Последний избранник и последние битвы 48 страница
Легко и весело, чуть-чуть запретно…
И вдруг – под розовою цепью гор,
Под белой незажегшейся луною,
Увидеть моря синий полукруг,
Небесных волн сияющее пламя…
Идти вперед, идти назад, туда,
Где теплой радуги дымно-горящий столб
Закатную поддерживает тучу…
И, на одном плаще минутно отдохнув,
Идти опять и рассуждать о Данте,
О вас – и о замужней Беатриче,
Но замолчать средь лиственного храма,
В чудесном сумраке прямых колонн,
Под чистою и строгой лаской
Огней закатных, огней лампадных…
Вы помните? Забыли?..
2
Пробуждение
Последних сновидений стая злая,
Скользящая за тьму ночных оград…
Упорный утренний собачий лай –
И плеск дождя за сеткой винограда…
3
Пусть
Пусть шумит кровавая гроза,
Пусть гремят звериные раскаты…
Буду петь я тихие закаты
И твои влюбленные глаза.
Невеста
Мне жить остается мало…
Неправда! Жизнь – навсегда.
Душа совсем не устала
Следить, как летят года.
Пускай опадают листья –
Видней узор облаков…
Пускай всё легче, сквозистей
На милом лице покров,
Невеста, Сестра! не бойся,
Мне ведома сладость встреч.
Приди, улыбнись, откройся,
Отдай мне свой нежный меч…
Всё бывшее – пребывает,
Всё милое – будет вновь:
Его земле возвращает
Моя земная Любовь.
2 августа 1918
Навсегда
Нет оправдания в незнаньи
И нет невинной слепоты.
Она открылась мне страданьем,
|
|
|
Любовь, единая, как Ты.
Душа ждала, душа желала
Не оправданья, но суда…
И принял я двойное жало
Любви единой – навсегда.
Здесь («Пускай он снился, странный вечер длинный…»)
Пускай он снился, странный вечер длинный,
я вечер этот помню всё равно.
Зари разлив зеленовато-винный,
большое полукруглое окно.
И где-то за окном, за далью близкой,
певучую такую тишину,
и расставание у двери низкой,
заветную зазвездную страну.
Твои слова прощальные, простые,
слова последние – забудь, молчи,
и рассыпавшиеся, ледяные,
невыносимо острые лучи.
Любви святую непреложность
и ты и я – мы поняли вдвоем,
и невозможней стала невозможность
здесь, на земле, сквозь ложность и ничтожность,
к ней прикоснуться чистым острием.
10 августа 1918
Звездоубийца
Всё, что бывает, не исчезает.
Пусть миновало, но не прошло.
  Лунное небо тайны не знает,
  Лунное небо праздно-светло.
Всё, что мелькнуло, – новым вернется.
Осень сегодня – завтра весна…
  Звездоубийца с неба смеется,
  Звездоубийца, злая луна.
В явь превращу я волей моею
Всё, что мерцает в тающем сне.
Сердцу ль не верить? Я ль не посмею?
|
|
|
  Только не надо верить луне.
Сон
Наивный месяц, мал и тонок,
Без белых облачных пеленок
Смотрел на луг. А на лугу –
Сидел взъерошенный котенок,
Как в зачарованном кругу.
Зачем он был, зачем сидел,
И отчего так месяц бел, –
Все мне казалось непонятно…
Но был котенок очень смел,
А луг круглился необъятно.
И пенилась моя надежда, –
В котенке, в небе, – как вино…
Иль это сонная одежда
На том, что есть, – но не дано,
Что наяву утаено?..
Август 1918
Три сына – три сердца
З. В. Р. Р.
Когда были зори июльские багровые,
Ангел, в одежде шарманщика, пришел к ней
на дачу, где, счастливая, она жила.
Только всего и было, что зори багровые.
Спросил ее шарманщик: одно ли у тебя сердце?
Она подумала и сказала: три.
