Право как социальное явление.

Обратимся к показательной социальной дилемме, названной "трагедией общинных выгонов". Пред­ставьте себе 100 фермерских хозяйств вокруг выгона-паст­бища, способного прокормить 100 коров. Если каждый фер­мер пасет одну корову, то пастбище используется оптимально: коровы сыты, пастбище не вытоптано, трава успевает выра­сти. Но один из фермеров решает удвоить свою выгоду и вы­пустить на выгон вторую корову. Он считает, что "излишне­го выпаса будет всего на одну корову сверх обычного". Но так поступить может каждый из 100 фермеров и тогда вместо зеленого пастбища будет утоптанная площадка без единой травинки.

Дилемма "общинных выгонов" показывает те проблемы, которые возникают в реальных социальных отношениях и ко­торые приходится преодолевать людям в процессе социально­го взаимодействия. Казалось бы, решение дилеммы не слож­ное: просто всем надо соблюдать условия и правила этой игры и все будут в выигрыше. Однако так ли на самом деле все просто? Допустим, один из фермеров свято соблюдает сло­жившиеся правила, а другие этого не делают. Тогда он оказы­вается в проигрыше и начинает рассуждать следующим обра­зом: "Конкурентам доверять нельзя. Я должен защищать себя и свои интересы. Кроме меня об этом беспокоиться некому. У меня нет выбора. Я должен действовать так же, как и мои конкуренты". Ловушка заключается в том, что такой способ размышления может быть характерен для каждого участника этой ситуации. Итоговый результат известен. Парадоксально то, что в ловушку попадают те, действия которых, казалось бы, вполне рациональны — каждый стремится обезопасить себя и получить большую выгоду. Такой рационализм, как из­вестно, соответствует постулатам либеральной теории, в ко­торой провозглашается, что стремящиеся к максимальной выгоде для себя удовлетворяют вместе с тем общественные потребности.

Размышляя над дилеммой "трагедии общинных выгонов", предположим, что взаимное недоверие фермеры смогли пре­одолеть, и они сумели урегулировать возникших проблемы таким образом, что следование правилам, которые были на­рушены, восторжествовало. Но какова цена такого решения? Не достигнут ли общественный порядок путем отказа от инди­ видуальной свободы, посредством жесткого внешнего контро­ля над инициативой и предприимчивостью? Не окажутся ли они в ситуации (тоже ловушка), когда можно сказать: "Регу­лирование уничтожило свободу". Не заплатили ли они таким "простым правильным" решением этой социальной дилеммы перспективой своего будущего, благополучием как отдельных людей, так и общества в долгосрочной перспективе. Ведь вся­кое социальное развитие невозможно без инициативы, про­явления таланта, воли, упорства.

Итак: дилемма "трагедия общинных вы­гонов" позволяет увидеть, что социальные взаимодействия переплетены в сложный клубок интересов участников обще­ственной жизни, как в чем-то совпадающих, так и крайне противоположных. Стремление к личной выгоде, успеху, при­знанию выступает источником благополучия людей. Однако конкуренция и ограниченность ресурсов, помимо прочего, ста­новятся основой различных конфликтов, включая деструктив­ные. Успешно функционирующее общество "сопрягает", по меньшей мере, три разных момента: свободу индивидов, общественную стабильность и социальное регулирование, которое обеспечивает сосущество­вание первого и второго. В принципиальном плане решение социальных дилемм достигается в состоянии (траектории) ди­намического равновесия общества. Динамическое равновесие обеспечивается действием значительного числа факторов: эко­номических, политических, научно-технических, социокуль­турных, правовых и др.

Остановимся на некоторых наиболее важных аспектах понимания права как социального явления.

1. Право есть процесс и результат, выражающий потреб­ности функционирования и развития общества.

Право сложилось в процессах социального взаимодействия и в этом смысле является естественным. В социологическом анализе умест­но проведение сравнения становления права с формировани­ем рыночных отношений, которые возникли стихийно (есте­ственно) в обществе без заранее придуманного плана с чьей-либо стороны. С социологической точки зрения, право есть социальный феномен, не всегда тождественный воле за­конодателя, законодательству, в нем проявляется дозаконотворческий и надзаконотворческий комплекс объективных за­кономерностей, необходимостей, свойств, требований и пра­вил социальной общественно-политической жизни.

Однако для социолога право как социальное явление — это вместе с тем и позитивное право:совокупность норм, регулирующих обществен­ные отношения, результат деятельности публичной власти.

       2.Право образуется, функционирует в процессе социального взаимодействия.   Так, для Робинзона Крузо, живущего одиноко на острове, добывающего пищу, разводящего огороди животных, до встречи с Пятницей, право, как нечто имею­щее отношение к его жизни, лишено всякого смысла.

       3. Право связано с типом организации социальной систе мы и ценностями, которые признаются приоритетными в данном обществе.

В принципе можно говорить о двух идеальных типах об­щественной организации и социального регулирования: о персоноцентристском и системоцентристском (социоцентристском) обществах.

Смысл и цели обществ персоноцентристской ори­ ентации — человек, его свобода. В начале исторически долго­го развития персоноцентризма его "стандарты" распростра­нялись не на всех членов общества, как это было, например, в Древней Греции. Поступательные изменения в истории человеческой циви­лизации связаны в том числе с тем, что свободе человека в обществе отдается предпочтение во все большей и отчетливо выраженной форме. С периода Нового времени законодатель­но закрепляются права и свободы человека, нарушение кото­рых считается неприемлемым посягательством на обществен­ные устои и ценности.

В обществах социоцентристской ориентации человек — не свободный индивид, не самостоятельная и самодостаточная личность, а средство для осуществления так называемых об­щественных целей.

Право и тип социальной системы взаимосвязаны. В ран­них (системоцентристских) цивилизациях, возникающих как родо-племенные сообщества, действуют мононормы, т. е. системоцентристские нормы, обеспечивающие строгую регламен­ тацию жизни людей в сообществе. Сложившаяся позднее гре­ко-римская цивилизация несет в себе начала персоноцентриз­ма. Здесь разложение системоцентристских мононорм, с одной стороны, было связано с формированием морали и религии допускающих свободомыслие, с другой — с появлением право­вых норм, закрепляющих частнособственнические отношения и равенство свободных граждан. Возникновение христианской цивилизации приводит к возрождению греко-римского персоноцентризма (в частности, складывается персоноцентристская протестантская религия, мораль) и появлению идеологии естественных и неотчуждаемых прав человека. Таким образом, право как социальный феномен обуслов­лено системой ценностей общества, характером отношений, которые формируются в системоцентристских или персоноцентристских моделях общественной системы.

4. Право в социологии рассматривается через призму ин­тересов людей, социальных групп. В данном случае вопрос, интересующий исследователя, мог бы звучать так: есть ли у субъектов общественной жизни интерес (заинтересованность) в праве и если есть, то в чем он заключается? В новоевропейском обществе, исповедующем личный ус­пех в качестве одной из основных социальных ценностей, ре­алистичным является взгляд на человека как существо, ори­ентированное на получение личностного результата, успеха. Для этого от него требуются воля, упорство, способности, талант и немного удачи. Успех есть социальный показатель его "личностной и общественной состоятельности". "Состоять­ся" в жизни, по сути, означает стать состоятельным (бога­тым). Интерес индивида в связи с этим заключается в дости­жении успеха, в желании обрести статус и реноме "состоя­тельного человека". Перед нами модель, которую условно мож­но было бы назвать "человек-успех". "Человек-успех" прилагает усилия и стремится к выгоде. Это вполне типичное поведение людей в современном обществе. Все стремятся к успеху, но ресурсы ограничены. В кон­курентной борьбе победит самый предприимчивый (самый достойный), но лишь тогда, когда конкуренция будет проходить по правилам. В противном же случае победа будет за сильным по праву сильного или за обладателем прав привилегий, или победит власть по праву государства. Таким образом, эгоис­тичному человеку нужно еще что-то для достижения успеха, реализации личных интересов кроме таланта и упорства. По сути, у него нет выбора — либо произвол, право сильного, либо... право. Получается, что индивиды, заботящиеся о своей выгоде, заинтересованы в праве.

"Интересы — выгода — право" — это взаимосвязанная и взаимозависимая система. Интерес в праве эгоистичного чело­века выражается в его личной заинтересованности создания стабильных, устойчивых форм социальных отношений, таких форм, которые представляют формально равные шансы на успех в обществе. Однако реальная жизнь — не просто некие красивые слова о правильном и неправильном, о должном и запрещенном, о том, что можно и что нельзя делать, а пото­му область правовых интересов субъектов социальных отно­шений простирается в сферу законодательных, процессуаль­ных и правоприменительных гарантий.

Перевод изучения права в сферу интересов индивидов показывает, что право начинается с притязаний, придания им юридической формы и создания правовых гарантий в реа­лизации притязаний.

5. Право, возникнув из потребностей субъектов соци­альных взаимодействий, становится "самостоятельной" со­циальной силой, регулирующей, определяющей общественную жизнь. Право меняет "социальную систему координат" пове­дения в жизни людей. Их желания, интересы "теперь... реали­зуются только потому, что побуждены и поддержаны правом, пусть даже вопреки породившей и предшествовавшей их жиз­ни: fiat justicia, pereat mundus (пусть свершится правосудие, даже если погибнет мир), — писал немецкий социолог Г. Зиммель. — Следовательно, хотя соответствующее праву поведе­ние коренится в целях социальной жизни... оно уже не явля­ется средством, но наоборот... определяет способ организации жизненного материала".

Право действует и выполняет социальные функции в раз­личных видах социальных взаимодействий. Например: 1) в обеспечении прав и свобод человека; 2) в достижении социального консенсуса преследующих эгоистические и групповые интересы индивидов и групп; 3) в "устранении" истоков социальных конфликтов в усло­виях ограниченности природных и социальных ресурсов (бо­гатство — власть — престиж), неравенства доступа к ним, а в случаях их возникновения — нахождении правовых форм их регулирования; 4) в становлении правового государства, гарантирующего права и свободы граждан, формировании институтов граждан­ского общества.

Однако не стоит представлять обще­ство с "инкорпорированным" в его структуру правом идеаль­ным. Нет, оно проблемно. Право ничего не говорит о том, как именно распорядятся индивиды социальными возможностями, свободой. Свои проблемы человек решает самостоятельно. Пра­во не исправляет людей, не делает их моральнее, честнее, возвышеннее. Это сфера моральных и религиозных ценностей. Право также не является способом, устанавливающим соци­альное равенство по типу уравниловки, равенства достижений. Наверное, предназначение права в социуме лучше рас­ крывается в модели игры в "кошки-мышки". Право обязывает "кошку" сохранить жизнь и поле для свободы действия "мыш­ке". "Кошка" примиряется с этим, но делает все от нее зави­сящее, для того чтобы ее сила и господство остались неиз­менными. Эта игра — образ общественной драмы между носи­телями власти, влияния, силы, богатства и теми, кто занима­ет более низкие этажи в социальной иерархии.

Помимо этого, в обществе всегда были и будут те граж­дане и организации, включая государственных служащих и структуры государства и управления, которые стремятся обой­ти закон. В этих случаях право вынуждено проявлять свою "силовую" составляющую, стремится сохранить правовой по­рядок, устойчивость общественной организации.

Установление формально равной меры, масштаба в соци­альных отношениях является правовым механизмом решения социальных противоречий, конфликтов. Другого такого соци­ального механизма в истории человеческой цивилизации не сформировалось, и едва ли это возможно. Социальные отно­шения, облаченные в правовую форму, создают условия для высвобождения человеческого потенциала, источника индиви­дуального благополучия и общественного' развития. Право не нивелирует людей, не служит социальным барьером для ка­рьеры, достижения элитных социальных статусов, богатства, власти, но препятствует в свободном обществе превращению социальной силы и привилегированного положения отдельных людей, групп в закрепленные законом социальные привиле­гии, исключительные права. Иерархия, доминирование, под­чинение всегда присутствуют в обществе. Но поскольку право реально, постольку талант и воля позволяют людям жить пол­ноценно и насыщенно, "продвигаться" вверх по лестнице со­циальной иерархии и успеха.

Социальный институт права

Формой организации отношений общества и одним из ос­новных элементов социальной структуры являются социальные институты. Данный термин "широко используется для описа­ния регулярных и долговременных социальных практик, санкционируемых и поддерживаемых с помощью социальных норм и имеющих важное значение в структуре общества".

Социальным институтам присущи следующие общие чер­ ты:

1. Совокупность целесообразно ориентированных стан­ дартов (шаблонов) поведения в типичных ситуациях. Эти стандарты поведения должны выполняться независимо от личнос­тного отношения к ним включенных в действие данного ин­ститута индивидов: "Закон плох, но это закон и его надо ис­полнять". Основой возникновения социальных институтов принято считать социальные потребности, те из них, которые неред­ко называют фундаментальными социальными потребностями. Без их удовлетворения невозможно нормальное устойчивое функционирование общества. В связи с особой значимостью фундаментальных социальных потребностей для общества скла­дываются социальные механизмы, цель которых — создание условий, способов, форм, "безусловно" обеспечивающих их реализацию.

Именно таким социальным механизмом выступа­ют социальные институты:

а) экономические, служащие для становления материальной основы жизни людей и стабильнос­ти общества;

б) политические, регулирующие осуществление власти и доступ к ней, внутреннюю и внешнюю безопасность;

в) институт брака и семьи, обеспечивающий воспроизводство человека и его социализацию, прежде всего молодого поколе­ния;

г) культуры, связанные с образованием, религиозной, художественной, научной деятельностью.

Выделяются и дру­гие социальные институты, например, в современном обществе все более высокое значение приобретает институт здра­воохранения.

Наряду с указанными институтами право тоже является со­циальным институтом.       2. Наличие функций, которые направлены на достижение их целей — удовлетворение социальных потребностей. Для реализации функций всякий социальный институт обладает ресурсами — людскими, финансовыми, материальными и др.

3. Формирование системы социальных статусов и ролей, при помощи которых организуются социальные позиции, со­здается их иерархия с предписанными полномочиями и ресур­сами, а также комплексом ожидания определенных типов ро­левого поведения.

4. Наличие "культурно-идеологической" стороны. Для супругов — это обручальные кольца, брачный ритуал; для государства — герб, флаг, гимн, идеология политической кон­ституционной стабильности; для юстиции — образ богини справедливости Фемиды, верховенство закона, правопорядок, за­конность; для бизнесмена — фирменный и товарный знаки, идеология свободы бизнеса, обязательность договоров; для религии — конфессиональные религиозные ценности, церков­ные ритуалы, обряды.

5. Существование нормативной стороны. Для государ­ства — конституция, законы, кодексы, иные нормативные ;»кты; для бизнесменов — предпринимательское законодатель­ство, хозяйственная этика, контракты; для наемного работни­ка — должностные инструкции. Нормативный аспект и систе­ма санкций обеспечивают поощрение желаемого и подавление отклоняющегося поведения.

Социальные институты могут быть охарактеризованы с точки зрения их внешней формы проявления и внутренней (со­держательной). Социальный институт внешне выглядит как совокупность учреждений, организаций, обладающих опреде­ленными средствами и осуществляющих конкретную деятель­ность по реализации их целей. С внутренней (содержательной) стороны — это определенный набор целесообразно ориентированных стандартов деятельности, поведения. Так, если смот­реть на юстицию как социальный институт, то внешне это со­вокупность лиц (прокуроры, судьи, адвокаты и др.), учрежде­ний (суд, прокуратура, учреждения пенитенциарной системы и пр.) с их материальными, финансовыми средствами, кадрами, а внутренне (содержательно) — совокупность стандартизован­ных образцов поведения правомочных лиц, осуществляющих определенные социальные функции. Стандарты поведения вопло­щаются в социальных ролях (судьи, прокуроры, адвокаты).

Праву, рассматриваемому как социальный институт, свой­ственны все общие черты социальных институтов. Социальный институт права — это вид социального института. Рассмотрим особенности социального института права.

 1. Право есть важнейший фактор социального порядка. Оно предназначено обеспечить общую социальную стабиль­ность, безопасность посредством регулирующей силы законов и их исполнения; обезопасить граждан, общество от различ­ных проявлений агрессии, насилия, последствий деструктив­ных конфликтов; гарантировать упорядоченность, предсказу­емость в социальных отношениях, сделать их как бы "общефоновыми" общественными условиями.

2. Право относится к интегративным институтам.
Нормы права, законодательство воздействуют на все важнейшие стороны жизни людей, деятельность организаций, уч­реждений, органов государства. Поэтому право в институцио­нальном плане выступает одним из скрепляющих каркасов,
интегрирующих общество.

3. Право является нормативным образованием, т. е. определяет пределы допустимого в поведении людей, правовые
рамки деятельности организаций, облекает в правовые формы
государство; и таким способом участвует в формировании струк­туры общества и регулировании социальных отношений.

4. Право, рассматриваемое в институциональном разре­ зе, объектировано в законодательстве. Эффективность его в этом отношении связана с государством и опирается на силу.

При институциональном подходе к пониманию права важно не
только представление о том, в силу каких обстоятельств (аль­труизма, лицемерия, боязни наказания) исполняют люди пра­вовые нормы, но и то, что они следуют праву, так как обще­ство потребовало этого от них. Поэтому если человек отказыва­ется исполнять правовые предписания, то общество принуж­дает его к этому, а при необходимости применяет насилие, при­держиваясь принципа: "Сила должна оставаться за законом".

5. Право — часть действующего в обществе социального
контроля, который можно определить как "способ саморегуляции социальной системы, обеспечивающей упорядоченное взаимодействие составляющих ее элементов посредством нор­мативного (в том числе правового) регулирования". Круги социального контроля начинаются с первичных малых групп —
семьи, друзей; в более широких группах действует контроль
профессиональной группы, членов клуба, общественных орга­низаций; наконец, существует социальный контроль внешне­го круга; мораль, обычаи, нравы, религия, и юридико-политический контроль.

6. Право взаимосвязано с политическими институтами
общества, а потому является инструментом политики. Содер­жание права и его применение связано в большей или мень­шей мере с общественным и политическим консенсусом в об­ществе, властвующей элите.

7. Право — часть социокультурной ценностной системы общества, оно отражает и воплощает доминирующие в нем ценности.

С практической точки зрения наибольший интерес вызы­вают вопросы функционирования социального института пра­ва, т. е. реализация в реальной жизни общества его функций. Функционирование социальных институтов происходит в совокупности сложных социальных зависимостей. Польский социолог Я. Щепаньский выделил такие факторы эффективно­го их функционирования, как: четкое определение цели, задач и объема функций соци­ального института; рациональное разделение труда и его рациональная орга­низация внутри системы институтов и каждого института в отдельности; степень деперсонализации действий и объективации фун­кций и ролей, выполняемых лицами от имени социального це­лого, близость поведения членов института к социальной мак­симе; признание и престиж, какими обладает данный социальный институт в глазах групп, общностей, общества; бесконфликтность включения социального института в глобальную систему социальных институтов, т. е. в общество.

Если исходить из этих показателей, то обратные, низкие их значения будут говорить о дисфункции социальных инсти­тутов. Внешне дисфункции социальных институтов проявля­ются в недостатке квалифицированного персонала, матери­альных, финансовых средств, в организационной неурядице. С содержательной точки зрения дисфункции выражаются в не­ясности целей, неопределенности функций, падении прести­жа, авторитета института. Важный показатель дисфункции института — персонализация его функционирования. Это оз­начает, что институт перестает действовать в соответствии с общественными потребностями и целями, а его функции ме­няются в зависимости от отдельных лиц, их личностных ка­честв и интересов.

Состояние социальных институтов является индикатором социальной стабильности и уровня "развитости" всей обще­ственной системы. Многие проблемы современного российско­го общества заключаются в том, что преобразования, прово­димые в стране, никак не могут выйти на уровень эффектив­но действующих институтов. Это положение можно отнести и к правовому социальному институту.

3. Изучение правового сознания в социологии

Право является неотъемлемой частью жизни общества и поэтому, естественно, в обществе, в составляющих его соци­альных группах, индивидах, возникает реакция на право, его формы, проявления, которая воплощается в правосознании и поведении членов общества. Она может быть разной, посколь­ку люди могут воспринимать право как важнейшую часть их взаимодействия, но могут относиться к праву пренебрежитель­но. Право может иметь разные "отражения" в сознании чле­нов общества, отливаться в разные образы, но оно не может существовать вне правосознания конкретных индивидов, социальных групп. Все члены общества, каждый по-своему, ус­ваивают право.

Правосознание — это совокупность знаний, представле­ ний, оценок индивидов и групп по поводу права, его примене­ния, форм выражения.

Правосознание складывается с социологической точки зре­ния под влиянием ряда социальных факторов: исторического опыта общества, социального окружения индивидов, собствен­ного социального опыта отдельных индивидов и групп. Оно сопрягается с социальной структурой общества, приобретает разную наполненность, форму в зависимости от социального субъекта: общества в целом, классов, групп, слоев, отдельных индивидов.

Однако прежде чем обратиться к особенностям правовых знаний, представлений, оценок разных социальных субъек­тов, следует отметить, что правосознание имеет определен­ную гносеологическую структуру. Выявление этой структуры поможет глубже понять особенности правосознания различ­ных социальных групп.

Структура. Правосознание, как любое другое (нравственное, полити­ческое и т. д.), имеет два уровня: теоретический и обыденный. Они отличаются объемом знаний о праве, его системностью, степенью понимания правовых фактов, явлений и устойчивости правосознания.

- Теоретический уровень правосознанияох­ватывает систематизированное научное знание о сущности права, его происхождении, разновидностях, о законности и правопорядке, юридической ответственности, правовом госу­дарстве. Теоретическое правосознание рационализировано, построено на логической аргументации, представляет собой относительно непротиворечивую систему взглядов, нацелено на понимание сущности правовых явлений. Научно-теоретический уровень правового сознания — результат деятельности ученых, профессиональных правоведов. 1х взгляды выражены в научных понятиях, правовых идеях, теориях, которые выработаны в процессе обобщения, изуче­ния, сравнения многовековой и современной юридической прак­тики и теории.

- Обыденное правосознание,напротив, не систематизиро­вано, фрагментарно, состоит из отрывочных знаний, представ­лений, оценок права и его применения. Эти фрагменты могут противоречить друг другу, сочетаться с "правовым фолькло­ром", который включает неверные суждения, надуманные представления о правовых нормах и законах. Обыденное правосознание складывается на основе теку­щей, повседневной жизни, общения людей между собой, прак­тического опыта использования правовых норм, эмпирическо­го знания о действующем праве, о юридической ответствен­ности законности. Понятия обыденного правосознания обяза­тельно включают моральную оценку, которая может даже превалировать, так как правовые взгляды на этом уровне обыч­но далеки от профессиональных. Конечно, это не означает отсутствия моральных оценок правовых явлений у профессио­налов, но они руководствуются в первую очередь буквой зако­на. Обыденное правосознание может в отдельных случаях при­ближаться к профессиональному. Например, человек становится знатоком жилищного законодательства в силу собственных интересов и личного опыта. Он не имеет специальной юриди­ческой подготовки, но на практике приобретает достаточный объем знаний в этой области, навыков по их использованию. Его "научное" правосознание ограничивается представления­ми о конкретной социально-правовой практике, остальные области права он представляет так же, как и многие окружа­ющие его люди, в усеченном виде или вообще не имеет о них представления.

Члены общества на уровне обыденного правосознания могут оперировать теми же юридическими понятиями, что и профессионалы-юристы. Однако нередко для рядовых граж­дан они не имеют действительного юридического звучания. Безусловно, любой человек в российском обществе отнесет к области права такие понятия, как право, закон, преступле­ние, но не всякий свяжет с правом термины "государство", "гражданин", "президент", "депутат". Хотя они одновременно принадлежат и к праву, и к политической сфере, для многих граждан России они имеют отношение только к политической жизни общества. Мало кто из непрофессионалов свяжет поня­тия "семья", "свобода", "собственность" с правом, хотя они давно интегрированы в него. Осведомленность о "юридичес­ком" наполнении тех или иных понятий зависит как от соб­ственной социально-правовой практики индивидов, так и от правовых традиций общества. Следует отметить, что право­вые традиции общества влияют не только на обыденное пред­ставление о праве, его проявлениях, но и на содержание в той или иной мере правовых теорий, идей, т. е. на научно-теоретический уровень правосознания.

Итак, научно-теоретическая и обыденная стороны право­сознания в совокупности характеризуют правосознание конк­ретного общества, отражают каждый по-своему особенности права, его применение.

Основатели юридической социологии еще в начале XX в. разделили право на "право в книгах" и "право живое" (в жиз­ни). Аналогичным образом российский исследователь правовых проблем с точки зрения социологии Ю. И. Гревцов различает два вида правосознания: застывшее, материализованное в тех или иных формах (законодательстве, научных доктринах), и живое. Застывшее правосознание он называет вчерашним, подчеркивая его оформленность в виде правовых принципов, концепций, идей. Живое правосознание — это то, которое функционирует сегодня, регулирует текущие взаимодействия индивидов, групп, организаций, отражает конкретную социально-правовую практику. Оно воплощается в правосознании различных социальных групп, отдельных индивидов.

Социологическое изучение правосознания предполагает рассмотрение правовых знаний, представлений, отношения к праву, закону различных социальных групп. Каждая из групп в социальной иерархии занимает определенное положение, которое обусловливает их различия в понимании прав, сво­бод, в оценках действующего законодательства и т. д.

К числу наиболее осведомленных относятся предпринима­ тели разного ранга (крупные, средние, мелкие), чиновники, обслуживающие законодательную и исполнительную власть, хозяйственная и политическая элиты, поскольку им практиче­ски ежедневно приходится сталкиваться с правовыми норма­ми, их применением на практике. Правовыми знаниями облада­ют вследствие своей профессиональной деятельности руково­дители государственных предприятий и менеджеры коммерче­ских предприятий и фирм. Знания перечисленных социальных групп имеют выраженную практическую направленность.

Социальная роль, поле социальной активности группы фор­мируют ее правосознание. К сожалению, в последние 10 лет в нашей стране социологами практически не изучались особен­ности правосознания разных социальных субъектов (групп, коллективов, классов). В условиях современной России члены разных социальных групп (больших и малых) получили воз­можность достаточно активной социально-правовой практики. Например, приватизация, появление института частной соб­ственности расширили сферу действия гражданского права и соответственно представления социальных субъектов о нем. Естественно, что формирующийся класс собственников дол­жен был пройти правовой ликбез, получить представление о субъектах и объектах гражданского права, о праве собствен­ности и его защите и т. д.

Прямые носители "рыночного начала", как назвала их академик Т. И. Заславская, образовали особую социальную груп­пу со своим правосознанием, в котором присутствуют элемен­ты научно-теоретического правового знания, почерпнутого из гражданского, административного и других отраслей права. Социально-правовая практика бизнес-слоя, менеджеров, ра­ботников торговли и сервиса, ряда других слоев данной груп­пы побуждает часть из них получать профессиональную юри­дическую подготовку. Мы не рассматриваем здесь, как и в каких целях они будут использовать полученные знания, мы лишь констатируем факт появления слоя, ориентированного на зна­ние правовых норм в своей деятельности.

Правовой "ликбез" по конституционному праву проходят профессиональные политики, участвующие в выборах в орга­ны государственной власти разного уровня, члены их избира­тельных команд. Как субъекты политических отношений они выполняют свои функции в рамках определенной правовой базы. Знания в той или иной области права обусловливаются видом деятельности социальной группы или отдельного индивида. Поэтому правовые знания могут быть разными по объему и систематизированности, сочетаться с очевидно неюридичес­ким знанием, т. е. быть двойственными по содержанию. Правовая социализация через приобретение большего или меньшего объема правовых знаний, их применение на прак­тике охватили в неодинаковой степени различные слои российского общества, пенсионеров, призывников, военнослужа­щих, наемных работников, руководителей предприятий, сда­ющих в аренду помещения, налогоплательщиков, заполняю­щих налоговую декларацию, и т. д. Точнее было бы сказать, что изменился не только объем правовых знаний разных сло­ев общества, содержательная сторона этих знаний, но и моти­вы получения знаний о праве.

Социологическое изучение правосознания предполагает не только констатацию элементов правовых знаний, взглядов, идей, представлений, мнений. В зависимости от преобладания определенных идей, мнений можно судить о направленности состояния правосознания. Проследив его динамику, можно сделать вывод о типе правосознания.

До недавнего времени в правосознании большинства чле­нов российского общества право ассоциировалось с законом, с его императивной формой. Люди знали о наличии в законе приказа действовать тем или иным образом под угрозой санк­ции, запретов, нарушение которых имеет неблагоприятные последствия. В сознании рядового обывателя или занимающе­го какой-либо пост чиновника законы отождествлялись с фор­мулой: "не делай так, иначе...". Знание и представление об императивной форме закона были доминантой состояния пра­вового сознания в дореформенный период. Более того, закон на уровне обыденного сознания зачастую сливался с уголов­ным законом. В гораздо меньшей степени он воспринимался в другой ипостаси, как дающий права, правомочия, гарантии. И это несмотря на то, что именно в данном качестве закон охва­тывал достаточно большое число взаимодействий в обществе. Косвенным подтверждением доминанты императивности закона в правосознании могут служить представления россий­ских подростков о законе как о "правилах, которые не надо нарушать".

В настоящее время происходит медленное изменение пред­ставлений о праве среди различных категорий населения. По­нимание закона как императива дополняется осознанием того, что право и закон — это регулятор множества отношений в обществе: между слоями, группами, организациями, конкрет­ными индивидами в разных сферах жизнедеятельности. В ре­зультате начинает формироваться иная модель правосознания и правового поведения.

Правовые знания, информированность о нормах разных отраслей права, о деятельности органов юстиции составляют только одну грань правосознания, на основе которой нельзя дать полную характеристику правосознания какого-либо со­циального слоя, группы, отдельного индивида. Кроме указан­ных знаний правосознание включает отношение к различным правовым явлениям: к праву в целом, его принципам, идеям, требованиям конкретных норм права, деятельности законода­тельных и правоохранительных органов, законности и т. д. По тому, как относятся граждане к праву (как к чему-то необхо­димому или чуждому, реальному или мнимому), можно су­ дить осоциальном престиже права в обществе. Определенное отношение к праву и закону входит в мотивацию правового поведения людей. Важно не только читать и знать, но и чтить уголовный кодекс, как говорил великий комбинатор Остап Бендер. И не только уголовный. И не только выражать почте­ние к закону, но и ориентироваться на правовые нормы. Оценка правовых явлений, мнение о них характеризуют качествен­ное состояние правосознания отдельного индивида, группы или общества. Доминанта позитивных либо негативных оценок права и закона детерминирует тип правосознания.

Не располагая надежными данными исследований право­сознания современных россиян, трудно выделить доминирую щее в обществе отношение к праву, но можно назвать его характерные особенности.

Одна из них связана с историческим наследием, с тем, что право в России — и царской, и советской — не относи­ лось к разряду первостепенных социальных ценностей. Право не вошло в социокультурную сферу населения, как это про­изошло в ряде европейских стран. В царской России право "находилось в наибольшем загоне" из всех культурных ценно­стей даже у интеллигенции. Было характерно равнодушие русской интеллигенции к правовым вопросам (к правам лично­сти, объективному правопорядку, к гражданскому суду) и то, что правовые темы оставались предметом интересов только специалистов. Причем и они, как ни странно, страдали известной ограниченностью. Так, видный юрист К. Д. Кавелин был равнодушен к гарантиям личных прав, не понимал правового значения конституционного государства.

Демократические писатели XIX в. видели причину убого­го состояния правосознания российского общества в правовой незащищенности, неравенстве перед судом, народной ненави­сти и пренебрежении им. Люди, принадлежащие к разным сословиям, одинаково обходили или нарушали закон. По сло­вам А. И. Герцена, аналогичным образом поступало правитель­ство. Правосознание русского общества было на чрезвычайно низком уровне.     Несмотря на реформы 1861—1864 гг., власть права была мало знакома России. В обществе не было привычки обра­щаться к праву, к закону, но существовал "поиск правды", формировавший петиционное сознание.

Советское общество продолжало воспроизводить пренеб­ режительное отношение к праву, хотя в иной трактовке: пра­во расценивалось как "буржуазный пережиток". В условиях административно-командной системы, где государство высту­пало работодателем, "отцом-благодетелем", сохранялась низ­кая оценка права, правовой защищенности. Сознание самых разных слоев общества по-прежнему носило "просительный характер. Неотчуждаемые личные права и свободы оставались абстракцией, мало кто осознавал их "как систему полномочий для действий в целях самоопределения". Правовой нигилизм подкреплялся репрессиями, господством "презумпции винов­ности", идущей от Вышинского, "позвоночным (по телефон­ному звонку) правом", т. е. всем тем, что не позволяло сде­лать закон общей для всех точкой отчета в поведении. Советс­кая юридическая система отдавала приоритеты политической целесообразности, правовое сознание советского человека было неразвитым.

Традицию равнодушного отношения к праву унаследова­ло российское общество 90-х годов. Смена ориентации с бес­правия на господство права и закона, провозглашенная "сверху", не смогла быстро (автоматически) изменить сфор­мированное в обществе отношение к праву. "Валовой" подход к законотворчеству, принятие законов без прописанных механизмов их реализации либо непродуман­ ных, неисполнение законов, кризис законности на всех уров­ нях, расхождение законов и конкретизирующих их актов, развал производства и исчезновение действительно экономи­ческого стимулирования производителя, сомнительность пра­ вомочий наемной рабочей силы, нарушение прав граждан не способствуют преодолению негативизма по отношению к пра­ву и закону. Российское общество нуждается в формировании нормального представления о праве, законности, правовой справедливости. Утверждение высокого социального статуса закона и права возможно только через создание условий для реального верховенства закона как регулятора социальной жизни и через превращение права и закона в реальную коллективную и индивидуальную ценность, в реальный ориентир поведения для всех, начиная с правительства и кончая рядо­выми гражданами.

Нередко граждане, даже зная о существовании право­вых регуляторов, относятся к ним как к чему-то далекому, не имеющему отношения к их повседневной жизни.

Особенность современного правосознания российского об­щества заключается в парадоксе между правовым нигилиз­ мом, отторжением от права как регулятора отношений, не­ приятием права и престижностью юридических профессий Право еще не стало одной из первостепенных ценностей, необходимых для повседневной жизни, вплетенной в ткань правосознания и по­ведения групп, отдельных личностей, но оно приобрело зна­чение как важный фактор социальной мобильности. Юриди­ческое образование, приобщенность к юридической системе рассматриваются как достаточно высокие статусные характе­ристики. Юридические профессии (хотя и в разной мере) в общественном мнении связываются с приличным доходом, с определенным объемом властных полномочий, позволяющим влиять на поведение людей, с особым родом знаний, выделя­ющих его носителей среди других социальных слоев.

Возросший за последние годы престиж юридических спе­циальностей можно вместе с тем оценить как сдвиг общества к праву, несмотря на то, что социальная, культурная среда не содержат привычек и традиций, поощряющих обращение к нему. Переходный период в развитии общества обозначил по­требность в правовом регулировании всей системы обществен­ных отношений, которая может удовлетворяться при наличии специальных групп людей, обладающих профессиональными юридическими знаниями.

