ГЛАВА 3. ПОДТЕКСТ КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Во второй главе кинодискурс нами был определен как устная трансформация письменного дискурса, а также как информационно насыщенный дискурс, содержащий экспилицитную и имплицитную информацию. Таким образом, изучение кинодискурса как разновидности устного дискурса способно пролить свет на проблему функционирования подтекста в устной речи.
Эта проблема является действительно интересной. О подтексте в ораторском стиле, пишет, например, И. Р. Гальперин: по его мнению, подтекст в подобных текстах возникает в связи с определенными интонационными моделями. С этим согласен и А. А. Брудный, который утверждает, что устная речь всегда сопряжена с подтекстом [Брудный 1976:152]. «Подтекст – это необходимый элемент кино-, теле- и межличностного общения», – заключает А.А.Брудный [Брудный 1976:156]. По мнению М. Н. Кожиной, подтекст как категорию и признак текста следует изучать не только на материале художественной литературы, но и на базе других стилей и сфер общения, которым он также свойствен: дипломатической, обиходно-разговорной, публицистической, и даже (в особой форме) научной [Кожина 1979:65]. Н. В. Муравьева также утверждает, что подтекст может возникать в любой речевой ситуации [Муравьева 2005:57]. Итак, многие лингвисты считают актуальным исследование подтекста на материале, выходящем за рамки художественной литературы, в том числе и на устном материале.
По мнению представителей медиапедагогики, умение декодировать подтекст, раскрывать скрытую образность кадра, анализируя звукозрительные образы, критически осмысливая и переживая аудиовизуальную информацию, различая визуальные смыслы и другую информацию является очень важным умением для современного человека [Хилько 2001:53].
|
|
|
С нашей точки зрения, осмысление явления подтекста на материале кинодискурса необходимо еще и потому, что фильмы, ссылаясь на литературные произведения, являются, в свою очередь, источниками интертекстуальных отсылок для произведений литературы и других текстов культуры (песен, рекламы и т.д.) [Слышкин, Ефремова 2004:]. Фильмы, являются источником аллюзий, интертекстуальных отсылок в прозе, например, Набокова [Полищук 2000:21], оказывают огромное влияние на весь культурный контекст в целом и многократно цитируются [Ямпольский 1993:42]. Итак, для обращения к проблеме функционирования подтекста в устной речи нам необходимо дать определение подтексту, рассмотреть его основные типы и средства выражения.
История изучения подтекста
Представление о подтексте как некоем скрытом смысле высказывания, возникло на рубеже 19-20 веков, и начало осмыслению этого явления положил М. Метерлинк, изложивший его суть под названием «второго диалога» в статье «Трагизм повседневной жизни» [Хализев 1968: 830]. Изучением подтекста занимались и литературоведы, и лингвисты. Точка зрения литературоведов выражается, например, В. Е. Хализевым, определяющим подтекст как «скрытый смысл высказывания, вытекающий из соотношения словесных значений с контекстом и особенно – речевой ситуацией» [Хализев 1968: 830]. Скрытым смыслом называет подтекст и Д. Урнов [Урнов 1971:52].
|
|
|
По мнению Л. А. Голяковой и других авторов, с которым мы согласны, «между намерением автора и поверхностной структурой художественного текста существует тесная взаимосвязь» [Голякова 2006:63]. Попытки раскрыть лингвистическую основу подтекста предпринимались неоднократно. Одним из первых отечественных авторов, работавших в этом направлении, является Т. И. Сильман. Она определяет подтекст как «своеобразный повтор (словесный или ситуативный), но только отнесенный на известное, иногда значительное, расстояние от своей первоосновы» [Сильман 1969б:93]. Читаем у нее же: «Подтекст есть явление, заранее подготовленное либо извне, каким–либо внешним символом или известным событием, либо, чаще всего, внутри самого произведения» [Сильман 1969б:93].
|
|
|
В работах Т. И. Сильман содержится также множество других важных наблюдений. Так, интересно ее замечание о том, что подтекст вовлекает читателя в активную деятельность по дешифровке сообщения, содержащегося в тексте: «Подтекст <…> ставит читателя в положение человека, судящего о действиях и словах людей <…> в тот момент, когда люди эти еще как бы сами не решились признаться во внутреннем смысле того, что они делают и говорят» [Там же]. Указывает Т. И. Сильман и на другие средства создания подтекста, отличающиеся от повтора, например, у Чехова – паузы, обрывы монологов, переход на другую тему. Такие средства создания подтекста Т. И. Сильман называет «нетрадиционными» [Сильман 1969б:95]. Далее Т. И. Сильман уточняет, что формы и функции подтекста разнообразны и не исчерпываются «дистанцированным повтором» [Там же:102]. Эта же мысль повторяется и в статье «Подтекст как лингвистическое явление» [Сильман 1969а:84]: «В настоящей статье будет рассмотрен только этот тип организации подтекста, как основной, хотя и не единственно возможный». Т. И. Сильман также подчеркивает, что подтекст строится на дополнительных, контекстуальных смыслах слов и целых высказываний, сюжетных мотивов и ситуаций [Там же:85].
