Повествующая о том, как злой дьявол с помощью своего драгоценного талисмана напускал дым, песок и огонь, и о том, как Сунь У-кун придумал способ, чтобы похитить золотые бубенцы 9 страница



Даос сразу же вскипел гневом, выслушав этот рассказ.

Изменившись в лице, он сказал:

– Так вот, оказывается, какие наглецы эти смиренные буддийские монахи! Ну и наглость! Будьте покойны! Я с ними расправлюсь!

– Брат-наставник! – обрадовались девицы-оборотни, преисполнясь чувством благодарности к своему заступнику, – мы поможем тебе бить их.

– Не надо бить! Не надо! – остановил их даос. – Есть пословица: «Кто раз ударит, тот на треть унизит свое достоинство!» Идите за мною.

Девицы столпились вокруг даоса, и они все вместе ушли во внутреннее помещение. Там даос достал лестницу, поставил се за постелью, полез вверх и достал с балки маленький кожаный сундучок. Он был вышиною в восемь цуней, в длину один чи, а в ширину четыре цуня; сверху он был закрыт маленьким медным замком. Затем даос поспешно достал из рукава носовой платок из тонкого блестящего шелка с привязанным в одном из его уголков маленьким ключиком. Этим ключиком он открыл сундук и вынул оттуда пакетик с зельем. Вот какое оно было:

 

Помет всех горных птиц собрали

В количестве тысячи цзиней;

Его как следует размешали

И в медный котел положили.

Топливо под котлом горело

Медленным, ровным огнем,

Тихо пузырилось и кипело

Снадобье это на нем.

Влага излишняя испарялась,

Гуща томилась и прела,

То немногое, что осталось,

Еще не годилось в дело

Снова тушили гущу и парили

В ковшике небольшом,

Когда же взвесили это варево,

Оказалось три фэня в нем.

Вес невелик, но до веса меньшего

Снадобье довели,

И снова, тщательно перемешивая,

Калили, коптили, жгли.

И получилось зелье бесценное:

Тот, кто его попробует,

К царю Ян-вану, в царство подземное,

Пойдет кратчайшей дорогою!

 

– Сестрицы! – сказал даос, обращаясь к девицам-оборотням. – Это мой самый драгоценный талисман. Если дать простому смертному всего лишь одну крупицу весом в один ли, он сразу же помрет, как только проглотит, а праведнику достаточно три ли, чтобы наступила смерть. Боюсь, что эти буддийские монахи имеют кое-какие заслуги и причисляются к праведникам, а потому им надо будет дать по три ли. Живей несите сюда аптекарские весы!

Одна из девиц быстро достала весы и предложила:

– Ты взвесь один фэнь и два ли, а затем раздели на четыре части!

Даос тем временем взял двенадцать красных фиников, надломил их и стал закладывать по одному ли зелья в каждый финик, а потом разложил их по четырем чайным чашкам. Затем он взял еще два черных финика и положил в другую чайную чашку. Расставив все чашки на подносе, даос стал уговариваться с девицами:

– Вы обождите, пока я пойду разузнаю у монахов, откуда они. Если не из Танского государства, то и говорить не о чем, а если оттуда, то я велю служкам сменить чай на горячий, а вы прикажите им подать эти чашки. Монахи как только выпьют, сразу же помрут, вот вы и будете отомщены за обиду, которую негодяи монахи нанесли вам, и гнев ваш развеется!

Все семь девиц-оборотней преисполнились чувством бесконечной признательности и не уставали выражать ее.

Даос сменил одежды и со всей скромностью и смирением вышел к гостям, проявляя к ним подчеркнутое уважение и почтение. Он предложил Танскому монаху и его ученикам опять занять почетные места, отведенные для гостей, и сказал:

– Почтенный отец-наставник! Не посетуй на меня, что я на время отлучился. Я выходил распорядиться, чтобы мои ученики приготовили из разной зелени и овощей легкую трапезу для тебя…

– Я, бедный монах, пришел сюда с пустыми руками. Разве осмелюсь принять от тебя незаслуженное угощение? – возразил Танский монах.

