Прощальное обращение к Оксфордскому университету

 

Показательно, что, хотя мне довелось занимать в этом университете две профессорские кафедры (с трудом примостившись на краешке), лекцию при вступлении в должность я так и не прочел. Теперь я опаздываю уже на 34 года. Когда меня избрали профессором в первый раз, я был слишком ошеломлен, чтобы сказать что–либо вразумительное (от этого чувства я так вполне и не избавился), а потом я прочел много обычных, предписанных уставом [1] лекций, так что официальное «вступление в должность» стало уже не вполне уместно. Ко второму разу моя неспособность к чтению лекций была уже хорошо известна, и доброжелатели постарались донести это до моего сведения (письменно и устно), так что я решил не демонстрировать лишний раз свой досадный недостаток. Хотя к тому времени запоздавшая инаугурационная лекция уже лет двадцать как не давала мне покоя, ничего интересного я так и не придумал.

Прошло еще четырнадцать лет, а сказать мне по–прежнему нечего. Вернее, мне не сказать ничего подобающего вступлению в должность, насколько я могу судить по тем речам, что мне довелось прочесть: их породили умы куда более оптимистично настроенные или более авторитетные и лучше знающие свое дело, чем я. Поставить точный диагноз и уверенной рукой выписать лекарство, очертить картину, дать емкое определение, поделиться планами и прогнозами — это все не по моей части. Я куда охотнее попробую выжать все возможное из одного–единственного предложения или рассмотреть круг значений одного–единственного слова, чем стану пытаться в рамках одной лекции охарактеризовать целый период или втиснуть обсуждение поэта в один абзац. Боюсь, что и сейчас я поступлю так, как привык.

Я подозреваю, что с тех пор, как минули золотые дни, когда английская филология не была организована и существовала в виде увлечения, а не ремесла, трудно было бы найти бóльшего дилетанта, которому «по странному стечению обстоятельств» выпало выполнять работу профессионала. На протяжении тридцати четырех лет я сочувствовал бедняге Коко [2], которого вытащили из окружной тюрьмы. Но у меня было перед ним одно преимущество. Его поставили рубить головы, чему он был совсем не рад. Филология входила в мои обязанности, и мне это очень нравилось. Она всегда меня занимала. Но у меня никогда не было касательно нее непоколебимых убеждений. Я не считаю, что она необходима для спасения души. Я не считаю, что ее надо насильно скармливать молодежи, как пилюлю, которая тем полезнее, чем отвратительнее на вкус.

Чтобы в тосканских рядах [3] не слишком ликовали, спешу уверить, что их товары мне тоже не кажутся необходимыми для спасения души; все они по большей части — лишь кустарные поделки. Мирок английского факультета сделал меня не менее, а куда более пристрастным.

Впрочем, «пристрастность» оставим тосканцам. Обращаясь к римлянам, защищающим свой город и прах своих отцов, я буду говорить об «убеждениях». Убеждениях в чем? В том, что филология не бывает отвратительной, разве что для людей с врожденными отклонениями или изуродованных в детстве. Я не считаю, что ею надо пичкать: в тех случаях, когда возникает такая необходимость, несчастные не должны ни учиться английской словесности, ни преподавать ее. Филология — основа гуманитарного образования; «мизология» [4] — дисквалифицирующий порок или болезнь.

Мне представляется, что этого порока и этой болезни лишены те, кого начитанность, мудрость и критический склад ума разными путями вознесли на высшие ступени, — в оксфордской школе таких достижений не так уж мало. Но раздаются и другие голоса, принадлежащие скорее недостойным потомкам, чем прародителям. Признаюсь, что временами в течение прошедших тридцати с чем–то лет они меня удручали, особенно голоса тех, кто, в определенной степени страдая мизологией, порицал то, что принято называть языком . Конечно, не потому, что у этих несчастных не хватало воображения для того, чтобы этим языком наслаждаться или знаний, чтобы о нем судить. Глупость достойна жалости. Во всяком случае, я на это надеюсь, будучи во многих отношениях человеком глупым. Но в глупости и косности надлежит смиренно признаваться, и я всегда огорчался тому, что некоторые профессионалы полагают собственную косность и невежество нормой, мерилом качества, и злился на то, что они стремятся навязать собственную ограниченность молодым умам, отвадить людей с филологическими наклонностями от их пристрастий и внушить тем, кому филология не интересна, что их изъян — печать принадлежности к некоему высшему классу.

Повторяю, я — дилетант. Это значит, что я пренебрегал отдельными разделами своей обширной области, отдавая предпочтение тем, которые нравятся лично мне. Но это значит также, что я попытался пробудить интерес, поделиться радостью , которую они мне дарят, не намекая при этом на то, что при изучении английской словесности больше не от чего получить ни настоящей пользы, ни настоящего удовольствия.

Мне приходилось слышать пренебрежительные отзывы о лингвистических исследованиях как о простом подсчете букв. Пусть знатоки фонологии и орфографии «корпят средь книг» [5]! Воистину так! Добавим к ним также специалистов по библиографии и книгопечатанию, еще более удаленных от живой человеческой речи, с которой начинается вся литература. В размышлениях над работой колбасной фабрики по производству литературоведов–бакалавров, я порой осмеливался полагать, что некоторые botuli  и farcimina [6] выходят не слишком вкусными или питательными, даже если они якобы принадлежат к сфере «литературы». Обращусь к более подобающему сравнению: на пути к двуглавой вершине Парнаса иногда встречаются долины весьма сумрачные. Если уж степень порой присуждается просто за блуждание по ним, безо всяких потуг на скалолазание, то остается только надеяться, что хотя бы один из пиков на миг блеснул на горизонте.

Я не хотел бы подробно останавливаться на «исследованиях» и «исследовательских степенях» в противовес обычным учебным программам — так называемой «аспирантуре», которая в последние годы расцвела пышным цветом на нашем, как теперь говорят, «гидропонном» отделении. Боюсь, что мне этот термин встречался только в научной фантастике, где подобным образом называлось выращивание растений без почвы на закрытых космических кораблях вдали от нашего мира.

Но все области науки и исследования, все великие Школы требуют человеческих жертв. Ведь их главная цель — не культура, и их научное применение не ограничено нуждами образования. Нет, они вырастают из жажды знаний, а жизнь их поддерживается теми, кто следует своей склонности или любопытству ради них самих, и даже не ради самосовершенствования. Если эти любовь и интерес иссякают, традиции грозит склероз.

Потому не следует сожалеть о месяцах или годах жизни, потраченных на удовлетворение мелкого любопытства, скажем, на изучение какогонибудь заурядного средневекового текста и его невнятного диалекта или какого–нибудь жалкого «современного» рифмоплетишки и его жизни (мрачной, убогой и милосердно короткой). Сожалеть не стоит, ЕСЛИ жертва принесена добровольно, ЕСЛИ она вдохновлялась искренним и непосредственным личным интересом.

В таком случае не может не волновать, когда необходимого вдохновения не наблюдается, когда тема или предмет «исследования» навязываются свыше или предлагается кандидату из чужого мешка с курьезами или является, по мнению комиссии, достаточным основанием для присвоения степени. Каким бы успехом эти методы ни пользовались в других областях, все же есть разница между добровольным вкладом многих смиренных строителей в созидание дома английской словесности и возведением пирамиды силами рабов–аспирантов.

Но, конечно, на деле все гораздо сложнее. Речь идет не просто о вырождении истинного интереса и энтузиазма и их превращении в «плановую экономику», при которой исследовательское время впихивается в стандартные шкурки и выдается в виде колбас, форма и размер которых оговорен нашей поваренной книжкой. Даже если бы такое описание системы было адекватным, я бы все равно поостерегся обвинять кого–либо в том, что ее создавали преднамеренно или полностью одобряют в нынешнем виде. Она возникла отчасти волей случая, а отчасти в результате накопившихся временных полумер. Система эта тщательно продумана, а на управление ею и на частичное устранение наносимого ущерба уходит много кропотливого и плохо оплачиваемого труда.

Налицо старая проблема и насущная необходимость, с которыми мы пытаемся справиться непригодными для этого средствами. Старая проблема — это отсутствие настоящей степени магистра искусств [7]. Насущная необходимость — утоление жажды знаний. Наше средство — это «исследовательская степень», на деле ограниченная еще более узкими рамками и только выигрывающая от этого ограничения.

Степень магистра искусств дается теперь за небольшое пожертвование университету и колледжу со стороны «аспиранта», и поделать с этим ничего нельзя. Но многие из лучших студентов — я имею в виду тех, кто занимался английской филологией из любви к ней, всецело или хотя бы отчасти, — хотят провести больше времени в университете: больше времени посвятить учению в заведении, где этот процесс (по крайней мере, теоретически) должен одобряться и поощряться. К тому же, эти студенты находятся в том возрасте, проходящем тем быстрее, чем меньше используются его возможности, когда знания легче усваиваются и лучше закрепляются в памяти, глубже осмысливаются и способствуют дальнейшему совершенствованию. Жаль, что зачастую последние годы, отведенные на рост и питание, проходят в преждевременных попытках добавить нечто к сокровищнице знания, в то время как ее огромные закрома почти непочаты. А если и початы, то как правило, исследователи уподобляются мышам, утаскивающим из неоткрытых мешков крупицы знания, чтобы состряпать свои жалкие диссертационные работки. Но увы! Обладатели пытливых умов не всегда обладают еще и туго набитыми кошельками. Степень необходима, чтобы получить доступ к финансам и для того, чтобы получить место в переполненном университете. А мы можем предложить только так называемую исследовательскую степень. Это, конечно, лучше, чем ничего. Многие потенциальные ученики неплохо справляются с небольшими исследованиями. Многие, пользуясь случаем, тратят большую часть времени на чтение по интересам, не обязательно связанное с их предполагаемой работой: то есть тайно и во вторую очередь делают то, что должны были бы делать открыто и свободно. Но не стоит хвалить систему за это побочное благо, которое достигается вопреки ей самой. Неправда, что чем способнее студент, чем свободнее он мыслит, тем проще подобрать ему тему или заставить его заняться «делом», удовлетворяющим приемную комиссию. В возрасте двадцати с лишним лет достойно и не выходя за требуемые рамки справиться с маленькой темой способен как будущий ученый, обуреваемый юношеской жаждой знаний, так и человек ограниченный и узко мыслящий.

Я всегда мечтал о реформе, которая изменила бы программу литературного бакалавриата и вознаграждала бы студентов не только за небольшое исследование, но и за самостоятельное чтение и труд, и присуждала бы альтернативную степень по результатам экзамена. Если бы это произошло, я бы покинул английский факультет с бóльшим удовлетворением. Признай сейчас факультет новую степень бакалавра философии (название для степени выбрано излишнее и неудачное), это было бы в моих глазах куда большим достижением, чем любая перелицовка программы «онорз» или «новый взгляд» на таковую.

Что касается моего собственного опыта, то я бы очень хотел иметь возможность руководить дальнейшим обучением тех, кому программа первых трех лет учебы открыла новые горизонты и чье любопытство она пробудила. Так бы я принес больше пользы за меньшее время , чем в процессе так называемого научного руководства работой аспирантов, которым еще необходимо освоить значительные территории и которые за время изнуряющего марша от первого курса до конца обучения оставили позади немало земель, которые лишь пограбили, а занять — не заняли.

Конечно, существуют и исключения. И мне они даже встречались. Мне посчастливилось общаться с весьма способными аспирантами–исследователями — их было больше, чем я заслужил своим неумелым научным руководством. Для многих из них научная работа мгновенно стала родной стихией. Но они — то самое исключение, что подтверждает правило. Это были исследователи от природы (существование которых я никогда не отрицал). Они знали, чем хотят заниматься и какую конкретно область разведывать. Они быстро овладевали новыми знаниями и систематизировали их, поскольку стремились именно к знанию: оно было неразрывно связано с удовлетворением научного любопытства, все занятия служили одной цели, и о простой зубрежке речи не шло.