В середине 90-х гг. проводились российско-французские российско-французское исследование правового сознания под­ростков России и Франции, принадлежащих к разным соци­альным слоям. Безусловно, представления подростков о пра­ве несут отпечаток социального окружения, но использовать результаты данного исследования и экстраполировать пред­ставления тинэйджеров о праве на социальные страты, к которым они принадлежат, можно с большой осторожностью. Представления, ценности людей с возрастом претерпевают изменения, и порой значительные. Поэтому воспользуемся лишь примером, касающимся русской модели закона и спра­ведливости.

Сегодня можно выделить такие компоненты моделей пра­вового сознания, имеющие различную содержательную направ­ленность у разных социальных групп и индивидов, как:

а) знания о праве как регуляторе общественных отноше­ний;

       б) представление о собственных правах и свободах, ответ­ственности, а также видах деятельности, регулируемых правом;

      в) отношение к правовым явлениям (к праву в целом, к
требованиям конкретных норм права, к органам юстиции и их
деятельности);

       г) оценка своего правового положения, действующего за­конодательства и возможности правовой активности.

 

4. Правовое поведение: особенности исследования в социологии

Правовое сознание тесно связано с правовым поведени­ем. Оно влияет на поступки личности, направляет ее действия в правовое либо неправовое русло. По поведению людей мож­но судить об уровне освоения и принятия права как регулято­ра отношений. В поведении обнаруживается как следование их нормам объективного права, так и использование личностью как субъектом права принадлежащих ей юридических возможностей.

Вместе с тем между правосознанием и правовым поведе­нием нет линейного, жесткого соответствия. Реальные дей­ствия, поступки людей демонстрируют разные варианты по­ведения по отношению к требованиям норм права: можно знать правовые нормы, последствия своих поступков и действовать вопреки этому знанию; можно не воспринимать позитивно су­ществующие нормы, но следовать им; можно иметь смутные, обыденные представления о праве, законе и действовать по "правовому инстинкту" или правовому чувству, сформирован­ному воспитанием; можно сознательно соблюдать нормы и за­коны, со знанием дела использовать свои права и свободы.

Действия человека в сфере, регулируемой правом, делят на правомерные и неправомерные (противоправные).

Правомерное поведениеподразделяют на:

• объективно-правомерное — личность соблюдает право­
вые нормы при достижении собственных целей в силу внут­реннего убеждения;

• ситуационно-правомерное — поведение личности соот­ветствует принятым нормам в конкретной жизненной ситуа­ции, но внутренние убеждения отсутствуют;

• законопослушное — интересы и цели личности не вполне совпадают, расходятся с правовыми нормами, но, тем не менее, человек им подчиняется.

Неправомерное поведениеможет быть:

• внутренне-обусловленным — личность совершает пра­вонарушение, осознавая, что нарушает интересы общества или права третьих лиц; не выполняет свои обязанности, вытекаю­щие из соответствующих правовых норм;

• ситуативно-случайным — правонарушение обусловле­но незнанием правовой нормы или стечением неблагоприят­ных обстоятельств.

Правомерное и неправомерное поведение выступают ви­дами правового поведения. Объединяющим их основанием яв­ляется их подверженность социальному контролю в его специ­фических, юридических формах.

Единого определения поня­тия правового поведения не существует. В числе одного из них: правовое поведение— это соци­ ально значимое поведение индивидуальных или коллективных субъектов, подконтрольное их сознанию и воле, предусмот­ренное нормами права и влекущее юридические последствия.

Основным признаком любого правового поведения (право­мерного либо неправомерного) служит связь с нормами права: предписывающими, разрешающими или запрещающими. Без подверженности правовому регулированию поведение не мо­жет быть правовым. Правомерное поведение предусматрива­ ется разрешающими нормами, неправомерное (противоправ­ ное) — запрещающими. Оба вида правового поведения характеризуют определенное качественное состояние правосозна­ния. Разнообразие видов правового поведения обусловлено разной мотивацией поведения в сфере права, разной направ­ленностью правовой активности и отдельной личности, и групп.

Личность руководствуется в своем поведении интересами, ценностными ориентациями, установками, образующими мотивационный механизм ее поведения в любой сфере социаль­ной жизни, в том числе и правовой. В основе правового пове­дения личности также лежат определенные потребности, ин­тересы, цели, обусловливающие мотивы этого поведения. Мотивационный механизм представляет внутреннюю сторону какого-либо варианта правового поведения. Кроме внутренней стороны любое поведение имеет внешнюю сторону, выражаю­щуюся в соответствии или несоответствии поведения человека требованиям правовых норм. Однако она всегда имеет опреде­ленные внутренние основания.

Сходные по внешним характеристикам правовые дей­ствия, поступки людей могут быть продиктованы разными ин­тересами, целями, мотивами. Потребности и интересы явля­ются глубинным, внутренним стимулом поведения. Правовые действия совершаются в чьих-либо интересах: собственных, третьих лиц, общественных или групповых. Их различное со­четание, стремление к определенной цели обусловливают мо­тивы правового поведения, среди которых отечественные ис­следователи выделяют:

• внутренние убеждения в правильности и справедливос­ти требований правовых норм;

• наличие собственной потребности в соблюдении закона;

• осознание общественной необходимости соблюдения за­кона;

• сознательное подчинение требованиям закона;

• сознание собственных прав;

• осознание групповых интересов;

• боязнь юридической ответственности;

• традиции;

• пассивное выполнение определенных правил, привычка;

• внутренние, узкокорыстные интересы;

• негативные мотивы (месть, ревность), реализуемые правомерными средствами.

Высшим типом правомерного поведения считают действия и поступки, совершаемые с внутренней убежденностью в со­ ответствии этих поступков праву и закону и по собственной внутренней потребности "жить по праву". Правовая норма должна стать неотъемлемой частью внутреннего механизма пове­дения личности. Превращение правовой нормы в привычку делает право руководством к действию.

       Изучив поведение западные социологи права лю­дей до и после издания нормы права, они выяснили, что эф­фект нормы раскрывается, если она пройдет 4 стадии развития:

1 — актуализация в нормативном варианте скрытых жизненных целей индивида;

2 — осознание того, что новая норма более приемлема для достижения целей;

3 — фиксация нормативного образца в обыденных стерео­типах;

   4— дискредитация прежней формы поведения.

      Следовательно, норма изначально должна объективно выражать какие-то жизненно важные интересы индивида. Лишь в этом случае исполнение ее станет привычкой; про­изойдет превращение образца в повседневную норму, вырабо­тается привычное отношение к правовой норме как руковод­ству к действию. В результате форма поведения в соответ­ствии с новой нормой заменит прежнюю и можно будет кон­статировать, что правовая норма изменила поведение инди­вида: он стал признавать те социальные ценности, которые закрепляет и охраняет правовая норма.

Внутренняя сторона правомерного поведения должна под­крепляться внешними факторами: содержанием и формой вы­ражения правовых предписаний, способностью правопримени­тельных органов гарантировать реализацию последних нали­чием санкций. Правомерное поведение предполагает не только ориен­тацию на нормы права, но и умение выбирать способы ис­ пользования и защиты своих прав, выражать свои правовые притязания. Необходимо желание и умение индивида "впи­сать" себя в общественно-правовую жизнь.

Как было уже отмечено ранее, в России нет историчес­кой традиции считать право важнейшим регулятором соци­альных отношений. Право воспринималось в основном в реп рессивном варианте. Его диспозитивная форма, регулирующая большинство повседневных отношений, была плохо знакома широким слоям населения, мало кто обращался в суд для за­щиты своих прав. Суд в обыденном сознании связывался с уго­ ловными делами и разводами. Члены общества в своем боль­шинстве не имели социального опыта правовой защиты, плохо знали свои права и свободы. Развитая внутренняя потребность в право­вом регулировании социальных отношений была не нужна ни тоталитарного обществу, ни самому индивиду-"винтику". В настоящее время члены российского общества, разных его социальных групп и слоев начинают учиться жить и дей­ствовать "не по правде, а по праву".

5.Социально-профессиональная группа юристов: социальный портрет, поведение, сознание

Рассмотрение круга проблем, входящих в предмет юри­дической социологии, будет неполным без характеристики про­фессиональных юристов как особой социальной группы. Задача эта весьма не простая. Профессионалы-юристы пребывают в рамках юридической системы, в качестве существенных ха­рактеристик которой сами юристы называют замкнутость, явно недостаточную гласность и информированность о ее деятель­ности.

Нельзя сказать, что эта система абсолютно закрытая, «доступная для социологического анализа. В 60-е и 70-е годы, например, проводились исследования деятельности судов, профессионализма судей и ряд других. Однако трудно найти в отечественной литературе исследования, посвященные юрис­там как особой профессиональной группе, особенностям ее поведения и менталитета, внутрипрофессиональному расслоению и взаимовлиянию этих слоев.

Юристы — это специалисты, которые на основе профес­ сиональных знаний заняты деятельностью по созданию, при менению и защите правовых норм, регулирующих социальную жизнь.

Данной группе присущи такие же характеристики, что и любой другой социально-профессиональной группе: 1) заня­тость на основе применения навыков, базирующихся на тео­ретическом знании; 2) специализированное образование и обу­чение этим навыкам; 3) особая компетентность, гарантирован­ная дипломом; 4) наличие определенного кодекса поведения, обусловливающего профессиональную идентичность; 5) испол­нение определенных служебных обязанностей на благо обще­ства; 6) членство в профессиональной ассоциации.

Перечисленные черты свойственны рассматриваемой про­фессиональной группе в целом, независимо от внутренней дифференциации, рангов, полномочий. На профессиональных юристов обществом возложена функция обеспечения и содей­ствия соблюдению прав человека и закона. Выполнение этой функции требует, безусловно, специализированного образо­вания и навыков, особой компетентности.

Поведение профессиональных юристов в большей степени, чем других профгрупп, подчинено строгому кодексу профессионального поведения, особенно тех слоев, которые уполномочены не только уста­навливать юридические факты, но и принимать правовые ре­шения (судьи, работники прокуратуры). Это объясняется тем, что для юриста закон — основа его правомочий и профессиональной деятельности. Служебная деятельность и поведение членов данной профессиональной группы подвержено большей формализации и регламентации, чем других профессиональ­ных групп. Закон является непременным условием нормально­го выполнения функций, взаимодействия с другими людьми и внутри самой профессиональной группы. Поэтому профессио­нальное поведение юристов не просто облечено в определен­ные рамки, но достаточно жестко предусмотрено правовыми актами. К ним добавляются вырабатываемые юридическим со­обществом негласные правила поведения и в результате об­разуется особый кодекс поведения профессиональной группы. Облачение специализированными знаниями и кодекс поведе­ния становятся основой осознания профессиональной группо­вой принадлежности (идентичности): "Мы — юристы". Оно свой­ственно работникам суда, прокуратуры, нотариата, адвока­туры, милиции и др.

     Юристов-профессионалов отличает своеобразие социаль­ного статуса, правового сознания, специфика выполняемой деятельности. К числу таких особенностей, требующих изуче­ния, относятся:

•    стратификация юристов-профессионалов на основе шка­лы внутрипрофессионального престижа;

• самооценка и оценка со стороны граждан специалистов
различного юридического профиля (статуса, функций);

• отношения между разными слоями специалистов, в т.ч. внутрипрофессиональные конфликты;

• влияние внутригрупповых отношений на осуществление
основной для группы функции;

• степень готовности юридического сообщества к действи­тельной защите прав и свобод человека;

• специфика профессионального менталитета;

• степень и варианты сопротивления со стороны некото­рых юристов новым правовым институтам (например, суду присяжных в России в 90-е гг.);

• специфика профессиональной карьеры и влияние "клановости" на профессионально-должностной рост.

Таков далеко не полный перечень групповых особеннос­тей юристов-профессионалов. Они характеризуют внутренние отношения группы, с одной стороны, и отражаются на право-регулирующей функции, выполняемой ею, с другой. В каче­стве примера остановимся на отношении юристов к введению суда присяжных в современной России. Противники суда при­сяжных среди юристов утверждали, что российские граждане не готовы к нему. В обществе отсутствовали правовые тра­диции, было сильно социально-экономическое расслоение, которое обостряет конфликтность, агрессивность. Все это свидетель­ствовало, по мнению противников суда присяжных, о том, что было рано вводить его в России, выдвигался аргумент о непрофес­сионализме "судей факта", который может мешать принимать обоснованное решение.

Сомнения противников суда присяжных можно понять. Но дело не только в неготовности граждан к участию в деятель­ности судов. Совершенно очевидно внутреннее сопротивление этой форме судопроизводства. Некоторым юристам трудно отказаться от привычных форм отправления правосудия, не хочется осваивать новые. Суд присяжных создает иные условия работы и новый тип судьи. Меняется основная задача судьи, которой становится обеспечение возможности всем участникам процесса реализовать предоставленные им права. Естественно, что определенной части судей легче работать в привычной.фор­ме, и суд присяжных воспринимается как помеха. Эта неготовность к поиску новых форм работы, форм и методов обучения им, неприятие нового мешает увидеть по­зитивные моменты в суде присяжных. "Судьи факта" могут внести в отправление правосудия элементы социального опы­та различных слоев общества, уменьшить разрыв между юстицией и обществом, повысить уважение к суду, закону. Не­маловажно то, что правовое знание, приобретаемое присяж­ными в суде, они смогут перенести в свое социальное окруже­ние, семейное, дружеское, профессиональное. А профессиона­лы-юристы получат большое количество добровольных про­пагандистов права.

Отношение к суду присяжных высвечивает и такую харак­теристику группы профессионалов-юристов, как ее менталитет. Обнаруживается кроме обвинительной направленности сознания его корпоративность, стремление отбить малейшую попытку проникновения "чужаков"-непрофессионалов на "священную зем­лю юристов". Это одна из черт правосознания юристов, которое само представляет предмет специального рассмотрения.

Правосознание профессиональных юристов как социаль­но-профессиональной группы отличается от правосознания других социальных групп, поскольку юристы прежде всех других являются носителями и выразителями права и закона. С точки зрения содержания знаний правосознание профессио­ налов в любой области должно превосходить обыденное. Но действительность не всегда совпадает с должным. Пра­вовые знания разных слоев внутри самой профессиональной группы имеют не только разное качество по их глубине Парадоксально, что в ОВД нередко отсутствует достаточный контроль над уровнем правовых зна­ний сотрудников, его не учитывают при аттестации, повыше­нии в звании и должности.

Осуществление профессиональной деятельности, установ­ление и обеспечение правопорядка в соответствии с требова­ниями законности зависит от отношений разных групп юрис­ тов друг к другу, норм этих отношений, сочетания самооценки и взаимной оценки. Изучение этих отношений покажет, влия­ет ли осведомленность о специфике деятельности других на собственную деятельность; источник и формы возможных про­тиворечий между юристами разных специальностей: столкно­вение профессиональных традиций, привычек, стереотипов; возможности и степень влияния внутригрупповых отношений на реализацию общественных интересов.

Представление о профессиональной группе юристов бу­дет неполным без рассмотрения специфических проблем каж­дой из внутренних групп. Например, для работников ОВД на­сущными являются проблемы отношений между вышестоящи­ми лицами и рядовыми сотрудниками (субъективизм, админи­стрирование, произвол); права и свободы сотрудников ОВД; социального партнерства профсоюзов работников ОВД и руко­водства ОВД, профсоюзов и рядовых сотрудников, удовлет­воренность условиями труда, выбранной профессией; преступ­ления работников ОВД. Аналогичным образом можно выделить проблемы других специализированных групп (адвокатов, су­дей, нотариусов, таможенников) при наличии встречного дви­жения юристов-профессионалов и социологов, обоюдной заин­тересованности в изучении подобных вопросов. Для социологии права не менее важно проследить связь социального по­ложения родительской семьи с выбором юридической профес­сии абитуриентами, соотнести уровень подготовки в юриди­ческом вузе в настоящее время с практической деятельнос­тью; удовлетворенность выбранной профессией и множество других вопросов.

Рекомендуемая литература:

1.Бельский В.Ю. Социология для юристов: учеб.пособие для вузов, доп. и перераб. / В.Ю.Бельский. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2006.

2.Гревцов Ю.И. Социология права / Ю.И.Гревцов. – СПб.: Юр. Центр Пресс, 2011.

3.Медушевский А.Н. Социология права / А.Н.Медушевский. – М.: Теис, 2006.

4.Степанов О.В., Самыгин П.С. Социология права. / О.В.Степанов, П.С. Самыгин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.

5.Сырых В.М. Социология права. Учебник / В.М.Сырых. – 4-е изд., доп. и перераб. – М: Юстицинформ, 2012.

6.Юридическая социология. Учебник для вузов / Глазырин В.А., Грибакина и др. – М.: Норма, 2000.

 

 

ТЕМА 4. Социология законодательства и правотворческий процесс

      План лекции

 

1.Социологический подход к изучению правотворческого процесса.

2.Социология законодательства.

1. Социологический подход к изучению правотворческого процесса

Правотворчество — многоуровневый процесс. В нем мож­но выделить два направления: официальное правотворчество и "теневое" нормотворчество.

1. Официальное правотворчество. Это государственная и общественная деятельность, в результате которой образует­ся, поддерживается и развивается система законодательных актов и других правовых норм. Частью правотворчества явля­ется собственно законодательная деятельность (законотворче­ство), но какова же роль социологии в этом деле?

Во-первых, социология призвана выявить и обосновать систему социальных факторов (экономических, природно-географических, экологических, демографических, политико-пра­вовых, идеолого-психологических), влияющих на официаль­ ную правотворческую деятельность.  Социологические аспекты правотворческого процес­са, при этом, прослеживаются по этапам создания нормативного акта. Так, на стадии подготовки текста нового акта следует изучить, в какой степени на содержание нормативного проекта влияют интересы, мнения, традиции, свойственные различным груп­пам населения, в том числе и представленным в государствен­ных учреждениях. На стадии обсуждения проекта необходимо исследовать, какова активность граждан в его обсуждении, какие классы, слои, социальные группы высказывают заме­чания и предложения к проекту и в чем они заключаются; в какой мере эти замечания учитываются в ходе и результате обсуждения.

Социологами, например, специально разработана струк­турно-функциональная схема, так называемой паспорт-фак­ тор, с помощью которого возможно выявление количествен ных характеристик, которые относятся к действию различ­ных социальных факторов, их числу, направленности и мощ­ности влияния. По данному паспорту эксперты могут устано­вить это влияние как сильное, слабое или среднее, исходя из того, реализовано или нет в подготавливаемом проекте отра­жающее это фактор предложение. Действие фактора может определяться экспертами так же, как позитивное или нега­тивное, в зависимости от того, способствовало оно или пре­пятствовало достижению целей, стоящих при подготовке про­екта данного нормативного акта.

Во-вторых, социологи могут изучать и давать практи­ ческие рекомендации по остро стоящей проблеме с подзакон­ ными актами. Дело в том, что подзаконные акты издаются во исполнение законов и не должны создавать новые нормы, регулирующие поведение многих людей. Однако указы, дек­реты, инструкции, приказы имеют видимость закона, с их по­мощью можно утверждать,- допустим, новые, незакреплен­ные в компетенции и неоплачиваемые обязанности индивидов. "Никто даже приблизительно не может назвать число таких актов: десятки, даже сотни тысяч. В них не сориентируется и специалист". Никакой государственной статистики по этому вопросу не ведется. Социологи, пытающиеся изучить положе­ние дел, не всегда допускаются, например, к фондам ведомств. А между тем многие из приказов, инструкций, распоряжений имеют тенденцию приобретать общеобязательный характер, т. е. распространять свое действие не только на работников данного ведомства, но и на другие группы людей и отдельных граждан. Декреты, указы и прочие подзаконные акты позво­ляют руководителям молчаливо присваивать право законода­теля (государства), наступать на права исполнителей, ограни­чивать их фактическую свободу, а равно вершить насилие над людьми. Историки, социологи, юристы, изучая время полити­ческих репрессий в нашей стране, приходят к выводу, что эта система насилий вершилась в значительной части на основе подзаконных актов.

В качестве примера подзаконного акта, на основании ко­торого была раскручена спираль произвольного насилия над людьми, можно назвать постановление Президиума ВЦИК СССР "О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов" от 1 декабря 1934 г. В нем, в частно­сти, предусматривалось сокращение сроков следствия по этим делам, рассмотрение дел без участия адвоката и прокурора, недопущение обжалования приговоров и подачи ходатайств о помиловании. В результате дела лиц, привлекаемых к уголов­ной ответственности по этому постановлению, стали рассмат­риваться во внесудебном порядке, с применением высшей меры наказания, а в связи с большим числом таких дел наказание проводилось по спискам.

В-третьих, социологов также интересует степень воз­ действия стратификации общества на правотворческий про­цесс. Л. Мейхью отмечает, что социологу мало знать, что в правовой системе США существует право быть судимым су­дом присяжных. Он стремится установить, каких людей и из каких социальных слоев включают в коллегии присяжных и каким образом присяжные организуют свою работу. Ему важ­но знать, при каких обстоятельствах присяжные пытаются применить формальное право, а при каких — полагаются на свое интуитивное чувство справедливости. Исследования по­казывают, что стратификация общества воспроизводится в составе присяжных и через их суд влияет на правотворческий процесс. Например, лица, принадлежащие к среднему клас­су, имеют больше шансов попасть в списки присяжных, а ока­завшись в составе коллегии присяжных, быть избранными ее старшиной, вследствие чего значительнее воздействовать на правотворчество.

Американские социологи доказали, что организованные групповые интересы играют важную роль в определении того, какие спорные вопросы передаются для рассмотрения в пра­вовые органы. Так, на область права, регулирующую расо­вые отношения в Соединенных Штатах, значительное влия­ние оказали стратегические планы Национальной ассоциации содействия процессу цветного населения. Эта ассоциация подбирала судебные дела в такой последовательности, чтобы вы­ставлять принципиально новые требования, стимулируя развитие правотворческого процесса по проблемам национальных и расовых отношений. Менее изучена роль стратификации общества в воздей­ствии на правотворческий процесс через других представите­лей юридической профессии: адвокатов, следователей, работ­ников органов юстиции.

2. "Теневое" нормотворчество. Главные причины его раз­вития — неудовлетворительное функционирование официаль­ных норм, пробелы в праве, то, что вначале право рождается неофициально, в практических отношениях людей, в возмож­ности существования неправовых элементов в правотворчес­кой деятельности.

В условиях аномии, кризисного состояния социума созда­ются неофициальные правила поведения, которыми руковод­ствуются значительные группы населения. В чем же проявля­ется "теневое" нормотворчество? В одних случаях — в уста­новлении собственных "полезных" нормативов в рамках дан­ного предприятия, населенного пункта (например, особый по­рядок регистрации граждан по месту жительства), в других — в создании структур, не предусмотренных законом (напри­мер, вооруженных формирований или групп по борьбе с пре­ступностью). Однако гораздо больше можно привести приме­ров другого рода. "Теневое" нормотворчество создает целую систему правил поведения по принципу: "Ты мне — я тебе".

Отечественные социологи все чаще приходят к выводу, что в основе "теневого" нормотворчества лежит фактическое право, то право, которое рождается в самой жизни. Исследо­вания показали, что в обществе наряду с полем юридических прав функционирует поле фактических прав. Всестороннее изучение последних под силу осуществить прежде всего со­циологам. Дело в том, что функция руководства дает индиви­ду возможность неофициально присваивать многие неписаные права.

Критерием, на основании которого можно выявлять и си­стематизировать фактические права руководителей, служит их изначальная привилегия — "исключительное право решать судьбу индивида или небольшой группы людей". Реализация названной привилегии происходит путем постоянного присвоения разных "неписаных" прав в каждом акте взаимодействия индивидов.

Первой группой фактических прав руководителей явля­ется такие их неофициальные привилегии, с помощью кото­рых быстро ухудшается существование людей: право "замо­раживать" сбережения граждан в сбербанках, право освобож­дать себя от несения всякой (экономической) ответственности за принятое решение, право снятия с себя обязанности обес­печивать вновь поступающего на работу специалиста жильем, право "изымать" у коллектива предприятия заработанные им средства, право устанавливать высокие цены на предметы первой необходимости, право изымать продукты и товары из обращения.

Вторую группу образуют те фактические привилегии, ко­торые направлены на обеспечение покорности, послушания, безропотности исполнителей. В названных целях присваивают­ся: право командовать, право игнорировать общественное мне­ние или решение трудового коллектива, право использовать институт секретности для "расправы" с неугодными, право ут­верждать принцип. "Инициативные не нужны: нужны исполнительные", право попрания авторитета труда, унижения чест­ности, право использовать сокращение штата как меру мести.

Третью группу составляют те фактические права-приви­легии, которые указывают на известную заинтересованность руководителей в ограничении осведомленности исполнителей по тем или иным вопросам, в дозировании меры их информи­рованности. Получила широкое распространение тенденция присвоения руководителями права утверждать две правды: одну для приближенной элиты, другую для обычных людей. Сюда входит фактическое право отводить науке подчиненное, вто­ростепенное место, монопольное право на установление низ­ких стандартов научно-технического прогресса, право на со­крытие правды о прошлом, право репрессировать мировоз­зрение, право на закрытие доступа и информации "посторон­ним", право на исключение из обращения огромных массивов литературы. Приведенная классификация не исчерпывает всех функционирующих в обществе фактических прав-привилегий, их богатство и видовые отличия еще предстоит раскрыть со­циологам.

Поле фактических прав взаимодействует с юридическим полем прав человека по меньшей мере в трех направлениях:

       1) фактические права могут полностью блокировать действие юридических прав. Например, юридическое право на труд, .закрепленное в п. 3 ст. 37 Конституции Российской Федерации практически обесценивается, не действует в полной мере, если руководитель присваивает себе фактическое право оценки хорошей работы как плохой;

       2) фактические права способствуют разложению, подрыву авторитета юридических прав челове­ка. Так, предоставленное п. 5 ст. 43 Конституции Российской Федерации право каждому на конкурсной основе бесплатно получать высшее образование нивелируется, теряет смысл, когда руководители присваивают фактическое право использовать в конкурсе "кровнородственную" протекцию для своих близких;

       3) система юридических прав человека не просто индифферентна к фактическим правам-привилегиям руково­дителей, но часто в прямой или опосредованной форме обес­печивает примат последних, их господство.

       К примеру, на основании ст. 26 Конвенции о защите прав человека и основ­ных свобод Комиссия по правам человека Совета Европы при­нимает к рассмотрению дела, в которых были использованы все средства правовой защиты, и рассматривает их только в соответствии с общепризнанными нормами международного права. Казалось бы, все хорошо. Но фактическое поле прав остается не тронутым и не действует в полную силу. Человек не может защитить себя от действия, в частности, фактичес­кого права руководителя организовать против индивида "трав­лю" со стороны коллектива, права применить круговую поруку в отношении неугодного работника, право лишить, например, его участия во внутриведомственном конкурсе на лучшую на­учную работу года и т. д. Всесторонний учет граней соприкосно­вения фактического правового поля с юридической системой прав человека — актуальное направление исследований.

Социология законодательства

У истоков законодательной социологии стоят Г. Спенсер ("Грехи законодателей") и Ж. Карбонье ("Юридическая социо­логия"). Они считали, что социологи могут содействовать улуч­шению функционирования законодательных норм. Так, Г.Спенсер считал, что бедствия, причиненные невежеством законодателей, многочисленнее произошедших из-за невежества врачей. Он выявил некоторые "странности" в законоприменительной деятельности следующего характера: законы, издававшиеся против ростовщичества с целью улучшения положения должника, напротив, ухудшали его
положение; попытка в 1915 г. ввести законодательно твердые цены
на продукты, чтобы не допустить голода, была вскоре отменена из-за того, что многие виды продовольствия полностью исчезли с рынка; стремление установить жесткие размеры заработнойплаты рабочим мешало развитию промышленности, увеличи­вало страдания населения, пока, наконец, их не отменили.

О том, что законодатели могут ошибаться, принимая за­кон, говорит практика отмены-исправления уже принятых законов и практика "мертвых" законов, т. е. таких, которые приняты, но не работают. Создавать законы для целого наро­да — это наука и искусство одновременно и ими следует вла­деть. Законодатель не имеет права приступать к работе при отсутствии знаний о тех социальных процессах, в которые он вмешивается. Он должен понимать структуру общества, ее функционирование, постоянно изучать причинно-следствен­ные связи между людьми, знать, что каждый закон, направ­ленный на изменение человеческого поведения, постепенно изменяет и саму природу человека. Нормативный акт может стать причиной неисчислимых людских бедствий. Примером служит существовавшая в Советском государстве Практика "тайной дипломатии" против граждан, когда не опубликован­ные нормативные акты ограничивали их права и свободы.     Итак, законодательная социология необходима для того, чтобы:

- свести к минимуму возможное негативное действие за­кона;

- изучать условия общественной жизни, причинно-следствен­ные связи, изменяющиеся принятым юридическим законом; показать, как влияет закон на судьбы людей;

- проанализировать реакцию общественного мнения на за­
кон; выявлять общественные сферы отношений, которые тре­буют законодательного регулирования.

Социологию законодательства можно определить как комп лекс теоретических и эмпирических исследований в рамках ю ридической социологии (социологии права), направленных на социологическое обеспечение законотворчества.

Принято выделять социологию предзаконодательную, соб­ ственно законодательную, послезаконодательную.

Потребность в предзаконодательной социологии существу­ет в ситуациях, когда нужно провести зондаж общественного мнения по тем или иным социальным вопросам, требующим законодательного регулирования, а также в тех случаях, ког­да необходимо подготовить различные категории населения к предполагаемым изменениям правового характера.

Сфера послезаконодательной социологии связана с изучением общественного мнения по отношению к действующе­му законодательству, эффективности действия тех или иных правовых норм. В прошлом немало реформ было нереализовано лишь потому, что власть, издав закон, тотчас же теря­ла интерес к его дальнейшей судьбе. Чтобы такого не проис­ходило, необходимо после издания нового закона проводить сбор статистических данных и периодические опросы, кото­рые позволили бы выявить масштабы и причины его возмож­ной неэффективности действия. Чтобы преодолеть выявлен­ную таким образом его неэффективность и сделать закон дей­ственным, правительство в зависимости от конкретной ситу­ации должно использовать такие особые меры, как офици­альные разъяснения, служебные инструкции, вмешательство прокуратуры, а в особых случаях — новое обращение к за­конодателю.

Социология законодательства в собственном (узком) смыс­ле слова охватывает широкий спектр "социологического обес­печения" законотворчества, включая: - прогнозирование потреб­ностей в правовом регулировании; - участие в разработке кон­цепции и проекта нормативного акта; - научно-практическую экспертизу законопроекта; проведение в случае необходимос­ти законодательного эксперимента; - организацию мониторинга и проведение экспресс-опросов общественного мнения по от­ношению к правовым нововведениям; - исследование эффектив­ности действия принятых нормативных актов.

Социология сотрудничает с законотворчеством и законоприменением, но не должна смешиваться с ними.

С помощью социологии законодательства:

1. Выявляются группы давления, приемы действий заин­ тересованных лиц при разработке и принятии законопроекта. В данном случае речь идет, в первую очередь, о "лоббиз­ме" т. е. системе и практике реализации интересов различных групп (союзов и объединений) граждан путем Организованного воздействия на законодателя и административную деятельность государственных органов. В советской истории эти процессы были скрыты завесой секретности, а в советологической литературе характеризо­вались как "схватка бульдогов под ковром". В обществах ры­ночной экономики получили распространение такие методы воздействия, как "покупка" голосов в парламенте или подкуп чиновников.

2. Исследуются формы и методы сокрытия под деклара­ тивными положениями закона и исключениями из правил груп­повых интересов разных политических, профессиональных или социальных групп.

3. Обнаруживаются типичные формы нарушения законов.
Так, в настоящее время можно говорить о таких достаточно
распространенных нарушениях российской Конституции, как
неприменение конституционных норм, использование взамен
их других актов; произвольное истолкование смысла положе­ний Конституции; нарушение конституционной компетенции государственных органов; несоблюдение конституционной про­цедуры принятия решений, рассмотрения юридических спо­ров; непринятие правовых актов, прямо предусмотренных Конституцией РФ.

4. Осуществляется наблюдение за состоянием "рыночной корзины" нормативных актов. Многими профессиональными юристами делается вывод о том, что в нашей стране не со­блюдено одно из основных условий становления и функциони­рования рынка — его правовое обеспечение.

До сих пор в рыночном законодательстве имеет место своего рода правовой беспредел (издано множество отдель­ных законов, не согласуемых друг с другом, не включенных в единую систему, нередко противоречащих друг другу, что подрывает авторитет права, "провоцируя" нарушение закона у его "пользователей"), а также некритическое заимствование, слепое копирование тех или иных иностранных законов, не учитывающих реальные условия и российскую специфику. Новые законодательные акты нередко бездействуют. Суще­ствует острая необходимость строгого согласования соотноше­ний публичного и частного права.

5. "Фотографируется" картина состояния юридической системы права, а результаты исследований делаются достоянием общественности и политиков. Так, установлено, что законодательство современной Рос­сии характеризуется рядом позитивных черт: сняты запреты наинакомыслие, разрешены забастовки, митинги, признана юридическая, материальная ответственность государства пе­ред гражданами (жертвами политических репрессий, постра­давшими от Чернобыльской аварии), узаконена возможность возмещения морального ущерба, предоставлено право граж­данам обращаться за защитой в международный суд, установлен институт уполномоченного по правам человека.

Кроме положительного, в действующей системе законо­дательства социологами фиксируются и недостатки, такие как: попытки урегулировать законом не относящиеся к сфе­ре правовой регламентации отношения (например, проект ос­нов законодательства об охране семьи, снятый с обсуждения, наделял семью как некое целое правами субъекта права, что влекло ущемление личных и имущественных прав каждого
ее отдельного члена, вторгался в моральную сферу отноше­ний); расширение свободы усмотрения субъектов права; поиск путей борьбы с трансформацией понятия "свобо­да" во вседозволенность; чрезмерная активность ведомств, ибо принятые законы
вступают в силу после того, как ведомства издадут соответ­ствующие инструкции; защита пролоббированных интересов корпоративных групп
в ущерб интересам других групп, да и общества в целом; нередко декларативный, просветительский характер за­конов, не снабженных санкциями и механизмом реализации.

Социологическое законодательное исследование бывает различной степени сложности. Наиболее элементарная его форма — "информационное" изучение, т. е. социологическое исследование, данные и результаты которого (они необяза­тельны для применения) могут быть использованы законодате­лем.

Так, социологические исследования показывают, что в пригородах соседи по квартирам охотно общаются между со­бой, особенно, если у них есть дети. Отсюда можно предло­жить включать соседей в комиссии по попечительству, цель которых — защита интересов малолетних, определение даль­нейшей судьбы осиротевших детей. Пока он не опровергнут последующими социологическими исследованиями, данный вывод может быть положен в основу законодательного реше­ния, в результате которого на свет появится гибкая норма, дающая судье возможность при формировании комиссии по попечительству учесть констатацию социологов.

Законодательная социология может воспользоваться и бо­лее сложными техническими процедурами, действенность ко­торых не столь непосредственна. Это моделирование и опрос мнений.

