Слово «Евангелие» в современном языке

В современном языке слово «Евангелие» имеет два значения.

Одно значение — литературное. Письменные памятники, ко­торые описывают жизнь, смерть и Воскресение Иисуса Христа, составляют совершенно особый жанр христианской литературы, удовлетворяя критериям которого, они именуются Евангелиями.

Другое (и главное) значение - богословское или теологическое. В Новом Завете этот термин стал употребляться в особом смысле, связанном с христианской миссионерской деятельностью, то есть это не любая радостная весть, а благая весть — провозвестие радости о спасении во Христе Иисусе.

Теологическое значение в свою очередь распадается на две части.

1. И сама благая весть («Начало Евангелия Иисуса Христа» (Мк 1: 1) — как заглавие всего последующего повествования).

2. И проповедь о ней именуются в священных текстах словом «Еван­гелие» («Пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия» — Мк 1: 14).

В наших канонических Евангелиях слово ευαγγελιον еще не упот­ребляется как название письменного сочинения, то есть во време­на евангелистов такой жанр еще не сложился, а термин ευαγγελιον встречается только в теологическом значении в двух смыслах. Об использовании слова в литературном значении будет сказано ниже.

Использование в Новом Завете термина «Евангелие»

Апостол Марк начинает свое Благовестие словами: «Начало Евангелия Иисуса Христа...»(Мк 1:1). Возможно, в слове ευαγγελιον, которое употребляется здесь в греческом оригинале, есть указание на авторское название этого сочинения.

Высказано предположе­ние, что именно это выражение (Мк 1:1) решающим образом пов­лияло на определение особого жанра христианской письменности. У самого евангелиста ευαγγελιον здесь, как и в других местах первой главы, конечно, имеет не литературный, а, как было указано, тео­логический смысл обозначения проповеди Христа. «Начало Еван­гелия», то есть начало изложения благой вести.

Привычные для нас названия: «Евангелие от Матфея», «Евангелие от Луки» и т.д. — возникли после написания этих книг, потому что это, по существу, уже определение их как жанра христианской литературы. Тем самым, в названии «Евангелие от Матфея» содержится характе­ристика книги. Жанровое определение Евангелий не принадлежит, конечно, их авторам, которые не думали заключать их в такие рамки.

В связи с тем, что речь идет об одном исключительном событии спасения, совершившемся в Иисусе Христе, и совершившемся раз и навсегда, ему соответствует одно провозвестие. Поэтому ευαγγελιον не имеет в Новом Завете множественного числа, то есть употреб­ляется абсолютно, без определений, указывающих на содержание этой вести, ибо оно заключается в самом наименовании. Например, у апостола Павла говорится: «Ибо я не стыжусь благовествования (по-гречески здесь единственное число τοευαγγελιον) Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому ве­рующему» (Рим 1: 16).

Апостол не расшифровывает, что содержит в себе это благовествование.

И в другом послании: «Напоминаю вам, братия, Евангелие, которое я благовествовал вам...» (1 Кор 15: 1). Об­ратим внимание, что апостол Павел, который является первым по времени новозаветным писателем — его послания написаны раньше Евангелий, – не упоминает почти никаких событий из жизни Госпо­да и не обращается к Его учению за исключением повествования о Тайной вечере, о смерти и о Воскресении. Остальное для него менее существенно.

Возможно, потому, что в первоначальном понимании слова и дела Спасителя еще не были частью «Евангелия». Реальная встреча с Распятым и Воскресшим — вот источник всепобеждающей силы, преобразившей жизнь Савла, ставшего Павлом.

Итак, Евангелия, которые уже являются повествованиями о сло­вах Христа и о Его делах, очевидно, появились как законченные лите­ратурные памятники позднее и знаменовали собой рождение нового литературного жанра.

Тем самым употребление слова «Евангелие» апостолом Павлом отличается от употребления в наших канонических Евангелиях, то есть значение термина еще не устоялось полностью.

 

Употребление термина у мужей апостольских и у ранних отцов Церкви

Во второй половине I века «Евангелие» по-прежнему понималось как указание на содержание христианского провозвестия, то есть продолжал бытовать теологический смысл этого слова. По мере то­го как нормативный авторитет Господа Иисуса Христа переходил на книги, сообщавшие о Его делах и словах, «Евангелие» становилось литературным термином.