 

Я сказал, что не собираюсь подробно останавливаться на организации научного исследования, но я уже посвятил ей больше времени, чем было бы уместно в данном случае. Прежде чем окончательно закрыть эту тему, мне следует упомянуть о нашем главном деле: курсе «файнал онорз». Эти темы взаимосвязаны. Мне представляется, что на курсе «онорз» благотворно отразится возможность получить более высокую, или по крайней мере следующую, степень через обучение, через овладение новыми аспектами английской филологии или более глубокое погружение в какие–либо из них. В двух словах: если более способные студенты, будущие ученые, должны будут сдавать третий экзамен, то укладывать четырехгодичный курс в программу второго экзамена, который сдается после двух с лишним лет подготовки, больше не понадобится[186].

Как бы то ни было, очевидно, что наш курс «онорз» переполнен, и реформы, вступающие в силу в следующем году, практически не изменили этого положения. Тому есть несколько причин. Прежде всего, касательно ситуации со степенью магистра искусств: в этой стране считается, что на развлечения с книжками в университете вполне достаточно трех лет, а четвертый год — уже непозволительная роскошь. В то время, как академическая vita сокращается, ars делается все длиннее и длиннее [8]. В нашем распоряжении тысяча двести лет зафиксированной английской литературы– долгая и непрерывная традиция. Разделить ее на части или пренебречь какой–либо из этих частей без потерь невозможно. Притязания великого девятнадцатого века скоро перекроются претензиями века двадцатого. Более того, к чести английской литературы и к вящему неудобству планирования курса, многие из самых ранних произведений написаны настолько ярко и талантливо, что достойны изучения ради них самих, независимо от их древности. Так называемая англосаксонская литература — не просто зерно, из которого выросла вся последующая литература, она сама уже в расцвете. Но при этом она остается зерном и обладает многими особенностями, которые до сих пор характерны для английской литературы, а потому знакомство с ней необходимо каждому, кто серьезно берется за изучение английского языка и словесности. До сих пор оксфордская школа всегда признавала эту потребность и старалась ее удовлетворить.

При таком разнообразии неизбежно расхождение интересов и профессиональных областей. Но положение не только не улучшается, а неизмеримо усугубляется благодаря двум мифическим демонам: «Лит.» и «Яз.». Я предпочитаю называть их именно так: слова «язык» и «литература», хоть мы нередко и употребляем их не к месту, все же не заслуживают такого унижения. Расхожий миф гласит, что «Яз.» вылупился из кукушкиного яйца, занял в гнезде слишком много места и теперь отнимает червяков у птенцов «Лит.». Некоторые, правда, считают, что кукушонок, который изо всех сил пытается выкинуть собрата из гнезда или подмять его под себя, — это как раз «Лит.» и есть; эта версия отчасти подтверждается историей нашей школы. Но оснований у обоих мифов маловато.

В более правдоподобном бестиарии «Яз.» и «Лит.» были бы сиамскими близнецами, Хайдом–Джекилом и Джекилом–Хайдом [9], неразрывно связанными с рождения, о двух головах, но с одним сердцем; их здоровье бы только выиграло, если бы они прекратили ссориться. Такая аллегория, по крайней мере, соответствует записи в нашем старом статуте: «Каждый кандидат должен продемонстрировать достаточные знания обоих разделов предмета, которым на экзамене уделяется равное внимание».

Названия «разделов» до сих пор присутствуют в официальном именовании нашей Школы: «Школа английского языка и литературы». Хотя в колонтитуле собрания экзаменационных статутов оно сокращается до «Английский язык и т. д.». Такой вариант мне всегда казался более справедливым, разве что «и т. д.» на мой взгляд — лишнее. Полное название представляется мне ошибочным, и последствия оно имело самые пагубные. Язык и литература оказываются «разделами» одного предмета. Все это было хорошо и даже справедливо, покуда «разделы» подразумевали, как и должно, аспекты и точки зрения, равноправные в рамках общего предмета, а потому не взаимоисключающие. Ни один из них не мог составлять частную сферу компетенции того или иного ученого или единственный предмет учебного курса.

Но увы! Где «разделы», там и раскол, там и «лагеря». Так и возникли два недовольных птенца–собрата «Лит.» и «Яз.», стремящиеся урвать как можно больше студенческого времени и не особенно интересующиеся мнением самих студентов.

Я стал членом Школы в 1912 году благодаря великодушию Эксетерколледжа к не оправдавшему надежды стипендиату. Если я чему–то и выучился, то не вовремя: вся моя работа с германскими языками приходится на период до «модерейшнз», а когда английский язык и его родня стали моей непосредственной специальностью, я тут же обратился к другим языкам, а именно к латыни и греческому. И не успел я вступить в лагерь «Яз.», как тут же проникся симпатией к «Лит.». Да, я, конечно, вступил в лагерь «Яз.», уже застав между ними зияющую пропасть, которая продолжала расширяться, насколько я помню, еще некоторое время. Когда я вернулся из Лидса в 1925 году [10], «МЫ» относилось уже не к тем, кто изучал или преподавал английскую словесность, а к сторонникам того или другого лагеря. «ОНИ» были врагами, коварство их не знало границ. Требовалась неусыпная бдительность, чтобы ОНИ не одолели НАС. А они, подлецы, именно это и сделали!

Если навесить ярлыки на оба раздела, то у каждого лагеря найдутся сторонники. Распри, конечно, зачастую очень даже забавны, особенно для личностей воинственных; но очевидно, что пользы от них в Оксфорде не больше, чем в Вероне [11]. Может быть, кое–кому и было скучно, когда вражда на долгое время утихла. Они, наверное, порадуются, если пламя возгорится снова. Но я надеюсь, что этого не произойдет. Этот огонь лучше бы и вовсе не зажигать.

К согласию могло бы привести правильное использование терминов. Хотя времени у меня осталось немного, я хотел бы упомянуть о злоупотреблении в нашей школе словами «язык» и «литература». На мой взгляд, изначальная формулировка «Школа английского языка и литературы» была ошибочной. Те, кому она дорога, обычно называют ее «Школой английского» или «Английской школой» — где, если мне будет позволено замечание в духе «Яз.», English — не прилагательное, а существительное. Достаточно простого названия: «Школа английского» [School of English ]. А на вопрос «Чего английского?» я отвечу, что на протяжении тысячи лет слово English , употребляемое как существительное, означало только одно: английский язык.

Если раскрыть название, то полностью оно будет звучать как «Школа английского языка». Такая формулировка с успехом применяется нашими коллегами, изучающими французский, итальянский и прочие языки. Чтобы меня не причислили к одному из лагерей, скажу, что я бы удовлетворился и «литературой», раз уж слово «словесность» устарело.

Считается, что изучение словесности на любом языке — занятие гуманитарное, но что латынь и греческий «гуманитарнее» других [12]. Однако стоит отметить, что первый раздел Школы гуманитарной словесности определяется как «греческий и латинский языки», и понимается под этим «подробное критическое изучение авторов… история античной литературы» (то есть «Лит.») «и сравнительное языкознание в приложении к греческому и латинскому языкам» (то есть «Яз.»).

Конечно, можно возразить, что английская словесность в англоязычном университете находится на особом положении. Предполагается, что английский язык является родным для студентов (хоть и не всегда в той литературной форме, которую одобрил бы мой предшественник). Им не приходится его изучать. Как сказал мне один почтенный (и спешу добавить, ныне покойный) профессор химии другого университета: «Не понимаю, зачем вам отделение английского языка: я и сам знаю английский, но я к тому же знаю и кое–что о химии».

Мне представляется ошибочным включать в официальное название слово «язык», подчеркивая тем самым особую роль отделения и указывая невеждам на их незнание. Язык здесь употребляется (подозреваю, что намеренно) в искусственно ограниченном, псевдотехническом смысле, отделяющем его от литературы . Это разделение ложно, равно как и такое использование слова «язык».

Истинное и естественное значение этого слова включает в себя «литературу», так же как и «литература» включает в себя язык литературных произведений. Изначально litteratura — «набор букв, алфавит»; это слово использовалось как эквивалент греческих grammatike и philologia . Означало оно изучение грамматики и лексики, а также критический анализ авторов (в основном их языка). Именно это оно и должно подразумевать. И хотя сейчас многие употребляют слово «литература» в узком смысле, в значении «произведения, имеющие художественный замысел или форму», не упоминая при этом ни grammatike , ни philologia , такая «литература» все равно принадлежит к сфере языка. Литература является, возможно, высшей формой или функцией языка; но при этом она остается языком. Можно исключить некоторые вспомогательные дисциплины, связанные с материальной формой, в которой сохранялись и распространялись литературные произведения: эпиграфику, палеографию, издательское и печатное дело. Ими как раз можно заниматься безотносительно содержания или смысла, и потому ни к языку, ни к литературе они не относятся, хотя и могут служить обоим.

Следовательно, название школы должно включать в себя что–то одно : либо язык , либо литературу . «Язык» — более широкое понятие и потому предпочтителен. Выбор «литературы» совершенно справедливо указал бы на то, что оксфордская школа филологии нацелена (в основном или исключительно) на изучение именно литературных текстов или текстов, проливающих свет на развитие литературного английского языка. Мы исключаем, таким образом, важные области языкознания. Мы не преподаем язык «в том виде, в котором на нем говорят и пишут в настоящее время», в отличие от факультетов, занимающихся другими современными языками. От наших студентов, в отличие от студентов–классиков, не требуется сочинять стихи или писать прозаические тексты на изучаемых древних языках.

Но как бы ни обстояло дело с названием факультета, больше всего мне бы хотелось, чтобы это злоупотребление словом «язык» в местном жаргоне прекратилось! Оно подразумевает — и намеренно используется в таком значении, — что некоторые аспекты знаний об авторах и средствах выражения не являются важными и «литературными», что они интересны только чудакам, но никак не умам развитым и чутким. Столь же неверно это слово прилагается и ко времени. На местном наречии оно означает средневековье и предшествующий период. Так, вся древне–и среднеанглийская литература, какой бы художественной или исторической ценностью она ни обладала, называется «языком». Единственное исключение — это, конечно, Чосер [13]. Его поэтический дар слишком очевиден, а статус — слишком высок. Но при этом забывается, что именно благодаря языку (или филологии) могли выясниться два факта первостепенной литературной значимости: во–первых, что Чосер был не неловким учеником, а мастером метрической техники; и во–вторых, что он был не «родоначальником», но продолжателем и срединной точкой традиции. Я не говорю уже о том, что бóльшая часть его словаря и выражений спасены от непонимания или забвения именно трудами языка . Но главное логово Языка (уже превратившегося в пугало «Яз.») скрыто, конечно, в первобытной тьме «англосаксонского», или «полусаксонского» [14]. И — о ужас! — он иногда выбирается, подобно Гренделю, из своих болот и нападает на «литературные» пастбища. У него даже есть собственные теории относительно рифм и иносказаний!

Эта картина, конечно, абсурдна. Она порождена невежеством и предрассудками, путающими три совершенно разных понятия. Два из них не привязаны к какому–либо периоду или одному из лагерей, а третье хоть и требует, как и другие области английской филологии, пристального внимания специалистов, но также не связано с конкретным периодом и не является ни темным, ни средневековым, ни современным — но универсальным.

Первое — это лингвистическое внимание и усилия, необходимые для осознанного чтения любых текстов, даже написанных на так называемом современном английском. Чем дальше мы продвигаемся назад во времени, тем больше требуется таких усилий и тем труднее становится по достоинству оценить талант, мысли, чувства и аллюзии автора. Трудности достигают апогея в «англосаксонском», который стал уже почти иностранным языком. Но такое изучение языка, с тем чтобы лучше понять исторические или литературные тексты и получить от их чтения удовольствие, является «Язом», врагом литературы, не в большей степени, чем, скажем, попытка чтения Вергилия или Данте на их родных языках. Осмелюсь утверждать, что хотя бы некоторое развитие такого рода навыков необходимо на факультете, занимающемся изучением литературы, для понимания которой (по мнению ленивых и невосприимчивых) достаточно всего лишь владеть современной разговорной речью.

Второе — это собственно «техническая» филология и история языка. Но она не ограничена рамками какого–то одного периода и занимается всеми аспектами устной и письменной речи любого времени: как безграмотным коверканием современного английского, так и высоким стилем тысячелетней давности. Возможно, она слишком «специальна», как и все области нашего знания, но она прекрасно совмещается с любовью к литературе, а освоение некоторых «технических» приемов не притупит ни критического, ни литературного чутья. Интерес к «звукам», к доступной слуху структуре слова эта наука разделяет с поэтами. Это основной аспект языка и языкознания: необходимо знать звуки, чтобы говорить, а буквы — чтобы писать. И если филологический метод чаще применяется к более древним периодам, происходит это потому, что любое историческое исследование должно начинаться с самых ранних доступных источников. Но есть и другая причина, которая подводит нас к третьему понятию.