Даос рассмеялся:

– Ты и я – люди, отрешившиеся от мирской суеты, зачем говорить о пустых руках? Раз зашел в монастырь, то уж наверняка найдется для тебя три шэна провианта. Позволь спросить тебя, уважаемый наставник, на какой святой горе ты спасаешься от мирских треволнений? По каким делам соизволил прибыть сюда?

– Я бедный монах из восточных земель великого Танского государства, – отвечал Сюань-цзан, – меня послали на Запад в храм Раскатов грома за священными книгами. По пути нам встретился этот монастырь, и мы решили зайти поклониться святым.

У даоса от этих слов на лице заиграла самая радушная улыбка, приятная, как весенний день.

– Прости меня, почтенный наставник мой! Я не знал, что ты благочестивый последователь отца великой добродетели – самого Будды, а то бы мне следовало выйти как можно раньше, чтобы достойно встретить тебя! Извини за такое упущение! Прости мне мою вину!

Обернувшись к задним дверям, он громко позвал:

– Эй! Отроки! Живей подайте свежего чаю, этот уже остыл, да быстрее готовьте трапезу.

Когда служки пришли за чаем, девицы-оборотни подозвали их и сказали:

– Здесь уже приготовлен свежий чай. Подайте его!

Служки схватили поднос с пятью чашками чаю и понесли. Даос поспешно обеими руками взял чашку с красными финиками и поднес Танскому монаху. Заметив, что Чжу Ба-цзе велик ростом, он счел его за старшего ученика, Ша-сэна – за второго, а Сунь У-куна, который ростом был меньше всех, за младшего, поэтому ему досталась только четвертая чашка.

Сунь У-кун всегда отличался удивительной зоркостью. Поэтому он успел заметить, что на подносе осталась чашка с двумя черными финиками.

– Учитель! – сказал он, обращаясь с даосу. – Давай поменяемся с тобой чашками!

Даос улыбнулся.

– Не стану таиться от тебя, – проговорил он, обращаясь к Танскому монаху, – я, бедный даосский монах, живу в горах очень скудно, и у меля не нашлось фруктов к чаю. Только что на заднем дворе я сам сорвал с деревьев эти плоды, но красных фиников оказалось только двенадцать и я их разложил на четыре чашки, чтобы почтить вас. Но вы ведь знаете, что хозяин должен составлять компанию гостям, вот я и положил себе в чашку два финика похуже, другого цвета, только ради того, чтобы поддержать компанию. Поверьте, я хотел этим выразить особое свое почтение и уважение в вам.

– Что ты, что ты! – засмеялся Сунь У-кун. – Зачем ты все это говоришь? У древних было замечательное изречение: «Кто у себя дома, тот не беден, от бедности можно погибнуть лишь в дороге». Ты – хозяин у себя дома, зачем же говорить о бедности?! А вот мы, странствующие монахи, действительно бедны. Я хочу с тобой поменяться чашками, обязательно хочу поменяться!

Танский монах слышал все и решил вмешаться.

– Сунь У-кун! – сказал он. – Сей почтенный настоятель в самом деле хочет выказать нам свои добрые чувства гостеприимства, так что ты выпей и съешь что тебе предложено. Зачем меняться чашками?

Сунь У-куну ничего не оставалось как замолчать. Он принял чашку левой рукой, а правой накрыл ее и стал наблюдать за остальными.

Обратимся теперь к Чжу Ба-цзе. Он был очень голоден, страдал от жажды и, кроме того, отличался обжорством. Увидев, что в чашке красуется три аппетитных финика, он положил их в рот и разом проглотил. Наставник и Ша-сэн тоже съели финики. Прошло какое-то мгновение, и цвет лица у Чжу Ба-цзе резко изменился; из глаз Ша-сэна потекли слезы, а у Танского монаха на губах показалась пена, затем они все трое повалились на пол. Великий мудрец Сунь У-кун сразу сообразил, что его спутники отравлены. Он изо всей силы швырнул чашку в лицо даосу, но тот успел прикрыться рукавом, чашка со звоном упала на пол и разбилась вдребезги.

– Ты настоящий мужлан, а не монах! – гневно закричал даос на Сунь У-куна. – Зачем разбил мою чашку?

– Скотина! – процедил сквозь зубы Сунь У-кун. – Смотри, что сделал с моими братьями! Разве мы причинили тебе какой-нибудь вред? За что ты опоил нас отравленным чаем?

