Глава 2. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА 3 страница



--------------------------------

<*> Этот аргумент часто используется, например, против криминализации неосторожного банкротства.

<**> Вилфрид Жандидье, напр., так характеризует хозяйственное уголовное право разоренной Второй мировой войной Франции: "Экономика, ослабленная, помещена под охрану публичных властей, которые делают ее восстановление национальным приоритетом. Уголовное право - инструмент, предпочитаемый для осуществления этой цели" (Jeandidier W. Op. cit. P. 60).

 

Другая проблема субъективной стороны хозяйственных преступлений - это вопрос о значении юридической ошибки по делам о хозяйственных преступлениях. Широко распространенное мнение - "незнание закона не освобождает от ответственности" - в хозяйственной сфере требует осторожного к себе отношения <*>. Это правило в полной мере приемлемо лишь к простым преступлениям, деяниям mala in se, таким как убийство или кража. Господствующая доктрина, нашедшая поддержку в законе, не включает в содержание вины осознание противоправности, указывая в определении умысла на осознание общественной опасности деяния. Однако осознает ли общественную опасность своих действий лицо, нарушающее хозяйственно-правовой запрет, если оно не знает о существовании этого запрета? Например, А., не зарегистрированный в качестве предпринимателя, систематически занимающийся деятельностью по покупке в Германии бывших в употреблении автомобилей и продажей их в России, не считает себя предпринимателем, т.к. все делает сам и наемных работников не имеет. Б., потомственный печник, при тех же обстоятельствах кладет печи, чем занимались его предки как в годы советской власти, так и до революции 1917 г., и также не считает себя предпринимателем. Школьный учитель занимается репетиторством. Подлежат ли они ответственности за незаконное предпринимательство? В., главный бухгалтер АО, представляет на подпись директору документы отчетности, которые направляются в налоговую службу. Налоговая служба выявляет уклонение от уплаты налогов и передает материалы для возбуждения уголовного дела. Одновременно АО обжалует в арбитражный суд действия налоговой службы. Областной арбитражный суд удовлетворяет жалобу, полагая, что налоговая служба неправильно применила закон (т.е. никакого уклонения от уплаты налогов нет). Решение арбитражного суда остается без изменения в апелляционной и кассационной инстанциях, и лишь в порядке надзора Высший Арбитражный Суд признает правоту налоговой службы. При этом главный бухгалтер, составляя документ, был уверен в своей правоте (директор же доверял бухгалтеру). Подлежат ли они уголовной ответственности за уклонение от уплаты налога?

--------------------------------

<*> Хотя даже в советское время из этого правила делались исключения: напр., А.И. Рарог обоснованно отмечал, что юридическая ошибка не может не учитываться при квалификации содеянного, если у лица не было реальной возможности узнать про изменение закона. В монографии, опубликованной в 2003 г., А.И. Рарог идет значительно дальше в решении вопроса о значении юридической ошибки (de lege ferenda): "...неотъемлемой чертой умышленной формы вины следует признать осознание (а при неосторожности - возможность осознания) противоправного характера совершаемого деяния" (Рарог А.И. Квалификация преступлений по субъективным признакам. СПб., 2003. С. 81).

 

Представляется, что в подобных ситуациях "не освобождает от ответственности" лишь "незнание" уголовного закона (т.е. незнание того факта, что незаконное предпринимательство и уклонение от уплаты налога влечет уголовную ответственность). Сложнее обстоит дело с незнанием хозяйственного законодательства, к которому отсылает уголовный закон (т.е. тех фактов, что действия лица являются незаконным предпринимательством или уклонением от уплаты налога). Г.А. Есаков полагает, что в подобных ситуациях ошибка относительно хозяйственно-правовой противоправности является не юридической, а фактической <*>. Опасность подобных деяний существует исключительно в связи с неисполнением предписания или нарушением запрета, предусмотренного хозяйственным законодательством. Поэтому сам факт неисполнения предписания (нарушения запрета) входит в содержание объективной стороны преступления (деяния). Его осознание является необходимым условием осознания общественной опасности деяния. Поэтому, напр., в указанной ситуации главный бухгалтер не может нести ответственность за уклонение от уплаты налога (т.к. это умышленное преступление).

--------------------------------

<*> Сходным образом этот вопрос решается и некоторыми зарубежными правоведами (см., напр.: Есаков Г.А. Mens rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2002. С. 92 - 93).

 

Казалось бы, можно сформулировать общее правило, согласно которому в хозяйственных преступлениях категории mala prohibita не влияет на квалификацию лишь ошибка в уголовной противоправности, ошибка же в хозяйственной противоправности является фактической и должна учитываться при квалификации содеянного (исключается умышленная форма вины). Вместе с тем такое решение практически малопригодно в связи с двумя обстоятельствами.