Третье — это использование результатов исследования, не обязательно «литературного», для других целей, связанных с литературой. Техническая филология может служить для нужд текстологии и литературоведения применительно к любому отрезку времени. Если она чаще прилагается к более древним периодам, если ученые, занимающиеся этими периодами, чаще прибегают к ее услугам, происходит это потому, что именно Филология спасла сохранившиеся памятники от забвения и непонимания и подарила любителям поэзии и истории фрагменты благородного прошлого, которые без нее навеки канули бы во тьму. Но она способна спасти немало ценного и из менее далекого прошлого, чем древнеанглийский период. Странно, что многие считают использование таких данных чем–то неподобающим для «литературы», в отличие от данных других дисциплин, не связанных непосредственно с литературой или литературоведением: не только столь обширных областей, как история искусства, философии и религии, но и более специальных, например, библиографии. Что ближе стихотворению: его метрика или бумага, на которой оно напечатано? Что лучше поможет вернуть к жизни поэзию, риторику, драматическую речь или простую прозу: некоторое знание языка и даже произношения данного периода или знание типографских особенностей издания?

Средневековая орфография остается скучным разделом «Яза». Написание слов у Мильтона, похоже, теперь стало частью «Лит.». Этому почти целиком посвящено предисловие к изданию его поэм в серии «Everyman», которое рекомендуется студентам для Предварительного экзамена. Но даже если не все те, кто занимается этим аспектом изучения Мильтона, профессионально разбираются в истории английской орфографии и произношения, исследование взаимосвязи написания слов и метрики остается в ведении «Яза», даже если оно используется для нужд литературо ведения.

Некоторые подразделения факультету необходимы, ведь овладеть всей историей английской словесности трудно даже самому увлеченному и чуткому долгожителю. Но разделение должно проходить не между «Лит.» и «Яз.», взаимоисключая их, а по периодам. Все филологи должны в одинаковой степени принадлежать и к «Яз.» и к «Лит.» в рамках того периода, по которому они специализируются, быть одновременно лингвистами и литературоведами. В наших Правилах сказано, что от всех студентов, сдающих экзамены по английской литературе любого периода (от «Беовульфа» до 1900 года) «требуется продемонстрировать знание английской истории, достаточное для успешного изучения избранных ими авторов и периодов». То же, надо полагать, требуется и от преподавателей. Но если история Англии, предмет безусловно полезный, но не столь близкий, считается необходимой, то почему же таковой не считается история английского языка?

Вне всякого сомнения, эту точку зрения стали чаще, чем раньше, разделять представители обеих сторон. Но в умах все еще царит неразбериха. Обратимся на минуту к Чосеру, «старому» поэту с оспариваемой территории. Еще не так давно на этой земле между увитыми колючей проволокой рубежами «Яз.» и «Лит.» звенели мечи и секиры. В бытность молодым и полным энтузиазма экзаменатором я предложил своим коллегам–литературоведам помощь (они постоянно жаловались на свою тяжкую ношу): провести экзамен и проверить работы по Чосеру [15]. Меня поразило, с какой яростью и враждебностью мне отказали. Мои руки были запятнаны: я был «Яз.».

Враждебность ныне, к счастью, улеглась; на позициях, разделенных колючей проволокой, иногда даже наблюдается братание. Но во времена вражды, согласно утвержденной в начале тридцатых годов программе (которая в общих чертах сохранилась до сих пор), по Чосеру и его основным современникам требовалось сдавать два экзамена. «Лит.» не мог потерпеть, чтобы поэта касались грязные лапы «Яза». «Яз.» не мог примириться с жалкой поверхностностью экзамена «Лит.». Но теперь, после новой реформы или небольшой поправки, что вступит в силу в следующем году, по Чосеру вновь надо писать одну общую работу. Я мог бы сказать, что это совершенно справедливо. Но что же мы видим? «От кандидатов, избравших курсы I и II[187], возможно, потребуется ответить на вопросы по языку»!

Итак, наш злополучный жаргон теперь увековечен в печати. Не «язык Чосера» или «их язык», даже не «язык периода», а просто «язык». Во имя всей науки, поэзии, во имя здравомыслия скажите: что это может означать? На языке, достойном официальных документов Оксфордского университета, это должно значить, что на экзамене, проверяющем знание великой поэзии четырнадцатого века, в рамках общего предмета «английская литература» могут быть заданы вопросы, относящиеся к общему языкознанию, независимо от места и периода. Но это — сущее безумие, так что приходится думать, что имеется в виду нечто другое.

Каких же таких вопросов кандидатам, избравшим курс III, даже касаться не стоит? Разве порочно поинтересоваться на письменном или устном экзамене, что именно означает данное слово, форма или выражение у Чосера? Разве тонкие литературные умы могут пренебречь метрикой и стихосложением? Неужто за войлочные стены курса III не должно проникать ничто имеющее отношение к чосеровским средствам выражения? Если так, то почему бы не добавить, что только кандидатам, избравшим курсы I и II, могут быть заданы вопросы, касающиеся истории, политики, астрономии, религии?

Логическим следствием такого отношения, его единственным рациональным проявлением, было бы следующее: «От курсов I и II может потребоваться знание Чосера в оригинале, курс III может пользоваться переводом на современный английский». Но если в таком переводе, что вполне возможно, будут встречаться ошибки, упоминать о них нельзя . Ведь это уже был бы «язык»!

Не так давно меня несколько раз просили оправдать этот «язык»: объяснить, я полагаю, зачем он вообще нужен и какая от него польза. Как будто я своего рода маг, носитель сакрального знания, владелец секретного рецепта, которым я никак не хочу делиться. Для сравнения, разве это не то же самое, что спрашивать астронома, что он нашел в математике? Или спрашивать теолога, для чего нужно текстологическое исследование Священного Писания? В одной притче Эндрю Лэнга миссионер атаковал критика с вопросом: «Знал ли апостол Павел греческий?» Некоторые члены нашего факультета спросили бы, вероятно: «Знал ли апостол Павел язык?»

Я вызова не принял. Я не ответил, потому что вежливого ответа придумать просто не сумел. Но я мог бы сказать так: «Если вы не знакомы с «языком», выучите хоть какой–нибудь — или попытайтесь выучить. Вам давно бы следовало это сделать. Никакого тайного знания тут нет. Грамматика открыта любому (разумному человеку), хотя до усеянной звездами грамматики[188] дорастают не все. Если вы неспособны к учению или если оно вам не по вкусу, тогда молчите. Вы как глухой на концерте. Продолжайте писать биографию композитора и забудьте о шуме, который он производит!»

Я сказал достаточно, вероятно, более, чем достаточно для данного случая. Пора мне наконец сойти с кафедры. У меня не получилось apologia pro consulatu meo [16], но это вряд ли вообще возможно. Наверное, лучшее, что мне удалось сделать, — это уйти и передать кафедру избранному ее занимать Норману Дэвису [17]. Он уже знаком с таким сиденьем и знает, что в набивке удобных подушек, которыми, говорят, украшены профессорские троны, скрывается множество шипов. Их он тоже унаследует, вместе с моим благословением.

Если учесть, в каком долгу Мертон–Колледж и оксфордская школа английской филологии перед Антиподами, перед Южным полушарием, особенно перед учеными из Австралии и Новой Зеландии, представляется только справедливым, что один из них займет теперь оксфордскую английскую кафедру. На самом деле справедливость должна была восторжествовать еще в 1925 году [18]. Под Южным Крестом есть, конечно, и другие страны. В одной из них я родился, хотя я и не претендую на звание ученейшего из тех, что прибыли сюда с дальней оконечности Черного континента [19]. Но я унаследовал инстинктивную ненависть к апартеиду: и более всего мне ненавистно разделение или сегрегация Языка и Литературы. И мне безразлично, какая сторона кажется вам Белой.

Но прежде чем сделать последний шаг — надеюсь, что не в роли осужденного преступника, как подразумевает это выражение, — я не могу не вспомнить наиболее важные моменты моего академического прошлого. Огромный письменный стол Джо Райта [20] (за которым я сидел в одиночестве и овладевал началами греческой филологии под взглядом мерцающих во мраке очков по ту сторону стола). Доброта Уильяма Крейги [21] к безработному солдату в 1918 году. Великая честь застать хотя бы закат дней Генри Брэдли [22]. Первая встреча с уникальной и властной личностью — Чарльзом Талбутом Анионсом [23], бросавшим мрачные взгляды на зеленого новичка в Словарном кабинете (где я сражался с примерами для статей WAG, WALRUS и WAMPUM). Я работал под началом великодушного Джорджа Гордона [24] в Лидсе. Я видел, как Генри Сесил Уайлд [25] сломал стол в кафе «Кадена», с чувством изображая, как поют «Калевалу» финские сказители. Конечно, есть много других моментов, о которых я не упомянул — но и не забыл, и множество других мужчин и женщин, занимавшихся Studium Anglicanum [26]: кто–то умер, кто–то увенчан славой и почетом, кто–то ушел на покой, кто–то уехал, многие еще совсем молоды и их присутствие еще весьма ощутимо — но все они (или почти все: так будет честнее), почти все они очень мне дороги.

Теперь, когда я с пониманием окидываю взглядом это почтенное учреждение, когда я сам стал fród in ferðe [189], я могу позволить себе воскликнуть:

 

Hwǽr cwóm mearh, hwǽr cwóm mago? Hwǽr cwóm máððumgyfa?  

Hwǽr cwóm symbla gesetu? Hwǽr sindon seledréamas?  

Éalá, beorht bune! Éalá, byrnwiga!  

Éalá, þéodnes þrym! Hú seo þrág gewát,  

genáp under niht–helm, swá heo nó wǽre!

(Где теперь конь, где юный всадник? Где даритель сокровищ?

Где пиршественные скамьи? Где радостный шум зала? О яркая чаша!

О рыцарь и его доспехи! О слава короля! Как сгинул тот час, темный

в ночную тень, как будто его и не бывало!)

 

Но это — «Язык».

 

Ai! laurië lantar lassi súrinen!  

Yéni únótimë ve rámar aldaron!  

Yéni ve lintë yuldar vánier — [190]

Sí man i yulma nin enquantuva?

(Увы! Как золото, падают листья под ветром!

Бессчетны годы, как крылья деревьев!

Годы прошли, как быстрые глотки вина —

Кто теперь вновь наполнит для меня кубок?)

 

Но это «Бессмыслица».

В 1925 году, когда меня неожиданно избрали на англосаксонский stól [27], я мог бы добавить:

 

Nearon nú cyningas ne cáseras  

ne goldgiefan swylce iú wǽron! [191]

(Нет теперь ни королей, ни императоров, ни покровителей, одаривающих золотом, какие были встарь!)

 

Но тут перед моим взором (наяву либо в воображении) встают те, кого я мог бы назвать своими дорогими учениками [28]: те, кто многому меня научил (не в последнюю очередь trawþe , то есть верности), кто овладел знанием, которого сам я так и не достиг. Здесь я вижу многих ученых, более чем по праву пришедших мне на смену, и я с радостью понимаю, что duguð еще не пала у стены, и dréam все еще звучит в зале[192].

