классическими, итальянской поэзии, особенно творениям Данте, а также испанской эпической литературе. При этом он обязательно обращается к эпохе создания произведения, в связи с чем мы вправе считать его основателем исторической литературной критики. Его современник Жан-Жак Ампер, а затем Филарет Шаль и Эдгар Кине также проводят исследования сравнительно-исторического характера. Здесь же уместно назвать и Сент-Бёва, никогда не забывавшего упомянуть о тех влияниях, которым подвергались творения изучаемых им писателей, хотя, как известно, основное внимание им уделялось самобытному, оригинальному характеру творчества писателей. Сам термин «сравнительное литературоведение», не очень удачный, 6 чем мы будем говорить позднее, впервые прозвучал в трудах именно этих исследователей. Так, например, Филарет Шаль опубликовал плоды своих изысканий в двадцати томах под общим заглавием «Исследования по сравнительному литературоведению» (1847 — 1864). Следовательно, есть все основания считать названных выше исследователей первыми компарати-

¹ A. Fr. Villernain, Cours de littérature française, Paris, 1830. Etudes de littérature ancienne et étrangère, Paris, 1848.

вистами, хотя нельзя еще говорить о наличии четкой методологии, ибо она появится лишь в конце столетия. Они остаются предтечами-энтузиастами, которые, хотя и представляют себе в общем виде будущую науку, пока что занимаются в основном простым сложением разрозненных знаний в области различных литератур.

В Швейцарии уже в первых десятилетиях XIX в. сторонники сравнительных исследований получают твердую поддержку. Вслед за Сисмонди¹ — автор работы о литературах Южной Европы (1813) — Йозеф Горнунг (специалист по сравнительному правоведению) получает предложение прочитать в Лозанне курс сравнительного литературоведения (1850). В Женевском университете на протяжении второй половины столетия сотрудничали такие известные компаративисты, как Ришар, Монье и Род.

Свой вклад в развитие науки в начале века вносят и итальянские исследователи. Среди них в первую очередь следует назвать Никколо Уго Фосколо, ставшего ненадолго профессором красноречия Павианского университета, где он и прочел вступительную лекцию на тему «О происхождении и функциях литературы» (1809), в которой затронул и ряд проблем сравнительного литературоведения. Позднее, в 1829г., он обратится к проблематике будущей европейской литературы.

Новые импульсы получает сравнительное литературоведение и от других наук, которые к этому времени все настойчивее обращаются к сопоставительному анализу. Это касается даже естественных наук: Жорж Кювье читает публичные лекции по сравнительной анатомии (1800 — 1805) и применяет сравнительный метод при изучении позвоночных. Заметное развитие получают (к 1833 г.) и сравнительная физиология, так же как и сравнительная эмбриология. Из гуманитарных дисциплин сравнительная мифология, а затем сравнительная лингвистика (труды Форьеля, братьев Гримм, Дица и Боппа) и, наконец, фольклористика, где проводились первые компаративистские изыскания, касающиеся миграции

¹ Sismоndi, De la littérature du Midi de L’Europe, 1813.

фольклорных тем, сюжетов, мотивов. Все эти исследования развиваются одновременно со сравнительным литературоведением, содействуют его становлению и в свою очередь используют его достижения.

Помимо этих импульсов, шедших со стороны различных наук, решающее воздействие на становление сравнительного литературоведения оказывала сама историческая действительность, то есть развитие международных литературных связей на протяжении минувших столетий и вплоть до XIX в. В эволюции этих связей обозначились три больших периода, внутри которых литературные явления слились в крупные всемирные единства, что стимулировало их комплексное изучение и давало повод для общих сопоставительных исследований. Речь идет прежде всего о средних веках, литературные единства которых в значительной мере были обусловлены единством веры, общей фольклорной основой (общие типы, мотивы, легенды) и общей культурой — латинской на западе, византийской и славянской на востоке. Затем следует Возрождение, единство литературных явлений которого зиждется на общем античном наследии и общегуманистических идеях эпохи. И наконец, просветительство XVIII в., выросшее на основе французской культуры и французского языка.

Культура средневековья была предметом пристального внимания ученого широкой эрудиции Эрнста Роберта Курциуса, который основательно исследовал следы античных влияний в латинском феодальном мире («Европейская литература и латинское средневековье», 1948), а эпохе Просвещения посвятил два фундаментальных комплексных исследования Поль Азар. В первом он раскрыл закономерности перехода от традиционалистского духа XVII в. к критицизму и индивидуализму XVIII в. («Кризис европейского сознания», 1935), во втором воссоздал широкий синтез европейской мысли XVIII в. («Европейская мысль 18 в. От Монтескье до Лессинга», 1946).

