ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 92 страница
захоронением, к тому же кремневый наконечник дротика или стрелы в позвоночнике и конвульсивная поза последней явно указывают на (добровольное?) жертвоприношение [1083]- Показательно, что автор данного исследования, помещённого в сборню, международного симпозиума по проблемам лендьельской культуры, отказался е~ традиционного названия и ввёл «большое земляное сооружение». Ещё более уд ачные представляется «ротонда» З.Вебера, который обосновал календарно-обсерваторнос назначение сооружения у Тешетиііы-Кийовииы (Чехословакия) и указал на егг аналогичность древнейшим «хенджам» Великобритании [1100]. Последовавшая вскорг монография В.Подборски закрепила это открытие и значительно расширила кру аналогий, главным образом, за счёт центрально-европейских ротонд ]1090]. Оналичкг их в Восточной Европе я указал на основании раскопанного В. А. Крупом позднг- трипольского«детинпа® или «оборонительногорва® у с. Казаровичи под Киевом, атакяг десятков подобных сооружений возле трипольских поселений на опубликованную К. В. Шишкиным аэрофотоснимках ]385,с. 111—119; 990; 975, с. 105]. Показательно вышеуказанная интерпретация В. А. Крупом ротонды Казаровичей: она свидетельстве" и обиндентичности изначального исследовательского восприятия таких памятников гг Англии до Украины, и об отставании отечественной археологии в деле изучения эпп актуальнейших памятников.
Святилиша-обсерватории могли проникнуть в Восточную Европу вместе с лендьельской культурой [351]. Однако помимо рассматриваемой линии их развили; в «Трипольео-Аратте сохранялась другая — более архаическая, ведшая своё начато ;гг Чатал-Гугока] 1078]. Речь идёт о культовых зданиях «храмов-обсерваторий» [474],стеш» и двери которых ориентировались по сторонам света, а люк в потолке предназначало, для наблюдений за звёздами и планетами Нетрудно заметить сходство такдс планировки с рассматриваемыми здесь святилищами-обсерваториями или ротондам-:
|
|
|
В.И.Маркевич указывает также на некоторое сходство с зиккуратамн Месопотамия Такое же, а также с масштабами Египта сходство отмечают исследователи кургане*, обращая при этом внимание на подобие тех и других очертаниям восходящего Солнш [916, с. 47—48,56—57, рис. 5,13,14]. Последнее обстоятельствосвязывает вышеуказанные храмьг— ротонаы — мастабы — зиккураты — курганы в единый семантический \зех обладающий диапазоном от календарно-астрономических наблюдений и представлен, w
о внеземных мирах ло погребальной обрядности и мифотворчества.
Распространение святшшш-«обсерваторий * не офаничилосьсевернсй ойкуменой древнейшего земледелия и индоевропейских культур (ккоторым я, вопреки В. А.Сафрс- нову и в соответствии с Б.В Горнунгом и др., отношу и Триполье). Оригинальных видом ротонды является, по-моему, поаанетрипольское (усатовское) «поселение» Мзг- ки [243, с. 22—35; 606. с. 89—92]. Подобные (хотя и отдаленно) оваіьно-пояпрямоугольны: рвы встречаются и среди ротонд Центральной Европы ] 1090, рис. 158], однако богйг сопоставимы с конфигурацией рвов Маяков каменные аллеи Франции [125, рис. S " 8.7], центральные сооружения английских Вѵяхенджа и Стоунхенджа, а также аллея рвов, валов и камня последнего [125, рис. 3.6, 9.2, 9.5] Сѵдя по аналогам нанбсаж изученных ориентиров Стоунхенджа (около 2400 г. до н. э [ 125, рис. 1.3,1.4]), «алле;* внешнего рва Маяков и пересекшая её диагональ внутреннего малого рва ]243, рнс 1 были приспособлены для наблюдений за восходами-закатами, соответственно, Л и Солниа в дни солнцестояний восточно-юго-восточное направление основного г гг. было обращено к восходу Луны в период летнего солнцестояния, а юго-восточнсе
|
|
|
диагонального рва — к восходу Солниа в период зимнего солнцестояния; противоположные же концы рвов—к закатам зимней Луны и летнего Солниа [864, с. 233]. Отметим )) приоритет для позднетрипольского населения Причерноморья лунного календаря нал солнечным, 2) ихсосушествование и взаимоуточнения, 3) особое почитание солнцестояний. Эти особенности поясняют рассматривавшиеся выше календари в орнаментации посулы, іробниии проч., о также в ориентации покойников, могил и др.; они же раскрывают нам многие особенности духовных представлений усатовской и контактировавших с нею культур.