 

Комментарии

 

«Беовульф»: чудовища и критики  

 

 

«Beowulf»: the Monsters and the Critics

 

Лекция «“Беовульф”: чудовища и критики» была прочитана Толкином в 1936 году в Британской Академии в рамках серии лекций, посвященных памяти сэра Израэля Голланца (Sir Israel Gollancz Memorial Lectures ) — английского филолога, специалиста по древне–и среднеанглийской литературе и палеографии, одного из основателей Британской Академии. Толкиновская лекция имела огромный успех и была вскоре опубликована (Proceedings of the British Academy , XXII, 1936, pp. 245–295). Как показывает анализ черновиков лекции, опубликованных Майклом Драутом в книге «Беовульф и критики» (Beowulf and the Critics ), Толкин существенно смягчил первоначальный вариант эссе, в котором нападки на конкретных исследователей были значительно резче. Привлекая внимание литературоведов к центральным темам и образам поэмы, призывая наконец взглянуть на нее как на великолепное творение далекой от нас эпохи, «помещая важные вещи в центр, где им и место, а неважные — на периферию», Толкин в значительной степени предопределил дальнейшее развитие беовульфианы. Возможно, ему не понравилась бы растущая популярность легковесных литературоведческих работ, на разные лады интерпретирующих «непреходящую ценность» и «творческое своеобразие» «Беовульфа», но в свое время его статья оказалась толчком в нужном направлении. Тем не менее, неверно было бы предположить, что исследователи «Беовульфа» до Толкина занимались исключительно копанием в исторической пыли. Конец XIX и начало XX века — это время, когда древнеанглийская литература стала предметом по–настоящему серьезных и глубоких исследований. К этому периоду принадлежат труды У. П. Кера, Р. У. Чемберса, Ф. Клэбера, А. Хойслера и многих других англосаксонистов. Толкиновское эссе стало одной из самых цитируемых критических работ о «Беовульфе», «программным» текстом, необходимым для подготовки к экзаменам. Неизбежным результатом такой популярности явилось сведение его к набору наиболее броских цитат, недостаточное понимание аллюзий и иронических пассажей, а также устало–пренебрежительное отношение со стороны студентов. В последнее время часто звучат голоса, объявляющие «Чудовищ и критиков» устаревшими. Отчасти это верно: за семьдесят лет в литературоведении и медиевистике появились новые направления и теории, а многие толкиновские идеи стали «общим местом». Тем не менее, свежий взгляд на это эссе так же необходим, как и свежий взгляд на «Беовульфа» — на момент написания работы. Внимательное чтение статьи вознаградит как ценителей древнеанглийской поэзии, так и любителей произведений самого Толкина, для которых «Чудовища и критики» должны занять место наряду с его письмами как прекрасный образец толкиновского стиля, а также как пример его блестящего владения своим предметом и искреннего восхищения им.

Необходимо оговорить также некоторые проблемы, связанные с переводом английской научной терминологии. Выражения literary critic и literary criticism в английском языке означают, соответственно, литературоведа и литературоведение, в то время как термин «критик» в русском языке означает скорее автора литературных обозрений, рецензента. В то же время, Толкин часто обыгрывает как значение «литературовед», так и значение «человек, подвергающий что–либо осуждению», — поэтому в некоторых случаях, включая название статьи, термин «критик» был сохранен в переводе. Кроме того, в этой и других статьях, опубликованных в настоящем сборнике, фигурирует слово philology , существующее в современном английском языке не столько в значении науки, объединяющей литературоведение и лингвистику, сколько в значении текстологии и истории языка, проливающих свет на смысл литературного произведения. Толкин часто апеллирует к разным аспектам значения этого слова, не всегда очевидным для русского читателя, для которого «филология» — нейтральное название гуманитарной дисциплины. В связи с этим в переводе наряду с «филологией» иногда используется и термин «история языка».

 

1. Освальд Кокейн (Oswald Cockayne), 1809 — 1873, — издатель ранних английских текстов. Был известен привычкой выражать свое мнение весьма недвусмысленно и резко. «Он был исполнен благих намерений, но лишен такта; любовь к языку двигала его жизнью, но в конце концов жизнь его была разрушена несдержанностью его собственного языка» (Oxford Dictionary of National Biography ). Нападкам на Джозефа Босворта посвящена первая глава книги Кокейна «Святилище: собрание записок о скучных предметах», в которой он критикует увлечение Босворта новомодной сравнительной филологией и советует убрать имя Оксфорда с заглавия словаря Босворта (см. Tolkien J.R.R. Beowulf and the Critics , ed. by M. Drout, Temple AZ, 2002, p. 148).

2. Джозеф Босворт (Joseph Bosworth), 1787 — 1876, — один из самых значительных ранних английских филологов, автор «Словаря англосаксонского языка», который (с доработками Т. Толлера) до сих пор является самым полным подобным словарем: новая электронная версия пока находится в разработке.

3. Ролинсоновский профессор англосаксонского языка (Rawlinsonian Professor of Anglo–Saxon) — профессорская должность в Оксфорде, учреждена в 1755 году на пожертвование, оговоренное в завещании Ричарда Ролинсона, богатого антиквария и коллекционера. В 1860 году Джозеф Босворт присовокупил к данному фонду еще и свой вклад (Босворт сам занимал кафедру Ролинсона в 1858 году), а к названию должности прибавил свое имя. Толкин занимал должность профессора Ролинсона и Босворта с 1925 по 1945 гг.

4. «Песнь о Беовульфе» — в оригинале The Beowulf . В английском языке названия художественных произведений часто принято сопровождать определенным артиклем, хотя это правило и не является обязательным. Артикль придает названию официальность и даже педантичность, над чем и подшучивает Толкин.

5. swich a lewed mannes wit to pace the wisdom of an heep of lerned men — «умом такого неуча измерить мудрость толпы ученых мужей», слегка видо измененная цитата из Общего пролога к «Кентерберийским рассказам» Джеффри Чосера, строки 574–575. Эти строки относятся к описанию Судейского Эконома, управляющего делами ученых лондонских судей.

6. Хамфри Уонли (Humfrey Wanley), 1672 — 1726, — палеограф и библиотекарь, проделавший титанический труд по созданию первых каталогов древне–и среднеанглийских рукописей. Наиболее известны его каталоги в Бодлеанской библиотеке в Оксфорде, а также каталог коллекции рукописей Харли, сейчас хранящихся в Британской библиотеке. Уонли считается величайшим из английских палеографов.

7. Poeseos Anglo–Saxonicæ egregium exemplum — великий образец англосаксонской поэзии (лат.).

8. Лаография — изучение фольклора (от греч. λάος — ‘народ’).

9. Грим Йоунссон Торкелин (Grímur Jónsson Thorkelin), 1752 — 1829, — исландский и датский ученый, архивист и собиратель рукописей. Провел несколько лет в Англии, отыскивая манускрипты, имеющие отношение к истории Дании. В 1815 году издал свой список с рукописи «Беовульфа». Этот список имеет огромное значение для исследователей: в 1731 году рукопись сильно пострадала при пожаре Коттонского собрания, и во времена Торкелина прочесть по краям обгоревших страниц можно было больше, чем сейчас. Издание Торкелина было первым изданием поэмы и называлось De Danorum Rebus Gestis… poema («Поэма… о деяниях данов»).

 

10. Арчибальд Стронг (Archibald Strong), 1876 — 1930, — специалист по истории английского языка и античной литературе, преподававший в Мельбурне и Аделаиде, автор стихотворного перевода «Беовульфа» на современный английский язык.

11. Корнелий Тацит (Cornelius Tacitus), ок. 55 — ок. 117 гг. н. э., — один из крупнейших римских историков. Его трактат «О происхождении германцев и местоположении Германии» (De origine, moribus ac situ Germanorum ) является важнейшим источником сведений о германских племенах I века н. э., их обычаях и верованиях.

12. Биргер Нерман (Birger Nerman), 1888 — 1971, — известный шведский археолог, профессор Тартуского университета и директор Исторического музея в Стокгольме. Рассматривал древнегерманские археологические находки в свете древнескандинавской и древнеанглийской литературы.

13. Хигелак — в «Беовульфе» король гаутов (геатов) и дядя Беовульфа. Уже на ранних стадиях изучения поэмы было отмечено, что имя «Хигелак» соответствует упоминающемуся в «Истории франков» Григория Турского королю данов Хлохилаику (Chlochilaicus). Другие франкские источники также упоминают о Хигелаке и его походе во Фризию в 516 году, закончившемся полным разгромом и гибелью короля. Согласно поэме, Беовульф сопровождал дядю в этом походе и единственный спасся. Возвращаясь в Гаутланд (Южная Швеция), он переплыл проливы, неся на себе доспехи 30 человек.

14. «Сумма теологии» (Summa Theologica ) — важнейший из трудов средневекового философа и богослова Фомы Аквинского, написанный в период между 1265 и 1272 гг. Изначально задуманная как учебник для студентов, книга представляет собой подробнейшее изложение христианской доктрины в форме более 10 000 утверждений и ответов на них.

15. Майкл Драут (Beowulf and the Critics , pp. 150–151) приводит близкий отрывок из эссе Мэтью Арнольда о кельтской литературе, цитируемый У. П. Кером в «Темных веках»:

 

Первое, что поражает читателя «Мабиногиона», — то, сколь очевидно средневековый сказитель предает разграблению древность, тайна которой ему не вполне внятна; он подобен крестьянину, строящему свою лачугу на руинах Галикарнаса или Эфеса; он строит, но строение его сложено из материала, история которого ему неведома или ведома лишь в виде смутной традиции — камни «не такового устроения», но более древней архитектуры, более высокой, искусной, более великолепной. (Ker, Dark Ages , p. 59; Matthew Arnold, «On the Study of Celtic Literature» in Lectures and Essays in Criticism , ed. R. H. Super, 1962, p. 322).

 

16. В средние века «Илиада» и «Одиссея» Гомера не имели такого статуса, как в наши дни. Греческие тексты в оригинале читали лишь немногие, а сюжеты были известны в пересказах римских и раннесредневековых авторов. Титул величайшего эпического поэта на протяжении всего Средневековья неоспоримо принадлежал Вергилию, статус которого поддерживала и церковь в связи с распространенным мнением о том, что Вергилий предсказал явление Христа в IV эклоге «Буколик». На Вергилия ориентировались практически все авторы среднеанглийских эпических поэм XIII — XV веков. Существует мнение, что Вергилий оказал влияние также и на «Беовульфа». «Энеиду» действительно читали и изучали в англосаксонских монастырях, и она могла быть известна поэту.

17. Джон Эрль (John Earle), 1824 — 1903, — профессор англосаксонского языка в Оксфорде, предшественник Босворта, превративший кафедру из прибежища полусерьезных увлечений в настоящую научную школу. Автор многочисленных изданий текстов и публикаций по истории английского языка, в том числе прозаического перевода «Беовульфа», о котором Толкин не слишком лестно отзывается в «Предисловии к переводу “Беовульфа”» (стр. 53).

18. Ричи Гирван (Ritchie Girvan) — современник Толкина, шотландский филолог, занимавшийся устным и письменным происхождением «Беовульфа». Известен книгой «“Беовульф” и VII век: язык и содержание» (Beowulf and the Seventh Century: Language and Content ).

19. Антикварами (antiquarians) в XIX и начале XX века назывались любители и собиратели любых древностей — от мебели и рукописей до собственно древних текстов.

20. Этот абзац отсылает читателя к стихотворению Льюиса Кэррола «Jabberwocky» (в переводе Д. Г. Орловской — «Бармаглот») из «Алисы в Стране Чудес». В частности, имеются в виду следующие строфы:

 

 

He took his vorpal sword in hand:	Но взял он меч, и взял он щит,
Long time the manxome foe he sought —	Высоких полон дум.
So rested he by the Tumtum tree,	В глущобу путь его лежит
And stood awhile in thought.	Под дерево Тумтум.
And, as in uffish thought he stood,	Он стал под дерево и ждет,
The Jabberwock, with eyes of flame,	И вдруг граахнул гром —
Came whiffling through the tulgey wood,	Летит ужасный Бармаглот
And burbled as it came!	И пылкает огнем!

21. Уильям Пэтон Кер (William Paton Ker), 1855 — 1923, — один из величайших английских литературоведов, известный своими энциклопедическими знаниями. Кер занимал кафедру профессора английского языка и литературы в лондонском Юниверсити–Колледже, одновременно являясь членом одного из наиболее престижных оксфордских колледжей — ОллСоулз. Кер был любителем водных и горных походов. Он скончался от сердечного приступа на горе Пиццо Бьянко в итальянских Альпах и был похоронен в близлежащей деревне. Основные труды Кера, цитируемые Толкином, — это «Эпос и роман» (Epic and Romance , 1897) — всеобъемлющее исследование европейской эпической литературы от античности до Чосера, и «Темные века» (The Dark Ages , 1904) — подробный анализ литературы Средневековья.