1. Моделирование.Создавая законодательную модель, со­циолог условно полагает, что она уже является законом, и исследует, какие последствия мог бы иметь такой закон. Эти модели сложны, поскольку они должны отражать не только первичные следствия, но и последующие, а также возмож­ные противодействия, переплетения последствий и т. д. Луч­шие возможности для моделирования открывают те сферы законодательства, где регламентируемые юридические явле­ния легко допускают квантификацию (подбор эмпирических эквивалентов к теоретическому понятию), например, хозяй­ственное, финансовое, семейное право (в той части, где оно сопряжено с демографией). Рассмотрим пример из сферы граж­данского права. Предположим, законодатель уравнял в наслед­ственных правах законных и внебрачных детей. Это тотчас отразилось бы на завещаниях и дарениях, уменьшило бы ко­личество добровольных признаний отцовства, внебрачную рож­даемость, сократило бы число превращений внебрачной се­мьи в законную.

Законодательную модель можно бесконечно уточнять умоз­рительным путем: логическая конструкция нередко сопровож­дается математическим уточнением, в том, конечно, случае, когда в каждое звено схемы могут быть включены достоверные величины, выведенные из имеющихся цифровых денных. Однако сторонников моделей следует предостеречь от излиш­не восторженного к ним отношения. Особенно серьезную про­блему создает специфика юридических явлений, но не тех, которые сами служат объектом моделей, а скрытых, стояв­ших за другими социальными явлениями. Так, специалисты по налогообложению и экономисты оказываются вынужден­ными принять в свои модели в качестве возможных послед­ствий обман, поскольку это характерно для данной сферы отношений.

В данном случае из поля зрения ускользает то, что мо­жет быть названо пассивной неэффективностью нормы, а эта категория существенна. Когда норма призвана оказывать сти­мулирующее действие, полагают, что ее реальное примене­ние именно таково, но здесь возможны заблуждения.

Другой источник ошибок кроется в том, что, создавая мо­дель, ее авторы обычно предполагают изменение закона, ко­торый взят сам по себе, без учета того, что он включен в определенную систему норм и институтов (например, суще­ствование двух законов по аналогичным проблемам может привести к ослаблению действия каждого из них).

2. Опрос общественного мнения. Этим способом можно выяснить, что думает население о проекте предлагаемого закона. Дело в том, что, соответствуя общественному мнению, закон имеет наибольшие шансы стать эффективным. И. Бентам в свое время заметил, что даже деспоты чувствительны к такому доводу. Опрос общественного мнения, проводимый в национальном масштабе, равнозначен обнаружению той общей воли, которая призвана создавать закон.

Конечно, официально проведенный референдум более точно выразит общественное мнение, чем опрос, представляющий собой уменьшительную модель настоящего референдума. Очевидно и психологическое раз­личие. Респондент общается с лицом, проводящим опрос, а не находится наедине с собой в избирательной кабине, как про­исходит при референдуме. Разъяснения "за" и "против", кото­рые респондент получает при опросе, не оказывают на него такого воздействия, как избирательная кампания.

Опрос общественного мнения лишь подобие референду­ма, но конституционный референдум не может быть исполь зован для предварительного изучения законодательной про­блемы. На данной предварительной стадии полезен экспери­ мент, призванный выяснить, каково будет избирательное по­ ведение населения при различных вариантах решения этой проблемы. Опрос общественного мнения — наиболее подходя­щая форма такого эксперимента. Чем больше опрос будет по­хож на реальное голосование, тем достовернее он окажется. Поэтому при подготовке анкеты следует отдавать предпочте­ние наиболее просто сформулированным вопросам, на кото­рые можно ответить только "да" или "нет". При определении выборочной совокупности нужно исходить из того, что гене­ральной совокупностью является все взрослое население, ибо выборка должна репрезентативно представлять избиратель­ный корпус страны.

Опрос обнаруживает и некоторые преимущества в срав­ нении с референдумом. Он позволяет проверить установки раз­личных категорий населения, уделить больше внимания наи­более динамичным категориям — молодежи, городскому насе­лению, работающему, т. е. тем, в отношении кого будет в бу­дущем применен закон, являющийся сегодня лишь проектом. Они равны между собой. Авторитет референдума зиждется на при­знании правила большинства, согласно которому для утверж­дения какого-либо законопроекта необходимо, чтобы за него проголосовало более 50% имеющих право голоса.

Кроме того, существует и другой подход, по которому закон может быть утвержден, если за него отдано две трети голосов. При этом исходят из того, что с данным числом (две трети) традиционно связывается понятие квалифицированно­го большинства. (древнее изречение: "трое состав­ляют коллегию"). Трое — это самая элементарная малая груп­па, где решение может быть принято большинством голосов. Результаты опроса ни в коей мере не обязательны для законодателя, он свободен в своем решении, и имеется немало примеров, когда законодатель занимал позицию, обратную мнению большинства опрошен­ных. Так, опрос о режиме семейного имущества показал,

Высказывания общественного мнения нередко могут по­казаться противоречивыми, ложными, не соответствующими научным представлениям о предмете суждений. В этих случа­ях легко поддаться искушению объявить общественное мне­ние некомпетентным, искаженным идеологическими догмами, примитивными стереотипами обыденного мышления и т. п. Но если социолог за этими противоречиями, несогласованностями сумеет обнаружить реальные коллизии интересов людей, то он найдет в общественном мнении ту истину, в которой нуж­дается законодатель. В этом - роль независимых социологичес­ких центров и служб, которые проводят парал­лельные исследования по сходной тематике, обеспечивая та­ким образом взаимный контроль за их результатами.

Рекомендуемая литература:

1.Бельский В.Ю. Социология для юристов: учеб.пособие для вузов, доп. и перераб. / В.Ю.Бельский. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2006.

2.Гревцов Ю.И. Социология права / Ю.И.Гревцов. – СПб.: Юр. Центр Пресс, 2011.

3.Медушевский А.Н. Социология права / А.Н.Медушевский. – М.: Теис, 2006.

4.Степанов О.В., Самыгин П.С. Социология права. / О.В.Степанов, П.С. Самыгин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.

5.Сырых В.М. Социология права. Учебник / В.М.Сырых. – 4-е изд., доп. и перераб. – М: Юстицинформ, 2012.

6.Юридическая социология. Учебник для вузов / Глазырин В.А., Грибакина и др. – М.: Норма, 2000.

 

 

ТЕМА 5. Социология функционирования судебных и правоохранительных органов

      План лекции

 

1. Судебная социология.

2. Социология функционирования правоохранительных органов.

3. Право в "кодексах" и право в жизни: влияние социальных факторов на функционирование права в обществе.

 

Социология судебных и правоохранительных органов — это то направление юридической социологии, которое анали­зирует реальные процессы правоприменения. Понятно, что мало выработать хороший закон и принять его, необходимо, чтобы он действовал, т. е. исполнял­ся. Юридическая социология, существующая рядом с правом, является своеобразным зеркалом, инструментом, который при­зван оценить реальное положение правоприменения и, если это будет нужно, показать праву его недостатки, критически оценить его.

1. Судебная социология

Правовые нормы не действуют автоматически, не реали­зуются сами по себе, их применяют люди — специалисты юридических профессий. Юристы обращаются к правовым нор­мам, толкуют их и применяют по мере надобности.

Обществом, где господствует принцип "Закон превыше всего", до недавнего времени считались Соединенные Штаты Америки. Более чем за двухсотлетний период становления гражданского общества в этой стране складывалась система законов, отражающая интересы людей и предоставляющая им возможность выражать и защищать свои права и свободы. Американцы всегда предпочитали защищать свои интересы при помощи суда, опираясь на чет­кую систему законов, которые как бы охватывают все отношения людей. Население США видело в суде своего защитни­ка, оперативный инструмент, спо­собный справедливо разрешить социальный конфликт, так как в гражданском обществе "право" и "справедливость" со­впадают.

Значение судебной системы в защите прав и свобод граж­дан, а также в борьбе с преступностью и правонарушениями в любом обществе настолько велико, что анализ деятельности суда в западной социологии выделяется в самостоятельную дисциплину.

Если более предметно определить объекты судебной со­циологии, то можно выделить пять ее направлений.

1. Анализ правосудия, соблюдения его главного принципа: равенства граждан перед законом.Это направление включает исследование соразмерности между составом преступления и мерой наказания; выявление отступлений от принципа инди­видуальности наказания, которые выражаются как в чрезмерно суровых, так и в необоснованно мягких решениях суда; ана­лиз причин этих отступлений (либо это результат некомпе­тентности, либо социальных давлений на суды, либо иные причины).

Американские социологи наибольшего ус­пеха в исследовании этого направления достигли именно благодаря своим "разоблачительным" выводам о неправовых яв­лениях в правосудии США. У нас же это направление социо­логического анализа почти не разработано. Правда, в после­дние годы, в связи с введением в практику в нашей стране суда присяжных, появилась возможность сравнить два вида судопроизводства и сделать выводы. Так, например, рассмат­ривая дела об убийствах, суды присяжных значительно чаще выносят оправдательные вердикты. Однако совсем недавно в практике нашего правосудия оправдательных приговоров было ничтожно мало не только по делам об убийствах, но и по другим составам преступления. Когда же рассматривался правовой спор частного лица с государством, решений суда в пользу этого лица не было вообще, найти справедливость в конфлик­те с мощным бюрократическим аппаратом было абсолютно не­возможно.

Суд присяжных — это наиболее реальное достижение демократических преобразований в российском судопроизвод­стве последних лет, это состязательный суд. В нем идет борь­ба обвинения и защиты, борьба умов, борьба систем доказа­тельств. Конечно, суд присяжных общей картины нашего пра­восудия не меняет, тем более что он рассматривает лишь дела об убийствах. Даже на Западе суды присяжных рассматрива­ют лишь 1% от всех дел. Наше правосудие во многом остается прежним. Многие судьи еще не освободились от стереотипа обвинительного уклона. Как правильно отметил А. Ларин: "Судья — арбитр, а не прокурор. А у нас он обвинитель. Поэтому число оправдательных приговоров по-прежнему составляет доли процента; по-прежнему судьи в приговоры переписыва­ют обвинительные заключения. А при состязательном судопро­изводстве оправданий бывает и 20, и даже 40 процентов — никого это в шок не ввергает. У нас суды присяжных выносят примерно 10 процентов оправданий, и это возмущает проку­ратуру и МВД. Суды-де попустительствуют преступности". К сожалению, традиции авторитарного прошлого еще очень сильны в системе судебной власти, хотя в новой конституции и записано, что "в Российской Федерации признаются и гаранти­руются права и свободы человека и гражданина согласно обще­признанным принципам и нормам международного права..."

2. Исследование судебных ошибок.Здесь "разоблачитель­ная" функция судебной социологии проявляется с наибольшей силой. Судебная ошибка — это неправильность в мысли и дей­ствиях правосудия, неправильность в понимании мотива пре­ступного деяния, в его квалификации и вынесении приговора. В практике судопроизводства всегда есть определенный про­цент судебных ошибок. По мнению западных социологов, это каждый пятый случай.

Каковы истоки судебных ошибок в нашем правосудии?

Они проистекают:

во-первых, от того обвинительного ук­лона, который сформировался у нас в авторитарные годы и в определенной мере сохранился в наши дни;

во-вторых, из- за недостатка судейских кадров (вместо работающих сегодня 15 тыс. судей необходимо вдвое больше). К тому же из-за пло­хого финансирования судебной структуры служители право­судия вынуждены трудиться в тяжелых условиях, а гражданам приходится ждать разбирательства дел месяцами, если не годами;

в-третьих, принцип презумпции невиновности у нас торжествует не всегда.

Судебная ошибка — это трагедия, но особенно, когда дело касается жизни подсудимого. Известно, что прежде чем мань­як Чикатило был разоблачен и получил заслуженное наказа­ние, за его кровавые дела был расстрелян А. Кравченко. Еще больше невинных жертв пострадало в связи с кровавыми по­хождениями белорусского маньяка Михасевича, от рук кото­рого погибло 36 молодых женщин. За дела действительного виновника были осуждены 14 человек: один из них был рас­стрелян, другой успел отбыть в неволе более десяти лет, третий после шести лет несвободы ослеп и т. д. По подсчетам исследователей, в России середины 90-х число су­дебных ошибок при исполнении смертной казни доходило до 30% (это их высший предел), т. е. треть приговоренных к ис­ключительной мере наказания погибала ни за что.

3. Социологическое толкование законов— это проблема правоприменения, конкретного оказания помощи судьям в по­нимании глубинной сути правовых норм. Жан Карбонье гово­рил: "Судья — не единственный интерпретатор закона... но лишь судья может придать толкованию обязательную силу".

Проблема правопонимания, толкования закона — весьма сложная проблема. Нормы права можно толковать порой са­мым невероятным образом. Не случайно среди юристов быту­ет каламбур "Два юриста — три мнения". Социологический подход, социологический взгляд на норму закона характери­зуется тем, что социолог как бы наполняет общие, в опреде­ленной мере абстрактные, юридические формулы знаниями того, что происходит в реальной жизни, какие новые тенден­ции, сдвиги, процессы являются определяющими в обществен­ной жизни. Например, десять лет назад смысл и содержание таких явлений, как спекуляция, использование наемного тру­да, частное предпринимательство, в реальной жизни нашего общества стали меняться, но в те годы эти деяния преследо­вались старым законом.

Существует два подхода к толкованию закона: расшири­ тельное (реформистское), когда старая норма соотносится с новыми явлениями, с фактическим положением дел, с прак­тикой, и ограничительное (консервативное), когда судья опи­рается лишь на старое толкование нормы. Юрист, интерпре­тируя закон, должен уметь разумно подводить частное под общее, т. е. конкретное преступление под универсальную нор­му права. Он должен избегать догматического подхода к тол­кованию правовой нормы, он не должен слепо следовать прин­ ципу: "Правосудие должно совершаться, хотя бы погиб мир".

Несмотря на то, что законы порой отстают от реальных процессов, во имя порядка, стабильности общества их необхо­димо соблюдать. Как отмечает Карбонье, "если закон плохой, то это не значит, что его не следует выполнять, его нужно просто менять".

Толкование нормы может носить не только рекоменда­тельный характер, но и иметь обязательную силу, если оно дается соответствующими структурами.

Так, весной 1998 г. Государственная Дума после отставки премьер-министра В. Черномырдина сделала запрос в Конституционный суд о том, со­ответствует ли Конституции представление Президентом три раза одной и той же кандидатуры С. Кириенко на пост Пред­седателя Правительства, так как закон не уточняет этого по­ложения. В п. 1 ст. 111 указано только на то, что Председатель Правительства назначается Президентом "с согласия Государ­ственной Думы". В своем запросе депутаты ссылались на п. 4 ст. 111, где сказано: "После трехкратного отклонения пред­ставленных кандидатур... Президент... распускает... Думу". Под "представленными кандидатурами" они усмотрели разные лица, а не одно и то же. Однако ссылаясь на очередность дел, суд не рассмотрел запрос Думы тогда, когда это было необходимо законодате­лям, а последние уклонились от законной борьбы против "про­давливающих" действий Президента. Создалась видимость, что все протекает в рамках существующего закона.

Норма закона — это не шаблон, под который легко "по­догнать" реальную жизнь. Наше правосудие очень часто сталкивается с трудностями при толковании такой сложной нор­мы, как "предел необходимой обороны", когда человек совер­шил убийство, обороняясь от посягательства на его жизнь. С одной стороны, в кодексах почти всех стран содержится ста­тья, в которой записано, что человек имеет право защищать себя и своих близких (ст. 37 УК РФ). С другой, закон устанав­ливает определенный предел в этой защите, и когда человек превышает его, то он должен за это нести уголовную ответ­ственность (ст. 108 УК РФ). Но каким образом можно безуко­ризненно точно определить меру и грань соразмерности дей­ствий обороняющегося с угрозой его жизни? Психосоциологи­ ческий анализ может быть полезен судебной практике в правопонимании этой сложной нормы.

4. Анализ социальных отношений в обществе через "при­ зму" материалов уголовных дел.Анализ судебных дел, судеб­ной практики — это то пространство, которое дает богатый материал для осмысления состоянии нравов в обществе на том или ином этапе его развития.

Существует два подхода к анализу материалов уголов­ ных дел.

- Первый — это традиционное изучение судебной практики, когда объектом анализа является проблема право­применения, т. е. само право. В этом случае юрист исследует, как конкретная норма права, статья кодекса применялись для решения конкретного состава преступления; выясняет нали­чие достаточности доказательств: вещественных улик, зак­лючений экспертов, показаний свидетелей, потерпевших, которые в своей совокупности позволили суду вынести обви­нительный приговор. Нехватка доказательств — существен­ный изъян того или иного судебного дела. Он анализирует соотношение состава преступления с мерой наказания, запи­санной в обвинительном заключении: устанавливает право­мерность применения норм уголовной ответственности: не нарушен ли принцип социальной справедливости, не назна­чена ли чрезмерно суровая мера наказания или наоборот — необоснованно мягкая.

       - Второй подход к анализу судебных дел — социологичес­ кий анализ жизненного факта, который лег в основу судебно­го дела.

       Любое судебное решение – итог конфликта. Конфликты же как таковые — интересное явле­ние социальной психологии, и их изучение... весьма значимо в социологическом анализе судебных дел"¹.

Судебные дела прошлого — поистине "золотоносная жила", богатейший жизненный материал для социологическо­го анализа состояния нравов в обществе, социальных конфликтов в нем. И если судебные дела были в чисто юридичес­ком плане ошибочными или даже преступно сфабрикованны­ми, то в социологическом отношении они дают огромный мате­риал для понимания общей картины нравов прошлого, инди­видуальных и социальных конфликтов ушедших времен.

Отечественная история судопроизводства за последние 80 лет богата судебными делами, полными драматизма и нару­шений принципа социальной справедливости.

Так, в 30-е годы, в период борьбы И. Сталина за неограниченную власть, в на­шей стране работал судебно-репрессивный "конвейер" распра­вы над так называемыми блоками, центрами Г. Зиновьева, Л. Ка­менева, Н. Бухарина, А. Рыкова и др. Любое, самое малейшее проявление оппозиционности вело к физическому уничтоже­нию. Всем обреченным вменялась печально знаменитая 58-я статья УК об антигосударственных преступлениях, измене Родине. Параллельно гражданским судам работали военные трибуналы. Именно ими были приговорены к расстрелу М. Ту­хачевский, В. Блюхер, А. Егоров и др. В результате этих про­цессов у миллионов советских людей появились подозритель­ность и ненависть к "врагам народа", сформировалась шпио­номания. Затем началась расправа над представителями интелли­генции, которых обвиняли в "двурушничестве" и "пособниче­стве" врагам народа. Шла фильтрация ума нации. Жертвами произвола стали О. Мандельштам. И. Бабель, В. Мейерхольд и др. Атмосфера всеобщего страха, виновности, неуверенности в завтрашнем дне деформировали нравственное здоровье об­щества. С окончанием Отечественной войны судебные реп­рессии возобновились. Считалось, что каждый, кто был в плену, — это предатель, изменник Родины, который должен быть наказан. Сначала всех бывших пленных помещали в филь­трационные лагеря, затем отправляли в ГУЛАГ. Самосозна­нию народа-победителя был нанесен 'огромный урон.

В 1952 г. состоялся судебный процесс по делу "врачей-отравителей", "убийц в белых халатах", которые в большин­стве своем были людьми еврейской национальности. Так, в общественном сознании культивировалась идея антисемитиз­ма, национальной нетерпимости в отношении к евреям.

Во второй половине 80-х годов (время правления Л. Бреж­нева) прошла целая серия судебных процессов, направленных на борьбу с коррупцией, стяжательством, взяточничеством в высших эшелонах власти. Всего за крупные хищения было привлечено к уголовной ответственности 2 млн. человек. На скамье подсудимых оказались зам. министра рыбной промыш­ленности Рытов ("рыбное дело"), зам. министра МВД Чурба­нов, директор московского "Елисеевского" гастронома Соко­лов и многие другие. По "хлопковому делу" к судебной ответ­ственности была привлечена вся коллегия Министерства хлоп­коочистительной промышленности Узбекистана во главе с министром Усмановым.

Однако все это породило в сознании миллионов людей лишь скепсис и недоверие к высшим властям.

5. Анализ стереотипа поведения судей. Судебная социология не может обойтись без психологии, т. е. без психосоциологического анализа. Личность невозможно понять в отрыве от ее социальной роли. Ролевое поведение — это единство индивидуальности и социальной роли, которую человек играет в зависимости от своей профессии, от дела, которому он служит.

В силу существующих стереотипов, схем, идеальных мо­делей поведения, выработанных прошлыми поколениями слу­жителей Фемиды, судьи ведут себя как подобает блюстите­лям закона, делают именно то, что от них ожидают окружа­ющие. Судья — это арбитр, т. е. посредник в споре между обвинением и защитой. От него ждут убежденности в соци­альной ценности закона, нетерпимости к нарушителям норм права. Он должен отличаться строгим, холодным, аналити­ческим складом ума, быть честным, беспристрастным и не­подкупным.

Тем не менее практика нередко дает другие результаты. Дэвид Майерс, исследовавший проблему "социальной психо­логии и правосудия", замечает, что в процессе судебного раз­бирательства на суждения судьи влияет внешность обвиняе мого. Он проявляет больше мягкосердечия к физически при­влекательным обвиняемым, так как "красивые люди обычно выглядят добропорядочными", а люди "с непосредственной внешностью (с большими круглыми глазами и маленьким под­бородком) выглядят более наивными и чаще признаются виновными в делах по неосторожным преступле­ниям. Несимпатичные люди производят впечатление более опасных преступников, особенно, если они сексуальные на­сильники". И еще поразительный факт: если обвиняемый внеш­не похож на судью, то последний считает, что обвиняемый, наверняка, невиновен. Д.Майерс отмечал: "... мы больше симпатизируем обвиняемому, с которым можем себя идентифицировать. Если мы считаем, что мы не способны на такое преступление, то можем предположить, что кто-то, похожий на нас, тоже вряд ли совершал его".

 

2. Социология функционирования правоохранительных органов

Во все времена самой главной задачей государства была защита прав и свобод человека и гражданина, охрана стабиль­ности и порядка в обществе, пресечение и раскрытие пре­ступлений. Наиболее эффективный механизм в борьбе с нару­шениями закона и правопорядка — система правоохранитель­ных органов: прокурора, полиция, федеральные органы безо­пасности и т. д. С начала своего формирования социология активно изу­чала сферу борьбы с преступлениями. Еще в 20-х годах наше­го столетия в США многие социологические программы (на­пример, "Бродяга", "Шайка", "Золотой берег и трущобы") были посвящены проблемам преступности и, в частности, объектам полицейских служб, полицейской деятельности.

В наши дни круг социологических исследований в сфере функционирования правоохранительных органов широк и раз­ нообразен. Это анализ и реального уровня раскрываемости преступлений, и правоприменения законов (какие из них ис­пользуются регулярно, а какие остаются невостребованными), и всех факторов, влияющих на уровень преступности. Последних насчитывается около 300, среди них экономика и соци­альные условия стоят на первом месте. Раньше мы с порога отвергали многие криминологические теории, в том числе идеи Ломброзо о генах преступности, но в них много интересного. И теперь они заново переосмысливаются.

Рассмотрим некоторые из направлений, по которым идет социологический анализ функционирования правоохранитель­ных органов.

1. Анализ общественного мнения о работе правоохрани­ тельных органов.Эффективность работы органов правопоряд­ка определяется не только непосредственно выполненным ее объемом, но и состоянием массового сознания, уверенностью людей, что закон, порядок и справедливость в обществе дей­ствительно охраняются правоохранительными органами. Убеж­денность людей в торжестве законности, правопорядка, спра­ведливости — большая социальная ценность.

Для лучшего осознания данной проблемы сравним эффек­тивность систем охраны порядка в США и России. Оценивая работу органов правопорядка США на уровне обыденного со­знания, нам трудно освободиться от образа супермена-поли­цейского, который создал американский кинематограф. В США десятилетиями культивируется миф, что самое лучшее в мире общество — это американское общество. Идентифицируя, отождествляя этот миф с конкретной личностью, кинематог­раф США создал другой миф: миф о бесстрашном полицейс­ком, наделенном необыкновенными качествами, делающими его непобедимым, готовым прийти на помощь пострадавшему и способным защитить его (сравните с сегодняшними фактами!). Успехи зависят от четкой, слаженной работы всей системы правоохранительных органов и от ее хорошей технической базы. Так, в США все просчитано. Там прекрасно знают, во сколько обходится рас­следование того или иного преступления (например, убийства человека); сколько нужно затратить средств на борьбу с наркобизнесом, рэкетом, на использование транспорта, спецсвя­зи и т. д. Одним словом, знают, во что обходится охрана пра­вопорядка. Кстати, эта сумма равна ассигнованиям государства на вооружение. Немаловажное значение в четкой работе органов правопорядка имеет и высокая зарплата полицейских, достигающая 40—42 тыс. долл. в год (при средней зарплате в США 20—25 тыс. долл. в год).

 В результате хорошо организованной и выполняемой ра­боты 60% населения США с полным доверием прежде относились к по­лиции (сегодня этого уже нет), в России же милиции 90-х гг. доверяли лишь 20—30%. Здесь, конечно, сказываются не только минусы сегодняшней деятель­ности правоохранительных органов, но и "груз прошлого", когда в сознании наших людей милиция воспринималась лишь кара­ тельным органом. Кроме того, опросы общественного мнения этого же периода показывали, что 36% граждан страны считают, что милиция ведет себя бесконтрольно, постоянно нарушает права челове­ка, 46% отмечали крайне низкий культурный уровень ее со­трудников. В отличие от американского киногероя-полицейс­кого, в отечественных фильмах наш блюститель порядка, как правило, человек недалекий, простоватый, внешне непрезен­табельный, любящий выпить.

Однако в пылу критики не следует забывать, что имен­но полиции приходится разгребать "грязные отвалы" бытовой, се­мейной и уличной преступности. Для того чтобы восторжество­вала справедливость закона, именно ей необходимо про­вести сложную и тяжелую работу: найти преступника, изоб­личить, доказать его вину. При этом не следует забывать, что в наши дни правоохранительной системе противостоят все бо­лее организованные, все более профессиональные, техничес­ки хорошо оснащенные преступники, нередко пользующиеся поддержкой властных структур.

Реальную работу уголовного розыска существенно иска­жает знаменитый процент раскрываемости, равняющийся 70. В этом общем проценте "тонут" преступления из категории тяжких и особо тяжких. Известно, что на Западе раскрывае­мость особо опасных преступлений составляет 30—40%, в на­ших отчетах она порой доходит до 80—85% (такого ни в одной стране не было, нет, да и быть не может). Бравирование по­добным показателем вынуждает честных сотрудников лукавить, что в конечном итоге развращает систему правопорядка. Порой раздаются голоса, что при оценке работы правоохра­нительных органов его вообще следует отменить. Вероятно, истина лежит посередине. Критерий раскрываемости сам по себе важен, но его следует видоизменить: работу уголовного розыска оценивать не только по количественным показате­ лям, но и по качественным, одно дело раскрыть заказное убийство и совсем другое — поймать бомжа, укравшего с веревки белье, вывешенное для просушки в каком-нибудь дворе.

В американском обществе с его классической рыночной системой возникает достаточно много различных деловых кон­фликтов, столкновений финансовых интересов. Деловой аме­ риканец и шага не может сделать без своего личного адвока­та, который в конфликтной ситуации профессионально пред­ставляет его интересы. Предприниматель не может обойтись без нотариуса при заключении сделок, контрактов, где необходимо тщательно продумать каждое слово, предусмотреть са­мые неожиданные варианты возможных событий. Отсюда в стра­не большой спрос на юристов. Известно, что в Соединенных Штатах сосредоточено две трети всех юристов мира, их в 2,5 и 5 раз больше, чем соответственно в Великобритании и ФРГ. В США количество юристов приближается к миллиону. Каж­дый год в Америке рассматривается более 25 млн. судебных дел, и каждый четвертый американец участвует в судебном раз­бирательстве в качестве то истца, то ответчика, то свидетеля.

Для современной России важно научиться цивилизо­ванно защищать и отстаивать свои права, должно уметь су­диться. Право должно стать главной социальной ценностью нашей общественной жизни. Нам необходимо преодолеть сте­реотип старого мышления.

Социологические исследования в США свидетельствуют, что профессия юриста является одной из наиболее престиж ных и высокооплачиваемых. Нормальная зарплата юриста в неделю составляет более 1 тыс. долл., а складывается она из высоких гонораров за юридические услуги, вызывающих у обычных людей неприязненное отношение к нотариусам и ад­вокатам.

2. Выявление динамики особо тяжких преступлений.

Жестокой реальностью нашего общества стал рост криминаль­ ных убийств. Вот примеры мрачной статистики.

Если 10 лет назад в России 90-х гг. совершалось в год около 20 тыс. умышленных убийств и покушений на них, то в 1994 г. их было уже 32 тыс. В конце 90-х годов ежегодно "от убийств гибло около 45 тыс. человек"¹ (здесь, видимо, усчитываются не только умышлен­ные убийства, но и убийства по неосторожности). В США, как и у нас, ежегодно происходит примерно 25 тыс. крими­нальных убийств. Однако следует иметь в виду, что в России проживает 147 млн. человек, а в США — 280 млн. В Великобри­тании же с 60-миллионным населением много десятилетий количество умышленных убийств держится на одном уровне — 550 случаев в год. К тому же для криминогенной ситуации в России характерен рост заказных убийств. Так, в 1993 г. было совершено 289 заказных убийств, в 1995 г. — уже 560. Чаще всего (75%) это "разборки" мафиозных структур, борьба орга­низованной преступности за сферы влияния.

Из общего количества заказных убийств, зарегистрирован­ных в 1995 г., удалось раскрыть 60 случаев (т. е. 10%, кстати, за рубежом раскрываемость таких убийств составляет 6—7%). Что касается общих показателей раскрываемости всех, убийств, то в США только четверть убийств остается не раскрытыми.

К примеру, проблема суицида: самоубийство не счи­тается нормой уголовного права, не квалифицируется как пре­ступление, но с позиций социологии — это преступление про тив самого себя. Работникам правоохранительных органов при­ходится иметь дело и с таким видом "преступления". Самоубийство — это конечная фаза острейшего конф ликта: или межличностного, или внутриличностного. Предпо­сылками рокового решения могут быть как материальные ли­шения, условия и образ жизни, так и некоторые генетически предопределенные глубинные функции подсознания, которые внешне проявляются в депрессии, подавленном психическом состоянии. Американские социологии утверждают, что у 20% населения США наличествуют депрессивные состояния.

Э. Дюркгейм на основе огромного статистического мате­риала пришел к выводу, что существует прямая связь между индивидуальным трагическим решением и нравственно-психо­ логическим состоянием всего общества. Мысль о том, что жизнь потеряла смысл, приходит в периоды аномии, кризиса обще­ства, когда рушатся старые идеалы и ценности, когда в новых условиях некоторые люди не могут понять и принять смену нравственных ориентиров, не могут реализовать себя. Вот по­чему состояние аномии общества с неумолимой закономернос­тью сопровождается не только увеличением числа преступле­ний, но и ростом количества самоубийств.

Состояние аномии, которое деформировало нравы наше­го общества с начала 90-х годов, подтверждает идеи Э. Дюркгейма. В 1991 г. из 100 тыс. россиян 27 покончили жизнь само­убийством, в 1992-м — 31, в 1993-м — 38 (в дореволюционной России на 100 тыс. человек приходилось 3 самоубийцы). В 1994 г. на 100 тыс. человек было совершено 54,6 самоубийств (т. е. добровольно ушли из жизни 61 880 человек), в 1996 г. — 39,4 самоубийств (57 812 человек), в 1997 г. — 37,6 (55 031). Во многих случаях непосредственной причиной такого "скачка" суицида является ощущение безнадежности, связанное с по­терей привычного образа жизни (в частности, работы, кото­рая обычно дает человеку не только материальное обеспече­ние, но и возможность самореализации, самоутверждения). Невостребованность, утрата перспективы, уважения окружа­ющих — все это формирует чувство унижения, потери смыс­ла жизни. Известно, что только в 1996 г. покончили жизнь самоубийством 100 молодых офицеров. Рост числа самоубийств чаще всего наблюдался среди пенсионеров, инвалидов и сту­дентов.

3. Анализ материалов уголовной статистики для опреде­ ления стереотипов, повторяющихся шаблонов в отдельных видах преступлений. Согласно американской криминальной статистике "около 70% всех преднамеренных убийств, почти 2/3 всех серьезных преступлений против личности... соверша ются членами семей в пределах семьи, друзьями или лицами, известными их жертвам". Действительно, семья — это такой мир межличностных отношений, где царит не только солидарность и поддержка, но нередко складываются и острейшие противоречия, конф­ликты, которые ведут к тягчайшим преступлениям против личности.

У нас количество преступлений, совершенных родствен­никами и другими близкими людьми, достигает 80%. Анализ уголовной статистики показывает, что существу­ет определенная корреляция между особо опасным преступ­ лением и образованием преступника. Например, 56% убийц — это лица с незаконченным средним образованием; 10% — люди неграмотные или с начальным образованием; 2% — те, кто имеет высшее или незаконченное высшее образование. Невысокий процент убийц с высшим образованием свиде­тельствует о том, что эти люди лучше взвешивают свои по­ступки, более четко прогнозируют ответственность за те или иные деяния, у них более прочно формируются сдерживаю­щие установки, которые могут погасить агрессивные или дру­гие порочные порывы и побуждения. Количество убийц с начальным образованием стоит на вто­ром месте. Подавляющее большинство убийц — это люди с незакон­ченным средним образованием. Как правило, их возможности удовлетворить свои материальные и социальные потребности невелики, но запросы, стремление к обогащению, высокому положению в обществе — чрезмерно большие. Складывается противоречивая психологическая ситуация. Высокий уровень притязаний неадекватен их способностям и социально одобря­емым возможностям. Формируется конфликт между такой лич­ностью и окружающими, который и приводит к трагическому финалу.

Кроме того, на отклоняющееся поведение индивида очень часто влияет алкоголь. Так, статистическими данными уста­новлено, что в нетрезвом состоянии обычно бывают 80% убийц, совершивших преступление; 60% убитых и 50% самоубийц.

Есть свои закономерности и в проблеме суицида, которую изучает суицидология. Согласно социологическим данным, добровольно уходит из жизни 75% мужчин и 25% женщин, чаще всего это проис­ходит в возрасте от 30 до 40 лет. Американские социологи утверждают, что этот период в жизни каждого самый слож­ный и называют его "кризисом 40-летия", "кризисом среднего возраста", своеобразным "взрывом" в середине жизни. Они считают, что эти годы становятся временем подведения, пред­варительных итогов жизни. Некоторые болезненно ощущают неудовлетворенность прожитым и пережитым, приходят к горь­кому выводу, что "жизнь проходит зря". Нередко добровольный уход из жизни мужчин связан с причинами сексуального характера. С точки зрения исследо­вателей, каждый второй случай самоубийства у мужчин спро­воцирован именно ими.

