Новое евангелие – «Моя борьба» 4 страница



Вскоре правительство Папена пало в результате во­тума недоверия, инициированного коммунистами. 6 но­ября 1932 года избиратели вновь пришли к урнам. Наци­сты потеряли 34 мандата, удовольствовавшись 196 мес­тами в рейхстаге, а коммунисты увеличили свое представительство на 11 мандатов, получив 100 пар­ламентских мест. Но нацисты остались внушительной силой, имея 850 тысяч членов партии и 350 тысяч чле­нов СА.

2 декабря 1932 года канцлером был назначен генерал Курт фон Шлейхер, а 6 декабря ближайший сорат­ник Гитлера Герман Геринг был избран президентом рейхстага.

По инициативе бывшего председателя Рейхсбанка Яльмара Шахта и кельнского банкира Курта фон Шре­дера группа бизнесменов обратилась к Гинденбургу с просьбой поставить Гитлера во главе правительства:

«Считаем долгом нашей совести просить ваше превосхо­дительство... сформировать такой кабинет, который будет пользоваться поддержкой самой мошной национальной силы. Предоставление фюреру самой мощной нацио­нальной организации поста руководителя президентско­го кабинета, состоящего из лучших деятелей с точки зре­ния их профессиональной подготовки и личных досто­инств... привлечет к сотрудничеству миллионы людей, которые до сих пор стояли в стороне...» Эта просьба была уважена. Правительство Шлейхера не продержалось и двух месяцев.

 

Гитлер - рейхсканцлер

 

 

К началу 1932 года число безработных в Германии пре­высило 6 миллионов человек. Безработные устраивали многочисленные демонстрации, осаждали продоволь­ственные магазины. В качестве последнего средства Шлейхер попытался расколоть НСДАП. Шлейхер уста­новил связи с бывшим лидером левого крыла партии Г. Штрассером, которому за отказ от поддержки Гитлера обещал кресло вице-канцлера и пост прусского премьер-министра.

Однако об этом узнал Гитлер и добился изгнания Штрассера из партийного руководства. За Штрассером никто не пошел. 8 декабря 1932 года на совещании гау­лейтеров, депутатов рейхстага и центрального руководст­ва НСДАП Гитлер получил единодушную поддержку. Ру­ководители партии чувствовали, что с Гитлером они сей­час близки к власти, как никогда, и не собирались менять коней на переправе.

Тем временем в начале января в Дюссельдорфе в рези­денции К. фон Шредера состоялись переговоры Франца фон Папена с руководством НСДАП в составе Гитлера, Гесса и Гиммлера. Папен представлял президента Гинденбурга и вместе со Шредером выступал за скорейшую передачу власти нацистам. Следующая встреча состоя­лась 17 января уже с участием Гугенберга, который вмес­те с Гитлером и Папеном занялся предварительным распределением министерских портфелей. Папен стал вице-канцлером и возглавил МИД, а Гитлер — рейхс­канцлером.

28 января по требованию Гинденбурга Шлейхер по­дал в отставку. 30 января президент назначил Гитлера рейхсканцлером. В этот день он принес присягу: «Я отдам все свои силы на благо немецкого народа. Я буду стоять на страже конституции и прав немецкого народа, добро­совестно выполнять свои обязанности и действовать во благо всех, невзирая на партийную принадлежность». Это были пустые слова. Уже через несколько месяцев но­вый канцлер установил режим диктатуры и террора.

Правительство было коалиционным. НСДАП поддер­жала партия Гугенберга. Но уже в июне 1933 года ее штаб-квартира была разгромлена штурмовиками, и Не­мецкую национальную народную партию вынудили к са­мороспуску.

Часть ее членов влилась в НСДАП, а Гугенберг пере­стал играть какую-либо политическую роль.

