Стихотворение А. Ахматовой «Родная земля» (восприятие, истолкование, оценка)



Поздняя Анна Андреевна Ахматова выходит из жанра «любовного дневника», жанра, в

котором она не знала соперников и который она оставила, может быть, даже с некоторым

опасением и оглядкой, и переходит на раздумья о роли и судьбе поэта, о религии, о ремесле, отечестве. Появляется острое ощущение истории.

Ахматова написала о А.С. Пушкине: «Он не замыкается от мира, а идет к миру». Это была и ее дорога – к миру, к ощущению общности с ним. Раздумья о судьбе поэта приводят к раздумьям о судьбе России, мира.

В эпиграф стихотворения Анны Андреевны Ахматовой «Родная земля» вынесены две

финальные строчки стихотворения, сочиненного самой Ахматовой в послереволюционные годы. А начинается оно так: «Не с теми я, кто бросил землю/ На растерзания врагам». А. А.

Ахматова не пожелала тогда примкнуть к числу эмигрантов, хотя многие из ее друзей

оказались за границей. Решение остаться в советской России не было ни компромиссом с советским народом, ни согласием с выбранным ею курсом. Дело в другом. Ахматова

чувствовала, что только разделив судьбу с собственным народом, она сможет сохраниться как личность и как поэт. И это предчувствие оказалось вещим.

В тридцатые – шестидесятые годы ее поэтический голос приобрел неожиданную силу и мощь. Вобрав в себя всю боль своего времени, ее стихи возвысились над ним и стали выражением общечеловеческих страданий. Стихотворение «Родная земля» подводит своеобразный итог отношению поэта к своей родине. Само название имеет двойной смысл. «Земля» - это и страна с населяющими ее людьми и со своей историей, и просто почва, по которой ходят

люди. Ахматова как бы возвращает значению утраченное единство. Это позволяет ей ввести в стихотворение замечательные образы: «грязь на калошах», «хруст на зубах», - получающие метафорическую нагрузку. В отношении Анны Ахматовой к родной земле нет ни грани

сентиментальности. Первое четверостишие построено на отрицании тех действий, которые принято связывать с проявлением патриотизма: «В заветных ладанах не носим на груди, / О


ней стихи навзрыд не сочиняем …». Эти действия кажутся ей недостойными: в них нет

трезвого, мужественного взгляда на Россию.

Анна Ахматова не воспринимает свою страны как «обетованный рай» - слишком многое в отечественной истории свидетельствует о трагических сторонах русской жизни. Но нет здесь и обиды за те действия, которые родная земля «приносит живущим на ней». Есть гордая

покорность той доле, которую она нам представляет. В этой покорности, однако, нет никакого вызова. Более того, в ней нет и осознанного выбора. И в этом – слабость патриотизма Ахматовой. Любовь к России не является для нее итогом пройденного духовного пути, как это было у Лермонтова или Блока; эта любовь дана ей изначально. Ее патриотическое чувство впитано с материнским молоко! м и поэтому не может быть подвергнуто никаким

рационалистическим коррективам. Связь с родной землей ощущается даже не на духовном, а на физическом уровне: земля представляет собой неотъемлемую часть нашей личности,

потому что всем нам предначертано телесно слиться с нею – после смерти: «Но ложимся в нее и становимся ею, / Оттого и зовем так свободно – своею». В стихотворении выделяются три раздела, что подчеркнуто и графически. Первые восемь строк построены, как цепь

параллельных отрицательных конструкций. Концы фраз совпадают с концами строк, что создает мерную «настойчивую» информацию, которая подчеркнута ритмикой пятистопного ямба. После этого следует четверостишие, написанное трехстопным анапестом. Смена размеров на протяжении одного стихотворения – явление достаточно редкое в поэзии. В данном случае этот ритмический перебой служит для противопоставления потоку отрицаний, заявления о том, как же все-таки воспринимается коллективным лирическим героем родная земля. Заявление это носит достаточно сниженный характер, что усиливается анафорическим повтором: «Да, для нас это грязь на калошах, / Да, для нас это хруст на зубах …». И, наконец, в финале трехстопный анапест сменяется четырехстопным. Такой перебой метра придает двум последним строкам широты поэтического дыхания, которые находят опору в бесконечной

глубине заключенного в них смысла.

Поэзия Анны Андреевны Ахматовой «питалась - даже в первоначальных стихах – чувством родины, болью о родине, и эта тема звучала в ее поэзии все громче … О чем бы она ни писала в последние годы, всегда в ее стихах ощущалась упорная дума об исторических судьбах страны, с которой она связана всеми корнями своего существа». (К. Чуковский)

Стихотворение А.Ахматовой Заплаканная осень, как вдова... (Восприятие, истолкование, оценка.)

Анна Андреевна Ахматова творила в очень сложное время, время катастроф и социальных потрясений, революций и войн. Поэты

в России в такую бурную эпоху забывали, что такое свобода, им часто приходилось выбирать между свободным творчеством и

жизнью. Но, несмотря на все эти обстоятельства, они все так же продолжали творить чудеса: создавались чудесные строки и

строфы.


Так и Анна Ахматова до конца своих дней посвящала себя и всю свою жизнь творчеству,

поэзия всегда была для нее делом

жизни. Излюбленная тема стихотворений Анны Ахматовой - тема любви. Героиня ее любовной лирики могла бы сказать о себе

словами Данте: "Любовью я дышу ... " Но любовь у Ахматовой почти никогда не предстает в спокойном пребывании. Это

обязательно кризис: взлет или падение, первая встреча или разрыв, утрата чувства или завершение отношений.

Так стихотворение "Заплаканная осень, как вдова ...", помещенное на страницах книги послеоктябрьских годов "Anna

Domini", рассказывает нам о несчастной, трагично оборвавшейся любви. Первые строки стихотворения переполнены

характерными для лирики Ахматовой темными тонами, что сразу настраивает читателя на трагический финал: "Заплаканная

осень, как вдова/ В одеждах черных все сердца туманит ..."

Но почему "вдова" становится героиней данного стихотворения? Для ответа на этот вопрос обратимся ко времени написания

стихотворения - 15 сентября 1921 год. 1921 год - именно тот год, когда время очень жестоко обошлось с Ахматовой. В конце

августа этого года по несправедливому обвинению в принадлежности к контрреволюционному заговору был расстрелян Николай

Гумилев. Хотя их жизненные пути к тому времени уже разошлись, уже три года прошло после их развода, но он всегда

оставался в памяти и в сердце Анны Ахматовой дорогим человеком. Поэтому все пережитое вместе с Гумилевым оставалось с

ней на всю жизнь, было важным и дорогим. Ведь ушедший из жизни – не уходит из сердца. Именно поэтому вдовий плач, горе,

страдания и скорбь о безвинно загубленном человеке пронизывает все стихотворение: от самого начала до финальных строк.

В стихотворении присутствует еще один характерный для ахматовской лирики прием – поэтесса не рассказывает о

случившемся прямо, она делает это с помощью говорящих деталей. В данном стихотворении одной из таких деталей является

фигура осени. Вообще осень всегда ассоциируется с чем-то грустным, тоскливым и мрачным.

Так и здесь: осень, как вестница

горечи и тоски, сопоставляется с неутешной вдовой, обретает черты, свойственные одновременно и явлению природы, и

человеку. Благодаря этой детали читатель может узнать о душевном состоянии героини, проникнуть в глубь ее переживаний.