Статистика свидетельствует, что процент самоубийств больше всего падает на людей с "зауженным сознанием", ог­раниченных, недостаточно коммуникабельных, одиноких, не способных найти выход из создавшейся тупиковой ситуации. Наблюдается отмеченный Ч. Ломброзо парадокс: среди бом­ жей, отверженных обществом людей процент добровольно по­кидающих жизнь весьма мал, так как все их мысли постоянно заняты добыванием хлеба насущного. Что касается способа добровольного ухода из жизни, то самый распространенный на Руси — петля, а наиболее редко встречающийся — самосожжение (2% от общего числа).

В пос­ледние годы появилась проблема серийных убийц, сексуаль­ ных маньяков. Маньяки появляются в любом обществе регулярно, с тра­гической закономерностью. Основываясь на данном знании, в США при планировании социальных расходов учитывают на­личие в американском обществе 15% психически больных людей, часть которых страдает навязчивыми, патологически­ми идеями (например, гипертрофированным сексуальным вле­чением).

По результатам отечественной статистики, убийства на сексуальной почве составляют 5% от общего числа всех кри­ минальных убийств. Практические работники правоохранительных органов и ученые-социологи, криминальные психологи стремятся выя­вить стереотипы, повторяющиеся шаблоны поведения манья­ ков, создать их "социально-психологический портрет'". По на­блюдению сотрудников американской службы ФБР и наших работников правоохранительных органов, в частности тех, кто участвовал в группе поиска и разоблачения Чикатило, установлено, что внешне маньяки ничем не примечательны. В своем большинстве "серийные" убийцы и насильники ка жутся добропорядочными людьми: они обычно не пьют, как правило, не курят, отвергают наркотики, но нередко ока­зываются пациентами психлечебниц. Американские службы подметили такую закономерность: маньяки-садисты любят ча­сто и подолгу разъезжать в машине, высматривая очеред­ную жертву.

Немало любопытного обнаружилось в поведении Чикати­ло. Свои преступления он совершал хладнокровно, просчиты­вал все действия, готовился к ним специально, нигде ни разу не оставил улик. Все преступления он совершал с приходом дождя, наступлением грозы, видимо, смена циклонов и анти­циклонов как-то влияла на его психическое состояние. Конеч­но, это всего лишь предположение, но гипотезы являются неотъемлемым элементом социологического исследования.

Т.о., социологический ана­лиз, социологический метод, социологические подходы к юри­дическим проблемам позволяют выявить в функционирующем правовом пространстве четкие тенденции, повторяющиеся яв­ления, определенные закономерности.

3. Право в "кодексах" и право в жизни: влияние социальных факторов на функционирование права в обществе

Юридическая социология изучает функционирование права в конкретных условиях реальной жизни, реальной практики. Следует признать, что два понятия -— "должное" и "сущее", т. е. реальное и действительное — это далеко не равнознач­ ные явления.К сожалению, между законом в "кодексе" и законом в жиз­ни существует определенное несоответствие, своеобразные ножницы, которые могут быть и узкими, и широкими, как в сторону ужесточения, так и смягчения наказания.

Функционирование права можно сравнить с работающей машиной. При исполнении права, как и при функционирова­нии какой-то машины, всегда приходится сталкиваться с оп­ределенным трением, какими-то побочными силами. В резуль­тате в условиях реальной жизни нередко случается, что "на выходе", выражаясь языком кибернетики, оказывается дале­ко не то, что закладывалось "на входе".

Правоприменение часто бывает социально зависимо. В самом широком плане на функционирование права воздейству­ют политика, власть, оказывают давление социальные и эко­номические условия.     Социальное влияние выражается в так называемом социаль ном давлении на все юридические учреждения (следствие, прокуратуру, суд, коллегию адвокатов и т. д.). Уголовный ко­декс бездействует, пока не совершено преступление, но ког­да оно совершено, "все приходит в движение". Тогда в про­цесс реализации права включаются не только правоохрани­тельные органы, "но и большое число неформальных связей и отношений". Процесс движения от правовой нормы к торже­ству законности становится разнонаправленным. С одной сто­роны, прилагаются огромные усилия, чтобы законность вос­торжествовала, а с другой — эти усилия нередко "торпедиру ются". В результате преступникам неправомерно смягчают наказание, а иные вообще уходят от заслуженного возмездия.

Задача юридической социологии заключается в том, что­бы исследовать виды и формы социальных давлений, которые оказываются на должностных лиц, реализующих правовые действия и принимающих правовые решения.

Остановимся на некоторых видах социального давления на правовой процесс.

1. Давление со стороны, властных структур.Как извест­но, у любой власти есть "потолок", но каждая власть стремит­ся поднять его выше. На протяжении всей истории нашего об­щества крупные чиновники властных структур всегда оказы­вали социальное давление на правоохранительные органы. В годы авторитарного правления судебная власть и правоохра­нительные органы были лишь "придатком" партийной и государственной власти. Принципиальные вопросы (казнить или миловать) решались в кабинетах высокой власти, а суд лишь писал обвинительные заключения.

К сожалению, и в наши дни, несмотря на провозглашение принципа независимости судей, властные структуры пытают­ся очертить статус судьи лишь функцией государственного чиновника. Телефонные обращения в правоохранительные орга­ны из кабинетов власти получили ироническое название "те­лефонного" или "позвоночного права". Руководящие структу­ры по-прежнему стремятся держать "на поводке" судебные и правоохранительные органы.

2. Давление со стороны общественного мнения.Общественное мнение может быть выражено при помощи средств массо­вой информации, но может отражать и настроение масс неза­висимо от современных средств коммуникации, так как порою оно зарождается и формируется на базе множества индиви­дуальных мнений, а затем распространяется на огромные со­циальные группы и слои общества. Нередко общественное мнение материализуется в сотнях коллективных писем и те­леграмм, требующих применения к преступнику высшей меры наказания. Их дополняют бушующие толпы людей, которые осаждают здание суда, где проходит судебное заседание. Об­щественное мнение имеет огромную силу, которая может ока­зать воздействие на анализ, толкование, интерпретацию тех или иных правовых действий.

Влияние общественного мнения особенно велико на суды присяжных. Его можно представить в виде "двухступенчатой коммуникации". Вначале умонастроения народа передаются присяжным заседателям, которые не в пример судейским чи­нам более свободны от абсолютизации буквы закона. У них по­чти не бывает гипертрофированного представления об уни­версальности юридического мышления, они более реформис­тски подходят к толкованию, интерпретации закона. Далее об­щественное мнение "материализуется" в вердикте присяж­ных о виновности или невиновности обвиняемого. Влияние ре­альных представлений о жизненных фактах на сознание при­сяжных настолько велико, что эти суды нередко называют "судами улицы".

С этой точки зрения интересен оправдательный вердикт американского суда присяжных по делу знаменитого футбо­листа Симпсона, который обвинялся в убийстве жены и ее любовника. Несколько месяцев вся Америка была прикована к телевизорам, следя за процедурой суда над Симпсоном. Боль­шинство сочувствовало убийце, ибо средний американец, яв­ляясь в своем поведении пуританином, придерживается стро­гих правил в семейных отношениях. Поэтому, когда объявили оправдательный вердикт Симпсону, многие американцы лико­вали, несмотря на несправедливость судебного решения с точ­ки зрения законности. Но народ так хотел, и "суд улицы" был един с умонастроением простых людей.

3. Давление на правоохранительные органы, следствие и суд со стороны средств массовой информации.Современные электронные средства массовой коммуникации и пресса в своей совокупности образуют информационное поле, под воздействием которого находится массовое сознание. По своему со­держанию информационное поле неоднородно, его можно раз­делить на два потока. Первый отражает умонастроение народа, "расположение и состояние умов" общества, служит своеобразным индикатором общественного мнения. На Западе его на­зывают "глазами и ушами народа", а прессу именуют "цепным псом демократии", с помощью которого народ может влиять на государственные структуры и, в частности, на систему право­порядка. С точки зрения властей, свободная пресса — вещь очень вредная, так как власть предержащим приносит лишь голов­ную боль; но она необходима для свободного общества.

Второй информационный поток отражает, как правило, интересы элиты, в руках которой находится информационная власть. В этом случае "коммуникатором" является или автори­тарное государство, или газетные магнаты, или политические партии. Информационная власть — это один из видов по­литической власти, а у любой власти главное — ее корпора­тивные интересы. Социологи Запада говорят, что массовые средства информации, особенно электронные, т. е. телевиде­ние, радио, "владеют мозгами", т. е. массовым сознанием це­лых наций. При помощи информационных каналов коммуника­тор внедряет в сознание людей свои оценки, установки, взгля­ды, интерпретации. Американский социолог Райт Миллс рас­сматривает массовую коммуникацию как средство манипули­рования сознанием людей, когда массовые средства информа­ции внушают человеку готовые оценки и мнения, дают ему ежедневную "порцию" мыслей и побуждений.

Исходя из вышесказанного понятно, что давление на су­дебную систему и правоохранительные органы со стороны об­щественного мнения далеко не тождественно давлению на систему правопорядка по стороны средств массовой информа­ции. Правда, эти два вида давления могут по своему содержа­нию совпадать друг с другом, а могут быть диаметрально про­тивоположны. И вообще само информационное поле, в кото­ром находится индивид, весьма сложно и противоречиво. На­ряду с правдивой информацией оно заполнено и тенденциоз­ными материалами, и откровенной дезинформацией.

4. Давление со стороны криминальных структуросуще­ствляется в наиболее грубой форме. Психологическое и физи­ческое давление может проявляться в виде взяток, шантажа, угроз и т. д. В период реформирования социальной системы на­шего общества, когда власть существенно ослаблена, данный вид давления стал весьма опасным для лиц, реализующих пра­вовые действия и решения. Чтобы оградить систему правопо­рядка от криминальных структур, снять напряженность риска, снизить чувство страха перед преступными структурами, Го­сударственная Дума в 1994 г. приняла законы о защите судей и свидетелей. В них предусмотрено полное изменение анкетных данных свидетелей, экспертов, понятых, переводчиков в про­токолах следствия и судебных заседаний категории тяжких и особо тяжких преступлений, подлинные данные должны быть известны лишь узкому кругу должностных лиц. В случае необ­ходимости прокурору, судье также могут сменить фамилию, анкетные данные, а если будет нужно, то с их согласия им может быть сделана пластическая операция. Опознание преступника потерпевшим и свидетелями бу­дет проводиться не по устаревшему принципу "глаза в глаза", а по схеме, которая давно практикуется на Западе, — "вне визуального наблюдения опознаваемым опознавающего".

5. Давление социальной и экономической действительнос­ ти, когда меняющаяся реальность жизни приходит в противо­речие с той или иной нормой права.

Противоречия между устаревшей нормой права и новыми условиями жизни особенно характерны на переломных этапах общественного развития, когда законодательство не всегда чутко и оперативно откликается на изменившуюся реальность.

В последние годы нашей Государственной Думой приняты сотни новых законов, но несмотря на это, правовая база не успевает за теми изменениями, которые происходят в обще­ственных структурах государства. Это отставание особенно заметно в сфере регулирования формирующихся рыночных отношений. На современном этапе сложилась ситуация, когда право, в том числе Уголовный кодекс, до сих пор не может провести четкую грань между законными и незаконными спо­собами обогащения; между просто неправомерными действия­ми государственных чиновников и предпринимателей и между откровенно преступными действиями.

Дельцы с криминальным уклоном активно используют принцип: "Все, что не запрещено, то — разрешено". Деловые структуры, в отличие от законодателей, обладают особой изоб­ретательностью, умением видеть перспективу. Они находят "лазейки" в новом законодательстве, где не всегда скрупулез­но просчитаны возможные варианты и случаи приложения нового закона к меняющейся и противоречивой действитель­ности. Так, по существующему законодательству директор, руководитель того или иного предприятия не может непос­редственно положить себе в карман деньги с основного произ­водства. Однако может создать "дочернюю фирму", скажем, по сбыту готовой продукции, а главой ее оформить одного из родственников руководителя основного предприятия, есте­ственно, с другой фамилией.

К тому же существует мнение, что новый закон обычно начинает работать в полную силу лишь через 3—5 лет после его принятия. Если же новая норма права не соответствует требованиям жизни, если не считается с интересами граж­дан, то она либо не будет выполняться, либо будет нарушаться, как, например, произошло с налоговым законодатель­ством. Хороший закон — это отражение здравого смысла, он должен быть справедливым, исполнять его должно быть вы­годно не только государству, но и гражданам. Отсутствие четкого и "прозрачного" законодательства в новых утверждающихся социально-экономических отношени­ях в нашем обществе привело к тому, что 40% всех денег в стране "крутятся" в теневой экономике. Теневая экономика — это неучтенная государством экономическая деятельность, которая в силу этого не делится с государственной казной сво­ими доходами в виде налогов.

Что касается таких видов деятельности, как изготовле­ние и продажа самодельной водки, незаконный вывоз нефти, золота, изумрудов и другого стратегического сырья, то здесь мы имеем дело не с сокрытием доходов, а с криминалом, и с ним нужно бороться жесткими мерами. В нашей же действи­тельности чиновники из системы правопорядка нередко оп­равдывают свою бездеятельность мифом о нехватке специаль­ных, особых законов о борьбе с подобными видами преступле­ний. Законодательство — не одни лишь кодексы, это целая система мер. К сожалению, между новыми и некоторыми ста­рыми, но действующими нормами, а также между новыми законами, принятыми Государственной Думой, и указами Пре­зидента существуют "нестыковки", противоречия. Все это зат­рудняет работу судебной системы и органов правопорядка.

Итак, разнообразные виды и формы давления на право­охранительную систему в своей совокупности создают такие условия, что бывает сложно абсолютно свободно и независи­мо реализовать принцип: "Закон превыше всего". В результа­те возникает разрыв между правом в "кодексе" и правом в жизни, т. е. между должным и сущим.

 

Рекомендуемая литература:

1.Бельский В.Ю. Социология для юристов: учеб.пособие для вузов, доп. и перераб. / В.Ю.Бельский. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2006.

2.Гревцов Ю.И. Социология права / Ю.И.Гревцов. – СПб.: Юр. Центр Пресс, 2011.

3.Медушевский А.Н. Социология права / А.Н.Медушевский. – М.: Теис, 2006.

4.Степанов О.В., Самыгин П.С. Социология права. / О.В.Степанов, П.С. Самыгин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.

5.Сырых В.М. Социология права. Учебник / В.М.Сырых. – 4-е изд., доп. и перераб. – М: Юстицинформ, 2012.

6.Юридическая социология. Учебник для вузов / Глазырин В.А., Грибакина и др. – М.: Норма, 2000.

 

ТЕМА 6. Социология уголовного наказания

      План лекции

 

1.Общесоциологические подходы к наказанию.

2.Функции уголовного наказания.

3.Социологические аспекты высшей меры наказания.

1. Общесоциологические подходы к наказанию

Важнейшей проблемой юридической социологии является исследование практики уголовного наказания: анализ основа­ний для наказания, его целей и средств, а также результатов карательной деятельности государства, исследование сораз­мерности между составом преступления и мерой наказания. На основе сравнительного анализа, социологических под­ходов к теории и практике наказания сформировалась специ­ альная наука о наказании — пенология (от лат.: poena – «наказание»).

Из курса общей социологии известно, что социологичес­кие знания имеют три уровня:

1) макросоциологический (общесоциологические теории);

2) средний (специальные или частные социологические знания, называемые теориями среднего ранга);

3) микросоциологический (конкретные эмпирические знания, полученные в результате конкретных исследований по узким, прикладным вопросам).

Данная система применима и к проблеме уголовного на­казания.

Первые работы о целях, средствах и результатах кара­тельной деятельности разрабатывались в общесоциологичес­ком плане. Наиболее значительным среди них было произве­дение Чезаре Беккариа "О преступлениях и наказаниях". В нем итальянский ученый говорит о необходимости со­размерности между преступлениями и наказаниями, обличает жестокость и произвол юстиции в эпоху феодализма, когда главным в наказании считалось устрашение, удержание преступника от совершения нового противоправного действия. Крайней формой физического удержания от рецидива была смертная казнь. Устрашение, по мнению средневековой юстиции, для других членов общества, собравшихся на площади в момент публичной казни, было прямо пропорционально силе мучительных страданий обреченного на смерть. Вот почему в эту эпоху процветали варварские методы казни: четвертова­ние, колесование, сожжение на костре, в России "сажали на кол" или подвешивали на перекладине металлическим крю­ком за ребро, отрезали уши, вырывали ноздри, выжигали на лбу и на щеках клеймо "КАТ", неверных жен при Иване Гроз­ном живьем закапывали в землю, сексуальных насильников-убийц в Европе подвергали кастрации.

Ч.Беккариа заложил основу нового взгляда на нака­зание, которое должно было заключаться не в истязании и мучении человека, в том, чтобы воспрепятствовать виновному вновь нанести вред обществу и удержать других от свершения того же. Идеи Беккариа о соразмерности наказа­ния и преступления сыграли большую роль в формировании буржуазного уголовного права.

Чтобы иметь общее представление о системе наказания в прошлые века, нужно сказать, что еще две тысячи лет назад тюрем и других мест заключения в современном понимании не было. Преступников просто бросали в сырые, грязные, смрад­ные ямы на голодную смерть. Чтобы как-то поддержать их существование, простой люд подавал обреченным милостыню. Система тюрем сложилась тогда, когда государство экономи­ чески окрепло и смогло взять заключенных на свое содержа­ ние. На Руси ямы заменили тюрьмами лишь в XVIII в. во вре­мена правления Петра I. Они были необходимы, чтобы изоли­ровать преступников, уберечь от них общество. Помимо широкого применения смертной казни, а также членовредительских телесных наказаний, функции удержания устрашением в прошлые века выполняли пытки подозре­ ваемых во время допроса (на Руси пытали на дыбе, били кну­тами, прижигали пятки каленым железом). Побои разных ви­дов остаются и сегодня самой распространенной пыткой на всех континентах, за ними идут пытки электротоком. В Латинской Америке палачи отдают предпочтение методу удушения. Осо­бенно изощренной считается так называемая мокрая пытка: чтобы сломать сопротивление, подавить волю человека, голо ву жертвы опускают в ванну, наполненную водой вперемежку с кровью, рвотой и экскрементами. Часто физические истяза­ния сочетают с моральными, например, жертву принуждают наблюдать за изнасилованием или пытками близких людей, а ведь известно, что для некоторых психические пытки зачас­тую превосходят физические.

Исследователь современных форм пыток датский врач И. Генефке считает, что "цель пытки — держать в страхе, тер­роризировать все общество. Сломанный человек, вернувшись в привычную жизнь, даже если он молчит о том, что с ним творили в тюрьме, создает вокруг себя поле ужаса и устраше­ния. "Вирус сломанной личности", как психическая зараза, рас­пространяется в обществе, парализуя волю людей".

В нашем обществе телесные наказания и пытки давно отменены, но истязания людей в милиции и местах заключе­ния нередки. Наиболее распространены "конверт" (дебоширу через спину подтягивают веревкой к голове ноги и закрепляют их в таком положении), "слоник" (на подозреваемого надева­ют противогаз и периодически перекрывают кислород, сжи­мая его трубку), "ласточка" (жертве за спиной связывают руки и за них подтягивают его к потолку).

Огромный вклад в науку об уголовном наказании внес Эмиль Дюркгейм. В своей работе "О разделении общественного тру­да" он сформулировал законы эволюции наказания:    

1) жестокость и суровость наказания выше тогда и там,
где общество менее развито и где власть носит абсолютный,
авторитарный характер (действительно, такие варварские
методы наказания, как четвертование, колесование, сожже­ние, были обыденным явлением в эпоху средневековья, когда
царил произвол властей);

2) с развитием цивилизации проявляется гуманизация на­ казания: кара, возмездие становятся не такими суровыми и
мучительными, как в предыдущие эпохи. Тенденция гумани­зации наказания выражается, в частности, в том, что смерт­ная казнь как крайняя форма возмездия применяется уже не
так широко и не так часто, как в прежние годы. Появляются
новые формы наказания: тюремное заключение, штраф.

Всю свою жизнь Э. Дюркгейм размышлял над вопросами: какие связи объединяют людей в одно целое, что является основой порядка в обществе и причиной беспорядка в нем? Пытаясь ответить на них, он предложил концепцию коллек­тивного сознания, социальной солидарности. Он считал, что коллективное сознание — это совокупность убеждений и мне­ний, которые разделяют все члены того или иного общества.

По Дюркгейму, один из элементов концепции солидарно­сти — социальный контроль, т. е. здоровое воздействие обще­ства на поведение отдельной личности во имя социального порядка. В целях обеспечения последнего государство исполь­зует "репрессивное право, в котором выражается сила кол­лективного сознания и задача которого — наказывать индиви­да, преступившего обычай или закон". Таким образом, Э. Дюр­кгейм считал, что наказание, лишение свободы есть нормаль­ное, естественное средство социального контроля в обществе. Главная функция на­казания — обеспечить нормальное функционирование обще­ства и должный уровень общественного сознания. Этими сме­лыми по тем временам формулами Дюркгейм диаметральным образом изменил перспективу исследования, переместив ее с преступности на наказание.

Э.Дюркгейм по праву считается одним из основопо­ ложников юридической социологии, социологии уголовного права, т. е. той отрасли права, которая устанавливает принци­пы уголовной ответственности.

2. Функции уголовного наказания

В процессе становления и развития науки о наказании формировались различные теории, которые по-разному опре­деляли роль и цель уголовного наказания, находили свое от­ражение и закрепление в кодексах государств.

Уголовное наказание — это весьма сложное, многофунк­циональное, многоцелевое явление, ставящее перед собой раз­ные цели и выполняющее различные функции. В нем прояв­ляется и возмездие за совершенное преступление, и устрашение потенциальных преступников, и восстановление соци­альной справедливости, перевоспитание и исправление осужденного. Что здесь главное — определить сложно, поэто­му единства взглядов на цели уголовного наказания у юристов нет. В зависимости от того, кто и что берет за основу цели наказания, определяются его функции.

Можно выделить четыре направления функций: возмез­дия, предупреждения, восстановления социальной справедли­вости и исправления. Почти все они нашли свое отражение в новом Уголовном кодексе Российской Федерации. Так, в ч. 2 ст. 43 УК РФ определено, что "наказание применяется в це­лях восстановления социальной справедливости, а также ис­правления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений".

Рассмотрим подробнее эти направления.

1. Функция возмездия. Рассуждениям о том, что определя­ющее в наказании — это кара, возмездие, без малого два ты­сячелетия. И хотя в нашем Уголовном кодексе эта цель не пре­дусматривается, некоторые ведущие юристы страны считают, что возмездие есть основное назначение наказания. Цель – кара или устрашение-предупреждение?

Если к проблеме возмездия подходить с позиции социаль­ной психологии, то безусловно наказание в первую очередь испытывается осужденным, а не потенциальным преступни­ком. Это он, осужденный, испытывает муки лишения свободы. Лишение свободы на определенный срок, тем более пожиз­ненное, — это лишение человека самой фундаментальной его потребности. Даже в животном мире утрата свободы настоль­ко деформирует сущность живых существ, что многие из них в неволе не размножаются, так как не могут нормально вы­носить новую среду обитания.

Гнетущая сила лишения свободы хорошо представлена в романе Ф. Достоевского "Записки из мертвого дома". Помимо муки лишения свободы писатель указывает на другую, не ме­нее тяжкую муку, — на невозможность реализовать потреб­ность побыть порой одному, отдохнуть, отстраниться от окружающего. Жизнь в остроге такова, что заключенный посто­янно на виду у других: на работе всегда под конвоем, "дома" на глазах других каторжников. Это страшно и мучительно дол­гие годы "ни разу, ни одной минуты" не быть одному, "...кро­ме лишения свободы... в каторжной жизни есть еще одна мука, чуть ли не сильнейшая, чем все другие. Это вынужденное общее сожительство... в острог-то приходят такие люди, что не всякому хотелось бы сживаться с ними..."

Достоевский описывает быт острога, где арестанты ходи­ли в кандалах, а наиболее опасных преступников приковыва­ли к стене на цепь, длина которой была чуть более двух мет­ров.

Сегодня в наших местах заключения цепей нет, но стра­дания заключенных не менее тяжкие. Сейчас в России в сис­тему исполнения наказаний входят 711 исправительных колоний, 8 тюрем. Самое тяж­кое в местах заключения в наши дни — это их переполненность. Если по норме на человека положено 4 кв. м, то в некоторых местах исполнения наказания на заключенного при­ходится лишь 70 см. Среди колоний в России функционирует спецколонии для бывших высокопоставленных начальников и бывших работников правоохранительных органов. Важной стороной проблемы наказания является уголов­ная политика государства, которая определяет, какие пре­ступления в тот или иной период развития конкретного обще­ства наиболее опасны для его нормального функционирова­ния и какая мера наказания полагается за эти преступления.

Так, в 80-е гг. в нашей стране широко применялась исключи­тельная мера наказания за экономические преступления (к высшей мере наказания за якобы торговые махинации, за взят­ки, поборы приговорили начальника городского управления торговли Ростова-на-Дону Боброва, директора московского "Елисеевского" гастронома № 1 Соколова и др.), с 1990 г. ее отмени­ли и количество расстрелов в стране резко уменьшилось: если в 1985 г. было исполнено 404 смертных приговора, то в 1995 г. — лишь 86.

В постсоветский период произошло смягчение меры на­казания за государственную измену в форме шпионажа (ст. 275 УК РФ). Сегодня за это преступление вместо высшей меры наказания предусматривается лишь 12 лет лишения свободы в колонии строгого режима.

Новый Уголовный кодекс ужесточил наказания за преступ­ления против личности:

 а)   если прежде верхний передел лишения свободы за убий­ство составлял 15 лет, то теперь он повышен до 20;

б)    раньше если виновный осуждался за несколько пре­ступлений, то менее тяжкое наказание поглощалось более тяжким. Сегодня суд обязан складывать назначенные сроки, правда, учитывая, что их сумма не должна превышать 25-летней "отметки";

в) если же лицо, отбывающее наказание, в этот период совершает преступление, то "планка" срока может быть под­нята до 30 лет лишения свободы.

Хотя в Уголовном кодексе Российской Федерации и не оговорена такая цель наказания, как возмездие, кара, в ре­альной жизни эта функция наказания существует. Однако ее роль в борьбе с преступностью нельзя переоценивать.

2. Функция предупреждения. Сторонники этой теории счи­тают, что главная цель наказания — предупреждение. Выде­ляют два его вида:

специальное или частное предупреждение, когда преступник физически изолируется, чтобы его обезвредить, не дать ему возможности повторить опасное для общества дея­ние. Помимо физического удержания преступника, специальное предупреждение имеет функцию психологического противодействия рецидиву. Это своеобразное удержание устра­шением от повторения опасных действий;

общее — своеобразная криминологическая профилактика, направленная на закладывание в сознание неустойчи­вых членов общества, потенциально способных правонарушениям, мысли об уголовной ответственности за возможное нарушение закона.

С позиции социологии как науки теория предупреждения отражает наиболее значимую, ведущую цель наказания, ибо в ней сфокусировано социальное назначение принуждения. Еще Э. Дюркгейм указывал, что политика любого государства, в том числе политика насилия, должна быть направлена на стабильность и устойчивость общества, на порядок и безопасность в нем. Во все времена цивилизации действовали одинаково: стремились предупредить рецидив преступления, правда, де­лали это различными способами (например, применяли четвертование в эпоху средневековья и штрафы в наши дни). Ко­нечно, надо понимать, что навыки уважать закон, соблюдать его и подчиняться ему формируются не только и не столько карательной политикой государств. Законопослушность насе­ления в первую очередь определяется тем, несколько закон отражает интересы людей, дает им возможность выражать и защищать свои права.

Правосознание граждан того или иного общества формируется на протяжении десятков и даже сотен лет. Следует признать, что в нашем государстве нет демократических традиций гражданского общества. Если что и дис­циплинирует наших людей, то это чаще всего чувство страха перед законом, однако и оно в силу весьма низкого уровня правосознания большинства населения не является сдержива­ющим началом в их преступном поведении. Так, анкетирова­ние подростков выявило, что все они не знают возраста на­ступления уголовной ответственности; 80% из них полагали, что самое суровое наказание, которое может их ожидать, — лишение свободы на срок до 3 лет.

Тем не менее, социальное значение общего предупреж­дения, заложенного в системе наказания, огромно, ибо несет в себе функцию социального контроля и прямым образом спо­собствует сохранению стабильности и порядка в обществе.

3. Функция восстановления социальной справедливости.В законе о наказании закреплена и такая важнейшая его цель, как восстановление социальной справедливости, которая бы­вает нарушена тем или иным уголовным преступлением, осо­бенно против личности. Любое уголовное преступление — это своеобразный удар по социальному порядку, попрание норм общежития, систе­мы социальных ценностей, прав личности. Когда социальный порядок выходит из-под контроля госу­дарства, то социальная структура общества деформируется, разрушается. Как говорилось ранее, Э. Дюркгейм, анализируя процессы социальной напряженности, кризис системы ценнос­тей, рост преступности, ввел в научный оборот понятие "ано­мия" — беззаконие, борясь с которым, государство выполня­ет свои охранные функции.Уголовное право стремится вос­ становить социальный порядок, социальную справедливость, в частности, защитить нарушенные права человека.

Следует признать, что сама формулировка цели уголов­ного наказания — восстановление социальной справедливос­ти — несколько расплывчата. Обычно язык закона отличается четкостью, не допускает излишне широкого толкования. В конкретном случае этого нет. Как, например, понимать идею "социальной справедливости" в таких преступлениях, как се­рийные убийства, совершенные Чикатило или Михасевичем? Даже идея воздания равным злом за причиненное зло здесь не срабатывает, а о социальной справедливости и говорить нечего.

Идея восстановительного воз­действия права более специфична для гражданского права, где она носит всеобщий характер. В уголовном праве такого всеобщего характера она не имеет. В ст. 43 УК РФ при опре­делении целей уголовного наказания цель восстановления со­циальной справедливости поставлена на первое место. Т.о., заложена идея о возмездии, которую в силу гуманистических соображений не принято закреплять в законе, но которая в реальной действительности имеет место.

       4. Функция исправления. Исправление осужденного — это наиболее оптимальная задача целей наказания, а оптималь­ные задачи, как известно, решаются редко. В недалеком про­шлом наши правоведы довольно широко разделяли принципы этой теории, преувеличивая реальные возможности уголовно­го права, веря в его всемогущество. Кстати, в УК РСФСР дан­ная цель формулировалась довольно оптимистически: "исправление и перевоспитание осужденных". В новом кодексе поло­жение о "перевоспитании" уже снято. Более того, сегодня мы перестали целиком и полностью отбрасывать идеи Ч. Ломброзо о прирожденном преступнике.

Социологические данные показывают, что у тех, кто ли­шен свободы, кто вырван из привычных социальных условий, кто не имеет возможности нормально реализовать свои зак­репленные в генетической памяти или социально приобретен­ные потребности, деформируется внутренняя психологичес­кая структура личности. Эти результаты подтверждают на­учные исследования, согласно которым имеется определен­ный "порог" возможности существования человека в противо­естественных условиях лишения свободы, обычно он опреде­ляется 5-—8 годами заключения (на Западе он значительно выше). Затем наступает разрушение нормальных установок личности, ее естественных ориентаций, желаний, что в пер­вую очередь касается тех, кто приговорен к пожизненному лишению свободы.

Чтобы "измерить" эффективность функции наказания, у современной науки нет других средств, кроме социологии с ее показателями в виде социально-статистической информации. Нередко эти показатели бывают со знаком "минус": "Вот циф­ры, характеризующие дальнейшую жизнь помилованных убийц: 52% из них совершают новое преступление в течение года после помилования, причем 11% — новое убийство". Хотя и утверждается, что зона не лечит, не перевоспиты­вает, а лишь закрепляет человеческие пороки, что тюрьма — "кузница кадров", тем не менее какое-то количество осуж­денных, выйдя из заключения, бывают способны полностью адаптироваться к обычной, нормальной жизни.

Учитывая, что тюрьма деформирует психику заключен­ного, в США, например, если преступление не является тяж­ким, разрешается самому преступнику выбрать меру наказания: либо отбыть срок в местах заключения, либо уплатить большой штраф.

 

3.Социологические аспекты высшей меры наказания

В качестве примера конкретно-социологического анализа обратимся к проблеме исключительной меры наказания — смертной казни.

Смертная казнь — это не только юридическая, но и фи­лософская, этическая, социологическая проблема. В последние годы в нашей стране внимание к этой проблеме резко возрос­ло. Дело в том, что Россия, вступив в 1996 г. в Совет Европы, взяла на себя обязательства соблюдать международные пра­вовые стандарты жизни. В связи с этим ею был введен морато­рий на приведение в исполнение смертных приговоров, кото­рый можно рассматривать первым шагом к полной отмене ис­ключительной меры наказания.

Проанализируем проблему смертной казни с позиции со­циологии. Если философ рассматривает ее с точки зрения цен­ности человеческой жизни, то социолог выявляет связи пос­ледней с другими социальными явлениями, выясняет повторя­емость фактов, связанных с этой мерой наказания (например, каково устрашающее воздействие смертной казни на обще­ственное сознание?). Чтобы получить социально-статистичес­кую информацию, подтверждающую или отрицающую опре­деленную гипотезу, социологи приводят специальные эмпири­ческие исследования.

Жизнь подтвердила идею Э. Дюркгейма о гуманизации на­казания в процессе развития цивилизации во всемирном сооб­ществе. Сегодня в мире насчитывается более 200 государств. Если взять за критерий наличие смертной казни в судопроиз­водстве той или иной страны, то все государства можно раз­делить на три группы:

1) страны (их более 100), где применяют смертную казнь. В основном это азиатские (Китай, Индия, Бирма, Индонезия и др.), арабские (Египет, Сирия, Иран, Пакистан и др.) и аф­риканские государства (Ангола, Нигерия, Замбия и др.). Не исключена смертная казнь и в Соединенных Штатах Америки. Наибольшее количество казней совершается в Китае, США и Саудовской Аравии. В Китае, например, в 1995 г. было казне­но более 2,5 тыс. человек за убийства, взятки, расхищение государственной собственности, наркобизнес;

2) государства (их около 20), где смертная казнь может быть применена лишь при исключительных обстоятельствах, скажем, в условиях войны. Это страны Европы и Латинской Америки (Великобритания, Италия, Канада, Израиль, Арген­тина, Бразилия, Мексика и др.);

3) страны (их более 35) из законодательства которых смер­тная казнь исключена полностью, в основном это европейские государства (Франция, Германия, Дания, Австрия, Швеция, Норвегия, Португалия и др.).

Ситуация в США имеет свои особенности. Здесь высшая мера наказания отменена лишь в 12 штатах из 50. Стремясь к гуманизации исключительной меры наказания, избегая ее жестоких мер, в США применяют 5 разных способов исполне­ния смертного приговора. Это может быть или электрошок, так называемый электрический стул, или смертельная инъек­ция яда, или повешение, или расстрел, или газовая камера, в которой обреченный задыхается от паров синильной кислоты. В некоторых штатах исполнение высшей меры проводится по выбору смертника.