Развитие сравнительного литературоведения становится особенно заметным во второй половине XIX в., точнее, в период между седьмым и последним десятилетиями, когда направления его исследований

становятся все более разнообразными и на повестку дня выдвигается вопрос о становлении сравнительного литературоведения как самостоятельной науки. Целый ряд работ, посвященных проблеме влияний, появляется прежде всего во Франции, где традиции подобных изысканий восходят к концу предыдущего столетия. В центре внимания ученых романо-германские литературные связи: распространение творений Данте и Шекспира в Германии; литературные взаимоотношения между Англией, Германией, Италией и Францией. Появляются также работы, посвященные проблемам преемственности, особенно в связи с творчеством Гёте, Байрона, Мицкевича, свидетельствующие о более глубоком проникновении в будущие области новой науки. Одновременно публикуется и первое обобщающее исследование «Главные течения в европейской литературе 19 в.», принадлежащее перу Георга Брандеса, который вскоре станет одним из видных предшественников сравнительного литературоведения в сложной области общеевропейских синтезов. Его работа, вышедшая в шести томах на датском языке между 1872 и 1890 гг., была переведена затем на немецкий и другие языки. Помимо собственно литературных процессов (французский предромантизм, затем немецкий, которому автор критически противопоставляет датских романтиков, за ним английский натурализм, романтическая французская школа, «Молодая Германия»), в книге представлены также в либеральном освещении и некоторые политические события эпохи.

Работа представляет интерес и потому, что содержит описание главнейших европейских течений, и потому, что создает яркую картину датской и скандинавской культур конца прошлого века¹.

Среди деятелей этого периода, внесших — пусть косвенный — вклад в становление дисциплины, следует назвать Франческо де Санктиса, в заметках которого, опубликованных между шестым и восьмым десятилетиями, а также в знаменитой истории итальянской литературы (1870 — 1871) затрагиваются вопросы,

¹ Georg Brandes, Hovedstrominger i det 19-e Aarhundredes europoeiske Litteratur (нем. издание), Leipzig, 1897.

имеющие прямое отношение к данной науке. Он стремился содействовать развитию сравнительного литературоведения также путем создания специальной кафедры в Неапольском университете (1861). Артуро Граф пытался придать дисциплине больший научный характер для того, чтобы выявить «за пестрым и изменчивым внешним видом истинную сущность» явлений.

К этому времени, то есть в восьмом десятилетии, появляются первые предисловия и статьи, в которых содержатся элементы теоретических обобщений, свидетельствующие о том, что настает момент, когда дисциплина начинает осознавать существование самой себя. И действительно, после 1885 г. мы становимся свидетелями, если можно так выразиться, официального признания сравнительного литературоведения как самостоятельной науки. Выходит книга Хэтчисона Познетта «Сравнительное литературоведение» (1886), базирующаяся на материалах мировой литературы. Книга быстро распространилась в разных странах, что, несомненно, способствовало становлению нашей дисциплины. Автор, устанавливая аналогии литературных явлений, стремится выявить законы возникновения литературных жанров в сходных социальных условиях. X. Познетт относится с восхищением к греко-латинской цивилизации, но в поисках явлений для сравнения выходит — и это весьма характерно для того времени — за пределы Европы, охватывая, например, Мексику, Индию, Китай. В это же время в Женеве читаются первые курсы лекций по сравнительной истории литературы, а в Германии в 1886 г. Макс Кох начинает издавать «Zeitschrift für vergleichende Literaturgeschichte» («Журнал сравнительной истории литературы»), первый журнал по специальности, который будет выходить до 1910 г. Снабженное передовыми статьями, содержащими программные концепции издателя, это периодическое издание превратилось в первый координирующий центр компаративистских исследований, и поэтому вклад его в развитие науки был, несомненно, решающим. Одновременно выходит ряд статей и работ, посвященных проблемам испанских и итальянских влияний в Англии или французских — в Италии и Германии.

Особенно следует отметить значительный вклад в развитие сравнительного литературоведения Фердинанда Брюнетьера, как его прославленными лекциями в Высшей педагогической школе (Ecole Normale Superieure), так и статьями в журнале «Revue de deux mondes». Он всячески обосновывает необходимость широкого охвата явлений мировой литературы, предсказывая, что только таким путем (а не ограничиваясь национальными рамками) можно определить «кривую эволюции европейских литератур».

Идеи Брюнетьера получили конкретное развитие в трудах его учеников, особенно Жозефа Текста, автора — помимо прочих работ — полной энтузиазма декларации относительно перспектив сравнительного литературоведения: «Я верю в будущее сравнительного литературоведения, европейского литературоведения. Брандес, Макс Кох, Эрих Шмидт в Германии, X. Познетт в Англии проложили путь, и мы последуем этим путем». И действительно, именно Ж. Текст опубликовал первое в истории молодой дисциплины крупное теоретическое исследование «Ж.-Ж. Руссо и истоки литературного космополитизма» (1895), после чего последовала серия исследований по европейской литературе (1898), главы трактата Пти де Жюльвиля (1896 — 1900), содержащие итоговый обзор иностранных влияний на французскую литературу, и особенно введение в обширную библиографию, собранную Луи Поль Бецем. Ж. Текст — первый штатный профессор кафедры сравнительного литературоведения во Франции, а именно в Лионе. В тесном сотрудничестве с ним развертывает свою деятельность Бец, автор диссертации «Гейне во Франции» (1895) и многочисленных компаративистских исследований, но прежде всего создатель крайне необходимого рабочего инструмента — методической библиографии (1897), которая выросла с 3000 названий в 1899 до 6000 в 1904 г. Работа эта будет продолжена Ф. Бальдансперже, который одновременно начинает писать свое знаменитое исследование «Гёте во Франции» (1904). Подобный же процесс, правда более замедленный, происходит и в Италии, где Артуро Фаринелли, Фламини и др. проводят широкие

изыскания в области литературных взаимосвязей Испании, Германии и Италии.