Ахматовская муза – это муза памяти. Именно память не дает героине возможности все забыть,

начать новую спокойную жизнь:

«… Перебирая мужнины слова, / Она рыдать не перестанет …» Память отстраняет давние поступки и пристрастия от забвения,

хранит в сознании все, что выпало героине, постоянно заставляет пересматривать и переосмыслить пережитое. И так будет

вечно, память всегда будет возвращать ее к прошлому. Но все-таки маленький огонек надежды мерцает в душе героини: «И

будет так, пока тишайший снег/ Не сжалится над скорбной и усталой …» Об этом свидетельствует употребление Ахматовой

более мягких, светлых тонов, нежели те, что были в начале стихотворения: черное сменяется белым, туманность превращается

в тишину («тишайший снег»). Героиня надеется, что так же, как грязная, мрачная осень сменяется холодной, свежей зимой,

так и ее усталая, измученная душа «остынет», приобретет покой и настанет конец ее мукам и страданиям. Но, как известно,

сердце никогда не забывает, поэтому обе!

рнуться ли ее надежды в реальности – покажет время. Но героиня уверена, что даже за минутку «забвенья были и забвенья

нег», которая приносит ей память о дорогом человеке, она отдала бы жизнь, и что «за это жизнь отдать не мало».

Стихи Анны Андреевны Ахматовой о любви почти всегда пропитаны чувством грусти, но главное, что делает их такими

проникновенными, это сочувствие, сострадание в любви. Когда читаешь эти стихи перед тобой открывается выход из мира

замкнутой, эгоистичной любви, любви-забавы к подлинно великой любви для людей и во имя любви.

Черных В.А.

«Дорога не скажу куда…»

(Анализ стихотворения Анны Ахматовой «Приморский сонет»)

Приморский сонет

Здесь всё меня переживёт,

Всё, даже ветхие скворешни, И этот воздух, воздух вешний,

Морской свершивший перелёт. И голос вечности зовёт

С неодолимостью нездешней, И над цветущею черешней Сиянье легкий месяц льёт.

И кажется такой нетрудной,


Белея в чаще изумрудной,

Дорога не скажу куда…

Там средь стволов еще светлее, И всё похоже на аллею

У царскосельского пруда. Комарово

1958

/35/ Стихотворение "Приморский сонет" - один из несомненных шедевров поздней ахматовской лирики. Уже при первом чтении, до всякого анализа, оно привлекает читателя глубиной содержания и совершенством формы. Вместе с тем, оно оставляет впечатление

необычности, новизны - как в творчестве Ахматовой, так и в традиционной поэтике сонета. Тема стихотворения ясна: это стихи о смерти, хотя смерть в них не названа прямо, сознательно убрана в подтекст. Тема смерти нередко присутствует в лирике Ахматовой1. Она принимает разные обличия. Это и стихотворения, целиком посвящённые этой теме, иногда так и озаглавленные: "Смерть" (212)2, "К смерти" (192); и стихи, посвящённые памяти поэтов и

друзей (частично объединённые в цикл "Венок мёртвым" - 249-255); и мотив трагической насильственной смерти, неизбежный в стихах, написанных в годы войн, революций и

государственного террора; и лирические мотивы ожидания смерти, желания смерти, страха перед ней.

Необычна не тема, а её трактовка. В "Приморском сонете" нет ни страха перед смертью, ни стремления её приблизить или отдалить, ни предсмертных мук, ни смертельной тоски, ни горечи расставания с земной жизнью, ни надежд на счастье за гробом - ничего того, что

обычно сопровождает тему смерти и в лирике Ахматовой, и во всей мировой поэзии. Стихотворение лишено мрачного, трагического колорита. Оно решительно контрастирует со многими другими стихами Ахматовой на эту тему, в частности с написанным всего лишь за год до "Приморского сонета" стихотворением "Ты напрасно мне под ноги мечешь…" (347), где смерть предстает в присущем ей трагическом обличии:

...Смерть стоит все равно у порога. Ты гони ее или зови,

А за нею темнеет дорога,

По которой ползла я в крови... /36/

Как ни удивительно, такое спокойно-просветлённое отношение к смерти можно встретить у Ахматовой не в стихах, близких по времени написания к "Приморскому сонету", а в

юношеском ее стихотворении: "... Я молчу, молчу, готовая / Снова стать тобой земля..." ("Я пришла сюда, бездельница...". 35; 1911 г.). В этих ранних стихах нетрудно разглядеть и

некоторые образы, повторенные почти через полвека в "Приморском сонете" - и "легкий месяц", и пруд (и тополя, упомянутые в отвергнутом позднее варианте).

Образ смерти замещен в "Приморском сонете" образом ВЕЧНОСТИ.

Потустороннему, нездешнему миру, который дает о себе знать неодолимым голосом

Вечности, противостоит покидаемый земной мир во всем его очаровании - и вешний воздух, и


сиянье месяца, и цветущие черешни. Перед лицом Вечности как бы забыты, во всяком случае,

вынесены за пределы данного стихотворения не только трагедия смерти, но и все трагедии, все ужасы земного существования, о которых так много сказано в ахматовской поэзии.

Особую смысловую нагрузку несут в стихотворении наречия ЗДЕСЬ и ТАМ. Слово ЗДЕСЬ, которым начинается сонет, означает, конечно, не дачный поселок Комарово - место

написания стихотворения, обозначенное под текстом. Истинный смысл это слово приобретает в оппозиции со словом ТАМ, которым открывается последняя строфа. Становится ясно, что

наречия ЗДЕСЬ и ТАМ выступают в этом контексте синонимами земного и загробного мира. ЗДЕСЬ, на пороге смерти, время остановилось, обратилось в математическую /37/ точку. В нём уже ничего не происходит. Даже вешний воздух свершил свой перелет и замер, а ветхие,

готовые рассыпаться скворешни приостановили своё разрушение и, во всяком случае,

переживут лирическую героиню, готовую переступить рубеж между земной и загробной жизнью. ТАМ времени тоже не существует, но оно превращается не в точку, не в ноль, а в математическую бесконечность, в ВЕЧНОСТЬ. Это ключевое слово прямо названо в тексте стихотворения, другие смысловые доминанты, прежде всего ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ, убраны в

подтекст. Читатель домысливает их сам, и потому они приобретают в его сознании особую значительность и весомость.

Таков философский, экзистенциальный смысл этого короткого стихотворения. С

поразительным лаконизмом он высказан уже в первом стихе: "Здесь всё меня переживёт". Весь остальной текст является развитием этого тезиса. Все четыре слова, из которых состоит этот стих, несут колоссальную смысловую нагрузку, притом, что в нём отсутствует

существительное, а одно за другим следуют наречие и два местоимения. О значении наречия ЗДЕСЬ мы уже говорили. Местоимение-подлежащее ВСЁ означает в данном контексте не

больше и не меньше, как все вещи, предметы, явления природы, наполняющие покидаемый земной мир.

Для того, чтобы оценить в полной мере смысл использованного в первом стихе глагола -

сказуемого ПЕРЕЖИВЁТ, придется обратиться к контексту ахматовской лирики и даже к более широкому контексту русской классической поэзии. Это слово, чрезвычайно значимое и само по себе, приобретает еще большую весомость, если вспомнить стихотворение Ахматовой

"Ива", написанное в 1940 году - за 18 лет до "Приморского сонета":

...Я лопухи любила и крапиву, Но больше всех серебряную иву И - странно! - я ее пережила...

а также хрестоматийно известные строки Пушкина:

...Гляжу ль на дуб уединенный, Я мыслю: патриарх лесов Переживёт мой век забвенный, Как пережил он век отцов...