Заплакал шарманщик, шарманку завертел свою,
другие слушали и ничего не понимали,
но выговаривала шарманка ясно для нее:
«Посмотри, посмотри на зори багровые,
вынуты у тебя будут все три сердца,
три раны, три раны останутся вместо них…»
Розовые в свете зорь багровеющих,
розовые капали у Ангела слезы…
Кончилась песенка, и пошел он прочь.
Но чуть вышел за ограду садовую,
|
|
|
встречу ему попался пустой извозчик,
старый старичишка с белой бородой.
Увидал старичишка Ангела,
начал, на чем свет стоит, ругаться:
«Ах ты, своевольник, такой-сякой,
Ах ты, жалетель без ума-разума,
чего распустил розовые слюни,
душу человечью на месте убил?
Гляди, вот, ее веревочка длинная,
в тысячу дней тесемка,
и не сряду на ней, не сряду три узелка!
Тысячу дней ты сделал минуточкой,
да как ты осмелился на такое,
силы человечьи не ты считал!»
Испугался Ангел, и слезы высохли.
Николая-Угодника узнал он:
нажалуется, не минует, – как быть?
А извозчик на козлах прыгает,
рукой морщинистой машет:
«Иди, неуемный, иди назад,
сыграй ей такую песенку,
чтобы всё, что узнала, забыла;
а тебе нагоняй – своим чередом».
Побежал Ангел, спотыкается,
спешит, а она на том же месте,
только не стоит – сидит на песке.
И видит Ангел: губы у нее белые.
Вынуты у нее все три сердца,
но не три раны, а одна.
Привязал к шарманке веревочку,
длинную веревочку с тремя узелками,
длинную веревочку в тысячу дней,
и заиграл Ангел песенку,
песенку забвенную, бедную,
возвращая Время в свой круг,
покрывая тьмою грядущее,
чтобы копились силы человечьи
|
|
|
по воле Того, Кто их знал.
И дрожал шарманщик, играючи:
закроется ли тройная рана?
вернется ли в свои дни душа?
Люди подбежали, подняли
ту, что сидела с белыми губами.
Она очнулась, слушает, глядит,
смеется: – «Ах, вдруг точно уснула я,
и что-то снилось мне, что – не знаю…»
Три сердца ее Ангел увидал,
три сына, Смертью отмеченные,
три узелка на веревочке длинной,
на длинной веревочке в тысячу дней.
А Николай-Угодник у решетки дожидается,
посадил Ангела в старенькую пролетку
и судить его за самовластье повез.
* * *
Недаром разгорались зори багровые.
У кого не вынули они сердца?
Не оставили кровавых ран?
У той, что на даче жила, счастливая,
первое сердце взяли чужие,
второе – свои, а третье – неизвестно, кто.
Но три раны не сливались в единую,
потому что давал ей сил для страданья,
давал каждый из тысячи дней.
1914–1918
СПБ
Мир сей…
Прости мне за тех, кого я
  отнял у жизни сей,
отнял у сна и покоя,
  у жен и у матерей.
Ведь если я отнимаю,
  в это иду, любя;
верю, иду и знаю:
  так делаю – для Тебя.
<Сентябрь – октябрь 1918>
Петербург
Любовь («Какая тайна в этом слове…»)
1
Какая тайна в этом слове,
как мало думают о нем.
Оно пылает ярче крови
преображающим огнем.
Его – никто не понимает.
Ему до срока – не сверкнуть.
И милосердие скрывает
его недейственную суть.
12 октября 1918
2
Я воздыхал и дни и ночи,
об избавлении стеня,
и чьи-то пристальные очи
взглянули тихо на меня.
Они взглянули и сказали:
ты шел неправедно за мной.
Вернись, и выйди из сандалий,
и с непокрытой головой.
13 октября 1918
3
Любовь приходит незаметно
и, непредвиденная, – ждет,
пока не вспыхнет семицветно
в живой душе ее восход.
Не бойся этого прозренья.
Его ничем не отвратить.
Оно дается на мгновенье,
чтоб умереть иль полюбить.