В конце века происходят еще два знаменательных события, благоприятно сказавшиеся на развитии сравнительного литературоведения. Мы имеем в виду оживленное обсуждение проблемы литературного космополитизма и его отношения к национальной специфике — обсуждение, в котором участвовали и Жюль Лемэтр и Эмиль Фаге и которое, хотя и нельзя считать научным вкладом в нашу дисциплину, все же заметно подогрело интерес к ней. Необходимо сказать и о деятельности секции историко-сравнительного литературоведения, руководимой Гастоном Парисом и Ф. Брюнетьером в рамках Международного конгресса по сравнительной истории, состоявшегося в Париже по случаю Первой всемирной выставки. Хотя по своим масштабам мероприятие это менее обширное, в этом историческом обзоре умолчать о нем не представляется возможным.

В результате разнообразных исследований, упомянутых и не упомянутых на страницах этой работы, развития методологии и создания библиографии в качестве вспомогательного инструмента исследования в конце XIX столетия были заложены основы новой дисциплины; свидетельство о ее рождении было подписано именно в эти годы.

С самого начала нового века сравнительное литературоведение развивается довольно быстро, уточняя цели своих исследований и постепенно осуществляя их. Этому содействует обновление методов историко-литературных исследований благодаря трудам видного ученого Гюстава Лансона, основателя французской филологической и исторической школы. В его лекциях в Высшей педагогической школе и Сорбонне, статьях и книгах, и особенно в «Истории французской литературы» (1894), было по-новому осмыслено наследие Сент-Бёва и Тэна, с одной стороны, и Брюнетьера — с другой, и применены впервые в истории европейских литератур новые важные методологические принципы: тщательность информации, ее основательность и разнообразие, рассмотрение произведений на историко-культурном фоне эпохи, тесное увязывание их с социальной жизнью, сущностный ана-

лиз, основанный на исчерпывающей документации. Авторы всех трактатов и учебных пособий от конца XIX в. и вплоть до работ Бедье и Азара (1923 — 1924) — Абри, Одик и Крузе, Гранжар, Морне и др. — следовали путем, открытым Лансоном. Естественно, что и сравнительное литературоведение использовало позитивистские достижения лансоновской методологии в своих изысканиях после 1910 г.

Затем эстафету принял Фернан Бальдансперже, заменивший Ж. Текста на Лионской кафедре, издатель, как указывалось выше, библиографии Беца. Диссертация Бальдансперже «Гёте во Франции» привлекает к нему внимание европейской компаративистики. Он выступает автором трудов «Исследования по истории литератур» (1907 — 1939), «Движение идей во французской эмиграции 1789 — 1815» (1924), в которых рассматриваются влияния иностранных литератур, преимущественно на французскую. Будучи профессором Лионского университета и Сорбонны, Бальдансперже становится самым активным пропагандистом идей европейского сравнительного литературоведения, особенно в академических кругах. Его труды посвящены как проблемам теории, например «Сравнительное литературоведение: название и предмет» (1921), так и практике. Кроме того, он начинает издавать в 1921 г. совместно с П. Азаром журнал «Revue de litterature comparee», руководство которым впоследствии перейдет к Жан-Мари Карре и, наконец, к Марселю Батайону. Журнал выходит и поныне при содействии Французского национального центра научных исследований. Была основана и журнальная библиотека, где хранились также исследования по зарубежной литературе и сравнительному литературоведению диссертационного плана.

Другой ведущей фигурой французской школы компаративизма был Поль Азар. Прославленный профессор кафедры сравнительного литературоведения Сорбонны и Коллеж де Франс, известный широким университетским кругам в различных странах, удостоенный ими множества почетных званий, Азар занимался преимущественно литературными, культурными и политическими связями Франции и Италии (от работы «Французская революция и итальянская

литература», 1910, до диссертации «Французское влияние в Италии XVIII в.», 1934, осуществленной совместно с А. Бедаридой).

В другой часто цитируемой работе П. Азара, «Кризис европейского сознания», им воссоздана интеллектуальная атмосфера, в которой вызревают черты нового мира XIX в. Особенное внимание уделяется автором «кризису» в момент перехода от идей классицизма, основанных на «стабильности», к новым идеям «прогресса и движения» по ступеням, называемым П. Азаром «великими психологическими сдвигами эпохи». Он имеет в виду борьбу с традиционными верованиями, попытки создания новых теорий, наконец, изменение психологии людей, глубоко затронувшее мир человека, его воображение и чувства. Значение работы состоит прежде всего в том, что в ней — в духе лучших традиций французской школы компаративизма — представлено общее состояние культуры Европы исследуемого периода.