1. Грань между деяниями mala prohibita и mala in se достаточно условна. Например, уклонение от уплаты налогов по существу является деянием mala in se, оно причиняет явный и очевидный вред обществу. Лишь в некоторых ситуациях в связи со сложностью налогового законодательства осознание формальной противоправности приобретает существенное значение для квалификации содеянного.

2. Достаточно условной является и грань между хозяйственной (гражданско-правовой, финансовой и т.п.) и уголовной противоправностью. Строго эту грань можно провести лишь путем сравнения текста уголовного закона и акта хозяйственного (гражданского, финансового и т.п.) законодательства. Однако можно ли руководствоваться в практике столь формальным критерием? Как провести четкую грань между содержанием уголовно-правовой нормы и нормы хозяйственного права? Когда от толкования статьи уголовного закона с бланкетной диспозицией мы переходим к уяснению смысла хозяйственного законодательства, к которому эта статья отсылает? <*> Всегда ли ошибка относительно содержания хозяйственного законодательства должна влиять на квалификацию деяний даже категории mala prohibita?

--------------------------------

<*> Эта проблема возникает и в связи с решением вопроса о действии уголовного закона во времени. Казалось бы, она решается просто - изменением уголовного закона признается лишь изменение УК. Изменение законодательства, к которому отсылает статья УК с бланкетной диспозицией, изменением уголовного закона не является. Конституционный Суд, аргументируя эту позицию в связи с изменением минимального размера оплаты труда (имевшего тогда значение при определении вида хищения), указал: "Минимальный размер оплаты труда, исходя из которого определяется такой квалифицирующий признак, как крупный размер хищения, устанавливается не уголовным законом, а законом иной отраслевой принадлежности. Его изменение не влечет изменение нормы уголовного закона, действовавшей на момент совершения преступления". Однако в обоснование такого толкования закона Конституционный Суд сослался на обстоятельства, выходящие за рамки юридической формы: "...по своей правовой природе минимальный размер оплаты труда является единицей расчета, которая определяется федеральным законодателем с учетом социально-экономических факторов и на определенный период, что в данном случае исключает возможность применения конкретного минимального размера оплаты труда в уголовно-правовых отношениях, возникших до его установления"; "...в современных социально-экономических условиях принятие федеральным законодателем решения о повышении минимального размера оплаты труда не может рассматриваться как издание закона, устраняющего или смягчающего уголовную ответственность за хищение" (Определение Конституционного Суда РФ от 16 января 2001 г. по делу о проверке конституционности примеч. 2 к ст. 158 УК РФ в связи жалобой гражданина Скородумова Д.А. - СЗ РФ. 2001. N 5. Ст. 453). В логической функции уголовно-правовой нормы содержание нормы, к которой отсылает бланкетная диспозиция, является переменной (почему, собственно, такая диспозиция и именуется бланкетной). Однако не всегда диспозиция статьи УК, для толкования которой необходимо уяснить содержание какого-либо иного закона (или подзаконного акта), является бланкетной. Иногда изменение такого закона (подзаконного акта) влечет изменение самой уголовно-правовой нормы (в качестве примера можно привести Указ Президента РФ от 29 января 1992 г. "О свободе торговли", который при неизмененном уголовном законе дополнил уголовно-правовую норму о спекуляции указанием на хозяйственную противоправность).

 