Самое раннее известное нам употребление этого слова для обоз­начения именно письменного документа (рубеж I—II вв.) мы нахо­дим в знаменитом сочинении «Дидахе» («Учении двенадцати Апос­толов»), одном из древнейших сохранившихся сводов предписаний церковного устройства. «Обличайте друг друга не во гневе, но в мире, как имеете в Благовествовании». Здесь нет явного указания на кни­гу, но чувствуется обращение к некоему документу.

Во Втором послании святого Климента, папы Римского (которое, по-видимому, принадлежит не его руке, а написано неизвестным ав­тором приблизительно в середине II века, что точно установить не­возможно), слово «Евангелие» встречается в значении письменного рассказа об Иисусе Христе: «Ибо Господь говорит в Евангелии (и да­лее цитируется): если вы не сохраните малого, кто вам даст великое?» Угадывается недословная цитация Евангелия от Луки: «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк 16: 10). Для нас существенна фраза: «Ибо Господь говорит в Евангелии». Здесь явно имеется в виду книга.

Наконец, в «Апологии» мученика Иустина, написанной в 50-х го­дах II века, мы впервые встречаем слово «Евангелие» во множествен­ном числе, как название литературного жанра, представленного не­которым количеством произведений: «Ибо апостолы в написанных ими сказаниях, которые называются Евангелиями, передали, что им было так заповедано: Иисус взял хлеб и благодарил и сказал: это де­лайте в Мое воспоминание, это есть Тело Мое».

Поразительна точ­ность установительных слов, хотя совершенно очевидно, что Иустин цитирует по памяти.

Многие сочинения древних авторов — мужей апостольских или апологетов, то есть самых ранних после апосто­лов христианских писателей, – изобилуют цитатами из Священного Писания, что показывает исключительное отношение к этому текс­ту первых христиан и замечательно свидетельствует о подлинности наших Евангелий, так как по этим отрывкам можно восстановить практически полностью учение канонических Евангелий.

 

Таким образом, ευαγγελιον со временем стало пониматься как письменное изложение истории Господа нашего Иисуса Христа — теологический смысл сплелся с литературным. Близость двух значений термина ευαγγελιον обнаружилась в том, что четыре канонических текста стали называться «Евангелиями от Матфея» («по Матфею»), «от Марка» («по Марку») и т.д.

Возможно, у этих сочинений были и авторские названия, но мы их не знаем. Во всяком случае, со II-го ве­ка засвидетельствована единая теологически значимая формула, не­обходимая для дифференциации большого числа письменных сви­детельств о Христе: «Евангелие по», или «Евангелие от» (ευαγγελιον κατα). За нею стоит представление, согласно которому единственное Евангелие (в теологическом смысле) существует в различных изло­жениях, то есть здесь имеется в виду одновременно и литературное значение термина.

В одном из древнейших перечней канонических книг, употреб­лявшихся Западной Церковью, «Фрагменте Муратори» или «Каноне Муратори» (по имени ученого, который его обнаружил), Евангелие от Луки обозначается просто, как «третья книга Евангелия, по Луке» («tertium evangelii librum secundum Lucam»).

To есть для автора-соста­вителя списка (датируется он II веком) важно, что это третье по по­рядку изложение благовестия, а затем уже то, что автором его является апостол Лука.

Церковные писатели II—IV веков (сщмч. Ириней Лионский, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий) говорят не только о принятых Церковью Евангелиях, но и о евангелиях по Фоме или по Василиду, по евреям, по египтянам и т.д., отвергая эти тексты как еретические и сомневаясь в их авторстве.

Потому что под «Евангели­ем» у них понималось в том числе и название литературного жанра, к которому относились разные сочинения.

Так что они не отказы­вались применять этот термин к спорным и даже ложным книгам. Итак, возникнув в языческой среде, термин «Евангелие» в христи­анстве получил новую жизнь. Для нас это слово остается в первую очередь великим в теологическом смысле, как обозначение вести о спасении во Иисусе Христе Господе нашем.

 

Одно Евангелие или несколько

Церковь принимает четырехчастный канон Евангелий как долж­ное, однако наличие нескольких различных свидетельств о Христе уже в древности считалось проблемой.

Поэтому с ростом числа по­вествований о земной жизни Господа (Лк 1: 1—3) возникло проти­воположное стремление свести их все к одному.

Наиболее извест­ны две такие попытки, предпринятые в середине второго века. Од­на из них была сделана раннехристианским ересиархом Маркионом (ум. ок. 160 г.), который составил свой новозаветный канон из Еван­гелия от Луки и десяти посланий Апостола Павла, отредактировав их в соответствии со своей доктриной.