15 сентября 1918
4
Как незаметно из-под пыли
пробилась чистая струя.
О, первая любовь, не ты ли
Любовь последняя моя?
Смотри: глаза мои прозрели,
мечты земные о земном,
преобразясь, запламенели
в кольце светящемся твоем:
И дух и плоть – неразделимо
к тебе на жертвенник легли.
И древний столб огня и дыма
вознесся к небу от земли.
Не за мной
Мой путь идет по кручам,
и остры стремнины…
давно я изранен, измучен,
но не сойду в долины.
Я для тех, кто всеми оставлен,
иду за второй белизною –
мой путь окровавлен,
не ходи за мною.
Я свободен – и связан,
всё равно пойду по стремнинам:
мой путь мне указан
Отцом и Сыном.
Сонет («Шестнадцать уст, и в памяти храню я…»)
Шестнадцать уст, и в памяти храню я
К устам прикосновенье уст моих.
В них было откровенье поцелуя.
Шестнадцать уст! Я помню только их.
Любовию иль нежностью волнуем,
Во власти добрых духов или злых,
Когда б я не касался уст иных,
Святое пламя пил я с поцелуем.
И если даже вдруг, полуслучайно,
Уста сближались на единый раз,
В едином миге расцветала тайна.
И мне не жаль, что этот миг погас.
О, в поцелуе всё необычайно.
Шестнадцать уст – я помню только вас!
1918
Программа
Здесь всё – только опалово,
только аметистово,
да полоска заката алого,
да жемчужина неба чистого…
А где-то на поле – цветы небывалые,
и называется поле – нетово…
Что мне зеленое, белое, алое?
Я хочу, чтоб было ультрафиолетово…
Большевицкий сон
Ам…ии
Комната. Окна в какой-то сад.
В комнате гости. А день так светел.
Я улыбаюсь, гостям я рад…
Странное в них не сразу заметил.
  Что? Да как? Они без лиц!
  Дримса-пумса-цуц и цыц.
Сверху у этих – вот тебе раз! –
Гладко и бледно что-то круглится.
Нету на гладком ни ртов, ни глаз:
Это, что хочешь, только не лица.
  Ни единого лица,
  Лапца-дрыпца гоп-ца-ца!
Каждый телесным своим пятном,
Розово-желтым, ворочал мило.
Это казалось сперва смешно,
Ну а потом – меня затошнило.
  Хоть кусочек бы лица,
  Дрости-крости гоп-ца-ца!
Вдруг я увидел, что черный кот
Тихо скользит меж толпой у двери,
Щурит глаза, раскрывает рот…
О, как я жадно бросился к зверю!
  И целую во уста –
  Есть лицо хоть у кота!
Красноглазое
Схватило, заперло, оставило
  Многоголовое Оно.
В холодной келье замуравило
  Мое последнее окно.
О, пусть бы яма одинокая,
  И темь, и тишь, и холод плит…
Но я не знал, что Красноокое
  Меня и с Ним разъединит.
Разъединило! Нету доступа
  Ему ко мне и мне к Нему.
Не уловлю я легкой поступи
  И уст к одежде не прижму…
И если в келью позабытую
  Он постучит ко мне: открой!
Как я открою дверь забитую
  Моей слабеющей рукой?
1919
А. Блоку («Впереди 12-ти не шел Христос…»)
…На танцульке в Кронштадте сильно выпивший матрос, обиженный отказом барышни, сорвал икону Божьей Матери и принялся с нею выплясывать. Через час он умер.
Легенда (или правда) наших дней
Впереди 12-ти не шел Христос:
Так сказали мне сами хамы.
Зато в Кронштадте пьяный матрос
Танцевал польку с Прекрасной Дамой.
Говорят, он умер… А если б и нет?
Вам не жаль Вашей Дамы, бедный поэт?
Апрель 1919
СПБ
Двое
А. и Л.
Она его тогда узнала…
И он любил ее тогда.
Каким дождем их осверкала
Любви восходная звезда!