("Брожу ли я вдоль улиц шумных...") и /38/

... Нет, весь я не умру - душа в заветной лире


Мой прах переживёт и тленья убежит ...

("Я памятник себе воздвиг нерукотворный...").

Один и тот же глагол выражает в этих стихах различное авторское отношение к смерти. В стихотворении "Ива" Ахматова поражена тем, что она пережила старое дерево. В первом из цитируемых стихотворений Пушкин думает о том, что его переживет древний могучий дуб; во втором - что его переживут его поэтические творения и земная слава. В "Приморском сонете" Анна Ахматова говорит, что ее переживут "даже ветхие скворешни" (а также связанные с ними сквозной рифмовкой "воздух вешний" и "цветущая черешня") и вовсе не задумывается о

посмертной судьбе своих стихов.

Необычным для лирического стихотворения является отсутствие в "Приморском сонете" личного местоимения Я в качестве подлежащего - субъекта лирического переживания. В первой строке его заменяет местоимение МЕНЯ, употребленное не в именительном, а в винительном падеже, в качестве не субъекта, а объекта действия. Ахматова как бы

отстраняется от активного вмешательства в свою судьбу, не противится неодолимому зову вечности.

Образу вешнего воздуха, свершившего морской перелёт, автор тоже придаёт особое значение. Чтобы уяснить значение этого образа, надо, так же как и в случае с глаголом ПЕРЕЖИВЁТ, выйти за пределы контекста не только данного стихотворения, но и всего

поэтического творчества Анны Ахматовой. Следует вспомнить последнее предсмертное стихотворение Фёдора Сологуба, которое Ахматова знала и высоко ценила: Подыши еще немного / Тяжким воздухом земным...

Одним из доминирующих мотивов в поэтическом творчестве Ахматовой является мотив

ДОРОГИ3. Нередко это слово означает дорогу к смерти: "Я гощу у смерти белой / По дороге в тьму..." (91; 1915 г.); "Мне снится, что меня ведет палач / По голу/39/бым предутренним дорогам..." (139; 1913 г.). Но только в данном стихотворении слово ДОРОГА употреблено в такой необычной синтаксической конструкции: "Дорога не скажу куда". Ахматова применяет здесь фигуру умолчания, не желая прямо сказать, куда ведет эта дорога. Вместе с тем этот оборот удивителен в стилистическом плане. Подчеркнуто разговорный, он резко

контрастирует с глубоким философским содержанием стихотворения.

В "Приморском сонете" немногие слова, принадлежащие к "высокой" лексике (свершивший, вечность, неодолимость), сочетаются с обыденной лексикой, порой стоящей на грани литературной нормы (СКВОРЕШНИ вместо литературного СКВОРЕЧНИКИ). Никем из живых не пройденную дорогу к смерти Ахматова уподобляет с детства знакомой аллее у

царскосельского пруда. Именно эти смысловые, лексические и синтаксические контрасты лишают тему смерти присущего ей трагизма, подчеркивают её обыденность и вместе с тем усиливают ощущение необычности, новизны "Приморского сонета".

Как известно, в русской классической поэзии XIX века форма сонета встречается редко.

Пушкин за всю жизнь написал всего лишь три сонета, Лермонтов - один. Единицами

насчитываются сонеты и в поэтическом наследии других крупнейших поэтов XIX века - Баратынского, Тютчева, Фета. Широкое распространение в русской поэзии сонет получил


лишь на рубеже XIX - XX веков в творчестве старших символистов - Вячеслава Иванова,

Константина Бальмонта, Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина. Именно в их творчестве форма русского сонета канонизировалась и, как это нередко случается в поэзии, от чрезмерно частого употребления как бы омертвела. Поэтому уже младшие символисты - Александр Блок,

Андрей Белый, а вслед за ними и акмеисты (в частности, Николай Гумилев) гораздо реже обращались к форме сонета, сохраняя при этом, как правило, его каноническую форму.

Классическая интернациональная форма сонета в /40/ русском силлабо-тоническом стихе

приобрела свои особенности. Обязательными требованиями, предъявляемыми к метрике и рифмовке в сонете, остались построение его из четырнадцати стихотворных строк, разбитых на два четверостишия (катрена) и два трехстишия (терцета). Катрены пронизывались, как

правило, двумя сквозными четверными, попеременно мужскими и женскими рифмами.

Рифмовка в катренах могла быть как опоясывающей (abba, abba или abba, baab), так и

перекрестной (abab, abab или abab, baba), а в терцетах самой разнообразной (cdd, ccd; cdc, ddc; ccd, ddc; cce, dde и т.п). Отсутствие в катренах сквозной четверной рифмовки, замена ее четырьмя двойными рифмами, ощущалось как нежелательное нарушение традиционной формы сонета. Что касается метрики, то сонеты в русской традиции, закрепленной поэтами- символистами на рубеже XIX-XX веков, писались почти исключительно пятистопным или шестистопным ямбом.

Из крупных русских поэтов рубежа XIX - XX веков, пожалуй, только Иннокентий Анненский, творчество которого Анна Ахматова высоко ценила, постоянно экспериментировал с формой сонета. Среди его стихотворений можно найти сонеты, написанные четырехстопным ямбом, хореем и даже анапестом при строгом соблюдении рифмовки, присущей классическому

сонету.

Анна Ахматова довольно редко обращалась к форме сонета. До "Приморского сонета" ею в разное время были созданы лишь три стихотворения в этой традиционной форме: "Тебе

покорной? Ты сошел с ума!.." (142; 1921 г.); "Художнику" (174; 1924 г.) и "Надпись на книге "Подорожник"" (187; 1941 г.). Все они написаны пятистопным ямбом.

О. И. Федотов в статье "Сонет в творчестве Анны Ахматовой"4 и в предисловии к составленной им антологии "Сонет Серебряного века"5 утверждает, что "в наиболее представительных

собраниях её сочинений <…> насчитывается 16 стихотворений, которые в той или иной мере (подчеркнуто мною /41/ - В.Ч.) могут быть отнесены к сонетам". Но большинство из

помещённых им в названной антологии стихотворений Ахматовой следует скорее отнести к

категории quasi-сонетов, поскольку в них присутствует лишь какой-нибудь один из признаков сонета (например, 14-стишие), без соблюдения других (в частности, сквозной рифмовки в

катренах).

В "Приморском сонете" - единственном своем стихотворении, которое в заглавии названо сонетом, - Ахматова выполняет минимум требований, традиционно предъявляемых к форме сонета: в нем два катрена и два терцета; катрены соединены четверной опоясывающей рифмой (abba, abba), в терцетах применены три двойных рифмы (cce, dde). Но написано оно неканоническим для сонета размером - четырехстопным ямбом.


Ахматова сознательно и решительно объединяет строгую строфическую форму сонета с

самым распространённым размером русской лирической поэзии. Поэтическое пространство в четырехстопном ямбе резко сокращено по сравнению с пятистопным или шестистопным. Это требует от автора экономии слов. Но в "Приморском сонете" парадоксальным образом

сочетаются уже отмеченные нами лаконизм и эллиптические синтаксические конструкции ("Дорога не скажу куда...") с неоднократными повторениями слов. Трижды повторено местоимение ВСЁ, чем подчеркнута его повышенная смысловая нагрузка в данном

стихотворении; дважды - существительное ВОЗДУХ, чем привлекается внимание к не вполне явному особому значению этого слова; наконец, стихотворение накрепко сшито, превращено в единое развернутое поэтическое высказывание пять раз повторенным в начале строк соединительным союзом И. Наряду с буквальными повторениями слов, следует отметить

синонимы, не полностью сходные по значению, но оттеняющие смысл ключевых слов: легкий месяц / нетрудная дорога, а также однокоренные слова, противоположные по значению: здесь / нездешней.