В пределах той же школы рядом с П. Азаром следует назвать Паула ван Тигема, идейно сформировавшегося под влиянием Лансона и ставшего после 1931 г. одним из виднейших профессоров Сорбонны. Его диссертация «Оссиан во Франции» посвящена влиянию зарубежных литератур на литературу его родины и касается также роли журнала «Année littéraire» как французского посредника между зарубежными литературами и Францией. Вскоре после 1924 г. ван Тигем приступает к более обширным исследованиям литературного европейского процесса. До этого он занимался преимущественно теоретическими проблемами и опубликовал на страницах различных журналов следующие статьи: «Понятие сравнительного литературоведения» (1906), «Синтез в истории литературы», «Сравнительное литературоведение и всеобщая литература» (1920) и др. Его синтетическое исследование предромантизма¹ стало классическим. В это же время он пишет «Историю литературы Европы и Америки от эпохи Возрождения до наших дней» (1940), расширенный вариант более ранней книги

¹Paul van Tieghem, Le préromantisme. Etudes d'histoire littéraire européenne, Paris, 1924 — 1948.

(1925). Здесь даны горизонтальные срезы великих европейских течений, их одновременное развитие в нескольких европейских странах. Эта работа получила широкое распространение. В 1928 г. вышла его книга «Великие зарубежные писатели», содержащая важнейшие сведения о писателях, которыми ван Тигем занимался ранее, отрывки из наиболее представительных произведений и их идейно-художественный анализ. Затем была издана книга «Романтизм в европейской литературе» (1948) и ряд других работ, например статьи об открытии Шекспира на материке. Его маленький учебник по сравнительному литературоведению, опубликованный в 1931 г. и выдержавший к 1951 г. четыре издания, был переведен на румынский язык и снабжен комментариями автором этих строк (1966).

В Италии развитие сравнительно-литературных исследований после 1900 г. продолжается на прежнем высокоэрудированном уровне, например, в работах Е. Маддалена, посвященных творческим взаимосвязям Лессинга и Гольдони (1906).

Самым значительным исследователем в Италия остается упомянутый выше Артуро Фаринелли, опубликовавший среди прочих работ и труд «Романтизм в латинском мире» (1927), в котором показаны особенности этого течения и приведены литературные образцы, характерные для всех стран романского ареала. В книге поочередно рассматриваются эстетика, философия и религия эпохи романтизма, характерные для нее влечение к средневековью, экзотизм, сентиментализм и, наконец, искусство слова.

Вклад Фаринелли в развитие науки обрел широкое европейское звучание — и тем удивительнее поэтому некоторые антикомпаративистские выступления в конце его блистательной карьеры. Впрочем, такой же позиции в это время в Италии придерживался и известный эстетик Бенедетто Кроче, хотя ранее он занимался проблемами сравнительного литературоведения, в частности вопросом о литературных итало-испанских связях в XVII в. В своей статье, опубликованной в возглавляемом им журнале «La critique» (1903), Кроче утверждал, что сравнительное литературоведение отнюдь не призвано решать основные проблемы литературного искусства, оно простой

инструмент исторического исследования, включения новых произведений в традиционные рамки, «критика, занимающаяся взаимоотношениями и схождениями», которая, хоть и может произвести сильное впечатление, в конечном счете оказывается «пустой и надуманной». Согласно концепции Кроче, назначение науки о литературе, и в частности критики, — выявить специфику, оригинальность произведения монографическими методами, такими, как «интуиция-выражение», аде сводить ее «к отдаленным и поверхностным соотношениям».

И все же, несмотря на эти возражения, сравнительно-литературные исследования в Италии продолжали появляться и порой достигали замечательных высот, как, например, труд Дж. Пелегрини «Английская дидактическая поэзия в Италии в XVII в.» (1958).

Как известно, в Германии усилиями Гёте всеобщая литература значительно шагнула вперед в своем развитии. В эпоху романтизма, как об этом упоминалось выше, большой вклад в становление науки внесли прежде всего братья Шлегели, а затем, в конце прошлого столетия и начале нашего века, исследователь Макс Кох своими трудами и деятельностью издаваемого им журнала. После войны компаративистские изыскания множатся: проводится сравнительное исследование европейских литератур, то есть выявляются их общие аспекты, и вместе с тем исследуется своеобразие каждой литературы на фоне мировой литературы. В центре внимания ученых (В. Мильха, Г. О. Бюргера, Г. В. Эппельсгеймера, автора библиографического пособия по всеобщей литературе, и др.) находятся преимущественно литературы западноевропейских стран, а именно общие пути развитая этих литератур.

Среди немецких работ по компаративистике, эстетике и истории, вышедших после второй мировой войны, особенно выделяются две книги, получившие всеевропейскую известность. Это уже названное нами исследование Е. Р. Курциуса о европейской литературе и латинском средневековье (1948) и работа Ауэрбаха «Мимесис» (1946). Курциус — романист, историк литературы и философ культуры, был, несо-

мненно, в период 1914 — 1930 гг. самым выдающимся специалистом по проблемам распространения и интерпретации французской культуры и литературы в Германии. Он автор многочисленных трудов в этой области, начиная с его диссертации на тему о месте Брюнетьера в истории французской критики¹ и до работы «Франция, введение во французскую культуру» (1930). Его исследования охватывали, в сущности, всю культуру Европы переходного периода от античности к средневековью, а также средних веков. При всей склонности к синтезу Курциус, однако, всегда основывался на исторических фактах, подчиняясь строгой дисциплине филолога-исследователя.