Первоначально кроме Гитлера в составе кабинета было лишь двое нацистов. Геринг возглавил министерство вну­тренних дел Пруссии и стал комиссаром Рейха по делам авиации. Лидер парламентской фракции нацистов Виль­гельм Фрик возглавил министерство внутренних дел Рей­ха. Этого оказалось достаточно для полного захвата влас­ти. Ведь нацисты контролировали главные силовые структуры страны, за исключением рейхсвера, и имели мощную военизированную организацию — более 400 ты­сяч штурмовиков Э. Рема. Использовав в качестве прово­кации пожар рейхстага (до сих пор неизвестно точно, был ли он организован Г. Герингом, президентом рейхстага, или стал результатом действий психически ненормально­го одиночки — голландца Маринуса Ван дер Люббе, чле­на левацкой коммунистической группы), нацисты раз­вернули террор против коммунистов и социал-демокра­тов, которых обвинили в поджоге. Впоследствии доказать эти обвинения в суде не удалось, но дело было сделано. 1 марта 1933 года специальным законом «О защите наро­да и Рейха» было приостановлено действие статей кон­ституции, гарантирующих основные демократические права и свободы, при этом Гитлер наделялся чрезвычайными полномочиями. Некоторые депутаты рейхстага от левых партий были арестованы, в том числе лидер коммунистов Эрнст Тельман.

5 марта 1933 года в атмосфере всевозможного запуги­вания противников нацистов прошли выборы в рейхстаг. Геббельс объявил этот день «днем пробуждения нации». Ко дню выборов 51 противник национал-социалистов был убит и несколько сотен ранены. Потери среди наци­онал-социалистов составили 18 убитых и более сотни ра­неных.

Выступая в Кенигсберге накануне голосования, Гитлер обратился к немецкому народу с патетическим призы­вом: «Теперь вы должны снова высоко и гордо держать свою голову! Больше ты не порабощен и не закабален, германский народ, ты опять, с Божьей помощью, облада­ешь свободной волей».

НСДАП получила около 44 процентов голосов. Ком­партия была запрещена и в выборах не участвовала, но за поддерживаемый ею список проголосовало почти 12 процентов избирателей. Социал-демократы получили 18 процентов голосов. Партия Гугенберга получила около 8 процентов голосов, и вместе с ней у нацистов оказалось наконец абсолютное большинство. У НСДАП стало 288 мандатов, Партия центра имела 73, СДПГ — 120, коммунисты — 81, партия Гугенберга, выступавшая как Черно-бело-красный боевой фронт (с привлечением сто­ронников Папена, отколовшихся от Партии центра), — 52 мандата.

21 марта 1933 года, выступая в соборе Потсдама у мо­гилы Фридриха Великого на торжественном заседании рейхстага, Гитлер заявил, что ни народ, ни император, ни правительство Германии не хотели Первой миро­вой войны, а потому безнравственно возлагать на них вину за нее и требовать возмещения. Этот день Геббельс назвал «днем национального возрождения». Гитлер тог­да утверждал, что привержен «вечным основам» жиз­ни нации, не зависящим от периодов взлетов и паде­ний. Он просил Провидение «укрепить то мужество и упорство, которыми веет в этом святом для каждого немца храме на нас — людей, борющихся за свободу и величие нашего народа, здесь, у могилы его величай­шего короля».

А 23 марта, на следующем заседании рейхстага нового созыва, на этот раз в здании Берлинской оперы, Гитлер выступил с программным заявлением, облачившись в партийную коричневую рубашку: «Духу национального возрождения и поставленной цели не отвечал бы поря­док, когда правительство просило бы одобрения своим мерам у рейхстага от случая к случаю, торгуясь и выпра­шивая». И добавил, возражая лидерам социал-демокра­тов, протестовавшим против фактической ликвидации рейхстага: «Отныне мы, национал-социалисты, откроем немецкому рабочему дорогу к тому, что он вправе требо­вать. Мы, национал-социалисты, будем выразителями его интересов. Вы, господа, мне больше не нужны... И не путайте нас с буржуазным миром. Вы считаете, что ваша звезда вновь может взойти! Взойдет, господа, звезда Германии, а ваша закатится... Прогнившее, старое и дрях­лое в народной жизни исчезнет и больше никогда не вер­нется».

Таким образом, был принят закон, по которому прави­тельству на четырехлетний срок передавались все права парламента.

За него проголосовал 441 депутат, против — 94 соци­ал-демократа. К тому времени все депутаты-коммунис­ты и 26 социал-демократов были арестованы. После го­лосования Гитлер опять обратился к социал-демокра­там: «Я думаю, что вы не голосуете за этот закон потому, что вам в силу вашего склада ума не понять стремления, которое воодушевляет нас... Могу сказать вам только од­но: да я совсем и не хочу, чтобы вы голосовали за него! Германия должна стать свободной, но только не благо­даря вам!»