Как известно, в русской силлабо-тонической по/42/эзии двухсложные размеры - ямб и хорей - крайне редко реализуются "в чистом виде", поскольку многосложные слова, в которых один

ударный слог приходится на три-четыре безударных, не укладываются в двухсложный размер. Вследствие этого в стихах возникают пиррихии - пропуски ударений в метрически "сильных" слогах. Именно разнообразное расположение пиррихиев, а также противоположного явления

- словесных ударений на метрически "слабых" слогах (спондеев) и создают ритм стиха, его неповторимую интонацию.

Ритмический рисунок "Приморского сонета" довольно сложен. Вот его схема, в которой

буквой Я обозначены слоги (стопы) ямба, буквой С - спондеи, а буквой П - пиррихии.катрен 1 катрен 2 терцет 1 терцет 2

СЯПЯ ЯЯПЯ ЯПЯЯ СЯЯЯ СЯПЯ ПЯПЯ ЯЯПЯ ЯЯПЯ ЯЯЯЯ ПЯПЯ ЯПЯЯ   ПЯПЯ ЯЯПЯ ЯЯЯЯ

Таким образом, полноударными (в которых словесное ударение совпадает с метрическим) во всем стихотворении являются только третий стих в первом катрене и последний во втором. В начале первой и второй строк первого катрена имеют место спондеи. 11 строк из 14

канонических строк сонета "украшены" разнообразными пиррихиями, в том числе в трёх случаях - редкими в русской поэзии двойными пиррихиями по схеме ПЯПЯ.

Расположение спондеев и пиррихиев в ритмическом рисунке сонета отнюдь не случайно. Спондеями выделены ключевые, наиболее значимые, противостоящие друг другу по смыслу слова ЗДЕСЬ в начале первого катрена и ТАМ - в начале второго терцета, а также слово ВСЁ во второй строке первого катрена. Пиррихии позволяют не только разнообразить ритмику стихотворения, но и ввести в текст такие многосложные слова как НЕОДОЛИМОСТЬЮ и

ЦАРСКОСЕЛЬСКОГО.


/43/ Рифмы в "Приморском сонете" точные, но не тривиальные, поскольку в большинстве

случаев рифмуются между собой разные части речи - глагол с существительным (переживет / перелет); существительное с прилагательным (скворешни / вешний; светлее / аллею); наречие с существительным (куда / пруда). Светлую, мажорную интонацию стихотворению придает решительное преобладание в ударном вокализме открытых гласных (О - 17 употреблений, Е- 14, А-8) над закрытыми (У-4, И-2). Самая "грубая" гласная Ы не встречается в тексте ни разу.

История текста рассматриваемого стихотворения может быть прослежена достаточно полно благодаря сохранившимся черновым и беловым автографам и сопровождающим их записям Анны Ахматовой. Его черновой автограф находится в одной из записных книжек (рабочих тетрадей) Ахматовой, хранящихся ныне в Российском государственном архиве литературы и искусства6. Первоначальный текст, написанный карандашом и занимающий в тетради целую страницу (л. 22), таков:

1958. 16-17     Июнь. Комарово. Здесь всё меня переживёт,

Всё, даже старые скворешни, И этот воздух, воздух вешний,

Морской свершивший перелёт. И голос вечности поёт

С неотразимостью нездешней, И над цветущею черешней Сиянье свежий месяц льёт.

И кажется такой нетрудной Дорога в чаще изумрудной, Которая туда ведёт,

Где меж стволов еще светлее, И все похоже на аллею,

Где в Царском тень моя живёт.

Затем в 5-й строке поёт заменено на зовёт; рифмующиеся 11-я и 14-я строки изменены соответ/44/ственно на Где заблудились тополя и Где в Царском бродит тень моя. И лишь на следующем этапе правки найден близкий к окончательному вариант пяти последних строк:

...Белея в чаще изумрудной, Дорога не скажу куда,

Где меж стволов еще светлее, И всё похоже на аллею

У царскосельского пруда.

Еще позднее над автографом стихотворения рукой Ахматовой написано заглавие: СОНЕТ и над ним, видимо, еще позднее: ПРИМОРСКИЙ.

На соседних страницах рабочей тетради записаны тексты, свидетельствующие о том, что

"Приморский сонет" возник в творческом сознании Анны Ахматовой не спонтанно, а явился результатом осознанного желания облечь стихотворение в форму сонета. Работая над


черновиком, она набросала на полях (видимо, в качестве образца) схему рифмовки строк

стихотворения "Надпись на книге "Подорожник"". На следующей странице (лист 22 об.) запечатлена попытка Ахматовой восстановить текст "Сонета, сочинённого в Первом Цехе поэтов в 10-ых годах": "Valère Brussov не презирал сонеты..."7. Этот "коллективный сонет", вспомнить который до конца Ахматова так и не смогла, представляет собой шуточную

пародию на известный сонет Пушкина "Суровый Дант не презирал сонета...".

Все эти записи Анны Ахматовой в своей совокупности позволяют с высокой степенью вероятности восстановить ход ее мыслей накануне и во время создания "Приморского

сонета"; проследить протянувшуюся в её сознании нить от сонетов Данте к сонету Пушкина и далее - к поэтической практике её соратников по петербургскому "Цеху поэтов" начала 1910-х годов, к их (пусть и шуточной) попытке осознать эту практику, к месту сонета в её собственной поэзии и, наконец, к судьбам сонета в современной русской и мировой поэзии. /45/

Можно с уверенностью сказать, что Анна Ахматова с беспокойством и огорчением следила за решительным оттеснением в мировой поэзии рифмованного, метрически упорядоченного стиха и, в частности, строгой формы сонета (которая представлялась Ахматовой несомненной культурной ценностью) - верлибром. Об этом свидетельствует двустишие, написанное, а

потом зачёркнутое на полях черновика:

И возникает мой сонет Последний, может быть, на свете.

Об этом же свидетельствуют колебания Ахматовой в определении названия рассматриваемого стихотворения. Одно время она предполагала назвать его "Последний сонет", но потом отказалась от этой мысли. Это название фигурирует в беловых автографах, которые Ахматова вписывала на шмуцтитулах экземпляров своего сборника стихотворений, изданного в Москве вскоре после создания рассматриваемого стихотворения8. Таковы, в

частности, автографы, вписанные в экземпляры сборника, подаренные в декабре 1958 г. Л. К.

Чуковской и М. С. Петровых. Текст этих беловых автографов полностью соответствует тексту первой публикации стихотворения в газете "Литература и жизнь" 5 апреля 1959 г. и

последующим его перепечаткам в прижизненных и посмертных изданиях произведений Ахматовой. Варьировалось только его название. При первой публикации и в сборнике

"Стихотворения" (М., 1961) оно озаглавлено подчеркнуто нейтрально: "Летний сонет"; в

последнем, наиболее полном прижизненном издании "Бег времени" (М.-Л., 1965) и во всех последующих изданиях - "Приморский сонет". Это окончательное название стихотворения перекликается с его текстом: "...Воздух вешний, / Морской свершивший перелёт..." и с

указанным под текстом местом его написания - дачный поселок Комарово на берегу Финского залива.