|
|
|
Важность повтора как средства создания подтекста вслед за Т. И. Сильман подчеркивает И. Н. Крылова, рассматривающая подтекст на примере творчества Э. Хемингуэя. И. Н. Крылова указывает, что «подтекст опирается на вполне определенную лингвистическую структуру, в которой все языковые средства организованы таким образом, что позволяют восполнить недосказанное» [Крылова 1982: 89]. Автор в качестве носителей подтекста упоминает фразу, предложение, абзац и даже отдельный рассказ, входящий в состав произведения более крупной формы. Подтекстные значения прозы Хемингуэя, по И. Н. Крыловой, основаны на языковых средствах разных уровней: фонетического, морфологического, синтаксического [Крылова 1982:89].
Итак, лингвисты пишут о том, что подтекст имеет материальную основу, и что повтор часто является средством создания подтекста. Вместе с тем неверно было бы называть подтекст повтором или отождествлять их: повтор – это лишь одно из многих средств создания подтекста, а не его суть.
Очевидна связь подтекста с сюжетом произведения, поэтому Б. О. Корманом была высказана мысль о том, что, поскольку «произведение представляет собой единство множества сюжетов разного уровня и объема, <…> естественно трактовать подтекст как разновидность сюжета, единицы которого тяготеют к текстуальному совпадению» [Корман 1977:509]. Эта точка зрения не получила распространения.
Если подтекст не является ни простым повтором, ни разновидностью сюжета, а определяется частью исследователей как «скрытый смысл» [Солодилова 2004:6], то вопрос о подтексте требует рассмотрения понятий «содержание» текста и его «смысл».
И. Р. Гальперин понимает под содержанием текста информацию, заключенную в тексте в целом, а под смыслом – мысль, сообщение, заключенное в предложении или в сверхфразовом единстве, т.е. не относит понятие смысла к тексту в целом, а лишь к компонентам текста [Гальперин 1981:20].
З. Я. Тураева также разграничивает план содержания текста, который рассматривается ею как результат взаимодействия значений языковых единиц, входящих в текст, и смысл текста. Данный автор считает, что смысл текста возникает в результате взаимодействия плана содержания текста с подтекстом, контекстуальной, ситуативной и энциклопедической информацией [Тураева 1982:5].
Согласно Е. А. Реферовской, «смысл текста представляет собой обобщение, заключение, вывод из его содержания. Он заключен в контексте и выводится из него, «читается между строк». Смысл – это обобщенное содержание, сущность текста, его основная идея, то, ради чего он создан. Содержание текста – есть проявление этой сущности в ее конкретном, референциальном виде, в виде его языкового выражения». [Реферовская 1989: 157].
Часть ученых отождествляет подтекст со смыслом. Так, Н. И. Усачева понимает под подтекстом «глубинный смысл текста, вытекающий из взаимодействия материальных единиц речевого контекста и речевой ситуации в процессе восприятия произведения читателем» [Усачева 1982:77], а также «словесный и надфразовый синтетический смысл текста и способ реализации авторского замысла» [Усачева 1982:82]. В. Б. Сосновская подчеркивает, что подтекст может рассматриваться со стороны автора и читателя, и со стороны читателя как раз и будет определяться как смысл элементов текста, «ощущаемый, но не раскрытый читателем». [Сосновская 1979:167] Аналогична позиция В. Я. Мыркина, когда он говорит о значении, существующем в речи: «Наиболее распространенным названием значения подобного рода является смысл, реже – подтекст». При этом В. Я. Мыркин делает оговорку, что такое использование термина «подтекст» неудобно, так как традиционно в филологии подтекст понимается как второй, параллельный смысл [Мыркин 1976:88].
У М. Н. Кожиной находим, что она также отождествляет подтекст со смыслом текста, хотя и называет этот смысл «глубинным», «истинным». Данный автор указывает, что подтекст может быть понят при обращении к контекстному анализу и ко всей ситуации общения и представляет собой совокупность разных элементов «истинного смысла высказывания» [Кожина 1979:65]. Интересно замечание М. Н. Кожиной о том, что «глубинный смысл» может быть эксплицитно не выражен автором в тексте ненамеренно либо сознательно [Там же].
Л. Г. Кайда не употребляет применительно к подтексту термин «смысл», а говорит о «планах содержания». Она расценивает текст как гармоничное слияние двух планов содержания – открытого (выраженного эксплицитными средствами) и скрытого (выраженного имплицитными средствами). Скрытый план содержания Л. Г. Кайда отождествляет с подтекстом и перечисляет имплицитные средства, позволяющие выразить его: новые оттенки смысла слов на фоне контекста, столкновение синтаксических структур, функции заголовка, вступления, заключения, пейзажных зарисовок, функции смысловых типов речи и форм речи, стилистические функции синтаксических и лексических единиц, порядка слов, функциональная нагрузка определений, временного плана глаголов, функций разговорных структур, интонационных перепадов и т.д. [Кайда 2004:83].