|
|
|
Ротонда Маяков указывает на распространение святилиш-«обсерваторий» к югу. Наиболее южной, типологически более ранней (но, вероятно, синхронной), нежели Маякская, была ротонда у пос. Багаевского на Нижнем Дону, зафиксированная
С. Н. Братченко как ров в основе Лысого кургана [ 100, с. 215—231, табл. XIII]. Огромный, разомкнутый в направлениях промежуточных сторон света кольцевой ров окружал, по мнению автора раскопок, разрушенное энеолитическое п. 16 с обломками сосуда лоновосвободненского вила (который мог быть импортирован — как и конструкция ротонды—из иентральноевропейскогоареалаяендьельской и культуры воронковидных кубков). Поскольку следов могилы не обнаружено, то в существовании захоронения следует усомниться. А вот признаки жертвоприношения налицо: здесь и «расчленённые кости человека..., крупные обломки сосуда и обожжённые мелкие кости овцы» из п. 16,
|
|
|
и, главное, располокение этих останков на участке погребённой почвы площадью 5x2,5 м [ 100, с. 221 ]. К более позднему времени (но не позже начала II тыс. до н. э.) относятс і сопряженныес захоронениями святалища-ообсерватории» под курганами у азербайджанских г- Сгепанокерта и сел. Ханлара, где они весьма напоминают Стоунхенжд-И [181, рис. 6, 10; 975, с. 105, рис. Ю]. Типологически они весьма отличаются от обсерваторных скальных площадок первой половины III тыс. до н. э. на армянском холме Мсшмор, где, к тому же, велось наблюдение за восходами не Солниа, а Сириуса [858, с. 188— 192; 599].
Возникает вопрос, появилось ли здесь сходство со Стоунхенджем случайно, из общих закономерностей почитания восходов Солнца в период летнегои Луны в период - зимнегосол ниестояннй, атакже из сходных технических решений,—или же вследствие неких контактов странствующих жрецов. Специфические сходства мегалитических сооружений Кавказа и Западной Европы склоняют ко второму ответу; исследователи связывают появление кавказских дольменов с морскими странствиями между побережьями Колхиды и Западного Средиземноморья [476, с. 316; 414, с. 107; 707, с. 218]. О возможности сухопутных связей свидетельствует вышерасемотренный пример Лысого кургана, типологически сопоставимогосоСтоунхенджем-І и т. п. В системе доказательств таких связей важнейшие места занимают аналогии между петроглифами (особенно с изображениями бычьих упряжек) Западной Европы. Нижнего Поднепровья. Кавказа [153; 191 ,с. 67—68; 707,с. 179], орнаментированными гробницами [667] и стелами [563, с. 57~60.172— 174], специфическими изделиями из камня и металла [190, рис. 63,69]. Все эти творения зародились раньше курганов, но вместес кромлехами, которые мсекно считать следующим (после земляных ротонд) этапом «поворотного момента в оформлении идеологии индоевропейского общества»; этапом, начавшимся с воздействия мсгалитической традиции на культуру воронковидных кубков [707, с. 153].