В нашей стране смертная казнь в силу своей исключи­тельности долгие годы была закрыта завесой секретности, но сегодня о ней говорят на страницах открытой печати. В настоящий период закон предусматривает лишь один способ исполнения приговора — расстрел. Причем приговорен­ного эскортируют в конкретные тюрьмы, при которых функционируют точки исполнения (расстрельные точки). Их в стра­не ограниченное количество.

В 30—50-х годах в СССР для тайных ликвидации неугод­ных людей негласно существовала практика введения им смер­тельных инъекций. Ликвидацию обреченных осуществляли со­трудники секретной токсикологической лаборатории НКВД — МГБ. Как правило, использовался яд кураре², а врачи конста­тировали смерть "от сердечной недостаточности".

В новом УК РФ предусматривается, что исключительная мера в порядке помилования может быть заменена или лише­нием свободы на срок 25 лет, или пожизненным лишением сво­боды. Пожизненное лишение свободы у нас действует и в ка­честве самостоятельного вида наказания. Исследования показывают, что почти 50% обитателей этих колоний предпочли бы смерть, чем жизнь без смысла и надежды. Пока в России действуют только 3 специальные колонии для "смертников". В ближайшие годы "гуманизация правосудия" мо­жет обернуться проблемой нехватки мест для особо опасных преступников и ростом бюджетных расходов на их содержа­ние. От 70 до 80% рос­сиян выступают за сохранение исключительной меры наказа­ния, почти 50% высказываются за публичное проведение смер­тной казни. Сторонники смертной казни ссылаются на пример США, где в большинстве штатов по-прежнему практикуют ее применение, невзирая на массированную критику правоза­щитных организаций, и делают это открыто, нередко в при­сутствии теле- и фоторепортеров.

Спор между сторонниками и противниками смертной каз­ни — это вечный спор, имеющий свою историю. Аргументы спорящих как "за", так и "против" убедительны и одинаковы во всех странах. В этот спор включаются не только юристы, но и социологи, философы. Противники исключительной меры наказания обычно го­ворят, что в цивилизованных странах мира исключительная мера наказания была отменена вопреки общественному мнению и воле народа, что она не имеет устрашающего эффекта. Их оппоненты ссылаются на конкретные факты. Например, они утверждают, что когда у нас в 1947 г. второй раз после 1917 г. отменили смертную казнь, то переполненные тюрьмы и коло­нии захлестнула волна самосуда и убийств. Лагерный беспре­дел пытались остановить прибавлением очередного 25-летне­го срока убийцам, но эта мера никак не повлияла на ситуацию. И только введение в 1958 г. в законодательство исключи­тельной меры наказания за наиболее тяжкие преступления приостановило кровавый вал убийств. Страх смертного приго­вора резко сократил беспредел в лагерях.

Похоже, что дискуссия сторонников и противников смер­тной казни зашла в тупик, аргументы "за" и "против", как правило, уравновешиваются. Даже эмпирические исследова­ния об устрашающем, удерживающем влиянии смертной каз­ни на людей не добавляют аргументов ни тем, ни другим. На Западе проведены десятки социологических исследований о сдерживающем воздействии смертной казни на потенциаль­ных убийц. Социологи стремились выяснить, как риск казни (страха смерти) влияет на коэффициент убийств, т. е. число убийств в определенном регионе, приходящееся на 100 тыс. населения. В 1995 г. в Японии, например, он был равен 0,7, в США — 9,9, в России — 31,7. Причем выводы социологов были абсолютно противоположны.

Так, Т. Селлин проанализировал криминальную статистику США за большой период времени и разработал специальную методику, при помощи которой выя­вил 4 показателя:

       1) как и насколько разнится число убийств в тех штатах,
где законом введена смертная казнь, от тех, в которых зако­нодательство не предусматривает ее (сравнивая показатели распространенности убийств в указанных штатах, Селлин при­шел к выводу, что число убийств в них одинаковое, т. е. воз­действие риска казни не проявляется);

      2) какова динамика числа убийств в тех штатах, где зако нодательство претерпело изменения: смертную казнь либо
ввели, либо отменили (сравнивая коэффициент убийств до и
после введения изменений в законе, было установлено, что
он не изменился);

          3)   какова в конкретных городах, в которых исполнялся
смертный приговор и информация об этом была доведена до
сознания горожан, динамика числа убийств по сравнению с другими. (Каких-то существенных различий обнаружено не было.)

4) насколько риск смертного наказания за убийство поли­цейского удерживает преступников от покушения на стражей порядка в тех штатах, где в законе предусмотрена смертная казнь, и в тех, где ее нет (оказалось, что уровень убийств полицейских везде одинаков, убийцы были абсолютно безраз­личны к устрашению закона.)

На основании полученных данных он пришел к выводу, что риск смертной казни никакого упреждающего воздействия на сознание потенциальных убийц не имеет.

Методика американского социолога была использована в 60-х гг. специалистами Организации Объединенных Наций при подготовке доклада о смертной казни в современном мире. Свое исследование они проводили на основе статистических дан­ных и законодательства США, Великобритании, Франции, Канады, Мексики, Цейлона и других стран. Их результаты подтвердили мнение Т. Селлина: уровень убийств не зависит от наличия или отсутствия в законода­тельстве смертной казни, риск ее не имеет заметного влия­ния на распространенность это опасного преступления, на коэффициент убийств больше влияют безработица, уровень за­нятости, принадлежность к расовой или этнической группе, уровень доводов на душу населения и т. д.

Другой американский социолог И. Эрлих заявил, что вы­воды Т. Селлина неверны, так как неправильна его методика исследования. Он утверждал, что макросоциальные исследо­вания Т. Селлина, проведенные на уровне общества, не могут дать реальных знаний об упреждающем влиянии смертной казни на сознание потенциальных убийц. И. Эрлих разработал свою методику исследования на уровне личности. В ней он исходил из идеи так называемого рацио­нального убийцы, совершающего преступление тогда, когда "игра стоит свеч", когда ожидаемые от убийства выгоды пре­вышают страх риска быть казненным. Он создал сложную модель оценки риска, которая у каждого потенциального пре­ступника индивидуальна. Ученый выделил 4 показателя риска, определяющие поведение преступника.

Убийца считает:

1) преступление не будет раскрыто и его не поймают;

2) его арестуют, но не смогут доказать вины;

3) если его поймают и осудят, то это будет лишь лише­ние свободы, а не исключительная мера;

4) он будет пойман, осужден и казнен.

Таким образом, по мнению И. Эрлиха, потенциальный преступник рассчитывает процент вероятности того или иного риска и с учетом каждого варианта принимает решение. Проанализировав конкретные оценки риска, И. Эрлих при­шел к заключению, что вероятность смертной казни оказыва­ет большое устрашающее воздействие на сознание потенци­альных убийц.

На основе изложенного выше мы видим, что проблема влияния исключительной меры на людей до сих пор не реше­ на, она ждет дальнейшего анализа, разработки универсаль­ной методики и репрезентативных выводов.

Рекомендуемая литература:

1.Бельский В.Ю. Социология для юристов: учеб.пособие для вузов, доп. и перераб. / В.Ю.Бельский. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2006.

2.Гревцов Ю.И. Социология права / Ю.И.Гревцов. – СПб.: Юр. Центр Пресс, 2011.

3.Медушевский А.Н. Социология права / А.Н.Медушевский. – М.: Теис, 2006.

4.Степанов О.В., Самыгин П.С. Социология права. / О.В.Степанов, П.С. Самыгин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.

5.Сырых В.М. Социология права. Учебник / В.М.Сырых. – 4-е изд., доп. и перераб. – М: Юстицинформ, 2012.

6.Юридическая социология. Учебник для вузов / Глазырин В.А., Грибакина и др. – М.: Норма, 2000.

 

 

ТЕМА 7. Социология преступности

      План лекции

 

1. Концептуальные подходы к социологии преступности.

2. Специфика социологического анализа преступления.

 1. Концептуальные подходы к социологии преступности

Социология преступности.— это отрасль юридической со­циологии, изучающая преступность как социальную анома­лию в обществе, социальных группах и среди отдельных ин­дивидов. Специфика исследования социологии преступности заключается в том, что она изучает наряду с преступлени­ ями против закона социально опасные деяния, ведущие к не­ посредственному преступлению, т. е. девиантное поведение, фактические преступления, поступки, разрушающие мораль. Кроме того, социологи изучают социальные причины пре­ступности, меры ее предупреждения, тенденции изменения преступности в обществе, социальный состав преступников, виды преступлений, дают прогнозы развития преступности. В этом анализе они опираются на данные статистики, иссле­дования правоведов, социальных психологов, психиатров, демографов и др.

Ближе других наук к социологии преступности стоит кри­минология. По мнению профессора М. И. Ковалева, тогда, ког­да объектом ее исследований становятся причины, условия и обстоятельства, ведущие к аморальным, противоправным и преступным действиям, она входит в предметную область со­циологии. Когда рассматриваются юридические преступления в рам­ках определенных государственно-правовых норм, социология преступности тесным образом связана с уголовным правом; когда речь идет о психологических особенностях совершения тех или иных видов преступления — с судебной психологией. Используя данные юридических и других специальных отрас­лей знания, социология преступности применяет весь спектр методики и техники социологических исследований для анали­за и прогнозирования преступлений

В истории социологической мысли можно выделить не­сколько подходов к анализу преступности. Остановимся на наи­более распространенных и актуальных.

Юридическую социологию интересует прежде всего вза­имосвязь общества как социального организма и преступности как социального явления.

Что значит преступность для обще­ ства? В концепциях социологов не было единого ответа на этот вопрос. Так, Л. Кетле и Э. Дюркгейм полагали, что пре­ступность — нормальное явление для общества. В частности, Л. Кетле утверждал, что любой социальный строй предпола­гает определенное количество и определенный порядок преступлений, вытекающий из его организации. Э. Дюркгейм в работе "Норма и патология", признавая в целом патологичес­кий характер преступности, утверждал необходимость нали­чия данного явления для всякого общества, подчеркивая, что "преступность является одним из факторов общественного здо­ровья, неотъемлемой частью всех здоровых обществ".

Дюрк­гейм писал: "...нормальным является само существование пре­ступности при условии, что она достигает, но не превышает уровня, характерного для общества определенного типа... а преступник вовсе не существо, отделенное от общества, вро­де паразитического элемента, не чуждое и не поддающееся ассимиляции тело внутри общества, это регулярно действую­щий фактор социальной жизни".

Общеизвестна точка зрения юристов (криминалистов, кри­минологов и др.) на преступность как на ненормальное явле­ние, наносящее вред как обществу в целом, так и его отдель ным гражданам. Однако в истории социологии преступности была высказана и такая точка зрения, что преступности при­ суща определенная позитивная роль в обществе, так она предвосхищает некоторые эволюционные перемены, рефор­мы, изменение правовых норм и т. д. Наиболее подробно дан­ный подход был дан в работе Э. Дюркгейма "Норма и патоло­гия".

"Преступление, — пишет он, — не только предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен, но в не­которых случаях и прямо подготавливает эти изменения. Там, где существуют преступления, коллективные чувства облада­ют достаточной гибкостью для того, чтобы принять новую фор­му, и преступление подчас помогает определить, какую фор­му примут эти чувства. Действительно, сколь часто преступ­ление является лишь предчувствием морали будущего, шагом к тому, что предстоит"¹. На примере Сократа, который по законам Афин считался преступником, он пытался показать, что свободомыслие философа в конечном итоге послужило че­ловечеству, помогло формированию новых философских взгля­дов, морали, веры и т. д. В данном случае, по его мнению, преступление играет определенную позитивную роль в жизни общества и его нельзя рассматривать как зло.

А с точки зрения 3.Ферри, преступность оказывает некоторое позитивное влия­ние на общество в том смысле, что она "высвечивает" его бо­левые проблемы и помогает вырабатывать пути "излечения от них", подобно тому, как боль или даже болезнь могут быть полезны для человека как индикаторы его нездоровья.

В подходах к анализу природы преступности выделилось несколько основных направлений: антропологическая теория, концепция социальной природы преступлений, теория диффе­ренциальной ассоциации, теория социального конфликта как основы преступления.

1) В основу антропологической теорииположены идеи Ломброзо.

В работе "Преступный человек" он утверждал, что преступника характеризуют определенные антропологи ческие признаки (строение и вместимость черепа, длина туловища, форма челюсти, общий тип лица и т. д.), которые передаются по наследству из поколения в поколение как яв­ление атавизма. Нет сомнения в том, что исследуемый Ч. Ломброзо органический и психический атавизм неоспоримо при­сутствует во многих аномалиях преступников, однако видеть природу преступности только в атавизме — явно односто­ронний подход, так как вне поля зрения исследователя могут остаться преступления групповые, случайные, преступления в политической сфере, в среде "белых воротничков" и т. д. Ферри, Дюркгейм и другие социологи и криминологи, подвергая серьезной критике антропологизм Ломброзо, все же не исключали влияния на преступность биологических и фи­зиологических факторов, но только в совокупности с соци­альными.

2) Сторонники концепции социальной природы преступнос­тисвязывают появление и развитие преступности с соци­ альными условиями жизни: уровнем функционирования соци­альных институтов, наличием возможностей для самореализации индивидов в обществе, проблемой доступности культур­ных ценностей и общественных благ для достижения постав­ленных целей, развитием политических свобод и содержанием воспитания людей.

Так, Ф. Лист основными социальными усло­виями развития преступности называет бедность и нищету, поэтому в качестве основного направления борьбы с преступ­ностью определяет необходимость ликвидации экономическо­го неравенства и улучшение положения трудящихся. И. Тей­лор, П. Уолтон, Дж. Янг основную причину преступности ви­дели в буржуазном строе, где не считается преступлением эксплуатация людей, агрессивные войны, убийства, а акцен­тируется внимание лишь на грабежах, кражах, махинациях, которые, с их точки зрения, являются просто "бунтом против системы". Э. Дюркгейм подчеркивал, что преступность — есть один из факторов, характеризующих общество, так как в об­ществе постоянно присутствуют источники, порождающие преступность в том или ином виде. Каждое общество порождает свои типы преступлений.

Преступность, подчеркивает Э. Дюркгейм, прочно связана с основными условиями со­циальной жизни. Среди социальных фак­торов, определяющих и влияющих на преступность, выде­лял неравенство различных социальных слоев общества и на­рушение социальных связей. Среди других выделяемых исследователями факторов: частная собственность, классовое расслоение, конкурен­ция и эксплуатация.

 

Следующая концепция, исследующая социальные причи­ны преступности, — это концепция аномии.

Э. Дюркгейм оп­ределил аномию как состояние ценностно-нормативного ваку­ ума, характерного для переходных и кризисных периодов, ког­да старые нормы и ценности уже перестают действовать, а новые еще не получили развития. Так, анализируя аномическое (ненормальное) разделение труда, он подчеркивал, что данная ситуация характеризуется отсутствием (или недостат­ком) интеграции функций, порождаемых индустриальными кризисами, наличием излишнего количества бесполезных дол­жностей, что создает нарушение функционального равнове­сия в обществе, ведет к противостояниям, конфликтам, бун­там. Социальная аномия, по мнению Э. Дюркгейма, — это состояние социальной дезорганизации, разрушенности или ослабленности социальных связей и нормативной системы общества.

Развивая концепцию социальной аномии, Р. Мертон трактовал ее как дисбаланс между культурными ценностями общества и санкционированными институционными возможно­стями их достижения для различных социальных групп, что является постоянным фактором напряжения в социальной си­стеме. В работе "Социальная структура и аномия" он подчер­кивал, что "каждая социальная группа обязательно сочетает свою шкалу желаемых целей с моральным или институцион­ным регулированием допустимых и требуемых способов дости­жения этих целей. В тех случаях, когда в обществе утрачен контроль над использованием институционно урегулированных способов при­обретения состояния, становятся все более обычными "запре­щенные" средства достижения цели: обман, коррупция, амо­ральность, преступность и т. д.

Если Э. Дюркгейм выделял социально-экономический ас­пект аномии, то Р. Мертон — социальный и социально-психо­логический. В рамках структурно-функционального подхода он рассматривает влияние дифференцированного доступа к ле­гальным средствам достижения культурных целей у разных социальных групп и возникновение на этом фоне девиантности и делинквентности. Исследуя американское общество, он приходит к выводу, что наиболее сильно "побуждение к от­клоняющемуся поведению" у представителей нижней страты. Он называет и причины: во-первых, профессиональные воз­можности людей, принадлежащих к низшему слою, ограниче­ны преимущественно ручным трудом и в незначительной сте­пени работой "белых воротничков"; во-вторых, с точки зрения возможностей достижения стандартов успеха, людям неква­лифицированного труда с их низкими доходами очень сложно конкурировать "с силой и высокими доходами организованно­го зла, рэкета и преступности"

Для таких слоев общества использование путей и средств, в том числе незаконных и преступных, во имя достижения богатства, успеха и призна­ния в обществе, очень часто ведет к росту отклоняющегося поведения. Однако низкие доходы, бедность и даже нищета, присущие низшему слою общества, — лишь составляющие причин преступности. Наибольшего роста преступность среди этих людей достигает тогда, когда бедность и невзгоды в борь­бе за одобряемые всеми членами общества культурные цен­ности соединяются с культурным акцентированием денежного успеха как доминирующей цели. Следовательно, делает вы­вод Р. Мертон, преступность в низшем слое может возникать как "реакция нормальных людей на ненормальные социальные условия". Анализируя преступность в среде "белых воротнич­ ков" на примере слоя бизнесменов, Р. Мертон отмечает, что наиболее распространенным видом преступлений у них явля­ется мошенничество. Процветание мошенничества в "аномичном обществе", по мнению Э. Бирса и Р. Мертона, возможно в силу достаточной терпимости граждан, правоохранительных органов, судебной системы. В случае же открытого, персони­фицированного осуждения мошенников, особенно из богатых слоев или "уважаемых людей" — "одни из них действовали бы скрытно, другие вынуждены были бы отказаться от мошенни­чества совсем". Таким образом, диффе­ренцированный подход к анализу преступности в различных социальных слоях и группах — одно из направлений в исследо­вании социологии девиантного и делинквентного поведения.

3) Кроме перечисленных направлений в социологии преступ­ности можно выделить также теорию дифференциальной ас­ социации (связи) индивида с преступной средой(Э. Сатерленд). Взаимодействуя с членами преступной группы, индивид усва­ивает негативное отношение к нормам права и закону, опре­деляет для себя мотивы преступного поведения, технику со­вершения преступления, формы групповой и индивидуальной самозащиты.

4) В социологии преступности немаловажное значение имеет и конфликтологическая теория.Социальные конфликты могут выступать источником преступного поведе­ния людей, фоном, на котором развивается девиантность и делинквентность, а могут служить вектором в расследовании конкретных преступлений.    Так, Т. Селлин считает, что конф­ликт между кодексами двух или нескольких культур часто приводит к нарушению юридических норм, обычаев и правил. Особенно это происходит в тех случаях, когда нормы права одной культурной группы переходят в другую группу. Такого рода конфликты могут лежать в основе обманов, насилий, убийств из чувства мести, коррупции. Представители Чикагской школы социальной экологии (Р. Парк, К. Шоу, Г. Маккей и др.) выявили тенденцию влияния конфликтов на разви­тие преступности: "в постоянно конфликтующих группах или районах ("районы социальной дезорганизации") преступность значительно выше, чем в обычных". Исследуя причины пре ступности среди несовершеннолетних, они выделяют в каче­стве главной — соприкосновение подростков "с обилием форм поведения, противоречащих нормам морали, провозглашаемым социальной системой". Не находя выхода из такого рода конф­ликтов, молодые люди "уходят" в девиацию и делинквентность. Межнациональные конфликты и войны часто являются ситуацией, способствующей росту преступности.

 

2. Специфика социологического анализа преступления

Своеобразие социологического взгляда на юридическую жизнь утверждается тогда, когда ученые, в частности, начи­нают раскрывать теневую, т. е. неурегулированную законом, сторону юридической материи. Данное требование относится и к анализу преступления. Социолог как бы "заглядывает" за официальную "законодательную ширму" явления преступле­ния, чтобы в полном объеме понять его объективную природу. Вот почему для выявления генетических начал преступления нельзя оставаться только на почве закона. Сущность преступления надо искать вне права. Выход за рамки законодательства обеспечивает социально-философский, социологический охват ин­тересующего нас явления.

Для современного этапа развития "социологии преступле­ния" характерна потребность ее размежевания прежде всего с криминологией как наукой и учебной дисциплиной. Это осо­бенно важно в системе юридического образования. Криминология изучает преступность как совокупность де­яний, запрещенных законом (под страхом наказания), которые совершены на данной территории и в определенное вре­мя, при определенных условиях.

Что касается социологии, то в ней имеет место:

1) многомерный подход к исследованию преступления.Со­циолога интересует преступление как "социальная боль" общества, как стремление одних подражать другим, резуль­тат влияния окружающей среды на индивида, как разновид­ность действия, которое человек совершает минимум один раз в своей жизни, как вид отклоняющегося поведения, преступ­ление как образ жизни, как способ достижения богатства и власти, как форма протеста и насилия. Многомерное видение преступление включает и рассмотрение преступления с пози­ций потерпевшего: как оно им воспринимается, переживает­ся, а также того, почему потерпевший берется решать само­стоятельно проблему своей защиты. Многомерный взгляд на преступление подводит нас к тому исследовательскому пределу, к тем гносеологическим грани­цам, за которыми открывается теневая сторона этого феномена. Подобное происходит тогда, когда преступление как зло переходит в свою противоположность и рассматривается как добро. Отсюда сле­дующая особенность социологии:

2) социологию интересует не только социальная опас­ность, но и позитивная роль преступления в общественной жизни.Интересна в этом отношении статья Э. Дюркгейма "Нор­ма и патология". Именно в ней он обратил внимание на поло­жительную сторону преступления. Следует подчеркнуть, что Э. Дюркгейм далек от того, чтобы оправдывать зло, которое несет в себе преступление. Он всего лишь призывает взгля­нуть на другую сторону медали, называемой преступлением. Э. Дюркгейм подметил следующее:

• преступление усиливает остроту переживаний человека, а это, в свою очередь, способствует формированию более слож­ной и совершенной структуры общественного сознания;

• преступление разрушает мораль. Однако сила воздей­ствия морали и не должна быть чрезмерной, ибо в противном случае никто не осмелится критиковать ее, и мораль легко примет застывшую форму;

• в преступлении индивид получает возможность выра­ зить себя независимо от того, идет ли речь о человеке, чьи мечты опережают время или о преступнике, который стоит ниже уровня современного ему общества;

• преступность показывает наличие путей, открытых для
перемен, а в ряде случаев прямо готовит эти перемены. Преступление есть прелюдия реформ;

• там, где существует преступление, коллективные чув ства обладают достаточной гибкостью, готовы принять новую форму. Преступление — это предчувствие морали будущего.

Исследовательский замысел Э. Дюркгейма нетривиален. Он помогает распознать сущность преступления в сложной диа­лектике добра и зла, в единстве положительных и отрицательных черт. Пора открыто признать, что преступление не может рассматриваться только как негативное общественное явление. Если продолжить линию осмысления рассматривае­мого феномена, которую наметил Э. Дюркгейм, то можно уви­деть, что преступление для определенной категории людей является эффективным средством получения материальных благ и влияния. Оно ускоряет накопление богатств, дает выго­ды тем, кто не удовлетворен жизнью, кто "глотнул" власти. Будучи напрямую связано с риском и авантюрой, оно резко сокращает обычные временные рамки в достижении карьеры, успеха, уменьшает усилия, необходимые для реализации це­лей законным путем. Оно формирует людей дерзких, цинич­ ных, жестоких, с презрением относящихся к другим, не стес­ненных никакими принципами и готовых к любым переменам, т. е. так называемых сильных личностей.

Преступление никог­да не было тотально отрицательным, оно имеет большой положительный эгоистический заряд, дает мощный социальный эффект. Преступление играет ключевую роль в механизме отбора сильных личностей, своего рода "социальных монст­ров", подрывающих исторически-конкретную форму существу­ющего общественного строя отдельной страны, приводит к господству таких групп людей, устанавливающих иной поря­док жизни. Можно предположить, что пик негативной роли преступ­ностиприходится на период стабильного развития социальных систем, а позитивный его эффект становится очевидным в моменты перехода к принципиально иному типу общества, дру­гой правовой доктрине, при смене систем законодательства.

Социальное действие как протестующее насилие утвер­ждает господство индивида (или небольшой группы людей) тогда, когда оно с жесткой закономерностью уводит руково­дителя или исполнителя от регулирующего натиска в виде правовых запретов и реальных юридических санкций. Други­ми словами, в нашем примере преступление налицо, а при­менить к нему закон и наказать виновного (даже если он известен) невозможно. В подобных ситуациях категория "юри­дического преступления" оказалась неработающей практи­чески: Следовательно, мы столкнулись с принципиально но­выми жизненными обстоятельствами. Исследования показа­ли, что в любом обществе функционирует не только "юри­дическое преступление", но и "фактическое преступление", последнее пребывает как бы в тени, не существуя офици­ально.

3) Специфика "социологии преступления" состоит также и в том, что ею изучаются "фактические преступления" в от­личие от "юридической" преступности.

«Фактическое преступление» представляет собой на­сильственные деяния индивидов, которые обрекают людей на нужду и бедствия, психические и физические страдания или преждевременную смерть, но в действующей правовой системе не значатся.

В конкретно-исторических условиях человеческой жизни наличное законодательство всегда закрепляет в конечном сче­те угодный господствующей группе (классу) правовой поря­док, формальный социальный статус официально признавае­мых общественных страт. Новые формирующиеся классы в виде господствую­щих индивидов не могут возникнуть и утвердиться иначе, как путем "фактических преступлений", т. е. форм насилия, не урегулированных законом. Отличительной чертой "фактических преступлений" яв­ляется то, что они всегда служили и служат (в исторической ретроспективе и перспективе) средством "первоначального классообразования"

Действующим лицом в фактическом пре­ступлении выступает не обязательно должностное лицо как официальная единица в системе государственных или общественно-политических органов, а просто индивид, который фактически пользуется и владеет материальными благами, финансовыми средствами, людьми и т. п., т. е. руководитель- доминант. В ряде случаев совпадение руководителя и долж­ностного лица указывает на то, что фактическое преступле­ние может возникнуть прежде всего на основе неформальных отношений между должностным лицом и исполнителем (либо между должностными лицами). Именно неформальные отно­шения (т. е. не урегулированные законом) наделяют таких ин­дивидов новыми функциями, свойствами, формируя их "осо бую социальность". "Особая социальность" руководителей-доминантов заяв­ляет о себе, когда они совершают следующие "фактические преступления": а) анонимное насилие; б) репрессии; в) наси­лия в "теневой экономике"; г) насильственное переселение людей.

Если судья, прокурор, следователь по свое­му усмотрению освобождает от ответственности либо смягчает наказание преступникам, имеющим покровителей, то они тво­рят анонимное насилие. Фактами анонимного насилия не­обходимо считать все случаи манипулирования законом о ста­тусе депутата, когда юридическая неприкосновенность исполь­зуется для того, чтобы увести от ответственности руководите­лей, совершивших уголовные преступления. Психическое и физическое насилие — пытки, применяемые руководителя­ми-доминантами в местах лишения свободы (в армии) в отно­шении осужденных (солдат) в случае, если эти действия не отрегулированы законом, также относятся к анонимному на­силию. Репрессии как "фактичес­кие преступления" раскрывают способ действия конкретных лиц. Они характерны для произвола руководителей высокого ранга, нередко служат методом утверждения их личного гос­подства в условиях, когда есть возможность прикрываться ав­торитетом государства, его идеологией, когда налицо усталость или полное доверие народа к руководителям.

Государственная власть — это концентрированное, офи­циально оформленное и организованное насилие. В репресси­ях такой степени концентрации и организации насилия нет. Напротив, репрессивное насилие маскируется, скрывается, выводится из-под опеки демократического суда, действующей юриспруденции, нередко осуществляется случайными людь­ми, а не юристами-профессионалами.

Можно выделить следующие общие признаки репрессий как "фактических преступлений": 1) невиновность жертв, 2) расправа с людьми на основе ложного доноса, произвольно­го тайного указания, 3) образование специальных групп рас­правы, не предусмотренных законом, принятым демократи­ческим путем, 4) создание особого режима содержания реп­рессированных, 5) изощренность физических расправ с реп­рессированными, 6) кандидат в репрессированные всегда пред­ставляет явную или потенциальную угрозу индивидуальному гос­подству руководителя достаточно высокого ранга, 7) негласная реабилитация репрессированных, 8) сокрытие (или отсутствие) документов, отражающих судьбы репрессированных, 9) юри­дическая индифферентность к виновникам репрессий.

Вероятно, репрессии следует квалифицировать как фак­тические политические преступления, потому что они при­крываются авторитетом господствующей политической идео­логии, оправдываются стереотипами практической политики, осуществляются на основе субъективного произвола преиму­щественно известных политических деятелей, под крылом го­сударства и подкрепляются весом должности и расплывчатос­тью формулировок о ее компетенции.

Другой вид фактических преступле­ний — насилие в теневой экономике. Под теневой экономикой чаще всего понимают корыстные, в первую очередь экономи­ческие преступления. Теневой экономикой называют запрещен­ные законом формы производственной деятельности, и, нако­нец, в теневой экономике видят фиктивную экономику: при­писки, нарушения отчетности, отклонения от установленных норм, позволяющие получить нетрудовой доход. Теневая экономика имеет внеправовую природу. Она вхо­дит в полосу фактических преступлений. Отличительная же особенность теневой экономи­ки состоит в том, что она имеет дело не со зрелыми экономи­ческими категориями, а с волевыми акциями по поводу ве­щей, труда, вознаграждения и т. п. В ее основе лежит закон тотального присвоения, в первую очередь руководителями-доминантами, всего, что можно присвоить.

Теневая экономика — это не экономика в собственном смысле слова, а такие спосо­бы изъятия у людей созданного материального продукта, на­сильственного отрыва людей от условий существования и средств к жизни, а также такие методы тайного присвоения богатств, последствия которых несут человеку внезапную, постоянную нужду и бедствия или преждевременную смерть, но в действующей правовой системе не значатся (как преступления), а следовательно, для доминантов, не являются пресле­дуемыми по закону.

Можно выделить группы фактических преступлений, с помощью которых руководители-теневики набирают экономи­ческую силу:

- расхищение государственного имущества (в разных
размерах) под благовидным предлогом, выходящим за рамки
юридического преследования (например, продажа государ­ственных дач, крупного стадиона и т. п. частным лицам за бес­ценок);

- систематическое присвоение, дарение, захват (обще­ственных, государственных и т. п.) земель, не влекущее за
собой юридического преследования;

- изъятие продуктов питания, средств к существованию (причем нередко с помощью специально разработанной систе­мы "вынужденных мер"), создание искусственного дефицита, искусственного голода, произвольное повышение цен на пред­меты первой необходимости, произвольное удержание зара­ботной платы на низком уровне, задержка выдачи заработан­ной платы на продолжительное время; к теневой экономике относятся и такие специфические способы обогащения, как не предусмотренные формаль­ными узаконениями дополнительные к заработку "конверт­ные" выплаты руководителям высокого ранга, подарки "от
имени" трудовых коллективов высоким начальникам, полу­чение средств из тайных статей госбюджета, открытие спе­циальных ненормированных личных банковских счетов изве­стным политическим деятелям или их родственникам, изъя­тие денежных сбережений людей через неурегулированную
правом деятельность акционерных компаний, использование
так называемого бартерного обмена для присвоения матери­альных благ, прикрытое "премией" за долголетнюю работу
на предприятии и т. п.

Сегодня, на наш взгляд, можно говорить о новом виде фактических преступлений руководителей-теневиков: они про­извольно, деформируя соотношение основных цен в экономи­ке, занижают цену на рабочую силу, баснословно увеличива­ют (или через налог с оборота, или путем обмена денежных купюр, или скоплением товарной массы, или путем задержки ее оборота на достаточно продолжительное время) косвенные изъятия денежных средств у исполнителей. Вследствие этого удаются скрытые формы насильственной экспроприации средств к существованию.

Введение в гуманитарное знание категории "фактичес­кое преступление" позволяет социологии поставить проблему преступности в полном объеме, довести её осмысление до ло­гического конца, когда отказывается в праве на безнаказан­ное насилие и произвол руководителям-доминантам, занима­ющим высокие посты, которые этими действиями создают глу­бокий дисбаланс социальной жизни. Социологический охват ин­тересующего нас явления позволяет преодолеть границы чис­то юридического анализа и раскрыть теневую сторону юриди­ческой материи.

5) "Социология преступления" занимается исследования­ ми субкультуры преступного мира.

В литературе утвердился термин "контркультура", обо­значающий такую субкультуру, которая не просто отличает­ся от доминирующей культуры, но и противостоит ей, нахо­дится в конфликте с господствующими ценностями. Субкуль­тура преступного мира по своему содержанию является контр­культурой. В ней складывается свой язык, своя система цен­ ностей, норм, законов, своя мораль, специфическая символи­ка, традиции, эталоны неправедного успеха, своя система обу­чения преступному поведению. Она противостоит ценностям общества, морально оправдывает преступление. В ней возможно, например, такое противоречивое понятие, как "честный вор". Личность формируется и действует в соответствии с цен­ностями и нормами своего криминального окружения, не воспринимая ценностей культуры общества в целом. Американские социологи Л. Мейхью и А. Коэн показали, что подростки из низших классов нередко мечтают стать королями игорного бизнеса, из высших классов — крупными бизнесменами, за­нять высокие должности в государстве. Глубокие корни в сти­ле жизни имеет система обучения преступному поведению.

Контркультура преступного мира не однородна по своей структуре. Можно четко фиксировать по меньшей мере две ее разновидности: субкультуру осужденных, находящихся в местах лишения свободы, и субкультуру "фактотум" (от лат. fac totum — делай все), возникающую у руководителей-доминантов, применяющих насилие не урегулированное законом, а потому находящихся на свободе. Если первая изучена во многих своих формах, то вторую еще предстоит исследовать в разных направлениях.

В неформальной системе отношений осужденных можно выделить три основные группы норм:

       - регулирующие отношения осужденных с администра цией колонии — "не оказывай помощи администрации","невступай в актив самодеятельных организаций";

              - устанавливающие неформальные отношения между все­ ми осужденными — "не воруй у своих", "не обманывай своих", "вовремя плати карточные долги";

- закрепляющие деление осужденных на "касты" и регу­лирующие отношения между членами "каст": для привилеги­рованных — "следи за соблюдением (неформальных) норм", "не оказывай помощи нижестоящим", "не работай на ремонте охранных сооружений", для непривилегированных — "выпол­няй за всех грязную работу", "не садись за один стол с други­ми осужденными"..

В субкультуре, рожденной в местах лишения свободы, есть свои традиции с разнообразными обрядами и ритуалами. В ча­стности, традиция "прописки" — приема новичков в группу и определения им группового статуса. Традиция "ломать корян ку": когда от порции хлеба отщипываются маленькие кусочки. Вместе ломавшие корянку становятся "кентами", названными братьями, и могут объединиться в одну группу — "семью". Традиционным для анализируемой субкультуры является обычай "принесения клятвы". Этот обычай играет большую роль в спло­чении сообщества и проверки его членов на преданность. Клят­вопреступник опускается на низшие ступени групповой иерар­хии. Клятвы могут давать и новички, обязуясь следовать всем нормам субкультуры. Клятва может даваться в ответ на предъявленное обвинение в каком-либо нарушении. Она мо­жет даваться и по некоторому конкретному поводу (обещание заплатить карточный долг).