Упомянутые беловые автографы на дарственных экземплярах сборника 1958 года свидетельствуют, /46/ во-первых, о том, что текст стихотворения окончательно сложился к декабрю 1958 года, во-вторых, о том, что Ахматова высоко оценивала это своё стихотворение, была удовлетворена результатами своего настойчивого труда.


Отмечу в заключение, что в "Приморском сонете" выражено скорее должное, наиболее

достойное, по мнению Анны Ахматовой, отношение к смерти, чем её бытовое, житейское отношение. Насколько можно судить по другим её стихотворениям, прозаическим

высказываниям и мемуарным свидетельствам, в реальной жизни Анне Андреевне Ахматовой не были чужды страх смерти и трагическое переживание её приближения. Таким образом, в этом стихотворении существует определенная дистанция между личностью автора и

лирического героя, хотя она почти не ощущается благодаря исповедальному тону стихотворения.

В целом «Приморский сонет» - образец традиций русской классической литературы XIX века. В нём перед лицом недалёкой, в представлении лирической героини, смерти поэт по-

пушкински спокойно принимает жизнь как таковую, с ее неизбежным исходом.

В двух первых строках (Здесь всё меня переживёт // Всё, даже ветхие скворешни…) используется анафорический повтор местоимения «всё»...

Анализ стихотворения Анны Андреевны Ахматовой "Не с теми я, кто бросил землю…"

Когда тонет родина в крови, Когда стынут стоны на устах, Те, кто распинался ей в любви,

Не спешат повиснуть на крестах. И. Губерман

Анну Андреевну Ахматову нередко называют русской Сапфо, поэтическим голосом эпохи.

Действительно, огромное

наследие, оставленное великой поэтессой, привлекает к себе внимание и по сей день. Я бы даже назвал Анну

Андреевну летописцем своего времени: от стихотворения к стихотворению, она создает реальный образ своего

времени, пусть даже кровавый и жестокий. Ахматова жила в очень сложное время, время перемен, Гражданской и

мировой войны, революций. Она не покинула Родину в самые трудные и судьбоносные годы в истории страны. Её не

сломили эти события. Она продолжала творить. Изменяется лишь стиль стихотворений, он стал немного другим:

напевным и мягким строфам первых сборников \"Вечер\" и \"Четки\" на смену пришли все сочинения на a l l soch © 2005 более тяжелые и суровые

строки из книг \"Подорожник\" и \"Anno Domini\". Постепенно лирика Ахматовой переходит из личной в вечную.

Именно в последних собраниях стихотворений поэтессы достигло кульминации патриотическое воодушевление

Ахматовой. Здесь мы можем проследить, как изменялось чувство любви к Родине у поэтессы, и трансформировался ее

слог.


Огромное место в культурном пласте \"серебряного века\" русской поэзии занимает

стихотворение \"Не с теми я,

кто бросил землю…\", написанное в марте 1922 году.

Уже первые строки стихотворения наводят на размышления. Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам

Они наполнены патетикой. Вначале даже непонятно какую позицию занимает поэтесса. Либо ей жаль, что она не

эмигрировала вместе с другими писателями и поэтами за границу, либо не приемлет тех людей, кто бросил нашу

страну в годы ужаса и потрясений, и разграничивает себя с ними, разделив тем самым все общество на два клана:

истинных патриотов и лжепатриотов. Вторая строка разъясняет смысл первой, показывает, что действительно

Ахматовой чужды лжепатриоты, она их попросту не приемлет. Поэтесса не понимает всей лести, которую несут

псевдопатриоты. Ей кажется, что они не достойны жить в России и черпать ее природные и духовные богатства:

живописную природу, народный фольклор.

Но нельзя рассматривать позицию Ахматовой с негативной стороны. Да, она осуждает тех, кто уехал и, по ее

мнению, предал Родину и для нее сделан уже сделан некий духовный выбор – эмиграция невозможна. Но Ахматова

дает как бы свою оценку происходящего. Ее переполняют чувства горечи и боли за родную землю, в ее душе есть

капля жалости. Об этом свидетельствует следующая строфа, из которой читатель узнает, что Анне Андреевне, на

самом деле, жаль этих изгнанников, она сравнивает их с заключенными, больными. Значение слова \"изгнанник\"

вовсе не категория людей изгнанных или репрессированных по каким-либо причинам. Здесь совсем другая смысловая

нагрузка: изгнанники души те, кто прогнали свою любовь к Родине из своей «душонки», поэтому и предали родную

страну. Однако, я считаю, что нельзя так критично относиться к этим изгнанникам. Они в какой-то мере не

виноваты – их вынудила ситуация, сложившаяся в России.

Как бы не было жаль поэтессе изгнанников, она не предвещает им ничего хорошего, их дальнейшая судьба не

определена. Пусть даже человек и живет за границей, все равно истинного счастья здесь он не обретет, так все


чужое - \"полынью пахнет хлеб чужой\".

Между тем ритм стихотворения резко меняется, подобно тому, как спокойно течет река и неожиданно на ее пути

встречается обрыв или воронка - начинается водоворот. А здесь в глухом чаду пожара

Остаток юности губя, Мы ни единого удара Не отклонили от себя.

Здесь, казалось бы, лежит, как и полагается, смысловой центр произведения, но это не так. Не следует отрицать

всей глубины этих сильных строк, показывающих ту атмосферу, которая воцарилась в стране после революции. Я бы

отметил местоимение \"мы\". В нем сосредоточены плечи равновесия строфы, в нем выражен русский народ, все

патриоты Руси, вставшие на защиту своей Родины. Ахматова и показывает, каким должен быть этот истинный патриот.

Смысловой центр смещен к концу стихотворения. В последних строках заключен вывод и напоминание людям о том,

что с годами мы черствеем по отношению не только к Родине, но и друг к другу. Но в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас

Эти слова поразили меня. Несомненно, в них лежит весь идейный замысел всего нравственно- социального

лирического повествования стихотворения \"Не с теми я, кто бросил землю…\"

Не менее интересен замысел и с точки зрения композиционного построения. В основе лежит любимое акмеистами

ямбическое стихосложение. Внутри каждой строфы не трудно заметить точную перекрестную рифмовку. На этом

принципе и положено построение всех четырех строф: каждая следующая противопоставлена по идейной нагрузке

предыдущей. Гневный, тяжелый ритм сменяется более эластичным тональным, затем вновь возвращается в фазу

громогласного, оценочного. Только с помощью чередования мужской и женской рифмы это удается сделать поэтессе.

Однако, если быть точнее, то женская рифма немного преобладает над мужской, что делает стих напевным с

музыкально-акустической точки зрения. Еще одна особенность, встречающаяся в стихосложении, - между ударениями

неодинаковое количество слогов, что создает особую морально-психологическую нагрузку. Интересна и аллитерация. Для примера рассмотрим первую строфу:


Не с теми я, кто б*р+осил зе*м+*л+ю

На *р+асте*р+зание вра*г+а*м+.

И*х+ *г+*р+убой *л+ести я не вне*м+*л+ю И*м+ песен я свои*х+ не да*м+.