22. ellor gehworfen on Frean wære — «прочь отправился под защиту Господа» (др. англ.). Эта толкиновская фраза напоминает строки «Беовульфа», описывающие похожими словами смерть и погребение Скильда Скевинга.

23. Рэймонд Уилсон Чемберс (Raymond Wilson Chambers), 1874 — 1942, — один из самых влиятельных англосаксонистов первой половины XX века, преемник У.П. Кера на посту профессора английского языка и литературы в лондонском Юниверсити–Колледже, автор ряда работ по древнеанглий ской и среднеанглийской поэзии — от «Беовульфа» и «Видсида» до Чосера, Лэнгленда и Томаса Мора. Чемберс известен также своим изданием «Беовульфа» (переработанное издание А. Дж. Уайетта). В 1925 году ему предложили оксфордский пост профессора англосаксонского языка Ролинсона — Босворта. Чемберс отказался, и кафедра досталась Толкину. Несмотря на критику в свой адрес, Чемберс восторженно отзывался о статье «Чудовища и критики» и требовал ее скорейшей публикации (см. Beo wulf and the Critics , p. 4).

24. «Видсид» — древнеанглийское стихотворение длиной в 144 строки. Сохранилось в так называемой «Эксетерской книге», записанной в X веке, однако восходит к VI или VII веку. «Видсид» представляет собой собрание сведений о Европе «героической эпохи», т. е. первой половины первого тысячелетия. Поэма состоит из трех списков (тул), перечисляющих королей, народы и германских героев. В «Видсиде» содержится первое упоминание о викингах  (wicinga cynn ).

25. Ингельд , сын Фроды, — упоминающийся в «Беовульфе» и других германских легендах король племени хадобардов. Чтобы положить конец вражде между данами и хадобардами, в ходе которой был убит король Фрода (он же легендарный Фроди Саксона Грамматика и «Младшей Эдды»), Хродгар отдал свою дочь Фреавару замуж за сына Фроды Ингельда. Но это не помогло: вскоре хадобарды вновь вторглись во владения Хродгара и были разбиты. Но в этой войне сгорел великий зал Хеорот, что неоднократно предсказывается в «Беовульфе». Об Ингельде см. также «О волшебных сказках», стр. 127.

26. Скильдинги — легендарная династия датских королей, ведущая начало от мифического короля Скильда Скевинга (Scyld Scefing ), о котором говорится в начале поэмы. Древнеанглийским Скильдингам (Scyldingas ) соответствуют скандинавские Скьёльдунги (Skjöldungar ), упоминающиеся в «Деяниях данов» Саксона Грамматика и в сагах. Имя Скильда встречается в генеалогиях английских и скандинавских королей в «Англосаксонской хронике», «Младшей Эдде», в «Деяниях английских королей» Уильяма Мальмсберийского и т. д. Отцом Скильда (чье имя означает «щит») был Скев (Scef , «сноп»), «король Шив» (King Sheave ), о котором см. прозу и стихи Толкина в V и IX томах «Истории Средиземья».

27. «Целая пустошь драконов» (A wilderness of dragons) — отсылка к фразе Шейлока из трагедии Шекспира «Венецианский купец»: «I would not have given it for a wilderness of monkies!» (в пер. Вейнберга: «Я не отдал бы этого кольца за целый лес обезьян!»). Как отмечает Т. Шиппи в «Дороге в Средиземье», эта фраза синтаксически двусмысленна: она одновременно означает и саму пустошь, место обитания драконов, и «огромное количество, тьму» (Shippey, T. The Road to Middle–Earth , Allen&Unwin, 1982, p. 20).

28. ‘Yea, a desserte of lapwyngs, a shrewednes of apes, a raffull of knaues, and a gagle of gees’ — «Да, выводок (букв. “пустошь”) чибисов, группа (букв. “хитрость”) обезьян, сброд мошенников и стая (букв. “гогот”) гусей». Цитата из среднеанглийской «Книги из Сент–Олбанса», напечатанной в 1486 году и состоящей из трех трактатов об охоте и геральдике. Эта книга приписывается Джулиане Бернерс, настоятельнице женского монастыря Сопвелл, расположенного недалеко от Сент–Олбанса. Описания групп животных из «Книги из Сент–Олбанса» часто приводятся в качестве раннего примера переносного использования собирательных существительных в английском языке.

29. Мировой Змей (Miðgarðsormr ) — в скандинавской мифологии опоясывающий мир змей, сын Локи и великанши Ангрбоды. «От нее родилось у Локи трое детей. Первый сын — Фенрир Волк, другой — Ёрмунганд, он же Мировой Змей, а дочь — Хель. … И послал богов Всеотец взять тех детей и привести к нему. И когда они пришли к нему, бросил он того Змея в глубокое море, всю землю окружающее, и так вырос Змей, что посреди моря лежа, всю землю опоясал и кусает себя за хвост» («Младшая Эдда», Видение Гюльви, 34). Согласно «Прорицанию вёльвы», во время Рагнарёка Мировой Змей вылезет из моря на берег, творя разрушение, и будет убит Тором, который сам тоже погибнет от змеиного яда.

30. Фафнир — в древнегерманских сказаниях сын Хрейдмара, вместе со своим братом Регином убивший отца, чтобы завладеть золотым кладом. Фафнир принял образ дракона и стал хранителем золота, которому было суждено нести гибель тому, кто им владеет. По наущению Регина убит героем Сигурдом. Об убийстве Фафнира рассказывается, в частности, в древнеисландской «Старшей Эдде» и «Младшей Эдде», а также в «Саге о Вёльсунгах». Вёльсунгами (по имени прародителя — короля Вёльса, или Вёльсунга) назывался род Сигурда, величайшего германского героя. Этому древнеисландскому имени соответствует древнеанглийская форма Wælsing  (Вэльсинг ), использующаяся в «Беовульфе» (строки 867–897). Интересно, что в древнеанглийской поэме убийцей Фафнира называется не Сигурд, а его отец Сигемунд (Сигмунд) — возможно, здесь отразился более ранний вариант сюжета.

31. «Сказка о Джеке и бобовом стебле» — английская сказка об удачливом сыне бедной вдовы, вырастившем у себя в саду волшебный бобовый стебель, по которому он смог забраться за облака и украсть у злого людоеда его сокровища.

32. Кюневульф (Cynewulf) — англосаксонский поэт, живший в IX веке в Нортумбрии или Мерсии. Достоверных сведений о нем не сохранилось. Имя Кюневульфа известно нам благодаря тому, что он оставил свою руническую подпись в четырех древнеанглийских христианских поэмах: «Елена» и «Судьбы апостолов» (из «Верчелльской книги») и «Вознесение» и «Юлиана» (из «Эксетерской книги»).

33. «Андрей» (Andreas ) — древнеанглийская поэма об апостоле Андрее, дошедшая до нас в единственной рукописи — «Верчелльской книге». Поэма повествует о том, как Андрей спасает апостола Матфея из плена дикарейэфиопов, называемых также «мермедонцами». Сюжет заимствован автором из латинского жития св. Андрея, но стиль и образы поэмы роднят ее с древнеанглийской героической поэзией, в особенности с «Беовульфом».

34. «Гутлак» — см. комментарий 48 к статье «Английский и валлийский». Здесь имеется в виду поэма, называемая «Гутлак В», написанная более зрелым стихом, чем «Гутлак А» и иногда приписываемая Кюневульфу.

35. Даже когда это та же самая строка — что иногда случается…  Имеется в виду так называемая «формульность» древнеанглийской поэзии (хотя этот термин стал применяться в германистике только спустя два десятилетия после написания толкиновской статьи). Для описания различных составляющих сюжета часто использовались устойчивые сочетания слов, выражающие определенную идею и отвечающие определенным метрическим условиям. Эти формулы умело варьировались поэтами в соответствии с нуждами их сюжетов, но в то же время в разных древнеанглийских поэмах часто можно встретить очень похожие или даже идентичные строки. Это чаще всего не прямые заимствования, а свидетельство того, что обе поэмы принадлежат к одной традиции и написаны одним и тем же поэтическим языком.

36. άμαρτία — ‘оплошность’, ‘ошибка’ (др. греч.). Аристотель назвал так «роковой промах» героя трагедии, вызванный его собственными качествами, а не нарушением божественного закона, но, тем не менее, влекущий за собой катастрофические последствия. В русском литературоведении иногда используется термин «гамартия».

37. Hans nafn mun uppi meðan veröldin stendr — «его имя будет жить, пока мир стоит» (др. исл.), пророчество Сигмунда о его сыне Сигурде из «Саги о Вёльсунгах» (XII).

38. Se wæs wreccena wide mærost — «он был славнейшим из героев/искателей приключений» («Беовульф», 898), характеристика Сигемунда (изображенного в «Беовульфе» как убийца дракона, см. комментарий 30 к настоящей статье).

 

…и пошла по земле

молва о нем,

широко средь народов

стал известен он,

покровитель воинства,

добродеятель.

 

(пер. В. Тихомирова)

(«Беовульф», 898–900. Здесь и далее цитируется по изданию «Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах». М., 1975.)

39. þa se wyrm onwoc , wroht wæs geniwad; stonc æfter stane — «тогда тот змей пробудился, вражда обновилась; рыскал за камнем» («Беовульф», 2287–2288). В переводе В. Тихомирова: Дракон проснулся и распалился, / чуждый учуяв на камне запах.

40. Битва при Мэлдоне (Эссекс) состоялась в 991 году. Английские войска под предводительством олдермена Бюрхтнота потерпели поражение от войска викингов в ходе одного из многих скандинавских нашествий того времени. Древнеанглийская поэма написана вскоре после битвы и описывает гибельную гордыню Бюрхтнота, который дал викингам перейти реку Блэкуотер, чтобы сражаться с ними на равных. Бюрхтвольд — старый дружинник Бюрхтнота, которому принадлежат самые известные строки поэмы, цитируемые Толкином далее в тексте: Hige sceal þe heardra, heorte þe cenre, mod sceal þe mare, þe ure mægen lytlað (312–313), букв.: «дух будет тем тверже, сердце тем храбрее, отвага тем больше, чем больше наша сила иссякает». В переводе В. Тихомирова: «Духом владейте, доблестью укрепитесь, Сила иссякла — сердцем мужайтесь» («Древнеанглийская поэзия, М.: Наука, 1982, стр. 155). О Бюрхтноте и Мэлдоне написана пьеса Толкина «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтхельма» и сопровождающее ее короткое эссе «Ofermod» (на русском языке публиковалось в сборнике «Приключения Тома Бомбадила и другие истории», СПб.: Академический проспект, 1994.).

41. Lif is læne: eal scæceð leoht and lif somod — «жизнь преходяща: все проходит, свет и жизнь также». Первая фраза — общее место древнеанглийской поэзии, а вторая взята из «Видсида» (см. комментарий 23 к настоящей статье), 141–142. В переводе В. Тихомирова: «…покуда благо жизни / и свет он видит». То же выражение используется Толкином в «Предисловии к переводу “Беовульфа”» (стр. 60).

42. Смерть приходит на пир, а о ней говорят: «речи невнятны, в них нет чувства меры!» (Death comes to the feast, and they say He gibbers: He has no sense of proportion). Не вполне понятно, к чему именно отсылает здесь Толкин. Майкл Драут считает, что возможна, среди прочих, отсылка к словам Горацио в «Гамлете» (акт I, сцена 1): «The graves stood tenantless and the sheeted dead / Did squeak and gibber in the Roman streets» (в переводе Б. Пастернака: «…Могилы / Стояли без жильцов, а мертвецы / На улицах невнятицу мололи…») — Beowulf and the Critics , p. 208.

43. Уловка с «Никто». В «Одиссее» Гомера (песнь IX) Одиссей, пытаясь спастись из логова циклопа Полифема, называет себя «Никто». Когда Полифем в ярости утверждает, что его ослепил Никто , другие циклопы не верят его рассказу.

44. Эпоха Беды — вторая половина VII — начало VIII века (примерное время жизни Беды Достопочтенного — см. комментарий 41 к статье «Английский и валлийский»). На это время пришелся расцвет северных английских монастырей в Ярроу, Уитби и Линдисфарне, важнейших центров раннесредневековой учености. Именно этим периодом часто датируют написание «Беовульфа», хотя общепринятой датировки поэмы до сих пор не существует.