В связи с указанными и иными трудностями <1> в праве большинства зарубежных стран означенная проблема решается проще, обычно в контексте признания значения юридической ошибки, причем единое правило формулируется вне зависимости от того, имеет ли место ошибка относительно уголовно-правовой или иной нормы, определяющей толкование и применение уголовного закона. Так, в Германии еще в первой половине прошлого столетия в судебной практике различались ошибка в уголовной противоправности (которая не влияла на квалификацию содеянного) и ошибка в неуголовной противоправности (которая учитывалась при квалификации) <2>. В правоведении эта позиция - отрицание значения ошибки в уголовной противоправности - подвергалась единодушной критике в случае, когда у лица не было возможности осознать такую ошибку. Научная доктрина повлияла на судебную практику, а затем и на законодательство. В действующей редакции УК ФРГ § 17 закрепляет правовое значение юридической ошибки (точнее, ошибки в запрете, Verbotsirrtum). Ошибка в запрете, которую лицо не могло избежать, исключает вину и, следовательно, уголовную ответственность. Если у преступника была возможность избежать ошибки в запрете - суд может (факультативно, по своему усмотрению) применить правила обязательного смягчения наказания, закрепленные в ч. 1 § 49 УК ФРГ <3>. При этом осознание противоправности вовсе не входит в содержание умысла (по общему правилу <4>), а является лишь одной из предпосылок вины, которая в свою очередь понимается большинством германских правоведов как социально-этическая упречность деяния. Из этого следуют два важных вывода: 1) ошибка в запрете, которую нельзя было избежать, исключает вину и ответственность как за умышленное, так и за неосторожное деяние; 2) ошибка в запрете, которую можно было избежать, не исключает умысла (а не только неосторожности). Осознание противоправности в германской доктрине, с одной стороны, не сводится к осознанию уголовной противоправности (т.е. к знанию и правильному пониманию уголовного закона). С другой стороны, его нельзя сводить и к осознанию моральной предосудительности деяния. Осознание противоправности может сводиться либо к осознанию того обстоятельства, что деяние серьезно посягает на блага, подлежащие правовой охране <5>, либо к осознанию того, что деяние нарушает конкретную норму права <6> (последнее актуально в отношении "социально-этически бесцветных составов"). Для констатации ошибки в запрете не требуется ошибочной уверенности в правомерности деяния, достаточно отсутствия осознания противоправности. Если лицо (напр., иностранец) при этом ошибочно полагает, что действует в соответствии с нормой права (неверно понятой или несуществующей), имеет место уже "двойная ошибка в запрете" (doppelter Verbotsirrtum). Возможность предотвратить ошибку устанавливается судом с учетом совокупности обстоятельств дела (профессии и рода занятий лица, наличия сомнений относительно противоправности и обстоятельств, способных вызвать такие сомнения, сложности запрета, наличия предшествующих деянию судебных решений, даже впоследствии отмененных, консультаций с третьими лицами, в частности с компетентными и беспристрастными, напр. с государственными органами, адвокатами и др.). В целом при применении норм об ошибке в запрете можно констатировать значительную роль судейского усмотрения. Сходные с германскими правила закреплены в ст. 9 УК Австрии <7>. Статья 30 УК Польши исключает ответственность в случае добросовестного заблуждения относительно противоправности деяния. Но если суд признает это заблуждение неоправданным, лицо подлежит ответственности (при этом суд может применить чрезвычайное смягчение наказания). Во Франции "не подлежит уголовной ответственности лицо, предоставившее доказательства того, что в силу ошибки относительно права (erreur sur le droit), которой оно не могло избежать, оно полагало, что имеет законное основание совершить действие" (ст. 122-3 УК Франции) <8>. Статья 20 УК Швейцарии предоставляет судье право при ошибке в запрете смягчить наказание и даже освободить от наказания, если были достаточные основания полагать, что лицо действует правомерно. Статья 9 гл. 24 ч. 2 УК Швеции предусматривает, что ошибка в запрете исключает наказание, если заблуждение явилось результатом ошибки при провозглашении уголовно-правовой нормы или по иным причинам оно было очевидно извинительным. В Бельгии и Нидерландах <9> значение ошибки в запрете хотя и не определено в законе, однако признается в судебной практике. В ст. 5 УК Италии прямо отрицается значение юридической ошибки, однако Постановление Конституционного Суда от 24 марта 1988 г. установило, что ошибка в запрете исключает ответственность, если ее нельзя было избежать. В странах семьи общего права значение юридической ошибки определяется в основном в судебных прецедентах <10>, обычно признается, что она имеет значение при условии, когда лицо действует разумно и добросовестно, не имея возможности знать закон <11>. В судебной практике в США релевантность юридической ошибки признана, в частности, по делам о налоговых преступлениях <12>.

--------------------------------

<1> Например, в большинстве зарубежных стран нормы законодательства о хозяйственных преступлениях не кодифицированы полностью в УК, а в значительной части помещены в актах хозяйственного законодательства, что значительно усложняет отграничение уголовной противоправности от неуголовной.

<2> Дуалистический подход к значению ошибки в запрете в зависимости от характера противоправности (уголовная или неуголовная) хотя и не нашел поддержки в § 17 УК ФРГ, однако продолжает оказывать значительное влияние как на судебную практику, так и на правоведение (см.: Schonke/Schroder Strafgesetzbuch. Kommentar. S. 336).

<3> В этом случае пожизненное лишение свободы заменяется лишением свободы на срок не менее трех лет, наказание в виде лишения свободы на определенный срок (штраф) назначается до не более трех четвертей максимального срока (размера), указанного в санкции. Если санкция предусматривает минимальный срок наказания в виде лишения свободы, то он снижается (на два года - если он установлен в пределах от пяти до 10 лет; на шесть месяцев - если он равен двум или трем годам; на три месяца - если он равен одному году; в остальных случаях ограничение минимального срока вовсе не учитывается при назначении наказания).