Для нас более значимым является опыт ученика Иустина Фило­софа - Татиана (ум. ок. 175 г.). Его труд Диатессарон (от греч. το δια τεσσαρων — «по четырем»), в котором четыре Евангелия сведены в единое непрерывное повествование, явился первой евангельской «гармонией».

Текст этой книги не сохранился, однако представление о ней можно составить по дошедшим до нас фрагментам, коммента­риям и частичным переводам. Так, при раскопках в Дура-Европос (низовье реки Евфрат) в 1933 году был обнаружен фрагмент Диатессарона, написанный не позднее середины III века. В нем описание обращения Иосифа Аримафейского к Пилату с просьбой о погре­бении Господа представляет собой сложную компиляцию из отрыв­ков канонического текста, взятых в последовательности: (Мф 27: 56); (Мк 15: 40); (Лк23:49); (Мф27:57); (Мк 15:42); (Мф27:57); (Лк23:50); (Мф 27:57); (Лк 23:51); (Мф 27:57); (Лк 23:50); (Ин 19:38); (Лк 23: 51).

Очевидно, феномен нескольких биографий одного Лица, имеющих равную достоверность и пользующихся одинаковым уважением, не имел параллелей в античности, что могло беспокоить образованного автора.

Возможно, Татиан полагал, что, объединив сведения из че­тырех Евангелий, легче представить «историю Иисуса» в целом, и вместе с тем он хотел составить «правдоподобный» рассказ, лишен­ный «противоречий и расхождений». Он, как и многие последующие авторы, стремившиеся к согласованию Четвероевангелия, достигал своей цели путем редукции.

Например, Татиан опустил родословие в Евангелиях от Матфея и Луки, что критиковал епископ города Кирра на Евфрате блаженный Феодорит, считая это проявлением ереси докетизма, так как тем самым умалчивается происхождение Господа по плоти от семени Авраамова и Давидова.

Книга Татиана в Сирийс­кой Церкви применялась вместо канонических Евангелий до V века включительно. В IV веке началось движение против Диатессарона, и, по-видимому, не только из-за уклонения в ересь его автора.

Уже Евсевий Кесарийский скептически относился к этому труду, называя его «лоскутной мешаниной из Евангелий».

Епископ Едессы Раббула (ум. 436 г.) приказал своим пресвитерам позаботиться о том, чтобы в церквах читались четыре отдельных Евангелия.

А блаженный Феодорит в 423 году выявил около двухсот экземпляров Диатессарона, которые он, по собственному выражению, «собрал и изъял из обра­щения, а вместо них ввел Евангелия четырех евангелистов».

Таким образом, с авторитетом свидетельства святых апостолов не мог срав­ниться набор сведений о жизни Христа, вычлененных из Писания и расположенных в предполагаемом хронологическом порядке.

Известна мысль Иринея Лионского о значимости числа благовестников. Он говорит, что Церковь признаёт единственное Евангелие в четырех формах (το ευαγγελιον τετραμορφον).

 «Невозможно, чтобы Евангелий было больше или меньше, чем сколько их есть сейчас, как есть четыре стороны света и четыре главных ветра... Четыре живых существа [из видения Иезекииля (I: 10) и Апокалипсиса (4: 7)] сим­волизируют четыре Евангелия... и было четыре завета с человечест­вом, с Ноем, Авраамом, Моисеем и Христом».

Итак, великая тайна благочестия — явление Бога во плоти (1 Тим 3:16) — требует четырех авторитетных свидетельств, являю­щихся не биографиями, но четырьмя словесными иконами одного Лица. Именно поэтому Евангелия нельзя объединять так, как собира­ются воедино различные сведения при составлении жизнеописания.

Однако потребность в гармонизации четырех благовестий по­рождала новые опыты подобного рода. Так, блаженный Августин (V в.) в своем труде «De concensu evangelistarum libri quattuor» («О со­гласии евангелистов») предпринял новую попытку согласования Евангелий.

С тех пор в европейской библеистике существует давняя тради­ция составления евангельских синопсисов. Первый из них (только для Евангелий от Матфея, Марка и Луки) был издан в 1774-1776 го­дах Грисбахом, который ввел в употребление термин «синоптические Евангелия» для этих трех текстов.

Из современных работ наиболее известны издания, подготовленные Куртом Аландом (греческий и английс­кий тексты), и синопсис Бенуа и Буамара (французский текст).