Примеры отдельных клятв:

• "клянусь зоной" — клятвопреступник обязан совершить побег;

• "кем мне быть"— клятвопреступник обязан выполнить любое требование членов группы ("американка");

• "век свободы не видать" — клятвопреступник обязан
совершить преступление, чтобы получить новый срок;

• "забожусь на себя" (на побег, на палец и т. д.) — с клят­вопреступником совершают акт мужеложства (он обязан со­вершить побег, отрубить себе палец и т. д.).

Для тюремной субкультуры характерно наличие своеоб­разного мировоззрения.

К другим проявлениям субкультуры осужденных относят­ся татуировки, клички, жаргон, система стихийной страти­фикации.

Татуировка — визитная карточка преступника, расска­зывающая о его специальности, прошлом и жизненных кредо.

Собор, например, означает верность воровской профессии, а количество куполов — число "ходок" в зону, перстень на паль­ це с заштрихованным квадратом говорит о том, что его обла­датель отсидел "от звонка до звонка", крест в перстне — кар­манный вор, а череп — отличительный знак разбойника. Если у человека на теле имеется татуировка, изображающая джинна, вылетающего из бутылки, паука в паутине или цветы мака — перед вами наркоман. Сердце, пронзенное кинжалом, означа­ет: "судим за хулиганство". Кот в сапогах — воровство. Звезды на коленях — "клянусь, не встану на колени перед ментами". Череп с костями — "смертная казнь заменена лишением сво­боды". Орел — символ власти и воровского авторитета. Чер­ ный парусник — знак грабителя-гастролера. А сложная компо­зиция — обнаженная женщина перед плахой и рядом палач с топором — означает, что ее обладатель убил жену за невер­ность и дал клятву в вечном женоненавистничестве. Кинжал, воткнутый в горло, — клятва отомстить на воле знакомой жен­щине за измену.

Когда выясняется, что наколка сделана не по праву, "ради понта", то нарушителя ждет жестокое наказание — от "опетушения" до отрубания пальца с самовольно присвоенным пер­стнем. Т.о., в кругу осужденных татуировки — дело не личное, а общественное: человек не может накалывать все что угодно. Одна из норм субкультуры гласит: "отвечай за наколку". Наколоть можно только то, что соответствует ста­тусу в системе стихийной тюремной дифференциации, а по­ведение осужденного должно соответствовать содержанию наколки.

Клички — непременный атрибут субкультуры асоциаль­ных групп. Они выполняют функцию социального клеймения, показывают роль и место индивида в группе: у авторитетов клички благозвучные, у аутсайдеров — оскорбительные.

В кличках могут закрепляться:

       - физические недостатки (Губошлеп, Косой);

      - негативные качества личности и поведения (Хорек, Чума);

      - ироническое подчеркивание индивидуальных качеств (глупый — Интеллигент, верзила — Крошка);

      - характер преступной деятельности (вор — Ключник, фарцовщик — Швед, Фред);

        - статус в групповой иерархии (Король, Таракан).

Вхождение в сообщество обязательно связано с усвоени­ем жаргона. Уголовный жаргон не является самостоятельным языком, он возникает и функционирует на базе общенацио­нального языка. Жаргон — разновидность условного языка или арго. Такие языки существуют у многих социальных групп (мо­лодежный сленг, профессиональные языки), они выполняют сигнально-обособленную функцию, свидетельствуют о принад­лежности к определенной социальной группе.

Уголовному жар­гону присуща конспиративная функция: он служит средством засекречивания информации от "непосвященных". Жаргон па­разитирует на родном языке, используя его синтаксические, грамматические и фонетические законы, пополняя свой сло­варный запас в основном путем изменения значения обычных слов (петух — педераст, козел — доносчик, кум — оператив­ник). Жаргону свойственны образность, парадоксальность, ироничность (например, изнасилование — это "лохматая кража"), что делает нередко его привлекательным для подростков. Но уголовный жаргон привлекает не только детей, но и вполне взрослых людей, он активно проникает в обычный разговор­ ный язык.

Мы уже не удивляемся, когда не только в обще­нии, но и официальной речи часто используют следующие слова: "беспредел", "заложить", "замочить"; практически стали бытовизмами такие слова из уголовного жаргона, как: "бич" (бродяга), "блатная" (воровка), "борзеть" (наглеть), "бортануть" (оттолкнуть), "брать на понял" (принимать за дурака), "брод" (улица), "буркалы (глаза), "в ажуре" (нормально, хорошо), "бычок" (окурок), "водила" (шофер), "вольтанутый" (душев­нобольной), "глаз положить" (понравиться, приглянуться), "гор­батить" (работать) "глухо" (плохо, совершенно худо), "гужануться" (развлечься), "дать стране угля" (удивить), "для ме­бели" (на всякий случай), "зырить" (смотреть), "кайф" (удо­вольствие), "кадрить" (добиваться близких отношений), "чу­виха" (девушка), "цырлы" (пальцы ног), "телка" (девка) и др.

 В уголовном жаргоне следует особо выделить систему слов, позволяющую скрыть, завуалировать, зашифровать информа­цию от постороннего. Речь идет о следующих словах и выра­жениях: "бей верах" — призыв воровать из верхних карманов; "блины печь" — подделывать деньги; "бондарь" — содержа­тель притона;"бросать коня" — передавать записку из каме­ры в камеру через окно на ниточке или шнурке; "быть на лаване" — скрываться от милиции; "велосипед" — истязание, заключающееся в поджоге горючих предметов, вставленных между пальцами ног (обычно во время сна); «винта нарезать» - убежать; "голуби" — письма, миновавшие обязательную в ИТУ цензуру, белье на веревке; "гусь" — доносчик; "дама" — го­мосексуалист; "крестьяне" — вши; "крутить поганку" — де­лать зло окружающим; "корова" — человек, предназначен­ный на съедение.

Для субкультуры осужденных типичным является жест­кая стратификация индивидов. Лишь на первый неискушен­ный взгляд одинаково одетые осужденные кажутся одноли­кой массой. На деле это целый мир со сложными взаимоотно­шениями, иерархией, борьбой интересов и честолюбий. Среди тех, кто придерживается неформальных норм по­ведения, выделяются три главные страты: "воры в законе","фраера","пацаны". Высшая страта преступного мира — "воры в законе". Они избираются на воровской сходке ("сходняке"), которая представляет собой своего рода законодательный орган преступников, определяющий их систему правил, утвержда­ющий воровскую этику и идеологию. "Воров в законе" сравни­тельно малое количество. По данным МВД, их было до 90-х годов около 550 человек на всю Россию. Однако влияние этой высшей "касты" очень велико, они своего рода "генералы пре­ступного мира".

Еще недавно "вор в законе" под угрозой лишения титула и вечного позора обязан был неукоснительно соблюдать тра­ диции, берущие начало в прошлом веке:

• не работать ни на воле, ни в зоне (находились такие "герои", которые отрубали себе пальцы, чтобы не брать в руки инструмент);

• не жениться, не служить в армии;

• не участвовать в какой бы то ни было общественной работе и художественной самодеятельности;

• не вставать при исполнении гимна;

• зазорно для вора было обрастать движимым и недви­жимым имуществом — все добытое он должен был с шиком пропивать либо сдавать в "общак", откуда, оказавшись на мели, и сам мог черпать почти как с открытого банковского счета.

Теперь "воры в законе" новой формации ведут себя, как хотят: покупают особняки и "Мерседесы", вместо "честного воровского промысла" идут на службу к миллионерам-теневи­кам, женятся на юных красотках, могут купить звание "вора в законе". "Воры в законе" остаются суперлидерами среди пре­ступников и в их группировках. Они активно ведут организа­торскую работу по распространению в среде осужденных во­ровской идеологии, следят, чтобы осужденные выполняли нео­фициальные нормы поведения, выступают в роли арбитров при возникновении конфликтов между осужденными и отдельными группировками. Они организуют сбор денег, продуктов питания, одежды для "общака". Сбор перечисленного в "общак" ведется под предлогом "арестантской справедливости и солидарности" для оказания помощи осужденным, отбываю­щим наказание в тюрьме, штрафном изоляторе (ШИЗО), по­мещении камерного типа (ИКП), одиночной камере. Все это называется "святыми местами". "Общак" также используется для подкупа администрации ИТУ, военнослужащих конвойно­го подразделения внутренних войск.

Следует подчеркнуть, что как личность "вор в законе" нередко имеет неординарные черты. Хорошо организован, умеет сплотить осужденных, подчинить массу своей воле, ут­вердить свой авторитет, не допускает своего унижения, уме­ет выиграть в противоборстве с администрацией, продумыва­ет ходы, пренебрежительно относится к лицам, которые ниже по статусу, сдержан, проницателен, хладнокровен в сложной ситуации. Аналитический склад ума позволяет ему просчитать ситуацию и расчетливо вести борьбу за главенствующее поло­жение в сообществе осужденных.

Ниже стоят обычные "блатные", которых называют "отрицаловкой", их около 15% от общего количества осужден­ных. Среди них "фраеры" — своего рода заместители "вора в законе". Они не имеют права оспаривать воровское решение, принимают участие в "сходняке", осуществляют связь с во­лей. "Шестерки" выполняют за "вора в законе" черновую рабо­ту (стирают, гладят и т. п.). "Громоотводы" отвечают за про­ступки "вора в законе". "Быки", "солдаты", "пехотинцы" — все они выполняют карательные функции и др. Жизненное кредо "отрицаловки" — противодействовать всем требовани­ям администрации и, наоборот, делать все, что запрещает на­чальство: пользоваться чужим трудом, раздобывать и употреблять водку и наркотики, играть в карты, наносить татуировки, изготавливать недозволенные предметы: от безобид­ных брелоков до ножей и самогонных аппаратов.

К особой статусной группе относят "петухов" — так назы­вают осужденных, оказавшихся в местах лишения свободы на лагерном дне. Это своего рода неприкасаемые, как правило, те осужденные, над которыми совершили акт мужеложства. Наиболее вероятные кандидаты в "петухи" — стукачи, беспределыцики, не сумевшие отдать карточный долг "фуфлыжники", не следящие за чистоплотностью "чуханы". Жизнь "петухов" (неприкасаемых) ужасна. Над ними постоянно произ­водят развратные действия. Их бьют ногами, так как другим заключенным нельзя дотрагиваться до них руками. "Петухи" не имеют права даже коснуться вещей, предметов, продук­тов питания других заключенных. Нарушивших этот закон зачастую ожидает смерть. "Петухов" могут просто кастриро­вать.

Субкультуру преступников необ­ходимо рассматривать как составной элемент культуры, раз­рушающей основы человеческих отношений.

Второй вид контркультуры преступного мира - "фактотум". Она возникает у руководителей-доминантов, применяющих насилие, неурегулированное законом (или склонных к этому), а потому находящихся на свободе. С тюремной субкультурой ее объединяет то, что пос­ледняя возникает и развивается также в неформальных отно­ шениях между людьми. Отличие заключается в том, что суб­ культура "фактотум" становится питательной средой, аурой "фактических" преступлений.

Субкультура "фактотум" имеет неотъемлемым элемен­том так называемый моббинг (от англ. mobbing — самосуд), который применяется руководителем-доминантом в отношении исполнителей, с целью усилить свое господство неофициаль­ными методами в обычных трудовых коллективах. В русском языке точный эквивалент найти трудно, но по существу оно означает "глумление" над человеком со стороны коллектива, сплотившегося в том, чтобы затравить одного. В литературе описано около 50 вариантов способов такой травли. Из них: неофициальное унижение руководителем работника, оценка хорошей работы как плохой, с тобой не хотят контактировать, ты ощущает многозначительные взгля­ды или другие действия с негативным содержанием без пря­мых высказываний, руководитель лишает престижной рабо­ты, постоянно атакуется и критикуется выполняемая тобой работа и частная жизнь, человек испытывает ту или иную форму преследования — от оговоров до физического наси­лия.

Анализируемый вид преступной субкультуры нередко прямо или косвенно связан с закреплением фактического права доминанта на произвол в отношении исполнителя. Отсюда не­обходимость навязывания этой субкультурой ложных стерео­типов сознания, несущих искаженные представления о раз­ного рода начальниках и якобы недееспособности зависимых от него людей. Речь идет о ложных оценках любых руководи­телей как "заботливых хозяев", которые "все знают", "пред­видят только верно", "действуют всегда в интересах дела", которым "виднее", "начальник всегда прав", "инициатива на­казуема", "я маленький человек", "не высовывайся", "все равно ничего не изменишь". Наличие стереотипов, поощряю­щих доносительство и анонимки: "как стало известно из кон­фиденциальных источников", "ходят слухи...", "они меня дос­тали", "имена называть не буду" и т. п.

Неотъемлемым атрибутом субкультуры "фактотум" явля­ется наличие скрытых форм борьбы руководителей-доминан тов с исполнителем в целях установления преград для обще­ственного роста и возвышения индивидов. Формы и методы этой борьбы исторически конкретны и разнообразны. В ее ар­сенале: поощрение доносчиков, приближение, опека "своих", различные способы держать человека в постоянном психичес­ком напряжении, использование системы приемов: "отказ в поддержке", "не давать ходу", "искусственное расширение критериев и оценок деятельности", "замалчивание успехов , клички, легенды, раскрытие не существующих аморальных поступков, "делать предметом ненависти", предъявление вза­имных мелких счетов, грязные сплетни, слухи, намеки на ложь и др.

Большое значение имеет усвоение руководителем-доминантом системы антигуманных форм "выигрышного поведения", включающей в себя, например, такие правила как: "опытный игрок не сделает того хода, который ждет противник", "знай, что зрители видят больше, чем игрок", "полезно умело про­тиворечить, тогда выманишь из глубины самые заветные тай­ны", "действуй скрытно", "добро делай непосредственно, а зло косвенно", "надо быть начеку с теми, у кого на уме вто­рой умысел".

Интрига — мощный рычаг субкультуры "фактотум", с помощью которого можно достигать успеха "неожиданно для всех", попирая симпатии, истину, действительные задачи дела, "подводить" доверяющих тебе людей, приводить их к жизнен­ным поражениям, вынуждать терпеть фиаско, оставаясь не­узнанным виновником, пребывая как бы "в тени". Интригую­щие личности — это люди, которые склонны строить козни, осуществлять скрытые действия, направленные к достиже­нию каких-либо предосудительных целей. Историческая типо­логия "интригующих" личностей до сего времени не является предметом науки, а между тем она имеет большое практичес­кое значение в целях созидания иного характера цивилизо­ванного общения людей. Человек интриги умеет поставить под удар одних, навести подозрение на других, заговорить треть­их, так что его жертвы не могут до конца понять, кто же их главный враг. Внезапная мнимая болезнь в ответственные мо­менты — распространенный прием интригующих. Последствия интриги тем сильнее, чем выше социальная лестница, на ко­торой находятся ее участники. Механизм интриги как мини­мум включает в себя троих индивидов, предполагает связь ин­тригующей личности с руководителем-доминантом, применя­ющим произвол, известную изолированность жертвы от доми­нанта, атмосферу скрытости, в которой интрига разворачива­ется, и возможность применить обман, искажающий действи­тельно имеющие место обстоятельства. Интрига незаметно исподволь расширяет зону обычного произвола руководителя, размывает официальные формально отрегулированные отно­шения в обществе и в конечном счете выступает стихийным фактором, подрывающим стабильность и выбранный людьми смысл человеческой жизни, способствует утверждению наси­лия превалирующей тенденцией социальных отношений.

Не менее эффективным инструментом субкультуры "фак­тотум" выступает провокация. Целью любой провокации является моральное, социальное или физическое уничтожение челове­ка или группы людей, причем "чужими руками" или жертвой самой себя. Провокация трудно узнаваема, ибо маскируется, прячется за такими подкупающими жертву феноменами, как сочувствие, сопереживание, дружба, слабость, или, напро­тив, акциями агрессии, глубоких эмоциональных "пережива­ний", вызывающими активную реакцию жертвы. В провока­ции как сложной форме скрытых в своей сущности отношений визуальным рано или поздно становится предательство про­воцирующего, когда последний знал и желал наступления не­гативных последствий для жертвы. В отношении пострадавше­го это предательство, вначале тайное, потом неожиданное, часто со стороны лица, которому доверяешь. Провокация не­редко используется при зыбком равновесии сил, когда разжи­гание конфликта зависит от незначительного повода.

Можно выделить законы провокации в конфликте:

а)    это всегда вызов (в виде психологического давления, оскорбительной оценки);

б)     он должен настораживать (т. к. отношения воспринима­ются потенциальной жертвой непосредственно, без учета воз­можной их сложности, многоступенчатости);

в)     последствия для жертвы всегда существеннее, чем ре­акция на "вызов", само поведение;

г)     ничего нельзя изменить — последствия наступают сра­зу после реакции.

Антигуманный характер провокации заключается в том, что она используется как средство борьбы с другими людьми, предполагает игнорирование нравственных барьеров в соци­альных отношениях, выступает безнаказанной формой наси­лия и унижения человеческого достоинства.

6) Социология преступления призвана взять на себя груз углубления "виктимологического" анализа преступления, т. е. изучения его с позиции потерпевшего.

Потерпевшие от "юридической" и "фактической" преступ­ности дают возможность:

а)   увидеть глубину не только материального, но мораль­ного и социального ущерба от преступлений;

б)    нарисовать полную картину связей людей в преступле­нии;

в)    создать модель потерпевшего, типизировать их поведе­ние;

г)    обнаружить, как именно "фактические" преступления
создают ситуацию, при которой аномия охватывает общество.

Для современной России характерно, что общество в лице "новых русских" и безденежных, материально необеспечен­ных граждан сознательно, а иногда интуитивно ищет способы достижения "своей" справедливости. Можно фиксировать как устойчивую закономерность следующее: потерпевшие готовят и реализуют свою систему способов и приемов защиты от пре­ступлений, не обременяя себя необходимостью обращаться в милицию. А, А. Табаков провел почтовый опрос, анкетирова­ние на предмет выявления потерпевших от карманных краж. Проявилась следующая картина. 90% потерпевших составили женщины, большинство потерпевших — служащие, 58,4% по­терпевших обнаружили, что их обокрали, находясь в торго­вом предприятии, 26,1% — в общественном транспорте. Соци­олог отмечает, что интенсивность краж возрастает с наступ­лением весны.

Наибольшее количество карманных краж совершается с 12 до 18 часов. Соотношение зарегистрированных в милиции карманных краж к незарегистрированным составляет 1:50.

Стал известен такой случай. Женщина обнаружила, что на пути с работы домой, в троллейбусе у нее воруют из кармана деньги. Возмущенная она пошла в магазин, где продают рыболовные принадлежности, купила дюжину крючков разного размера, предназначенных для ловли маленькой и большой рыбы. Дома пришила крючки вовнутрь кармана и поехала утром на работу. В троллейбусе, где она ехала и было много народу, она по­чувствовала, что кто-то лезет к ней в карман. Женщина схва­тила вора за руку, он попытался вырвать ее, в это время все крючки впились в его руку. Рискуя остаться без руки, пре­ступник прекратил сопротивление, граждане помогли потер­певшей сдать вора в милицию.

Таким образом, социологический взгляд на преступление позволяет обнаружить новые, мало изученные грани насилия над людьми, расширить исследовательское поле за счет вы­хода в стихию теневой реальности юридической материи.

Рекомендуемая литература:

1.Бельский В.Ю. Социология для юристов: учеб.пособие для вузов, доп. и перераб. / В.Ю.Бельский. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2006.

2.Гревцов Ю.И. Социология права / Ю.И.Гревцов. – СПб.: Юр. Центр Пресс, 2011.

3.Медушевский А.Н. Социология права / А.Н.Медушевский. – М.: Теис, 2006.

4.Степанов О.В., Самыгин П.С. Социология права. / О.В.Степанов, П.С. Самыгин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.

5.Сырых В.М. Социология права. Учебник / В.М.Сырых. – 4-е изд., доп. и перераб. – М: Юстицинформ, 2012.

6.Юридическая социология. Учебник для вузов / Глазырин В.А., Грибакина и др. – М.: Норма, 2000.

 

8. Антисоциальная, криминальная личность

      План лекции

 

1. Проблема личности в теории и практике права.

2. Антропологический или биологический подход к проблеме криминальной личности.

3. Психологический подход к анализу антисоциальной личности.

4. Социологический и социально-психологический анализ антисоциальной личности.

 5. Современный взгляд на антисоциальную, криминальную личность.

6. Неудовлетворенные потребности — первооснова отклоняющегося поведения

 

 

1. Проблема личности в теории и практике права.

Когда преступле­ние совершено, то первый вопрос, который возникает, следу­ющий: "Кто преступник? Каков его мотив?" Вот почему про­блема личности является одной из узловых проблем юриди­ческой социологии.

Важность этой проблемы определяется не только ее тео­ретической актуальностью, но и тем, что она имеет большое практическое, прикладное значение. Работникам правоохранительных органов и судебной системы на всех стадиях своей многоэтапной работы, начиная с предварительной следствен­ной деятельности и кончая судебным заседанием, приходится характеризовать конкретную личность, определять ее соци­альные качества, психологические черты, особенности, от­клонения от нормы.

Известно, что еще задолго до задержания серийного убий­цы Чикатило ученый-медик Александр Бухановский создал психологический портрет этого маньяка, который внешне пред­ставлялся вполне добропорядочным, образованным человеком, который не пил и не курил. Ученый предупреждал, что вошедший во вкус маньяк никогда сам не остановится, если его не остановить. Этот психологический портрет был ценным ориентиром для оперативно-розыскных действий оперативных работников правоохранительных органов.

Любому следователю для более глубокого понимания и осмысления мотива того или иного преступления приходится давать оценку нравственным и психологическим свойствам, качествам подследственного, выявлять круг его друзей и зна­комых, его привязанности и склонности, определять матери­альный и социальный статус, принадлежность к определенной категории людей. Наконец, во время судебного заседания, при вынесении приговора, закон требует учитывать не только вред, причиненный обществу, характер и степень общественной опаснос­ти преступления, но и личность виновного (ч. 3 ст. 60 УК РФ).

Как известно, личность — это индивид с характерной си­ стемой потребностей и социальных ориентации, которые от­личают его от других и определяют его поведение. А ведь пре­ступление — это тоже форма человеческого поведения, но особая, крайняя антисоциальная форма. Сложность определения сущности криминальной личности объясняется прежде всего тем, что ее изучение является объек­том междисциплинарного познания. Проблема криминальной личности исследуется и уголовным правом, и криминологией, и юридической психологией, и юридической социологией.

Социальные ориентации составляют внутренний психоло­гический фундамент, духовную основу, ядро личности. Соци­альные ценности — это совокупность нравственных норм, прин­ципов миропонимания, стандартов поведения, которые разде­ляет большинство того или иного общества. Без социальных ориентиров человек не может жить. Еще Эрих Фромм отме­чал, что "потребность в системе ориентации... есть неотъемле­мая часть человеческого существования'". Социальные ориен­тации — это те социальные ценности, которые вызывают интерес у людей, привлекают их, являются желательными, предпочтительными, престижными. Они образуют основу че­ловеческих целей, наполняют жизнь смыслом. Их реализация приносит людям положительные эмоции.

Система социальных координат, установок имеет свою направленность: или законопослушную, или антисоциальную, или даже криминальную. Устремления конкретного индивида и определяют линию его поведения, действий, поступков. На данный факт обращается особое внимание. Суд обязан выяв­лять и оценивать социальные особенности личности и на этой основе делать вывод о степени нравственной ущербности, устойчивости антисоциальных ориентации подсудимого. И на основании конкретно-оценочной работы решает вопрос о том, является ли данное общественно опасное деяние закономер­ным результатом предварительного формирования личности подсудимого или оно носило случайный характер. Все эти обстоятельства имеют решающее значение для индивидуализа­ции наказания.

Чтобы по возможности более предметно осмыслить сущ­ность антиобщественной, антисоциальной личности, нужно рас­смотреть существующие в науке подходы анализа природы такой личности.

 

2. Антропологический или биологический подход к проблеме криминальной личности

В науке существует три основных направления, посвя­щенных анализу природы криминальной личности:

1) антропологическое или биологическое;

2) психологическое;

3) социологическое и социально-психологическое.

Родоначальником антропологического или биологическо­го направления был итальянский профессор Чезаре Ломбро зо. Ломброзо в течение многих лет изо дня в день наблюдал за сотнями преступников, заключенных в тюрьмах Турина. Он возглавлял кафедру психиатрии в университете и одновре­менно был директором психиатрической клиники для душев­нобольных. Ломброзо выдвинул известную теорию прирожденного преступника. Он полагал, что от рождения существует пре­ступный тип человека. Он считал, что внутренний, психологи­ческий мир преступного типа "атавистичен", то есть у него наблюдается своего рода генетический сдвиг назад, к тем ка­чествам, которые были свойственны первобытным людям. Это:

а) нарушение баланса между интеллектом и животными инстинктами;

б) доминирование агрессивных действий над разумным поведением;

в) упрощенная структура личности, низкая ступень ее развития.

Особо скандальную известность среди широкого круга людей получила идея Ч. Ломброзо о наследственности. Опира­ясь на большой статистический материал, Ч. Ломброзо дока­зывал, что в силу закона наследственности порочные наклон

юсти передаются из поколения в поколение. Более того, врож­денные порочные склонности не только сохраняются, но иног­да и активизируются.

В качестве доказательства Ломброзо ссылается на генеа­логию, родословную некоторых семейств. В частности, он при­водит примеры из истории одной семьи за два столетия. В этой семье с дурной наследственностью за долгие годы потомство достигло 900 человек. Из них 200 стали преступниками. И еще 200 были душевнобольными и бродягами. Ч. Ломброзо приво­дит и другой пример печальной генеалогии. Анализ истории другого семейства охватывает 834 человека. В числе их было 164 проститутки, 142 нищих, 76 преступников, которые в об­щем провели в тюрьме 166 лет. Ч. Ломброзо приводит примеры интересных наблюдений такого редкого факта: некоторые воры и проститутки, разбо­гатев и став добропорядочными, стремились, чтобы их дети пошли по доброму пути, стали хорошими и добропорядочны­ми. Но, как пишет Ч.Ломброзо: "На многих индивидов воспитание не оказывает никакого влияния: они рождаются испорченными и остаются таковыми, несмотря на все отчаян­ные усилия родителей исправить их".

Помимо идеи о прирожденном типе преступника и о фа­тальной наследственности порочных склонностей, Ч. Ломброзо выдвинул еще одну гипотезу, что высокая степень преступных наклонностей может проявляться во внешнем облике человека.

Ломброзо указал на целый ряд этих внешних признаков порочных людей:  низкий, покатый, срезанный лоб; ярко выраженная скуластость, т. е. узкие скулы, "сдавленное" лицо;  выпуклые надбровные дуги; большая, выступающая нижняя челюсть;бугры, выступающие на черепной коробке; низкорослое и мускулистое тело; чрезмерно длинные руки.

Еще при жизни Ч. Ломброзо его выводы о прирожденном типе преступника, о внешних аномалиях его портрета не были приняты многими современниками. Идея о генетической наследственности порочных наклон­ностей также не была принята. Считалось, что если бы при­чины преступности зависели от одной-единственной наслед­ственности, то человечество давно бы покончило с преступ­ностью, т. к. можно было бы "вычислить", взять на учет всех людей с атавистической наследственностью и держать их под строгим контролем полиции. Следует сказать, что судьба идей Ч. Ломброзо весьма сложная из-за абсолютизации его выводов о прирожденном, наследственном преступном типе человека. Но в пылу крити­ки его оппоненты отбросили и разумные, интересные идеи итальянского психиатра и криминалиста.

Ч.Ломброзо — серьезный ученый, он способствовал становлению эмпирического анализа личности преступника. В своей работе "Преступление" он справедливо отмеча­ет, что неудовлетворенные потребности толкают людей на преступный путь. Ломброзо говорит о влиянии образования на виды преступлений, опираясь на данные статистики о видах пре­ступлений во Франции, он делает вывод: "Среди неграмотных преобладает наиболее грубая и жестокая форма преступности, а среди грамотных — более мягкая", а затем конкретизирует виды преступлений грамотных и неграмотных преступников:

а) среди неграмотных преобладают, главным образом, де­тоубийства, кражи, грабежи и поджоги;

б) среди малограмотных (едва умеющих читать и писать) встречаются преимущественно вымогательства угрозы, шантажи, грабежи и нанесение побоев и ран;

в) люди со средним образованием чаще всего совершают
такие преступления, как взяточничество, преступления про­тив нравственности, подлоги и угрозы в письмах;

г) наконец, среди людей с высшим образованием более
всего распространены подлоги, хищения денег и документов и
политические преступления.

Весьма любопытна идея Ломброзо о взаимосвязи уровня преступности и благосостояния преступника. Американский социолог Эдвин Шур в своей книге "Наше преступное общество" указывает на то, что больше всего со­вершается преступлений в высшем и низшем классе. Ломбро­зо предвосхитил эту идею. Анализируя причины преступности в низшем и высшем слое, он объясняет их побудительные мо­тивы: "...лишения и недостаток... наводят бедного человека на мысль удовлетворить свои потребности путем преступления..." Что касается высшего класса, то Ломброзо говорит: "...благо­состояние... также ведет часто к преступлениям против чужой собственности, мотивами которых является тщеславие, жела­ние превзойти других, блистать в обществе и т. п." Подводя итог своей идее, Ч. Ломброзо утверждал, что влияние экономичес­ких факторов на преступность населения зависит не только от бедности, но и от богатства.

Несмотря на сомнительность некоторых своих выводов и гипотез, Ч. Ломброзо был первым, кто приступил к система­тическому эмпирическому исследованию преступников, зало­жив тем самым основы знаний об антисоциальной, криминаль­ ной, делинквентной личности. Конечно, можно разделять позиции тех, кто считает, что Ломброзо делал неверные выводы из своего эмпиричес­кого материала, возможно, он заблуждался, возможно, аб­солютизировал свои гипотезы, но нельзя отрицать того, что его идеи уже более ста лет являются определенными пред­посылками, реальной основой для понимания проблем преступной личности.

3. Психологический подход к анализу антисоциальной личности

Рост числа преступников с неумолимой закономерностью сопровождает историю развития человеческой цивилизации. С этим злом пытаются бороться, преступников судят, наказы­вают, при этом проблема причин преступности, понимание осо бенностей криминальной личности была и остается актуаль­ной.

Зигмунд Фрейд, заложивший фундамент общей теории человеческой мотивации как системы инстинктивных стремле­ний, немало внимания уделял и проблеме деликвентного по­ведения. Стремясь понять механизм, предпосылки преступно­го поведения, он пришел к выводу, что у его истоков лежит инстинкт агрессии. Инстинкт разрушения является основой поведения отдельных личностей. Он неодолим, он непременно проявляется не просто в агрессивных, но и в преступных дей­ствиях. Безусловно, агрессивность отнюдь не только выражается в делинквентных формах поведения. Так, американский психолог Абрахам Маслоу считал, что агрессивность имеет и позитив­ные проявления («здоровая агрессивность принимает форму силы воли и самоутверждения»).

Согласно Фрейду, в отношениях между людьми лежит изначальная враждебность друг к другу. Возможно, это эхо далеких времен, когда в борьбе за выживание агрессия была важным фактором выживания. Конечно, сегодня человек не обладает животными инстинктами, у него обнаруживаются лишь рудименты инстинктов. Стремясь раскрыть и объяснить истоки зарождения пре­ступных действий, ученик З.Фрейда Альфред Адлер несколько видоизменил учение своего учителя. Вместо "ин­стинкта агрессии" как определяющей внутренней силы кри­минального поведения Адлер на первое место поставил "ком­ плекс превосходства". Краеугольным, базовым положением теории Адлера является его учение о комплексе неполноцен­ ности, которое он сам впервые ввел в научный оборот и под­робно описал его. Комплекс неполноценности — это особая форма мироощущения и поведения отдельных индивидов ("результат преувеличенного чувства неполноценности").

Для личности, страдающей от ощущения своей неполно­ценности, характерно то, что на начальных этапах своей жизни та личность плохо адаптируется, социально не приспособлена, не уверена в себе, в своих действиях, склонна винить в своих неудачах других. Касаясь антисоциальных индивидов, Адлер утверждал, что преступники, всегда винят других и при этом оправдывают себя. Парадоксальность этого феномена заключается в том, что комплекс неполноценности переходит в комплекс превосходства. Резкое, почти противоестественное превращение одного комп­лекса в другой особенно характерно для людей с порочными на­клонностями, такими как жесткость, злоба и агрессивность.

Чувство протеста, стремление избавиться от своей не­полноценности, от своего зависимого положения со стороны окружающих: родителей, старших наставников, начальства и т. д. — все это толкает некоторых индивидов на антисоциаль­ные поступки и преступления. А. Адлер отмечал, что в ходе этого процесса установки и цели, бывшие социальными, пре­вращаются в антисоцильные. Механизм превращения таков, что социальная неприспособленность, неуверенность в себе сменяется искаженным стремлением стать сильным, превос­ходить других, любой ценой самоутвердиться. Инстинкт пре­восходства, стремление возвыситься над другими становится определяющей внутренней силой индивида, главным источни­ком его поведенческой мотивации. Комплекс превосходства Адлер трактовал как своеобразную компенсацию того чувства неполноценности, которое у индивида было подавляющим в его детские годы. И чем глубже было это ощущение неполно­ценности в прошлом, чем больше он был подавлен и унижен, тем сильнее его протест, его озлобленность против людей и всего общества.

Из уст адвокатов нередко можно услышать, что у их под­защитных было трудное детство и, следовательно, нужно учесть это как смягчающее обстоятельство при назначении меры наказания. Но исходя из теории комплекса неполноцен­ности все как раз наоборот. Этот комплекс порождает нрав­ственную ущербность индивида, его антисоциальную направ­ленность и устойчивость этой ориентации.

Если сравнить идеи Фрейда и Адлера об истоках челове­ческого поведения, которые нередко толкают людей к право­нарушениям, то видно, что "отцы психоанализа" расходились в понимании первопричины поведения. Фрейд считал, что это — влечение к противоположному полу, обладание им, а Адлер полагал, что это — жажда власти.

 

Большой вклад в понимание внутренних механизмов по­ведения личности внес американский психолог Джон Доллард. Он, как и Фрейд, считал, что агрессивное состояние личнос­ти толкает ее на антисоциальные поступки, а порой и на пре­ступления. Но в отличие от Фрейда, Доллард считал, что аг­рессия возникает не только на базе природного инстинкта самосохранения, но и (причем чаще всего) на основе такого эмоционального состояния, которое возникает в процессе меж­личностного общения и которое он назвал фрустрация. Фрус­трация — внутреннее психологическое напряжение, которое складывается при неудачной попытке реализовать свои желания, стремления. Фрустрацию принято определять, как невозможность удовлетворить свое желание, как барьер, воз­никающий на пути удовлетворения этого желания.