Как видно, употреблены в основном рычащий звук *р+, *г+, создающий некий гам, и сонорные, мягкие *м+ и *л+,

смягчающие накалившуюся обстановку. Аллитерация показала, что уже в первой строфе поэтесса подготавливает

слушателя (рассматривая с точки зрения слухового восприятия) к снисхождению и жалости, развитые во второй

строфе. В следующей строфе преобладают жужжащие звуки *ж+, *з+ и глуховатый *х+, которые хоть и звучат чуть

помягче, но не снимают напряженной ситуации. Их подхватывают звуки третьей строфы *ж+ и

*х+, а *з+ перестает

звенеть. Слушатель временно отдыхает от него, чтобы потом, в четвертой строфе, услышать новый звон и набат *з+:

*з+наешь, по*з+дний, бессле*з+ней.

В ассонансе также ряд особенностей. В основном слышатся звуки *е+ и *о+, придающие звучанию гул и шум.

В средствах художественного изображения Ахматова использует эпитеты, сравнения, инверсии. В употреблении

эпитетов поэтесса очень сдержанна, и к ним можно отнести прилагательные \"грубой\",

\"чужой\", \"глухой\". То

есть назначение эпитетов в стихотворении - нести что-то противоестественное добру и счастью. Сравнения \"как

заключенный\", \"как больной\" тоже имеют подтекст мрачных и злых начал.

Если в задачи истории входит сохранять точные сведения и факты прошлого, то поэзия А.А.

Ахматовой расширила

рамки данной науки и показала душевное состояние эпохи. Поэзия Ахматовой актуальна и по сей день, на ее

стихотворениях можно учиться любить свою Родину так, как любила ее великая поэтесса

\"серебряного века\"

русской поэзии Анна Андреевна Ахматова. Санкт-Петербург А.А. Ахматовой

 

В век 20 Санкт-Петербург входил, сопровождаемый тревожными и мрачными предсказаниями. Казалось, что прочно забыто пушкинское благословение:

 

Красуйся, град Петров, и стой


Непоколебимо, как Россия…….

 

В литературе начала века господствовали иные настроения. Сердечной близостью с городом, чувством вечной связи с ним проникнуты “Стихи о Петербурге”(1913) Анны Ахматовой:

 

Сердце бьется ровно, мерно, Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной Наши тени навсегда.

Стихи лаконичны и строги, они напоминают петербургскую графику художников из объединения “Мир искусства”- А. Н. Бенуа, М. В. Добужинского, А. П. Остроумовой- Лебедевой.

 

В том же 1913г. начал свой путь Владимир Маяковский –поэт иной манеры, чем Гиппиус и Ахматова. У него стихи о Петербурге часто поражают контрастом черного с белым и красным. Петербургский туман у Маяковского несет примерно ту же стилистическую нагрузку, что и у Куприна:

 

В ушах обрывки теплого бала, А с севера-снега седей-

Туман, с кровожадным лицом каннибала, Жевал невкусных людей.

Еще Петербург.1914.

 

С каждым новым петербургским стихотворением Маяковский обостряет этот контраст: в

глазах поэта город-средоточие бездушия, пошлости, торгашества. Здесь музыке не пробиться в души, даже если дирижер в отчаянии повесится на люстре (“Кое-что по поводу дирижера”,1915).

 

Во всей русской лирике начала века, в особенности той ее части, что связана с образом Петербурга, сгущается ощущение неизбежной и даже необходимой - терпеть долее

немыслимо! - катастрофы.


 

Всё сколько-нибудь замечательное написанное о городе, о его духовном облике – создано Ахматовой. Ахматовский Петербург прошёл беспощадные испытания в 20-е и 30-е гг., в годы Отечественной войны. Разумеется, её стихи не были тогда всенародно известны, как теперь; они издавались редко и малыми тиражами, не были в чести у официальной критики, не входили в школьный и вузовский курсы литературы; их чурались ещё по тому, что первый муж Ахматовой Н.С. Гумилёв был расстрелян в 1921 г., а их сын Л.Н. Гумилёв арестовывался в 1935, 1938, 1949 гг.

 

Но подлинная поэзия мгновенно узнавалась, не столько ясным разумом, сколько интуицией, в потоке громогласных “бродяческих” стихов, как узнаётся живое рядом с муляжом. Ахматову

читали украдкой старшеклассники, студенты, наиболее образованные молодые люди разных профессий, словом, её знали те поколения, что росли в обстановке чудовищного

идеологического давления, лжи и запугивания; те поколения, что полегли в блокаду в

Ленинграде, на Ленинградском и иных фронтах – и мужской их части осталось после войны, говорят, менее трёх процентов… Но тонкую нить культурной традиции они всё же сберегли.

 

Едва ли не все, кто посвящал Ахматовой стихи, рисовал её портреты, рассказывал о ней, отмечали одну и ту же черту её облика: царственность. Это была царственность естественная, а не сыгранная, лишённая высокомерия, но полная достоинства, ничуть не униженная в

поздние годы нищенским бытом.

 

“Пришла – в старом пальто, в вылинявшей расплющенной шляпе, в грубых чулках, - записывала в дневнике Л.К. Чуковская. – Статная, прекрасная, как всегда”.

 

Чуковская отмечает здесь и еще одну черту Ахматовой: нечто петербургское, или –в ту пору- ленинградское, в ее облике.

 

Вспоминает Чуковская и о том, как Ахматова в убогой комнате Фонтанного дома, молча указав глазами на потолок и стены и громко говоря о пустяках, писала ей на листках новые стихи из “Реквиема”(1939-1961) и сразу сжигала их над пепельницей.

 

Петербург 20века, со всем, что ему “на роду написано”, что с ним было, есть и будет, -город Ахматовой, столица ее поэзии. Он входит в ее стихи на правах вечного героя, даже если имя его не произносится.

 

В стихах о Петербурге 1913-1914гг. город – участник любви двоих, им определяется ее нетленность:”Ведь под аркой на Галерной наши тени навсегда….”Любовный разрыв-

порождение опасной петербургской весны-“с трудным кашлем, вечным жаром”. Какая доля досталась городу, такая и поэту:


 


А мы живем торжественно и трудно И чтим обряды наших горьких встреч, Когда с налету ветер безрассудный Чуть начатую обрывает речь,-

Но ни на что не променяем пышный Гранитный город славы и беды, Широких рек сияющие льды, Бессолнечные, мрачные сады

И голос Музы еле слышный.

 

Вместе с городом Ахматова встречает свои и его роковые даты и не соглашается покинуть его даже ради “крылатой свободы”, даже ради спасения жизни и поэзии.

 

Город вместе с нею скорбит о Блоке и Гумилеве в стихах 1921-22гг. Город дарует чистоту и молитву, холод и боль, утешает воспоминанием о тихом недавнем счастье, о собрате по искусству.

 

Судьбы города и поэта становились все горше и все неразделимей. И если Ленинград в 30-е гг. кажется не столицею европейской, а пересыльным пунктом по дороге в ГУЛАГ, то это столько же биография города, сколько биография поэта (‘Немного географии”,1937). Эти стихи

писались и сжигались. Это был воистину голос “стомильонного народа”. Ахматова не винит город, она чувствует себя вровень с ним и отстаивает право на памятник городу, себе,

ленинградцам, старухе, что выла, ‘как раненый зверь’. И пусть с неподвижных и бронзовых век,

Как слезы, струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали И тихо идут по Неве корабли.


Блокадные стихи Ахматовой общеизвестны. Но как много голосов говорят голосом поэта о ленинградской эпопее. Она имела право по-царски сказать:”Я была тогда с моим народом”, потому что у нее далее следует:”Там, где мой народ, к несчастью, был”(“Реквием”).

 

Все это дает возможность понять, почему сразу после войны, едва народ стал подниматься после чудовищных потерь и страданий, власть стала преследовать прежде всего Ахматову и Зощенко:они были писатели народные не в казенном, а и истинном смысле этого слова,

потому-то их так боялись, потому-то рвались заткнуть им рты.