Некоторые исследователи усматривают едва л и и н главное отличие «изобразительных мифов» ближневосточных и индоевропейских цивилизаций в их обращении к глине и камню [283]. Полагаю, что такое отличие коренится не столько в природных
условиях {ведь если не камень, то глина распространены повсеместно, и можно было бы обойтись без строительства трудоёмких мегалитов и т п ). сколько в законах пассионарности. регулирующих энергетические затраты обществ [179]. В условиях незначительности (сравнительно с ближневосточными цивилизациями) ирригации, градостроительства и социально напряжённой, т. с. классовой, иерархии индоевропейские цивилизации реализовали максимум своих усилий в строительстве каменных святил иш-«обсерваторий». выражением которого являются характерные для них человеческие жертвоприношения Однако на таком пределе обшества постоянно существовать не могли, они должны были несколько отступить, создавая «запас прочности» для производительного труда. Свидетельством отступления, т. е. экономии усилий, стало возвращение к преимущественно земляным конструкциям и замена частых жертвоприношений умирающими естественной смертью. Так возникли и распространились курганы. Иххарактерностьдлястепной зоны расселения индоевропейцев можно объяснитьнаи меньшей стабильностью здесь (сравнительно с лесостепными
— земледельческими и потому более стабильными регионами) и хозяйства, и общественного уклада — что влекло за собой необходимость создания «связующих центров». В них — в курганах — сошлись и требующий совместных усилий (племени или даже союза племён) монументаянзм. и связи (посредством кааешарио-обсерваторных элементов) общества с мирозданием, и снятие (при участии живых, жертвенных и умерших людей) основного противоречия всех времён и народов — противоречия бытия-небытия
Т аким образом, курганы стали закономерным явление м степной—индоиранской или арийской — группы индоевропейской языковой обшности, они выросли и > характеризующих (хозяйственно и духовно необходимых) эту общность земляных, j затем каменных святили щ-«обсерваторий» Ясно, что такая трёхэталность монументального строительства проявилась только в тенденции, в действительности проявления последующих этапов сосуществовали с более или менее выраженными реминисценциями предыдущих — и это сосуществование продолжалось в Европе вплоть ао утверждения христианства [682. рис. 44. 49. 54. 183].
Вполне очевидно, что в процессе становления курганной традиции, погребальный обряд индоевропейских культур был о глучен от идеи потусторонних обши нных домов и обручён со святилищами, предназначавшимися -тля слежения за циклами гола и всего мироздания. При этом временное сокращение деревянных конструкций, задіена их мегалитами, а затем холмами из ^емли и камней было отнюдь не внешним явлением По тонкому замечанию Л- Р. Кьшізсова [413, с. 191—192], изначальная стадия доминанта «мирового древа» (присущая родственным связям обшества со средой обитания, присваивающему хозяйству и тотемистическим представлениям) ѵступает главенство идее «священной горы» (связанной с природой неживой и даже рукотворной, отвечающей преобразующей сути производства с его мифологическими представлениями >. непосредственное воздействие на возникновение и распространение курганногообрАла имеет здесь то. что «всюду космогонический культ мировой горы был взаимосвязан с культом плодородия и размножения». И если «общинный лом», «арево жизин-. тотемизм и стоящее за ними присваивающее хозяйство сопрягались, в коние-кониов- с отсутствием индивидуализации и несущественностью смерти одиночек на фоне жизнестойкосш общины, с идеей загрсйногосуществования-топерсональныезахоронения- «свяшенная гора», календарная мифовогия и стоящее за ними производящее хозяйство сопрягались с утверждением ишивидумаи ужаса пред его исчезновением, стремлением к воскрешению из небытия [ 182. с. 9—10] Что более, нежели святилише-«обсерватория» и производный от него курган может присоединить покойника к круговороту бытия, ѵполобить брошенному в пашню зерну?