Работа Ауэрбаха «Мимесис» ² — типичное стилистическое исследование, «Stilforschung», в котором путем детального, почти микроскопического анализа коротких литературных фрагментов воссоздается историческая панорама развития западноевропейской литературы по периодам — от средневековья до нашей эпохи. Автор выделяет две области (идеи и чувства, с одной стороны, «имитацию конкретной действительности» — с другой) и два стиля, выражающие их (высокий литературный стиль и стиль тривиальный, комический), и показывает, как они сливались дважды на протяжении истории — в средние века и в XIX в.

Значительную роль в развитии сравнительного литературоведения в Германии сыграл Курт Вайс, профессор Тюбингенского университета, неоднократно подчеркивавший значение данной дисциплины. Он опубликовал в 1939 г. коллективный сборник статей по современной европейской литературе, в котором применил метод сложения национальных литератур. Прославленный ученый ратовал не только за необходимость обращения к сравнительному литературоведению, но и отмечал его объективное наличие в любом исследовании по истории литературы, как, например, в собственной книге о Малларме, где говорится о связи немецкого символизма с французским романтизмом. Под его редакцией выходила также се-

¹ Е. R. Сurtius, Ferdinand Brunetière; ein Beitrag zur Geschichte der franzosischen Kritik, 1914.

² Русск пер. М., изд-во «Прогресс». 1976. — Прим. ред.

рия «Проблемы исследований историко-сравнительного литературоведения» (1951). Воспитанник романской филологической школы и французского компаративизма (Бальдансперже) Курт Вайс неоднократно обращался к литературной проблематике западного средневековья, в частности к взаимоотношениям западноевропейской эпики и «Nibelungenlied» («Песнь о Нибелунгах»). Затем он изучал французскую лирику от Маро до Валери, а также творчество латиноамериканских поэтов Ромуло Гальегоса и Габриелы Мистраль. Значительным явлением следует считать теоретические работы Фрица Штриха, например его исследования по «Мировой литературе и сравнительно-историческому литературоведению», опубликованные в сборнике «Философия науки о литературе», изданном Эрматингером (1930), а также конкретные, как, например, «Гёте и всемирная литература» (1946), получившие широкий отклик. Следует еще упомянуть о такой вспомогательной работе, как библиография немецких переводов французских книг за период с 1700 по 1948 г.

В ФРГ была образована Ассоциация компаративистов, руководимая Хорстом Рюдигером, исследователем с мировым именем, профессором Боннского университета, директором журнала «Arcadia», выходящего в Бонне. Послевоенные компаративистские исследования в ФРГ охватывают преимущественно западноевропейские литературы, рассматриваемые в историческом плане.

Развитие сравнительного литературоведения в США начинается на пороге XX столетия, когда профессор Ирвинг Бэббит в Колумбийском и Гарвардском университетах посвящает ему курсы лекций. Заметное влияние на американский компаративизм оказала французская школа, особенно Бальдансперже, который в период между двумя мировыми войнами читал здесь лекции и вместе с В. П. Фридерихом обновил библиографию науки (1950). Наряду с Гарвардской кафедрой сравнительного изучения литератур возникает новая в Иельском университете, где в то время преподает Рене Уэллек. На этой кафедре исследуются в равной мере и славянские литературы. Американский компаративизм на первых порах опирался глав-

ным образом на местную литературу, так как творчество Фолкнера, Хемингуэя, Дос Пассоса получило широкое признание за рубежом. Постепенно в поле зрения американского компаративизма оказалась и литература Европы. Ученые, приехавшие сюда из Старого Света, такие, как Дж. А. Боргезе, Америке Кастро, Лео Шпицер, Роман Якобсон, значительно укрепили позиции литературных наук, в том числе и компаративизма. Выходит и американский журнал «Comparative Literature», публикующий статьи по специальности.

По мнению американских компаративистов, теория литературы и стилистика — две области, в которых особенно активно используются сравнительные методы. В широко распространенном труде Уэллека и Уоррена «Теория литературы» (1949) целая глава посвящена сравнительному литературоведению и его связям с «национальной, всеобщей и всемирной литературами». В результате умелого анализа здесь значительно уточнены многие понятия и взаимоотношения между ними. Прежде всего, в книге говорится о давнем интересе компаративизма к фольклорным исследованиям, к взаимовлияниям народного творчества и письменной литературы, далее — о необходимости преодоления узости французской школы, изучающей преимущественно двусторонние, а иногда и многосторонние связи, главным образом в плане влияний. Сравнительные методы, по мнению авторов исследования, используются и во всеобщей литературе (о чем писал и П. ван Тигем), прежде всего для выявления общих аспектов национальных литератур, различиям между литературами уделяется меньше внимания.