<4> При этом, "разумеется, возможно, в частности в области дополнительных уголовных законов, с их социально-этически почти бесцветными составами преступных деяний, чтобы толкование такого состава давало бы в итоге то, что наказуемость умысла должна была бы оставаться ограниченной случаями положительного знания запрета" (Schonke/Schroder Strafgesetzbuch. Kommentar. S. 336). В такой ситуации ошибка по существу является не юридической, а фактической, "ошибкой в обстоятельствах дела" (Irrturn uber Tatumstande, § 16 УК ФРГ).

<5> Германские правоведы в этом случае отмечают осознание "поражения общих ценностей", "поражения правовых ценностей" (Gemeinschaftswertwidrigkeit, Rechtswertwidrigkeit) (Schonke/Schroder Strafgesetzbuch. Kommentar. S. 337). При этом в литературе отмечается, что осведомленность о запрете предполагает осознание достаточно серьезного поражения охраняемых правом благ. Лицо должно осознавать, что его действия заслуживают правового запрета, уголовной (или хотя бы административной) санкции (осознания того, что деяние может повлечь дисциплинарное взыскание, недостаточно для констатации отсутствия ошибки в запрете, т.к. в этом случае запрет осознается не как общеобязательный, а как локальный, имеющий внутренний характер). В литературе отмечается также, что осознание противоправности должно быть конкретным, осознания общей противоправности недостаточно. Например, при обвинении в совершении преступления против личности осознаваться должно то обстоятельство, что деяние посягает на личность. Дискуссионным остается вопрос об осознании противоправности "убежденными преступниками", осознанно и регулярно посягающими на правовые блага ввиду ценностной деформации, в частности в связи с действиями властей ГДР при охране государственной границы в части применения оружия. При этом отмечается "крайне неправовой характер пограничного режима ГДР", который в принципе не исключает осознания противоправности своих действий политическими деятелями и пограничниками ГДР (см. там же. S. 338).

<6> При этом достаточно "знаний дилетанта".

<7> Статья 9 УК Австрии исключает вину в ситуации, когда лицо нельзя упрекнуть в том, что оно ошиблось относительно противоправности содеянного. При этом ошибка заслуживает упрека в двух случаях: 1) если преступник легко мог узнать о противоправности деяния (используется критерий "среднего человека": wie fur jedermann); 2) если преступник не ознакомился со специальными предписаниями, хотя был бы обязан ознакомиться с ними в силу профессии, занятий или иных обстоятельств.

<8> Перевод Н.Е. Крыловой (Уголовный кодекс Франции / Науч. редактирование Л.В. Головко и Н.Е. Крыловой. СПб., 2002. С. 80).

<9> См.: Уголовный кодекс Голландии / Науч. ред. Б.В. Волженкин. СПб., 2001. С. 90.

<10> Хотя встречаются и статутные определения. Например, значение юридической ошибки определено в ст. 21 проекта английского УК 1985 г., а также в ст. 9.3 и 9.4 федерального УК Австралии (Criminal Code Act 1995). По общему правилу юридическая ошибка не исключает ответственность, за исключением двух случаев: 1) иное прямо указано в законе; 2) ошибка исключает виновное отношение к тем или иным объективным обстоятельствам деяния, в отношении которых должна быть установлена вина (fault element). Кроме того, австралийский УК различает ошибку в законе (mistake or ignorance of statute law) и ошибку в подзаконном акте (mistake or ignorance of subordinate legislation). В последнем случае ошибка считается извинительной также в случае, если ко времени совершения деяния подзаконный акт не был доступен для публики или лиц, к которым он относится, и если при этом лицо не могло быть уверено в его содержании, даже если оно проявило для этого должное усердие. Сходное правило закреплено и в s. 2.04 (3) (a) Примерного уголовного кодекса США. Статья 15 Конституции РФ в решении этого вопроса более категорична: "Любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения".

<11> Например, текст закона недоступен обвиняемому, либо неясен и его значение не уточнено в судебной практике (тем самым этот текст противоречит конституционным требованиям "должной процедуры"), либо неправильно разъяснен властями. В целом для стран общего права характерно более осторожное и менее последовательное отношение к признанию значения юридической ошибки. Обширное и глубокое исследование вопроса о релевантности юридической ошибки в уголовном праве США проведено Г.А. Есаковым (Указ. соч. С. 91 - 102, 182 - 197, 243 - 249, 293 - 309, 355 - 360).


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 378; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!