Замучить поэта преступная власть могла, но унизить оказалось невозможным: Мне, лишенной огня и воды,

Разлучённой с единственным сыном… На позорном помосте беды,

Как под тронным стою балдахином. Черепки. 1952

Всё после военное творчество Ахматовой, в первую очередь “Поэма без героя”(1940-1962),

пронизано размышлениями об исторических судьбах страны, явленных в образах дорогих ей людей, её города: “ночь Петербурга” и Блок – “трагический тенор эпохи”, прощающийся с

Пушкиным Домом; “железная и пустая” ночь истерзанного страхом Ленинграда, “где напрасно зови и кричи” и где у Мандельштама “ ключики от квартиры”, как пропуск в

бессмертие; озарённый единственным светом “единственный” Летний сад, навевающий мысль о вечной красоте и вечном покое.

МУЖЕСТВО

Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне.

Час мужества побил на наших часах, И мужество нас не покинет,

Не страшно под пулями мёртвыми лечь, Не горько остаться без крова, -

И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесём, И внукам дадим, и от плена спасём

Навеки!

Это произведение было написано 23 февраля 1942 года в Ташкенте. В те дни она, как и все ленинградцы, вносила посильный вклад в укрепление обороны: шила мешки для песка, которыми обкладывались баррикады и памятники на площадях. Об этой работе Ахматовой знали немногие. Зато с быстротой молнии по бескрайнему фронту Великой Отечественной войны разнеслось её

стихотворение «Мужество». Эти гордые и уверенные слова неоднократно звучали


в военные годы в концертных залах, с эстрады, на фронтовых выступлениях

профессиональных чтецов и армейской самодеятельности.

Ахматова долго отказывалась от эвакуации. Даже больная, истощённая дистрофией, она не хотела покидать «гранитный город славы и беды». Только повинуясь настойчивой заботе о ней, Ахматова, наконец, эвакуируется

самолётом в Ташкент. Но и там под небом Средней Азии, мысленно возвращалась она к терпящему беды вражеского окружения героическому народу. Чувство

Родины, впервые увиденной ею с самолёта на долгом воздушном пути, явилось для неё как бы новым этапом творческого постижения жизни. Тон её стихов

обретает особую торжественность и убедительность. Безмерно расширяется круг наблюдений и размышлений. Это была уже полная зрелость духа и то, что можно назвать мудростью жизненного опыта.

Ахматовой этого времени в высокой степени присуще чувство патриотизма. Действия в её стихах происходит как бы на фоне больших исторических событий современности, хотя, как и прежде, стихи остаются искренней исповедью души. Анализ стихотворения Анны Ахматовой "Мужество"

Это стихотворение написано уже после начала войны. Анна Ахматова встретила войну в Ленинграде. Ее стихотворение "Мужество" - это призыв защитить свою Родину. Название

стихотворения отражает призыв Автора к гражданам. Они должны быть мужественными в защите своего государства. Анна Ахматова пишет: "Мы знаем, что ныне лежит на весах". На кону судьба не только России, но и всего мира, ведь это Мировая война. На часах пробил час мужества - люди СССР бросили орудия труда и взяли оружие. Далее автор пишет об

идеологии, которая действительно существовала: люди не боялись бросаться под пули, а уж без крова оставались почти все. Ведь нужно сохранить Россию - русскую речь, Великое

русское слово. Анна Ахматова дает завет, что русское слово донесется чистым до внуков, что люди выйдут из плена, не забыв его. Все стихотворение звучит, как клятва. В этом помогает торжественный ритм стиха - амфибрахий, четырехстопный. Знаки препинания очень скромны: используются лишь запятые и точки. Только в конце появляется восклицательный знак. Тропы используются также редко. Ключевыми являются лишь точные Ахматовские эпитеты:

"свободное и чистое русское слово". Это значит, что России должна остаться свободной. Ведь что за радость сохранить русский язык, но попасть в зависимость от Германии. Но он нужен и чистый - без иноязычных слов. Войну можно выиграть, но потерять свою речь. К сожалению, сейчас мы теряем русский язык - он превращается в язык информативный, куда вливаются иностранные слова, где появляется целый стиль, пропагандирующий неправильное

написание. И что в результате? Война выиграна, но русский язык утрачивается.

«Вся суть в одном-единственном завете…» Твардовский - Анализ

раздел: Школьник - Сочинения - Русские сочинения | категория: ТвардовскийАнализ стихотворения А.Т. Твардовского «Вся суть в одном-единственном завете...»

Многообразие, глубина и конкретность поэтического отклика не действительность сделали творческое наследиеТвардовского своеобразной энциклопедией народной жизни и времени


в котором он творил. Вобрав в себя опыт всейпредшествующей русской литературы, поэт

сумел создать высочайшую культуру стиха. Главными критериями эстетическогокодекса Твардовского, я считаю, были народность, бескомпромиссная правдивость и искренность содержания, реализм,современность и своевременность произведения, высокая поэтическая культура и, что весьма важно, неразрывнаядиалектическая связь с традициями народного творчества и богатейшим наследием русской классической литературы. Мнекажется, что

именно колоссальный жизненный опыт, приобретенный поэтом за годы суровых испытаний (а ведь немало емупришлось прошагать по дорогам войны), позволил писать Твардовскому столь достойные стихи. Некоторые его произведения исейчас остаются для меня загадкой,

например – "Вся суть в одном – единственном завете…":

Вся суть в одном – единственном завете:

То, что скажу, до времени тая, Я это знаю лучше всех на свете-

Живых и мертвых, - знаю только я. Сказать то слово никому другому Я никогда бы ни за что не мог

Передоверить. Даже Льву Толстому - Нельзя. Не скажет – пусть себе он бог. А я лишь смертный. За свое в ответе, Я об одном при жизни хлопочу:

О том, что знаю лучше всех на свете, Сказать хочу. И так, как я хочу.

Тонкий художественный вкус, творческое отношение к родному слову позволили поэту выбрать из большого языкового арсеналаслова самые простые и прозрачные. У Твардовского поэтическая лексика (устойчивые традиционно- поэтические метафоры,слова- символы),

участвуя в отражении внутреннего мира автора, как мне кажется, приобретает новую жизнь, самобытность,обогащается новыми смысловыми и эмоционально - экспрессивными

оттенками. Выделяясь особым стилистическим характером вданном стихотворении, она

придает ему мягкость, лирическую глубину и задушевность: суть, завет, свет, бог. Я считаю,

чтоэти слова не оторваны от реальной действительности, а, напротив, приближены к ней, как бы ни высокопарно они звучали.Нужно заметить, что, используемая для поэтического выражения авторского "я" в произведении "Вся суть в одном-единственном завете…", лексика вбирает в себя новые оттенки смысла и эмоции. Недаром после повторного прочтения слов:суть, завет, свет, бог - у меня возникла ассоциация с незыблемой истиной, настоящей

правдой жизни, которую каждый человек должен вывести для себя сам, оглядываясь на прожитые годы и припоминая все свои ошибки. В данном стихотворении, как и во всем творчестве Твардовского, традиционновысокая экспрессия поэтической лексики резко снижается, происходит своеобразное "снятие" литературного ореола. Отсюда ипростота изложения, и доступность произведений поэта любому человека, то есть народность его

лирики. Выразительностьпоэтической речи автора придает не только особая лексика, но и


характерная для Твардовского звукопись - аллитерация иассонанс. Так во второй строфе

произведения мы действительно убеждаемся в твердом намерении поэта оставить

"заветноеслово" при себе, сохранить до конца его в своем сердце: жестокость и уверенность в этом тяжелом и могущественном слоге,что подчеркивает аллитерация:

Сказать то слово никому другому Я никогда бы ни за что не мог…

Обращаясь к символике стихотворения, я хотел бы обратить внимание на выражение "живые и мертвые". Символ - этопредметный многозначный образ, объединяющий разные планы воспроизводимой художником действительности. В составепроизведений Твардовского символы чаще всего рассматриваются, как мне кажется, с точки зрения того

преобразования,которому подвергается символ, занимая определенное место в

композиционной иерархии. То есть важно не то значениесимвола, которое придется ему в быту, а то, которое подразумевает автор. В первую очередь, заметим, в каком

контекстеупотребляется данное выражение:

…Я это знаю лучше всех на свете- Живых и мертвых, - знаю точно я.