– Сам ты скотина, грубиян, беду на себя навлек, – ответил даос. – Неужто не понимаешь?

– Чем же я навлек на себя беду? – возмутился Сунь У-кун. – Мы пришли к тебе совсем недавно, ты усадил нас на почетные места, разговор зашел о том, откуда мы, никаких резких речей не было. В чем же дело?

– А не ты ходил за подаянием в Паутиновую пещеру? Не ты купался в источнике Омовения от грязи?

– В этом источнике купались семь девиц-оборотней, – вскричал Сунь У-кун. – Раз ты об этом заговорил, значит наверняка находишься в связи с ними, а стало быть, ты сам тоже злой оборотень! Стой! Не беги! Отведай-ка мой посох!

С этими словами Сунь У-кун вытащил посох, спрятанный за ухом, помахал им, отчего он сразу стал толщиною с плошку, и направил удар прямо в лицо даосу, но тот поспешно увернулся и, выхватив меч, ринулся навстречу.

Шум встревожил девиц-оборотней, которые находились в заднем помещении. Они разом выскочили и закричали:

– Брат-наставник! Не трать напрасно свои силы. Мы сейчас схватим его!

Сунь У-кун при виде девиц-оборотней еще больше обозлился, начал вращать посох обеими руками и ринулся на них, нанося удары куда попало. Но он все же успел заметить, что девицы стали расстегиваться, обнажили свои белые животы и после какого-то заклинания у них из пупков с шумом стали выходить толстые шелковые шнуры, которые придавили Сунь У-куна.

Чувствуя, что дело дрянь, Сунь У-кун быстро перевернулся, прочел заклинание, совершил прыжок через голову, пробил сеть, накрывающую его, и умчался. Он застыл высоко в воздухе и, сдерживаясь от ярости, наблюдал, что происходит. Блестящие шелковые шнуры, испускаемые оборотнями, переплетаясь рядами крест-накрест, словно их плел ткацкий челнок, окутали в очень короткий срок весь даосский монастырь со всеми его башнями и строениями, так что и тени от него не осталось.

– Ну и здорово! Вот здорово! – восклицал Сунь У-кун, пораженный этим зрелищем. – Хорошо, что я не попался им в лапы! Нет ничего удивительного в том, что бедняга Чжу Ба-цзе столько раз падал и разбивался! Как же мне справиться с ними? А тут еще наставник и оба мои брата наглотались яду. Видно, все эти оборотни-бесы действуют заодно. Интересно бы узнать, откуда они взялись. Постой! Дай-ка я снова обращусь к этому старику, духу местности, пусть он мне все расскажет!

И Сунь У-кун, прижав к земле край облака, щелкнул пальцами, прочел заклинание, начинающееся словом «Ом», и опять вызвал к себе духа местности.

Трясясь от страха, старец опустился на колени у обочины дороги и стал отбивать земные поклоны.

– Великий Мудрец! Ты же отправился спасать своего наставника, почему же вернулся обратно? – спросил он Сунь У-куна.

– Я давно уже спас его, – ответил Великий Мудрец, – мы пошли дальше и вскоре увидели даосский монастырь. Я с наставником и двумя другими учениками решили посетить этот монастырь. Нас приветливо встретил сам настоятель и хозяин монастыря. Мы пустились с ним в разные разговоры о том о сем, а он тем временем опоил отравленным чаем моего наставника и обоих моих братьев. Я, к счастью, не пил чая, схватил свой посох и принялся бить даоса, тогда он рассказал мне всю правду, как наставник ходил за подаянием в Паутиновую пещеру и как произошло купанье в источнике Омовения от грязи. Тут я сразу же смекнул, что этот даос тоже оборотень. Только было я начал драться с ним, как вдруг вбежали семь девиц-оборотней и при помощи волшебства выпустили из себя несметное количество шелковых шнуров. Хорошо, что я кое в чем сведущ и благодаря этому удрал от них. Думаю, что ты, живя здесь, знаешь, откуда взялись эти оборотни. Расскажи, что они собою представляют, тогда я пощажу тебя и не стану бить.

Дух еще раз совершил земной поклон и сказал:

– Эти оборотни поселились здесь лет десять назад. Мне же удалось видеть их в изначальном облике только три года назад, вскоре после проверки всех духов. Они оказались оборотнями пауков, а шнуры, которые они выпускают из своих животов, не что иное как паутина.