И вот прошло, и стало былью.
Не любит он, не любишь ты…
И затянулись серой пылью
Их лиц ужасные черты.
Хобиас
Какая чья-то синяя гримаса,
Как рана алая стыда,
Позорный облик Хобиаса
Преследует мои года.
И перья крыл моей подруги,
Моей сообщницы, – Любви,
И меч, и сталь моей кольчуги,
И вся душа моя – в крови.
Мы побеждаем. Зори чисты.
Но вот опять из милых глаз
Большеголовый, студенистый,
Мне засмеялся – Хобиас!
Не согласные рифмы
  В углу, под образом
Горит моя медовая свеча.
  Весной, как осенью,
Горит твоя прозрачная душа.
  Душа, сестра моя!
Как я люблю свечи кудрявый круг
  Молчу от радости,
Но ангелы твои меня поймут.
6 марта 1919
Петербург («В минуты вещих одиночеств…»)
…И не пожрет тебя победный
Всеочищающий огонь –
Нет! Ты утонешь в тине черной,
Проклятый город…
1909. «Петербург»
В минуты вещих одиночеств
Я проклял берег твой, Нева.
И вот, сбылись моих пророчеств
Неосторожные слова.
Мой город строгий, город милый!
Я ненавидел, – но тебя ль?
Я ненавидел плен твой стылый,
Твою покорную печаль.
О, не тебя, но повседневность
И рабий сон твой проклял я…
Остра, как ненависть, как ревность,
Любовь жестокая моя.
И ты взметнулся Мартом снежным,
Пургой весенней просверкал…
Но тотчас, в плясе безудержном,
Рванулся к пропасти – и пал.
Свершилось! В гнили, в мутной пене,
Полузадушенный, лежишь.
На теле вспухшем сини тени,
Закрыты очи, в сердце тишь…
Какая мга над змием медным,
Над медным вздыбленным конем!
Ужель не вспыхнешь ты победным
Всеочищающим огнем?
Чей нужен бич, чье злое слово,
Каких морей последний вал,
Чтоб Петербург, дитя Петрово,
В победном пламени восстал?
Апрель 1919
С.-Петербург
Презренье
Казалось: больше никогда
Молчания души я не нарушу.
Но вспыхнула в окне звезда, –
И я опять мою жалею душу.
Всё умерло в душе давно.
Угасли ненависть и возмущенье.
О бедная душа! Одно
Осталось в ней: брезгливое презренье.
Твоя любовь
Из тяжкой тишины событий,
Из горькой глубины скорбей,
Взываю я к Твоей защите.
Хочу я помощи Твоей.
Ты рабьих не услышишь стонов,
И жалости не надо мне.
Не применения законов –
А мужества хочу в огне.
Доверчиво к Тебе иду я.
Мой дух смятенный обнови.
Об Имени Своем ревнуя,
Себя во мне восстанови.
О, пусть душа страдает смело,
Надеждой сердце бьется вновь…
Хочу, чтобы меня одела,
Как ризою, – Твоя любовь.
17 октября 1919
Сад двух
Есть сад… Никто не знает
О нем – лишь я да ты.
Там ныне расцветают
Волшебные цветы.
Они разнообразны,
Красивы – и смешны,
Но все, хотя и разны,
Таинственно-нежны.
И все они мне милы,
Все милы мне, как ты.
Сама любовь взрастила
Волшебные цветы.
Октябрь 1919
Рай
(в альбом ***, в СПб-ге)
«…почтительнейше билет возвращаю…»
(Ив. Карамазов)
Не только молока иль шеколада,
Не только воблы, соли и конфет –
Мне даже и огня не очень надо:
Три пары досок обещал комбед.
Меня ничем не запугать: знакома
Мне конская багровая нога,
И хлебная иглистая солома,
И мерзлая картофельная мга.
Запахнет, замутится суп, – а лук-то?
А сор, что вместо чаю можно пить?
Но есть продукт… Без этого продукта
В раю земном я не могу прожить.
Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!