45. «Видение Гюльви» (Gylfaginning ) — часть «Младшей Эдды», в которой описывается путешествие мифического шведского конунга Гюльви в Асгард, страну богов. В этом разделе собраны предания о сотворении и устройстве мира, богах (асах и ванах), а также о Рагнарёке — конце мира. Именно благодаря существованию «Видения Гюльви» у нас есть последовательный пересказ основных скандинавских мифов, которые зачастую упоминаются в песнях «Старшей Эдды» лишь косвенно.

46. þyrsas, sigelhearwan — «великаны, южные варвары/эфиопы». Первое слово соответствует древнеисландскому þurs (великан). Второму слову Толкин посвятил целую статью «Sigelwara Land» (Medium Ævum I, 1932, pp. 183–196; III, 1934, pp. 95–111). В статье высказывается предположение, что древнеанглийское слово sigelhearwan (sigelwaran ), сохранившееся как перевод латинского Æthiops (эфиоп), гораздо древнее христианских представлений о полулегендарных африканских странах, населенных черными людьми. По мнению Толкина, элементы, составляющие это слово, восходят к древним словам со значением ‘солнце, самоцвет’ и ‘копоть, сажа’, вызывающим в памяти образы огненных великанов из языческих германских преданий, описанных, в частности, в «Видении Гюльви». См. также обсуждение у Шиппи (The Road to Middle–Earth , p. 33).

47. Вёлунд (в английской традиции Виланд или Вейланд) — мифический кузнец, почитавшийся германцами в языческие времена. Кроме эддической «Песни о Вёлунде», он упоминается также в «Беовульфе», других древнеанглийских и древнеисландских источниках, а также в английских сказках. В Англии существует ряд топонимов, связанных с культом Вёлунда, например, доисторический курган, известный как «Кузница Вейланда» (Wayland’s Smithy) в Беркшире.

48. Quid Hinieldus cum Christo? — «Что общего у Ингельда с Христом?» — знаменитый вопрос англосаксонского богослова Алкуина, адресованный епископу Линдисфарна Хигбальду, фигурирующему в письме 797 года под именем «Сперат» (Speratus), парафраз высказывания Тертуллиана «Что общего у Иерусалима с Афинами?». В письме Алкуин порицает монахов за пристрастие к языческим песням:

 

«Пусть в трапезной священников звучат слова Господа; там следует слушать чтеца, а не арфиста, проповеди отцов, а не песни язычников. Что общего у Ингельда с Христом? Дом узок: обоих ему не вместить. Царь Небесный не хочет иметь ничего общего с языческими и падшими так называемыми царями; ибо вечный царь правит на небесах, а падший язычник стонет в аду. Глас чтеца подобает слушать в домах твоих, а не гомон насмешников во дворах». (Monumenta Germaniae Historica , Epistolae Karolini Aevi, II,  ed. E. Dümmler, ep. 124; p. 183).

 

Данное письмо является важным свидетельством того, что в VIII веке героические песни были популярны даже в стенах монастырей. См. также авторское примечание 10.

49. Человек падший и еще не спасенный, лишенный благодати, но не трона (man fallen and not yet saved, disgraced but not dethroned ) — ср. стихотворение Дж. Р. Р. Толкина «Мифопея», отрывок из которого включен в эссе «О волшебных сказках» (стр. 144):

 

‘Dear Sir’, I said — ‘Although now long estranged,

Man is not wholly lost nor wholly changed.

Dis–graced he may be, yet is not de–throned,

and keeps the rags of lordship once he owned…’

О сэр! Хоть человек и отчужден,

Не вовсе пал и умалился он.

В опале он — но и в таком обличье

Хранит лохмотья прежнего величья.

 

(пер. С. Лихачевой)

50. multa putans sortemque animo miseratus iniquam — «о многом размышляя и сожалея о несправедливой судьбе» («Энеида», кн.VI, 332) — описание сочувствия и жалости, испытываемых Энеем в царстве мертвых. В переводе С. Ошерова:

 

Шаг Эней задержал, погружен в глубокую думу,

Жребий несчастных ему наполнил жалостью душу.

 

(«Буколики, Георгики, Энеида». М., 1971)

 

 

«Беовульф», 740-745:	«Одиссея», песнь IX, 288-293:	«Энеида», кн. III, 622-627:
чудище попусту	Прянул, как бешеный зверь, и, огромные вытянув руки,	Кровью и плотью людей Циклоп насыщается злобный.
не тратило времени!	Разом меж нами двоих, как щенят, подхватил и ударил	Видел я сам, как двоих из наших спутников сразу
тут же воина	Оземь; их череп разбился; обрызгало мозгом пещеру.	Взял он огромной рукой, на спине развалившись в пещере;
из сонных выхватив,	Он же, обоих рассекши на части, из них свой ужасный	Брызнувшей кровью порог окропив, тела их о скалы
разъяло ярое,	Ужин состряпал и жадно, как лев, разъяряемый гладом,	Он раздробил и жевал истекавшие черною жижей
хрустя костями,	Съел их, ни кости, ни мяса куска, ни утроб не оставив.	Члены, и теплая плоть под зубами его трепетала.
плоть и остов	(пер. В. Жуковского)	(пер. С. Ошерова)
и кровь живую
впивало, глотая
теплое мясо;
мертвое тело
с руками, с ногами
враз было съедено.
(пер. В. Тихомирова)

 

52. monstrum horrendum, informe, ingens — «чудовище ужасное, безобразное, огромное» («Энеида», кн. III, 658). В переводе С. Ошерова: «Зренья лишенный Циклоп, безобразный, чудовищно страшный».

53. earmsceapen on weres wæstmum  … næfne he wæs mara þonne ænig man oðer — «несчастный в облике мужа … только он был больше, чем любой другой человек» («Беовульф», 1351–1353). В переводе В. Тихомирова: «а следом — поганый шел отверженец тропой изгнанников, муж, что огромней любого смертного».

54. Акест (Acestes) — сын речного бога Кримиса и троянки Эгесты, правивший на Сицилии, легендарный основатель города Эгесты (Сегесты). Он оказал гостеприимство своему родственнику Энею, прибывшему в Италию («Энеида», кн. V).

55. Titania pubes fulmine deiecti — «племя Титанов, молнией поверженное» («Энеида», кн. VI, 580–581). В переводе С. Ошерова: «Там рожденных Землей титанов древнее племя / Корчится в муках на дне, низвергнуто молнией в бездну».

56. Эвгемеризм (euhemerism) — учение о том, что предания о богах представляют собой преображенные легенды о существовавших реально и впоследствии обожествленных героях древности. Названо по имени основателя, греческого философа Эвгемера (IV в. до н. э.).

57. Хель (Hel) — страна мертвых в древнескандинавской мифологии. Именно это слово стало использоваться в германских языках в значении христианского ада.

58. «Как рабочая теория — совершенно непоколебимо»  (As a working theory, practically impregnable) — цитата из «Темных веков» У. П. Кера (см. комментарий 21). Кер высказывает мнение, что идея Сумерек богов была величайшим независимым достижением северной мифологии, попыткой понять тайны Вселенной («рабочей теорией») — The Dark Ages , 57–58 (см. Beowulf and the Critics , 283).

59. thyle (др. англ. þyle ) — ‘советник, прорицатель, глашатай’. Толкин использует древнеанглийское слово в современном написании. В «Беовульфе» так называется Унферт — злой советник Хродгара, во многом ставший прототипом Гримы Змиеуста во «Властелине Колец». Этому слову соответствует древнеисландское þulr — ‘мудрец, обладающий иногда сверхъестественным знанием’.

60. Кэдмон (Caedmon) — легендарный англосаксонский поэт, известный нам благодаря «Церковной истории народа англов» Беды. Кэдмон был пастухом при монастыре в Уитби (Нортумбрия). По легенде, он не умел петь и избегал своей очереди играть на арфе на застольях, но однажды ночью ему явился ангел и вложил в уста поэтический дар. После этого Кэдмон переложил многие библейские тексты древнеанглийским стихом. До наших дней дошел только так называемый «Гимн Кэдмона», прославляющее Творца стихотворение длиной в девять строк. Беда приводит «Гимн» на латыни, но на полях нескольких рукописей добавлен и древнеанглийский текст.

61. «Бытие» (Genesis ) — древнеанглийская поэма, пересказывающая ветхозаветную книгу Бытия. Эта поэма составлена из двух разнородных отрывков (Genesis A и В ), второй из которых представляет собой перевод древнесаксонской религиозной поэмы на тот же сюжет.

62. Saturni gentem … sponte sua veterisque dei se more tenentem — цитата из «Энеиды» (кн. VII, 203–204): «Сатурнов род добровольно хранит обычай древнего бога» (пер. С. Ошерова). Сатурн считался одним из первых царей Ита лии, поэтому латины называются здесь «Сатурнов род». Ic þa leode wat ge wið feond ge wið freond fæste worhte, æghwæs untæle ealde wisan — цитата из «Беовульфа» (строки 1863–1865), часть речи Хродгара: «Я знаю, что тот народ и с врагом, и с другом хранит верность, всегда безупречен, по древнему обычаю».

63. волей случая (если называть это случаем) . В оригинале «preserved by chance (if such it be)». Подобные отсылки к воле Провидения, часто называемой «случаем», встречаются во многих произведениях Толкина. Ср. слова Тома Бомбадила: «Случай привел меня, если назвать это случаем» (Just chance brought me then, if chance you call it : The Lord of the Rings,  I–6) и слова Гэндальфа о своей встрече с Торином: «Случайная встреча, как говорят у нас в Средиземье» (A chance–meeting, as we say in Middle–earth : LOTR , Appendix A–III). См. также Shippey, The Road to Middle–earth , pp. 114–115; «Эхо Благой Вести» П. Пар фентьева, стр. 204–205.

64. Фридрих Клэбер (Friedrich Klaeber), 1863 — 1954, — автор наиболее авторитетного издания «Беовульфа» (Beowulf and the Fight at Finnsburg: Edited with Introduction, Bibliography, Notes, Glossary, and Appendices with Supple ment . Boston, 1922). Клэберовский «Беовульф» до сих пор считается лучшим из существующих изданий, хотя отдельные части его устарели. В настоящий момент готовится четвертое, переработанное и дополненное издание.

65. Сказочные параллели «Беовульфа». Многие черты сюжета «Беовульфа» имеют аналоги в сказках народов мира. Таков сюжет о нелюдимом и ленивом детине, внезапно обнаруживающем в себе невероятную силу («Сказка о медвежьем сыне»). Само имя «Беовульф», скорее всего, является кеннингом (условным поэтическим наименованием) медведя, «пчелиного волка» (bee–wolf ). В скандинавской традиции параллели обнаруживаются в «Саге о Греттире», где описывается битва с кровожадным великаном, а также с ходячим мертвецом Гламом. Напоминает «Беовульфа» и Бёдвар Бьярки, герой «Саги о Хрольве Жердинке», спасающий датский двор от чудовища благодаря своей способности превращаться в медведя. Этот образ во многом послужил прототипом толкиновского Беорна в «Хоббите», чье имя в переводе с древнеанглийского означает не только ‘медведь’, но и ‘воин’. Борьба с троллями обоего пола, чаще всего обитающими в водопаде или каком–то другом подводном жилище, также является частым мотивом в скандинавских сагах и сказках. Параллели второй части «Беовульфа» находили, в частности, в легендах о победителях драконов — Сигурде и Фродо (последняя изложена Саксоном Грамматиком). Но в отличие от этих героев, Беовульф пытается не заполучить сокровища змея, а защитить свой народ. Кроме того, Беовульфа иногда отождествляют с Беовом, сыном Скильда Скевинга, и таким образом с культом плодородия и легендарным «золотым веком».

66. oþ þæt hine yldo benam mægenes wynnum, se þe oft manegum scod — «до тех пор, пока старость, которая часто многим вредила, не лишила его радостей силы» («Беовульф», 1887).

67. Беовульф отправляется на битву с матерью Гренделя в одиночку. Он спускается в логово троллей на дне мрачного озера, в то время как его дружина и придворные Хродгара вынуждены оставаться на берегу в тревожном ожидании исхода схватки.