Состояние фрустрации обычно возникает тогда, когда силы и энергия человека направлены на удовлетворение какой-то конкретной цели, потребности, но внешние обстоятельства блокируют внутренние устремления человека, мешают ему осуществить свое желание. Диапазон фрустрации весьма ве­лик: она возникает тогда, когда, скажем, у ребенка отнимают любимую игрушку, и тогда, когда человек обнаруживает про­тиворечие между идеалом и реальной действительностью. К тому же, мы можем говорить о разной силе фрустрации. Фрустрация — это реакция человека на невозможность реализовать свою цель, свое желание. Фрустрация — это неудов­летворенность желаний. Это своеобразное крушение надежд, психологический стресс, психологический срыв. Результатом фрустрации может быть чувство злобы, аккумуляция предель­ной напряженности и агрессивности (иногда это состояние срав­нивают с "паровым котлом"). Это эмоциональное состояние может вылиться в преступные действия. Кстати, эмоции бы­вают тем сильнее, чем ближе цель, но чем меньше вероят­ность добиться своего желания.

Разрядка фрустрационной напряженности может быть перенесена на случайных лиц, которые к конфликтной ситуа­ции никакого отношения не имеют. Этими лицами могут быть случайные прохожие, соседи, супруг и т. д. Так, после ссоры в доме разъяренный человек, схватив со стены свое ружье и выскочив на улицу, может застрелить первого попавшегося прохожего. Это один из примеров бессмысленного, безмотив­ного преступления. Результатом фрустрации может быть не только злость и агрессивность, но и депрессия, ощущение безысходности, упадка сил, уход в мир грез и фантазий. Итогом такой ситуа­ции может стать злоупотребление алкоголем, наркотиками или такое психологическое состояние, которое характеризуется "зауженным сознанием", которое может довести человека до самоубийства.

Следует сказать, что как антропологичес­кий, так и психологический подходы к анализу криминальной личности имеют свою "ограниченность". Их "недостаток" зак­лючается в том, что они слабо соотносят внутренние побуди­тельные мотивы действий криминальной личности с социальны­ми факторами, с самым широким кругом потребностей и ори­ентацией личности.

4. Социологический и социально-психологический анализ антисоциальной личности

Сущность социологического анализа заключается в том, что ученые этого направления не ограничиваются исследова­нием лишь биологических и психологических механизмов пре­ступной личности, а соотносят ее действия с социальными факторами. История социологического подхода к анализу личности уходит своими корнями к философскому пониманию челове­ческой природы и социальной среды, внешних обстоятельств в жизни личности. Философы формулировали вопрос о личности следующим образом: "является ли человек по своей природе злым и порочным или он изначально добр?" В самой заостренной форме вопрос звучал так: "Люди — это волки или овцы?" А может одновременно: "и волки, и овцы?"

Немецкий мыслитель времен Реформации в Германии XVI века Мартин Лютер был убежден, что человек по своей био­логической природе является порочным и подлым существом. Английский мыслитель XVII века Томас Гоббс считал, что "человек человеку — волк". Французские мыслители эпохи Просвещения придерживались противоположного мнения. Они считали, что человек по своей природе добр. А зло — это следствие внешних обстоятельств жизни. И если улучшить эти обстоятельства, то в человеке непременно победит доб­ро. Точку зрения гуманистов Просвещения принял К. Маркс и его последователи.

Социологическое направление в анализе этой острейшей социальной проблемы стало развиваться в конце XIX в. У его истоков стояли такие ученые, как А. Кетле — франко-бель­гийский математик, основатель социальной статистики. А так­же французский социолог и криминалист Г. Тард. Эти ученые основную причину преступного поведения видели в социальных, общественных факторах, в условиях жизни людей. Из современных мыслителей следует назвать Эриха Фром­ ма. Э. Фромм в своей работе "Душа человека. Ее способность к добру и злу" (1964) как бы продолжает анализировать узловую проблему философии о природной сущности человека. Взгляды Фромма характеризуются гуманистической оцен­кой природы человека, хотя он и признавал, что человек об­ладает потенциалом разрушающего насилия.

Для юристов эта работа интересна тем, что в ней дается четкая классификация типов человеческого насилия:

а)    реактивное насилие;

б)    фрустрация как тип реактивного насилия;

в)    зависть и ревность;

г)     насилие из мести;

д)    компенсаторное насилие;

е)     садизм;

ж)   архаическая жажда крови

Фромм считает, что каждая конкретная форма насилия проявляется как результат установок, направленности лично­сти, той социальной "программы", которая определяет внут­ренний, духовный мир конкретной личности. А сама направ­ленность является следствием социализации этой личности, следствием сложных жизненных обстоятельств, выпавших на долю этой личности. Образно говоря, в зависимости от этих жизненных обстоятельств в каждом человеке "природа" всхо­дит либо "злаками", либо "сорной травой".

Остановимся на некоторых из указанных типах насилия против личности, чтобы показать взаимосвязь личного, инди­видуального фактора и внешних обстоятельств в преступном поведении того или иного индивида.

1. Реактивное насилие. Характеризуя этот тип насилия, Фромм пишет: "Под ним я понимаю насилие, которое прояв­ляется при защите жизни, свободы, достоинства, а также собственного или чужого имущества. Оно коренится в страхе. Этот страх может быть реальным или надуманным, осознанным или бессознательным". И далее: "Данный тип насилия стоит на службе жизни, а не смерти; его целью является сохране­ние, а не разрушение".

Этот тип насилия Э. Фромм назвал "реактивным", т. к. оно проявляется рефлекторно, инстинктивно, из чувства самосох­ранения.

2. Насилие из мести. Обычно в уголовном праве рассмат­ривается проблема кровной мести, которая в России истори­чески, традиционно характерна для некоторых народов Кав­каза. Помимо этой традиционной формы насилия Фромм ана­лизирует насилие из мести, как частный случай преступного поведения. Он указывает, что потребность мстить обычно обна­руживается у примитивных, ущербных людей, для которых месть является единственно возможным средством для ком­пенсации оскорбленного чувства собственного достоинства или какой-либо потери. Ситуация усугубляется, если обида или потеря нанесены глубоко ущербной личности. Фромм замечает: "Слабак или калека не имеет другой возможности восстановить разрушен­ное самоуважение, кроме как отомстить".

3. Компенсаторное насилие.Анализируя механизм фор­мирования этого типа насилия, Фромм исходит из того, что природа наделила человека базовой потребностью тратиться свои физические и эмоциональные силы. Но в силу различных причин: некоммуникабельности, плохой адаптации, робости, комплекса неполноценности некоторые индивиды не в состоя­нии действовать, проявлять себя, самореализоваться. Они стра­дают от пустоты своей жизни. У них происходит деформация ценностных ориентацией. Крайней формой деформации внут­реннего мира является формирование установки "мстить жизни за то, что она его обидела". Озлобленность порой материализуется в делинквентное поведение. Э. Фромм говорил, что компенсаторное насилие яв­ляется результатом непрожитой, искалеченной жизни. Ко­нечно, как частный случай подобные факты случаются в жизни, но трудно согласиться, что компенсаторное насилие типично.

Что же все-таки главное: личность или обстоятельства? Вероят­но, так ставить вопрос нельзя. Хотя существует мнение, абсо­лютизирующее не только жизненные обстоятельства преступ­ника, но даже конкретную ситуацию, которая нередко провоцирует действия человека. Некоторые считают, что конк­ретная ситуация определяет 70% делинквентного, преступно­го поведения. Конечно, ситуационный фактор имеет реальное значение. Например, при хулиганских действиях, при изнаси­ловании. Но с другой стороны — направленность личности, ее

установки, ценностные ориентации играют громадную роль в преступных действиях человека.

Ф. М. Достоевский своими романами "Преступление и на­казание", "Братья Карамазовы" убедительно показал, что состояние сознания преступника — это ядро преступного де­яния. Родион Раскольников — это не банальный убийца, стре­мящийся лишь удовлетворить врожденные физиологические потребности противозаконным путем. Это индивид, считаю­щий, что ему "все дозволено". Его преступление — это свое­образный "бунт" против обычного "хода вещей", установлен­ных "правил игры", против социального уклада жизни, кото­рый не может удовлетворить его базовые потребности.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что социологическое исследование истоков и мотивов преступности характеризуется анализом одновременно двух факторов: лично­стного, т. е. индивидуального, и социального, ситуационного.

Определяющим в индивидуальном фактореявляются ус­тановки, направленность личности, ее ценностные ориента­ции.

Эта "направленность" личности зависит от:

а) происхождения личности;

б) воспитания личности;

в) окружающей среды;

г) уровня образования;

д) профессии;

е) возраста, пола, физических свойств.

Наконец, дискуссионным моментом является наследствен­ность, о значении которой вот уже 100 лет после работ Ч. Ломброзо не утихают споры.

Что касается социального фактора, то здесь важным яв­ляются социальные условия конкретной личности, способствуют ли они удовлетворению ее базовых потребностей или нет.

Если конкретизировать те социальные условия, которые не позволяют нормальным, законным путем реализовать свои потребности, то можно указать на такие факторы:

а) низкое социальное положение;

б) низкий уровень жизни;

в) безработица;

г) плохие жилищные условия;

д) миграция;

е) урбанизация;

ж) потребление алкоголя;

з) проституция.

Помимо двух основных факторов — личностного (индиви­дуального) и социального, выделяется еще третья группа фак­торов, которые влияют на преступность. Это так называемые физические факторы:

а) климат, температура;

б) время года.

Классик современной американской социологии Роберт Мертон разработал теорию о типах личности, которая дает нам четкое понимание процессов адаптации людей в обще­стве, понимание линии поведения индивидов, раскрывает ис­токи конфликтов личности с обществом, истоки преступного поведения. В своей книге "Социальная теория и социальная структура" Мертон выделяет пять типов поведенческой реак­ции, когда индивид осваивает социальный опыт, адаптирует­ся, приспосабливается к системе социальных ценностей и норм поведения. Социализация идет по двум основным направлениям: по отношению к господствующим нормам, культурным ценнос­тям, целям и стандартам и по отношению к средствам, спосо­бам, методам достижения социальных целей.

Адаптация, социализация— это процесс восприятия ин­дивидом социальных установок, это процесс освоения соци­альной роли. Образно говоря, человек учится играть опреде­ленную социальную роль: или роль законопослушного индиви­да, или роль антисоциальную.

Р. Мертон выделяет 5 типов приспособления в зависимос­ти от того, что конкретный индивид "принимает" и что "от­вергает" из двух социальных координат.

Первый тип. Конформистская личность (от англ. conform — согласовывать). Этот тип, приспосабливаясь адаптируясь в об­ществе, принимает безоговорочно:

• образцы духовных, культурных целей, норм, стандартов,

• средства достижения господствующих целей.

Здесь мы можем говорить о так называемом "адаптиро­ванном" человеке. У нас существует двойственное отношение к этому типу личности. С одной стороны, мы отвергаем безоговорочное и даже бессознательное принятие социальных стандартов, ког­да теряется неповторимость, своеобразие каждого индивида. Но с другой стороны, такой тип приспособления одобряется

Второй тип. Инновационная личность (от лат. innovatio — обновление, нововведение). Этот тип, адаптируясь в обществе, принимает господству­ющие цели (личный успех, престиж, богатство, власть), но "отвергает", отрицает традиционные пути и средства дости­жения целей. Такой индивид готов рисковать, нарушать сложившиеся устои, общественный порядок ради своих целей. Эти слова американского социолога подходят к аттестации поступ­ков "новых русских" в нашей стране в 90-е гг.

Третий тип. Ритуалистская личность(от лат. ritualis — обрядовый). Ритуалисты отвергают господствующие цели. Но они стара­ются соблюдать нормы поведения, установленные обычаи, цере­монии, этикет, т. е. формально они соблюдают господствующие линии поведения, "правила игры". В качестве примера можно привести глубоко верующих людей: они, как правило, не стре­мятся к личному успеху, к земным благам, ибо их цель иная — "небесное благо". Но они не противопоставляют свое поведе­ние той линии поведения, которая господствует в обществе.

Четвертый тип. Ретретистская личность. Изолирован­ный тип (от лат. retratio — уходить, уединяться). Это наиболее редко встречающийся тип личности. Он отвергает господству­ющие цели и господствующие средства достижения общепри­нятых целей. Это апатичная личность, которая уходит из об­щепринятого в жизненном укладе: и от целей, и от средств их достижения. В качестве примера можно указать на линию по­ведения наркоманов, хронических алкоголиков. Такой "уход" может вести и к самоубийству. В прошлом к изолированным типам относились юродивые. Это были не просто блаженные, больные, а вполне здоровые люди, площадные глашатаи.

Пятый тип. Мятежная, бунтарская личность.Такая личность обычно отрицает цели, отрицает и средства, спосо­бы, методы достижения социальных целей. Вместо старых, традиционных целей и средств она выдвигает новые цели и новые способы достижения целей. Мятежная" личность стре­мится заменить господствующие ценности новыми. Такие личности обычно и составляют популяцию анти­ социальных индивидов. Маслоу: «Человек, не удовлетворенный в своих базовых потребностях, воспринимает мир как вражес­кую территорию, как дикие джунгли, населенные сильными и слабыми животными, хищниками и жертвами, победителя­ми и побежденными. Система ценностей обитателя джунглей неизбежно подчинена потребностям низших уровней, главным образом животным потребностям и потребностям в безопасно­сти". Естественно, что такой человек, который отвергает и гос­подствующие, общепринятые социальные ценности, и средства достижения целей, такой человек входит в резкий конфликт с обществом. Он не починяется установленным законам, тради­циям, ценностям, ритуалам. Когда мятежная, бунтующая лич­ность не может удовлетворить свои насущные, базовые по­требности законным, социально одобряемым путем, способом, тогда индивид встает на преступный путь их удовлетворения.

5. Современный взгляд на антисоциальную, криминальную личность

Весь эмпирический материал, все догадки, гипотезы, выводы, теории, накопленные наукой за последнее столетие, свидетельствуют, что при оценке личности правонарушителя следует исходить минимум из двух основных посылок:

     1) из биологических особенностей индивида, которые за­ложены в человеческой природе генами, являются врожденными и оказывают большое влияние на систему потребнос­тей, склонностей, устремлений личности;

     2) из социальных особенностей личности, которые проявляются в его ориентациях и ценностях.

Наши правоведы довольно насто­роженно воспринимают идею о важности биологического фак­тора при общей оценке индивида. А в недавнем советском прошлом целиком стояли на позиции, что все зло в человеке является лишь следствием социальных условий жизни, вообще полностью отрицали роль врожденных, наследственных свойств, способ­ствующих совершению преступления. Идеи Ч. Ломброзо счи­тались антинаучными. Своеобразным прорывом в отечественных взглядах на про­блему взаимосвязи вопросов преступности и генетики явилась совместная работа видного генетика Н. П. Дубинина и извест­ных специалистов правовых наук И. И. Карпеца и В. Н. Кудряв­цева "Генетика, поведение, ответственность: о природе антиобщественных поступков и путях их предупреждения" (1982).

В последние годы средства массовой информации писа­ли, что ученые Запада открыли "ген преступности". Они его называют геном "сверхмужчины". Такой термин придуман, возможно, потому, что по статистике 85% убийц — это муж­чины. Однако опираться на сенсационные публикации несе­рьезно. Но выводы крупных ученых о биологической природе человека с определенной направленностью — это реальность. Об этом, в частности, говорят Э. Фромм и А. Маслоу. Опираясь на эмпирический опыт (оба они определенное время работали практикующими психотерапевтами) и на эмпирические иссле­дования, эти ученые считали, что природная сущность каж­дого индивида имеет направленность к "добру или злу".

 

Остановимся на идеях Абрахама Маслоу. Если эти идеи представить в самом общем виде, то жизненный путь каждого индивида или судьба этого индивида, если использовать такое понятие, скла­дывается следующим образом:

- изначально базовые основы духовной структуры лич­ности предопределяются генотипом;

- биологическая природа проявляется во врожденных склонностях, устремлениях, возможностях организма;

- врожденные склонности трансформируются в потреб­ности, цели индивида;

     -сложившаяся система потребностей, ценностных ориен­таций, установок и определяет общую направленность жиз­ненного пути личности.

Фундаментальным трудом Маслоу, в котором он обобщил свое исследование человеческой мотивации и личности, явля­ется работа "Мотивация и личность". В этой и других своих работах он и высказывает свои идеи о предопределяющей роли врожденных позывов, заложенных в индивидуальной челове­ческой природе отдельных индивидов. Он прямо и четко фор­мулирует свою мысль: "... каждый человек имеет свою соб­ственную сущностную природу, некоторый скелет психологи­ческой структуры... Потребности, а также возможности и тен­денции развития человека в некоторой степени детерминиро­ваны генетически..."

В другой своей работе "Психология бытия" А.Маслоу про­должает идею о "врожденных позывах". Он говорит: "Прису­щая каждому из нас внутренняя биологическая природа в оп­ределенной мере является "естественной", врожденной, изначальной". Раскрывая сущность внутренней природы, Мас­лоу указывает, что "эта внутренняя сердцевина проявляется в форме естественных склонностей, пристрастий или внутренних убеждений". И далее высказывает весьма интересную мысль, как внутренние потенции, образно говоря, "материа­лизуются", превращаются в личностные качества.

Говоря о том, что психологическая жизнь индивида в оп­ределенной мере детерминирована генетически, Маслоу рез­ко выступает против крайнего подхода к биологической при­роде индивида, против абсолютизации роли этой природы, которая чуть ли не автоматически предопределяет духовную жизнь личности. В частности, он критикует теорию инстинк­тов, особенно в той форме, в какой эта теория представлена в учении 3. Фрейда, который считал, что поведение человека обусловлено "биологической мудростью" организма человека. В принципе Фрейд не отвергал влияния внешнего культурного фактора на формирование ориентации и устремлений индивида. Он лишь утверждал, что в количественном соотно­шении влияния приобретенного и унаследованного пальма пер­венства принадлежит внутренним свойствам. Проблема соотношения количествен­ных показателей между социальным и биологическим еще не разработана в достаточной мере. Здесь нужна своя методика, свои критерии, которые способствовали бы определению количествен­ного вклада двух факторов в систему ценностных ориентации личности, в формирование ее направленности к "добру или злу".

Проблема соотношения наследственных свойств человека и его социального "багажа" интересовала многих ученых. Представители различных наук, школ и направлений по-разному определяли это соотношение. Русский физиолог И. М. Сеченов считал, например, что психическая организация человека на 999/1000 зависит от со­циальных влияний и только 1/1000 от унаследованных свойств. Зигмунд Фрейд, как мы уже отмечали выше, наоборот, утверждал, что в самой биологической природе заложен весь механизм внутренней жизни индивида, и этот механизм на уровне подсознания определяет ориентации человека, его на­правленность, "ход психических процессов". Маслоу высказывается более осторожно. Он полагал, что психологические структуры лишь "в некоторой степени де­терминированы генетически". Наши ученые Н. Дубинин, И. Карпец и В. Кудрявцев от­вергают необходимость определения баланса, необходимость выяснения количественного соотношения между внешними, культурными и внутренними, унаследованными факторами.

Представляется, что существует баланс двух начал. В принципе их соотноше­ние равное, одинаковое. Все зависит от конкретного этапа жизненного пути личности. На первых стадиях доминирует инстинктоподобная природа потребностей, импульсов, позывов. То есть на начальных этапах в поступках человека боль­ше биологического, врожденного, унаследованного. Затем ба­ланс склоняется в сторону социального, культурного влияния. Эта динамика количественного соотношения между унаследо­ванным и приобретенным является, как мы считаем, общей тенденцией, своеобразным динамическим законом. Что касается природы внутреннего мира антиобщественных индивидов, то она характеризуется тем, что процесс развития как бы застревает на определенной стадии нравственной и эмо­циональной незрелости. Конкретная личность остается на низших уровнях мотивационной жизни, где поведение все еще оп­ределяется инстинктоподобными позывами, импульсами. Таких индивидов в основном занимает получение непосредственных положительных эмоций, удовольствий из первичного ряда, первичного круга витальных, биологических потребностей.

Здесь уместно вспомнить идеи Ч. Ломброзо и Ф. Ницше. Первый говорил о том, что преступник по своей психологи­ческой организации атавистичен, что он остановился на низ­ших ступенях своего развития. Идея Ф. Ницше о делении все­го человечества на "сверхлюдей" и "недолюдей", развивая в определенной мере идеи Ломброзо, проводит четкую границу между деяниями "преступной личности" и "преступлением по праву сильного". Сторонники теории инстинктов сводят атавизм личности к доминированию лишь инстинкта агрессии. Это неверно. Сама по себе агрессия не является негативным качеством. Личность становится опасной при ее общем атавизме, который характерен для широкого круга ее психо­логической структуры.

На основании всего вышеизложенного мы можем сделать вывод, что узловым вопросом в понимании личности является осознание того, что ее поступки детерминируются двумя ос­новными началами: одно — биологическое, другое — социаль­ное. Между этими началам существует динамический, подвиж­ный баланс.

 

6. Неудовлетворенные потребности — первооснова отклоняющегося поведения

Считается, что на уровень преступности в любом обще­стве влияет множество факторов. Это и материальные, эко­номические факторы, и сознание преступника, его направ­ленность, психологические установки. Следует сказать, что в огромном потоке предпосылок пре­ступления есть одна определяющая предпосылка, которая, как правило, является первичным импульсом преступления. Это неудовлетворенность базовых потребностей.

В своей статье "Теория человеческой мотивации" (1943), фундаментальном труде "Мотивация и личность" (1954), а так­же в одной из последних своих работ "Психология бытия" А.Маслоу обосновал положение, что природа челове­ческого бытия представляет собой непрерывное удовлетворе­ние широчайшего ряда биологических, материальных, соци­альных и духовных потребностей. Причем неумолимость этого процесса касается не только первичного круга потребностей, запрограммированного самой биологической природой (потреб­ности в пище, сне, тепле), но и того ряда высших потребнос­ тей, которые сформировались за долгий период развития че­ловеческой цивилизации (потребность в самореализации, пре­стиже, духовной культуре).

Конечно, круг социальных и духовных потребностей у каж­дого индивида различен по объему. У некоторых он вообще не выходит за пределы из повседневности. Но сама по себе необ­ходимость удовлетворения потребностей проявляется с неумо­лимостью закона природы. Маслоу доказывает, что удовлетворение ба­зовых потребностей "является условием здоровой, полноцен­ной жизни". Он пишет, что организм, удовлетворяющий свои потребности, лучше работает, более эффективно реализует свои способности. Уйти от своих потребностей невозможно. И если потреб­ность не удовлетворена, то последствия могут быть весьма печальными и даже деструктивными: человек может заболеть или попытаться реализовать ее извращенным или противоза­конным способом. Процесс формирования преступных наклонностей нравственно незрелой личности, в частности, и определяется та­кой жизненной ситуацией индивида, когда он испытывает хро­нический дефицит удовлетворения своих потребностей. Известно, что в основе большинства преступлений лежат неудов­летворенные потребности. Процесс антисоциальных ориента­ции ускоряется, если индивид отличается завышенными запросами, большими притязаниями и ограниченными возможно­стями удовлетворить свои потребности законным путем. В этих случаях он избирает преступные формы удовлетворения сво­их потребностей.

При хроническом дефиците удовлетворения насущных потребностей активизируются биологические импульсы: агрес­сивность, злоба, жестокость. Образно говоря, дефицит будит дремлющую биологическую природу в организме человека.

Исходя из теории потребностей проследим, как не­удовлетворенность того или иного ряда потребностей стано­вится основополагающей предпосылкой для формирования отклоняющегося поведения личности.

I . Витальные, жизненно важные потребности. Это гене­тически предопределенные потребности, которые запрограм­мированы в "генетическом паспорте человека", работают на уровне подсознания и обеспечивают выживание индивида.

1. Потребность физического существования. Это потреб­ность в утолении голода и жажды, в тепле и жилище, в отдыхе и сне. Чтобы удовлетворить эту насущную потребность, человек способен преступить черту дозволенного. Достаточно вспомнить героя романа В. Гюго "Отверженные" Жана Вальжана, судьба которого была искалечена из-за украденной им в молодые годы булки хлеба.

2. Потребность в самосохранении. Самосохранение—этоосновной закон жизни. Пока человек живет и способен защитить себя, он постоянно борется за свою жизнь. И не только за свою, но и за жизнь близких. Если человек видит опасность
для своей жизни, то инстинктивно, рефлекторно он защища­ет свою жизнь. Уголовный кодекс Рос­сийской Федерации предусматривает необходимость защиты
себя и своих близких от насилия и в то же время предостерегает от превышения пределов необходимой обороны.

3. Сексуальные потребности. Это генетически запрограм­мированная биологическая потребность, первооснова всего живого, стремление продлить жизнь своего рода. Неудовлетворенность этой потребности в реальности по­рождает целый "букет" разнообразных видов преступлений, начиная от эпизодических насильственных сексуальных дей­ствий, инцеста и кончая кровавыми похождениями серийных убийц.

  4. Потребность в свободе, независимости. Может пока­заться, что эта потребность не витальная и относится к соци­альному виду. Но ведь известно, что инстинкт к свободе присущ и животному миру. И сила его насколько велика, что дикие животные, как правило, в неволе не размножаются. Свобода, независимость, возможность действовать по сво­ему усмотрению без всякого стеснения и принуждения, без подчинения чужой воле — это огромная ценность. И когда че­ловек ее теряет, то на уровне подсознания в нем просыпается стремление освободиться от стесняющих обстоятельств, осво­бодиться от нетерпимой зависимости. Чужая воля — это не абстракция. Это то, что ограничи­вает действия человека. Типичным примером такого рода яв­ляется шантаж; неблаговидные действия: запугивание, угро­за разглашения каких-либо компрометирующих сведений — в конце концов могут вызвать ответную реакцию — стремление любой ценой освободиться от такой зависимости, от опасного свидетеля. И человек идет на крайние меры, вплоть до убий­ства шантажиста.

А сколько драм возникает в семье, которая, как извест­но, является той ареной, где разыгрываются острейшие кон­фликты, коллизии. Жизнь становится нестерпимой, и, чтобы избавиться от этих отягощающих обстоятельств, один из суп­ругов идет на самое тяжкое преступление, чтобы обрести не­зависимость от своего прежнего положения. Как известно, преступление является конечной фазой конфликта. Статисти­ка свидетельствует, что в 7% случаев криминальных убийств жертва и убийца были супругами. Стремление освободиться от отягчающих обстоятельств может порождать и такие криминальные поступки, как убий­ство молодыми мамами своих новорожденных младенцев. Этот факт свидетельствует о 'неумолимой силе одновременно про­являющихся нескольких страстей, которые в своей совокуп­ности способны заглушить потребность женщины в материн­стве.

       5. Потребность в движении, в действии, в трате физи­ческой и эмоциональной энергии.Биологическая эволюция сфор­мировала человека способным к большим физическим нагруз­кам и активным действиям. Но современная жизнь этого не требует. Отсюда гиподинамия — противоестественное сниже­ние двигательной активности в повседневной жизни большин­ства людей. Однако человеческий организм ищет различные способы и возможности "выплеснуть", потратить свою физи­ческую и эмоциональную силу. Сегодняшнее увлечение моло­дежи поп-музыкой, энергичными, ритмическими танцами — одна из форм удовлетворения этой потребности. К сожалению, "выброс" энергетики этим не ограничива­ется. В наше время распространяются различные правонарушения. В первую очередь хулиганство, грубое нарушение об­щественного порядка. Во время так называемого юношеского кризиса сознанию молодых свойственна внутренняя смятенность и даже исте­ричность, протест против мира взрослых — отсюда явное не­уважение не только общественного порядка, но и достоин­ства старших, а также вандализм, садизм, бессмысленное разрушение культурных ценностей, святынь. Многие из под­ростков жаждут борьбы, встречи с мнимым противником. От­сюда драки, которые ведутся по неписаным законам улицы.

6. Потребность в новом, необычном, нетрадиционном. Потребность в возбуждении, риске, острых ощущениях, стра­хе и агрессии.В наших генах заложена нетерпимость к однооб­разию, монотонности, к "прозе жизни". Известно, что обо­стренные чувства стимулируют выброс в кровь адреналина — мощного тонизирующего вещества. Наслаждение от азарта, риска, опасности особенно ха­рактерно для психики подростка. Вот почему они взбираются на трубы строящихся заводов, ходят по карнизам высоких домов, пробираются ночью на кладбище. Есть мнение, что по закону природы человеку нужна определенная "доза страха". Азарт, потребность в острых ощущениях свойственны и взрослым. Отсюда понятна страсть некото­рых людей к азартным играм в карты, рулетку. На этой по­требности функционируют казино, игорные дома. Азарт, потребность в острых ощущениях сопряжены с разнообразными преступлениями. Следственная и судебная практика свидетельствуют, что так называемые "каталы" — карточные игроки-шулеры — паразитируют на этой потреб­ности людей. Они, как правило, являются неплохими психоло­гами: подмечают азартные, темпераментные черты характера своих жертв и обирают их.

Потребность в острых ощущениях в совокупности с другой потребностью — в трате физической и эмоциональной энергии, нередко лежит в основе такого преступления, как хулиганс­кие действия. Две данные потребности зачастую являются ос­новой и так называемых немотивированных преступлений

7. Гедоническая потребность, потребность в удовольстви­ ях. В принципе это естественная потребность. Человечество в процессе своего развития вело не только борьбу за свое су­ществование, но и за увеличение своих потребностей, т. е. удовольствий. Сама природа создала удивительный механизм для самодвижения, саморазвития человека: удовлетворение потребностей рождает положительные эмоции. И чем больше удовлетворенных потребностей, тем больше положительных эмоций. Можно сказать, что самая главная программа инди­вида — это получение удовольствия и избежание неудовольствия. К сожалению, некоторые хотели бы без труда, без траты своих физических и интеллектуальных сил, без напряжения получать удовольствия. Это толкает их на преступный путь краж, воровства, взяточничества, подлогов и т. д.

Важнейшей потребностью человека является ощу­ щение необходимого уровня удовлетворения своих потребнос­тей и, если угодно, удовлетворенности своей жизнью. Действи­тельно, человек нуждается в ощущении полноты жизни, в ощущении ее полнокровности и полноценности. Это ощуще­ние на уровне бытового сознания и определяется понятием счастья. Существует гипотеза, что в мозгу человека есть "центр удовлетворенности". И если нормальные, естественные потреб­ности не удовлетворяются, то индивид ощущает определен­ный дискомфорт своего внутреннего состояния. Он стремится компенсировать эмоциональный дефицит каким-то допингом, искусственно взбадривающим его. Это может быть или нарко­тик, или алкоголь. А то и другое, как свидетельствует мили­цейская статистика, является питательным "бульоном" откло­няющегося и даже делинквентного поведения

II. Материальные потребности — это второй вид первич­ного круга потребностей.       Этот вид потребностей своими корнями уходит в виталь­ные, биологические потребности. Он сформировался на базе такого ряда потребностей, как потребность в утолении жажды и голода, потребность в тепле, жилище и т. д. Человечество давно не живет по биологическим законам. Инстинктивные потребности в элементарном удовлетворении голода и жажды, потребности в тепле, прикрытии своего тела грубыми одеждами из шкур по мере развития цивилизации совершенствовались, трансформировались, поднимались на более высокий уровень. И в наши дни витальные потребности стали опредмечиваться в таких явлениях и предметах, как комфорт, роскошь, красивая обстановка.

Мы живем не только в мире людей, но и в мире вещей. Стремление к материальному благу, стремление "хорошо жить" — это естественное стремление. Оно универсально, оно всеобще, т. е. присуще всем. Материальные блага имеют в жизни каждой личности огромную силу. Каждый стремится повысить свой материальный статус. И в то же время стремление к материальному благу тол­ кает некоторых на преступный путь, коль скоро конкретный индивид не в состоянии удовлетворить эту потребность закон­ным, морально одобренным путем

Статистика свидетельствует, что в основной массе моти­ вом преступления является корысть. Именно неудовлетворен­ные материальные потребности, а не социальные и духовные являются основой девиантного и делинквентного поведения. То, что корыстный мотив, т. е. опредмеченная потребность, кото­рую личность стремится удовлетворить любой ценой, является определяющим стимулом преступлений во всех странах мира, социология объясняет следующим образом. Потребности стабиль­ны, постоянны, вечны, особенно потребности низшего порядка. И проявление высших потребностей зависит от предваритель­ного удовлетворения базовых потребностей первого круга.

 

III. Социальные потребности — это группа потребнос­тей, которая сформировалась за длительный период развития человеческой цивилизации в процессе общественных связей, отношений, социального взаимодействия людей. Жизнь отдельного индивида — это своеобразная фабрика по воспроизводству и реализации целой системы социальных связей и отношений на межличностном и социальном уровне. Несмотря на то, что высшие потребности поднимают людей над витальными, биологическими потребностями, они тоже обусловливают преступные побуждения. И это происходит тог­да, когда существует дефицит удовлетворения данного вида потребностей.

Остановимся на ряде социальных потребностей и пока­жем, как они порой становятся побудительной причиной анти­социального, противоправного действия.

 

1. Потребность в идентификации. Это потребность в чув­стве единения с себе подобными, ощущении общности с дру­гими. Потребность принадлежать к определенной социальной группе, стать ее частью, занимать в ней то или иное место, ощущать свою значимость для других, добиться социального признания, завоевать уважение. К сожалению, стремление адаптироваться в этом мире, избавиться от свой изолированности, от чувства одиночества бывает осложнено незнанием "правил игры" в нашем непрос­том мире. Эта проблема особенно типична для подростков, ко­торые стремятся принадлежать к сплоченной группе своих сверстников, стремятся к групповой поддержке, групповой защищенности. Сегодня многие подростки и юноши становятся членами неформальных объединений. Их влекут туда нетради­ционные цели, богатство внешней атрибутики, простота са­моутверждения. Чаще всего эти объединения основываются на культе силы, молодежной агрессивности, на базе увлече­ния боевыми искусствами. Наиболее распространенной фор­мой агрессивных объединений являются слабо структуриро­ванные "дворовые команды", которые известны кровавыми драками. В последние годы появились разнообразные группы, ко­торые являются носителями автократических, национал-экстремистских и других идей. Случается, что этими группами манипулируют организованные преступники.

2. Потребность в самореализации. Это потребность в са­мовыражении, самоутверждении, потребность проявить себя, показать себя. Самореализация проявляется в решении узловых проблем личной жизни: в образовании, профессии, работе, материаль­ном и социальном статусе, семье, воспитании детей и т. д. Считается, что самое большое несчастье в жизни — это невозможность состояться как личность. Если индивид не смог реализовать себя, это оказывает разрушающее воздействие на личность человека, это приводит к отчуждению его от господствующих в обществе социальных ценностей, нравствен­ных норм. Происходит смещение в восприятии системы жиз­ненных координат. А.Маслоу говорил: "Человек, не удовлетворенный в своих базо­вых потребностях, воспринимает мир как вражескую терри­торию, как дикие джунгли, населенные сильными и слабы­ми животными, хищниками и жертвами, победителями и побежденными". Обида, злоба, боль за несложившуюся жизнь полностью отчуждают такого человека от нормальных людей. И если он от природы наделен неукротимой силой, волей, то он самоут­верждается в ином, преступном мире. А если нет, то живет "как трава" или становится бомжем, или кончает жизнь само­убийством.