В ответ последовала овация и крики «Хайль!» со сторо­ны подавляющего большинства депутатов и публики. Правительство так и не вернуло этих полномочий рейхстагу, отныне превратившемуся в чисто декоративный ор­ган, вплоть до краха Третьего Рейха. По этому поводу в передовой «Фёлькишер беобахтер» с восторгом говори­лось: «Исторический день. Парламентская система капи­тулирует перед новой Германией. На протяжении четырех лет Гитлер сможет делать все, что сочтет нужным: в плане отрицания — истреблять все пагубные силы марксизма, а в плане созидания — создавать новую народную общ­ность. Начинается великое дело! Настал день Третьего Рейха!»

Так реализовалось то, о чем Геббельс писал еще 30 ап­реля 1928 года в своей газете «Ангрифф»: «Мы вступаем в рейхстаг, чтобы добыть в этом арсенале демократии оружие против нее самой. Мы становимся депутатами рейхстага, чтобы подавить веймарский дух, пользуясь его же собственной поддержкой. Если демократия на­столько глупа, чтобы за эту медвежью службу снабжать нас бесплатным проездом и питанием, то это ее дело... Нам подходит любое законное средство, чтобы вне­сти революционный дух в сегодняшнюю ситуацию... Не следует думать, что парламентаризм примирит нас... Мы приходим как враги, как волк, ворвавшийся в ове­чье стадо. Теперь вы уже не находитесь среди своих!» А после 30 января 1933 года волк Гитлер начал драть парламентских овечек, а затем и кое-каких волков иной масти среди своих. И жертвы, что удивительно, вели се­бя как настоящие овечки и практически не сопротив­лялись.

За несколько месяцев были смещены правительства во всех землях, где нацисты не были у власти, и там стали править гаулейтеры НСДАП. Были ликвидированы профсоюзы, а все рабочие и служащие объединены в еди­ный Германский трудовой фронт. Были ликвидированы и все политические партии, кроме НСДАП, которая ста­ла частью государства. В течение пяти месяцев после прихода нацистов к власти ее численность возросла втрое и достигла 2,5 миллиона человек. К 1938 году, в канун Второй мировой войны, в Рейхе насчитывалось свыше 580 тысяч партийных работников, в том числе 41 гау­лейтер (руководитель земельной парторганизации), 808 крайслейтеров (руководителей окружных парторга­низаций), 28 376 ортсгруппенлейтеров (руководителей квартальных организаций) и т. д. Именно они обладали реальной властью на местах.

24 октября 1933 года, выступая в берлинском «Шпортпаласте», фюрер демагогически заявил: «Если я буду за­блуждаться или если народ сочтет мои действия недопус­тимыми, то он может казнить меня. Я готов к этому». Ра­зумеется, в условиях однопартийной диктатуры никто не мог даже критиковать действия первого лица в государст­ве, а уж тем более казнить его, какие бы преступления он ни совершил. А преступления Гитлера только начинались.

 

 

«Ночь длинных ножей»

 

 