68. Хредель и Онгентеов — основатели соответственно гаутской и шведской королевских династий. Вражда между этими династиями (гауто–шведские войны) постоянно упоминается в «Беовульфе», хотя и не описывается напрямую. В результате одного из витков этой распри гибнет король гаутов Хеардред, сын Хигелака, и трон достается его двоюродному брату Беовульфу (см. также комментарий 13 к настоящей статье). Благородство Беовульфа, уступившего трон своему юному родичу, противопоставлено в поэме козням Хродульфа, племянника Хродгара, готовящегося узурпировать датский трон после смерти дяди.

69. Блестящая изоляция (splendid isolation ) — политический термин, обозначающий внешнюю политику Британской империи в XIX веке, заключавшуюся в поддержании баланса сил в мире и отказе от участия в долговременных международных союзах.

70. him þa gegiredan Geata leode ad ofer eorðan unwaclicne — «ему тогда приготовили люди гаутов великолепный костер над землей» («Беовульф», 3137–3138).

71. Св. Освальд,  ?605 — 642, — король Нортумбрии, поделенной в то время на две части (Берникию и Дейру). В 616 году, после междоусобной войны, к власти пришел король Дейры Эдвин, а юный Освальд бежал в Дал Риаду (ирландское королевство на юге современной Шотландии), где и принял христианство. В 633 или 634 году Освальд одержал при Хевенфилде близ Адрианова вала неожиданную и решительную победу над войском Кадваллона, короля бриттов, правившего в Гвинедде (северный Уэльс). Воцарившись в Нортумбрии, Освальд вернул народ к христианской вере. При нем св. Айдан основал знаменитый монастырь в Линдисфарне. Освальд стал одним из величайших англосаксонских королей: кроме Нортумбрии, его власть признавали и западные саксы, а также королевства скоттов, пиктов и бриттов. Растущее влияние Освальда привело к войне с языческой Мерсией, где правил свирепый король Пенда. Войско Освальда было разгромлено Пендой в битве при Мейзерфелде (также известном как Освестри < Oswald’s Tree) 5 августа 642 года, а сам король убит. Освальд был впоследствии канонизирован. Его история известна в изложении Беды («Церковная история народа англов», книга III) и из других англосаксонских и кельтских источников.

72. lixte se leoma ofer landa fela — «сиял тот свет над многими землями» («Беовульф», 311). Имеется в виду свет золотого зала Хеорота. Ср. описание Медусельда в Эдорасе во «Властелине Колец», III–6: «Его свет сияет издалека над землей» (The light of it shines far over the land ).

73. 1066 год — год нормандского завоевания Англии, официально считающийся концом англосаксонского периода в истории и литературе, а также границей между древнеанглийским и среднеанглийским периодами в истории английского языка. Но такое разделение весьма условно.

74. wer, rinc, guma, maga — эти слова можно примерно перевести как «муж, воин, человек, родич», но все они были в древнеанглийской поэзии взаимозаменяемыми синонимами слов «человек, воин». Подробнее о поэтических синонимах см. «О переводе “Беовульфа”», стр. 56–57.

75. В русском переводе «Беовульфа» отсылки к христианским образам передаются по–разному. Если в строке 852 перевод фразы &#254;&#230;r him hel onfeng  звучит как «геенна приняла темного духа», то менее однозначные строки 977–979 переведены следующим образом: «…Скоро узнает, какую кару / ему уготовила Судьба–владычица!» (пер. В. Тихо мирова).

76. Джон Уиклиф (John Wycliffe), ?1330 — 1384, — оксфордский теолог, логик, философ, автор ряда трудов, во многом подготовивших английскую и европейскую Реформацию. Нападки Уиклифа на церковное землевладение снискали ему поддержку среди светских аристократов, а его критика многих положений церковной доктрины стала одной из движущих сил движения лоллардов. Еще одним его достижением стал перевод Библии на английский язык — первый за четыре столетия после малоизвестного древнеанглийского перевода X века.

77. Древнеанглийские цитаты в переводе В. Тихомирова:

 

lofdædum sceal	...ибо мужу
in mægþa gehwære	должно достойным
man geþeon (24-25)	делом в народе
	славу снискать!
ure æghwylc sceal	Каждого смертного
ende gebidan	ждет кончина!
worolde lifes;	пусть же, кто может,
wyrce se ðe mote	вживе заслужит
domes ær deaþe:	вечную славу!
þæt bið dryhtguman	Ибо для воина
unlifgendum æfter selest (1386-1389)	лучшая плата –
	память достойная!
swa sceal man don,	Так врукопашную
þonne he æt guðe	должно воителю
gegan þenceð	идти, дабы славу
longsumne lof: na	стяжать всевечную,
ymb his lif cearað (1534-1536)	не заботясь о жизни!

 

78. «Морестранник» (The Seafarer ) — англосаксонская элегия, сохранившаяся в «Эксетерской книге» — крупнейшем собрании древнеанглийской поэзии. В ней повествуется о судьбе странника, о тяготах его путешествий и о зове моря, который никогда не покидает героя. Отрывки из «Морестранника» были переработаны Толкином и использовались в «Утраченном пути» и «Записках Клуба мнений» (см. тома V и IX «Истории Средиземья»).

79. Речь Хродгара, обращенная к Беовульфу (строки 1686–1784), особенно ее вторая половина, часто считается поздней христианской вставкой из–за характерной для «проповеди» манеры и многочисленных отсылок к христианскому Богу.

80. «Я не верю, что земные блага с ним вечно останутся. Всегда какаянибудь из трех вещей до урочного дня в сомнение обратится: болезнь, или старость, или ярость мечей обреченного жизни лишит» («Морестранник», 66–71). В переводе В. Тихомирова:

 

[…Я дорожу блаженством,]

а не жизнью мертвой,

здесь преходящей, –

ведь я не надеюсь,

что на земле сей благо

продлится вечно;

из трех единое

когда-нибудь да случится,

пока человеческий

век не кончится:

хворь или старость,

и сталь вражья

жизнь у обреченного

без жалости отнимут…

 

81. «Беовульф», 1762–1768. В переводе В. Тихомирова:

 

…но кто знает, когда

меч ли, немочь ли

сокрушат тебя,

иль объятия пламени,

или пасть пучины,

или взлет стрелы,

или взмах меча,

или время само –

только свет помрачится

в очах твоих,

и тебя, как всех,

воин доблестный,

смерть пересилит!

 

82. «Судьбы человеков» (Bi manna wyrdum ) — небольшое древнеанглийское стихотворение дидактического содержания, сохранившееся в «Эксетерской книге» и повествующее о превратностях судьбы, внезапно лишающей человека жизни и здоровья, а также о различных занятиях и ремеслах.

83. «Скиталец» (The Wanderer ) — одна из самых известных древнеанглийских элегий, также содержащаяся в «Эксетерской книге». Тема «Скитальца» — скорбная участь изгнанника и одинокого странника, а также преходящий характер земных благ. Строки 92–96 из «Скитальца», процитированные в «Обращении к Оксфордскому университету» (стр. 239), — прототип песни Арагорна о Рохане («Властелин Колец», III–6). В данном случае Толкин имеет в виду строки 80–84:

 

…кого-то из битвы гибель

проворная умчала,

кого-то ворон унес

через пучину высокую,

кого-то волчина серый

когда-нибудь да случится,

пока человеческий

век не кончится:

хворь или старость,

и сталь вражья

жизнь у обреченного

без жалости отнимут…

растерзал по смерти,

кого-то в землю глубоко

зарыли соратники

грустноликие…

 

(пер. В. Тихомирова)

84. Здесь имеются в виду подвиги, совершенные Беовульфом в юности, о которых он рассказывает, прибыв ко двору Хродгара, в ответ на подстрекания Унферта. Состязаясь с юношей по имени Брека, Беовульф переплывает море, борясь со стихией и морскими чудовищами.

85. «Прорицание вёльвы» (V&#246;lusp&#225; ) — одна из мифологических песней «Старшей Эдды», написанная от лица провидицы–вёльвы и повествующая о начале мира, а также о его конце — Рагнарёке и гибели богов.

86. «Елена»  (Elene ) — древнеанглийская поэма из «Верчелльской книги». Эта поэма приписывается Кюневульфу (см. комментарий 32 к настоящей статье). В ней рассказывается об обретении Истинного Креста императрицей Еленой, матерью Константина Великого.

87. В строках 175–188 «Беовульфа» рассказывается о том, как даны, напуганные набегами Гренделя, предаются идолопоклонству. Как и «проповедь Хродгара», этот отрывок иногда считается поздней вставкой. В переводе В. Тихомирова:

 

...молились идолам,

душегубителям,

и, воздавая им

жертвы обетные,

просили помощи

и подкрепления –

то суеверие,

обряд языческий,

то поклонение

владыке адскому!

Был им неведом

Судья Деяний,

Даритель Славы,

Правитель Неба,

не знали Бога,

не чтили Всевышнего.

Горе тому,

кто нечестьем и злобой

душу ввергает

в гееннский огонь, –

не будет ему

послабления в муках!

Но благо тому,

кто по смерти предстанет

пред Богом

и вымолит у Милосердного

мир и убежище

в лоне Отца!

 

88. Йоханнес Хопс (Johannes Hoops), 1865 — 1949, — немецкий ученый, специалист по естественной истории и германской филологии. Помимо цитируемого Толкином «Комментария к Беовульфу», ему принадлежит монументальная «Энциклопедия германской древности» (Reallexikon der Germanischen Altertumskunde ).

89. «Грошовая книжка»  У. П. Кера (см. комментарий 21 к настоящей статье), в оригинале shilling shocker — имеется в виду книга «Средневековая английская литература», более поверхностная и «популярная», чем предшествующие ей труды Кера.

90. письмо Алкуина к Сперату — см. комментарий 48 к настоящей статье.

91. Гнома (от греч. &#947;&#957;&#974;&#956;&#951; ‘мысль’, ‘мнение’) — краткий и емкий афоризм, нравоучение, часто в стихотворной форме. От того же корня происходит раннее название эльфийского народа нолдор — номы (Gnomes). Связь с этим корнем слова «гном» (‘карлик’, ‘сказочное существо’) не доказана.

92. hige sceal &#254;e heardra, heorte &#254;e cenre, mod sceal &#254;e mare &#254;e ure m&#230;gen lytla&#240; — см. комментарий 40 к настоящей статье.

93. Допотопные великаны: согласно «Беовульфу», великаны, ведущие свой род от Каина, погибли во Всемирном потопе (строки 104–114 и 16891693). В переводе В. Тихомирова:

 

...жалкий и страшный

выходец края,

в котором осели

все великаны

с начала времен,

с тех пор, как Создатель

род их проклял.

Не рад был Каин

убийству Авеля,

братогубительству,

ибо Господь

первоубийцу

навек отринул

от рода людского,

пращура зла,

зачинателя семени

эльфов, драконов,

чудищ подводных

и древних гигантов,

восставших на Бога,

за что и воздалось

им по делам их.

 

(104-114)

 

как пресек потоп

великаново семя

в водах неиссякаемых, –

кара страшная! –

утопил Господь

род гигантов,

богоотверженцев,

в хлябях яростных,

в мертвенных зыбях;...

 

(1689-1693)

94. волк Фенрир (Fenris &#250;lfr) — гигантский волк, отпрыск бога Локи и великанши Ангрбоды. Согласно «Прорицанию вёльвы» и «Младшей Эдде», во время Рагнарёка волк вырвется из плена, в котором его держат боги, и пожрет Солнце и Луну, а за ними и самого Одина.

95. «Вессобруннская молитва» — древневерхненемецкий стихотворный отрывок VIII века, названный по имени монастыря, где была найдена рукопись. В молитве сотворение мира описано языком, во многом напоминающим «Прорицание вёльвы».

В переводе Т. Сулиной (Цит. по изданию: Зарубежная литература средних веков. М.: Просвещение, 1975. с. 16–17 ):

 

Весть мне поведали люди,

дивную мудрость великую

что не было древле земли,

ни выси небесной, ни древа,

ни гор, ни звезды,

велелепного моря,

и солнце еще не сияло,

луна не светила допреж...

Когда было ничто

без конца и без краю,

был лишь только

Господь Всемогущий.

И с Господом вкупе

ангелы славные

встарь пребывали

И Бог наш Святой...