Эти слова очень обрадовали Сунь У-куна.

– Судя по твоим словам, они никакой опасности не представляют, – сказал он. – Ну, вот что, иди-ка к себе, а я с помощью своего волшебства покорю их!

Дух еще раз совершил земной поклон и удалился.

Тем временем Сунь У-кун подошел к даосскому монастырю и, находясь еще за его пределами, вырвал у себя из хвоста семьдесят волосков, дунул на них своим волшебным дыханием и приказал: «Изменяйтесь!» Волоски сразу же превратились в семьдесят двойников Сунь У-куна, только совсем маленьких. затем Сунь У-кун дунул на свой посох с золотыми обручами и снова произнес: «Изменись!» И посох сразу же превратился в семьдесят рогатин с двумя остриями каждая. Сунь У-кун раздал своим крохотным двойникам по одной рогатине, себе тоже взял одну и стал в сторонке. Двойники начали дружно наматывать шнуры на рогатины и вскоре изорвали их на клочки, причем на каждую рогатину намоталось более десяти цзиней, затем из середины они вытащили семь огромных пауков, величиною с целую мерку для риса. Пауки отчаянно шевелили своими лапами, вытягивали головы и вопили: «Пощадите! Помилуйте!». Но семьдесят двойников Сунь У-куна крепко прижали к земле семерых пауков и не отпускали их, несмотря ни на какие мольбы.

– Пока что не бейте их! Пусть освободят моего наставника и его учеников! – приказал Сунь У-кун.

– Брат-наставник! – стали кричать пауки. – Отпусти Танского монаха! Этим ты спасешь нам жизнь!

Даос выбежал на крик из внутреннего помещения.

– Сестрицы! – вскричал он. – Я уже собрался есть Танского монаха, так что мне не до того, чтобы спасать вас.

– Если ты сейчас же не вернешь мне моего наставника, то смотри, что я сделаю с твоими сестрицами!

Молодец Сунь У-кун! Он помахал своей рогатиной, и она вновь превратилась в железный посох. Подняв его обеими руками, он стал бить пауков без всякой жалости и превратил их в бесформенную массу. Затем он вильнул раза два хвостом и вобрал в него все выдранные волоски. После этого Сунь У-кун кинулся на даоса, размахивая своим тяжелым посохом.

Даос видел, как Сунь У-кун убил его сестер в монашестве, и страшно ожесточился. В ярости он выхватил меч и бросился на Сунь У-куна. Тут между ними, обуреваемыми злостью и ненавистью, разразился небывалый поединок, в котором каждый изощрялся во всех своих чародействах. Вот что написано об этом в стихах:

 

Колесом вращается меч даоса,

Храбро оборотень сражается.

Сунь У-кун высоко свой посох заносит, –

Сразить даоса старается.

Враг врагу удары ужасные

Наносит с ожесточением,

Семь девиц в борьбе за монаха Танского

Пали на поле сражения.

Теперь же, озлобясь, вступили в сражение

Оба противника главные.

Бьются они не страшась поражения.

В мощи и мужестве равные.

Оба могущественны и решительны,

В тайных науках сведущи.

Кто же за теми семью девицами

Окажется жертвою следующей

Сунь У-кун, чей дух колебаний не знает,

Или отшельник озлобленный?

Тела их в жестокой борьбе сверкают,

Словно узоры огненные.

Звон оружия грозного слышится,

Сталь с железом сшибаются.

Тела врагов с напряженными мышцами,

Как тучи над степью, свиваются.

Брань, словно клекот обеспокоенных

Орлов, далеко разносится.

Движения ловкие бьющихся воинов

На картину художника просятся,

Шум битвы великой ветер рождает,

Зверя и птицу пугающий,

Пыль к небу туманный покров свой вздымает,

Созвездье ковша застилающий.

 

Даос раз пятьдесят, а то и больше, схватывался с Великим Мудрецом Сунь У-куном и почувствовал, что руки у него слабеют. Он воспользовался моментом, быстро ослабил мускулы, расстегнул одежды, развязал пояс – раздался резкий звук, и черная ряса-халат упала к ногам. Сунь У-кун рассмеялся:

– Сынок! Что? Так не можешь одолеть, думаешь, раздевшись, возьмешь верх? Нет, не поможет!