Рем утверждал: «Только мои штурмовики добьются чи­стых, неискаженных национализма и социализма и со­хранят их». Подобный радикальный пуризм пугал и воен­ных, и средний класс, на поддержку которых Гитлер рас­считывал в воссоздании германской военной мощи, а затем в борьбе за новое «жизненное пространство». Рем же хотел увеличить численность СА до 3,5—4 миллионов человек и создать государство в государстве, а затем про­диктовать свои условия Гитлеру. Тот уже в июне 1933 года ликвидировал «частные» концлагеря штурмовиков и со­зданные ими части вспомогательной полиции. Рем воз­мущался: «Тот, кто требует усмирить революцию, тот пре­дает ее. Рабочие, крестьяне и солдаты, маршировавшие под стягами штурмовиков, завершат свою задачу, не об­ращая внимания на приспособленцев — обывателей и нытиков». И пригрозил: «Устроит это вас или нет, — мы продолжим нашу борьбу. Если вы наконец поймете, о чем идет речь, — идите вместе с нами! Если вы не хотите — мы пойдем без вас! А если понадобится — и против вас!» На Рема давили и сотни тысяч безработных штурмови­ков, которые ничего не умели делать, кроме как устраи­вать уличные побоища с политическими противниками. Рем требовал учреждения особой подсудности СА, по ко­торой командиры могли бы жестоко карать за преступле­ния своих подчиненных, но при этом те же командиры штурмовиков могли бы «судить за убийство СА до 12 че­ловек — членов вражеской организации, замешанных в подготовке убийства». Рем также надеялся влить СА в рейхсвер и фактически поглотить его, а также создать полицию из штурмовиков. Тогда под его контролем ока­зались бы основные силовые структуры страны. А о «дру­ге Адольфе» «друг Эрнст» в интимном дружеском кругу приверженцев однополой любви высказывался совсем уж непарламентски: «Адольф — подлец. Он предает всех нас. Якшается только с реакционерами. Старые товарищи для него, видишь ли, плохими стали. Набрал себе генералов из Восточной Пруссии. Они теперь его доверенные лю­ди... Адольф точно знает, чего я хочу. Я ему об этом не раз говорил. Не надо копии кайзеровской армии. Совершили мы революцию или нет? Нужно что-то новое... Новая дисциплина. Новый принцип организации. Генералы — старые рутинеры. У них никогда не появятся новые идеи. А Адольф остается штафиркой, «художником», витает в облаках. Думает о том, чтобы его оставили в покое. Будь его воля, сидел бы себе в горах и разыгрывал Всевышнего. А мы стоим без дела, хотя руки чешутся... Сейчас у нас есть уникальная возможность совершить новое, великое, перевернуть весь мир. А Гитлер кормит меня обещания­ми. Хочет, чтобы шло все своим чередом. Надеется, что потом произойдет чудо небесное. Это подлинное «я» Адольфа. Хочет унаследовать готовую армию, чтобы ему ее сформировали «спецы». Когда я слышу это слово, мне хочется рвать и метать. А потом, как он говорит, сделает армию национал-социалистической. Но сперва отдаст ее под начало прусских генералов. Откуда там потом взять­ся революционному духу? На своих местах остаются ста­рые козлы, которым новую войну не выиграть. Как вы все ни старайтесь, очки вы мне не вотрете. Тут вы губите душу нашего движения».

Но Гитлер понимал, что без спецов хорошей армии не создашь. А министр рейхсвера генерал Вернер фон Бломберг горячо симпатизировал фюреру. Он приказал чинам рейхсвера отдавать честь членам военных формирований НСДАП и функционерам, одетым в партийную форму. 25 февраля 1934 года Бломберг отдал приказ, чтобы все военнослужащие носили на мундирах имперского орла, держащего в когтях свастику. 28 февраля 1934 года Блом­берг распорядился изгнать из рейхсвера всех евреев и за­претил в дальнейшем принимать их на службу. А с 1 апре­ля 1935 года военным было запрещено жениться на жен­щинах неарийского происхождения. Отказываться от услуг таких профессионалов, как Бломберг, Гитлер не со­бирался.

Но фюрер также попытался успокоить и Рема с его штурмовиками. 1 декабря 1933 года Рем был введен в пра­вительство в качестве министра без портфеля. Гитлер внушал штурмовикам: «Вся ваша жизнь будет борьбой. Вы родились в горниле схваток, не надейтесь, что мир на­ступит сегодня или завтра». И сердечно поздравил «друга Эрнста» с Новым, 1934 годом. Но тогда же он решил вве­сти всеобщую воинскую повинность в рамках рейхсвера, что перечеркивало надежды руководителей СА, что осно­вой армии станут штурмовые отряды.

Рем между тем начал выставлять вооруженную охрану армейских штабов и направил в министерство рейхсвера меморандум, где оборона страны объявлялась прерогати­вой СА, а рейхсверу отводилась только роль военной под­готовки населения. Разумеется, генералы с этим согла­ситься не могли. И Гитлер тоже понял, что с «другом Эрн­стом» пора кончать. Уже в начале января 1934 года он вызвал к себе начальника гестапо Рудольфа Дильса и по­ручил ему собрать компромат на Рема и других руководи­телей СА, а также о совершенных СА террористических актах. При этом фюрер подчеркнул: «Это самая важная задача из всех, которые когда-либо ставились перед вами».

