Реакции горожан на «жилищный передел» и муниципализацию жилищ
Муниципализация жилого фонда, отмена квартплаты при недостатке сил у новой администрации для организации контроля использования жилищ способствовали их разрушению. Массовая миграция населения из Петрограда в связи с голодом, войной и социальными потрясениями привела к освобождению множества квартир. Появились незаселенные никем, так называемые «дикие» дома. Одной из тактик горожан в ситуации топливного кризиса и бесконтрольности властей, стали переходы из одного дома в другой после непродолжительного проживания и приведения инфраструктуры дома в негодность. Дров для отопления жилищ не хватало, поэтому деревянные дома разбирались на дрова, а в кирпичных выламывались окна, двери, паркет. Декрет СНК от 23 мая 1921 года констатировал «хищническую эксплуатацию и разрушение жилищ». При продолжении революционной жилищной политики в ситуации экономического кризиса городу грозил острый жилищный дефицит. Выходом из положения, найденном властями, были переселения и уплотнения. Однако эти инициативы были недостаточно активно поддержаны горожанами и вызывали реакции сопротивления.
Ответы горожан на стратегию жилищного передела и уплотнения различалась в зависимости от их жилищных условий, социальной принадлежности, семейного статуса. Для владельцев богатых квартир основной опережающей тактикой сопротивления переделу стало самоуплотнение. Оно могло быть реальным, когда в квартиру вселяли родственников или знакомых, или фиктивным, когда вселенные жильцы существовали только в домовых книгах. В марте 1918 года в «Красной газете» сообщается, что «буржуи жулят на все лады. Дабы обезопасить свои жилища от вторжения «рабочей сволочи», выдумывают несуществующих жильцов, приписывают себе всех своих родных, знакомых».[44] В мемуарах многих представителей интеллигенции того времени встречаются упоминания о страхе перед комиссией по уплотнению.[45] Благодаря самоуплотнению оставалось возможным самим выбрать себе соседей и сохранить социальную однородность жильцов.
|
|
|
В 1920-м году власти адаптировали тактику самоуплотнения, с помощью которой вопрос об освобождении площади решался более легким путем, чем при насильственном уплотнении. Право на самоуплотнение было законодательно закреплено. Потенциальные «уплотняемые», имеющие жилплощадь сверх санитарной нормы, получали возможность в течение двух недель «подыскать себе сожителей».[46] Лишь по истечении этого срока, «излишки», заселялись принудительно. Эта тактика, ставшая стратегией, будет использоваться горожанами и властями до 1929 года.
Рабочие, в чьих интересах проводился передел, реагировали на стратегию власти двумя способами: игнорировали ее или использовали в своих интересах. Официальные документы и статистика тех лет позволяют утверждать, что доминирующей тактикой было игнорирование. Сначала боязнь рабочих вселяться в барские квартиры расценивается как “пережиток старого рабства”.[47]Устраивались митинги за переезд, на которых представители новой власти агитировали рабочих за переезд, убеждали их воспользоваться правом занять квартиры «во
|
|
|
имя здоровья и благополучия своих детей».[48] Но по разным причинам переезд казался рабочим ненужным. Во-первых, по экономическим соображениям: переезд в огромные барские комнаты означал большие расходы на дрова, подвода для перевозки мебели стоила дорого. Во-вторых, переезд сулил психологический дискомфорт, вызываемый непривычностью большого пространства, обилием незнакомых вещей и оборудования, с которым не умели обращаться, сожительством с «бывшим». Переехавшие часто выбирали из всех комнат бывшие людские, не только потому, что маленькую комнату было легче отопить, но и потому что комната без роскошной лепки на потолке и камина была для них привычнее. В-третьих, рабочих не устраивал центр города как место жительства: нужно было совершать длительные поездки до фабрик и заводов, находящихся на окраинах; многие рабочие держали на окраинах огороды, а иногда и скот. Центр города не был приспособлен для привычного для них образа жизни.