В США нет недостатка и в компаративистских работах традиционного характера, как, например, исследование Г. Ремэйка о критицизме Стендаля (1947). Одновременно наблюдается тенденция к расширению области сравнительных исследований путем охвата и других «сфер человеческого выражения», то есть других видов искусства, и даже не только искусства. Методологический свод сравнительного литературоведения содержится в коллективном труде, изданном в 1961 г. под редакцией Н. П. Шталькнехта и Г. Френца

(«Сравнительное литературоведение, метод и перспективы»). Здесь же рассмотрены и перспективы развития науки.

Американские специалисты принимают участие в работе Международной ассоциации компаративистов, некоторые из них являются членами бюро Ассоциации. Назовем имена Вернера Фридериха (Университет Северной Каролины), Рене Уэллека (Иельский университет), Чендлера Белла (Орегонский университет), X. Блока (Бруклинский университет), Г. Ремэйка (университет в Индиане), а также таких известных канадских ученых, как М. Димич (университет в Альберте), Ева Кушнер (Оттавский университет).

Значительное развитие получило сравнительное литературоведение и в Японии, особенно вследствие расширения связей страны с европейским Западом еще в период 1868 — 1912 гг. Наметившееся после второй мировой войны расширение международных связей, о чем свидетельствует внушительный рост числа переводов (наибольшее количество переводов в настоящее время осуществляется именно в Японии), значительно укрепило позиции компаративизма и привело к образованию в 1948 г. Японского национального общества компаративистов. При нем издается ежеквартальный бюллетень и журнал. В 1953 г. при Токийском университете открылся Институт сравнительно-исторических исследований литературы, который находится под заметным воздействием школ французского и американского компаративизма. Особое внимание японскими компаративистами уделяется изучению влияний английской, затем итальянской и французской поэтик на японскую, а также выявлению связей японской литературы с китайской и литературами буддийского мира.

В восточноевропейских странах социализма, особенно в последнее десятилетие, сравнительное литературоведение получило весьма существенное развитие на марксистско-ленинской основе. Значителен вклад прежде всего советских исследователей, которыми в равной мере разрабатываются как теоретические вопросы, так и проблемы взаимоотношений русской и советской литератур с литературами всех стран мира. Наиболее известны имена Р. М. Самари-

на, И. И. Анисимова, В. М. Жирмунского, М. П. Алексеева; заслуживают пристального внимания труды В. И. Кулешова, Н. И. Конрада, И. Г. Неупокоевой, Б. Г. Реизова, Т. Л. Мотылевой, деятельность которых особенно активизировалась после 1957 г. Издано несколько сборников с общеметодологическими, теоретическими и конкретными исследованиями. В 1961 г., например, а затем в 1968 г. вышли объемистые тома, в которых рассматриваются теоретические и методологические проблемы взаимосвязей и взаимодействия различных национальных литератур, и еще один сборник, посвященный «методологии науки о литературе», в том числе и сравнительного литературоведения. Конкретные исследования по различным проблемам реализма были опубликованы в 1963 — 1967 гг. Так как к этому вопросу мы еще вернемся в основной части нашего труда, то здесь остановимся лишь на теоретической стороне вклада советских специалистов.

Русский, а затем и советский компаративизм имеет, разумеется, свои традиции, которые восходят прежде всего к школе заимствований Ал. Веселовского. Крупный специалист в области сравнительной фольклористики, ученый с мировым именем, Ал. Веселовский уделял много внимания — в духе позитивизма — международным «бродячим» сюжетам, мотивам, стремясь при этом максимально расширить поле действия компаративизма. Однако советское сравнительное литературоведение, взращенное на принципах марксизма-ленинизма, значительно обновило прежние методы исследований, открыв для себя новые, гораздо более эффективные пути. Им была подвергнута суровой критике прежняя структура дисциплины, и эту критику нельзя не признать обоснованной. Когда, например, Н. И. Конрад, выступая против европоцентризма, предлагал включить в сферу сравнительно-исторических исследований культуру народов Востока и всего мира, то эта точка зрения получила широкий отклик на Западе и была поддержана в свою очередь Рене Этиемблем. Такую же поддержку получила и идея охвата европейского Востока, который все еще оставался вне поля зрения исследователей. Затем встал вопрос и о расширении временных рамок, так как западный компаративизм изучал преимущественно

период после Возрождения. Сейчас повысилось внимание к проблематике средневековья, причем не только к его античному, преимущественно латинскому наследию (в произведениях Курпиуса, например), но и к взаимоотношениям, возникшим в сфере других языков — санскрита, греческого, славянского, китайского, персидского, арабского и т. д. Иными словами, исследователями-марксистами было предложено значительное расширение пространственных и временных границ компаративизма. Само собой разумеется, что при этом выдвигалось требование выхода за рамки национальных литератур, изучения международных связей в конкретном процессе их развития. Советская наука стремилась также к выявлению некоторых закономерностей развития литературных явлений в различных сферах сравнительного литературоведения: в области взаимоотношений между национальными литературами в рамках определенных историко-культурных общностей, сравнительно-типологических отношений, связывающих литературные явления, между которыми нет исторических контактов, и, наконец, в сфере взаимовлияний литератур. Причем различного рода взаимоотношения литератур рассматривались не изолированно, а в их взаимосвязях в рамках единого литературного процесса. Советской наукой пристально изучается также специфика национальных советских литератур на общем фоне мирового литературного процесса.