А 2 февраля 1934 года Гитлер выступил с большой про­граммной речью перед гаулейтерами в Берлине, где не только утвердил «фюрер-принцип» в жизни нацио­нал-социалистического государства, но и явственно бро­сил камень в огород Рема и его товарищей: «Те, кто ут­верждает, что революция не закончена, — дураки. К со­жалению, у нас в движении есть люди, которые понимают под революцией постоянный хаос... Главное — подбор людей способных и со слепым повиновением претворяющих в жизнь правительственные распоряже­ния. Партия — это своего рода орден. Она должна обес­печить необходимую стабильность всего немецкого буду­щего... Первый фюрер был избран судьбой; второй фю­рер должен с самого начала иметь за собой верное, скрепленное клятвой объединение единомышленников. Нельзя избирать того, кто опирается на самостоятельную преобладающую силу!

Фюрер всегда может быть только один... Такая органи­зация, обладающая внутренней жесткостью и силой, бу­дет держаться вечно, ее никто не сможет свергнуть. Спло­ченность внутри движения должна быть небывало креп­кой. Мы не имеем права вести борьбу между собой; посторонние не должны знать о наличии у нас разногла­сий! Народ не может нам слепо верить, если мы сами бу­дем разрушать это доверие. Даже последствия неверных решений должны сглаживаться безусловной сплоченнос­тью. Никогда один авторитет не должен использоваться против другого...

Поэтому никаких ненужных дискуссий! Проблемы, от­носительно которых в руководящих органах еще нет яс­ности, ни в коем случае не должны обсуждаться публич­но, ибо в противном случае их будут решать народные массы. В этом было безумие демократии, это сводит к ну­лю ценности,всякого руководства...

У нас есть право в каждый определенный момент вес­ти только одну битву. Одна схватка должна следовать за другой. Правильно говоря, верна не поговорка «много врагов — много чести», а «много врагов — много глупос­ти». Кроме того, народ не может одновременно вести дю­жину битв. Соответственно мы можем дать народу в дан­ный период только одну идею, чтобы он сосредоточился на ней. Как раз во внешнеполитических вопросах надо иметь за собой весь народ как загипнотизированный, вся нация в этой борьбе должна быть прямо-таки по-спор­тивному охвачена страстью игрока; без этого не обой­тись. Если в борьбе участвует вся нация, то в случае пора­жения она вся оказывается в проигравших. Если же она не проявляет интереса к борьбе, то в проигравших оказы­вается только руководство. В первом случае гнев народа направлен на врага, во втором случае — на собственного вождя».

Вождь, на которого должен был обратиться народный гнев, был Гитлером уже намечен. Это — Эрнст Рем. Уже 21 февраля Гитлер доверительно поделился с британским консервативным политиком Энтони Иденом, посетив­шим Германию, своими планами: сократить СА на две трети, и у оставшихся в строю в мирное время изъять ору­жие. А 1 марта на совещании с руководством рейхсвера, СА и СС фюрер объявил, что роль штурмовиков сводит­ся главным образом к «политическому воспитанию на­ции», в отношении армии функции штурмовых отрядов сводятся к допризывной подготовке молодежи. При этом Гитлер недвусмысленно пригрозил раздавить всякого, кто будет мешать осуществлению его планов. И призвал штурмовиков и военных примириться друг с другом.

На людях Рем был лоялен к Гитлеру и даже пригласил всех присутствующих на «завтрак примирения», но среди своих единомышленников не скрывал, что буквально ки­пит от гнева. Рем назвал фюрера «невежественным еф­рейтором» и призвал не соблюдать только что достигну­того с рейхсвером соглашения о разграничении предме­тов ведения. Гитлер же, по словам Рема, это «вероломный человек, которого, как минимум, надо отправить в от­пуск». Рем не знал, что в его «ближний круг» затесался предатель. Обергруппенфюрер СА Виктор Лутце, руково­дитель штурмовых отрядов на севере Германии и оберпрезидент Ганновера, поспешил доложить Гитлеру о кра­мольных высказываниях своего шефа. После этого судь­ба Рема была окончательно решена. Дальнейшее было делом техники.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!