|
|
|
К апрелю 1919 года Центральная жилищная комиссия Петрограда вселила около 13 000 рабочих и членов их семей.[49] Согласились переехать либо только в те дома, которые находились недалеко от фабрик и заводов, либо те рабочие, которые и до этого жили в центре. В августе 1919 года газета констатирует, что ”дело двигается сонно”.[50] К этому времени «революционный передел» был в целом завершен.[51]
По данным С. Струмилина, в 1890 году в Петербурге 62 % рабочих были угловыми или комнатными жильцами. В 1918 году угловых было только 5 %, комнатных – 22 %, а 73 % рабочих жили в квартирах.[52] Но такое «улучшение жилищных условий» произошло в большей степени благодаря войне и убыли населения. В 1919 году на квартиру приходилось не более 4 человек в рабочих районах. Поэтому переезд в центр не давал большого увеличения площади, а, наоборот, был связан с неудобствами. В 1923 году 65 % петроградских рабочих по-прежнему проживали в неблагоустроенных жилищах.[53]
Вторая тактика была больше характерна для рабочих и мелких кустарей центра и прибывающих в город (в основном – демобилизованных красноармейцев). Бедные жильцы центра использовали стратегию власти, чтобы захватить жилье, находящееся в привычном районе, но гораздо лучшего качества. Они были активны в поисках свободных комнат или «богатых квартир». Многие из них входили в «тройки» по уплотнению, которые должны были находить квартиры с «излишками» и уплотнять их. В 1924 году признается, что “барские квартиры совершенно не подходят рабочим”. Необходимость вселившихся ездить на работу на окраины привела к «проблеме трамвая». Оборудование в барских квартирах быстро приходило в негодность. Рабочие продолжали жить хуже всех категорий населения, и с изменением жилищной политики во время НЭПа их положение еще больше ухудшилось. В 1926 году обследование 210 домов показывало, что в перенаселенных квартирах обитает 35% рабочих, 18% безработных, 15% служащих, 8% торговцев. Сделать из рабочих привилегированную группу не удалось, наделение хорошим жильем как статусным символом было больше декларацией, чем реальностью.
|
|
|
Стратегии коллективизации быта, дефамилизации, подконтрольности частной жизни, воплотившиеся в пропаганде домов-коммун, также не нашли широкой поддержки. В это движение вовлекались в основном молодые бессемейные рабочие и студенты. Денег на строительство домов-коммун не было. Производственно-бытовыми коммунами часто объявлялись дома, принадлежащие предприятию или учреждению, где каждая семья или индивид имеет свою комнату или угол; кухня, туалеты, душевые, находятся в общем распоряжении, а правила внутреннего распорядка устанавливаются администрацией учреждения или предприятия. Социальная однородность жильцов должна была способствовать развитию чувства коллективизма, лояльности режиму и обобществлению быта.
Бытовыми коммунами стали называть общежития и квартиры, где доходы жильцов делились на всех, а для личных трат надо было получать согласие общего собрания. Стратегия пропаганды коммун могла использоваться для получения желаемого жилья: группа студентов объявляла себя молодежной коммуной и требовала предоставления им помещения. Иногда таким же образом получали дополнительную площадь – под читальный зал или Красный уголок.
Можно сделать вывод, что только некоторые стратегии государства на первом этапе начала формирования советской жилищной системы были приняты горожанами. Жилищный передел не дал желаемого перераспределения жилого фонда. Муниципализация бесплатность жилищ и бесконтрольность их использования привели к разрушению жилищ. Организация бытовых коммун не стала массовым движением. Государство, с одной стороны, получило возможность распоряжения жилым фондом, с другой, – взяло на себя ответственность за обеспечение жилья каждому гражданину. Достаточно успешной была кампания по уплотнению, благодаря тому, что власти закрепили тактику самоуплотнения законодательно. Заявленная стратегия, направленная на открытость дома граждан для государственного контроля, продолжала сохраняться на протяжении всего существования советского общества. Самыми значимыми результатами этого этапа стало появление и закрепление понятия жилплощади в идеологическом жилищном дискурсе как основы нормирования. В дальнейшей жилищной политике эта концепция стала ключевой, и на ней строились практически все стратегии государства.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!