В работе конгресса в Бордо (1970) принимали участие многие советские ученые, представляющие разнообразные направления компаративистских исследований: здесь были исследователи различных эпох, от средневековья и до наших дней, специалисты в области литературной социологии в рамках компаративизма, люди, изучающие распространение произведений иностранных писателей в России, и т. д. Назовем лишь некоторые, наиболее показательные выступления на конгрессе: В. М. Жирмунский говорил о «Литературе средневековья как проблеме сравнительного литературоведения», М. П. Алексеев о «Плюрилингвизме и литературном творчестве», Н. И. Балашов о «Социологическом аспекте системы отношений в сравнительном литературоведении», К. Н. Грегорьян о

«Поэзии Верлена в России», П. Р. Заборов на тему «Вольтер и русское общество в XIX столетии».

Значителен вклад в развитие сравнительного литературоведения и венгерских специалистов, что особенно отчетливо проявилось в ходе работы Будапештских международных конгрессов (в 1931 и 1962 гг.). Впрочем, в современных исследованиях продолжается традиция, установившаяся здесь еще в восьмом десятилетии прошлого века, когда в Клуже выходил журнал, посвященный проблемам сравнительного литературоведения (1877 — 1882), редактором которого был профессор Хуго Мельцль, немец по происхождению. Основываясь на диалектическом методе исследования общественно-исторических отношений, представители венгерского компаративизма — мы имеем в виду прежде всего академика Иштвана Шётера — попытались, следуя традициям Веселовского и стилистическим и типологическим изысканиям Жирмунского, охватить весь комплекс художественных проявлений данной цивилизации в определенную эпоху. Так появился метод «комплексных компаративистских исследований», при котором прежний поиск «влияний» заменялся выявлением форм «рецепции». С таких же позиций выступал у нас Тудор Виану, когда говорил о «Коперниковой революции» в сравнительном литературоведении, открывающей новые перспективы перед наукой. Развернутый обзор истории сравнительного литературоведения в Венгрии был разработан Дьёрдем Михай Вайдой. Обзор помещен в сборнике, вышедшем в 1964 г.

И в других социалистических странах нет недостатка в компаративистских исследованиях. Отметим в качестве примера — ибо, к сожалению, мы не располагаем более подробными сведениями — деятельность известного чешского ученого Яна Мукаржовского и профессора Юлиуса Доланского. Первый настойчиво напоминал об обязанностях науки о литературе перед современными литературами мира в свете усиленной интеграции литератур и отмечал активную роль сравнительного литературоведения в формировании всемирной литературы и в решении ряда теоретико-литературных проблем.

Юлиус Доланский, славист по специальности, активный и авторитетный участник международных кон-

грессов по компаративистике, уделяет много внимания, как, впрочем, и другие ученые Центральной и Юго-Восточной Европы (Ласло Галди, Л. Сиклаи), изучению взаимосвязей литератур этих ареалов, что привело к оживленным дискуссиям (см. Acta literaria Academiae Scientiarum Hungariae, 1965).

В поле зрения польских исследователей — профессора Казимежа Выки, варшавского профессора М. Брамера, автора исследований о петраркизме в Польше XVI столетия (1967) — широкий круг европейских компаративистских тем. Помимо обычных исследований двухсторонних связей (например, «Шиллер в Польше» М. Шийковского, 1915), здесь разрабатываются и более широкие проблемы, касающиеся крупных литературных течений. Следуя традиции Эд. Порембовича «Андрей Морштын — представитель барокко» (1893), подобные вопросы рассматривают Ст. Лемпицкий «Возрождение, просветительство, романтизм» (1923) и Я. Кшижановский «От средневековья к барокко» (1938). Общее стремление к теоретическим обобщениям характеризует такие польские труды, как «Введение в науку о литературе» (1954 — 1965) — автор С. Шкварчиньска, или «Основные вопросы науки о литературе» — Генрик Маркович (1966).

Не меньшее внимание уделяется сравнительным исследованиям и в ГДР, в первую очередь учеными университетов в Берлине, Лейпциге и Грайфсвальде. Рита Шобер, директор Института романистики в Берлине, работает в области немецко-французских литературных отношений прошлого столетия, особенно касаясь творчества Бальзака и Золя. Настойчиво разрабатывается проблематика всеобщей литературы и сравнительного литературоведения в Грайфсвальдском университете, где ведутся оживленные дебаты вокруг теоретических основ дисциплины. Директор Института немецкой филологии Г. Ю. Геердс вместе со своими сотрудниками (проф. Бестгорн, Некле, Штайнер) опубликовал в научном бюллетене университета ряд статей по названной теме. Продолжает свои исследования, относящиеся преимущественно к XVIII в., известный ученый Вернер Краусс.