Но, оказывается, даос не зря раздался. Он поднял обе руки, и у него в том месте, где находятся ребра, показалась целая тысяча глаз, излучающих золотистый блеск, до того страшных, что простыми словами о них не расскажешь:

 

Желтый густой туман повис;

Его пронизывают лучи

Цвета спелого абрикоса.

Желтый густой туман повис,

Вверх поднимаясь и падая вниз.

Он исходит из ребер даоса.

Пронзают туман золотые лучи:

Это тысяча глаз, словно звезды в ночи!

Их взоры, как огненные мечи,

Исходят из ребер даоса.

Словно ты в бочке сидишь золотой,

Иль медный колокол над тобой,

Или еще в западне какой

Находишься, – ты, что стремился в бой!

Силу свою проявил чародей,

Врага своего ослепил злодей

Так, что солнце из глаз его скрылось,

И день стал в очах его ночи темней,

И небо мглой застелилось.

Дыханьем своим раскаленным даос

Противника охватил,

Ожег ему губы, глотку, нос

И грудь ему опалил.

Сунь У-куну нечем больше дышать –

Воздух горит огнем!

Сунь У-куну некуда больше бежать –

Желтый туман кругом!

 

Сунь У-кун растерялся, не зная, что предпринять. Он кружился на одном месте, ослепленный золотистыми лучами, и не мог двинуться ни вперед, ни назад. Ему казалось, что он попал в какую-то бадью. Но ужаснее всего было то, что лучи жгли насквозь, и он больше не мог выносить их. Он совсем обезумел; сделав отчаянный прыжок вверх, он хотел пробить слой золотистых лучей, но, ударившись о них, свалился на землю головой вниз и, как говорится, «закопал носом репку». От удара у него сильно разболелась голова. Он стал поспешно ощупывать ее руками и с ужасом убедился в том, что вся макушка у него разбита.

– Как не повезло! Вот неудача! – горестно восклицал Сунь У-кун! – Даже хваленая моя головушка на этот раз подвела! Было время, ее рубили и топорами и тесаками, но ничто не брало ее: она оставалась невредимой. Как же получилось, что от каких-то золотистых лучей она вдруг пострадала? Чего доброго, не заживет да еще начнет гноиться! А если и заживет, все равно останется след, и она утратит свою былую славу.

Между тем лучи продолжали нестерпимо жечь его, и он стал думать, как бы спастись:

– Вперед податься нельзя, назад – тоже нельзя; налево – невозможно, направо – тоже. Вверх никак не пробьешься – совсем голову себе проломаешь. Что же делать? Как быть?

А ну его, – выругался Сунь У-кун. – Пролезу под землей!

Ну, как не похвалить нашего Великого Мудреца! Прочитав заклинание, он встряхнулся и превратился в животное, похожее на ящера и способное прорывать подземные ходы даже через горы. В народе оно называется Линлинлинем. Вот послушайте, как оно выглядит:

 

Когти его железные обладают силой такою,

Что камни под ними дробятся сеяною мукою.

Тело его покрыто крепкою чешуею,

Словно непроницаемою кованою бронею.

Как две звезды в потемках очи его сияют,

Светом неугасимым путь его озаряют.

Его заостренное рыло крепче алмаза и стали,

Такое сверло чудесное в лавке найдешь едва ли!

Он им любой подземный путь себе прорывает,

Будто ножом отточенным луковицу разрезает.

Недаром сильнейшее снадобье носит ящера имя –

Сам же среди народа зовется он Линлинлинем.

 

Посмотрели бы вы, с каким проворством стал вгрызаться в землю Сунь У-кун, напрягая все мышцы головы! Прорыв подземный ход длиною более двадцати ли, он высунул голову на поверхность. Как оказалось, золотистые лучи действовали только на десять с лишним ли. Сунь У-кун благополучно вылез из земли и принял свой настоящий облик. От напряжения у него ныло и болело все тело, он чувствовал себя совсем разбитым, и слезы неудержимым потоком струились из его глаз. Упавшим голосом он начал причитать:

 

О мой отец, о мой наставник дорогой!


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 84; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!