 

 

Термин «канон»

От термина «канон» происходит название «канонические» Еван­гелия. Считается, что греческое слово κανων происходит от κανη, что значит «камыш», «тростник», то есть прямая палка. В свою очередь греки заимствовали его из семитской языковой среды קנה – κανη – κανων.

 Потом в по­рядке возникновения переносных смыслов значение слова эволюци­онировало: «отвес, линейка для графления у писца», и дальнейшая абстракция - «правило, норма, мера, образец». От «камыша» - к «образцу», отвлеченному понятию.

Во множественном числе (κανονες  слово приобрело значение «таблицы». Александрийские филологи II века до Р.Х. назвали «ка­нонами» составленные ими списки образцовых греческих писате­лей.

Таким образом, в употреблении этого слова у александрийцев сошлись два элемента значения. С одной стороны сборник, формаль­ный перечень, с другой — содержательная мера, согласно которой в сборник включаются только образцовые сочинения. Таким образом, появляется еще одно значение слова — «сборник».

Оба значения реализуются и при отнесении термина κανων к Но­вому Завету.

Итак, с одной стороны, это сборник Священных книг христианской Церкви, а с другой стороны, Писания включаются в него исходя из содержательного принципа, который входит в понятие канона, потому что наши канонические Евангелия были выбраны Церковью на основании определенного критерия.

Насколько извес­тно на настоящий момент, впервые κανων применяется к Священному Писанию как к сборнику в Послании о Никейском соборе свт. Афа­насия Александрийского (ок. 350 г.), где говорится, что «Пастырь» Ерма в канон не входит (μη ον εκ του κανονος).

В текстах, вошедших в Новый Завет, слово κανων употребляется в значении «правило», «критерий оценки».

Например, в смысле «пра­вило» оно встречается в (Гал 6: 16): «Тем, которые поступают по сему правилу (τω κανωνι), мир им и милость, и Израилю Божию».

Само правило сформулировано выше: «Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» (Гал 6: 15).

 

В церковном употреблении κανων в значении «словесная фор­мулировка нормы» входит в выражения «правило истины», «правило веры» (κανων της αληθειας, и κανων της πιστεως).

Это термины, которые обозначали основное содержание веры и формулировку ее главных истин в вероисповедных текстах. Здесь имеется в виду и со­держание веры и та формулировка, в которую содержание облекается. Скажем, через принятие Символа веры Церковь утвердила формули­ровку содержания своей веры, которая стала каноном.

 

Термин «апокриф»

Слово «апокриф» (αποκρυφος) происходит от глагола αποκρυπτω (сокрывать, прятать).

Так назывались гностиками сочинения, в ко­торых были изложены их тайные эзотерические учения. Когда гнос­тики употребляли этот термин, они не вкладывали в него никакого отрицательного смысла, они просто говорили о том, что их тексты таят в себе особый смысл, и поэтому называли свои сочинения апок­рифами.

Церковные писатели заимствовали этот термин у гности­ков и переосмыслили его значение. У священномученика Церкви - Иринея и Тертуллиана (II—III вв. по Р.Х.) он использовался для обозначения писаний поддельных и ложных.

Употреблять их в богослужебных целях и даже читать дома запрещалось (см., например, 59-е правило Лаодикийского Собора, 4-е Огласительное поучение свт. Кирилла Иерусалимского).

У блаженного Августина (V в.) апокриф - это книга, происхож­дение которой отцам неизвестно.

В дальнейшем на Западе значение слова было расширено и так могли обозначаться произведения, не включенные в перечень канонических.

На Востоке это слово сохра­нило в первую очередь отрицательное звучание, хотя также приме­няется к религиозным произведениям, посвященным событиям и лицам библейской истории, не включенным Церковью в канон и по преимуществу являющимся псевдоэпиграфами (текст с недостовер­ным указанием авторства).

По своей литературной форме, жанровой принадлежности и на­именованию новозаветные апокрифы делятся на апокрифические евангелия, деяния, послания и апокалипсисы.

«Евангелиями» называются относительно немногие неканони­ческие книги. В частности, раннехристианское сочинение, известное теперь как «Протоевангелие Иакова», в древнейшем из сохранивших­ся списков III века имеет заглавие «Рождение Марии. Откровение Иакова».

Но ни один апокриф, даже именующийся «евангелием», не является полным повествовательным Евангелием (включающим проповедь/страдание/Воскресение).

 

---

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 269; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!