Итак, у нас нет основания говорить о единстве процесса развития науки даже в общих чертах. Имен-

но это разнообразие позиций и точек зрения свидетельствует о сложности дисциплины, о лихорадочности ее поисков, о «болезни роста». В иных обзорах развития сравнительного литературоведения делаются попытки делить нашу науку на школы мирового значения и школы в пределах каждой страны. Говорят, например, об американской школе, отличающейся якобы исключительно эстетическими поисками и тем самым противостоящей французской школе с ее чисто историческими тенденциями, о том, что обе школы решительно отличаются от школы советских исследователей и исследователей-марксистов в социалистических странах и на Западе. Как уже отмечал Рене Этиембль в своем острополемическом и остроумном эссе «Comparaison n’est pas raison» (Сравнение не доказательство), а также в статьях, публикуемых в журнале «Revue de littérature comparée», в последнее время невозможно говорить ни о четко сформировавшихся школах в каждой стране, ни об абсолютно отличных точках зрения. В рамках французской исторической школы проводятся исследования и по сравнительной поэтике, и по сравнительной социологии. Замечательный труд Жака Вуазина, бывшего председателя Международной ассоциации по сравнительному литературоведению, о «Жан-Жаке Руссо в Англии» (период 1778 — 1830 гг.), которому предшествовала работа Родье на ту же тему (период 1750 — 1778 гг.), или труд Ролана Мортье, посвященный теме «Дидро в Германии» (1954), выступают рядом с работами по стилистике и поэтике, начатыми еще Этиемблем, или по литературной социологии, принадлежащими перу Р. Эскарпи. Сам Этиембль ратует за разнообразие поисков во французском компаративизме, тем более что он лично находит явные точки соприкосновения с марксистским сравнительным литературоведением, особенно когда речь идет о расширении сферы исследований за пределы Западной Европы и о принятии типологической -концепции.

Развитию сравнительного литературоведения в последние десятилетия немало содействовали и международные съезды, на которых, с одной стороны, подводились итоги, а с другой — намечались новые перспективы исследований. IV съезд Международной ко-

миссии по истории литературы в Париже (1948), состоявшиеся в период 1954 — 1966 гг. конгрессы Международной федерации современных языков и литератур в Оксфорде, Гейдельберге, Льеже, Нью-Йорке и Страсбурге и, наконец, конгрессы, организованные Международной ассоциацией по компаративистике в Венеции, Чепел-Хилле, Утрехте, Фрибурге (Швейцария), Белграде (1958 — 1967), в решающей мере обусловили оживление исследований по данной специальности. В некоторых странах — Франция, США, Япония, Южная Корея, Алжир — уже созданы национальные общества компаративистов. Мы и в нашей стране готовимся создать подобное общество. Во всяком случае, несомненно одно: стремление к сотрудничеству всех компаративистов мира — американских, французских, советских, японских, включая и представителей стран, в которых имеются нужные силы, пусть даже традиции сравнительно-исторических исследований еще самые минимальные. Состоявшийся в 1967 г. в Белграде конгресс Ассоциации по сравнительному литературоведению продемонстрировал — при всем разнообразии предлагаемых методов — единодушное желание исследователей объединиться для изучения вопросов, представляющих общий интерес (например, проблемы создания истории европейских литератур) и в то же время способствующих углубленному изучению национальных литератур.

Последний конгресс состоялся в 1970 г. в Бордо. На нем был представлен гораздо более широкий круг участников из самых различных стран, причем особенно увеличилось число представителей Востока (33%). В Бордо приехало почти 400 ученых, представлявших 32 национальности и говоривших на 26 языках. Успеху работы конгресса содействовал не только общий подъем науки, но и интересная, зовущая к дискуссиям повестка дня.

Две главные темы освещались в докладах и выступлениях: «Литература и общество, вопросы структуры и коммуникации» и «Литературы Средиземноморья, наследие и обновление». По этим вопросам было представлено более ста сообщений преимущественно с социологической тематикой. Помимо этого,

работало два коллоквиума по проблемам взаимоотношений Европы, Африки, Запада и Востока.

Это предпочтительное внимание к социологическому аспекту лишний раз подтвердило — и на этот раз в международном масштабе, — что ныне уже невозможно рассматривать литературные проблемы вне социальной динамики, которая порождает их. Представитель Социологического направления профессор Роберт Эскарпи, организатор конгресса в Бордо, представил доклад на тему «Литературное и социальное», главный вывод которого состоял в том, что необходимо создать социологию книги или психосоциологию чтения и вообще социологию литературного произведения. В двух специальных докладах говорилось о разработке «Международного словаря литературных терминов» и о проекте создания «Истории литератур на европейских языках», на чем мы остановимся подробнее в последней части данной работы.

Отличительной стороной конгресса в Бордо было объективное, уважительное отношение участников к представителям всех стран как с точки зрения выбора тематики, так и в смысле оценки различных концепций, высказанных по названным выше проблемам. На конгрессе господствовал подлинный дух международного сотрудничества.

Дата добавления: 2021-11-30; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 4 5 6 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!