3. Потребность в более высоком социальном статусе. Это потребность в престиже, в уважении, в социальной значимос­ти, успехе, авторитете, чувстве превосходства. Высокий социальный и материальный статусы имеют боль­шую стимулирующую силу. Они активизируют способности индивида, его интеллектуальные и физические силы, его возможности продвинуться "вверх" по ступеням служебной лест­ницы. Эта потребность помогает человеку самореализоваться, наполняет его жизнь смыслом, дает ощущение положитель­ных эмоций. Человек с четким и высоким социальным статусом — это состоявшийся человек, а люди с низким социальным стату­сом — это обычно неудачники. Самореализация требует боль­ших усилий, упорства, воли, целенаправленности в достижении своей цели.

Современная социальная культура дает простейшие фор­мы успеха по формуле "здесь и сейчас" в виде внешнего об­лика: модной одежды, престижной машины, места прожива­ния в городе, загородной виллы. Известно, что капитал и блистательные карьеры неред­ко делают не самые способные люди. Стремление к успеху, тщеславие, честолюбие толкают некоторых на преступления. Отсюда подлоги, подделки, хищения документов, обман, лже­свидетельство, присвоение чужого авторства, выдача чужого изобретения или открытия за свое. Американские социологи, анализируя преступления, совершенные лицами высокого об­щественного положения, бизнесменами и т. д., ввели понятие "преступность белых воротничков"

4. Потребность быть лидером, быть первым. Это так называемая "воля к власти". Она проявляется в борьбе, сопер­ничестве, конкуренции, состязательности. Обычно при анали­зе данной потребности ссылаются на Ницше, который считал, что "воля к власти" есть первооснова всех существ в этом мире, которые соперничают друг с другом. Действительно Ф.Ницше говорил, что "глубочайшая сущность бытия есть воля к влас­ти. Лидер — это ведущий, руководитель определенной груп­пы, сообщества. Считается, что стремление быть первым за­ложено в генетической памяти индивида. Но оно развивается и закрепляется на протяжении всей жизни конкретного чело­века. Лидеров относят к так называемым "сильным типам", к "опережающей группе". Ученые сходятся на том мнении, что таких людей рождается не более 5—10% от всей популяции. Их природные качества являются примером для других: они целеустремленны, фанатично преданны своему делу, отличаются большой работоспособностью и т. д.

Лидерство сопряжено с самоутверждением, с конкурен­цией, с борьбой. Стремление быть первым порой провоциру­ет преступления. Об этом, в частности, свидетельствует состояние теневого бизнеса в России в 90-х годах. Конкурент­ная борьба за раздел и передел сфер влияния вызвала волну заказных убийств. Если в 1993 г. жертвами заказных убийств были 289 человек, то через 5 лет их число удвоилось и в 1998 г. достигло цифры 599 человек. Статистика свидетельствует, что в основе 75.% всех слу­чаев заказных убийств лежит стремление быть первым, уб­ рать тех, кто мешает получить криминальную прибыль в том или ином секторе теневого бизнеса. Мы не склонны упрощать мотивацию преступлений. Любое преступление полимотиви­ рованно: здесь есть мотивы и корысти, и мести, и страха, и защиты своих интересов, и ликвидации опасного свидетеля, и убийства безвинных родственников с целью устрашения того, кто не возвращает долг, и т. д.

 

IV. Духовные потребности — это высший вид потребнос­ тей. Число духовных потребностей весьма велико, причем не только в смысловой информации, но и в эмоциональном, в эстетическом освоении мира. Это потребность в осмыслении реальности, себя как личности, потребность в системе соци­альных ориентации и ценностей. Следует сказать, что все по-разному воспринимают и ос­мысливают окружающий мир. Все по-разному потребляют ду­ховную культуру. И в результате направленность поведения личности бывает разная. Духовные потребности не являются исключением из об­щей закономерности — их деформация тоже является основой правонарушения. Для подтверждения этого тезиса можно привести факты антисоциального поведения членов квазирелигиозного течения "Тайное общество почитателей сатаны".

Молодому поколению, входящему в большую жизнь, свой­ственно искать ответы на вечные вопросы: "Кто я?", "Каков этот мир?", "В чем его смысл?", "Каково мое место в этом мире?". Сегодняшний духовный вакуум и протестное настрое­ние молодежи, ее нигилизм по отношению к моральным нор­мам старшего поколения и самим устоям общества приводят некоторых в так называемую "церковь сатаны". Эта нетради­ционная псевдорелигия базируется на идеологической основе, утверждающей, что миропонимание старших ложно, что оно изначально было поставлено с ног на голову. Последователи сатаны исходят из того, что Бог напрасно изгнал сатану-иску­сителя с неба в ад за то, что тот дал возможность первым людям на земле вкусить плод познания. Сатанисты считают, что сатана справедливо восстал против Бога, против христи­анства, против библейских заповедей. Они считают, что сата­на находится в каждом из нас. Они проповедуют крайний эго­изм и индивидуализм и призывают вести себя исключительно так, как самому человеку хочется. Они проповедуют вседозво­ленность, аморальность, культ насилия.

Правонарушения сатанистов лежат в тех жестоких риту­алах, которые они совершают во время своих культовых об­рядов. Чаще всего они собираются на кладбищах, у свежих могил. Тут они совершают свои жертвоприношения, убивая кошек, собак, ворон, которых первоначально зверски избива­ют, мучают, терзают. Помимо животных истязаниям подвергаются и люди, как правило, малолетние дети.

V . Потребность в стимуляции, взбадривании — это по­требность в алкоголе, наркотиках, курении и т. д. Удовлетворе­ние этой потребности с неумолимой закономерностью приводит к совершению правонарушений и даже преступлений.        Данная потребность выбивается из общей системы чело­веческих потребностей. В науке не только нет единого подхо­да к характеристике этой потребности, но нет и единства в определении ее названия. Одни считают эту потребность ирра­циональной, т. е. противостоящей другому ряду потребностей, определяют ее как нездоровую, неразумную. Другие говорят о ее запредельности. Действительно, и это имеет место, т. к. некоторые наркоманы стремятся выйти за пределы самого себя, своего мироощущения, стремятся изменить свое психологи­ческое состояние, уйти в мир грез.

В порядке размышления об истоках этой потребности сле­дует сказать, что вообще-то у людей существует природная потребность в эмоциональной стимуляции, если их одолевают эмоциональная апатия, упадок внутренней энергетики, равно­душие, безразличие. Американский футуролог Элвин Тоффлер говорит, что для нормального функционирования психики че­ловека необходим баланс между потребностью в стимуляции и уровнем внешнего возбуждения. Причем внешнее возбужде­ние должно быть как не слишком низким, так и не слишком высоким. Когда же происходит дисбаланс между степенью необходимой стимуляции и внутренними пределами личности, то перестимуляция порождает эмоциональный стресс, взрыв внутренней энергетики. Чрезмерная перестимуляция может при­вести к преступлению. Алвин Тоффлер формулирует гипотезу, что перестимуляция "может объяснить, почему беспорядки иногда начинаются даже без серьезной провокации и являются причиной внезапного буйства тысяч подростков, которые кру­шат стекла и машины тяжелыми камнями и бутылками".

Страшным бедствием для России последних лет стало рас­пространение в стране наркотиков. Сколько наркотиков вво­зят в нашу страну и сколько людей их потребляет — этого не знает никто. И только по некоторым данным можно косвенно подсчитать общий вал оборота наркобизнеса. Считается, что объем конфискованного составляет лишь 7—10% от всего нарковала. Доза наркомана в день составляет примерно 1 грамм героина. Отсюда можно приблизительно определить общий объем возможных наркотиков и количество людей, употребляющих их. По самым скромным подсчетам, сегодня в России употребляют наркотики 10 миллионов чело­век. Из них 350 тысяч — это жители Москвы. Врачи-наркологи считают, что у наркоманов остается толь­ко две дороги: или тюрьма, или могила, т. к. от наркотической зависимости после лечения освобождается лишь 7% наркоманов.

 

Представленная система потребностей — витальные, ма­териальные, социальные, духовные и стимулирующие — по­зволяет видеть, что между нереализованными потребностями и антисоциальным поведением личности существует взаимо­связь, что неудовлетворенные потребности являются перво­основой отклоняющегося и даже преступного поведения. Было бы неверно представлять, что все богатство и мно­гообразие потребностей в одинаковой мере присуще каждому индивиду. Академик Н. М. Амосов справедливо замечал: "Люди воспринимаются одинаково. В действительности, диапазон различий по набору потребностей и силе характера примерно 1:3"'. Развитие потребностей не может быть одинаковыми в силу со­циальной среды, условий жизни, в которых происходила соци­ализация личности, а также в силу генетической программы, которая досталась тому или иному индивиду по наследству.

Исходя из биосоциального понимания сущности личности можно сделать предположение, что существующий сложней­ший и уникальный механизм баланса двух факторов: генети­ческого и социального, культурного может быть нарушен и индивид станет структурировать, компоновать, интерпрети­ровать окружающую реальность в русле антисоциальной на­правленности.

Рекомендуемая литература:

1.Бельский В.Ю. Социология для юристов: учеб.пособие для вузов, доп. и перераб. / В.Ю.Бельский. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2006.

2.Гревцов Ю.И. Социология права / Ю.И.Гревцов. – СПб.: Юр. Центр Пресс, 2011.

3.Медушевский А.Н. Социология права / А.Н.Медушевский. – М.: Теис, 2006.

4.Степанов О.В., Самыгин П.С. Социология права. / О.В.Степанов, П.С. Самыгин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.

5.Сырых В.М. Социология права. Учебник / В.М.Сырых. – 4-е изд., доп. и перераб. – М: Юстицинформ, 2012.

6.Юридическая социология. Учебник для вузов / Глазырин В.А., Грибакина и др. – М.: Норма, 2000.

 

ТЕМА 9. Юридический конфликт

      План лекции

 

1. Юридический конфликт: понятие и особенности.

2. Типология юридического конфликта.

3. Структура юридического конфликта.

4. Динамика и разрешение юридического конфликта

1. Юридический конфликт: понятие и особенности

Юридический конфликт является видом социального кон­ фликта, рассматриваемого социологами как разновидность взаимодействия между индивидами, группами или института­ми (социальными субъектами). Поскольку взаимодействия бы­вают различных типов, то следует выяснить, какой тип име­ется в виду, когда говорится о конфликте. Исходя из этимоло­гии латинского по происхождению слова "конфликт", то есть "столкновение", мы можем обозначить его в качестве типа взаимодействия, предполагающего столкновение социальных субъектов. Однако существуют такие близкие по смыслу по­нятия, как "противоречие", "конкуренция", "стычка". Пояс­ним каждое из них.

В основе противоречил лежат существенные (то есть про­тивоположные по содержанию) различия сторон. Например, различия между бедными и богатыми, свободными и заклю­ченными, грамотными и неграмотными имеют место, как в об­разе жизни, так и в жизненных возможностях. Их интересы зачастую также противоположны. Скажем, бедные приветству­ют расширение социальных программ государства, а богатые видят в этом ущемление интересов, так как часть прибыли должна уйти на выросшие налоги. То же самое можно ска­зать о наемных работниках, заинтересованных в повышении зарплаты, и работодателях, для которых зарплата персонала является издержками производства. Противоречия могут раз­виваться и разрешаться без столкновения сторон, лишь наи­более кричащие из них перерастают в конфликт. Так, в ус­ловиях нынешней социально-экономической ситуации в Рос­сии имеют место объективные противоречия между сырье­выми отраслями (прежде всего нефтегазовой промышленно­стью) и ВПК, жителями Москвы и жителями провинции, тру­доустроенными и безработными, власть предержащими и рядовыми гражданами. Хотя уровень их жизни зачастую раз­личается в несколько раз, но конфликта между ними нет.

       Одни противоречия разрешаются третьей стороной (государ­ством), другие — не созрели до той степени, когда перехо­дят в конфликт. Однако не столь редкой бывает ситуация, когда противоречие не разрешается мирным путем и проис­ходит конфликт. Таким образом, противоречие и конфликт соотносятся как целое и часть. Многими социологами конфликт трактуется как стадия, наиболее острый момент развития противоречия. Там, где есть конфликт, всегда обнаруживается противоречие. Од­нако, где находит место противоречие — нет фатальной не­избежности конфликта.

Главное в конкуренции — объективное противостояние, необязательно осознанное его сторонами. Конкуренты незави­симо друг от друга прилагают усилия для достижения соб­ственных целей. Но даже когда они становятся явной помехой друг другу, между ними далеко не всегда происходит конф­ликтное взаимодействие. Стороны могут выйти из затрудни­тельного положения сменой сфер сбыта продукции, совершен­ствованием последней, усилением рекламной деятельности, переходом к неосвоенным секторам рынка. Вместе с тем кон­ куренция весьма конфликтогенна, поскольку имеется соблазн решить проблему более простым и менее затратным, с точки зрения субъекта действия, способом. Таких способов множе­ство: шантаж, запугивание, порча продукции соперника и др., и когда противоположная сторона наносит ответные действия, разгорается конфликт. Поскольку конкуренция весьма часто перерастает в прямое столкновение оппонентов, некоторые социологи считают ее разновидностью конфликта. На наш взгляд, конкуренция — понятие, охватывающее более широ­кий спектр действий. Она предполагает действия, направлен­ные не только против соперника, но и на преобразования в собственной зоне активности (совершенствование способов привлечения клиентов, расширение услуг и т. п.).

       Стычка является следствием спонтанной реакции инди­ вида на действия другого (других). Наглядный тому пример — потасовка в переполненном трамвае, когда пассажиры, нахо­дясь в замкнутом пространстве, нечаянно доставляют непри­ятности окружающим. Объективных оснований для конфликта в этой ситуации нет, поскольку для того, чтобы конфликт про­изошел, необходим определенный период времени для его со­зревания, а, следовательно, ему должно предшествовать какое-либо взаимодействие субъектов. Ничего подобного в трам­вайной (и подобной ей) потасовке нет.

В основе конфликта на­ходится осознанное действие, направленное против другого (других). Согласно М. Веберу, действие, которое осознано и направлено на другого, является действием социальным. В этом смысле любой конфликт социален. Почему же производятся действия против других социальных субъектов? В основе каждого действия находятся потребности и интересы. Конфликт, очевидно, связан с нереализованными потребностями и инте­ ресами, а действия сторон в нем направлены на устранение помех, препятствующих их осуществлению. Объектом интере­сов, по мнению социологов, являются материальные и духов­ные ресурсы, власть, статусы, ценности. Под ценностями по­нимаются идеологические и мировоззренческие установки, взгляды, мнения, убеждения. Люди стремятся к обладанию ресурсами, властью или престижными статусами, отстаивают те ценности, которые, на их взгляд, являются правильными. Однако многие блага дефицитны, а ценности оспариваются или отвергаются другими людьми. Все это суть источники кон­фликтов, поскольку помехами в удовлетворении потребностей и интересов оказываются какие-либо социальные субъекты.

Таким образом, социальный конфликт возникает как следствие претензий ряда субъектов на один объект; несовпадения взгля­дов, интересов, целей; осознания этого несовпадения; направ­ленности действий против другой стороны, чтобы воспрепятствовать реализации оппонентом его целей и интересов. Итак, социальный конфликт — вид взаимодействия соци­альных субъектов, при котором действия одной стороны, стол­кнувшись с противодействием другой, делают невозможной реализацию их целей и интересов. Иначе говоря, социальный конфликт есть столкновение сторон (двух или более субъек­тов), обусловленное противоположностью (несовместимостью) их интересов, потребностей, целей, ценностей.

 

Специфика юридического конфликта. Конфликты имеют место во всех областях жизни общества и его членов: полити­ке, экономике, сфере национальных отношений, семье и т. д. Не является исключением и область права. На первый взгляд, кажется, что для решения проблемы юридического конфлик­та достаточно очертить границы распространения права. Од­нако в социальной жизни мы сталкиваемся с явлениями, юри дический характер которых не всегда четко выражен. Напри­мер, если отношения между правонарушителем и милиционе­ром носят однозначно юридический характер, то в семейной ссоре юридический элемент может присутствовать в опосре­дованном виде. Другими словами, существуют первичные и вторичные юридические явления. Несомненно, что конфликт в области первичных юридических явлений всегда будет юридическим конфликтом, он от начала и до конца пронизан правоот­ношениями между оппонентами. Например, гражданин спилил дерево в парке и тем самым вступил в конфликт с законом, а реально — с представителем правопорядка. Причина, протека­ние, завершение и последствия этого конфликта будут носить изначально юридический характер. Представители власти при этом должны действовать в рамках полномочий, а виновный — в соответствии с правовой ответственностью.

Совсем другое дело, когда конфликт возникает в сфере вторичных юридических явлений. Здесь отношения между сто­ронами могут носить неюридический характер, а правовой эле­ мент либо вообще отсутствует, либо находится на периферии отношений, либо возникает на каком-то этапе взаимодействия. Например, ссора из-за того, какую телепрограмму смотреть, как правило, не доходит до возникновения юридического конфликта. В более серьезных семейных конфликтах, приведших супругов к мысли о разводе, уже имеется правовой элемент, который постепенно может оказаться ведущим. Ситуация же, когда мелкая ссора заканчивается тяжкими телесными повреж­дениями, разводом, разделом имущества и т. п., обретает юри­дический элемент на одном из этапов конфликта.

Таким образом, существуют конфликты, носящие юридический характер, и конфликты, содержащие правовой компонент. Справедливо ли те и другие относить к юридическим конфликтам?

Ю ридическим принято считать либо тот конф­ликт, в котором все элементы (мотивация, участники, объек­ты и др.) имеют юридическую характеристику, либо конф­ликт, где правовыми признаками обладает хотя бы один его элемент. Юридический конфликт - любой конфликт, в котором спор так или иначе связан с правовыми отношениями сторон (их юридически значимыми действиями или состояниями) и, сле­довательно, субъекты либо мотивация их поведения, либо объект конфликта обладают правовыми признаками, а конф­ликт влечет юридические последствия. Данный структурный подход необходимо дополнить процессуальным. Юри­дический конфликт можно представить в качестве формы протекания или разрешения социального конфликта как в сфере экономики либо политики, так и в сфере семейно-бытовых отношений и т. п. Грань между юридическим и неюридическим конфликтом весьма тонка. Академик В. Н. Кудрявцев предложил различать два толкования юридического конфликта: узкое и широкое. Согласно узкому толкованию под юридическим конфликтом понимается такой конфликт, все элементы которого носят правовой характер. В соответствии с широким толкованием к юридическому конфликту относится противоборство с нали­чием хотя бы одного элемента юридических отношений, при­чем необязательно, чтобы правовые отношения имелись на каждом этапе развития конфликта.

Следовательно, на завершающей стадии основные элементы конфликта приобре­тают правовой характер. Личные, политические, экономичес­кие и другие отношения при этом переходят в плоскость юри­дических отношений и проецируются таким образом, чтобы соответствовать правовым нормам. Итак, юридический конф­ликт можно определить как противоборство субъектов права в связи с применением, нарушением или толкованием право­вых норм.

2. Типология юридического конфликта

       Как разновидность социальных конфликтов юридические конфликты могут подразделяться на типы по различным осно­ваниям. По субъектам отношений они могут быть межличност­ными, групповыми, институциональными; по времени проте­кания — краткосрочными и затяжными; по методам воздей­ствия — насильственными и ненасильственными. Для нас важна такая типология, которая свой­ственна лишь юридическим конфликтам, а следовательно, указывает на их специфику. В основании такой типологии дол­жны находиться те или иные юридические характеристики. К ним следует отнести отрасль права, к которой может быть от­несен конфликт; структуру нормы, к нему относящейся; раз­новидность правоприменительного учреждения. В качестве отдельного типа можно обозначить конфликты, порожденные противоречивостью самого права: имеющим место несоответ­ствием нормативным актам правоприменительной практики и как следствие — неоднозначностью их толкования.

       В итоге выделяем конфликты, различающиеся:

       1. По отраслям права, т. е. связанные с вопросами граж­данского, трудового, финансового, семейного, административ­ного, уголовного, уголовно-процессуального права и др. Например, как утверждают правоведы, в УПК законодатель изначально заложил противоречие в форме конфликта, закрепив необходимость установления взаимоисключающих друг друга обстоятельств: уличающих и оправдывающих, смягчающих и отягчающих ответственность. Иначе говоря, конфликт между обвинением и защитой в судебном процессе не просто вероятен, а фактически неизбе­жен. Далее, конфликт возможен также между защитником и подзащитным в случае, если первый не соглашается с позици­ей обвиняемого, не признающего свою вину. Такой конфликт возникает по поводу тактики адвоката в ходе судебного раз­бирательства.

Средства массовой информации последних лет в изобилии дают материалы о конфликтах в сфере уголовного права как наиболее опасных, а следовательно, максимально взбудора­живающих общественное мнение. Однако конфликтов, связан­ных с другими отраслями права, протекает, пожалуй, не мень­ше, только они не столь заметны непосвященным. К примеру, назовем дела, поступающие в арбитражные суды, о праве на занимаемые площади муниципальной или иной собственности; порожденные ими конфликты относятся к сфере администра­тивного права. Также имеют место конфликты, связанные с действием и применением одновременно нескольких отраслей права. Например, конфликт, возникший на почве ревности и закончив­шийся нанесением тяжких телесных повреждений супругу (суп­руге), вовлекает в действие уголовное право (наказание) и семейное право (развод). Возможен также конфликт, одно­временно относящийся к сфере административного и трудо­вого права, семейного и административного, трудового и кон­ституционного и др. Подобные конфликты названы смешан­ными юридическими конфликтами.

Вместе с тем известны конфликты, носящие многоотрасле­вой характер. Так, национальный конфликт сопряжен с действи­ем норм конституционного, административного, гражданского, уголовного, процессуального и международного права и др.

2.     По природе соответствующих правовых норм. Они под­разделяются на уполномочивающие, обязывающие, запреща­ ющие. При уполномочивающей норме конфликт может возник­нуть между уполномоченным субъектом и частным лицом (физическим или юридическим), чьи интересы нарушены или мо­гут быть нарушены уполномоченным субъектом. Примером служат конфликты, нередко возникающие между населением и местными властями из-за отведения администрацией под дачи
или иные сооружения земельных участков, традиционно ис­пользуемых жителями для сенокоса, выпаса скота, сбора гри­бов и т. п. При нарушении обязывающей нормы возможен конфликт между обязанным лицом и государством (представителем го­сударственного органа). В этом случае не только гражданин обязан соблюдать соответствующую норму, но и государствен­ный служащий должен требовать ее выполнения. Например, если контролер, не желая вступать в конфликт с безбилетни­ком, просто отпустит его, он автоматически вступит в другой конфликт — с государством. Нарушение запрещающих норм ведет к конфликту госу­дарства с физическим или юридическим лицом, допустившим его (конфликт браконьеров с инспекцией рыбоохраны).

3. По системе государственных правоприменительных
или правоохранительных органов, т. е. связанных с работой
соответствующих государственных органов. Это судебный кон­фликт; конфликт по поводу работы прокуратуры, милиции, арбитража и т. п. Деятельность правоприменительных и пра­воохранительных органов сложна и не исключает случаев бю­рократизма, некомпетентности и недобросовестности служа­щих. Например, замеры уровня правовых знаний работников органов внутренних дел показали, что 30—35% обследован­ных сотрудников полностью или частично не отвечают требованиям, необходимым для выполнения служебных обязан­ностей. Результат столь распространенной некомпетентности сказывается на судьбах людей. 46% уголовных дел, изучен­ных рядом исследователей, также показали, что причина следственных ошибок — отсутствие необходимых профессиональных знаний и навыков. Все это снижает меру доверия граждан к институтам, призванным их защищать; возраста­ет вероятность конфликтов между гражданами, обративши­мися в милицию или задержанными ею, и представителями ОВД. Далеко не редкостью являются факты взаимного ос­корбления участников судебного процесса. Согласно социоло­гическим исследованиям 84,6% следователей из 200 опрошен­ных наблюдали это.

Судебный процесс по своей конструкции содержит значи­тельный элемент состязательности, а следовательно, являет­ся по природе конфликтогенным. Однако когда добавляется некомпетентность и взаимное недоверие сторон, то протека­ние процесса оказывается еще более острым, напряженным. Большая загруженность следователей и судей, постоян­ный дефицит времени также не способствуют качественной работе. Если в других видах труда напряженность возникает только в "аварийных ситуациях" (перед пуском новой конвей­ерной линии на заводе; в конце отчетного периода в бухгалте­рии и т. п.), то в деятельности сотрудников ОВД подобная об­становка постоянна и считается общепринятой. В этом еще один фактор конфликтности. Следует учитывать также, что деятельность характеризуемых институтов связана с пресечени­ем нарушений законов гражданами и юридическими лицами, что в свою очередь еще более конфликтогенно. В этой связи можно отметить еще.одно отличие ОВД от других организа­ций. Правоохранительные и правоприменительные органы функционально имеют антагонистические условия работы. Конфликт здесь — явление закономерное.

4. По противоречивости самого права— нормативно-пра­вовые конфликты. Одни нормы права могут не соответство­вать другим нормам права, что наиболее характерно для не­стабильного общества, меняющего правовую систему в целом. Однако и в относительно благополучных обществах в силу сложности социальных отношений неизбежна "нестыковка" ряда законов и других правовых актов.

По указанному основанию можно выделить конфликты, порожденные:

а) противоречиями между двумя или несколькими норма­тивными актами. Так, активное нормотворчество в России пос­ледних лет на федеральном и региональном уровнях привело к несоответствию конституций республик и уставов краев, областей положениям Конституции России, что в свою очередь
вызвало многочисленные конфликты. Конфликтогенно также
противоречие между законами и подзаконными актами;

б) противоречиями между нормами права и правоприменительной практикой. Например, законы о языке в ряде рес­публик бывшего СССР в целом отвечают логике права и спра­ведливости, но правоприменение их зачастую дискриминацинно по отношению к гражданам некоренных национальностей;

в) противоречиями между двумя или несколькими право­применительными актами;

г) различием в понимании правовых норм. Известно, что возможно неоднозначное толкование некоторых норм права.
Люди склонны интерпретировать формулировки юридических
актов таким образом, чтобы меньше всего пострадали их ин­тересы. Когда интересы не совпадают и сталкиваются, возни­кает конфликт в области правопонимания. Например, Сара­товская областная Дума приняла закон о свободной продаже и купле земли. На протест Государственной Думы РФ саратовский губернатор заявил, что Конституция Республики узаконила в стране частную собственность на землю. Таким обра­зом, возникла конфликтная ситуация по поводу толкования статьи Конституции.

 

3. Структура юридического конфликта

Структура социального конфликта может быть выражена следующей формулой: К = КС + С + И, где К — конфликт; КС — конфликтная ситуация; С — стороны (субъекты) конф­ликта; И — инцидент (прямое столкновение субъектов конф­ликта).

Конфликтная ситуация — это напряженность в отно­шениях между сторонами, вызванная возникновением реаль­ного жизненного противоречия, затрудняющего реализацию их интересов. Например, в организации, где назрела необходимость перестройки, а следовательно, предстоит сокраще­ние персонала, появляется объективная основа конфликта между сотрудниками. Конфликтная ситуация характеризует­ся возникновением объекта конфликта, под которым подразумевают ту конкретную материальную или духовную цен­ность, к обладанию или пользованию которой стремятся его стороны.

Чтобы стать объектом конфликта, эта ценность должна находиться на пересечении интересов различных социальных субъектов, которые претендуют на нее. Зачастую объект яв­ляется объективно или субъективно неделимым, что становится причиной напряженности в отношениях между людьми, группами или институтами. Так, если на вакантную должность руководителя претендуют несколько человек, то не исключе­на конфликтная ситуация, а в дальнейшем — конфликт кан­дидатур. Возможно положение, когда объекта не существует (он является всего лишь плодом воображения участников вза­имодействия), а конфликт тем не менее возникает. Например, индивид полагает, что другой человек имеет по отношению к нему агрессивные намерения и, не вникнув в суть дела, при­нимает превентивные меры. Такой конфликт называют лож­ным.

В нем возможны четыре основные ситуации:

а)    сторона полагает, что находится с определенным лицом
в правоотношениях, но на самом деле этого нет (арендатор
строения не знает, что собственник дома продал его другому);

б)    обратный вариант: сторона не осознает, что находится
в правоотношениях с другой стороной (скажем, при открытии
наследства один из наследников не подозревает о существова­нии других);

в)   сторона полагает, что противник действует незаконно,
в то время как действия другой стороны правомерны;

г)    обратный вариант: сторона полагает, что противник действует правомерно.

Ложность ситуации здесь относится не столько к ее со­держанию, сколько к юридической форме. На этой основе впол­не возможен конфликт.

 

Стороны юридического конфликта — это физические и юридические лица. Конфликт между юридическими лицами обязательно приобретает юридический характер, так как между ними изначально складываются правовые отношения и разре­шается такой конфликт преимущественно юридическим пу­тем. Конфликт, происходящий между физическими лицами, может и не носить юридического характера. Однако, обладая юридическими правами и имея правовую ответственность, граждане, как правило, соизмеряют собственные поступки с нормами права, а следовательно, в ходе конфликта возможна юридизация отношений и переход участников в положение истца, ответчика, потерпевшего, обвиняемого или свидетеля. В некоторых случаях юридический аспект конфликта остается выборочным, т. е. касается не всех, а лишь отдельных его уча­стников. Например, в случае массовых беспорядков юриди­ческие отношения возникают, согласно УК, не со всей толпой, а лишь с организаторами и активными уча­стниками событий.

По занимаемой участниками позиции в конфликте выде­ляют три группы субъектов: 1) непосредственные участники; 2) принимающие косвенное участие; 3) третьи лица. Непос­ редственные участники — это основные субъекты конфлик­та, претенденты на ресурсы или на контроль над ними. Кос­ венное участие принимают подстрекатели, пособники, орга­низаторы конфликта. Третьи лица (прежде всего посредники) заинтересованы в разрешении конфликта. В юридическом кон­фликте важную роль играют судьи, присяжные заседатели, арбитраж. В отличие от посредничества решение суда имеет обязывающую силу. Наличие третьей стороны является суще­ственной чертой юридического конфликта.

Инцидент — самая драматичная составляющая конфлик­та, которая может наступить в том случае, когда одна из сто­рон (реже две или несколько) инициирует активные действия против оппонента. В юридическом конфликте это может быть факт подачи иска или выдача ордера на арест. "Спусковым механизмом" инцидента считается какой-либо повод или провокация как организованный повод. Поводом инцидента в правовом конфликте может стать возникновение юридически значимой ситуации. Например, когда спор между депутатами на заседании спонтанно перерастает в личные ос­корбления, тогда теоретические, идеологические и иные отношения мгновенно уступают место прямому столкновению характеров и амбиций людей. Другой пример: когда в колонны мирных демонстрантов внедряется провокатор, инициирующий потасовку, то у властей возникает повод для их разгона.

4. Динамика и разрешение юридического конфликта

Социальный конфликт, развиваясь, проходит ряд стадий от зарождения до угасания (разрешения). На любой из стадий может возникнуть юридически значимая ситуация, превраща­ющая социальный конфликт в правовой. Иногда конфликт с момента зарождения носит юридический характер. Это проис­ходит тогда, когда стороны связаны правовыми отношениями и взаимодействие между ними протекает в области первичных правовых явлений. Однако чаще юридическая форма конф­ликта приобретается в ходе его развития.

Отечественные юристы вы­деляют следующие стадии юридического конфликта:

а)    появление у одной или обеих сторонмотивов юридичес­кого характера (например, решение одного из супругов в ходе
семейной ссоры подать заявление о расторжении брака);

б)    возникновение правовых отношений между сторонами,
находящимися в конфликте (в приведенном выше примере они
возникли после подачи заявления в суд);

в)    развитие (изменение, прекращение) правовых отноше­ ний в связи с рассмотрением дела юридической инстанцией;

г)    издание правового (правоприменительного) акта, завершающего конфликт (например, вынесение судом решения о
разводе).

Это наиболее простая схема динамики юридического кон­фликта, на практике же последовательность стадий может быть иной, некоторые стадии вообще могут отсутствовать (так, в случае немотивированного убийства первая стадия — мотив правового характера — отсутствует).

Разрешение юридического конфликта. Всякий, в том чис­ле и юридический, конфликт завершается либо гибелью од­ной или обеих сторон, либо он приостанавливается "до луч ших времен", либо получает то или иное конструктивное раз­решение. В последнем случае исход конфликта взаимоприем­лем для обеих сторон.

Существует два вида механизма разре­ шения социального конфликта:

а)   разрешение конфликта самими участниками;

б)   вмешательство третьей стороны (как уже отмечалось, именно наличие третьей стороны является отличительной чер­той юридического конфликта). Правовые нормы предписыва­ют вовлечение в конфликт посредников, судей, других представителей правоприменительных (правоохранительных) орга­нов, миротворческих сил и др.

Достижение консенсуса считается лучшим способом раз­ решения конфликта. В этом случае вырабатывается такое ре­шение, которое находит одобрение всех сторон противостоя­ния. Юридический консенсус наиболее применим в междуна­родных делах. Правда, в рамках одного государства юриди­ческий консенсус практикуется в различных областях права: конституционном, гражданском и гражданско-процессуальном, семейном. В США юридический консенсус применяется даже в уголовном процессе. Если обвиняемый признает свою вину без наличия в суде объективных доказательств, то судья взамен на признание может переквалифицировать деяние на менее тяжкий состав преступления. Получается, что для ускорения судебного процесса заключается своего рода сделка между обвинением и защитой. Однако юридический консенсус, на наш взгляд, помимо преимуществ имеет свои слабые стороны. Во-первых, из-за большого количества согласований затягивает­ся принятие решений. Во-вторых, может пострадать объек­тивная истина (как в приведенном выше случае американско­го уголовного процесса).

       В "большой политике" для урегулирования и разрешения конфликтов мировой практикой разработаны согласительные и парламентские процедуры. В случае конфликта между вет­вями власти предусмотрено создание согласительных комис­сий, куда входят представители заинтересованных сторон и независимые эксперты. Практикуется также обращение в кон­ституционный суд для определения соответствия или несоот­ветствия спорного правового акта конституции. Парламентские процедуры включают порядок проведения дебатов, мяг­кое рейтинговое голосование и т. д.

Рекомендуемая литература:

1.Бельский В.Ю. Социология для юристов: учеб.пособие для вузов, доп. и перераб. / В.Ю.Бельский. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2006.

2.Гревцов Ю.И. Социология права / Ю.И.Гревцов. – СПб.: Юр. Центр Пресс, 2011.

3.Медушевский А.Н. Социология права / А.Н.Медушевский. – М.: Теис, 2006.

4.Степанов О.В., Самыгин П.С. Социология права. / О.В.Степанов, П.С. Самыгин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.

5.Сырых В.М. Социология права. Учебник / В.М.Сырых. – 4-е изд., доп. и перераб. – М: Юстицинформ, 2012.

6.Юридическая социология. Учебник для вузов / Глазырин В.А., Грибакина и др. – М.: Норма, 2000.

 

 

 

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 447; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!