Л. А. Голякова также пишет о подтексте как «скрытом смысле художественного произведения, выражающем внутреннюю сущность последнего <...> скрытую авторскую интенцию» [Голякова 2006:4].
Итак, по мнению многих ученых, подтекст – это смысл произведения, некоторые из них добавляют такие определения, как «скрытый», «глубинный», «истинный» и т.д.
Кроме авторов, приравнивающих понятие «подтекст» к понятию «глубинный смысл», есть исследователи, рассматривающие текст как информацию, передаваемую от адресанта сообщения к адресату. В этом случае акцент делается на том, что подтекст – это имплицитная информация.
Свою классификацию видов информации в тексте предлагает И. Р. Гальперин, который считает именно категорию информативности ведущей категорией текста. По мнению И. Р. Гальперина, в тексте имеется содержательно-фактуальная информация (СФИ), содержательно-концептуальная (СКИ) и содержательно-подтекстовая (СПИ). При этом содержательно-фактуальная передает сообщения о фактах, событиях, которые происходили, происходят или будут происходить в действительном или воображаемом мире; такая информация, по И. Р. Гальперину, эксплицитная по своей природе, всегда выражена вербально [Гальперин 1981:28]. СФИ тяготеет к типологизации, и постепенно для разных типов текста вырабатываются модели, облегчающие его декодирование [Гальперин 1977:527].
Содержательно-концептуальная информация – это информация эстетико-художественного характера, она передает индивидуально-авторское понимание отношений между явлениями [Гальперин 1981:28]. Особенность этого вида информации, по И. Р. Гальперину, состоит в том, что мысль, основная идея автора выражается опосредованно, через СФИ и ряд приемов [Гальперин 1977:527].
Содержательно-подтекстовая информация, по мнению рассматриваемого автора, – это скрытая информация, извлекаемая из содержательно-фактуальной «благодаря способности единиц языка порождать ассоциативные и коннотативные значения, а также благодаря способности предложений внутри содержательно-фактуальной информации приращивать смыслы» [Гальперин 1981:28]. И. Р. Гальперин не считает, что содержательно-подтекстовая информация должна обязательно присутствовать в тексте, т.е. она, по его мнению, является факультативной. Характеристиками подтекста И. Р. Гальперин считает неоформленность и неопределенность, а виды подтекстовой информации выделяет следующие: ситуативная (связана с фактами, описанными ранее) и ассоциативная (связана с личным опытом читателя). Подобная попытка выделить типы подтекста представляется интересной.
Относительно существующих видов информации в тексте с И. Р. Гальпериным согласна В. А. Кухаренко, которая считает, что информативные пласты в тексте следует выделять в связи со способом представления информации: СФИ, СКИ и СПИ. Последний пласт она называет имплицитным, подтекстным, используя эти термины как синонимы. По В. А. Кухаренко, содержательно-подтекстовая информация материально закреплена в тексте: «подтекст – это сознательно избираемая автором манера художественного представления явлений, которая имеет объективное выражение в языке произведения» [Кухаренко 1974:79]. СПИ обязательно включает свои сигналы в СФИ [Кухаренко 1988:76].
Некоторые ученые считают, что подтекст является вторичной моделирующей системой [Козьма 2008:7]. Аналогичная мысль проводится и у Е. Н. Соловьевой, которая утверждает, что специально заданная (смоделированная) имплицитность может выступать в качестве жанрообразующего фактора (басня, средневековое моралитэ, сатирическая сказка, парадоксальные изречения, лежащие в основе некоторых пословиц) или конструктивного элемента литературного произведения, а структура и функции подтекста могут различаться по сложности и уровню развития. При этом скрытый смысл образуется механизмом моделирования, как, например, это происходит в усеченных предложениях, а особенностью моделированного подтекста является то, что это смысл текста, содержание и структура которого смоделированы эксплицитным смыслом. По мысли Е. Н. Соловьевой, с которой мы солидарны, моделируемый скрытый смысл может заменять эксплицитный смысл произведения [Соловьева 2006:75].
Интересным случаем подтекста, который по-разному объясняется учеными, является басня. По И.Р.Гальперину, басня, наряду с аллегорией и символом, является не примером подтекста, а примером реализации двупланового сообщения, в котором одновременно развиваются два смысла [Гальперин 1981:40]. Ученый объясняет это тем, что в указанных случаях второй план сообщения проступает практически эксплицитно, по известным моделям, а подтекст имплицитен по своей природе. Вместе с тем далее у И.Р.Гальперина читаем: «содержательно-подтекстовая информация – это второй план сообщения» [Гальперин 1981:46]. С этим не согласны другие исследователи, например, Л.О.Блохинская, считающие басню примером произведения с «моделированным подтекстом» [Блохинская 1999:40].
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 714; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!