 

96. Hlei&#240;r — Многие исследователи, включая Чемберса («“Беовульф”: Введение в изучение поэмы»), считали, что существовал некий исторический прототип Хеорота, столица династии Скильдингов/Скьельдунгов. Во многих древнескандинавских источниках таким центром называлось датское поселение Лейре (Lejre ) на севере острова Зеландия — древнеисландское Hlei&#240;r/ Hlei&#240;rargar&#240;r . Раскопки конца 1980–х годов обнаружили близ Лейре фундамент мощного строения VII века, значительно превышающего по размерам другие известные залы эпохи викингов. Такое великолепное здание вполне могло войти в легенды Северной Европы и стать прототипом чертога Хродгара.

97. «Юдифь»  (Judith ) — древнеанглийская поэма на ветхозаветный сюжет о Юдифи и Олоферне, дошедшая до нас в неполном виде в той же рукописи, что и «Беовульф» (British Library, Cotton Vitellius xv). Описание Юдифи и ее подвига выдержано в стиле древнеанглийской героической поэзии.

98. Иуда — персонаж древнеанглийской поэмы «Елена» (см. комментарий 86 к настоящей статье), праведный иудей, помогающий императрице Елене в поисках Креста и впоследствии обращающийся в христианство.

99. «Спаситель» (Heliand ) — древнесаксонская религиозная поэма на новозаветный сюжет, написанная, по преданию, по заказу Людовика Благочестивого (ок. 830 г.) с целью обратить его подданных в христианство с помощью традиционных поэтических образов. Древнесаксонская и древнеанглийская поэзия имеют множество общих черт. Между Англией и Германией существовали очень тесные связи, что было вызвано не только близостью языка и культуры, но и обстоятельствами христианизации Германии англосаксонскими миссионерами в VIII веке.

100. silhearwa — см. комментарий 46 к настоящей статье.

 

О переводе «Беовульфа»  

 

 

On Translating Beowulf

 

Предисловие к прозаическому переводу «Беовульфа» Джона Р. КларкХолла Толкину предложило написать издательство «Аллен энд Анвин», готовившее в 1940 году новое издание этого перевода. Подготовка предисловия стоила Толкину много времени и сил, как явствует из писем к С. Анвину. В конце концов он прислал в издательство текст, предполагая, что редакторы сами отберут нужный им материал. К его немалому удивлению, предисловие было напечатано целиком (Prefatory Remarks on Prose Translation of Beowulf by J. R. R. Tolkien. In: Beowulf and the Finnesburg Fragment: Prose translation by John R. Clark Hall; with notes and an Introduction by C. L. Wrenn; with prefatory remarks by J. R. R. Tolkien. London: George Allen & Unwin, 1940).

Перед его автором стояла сложная задача: рассказать о величайшей древнеанглийской поэме так, чтобы читатели поняли, что прозаический перевод — лишь ступень на пути к оригиналу. В первой части предисловия описываются трудности перевода и лексические особенности древнеанглийской поэзии, неизбежно теряющиеся в таком переложении. Вторая часть посвящена метрике. Толкин пошел на беспрецедентный шаг — он описывает правила древнеанглийского стихосложения, опираясь на примеры из современного языка, который сильно изменился по сравнению с языком «Беовульфа», но, тем не менее, как доказывает Толкин, еще вполне может использоваться для написания стихов по древнеанглийским правилам. Экспериментами с перенесением древнеанглийского размера на современный язык Толкин начал заниматься еще в молодости. Ему принадлежит большое количество аллитеративных стихов, включая длинную поэму «Лэ о детях Хурина». В этих стихах древнеанглийские метрические схемы используются не столь строго, как в примерах, отобранных для предисловия, но внесенные изменения отвечают требованиям изменившегося современного языка.

Впоследствии Предисловие под заголовком «О переводе “Беовульфа”» было опубликовано в составе сборника «“Чудовища и критики” и другие эссе» под редакцией К. Толкина («Джордж Аллен энд Анвин», 1983) и продолжает переиздаваться в его же составе. На русском языке полностью публикуется впервые.

 

1. В оригинале — small beer : 1) ‘слабое пиво’; 2) ‘мелочи, пустяки. Здесь обыгрываются оба значения идиомы.

2. Глосса  (gloss) — перевод или толкование непонятного (редкого, диалектного, иноязычного и т. д.) слова или выражения, содержащееся непосредственно в тексте рукописи или книги — над или под словами, нуждающимися в пояснении (межстрочные, или интерлинеарные, глоссы), а также на полях (маргинальные глоссы).

3. Унферт (Unferth) — персонаж поэмы «Беовульф», дружинник короля Хродгара, вступивший в пререкания с Беовульфом в пиршественном зале; само его имя означает ‘подстрекатель’, ‘сеющий смуту’.

4. В оригинале статьи — unbound a battle–rune . Ср. в переводе В. Тихо мирова — «начал прения».

5. Альфред,  849 — 899, — король Уэссекса, известен как правитель, сдержавший скандинавский натиск на Англию и объединивший англосаксов в борьбе с завоевателями. Он был также покровителем искусств, возродившим в стране ученость. Альфреду приписываются переводы на древнеанглийский важных латинских трудов: «Диалогов» и «Заботы пастыря» Григория Великого, «Утешения философией» Боэция, части «Истории против язычников» Орозия и «Монологов» св. Августина. При Альфреде же была переведена с латыни на древнеанглийский «Церковная история народа англов» Беды.

6. Эльфрик , ок. 955 — ок. 1020, — монах, впоследствии аббат Эйншема, крупнейший из авторов древнеанглийской прозы. Его перу принадлежат два цикла проповедей, жития святых, частичный перевод некоторых книг Ветхого Завета, а также первая латинская грамматика, написанная на древнеанглийском языке.

7. Древнеанглийские загадки — один из жанров древнеанглийской поэзии, в котором важна не столько установка на разгадывание, сколько разноплановое описание предмета как такового. Эти стихотворные произведения не являются загадками в современном понимании этого слова и представляют собою прихотливые, развернутые иносказания, охватывающие самый широкий круг тем. Подробнее о древнеанглийских загадках см.: Древнеанглийская поэзия. М.: Наука, 1982. В этом издании, в частности, приводится перевод тринадцати загадок из «Эксетерской книги» на русский язык.

8. Эрль — см. комментарий 17 к статье «“Беовульф”: чудовища и критики».

9. «Гран–Гиньоль» — французский «театр ужасов», на рубеже XX века бывший одной из главных парижских достопримечательностей; в репертуар театра входили мелодрамы, изобилующие кровавыми убийствами, самоубийствами и т. д. и предназначенные для того, чтобы шокировать публику. Само слово «гран–гиньоль» стало термином для обозначения событий с кровавой развязкой, кровавого фарса, и т. д.

10. В оригинале приведена фраза, аналогичная русскому «Петр Петрович пошел погулять, поймал перепелку, понес продавать» и представляющая собой такой же пример бессмысленного набора аллитерирующих слов.

11. Уильям Моррис (William Morris), 1834 — 1896, — английский писатель и переводчик, один из основоположников жанра фэнтези, автор псевдосредневековых романов в стихах и в прозе; на их страницах Моррис экспериментирует и с языком, создавая особый, искусственный, «псевдосредневековый» стиль, изобилующий архаизмами и историзмами, большинство которых оказывались непонятны викторианскому читателю. К. С. Льюис считал глоссопические изобретения Морриса достижением ничуть не меньшим, чем мифологическое содержание его романов.

12. Олдермен (др. англ. (e)aldorman ) — древнеанглийский титул, означающий богатого землевладельца или королевского наместника. Впоследствии заменен титулом эрла (earl ), но продолжал употребляться как титул правителя, главы гильдии и т. п.

13. Эти строки отсылают к эпизоду с Ингельдом и разрушением Хеорота, см. комментарий 25 к статье «“Беовульф”: чудовища и критики».

14. Хроника Уинтона — стихотворная хроника шотландского каноника Эндрю Уинтона (&#222;e Orygynale Cronykil of Scotland ), труд всей его жизни, завершенный около 1420 года. Эта хроника — важный памятник раннего шотландского диалекта и интересное свидетельство взглядов и настроений своего времени.

15. См. комментарий 41 к статье «“Беовульф”: чудовища и критики».

16. С м. комментарий 23 к статье «“Беовульф”: чудовища и критики».

17. К сожалению, в настоящем переводе невозможно последовать примеру Толкина и проиллюстрировать древнеанглийскую метрику примерами из родного для читателей русского языка. В отличие от современных английских, русские слова не складываются в ритмические рисунки, способные адекватно отразить формальные ритмические типы, характерные для древнеанглийской поэзии. Поэтому переводчик вынужден прибегать к подстрочнику/примерам из литературного перевода «Беовульфа», не соблюдающего все принципы древнеанглийской метрики (cм. Ниже).

18. Подстрочный перевод:

 

Время прошло. На волнах вздымался

У берега их челн. На нос поднялись

Храбрецы радостно. Прибой, катясь,

Попирал гальку. Великолепные доспехи

Они отнесли на корабль, сложив в его лоне

 

Хорошо скованное оружие, и прочь оттолкнули,

Чтоб пуститься в добрый путь, [на корабле] из крепких досок.

Он поплыл по гребням волн, ветер его преследовал,

Легкий, с пенным горлом, как летящая птица;

И изогнутый штевень прокладывал курс,

 

Пока в назначенный час, на второй день

Морестранники не узрели пред собой

Сверкающие утесы и отвесные скалы,

Широкие мысы у волн: края воды

Корабль достиг. На берег быстро

 

Сошли, на землю, владыки Готланда,

Привязали корабль. Их кольчуги гремели,

Суровая одежда боя. Возблагодарили Бога

За то, что их путешествие прошло безопасно.

 

 

В переводе В. Тихомирова этот фрагмент звучит так:

 

Время летело,

корабль в заливе

вблизи утесов

их ждал на отмели;

они вступили

на борт, воители, –

струи прилива

песок лизали, –

и был нагружен

упругоребрый

мечами, кольчугами;

потом отчалил,

и в путь желанный

понес дружину

морской дорогой

конь пеногрудый

с попутным ветром,

скользя, как птица,

по-над волнами, –

лишь день и ночь

драконоголовый

летел по хлябям,

когда наутро

земля открылась –

гористый берег,

белые скалы,

широкий мыс,

озаренный солнцем, –

они достигли

границы моря.

Ладья их на якоре

стояла в бухте;

герои гаутские

сошли на берег,

блестя кольчугами,

звеня мечами,

и возгласили

хвалу Всевышнему,

что ниспослал им

стезю безбурную.

 

19. Явление, которое Толкин называет здесь преломлением (breaking ), традиционно обозначается в трудах по древнеанглийской метрике термином «распущение» (resolution ). В настоящем переводе по возможности сохраняется авторская терминология, отражающая как индивидуальность Толкина, так и традиции научной литературы его времени.

20. В современном английском языке дифтонги (сочетания двух гласных звуков) представляют собой один слог. Так, слова boat, gear, wave, ripe и т. п. следует читать как односложные.

21. Анакруза (греч. &#945;&#957;&#940;&#954;&#961;&#959;&#965;&#963;&#953;&#962; ) — лишний (сверхметричный) слог или несколько слогов в начале стопы.

22. Слово «аллитерация» (alliteration ) этимологически представляет собой сочетание приставки al - (ad -) и корня littera (‘буква’). Для носителя современного английского языка сохраняется ассоциация между словами alliteration и letter , о которой и упоминает Толкин.

23. Сэмюэль Джон Кроуфорд (Samuel John Crawford), 1884 — 1931, — автор ряда работ по древнеанглийской поэзии.

24. Ведеры — поэтическое название народа геатов (гаутов), к которому принадлежал Беовульф и его спутники.

25. «Стихотворный период» (verse period, verse paragraph ) — синтаксическая и смысловая единица древнеанглийской поэзии, превышающая по длине предложение. В русской терминологии общепринятым эквивалентом является «сверхфразовое единство».

26. Geats (геаты, гауты) — народ, правителем которого был Беовульф. Кто такие гауты «Беовульфа», остается спорным: в науке предлагались разные толкования (готы Южной Швеции или острова Готланд, юты Ютландского полуострова и даже древние геты Фракии). См. статью «“Беовульф”: чудовища и критики».

 

 

Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь  

 

 

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 158; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!