Автор как бы дает понять, насколько велика и ценна его тайна, если ее не знают ни живые, ни мертвые. Таким образом,"живые и мертвые", как мне кажется, символизируют целую эпоху, в которую довелось жить поэту. Так автору удается создатьоттенок преувеличения

(гиперболизации) и таинственности.

К синтаксическим, а точнее, к лексико-синтаксическим средствам выразительности должна быть отнесена антитеза(противопоставление) – стилистическая фигура контраста, которой часто пользуется Твардовский. Антитеза дает возможностьярко противопоставить

обозначаемые предметы как явления, противоположные по своим качествам, свойствам, сделав ихсмысловым "фокусом" фразы. Так в рассматриваемом стихотворении автор

использует совершенно противоположные понятия: боги смертный, живые и мертвые. В данном произведении, как мне кажется, антитеза применяется для усиления

ощущениязначимости и важности "единственного завета". Какую же все-таки тайну хранит автор? Стоит заметить, что скрываться сутьзавета будет только до определенного времени (То, что скажу, до времени тая…), но когда оно наступит? И насколько важноэта суть, если знать ее может лишь смертный человек (Сказать то слово никому другому… // А я лишь

смертный. За свое вответе…)? Я считаю, что автор хочет сказать нам о том, как нужно достойно прожить жизнь, не опорочив свою честь и честь своих близких, остаться честным перед

Родиной до концаи быть верным ее сыном, ведь за спиной страшнейшая в истории человечества война и годы размышлений над судьбами России.У меня сложилось

впечатление, что лирический герой (в данном произведении он совпадает с автором) еще сам для себя всегоне решил окончательно, и потому всю суть мы узнаем потом, когда он будет

готов нам ее рассказать (Сказать хочу. И так,как я хочу). Жизненный опыт дает право Твардовскому на добрые наставления, к которым нас только подготавливают, икоторые


прозвучат в стихах, написанных в последние годы жизни: "Что нужно, чтобы жить с умом!",

"Допустим, ты своеоттопал…", "К обидам горьким собственной персоны…".

Правдивость, искренность и ответственность перед своим народом всегда отличали поэта.

Именно в объединениипоэтической судьбы Твардовского с народной жизнью, с самыми

крутыми ее поворотами и взлетами на высоту небывалогогероизма, лежит одна из причин его творческих достижений.

Стихотворение А. Т. Твардовского "Вся суть в одном единственном завете..." (восприятие, истолкование, оценка.)

У каждого поэта есть программные стихи, в которых выражены его "сверхидея", жизненное кредо и нравственный устав

Для Пушкина это "Пророк", а для Твардовского - "...завет", где сошлась вся суть его поэтического принципа, то, что он не передоверил бы даже Льву Толстому.

Талант Твардовского сформировался и окреп на войне. Не зря же он написал о пронзительной минуте прощания:

В тот день, когда окончилась война И все стволы палили в счет салюта, В тот час на торжестве была одна Особая для наших душ минута.

В конце пути, в далекой стороне,

Под гром пальбы прощались мы впервые Со всеми, что погибли на войне,

Как с мертвыми прощаются живые.

Да, в каждой новой песне, в каждом стихотворении поэт так или иначе касался темы памяти павшим. Именно перед ними он нес ответственность за любую фальшь своего творчества, именно им посвятил лучшие свои работы.

Несомненно, что не все стихи Твардовского нравились власть имущим. О войне, как и о

многом другом в те времена "диктатуры пролетариата", не принято было говорить открыто и честно. Но поэт не умеет лгать. Не умеет и не вправе, так как он в долгу у своих соратников, выживших и павших в кровавые годы Отечественной. Поэт — не бог, он "лишь смертный", но ответственность из-за этого не уменьшается. Он обязан рассказать, о том что он действительно знает, возможно "лучше всех на свете", рассказать так, как он сам хочет, а не

как советуют апологи пропаганды. Бой, в который до сих пор идет его главный герой Василий Теркин, продолжается и в мирное время. И суть "завета" неизменна.

«Памяти матери» — лирический цикл А. Т. Твардовского

Лирика Александра Трифоновича Твардовского трогает душу своей задушевностью, пронзительной грустью и болью.

Стихи, посвященные матери, написаны уже зрелым человеком и признанным мастером. В юности трудно предугадать потери и невзгоды, только прожитое время, приобретенная

мудрость и неотвратимость потерь заставляют осознать кровную связь с родным существом — матерью с ее самоотверженностью и особой безграничной любовью.


Прощаемся мы с матерями

Задолго до крайнего срока — Еще в нашей юности ранней, Еще у родного порога...

Разлука еще безусловней Для них наступает попозже, Когда мы о воле сыновней

Спешим известить их по почте.

Со страниц этого цикла веет подлинной Россией, той малой Родиной, которая взрастила поэта, о которой он никогда не забывал, подчеркивая свое неразрывное родство со Смоленщиной. Мать и Родина — это два самых дорогих образа в поэзии Александра Трифоновича. Для него

Родина-мать — не просто красивая метафора — это та основа, на которой держится жизнь. Поэт понял ее хрупкость в далекой юности, когда семью сослали в Сибирь, осудив за мнимое кулачество. Эта боль осталась в Твардовском на всю жизнь, никогда не забываемый упрек, не высказанный ему матерью, и оттого еще больнее и безысходнее чувствовал свою

беспомощность за них.

В краю, куда их вывезли гуртом,

Где ни села вблизи, не то что города. На севере, тайгою запертом,

Всего там было — холода и голода. Но непременно вспоминала мать,

Чуть речь зайдет про все про то, что минуло, Как не хотелось там ей помирать,—

Уж очень было кладбище немилое.

Все стихи, посвященные матери Александра Трифоновича, овеяны грустью, это его тоска о

счастливом времени, когда жив был родной человек, и неотвратимость ухода, невозможность заново прожить то безмятежное, пусть и трудное время.

Перевозчик-водогребщик, Парень молодой,

Перевези меня на ту сторону, Сторону — домой...

Отжитое — пережито, с кого какой же спрос? Да уже неподалеку

И последний перевоз.

Этот цикл напоен истинной любовью поэта к матери, к женщине-труженице вообще и

безграничной благодарностью за этот мир, подаренный ему и тысячам таких же, как и он. И первый шум листвы еще неполной,

И след зеленый по росе зернистой, И одинокий стук валька на речке, И грустный запах молодого сена,


И отголосок поздней бабьей песни,

И просто небо, голубое небо —

Мне всякий раз тебя напоминают...


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 1028; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!