Ниже, рассматривая рвы и кромлехи курганов, мысталкнёмсяс реминисценциями описанных выше святилищ. А здесь уместно сказать о реминисценциях «обшиннык домов* и «мирового древа»
Первые были характерны для днепро-аонецкич могильников мариупольского типа 1737], имиті іровавших также челны (677. с. 148—150] Реминисценшіи тех и других обнаруживаются в древнейших курганах постмариѵпольской [321, с 29. 37 . 322. с. 12—15], а затем и ямной культуры [949. с. 49—50. рис. 2; 960, с. 48—49.977]; известны они и позже — до скифского и даже нашего времени Среди днепровских Порогов и в других местах на протяжении энеолита и бронзы существовали основные могильники [■І17;419.с 167], традиции которыхсохранялисьипозже. Возможно, отцих и пошел древнерусский заговор. «На море на Окияне. на острове Кургане стоит белая берёза, вниз ветвями, вверх кореньями» [265, с. 401]. что соответствует индоарийскому «•Наверху (её) корень, виизу — ветви, это вечная смоковница* [КатхУп 11.3.1]
Семантика «мирового древа» глубже всего прослежена в основе кургана Цегельня \ с Подлужное, который занимал мыс над лугом в затоплявшимся ѵетье Пела. В начале ракнегоэтапа среднестоговской культуры здесь существовало святилише с символикой Вритрыи Валы {змеевидный ров с яйцеобразной ямой возле обращенного на север хвоста). Вскоре немного восточнее носители постмариутішьской культуры заложили один из лревнейших курганов, насыпь которого перекрыла, помимо могилы, подобные яму и ров. Затем последовала досыпка над трипольским^) или ннжнемихайяовским {судя по позе адорации) захоронением. Деревянная чашау коленей погребенного могла символизировать вместлише корней «мирового древа», которое, в виде столбасоследдми жертвоприношения ікостный тлен) у основания, было установлено в северной части (т. е. «в зените») кольцевого рва—между головамиявуч змеевидных фнп-р. образовавших данный ров Переход от одной к двум змеям, от культовой ямы-«яйш» к «древу»-столбу вполне отвечает основам йоги — с их образами дремлюшей у основания позвоночника змеи Кундалини, котораявевоём подъеме к вершине позвоночника преобразуется в Пингалу и Иду.- Таким образом, это древнейшее проявление в курганах жертвенного столба имело йогическѵю подоплеку и. помимо известных идей «мирового древа» и «оси мироздания», подразумевалоещё позвоночник некого антропоморфного идола {в виде которого, вполне вероятно, и был оформлен этот столб). 1 ранитные идолы дейс гві ire л ьно был и обнаружены в святилище исследованного неподалёку кургана Кормилица.
Нередко«мировоелрево»впостмариупсуіьскііхкурганахпрелсташіяютсвоеобразные кромлехи, возводимые из бревен на уровне древнего горизонта н иногда дополняемые камнями. Так, в кургане 1 к/г X1 Ѵу с. Спасское подкурганная площадка диаметром 20,8 м была окружена массивными — до 0,5 м — брёвнами, соприкасающимися торцами. В местах соединения, заполняя естественные разрывы, были установлены вертикально необработанные плиты» [322. с. 13]. Прекрасный пример перехода семантики дерева в семантику камня! Он же прослеживается в замене деревянного шалаша на каменные символы дома в соседствующих среднестоговской и новоданиловском п. 19 и п 16 Высокой Могилы Староселья [960, с. 48—49]. В кургане Цегельня подобный переход был разделён несколькими досыпками и культурно-хронологическим интервалом от постмариупольской (вышеописанный деревянный столб-«позвоночник») до поздней
ямной культур (каменный идол и зернотерки в местах лона и грудей женоподобной досыпки). Однако деревянные столбы и другие признаки почитания «мирового древа», а также «потустороннего дома» прослеживаются у потомков индоевропейцев (и не только) доныне [ 144, с I 80“ 185].
Вышеочерченное противоборство до- и курганной традиции нашло отражение в двух пластах индоевропейских представлений о загробном царстве, где более древняя идея потустороннего жилища Вальхалы, «земляного дома» оказалась подчинена идее горы Валы, «каменного неба». В соответствии с этими лингвистические, и археологические данные показывают перенос мест погребения с низких ‘лугов’ (и.-е. *^е1- [ІЗЗ.с. 824] >. где обычно размешали древиейние курганы постмармѵпольекой кулътры [322, с. 8—10}. на надпойменные террасы и другие 'возвышенности’, ‘горы’ (и.-е. *kthlel-> ст.-слав £е1о ‘лоб’, др.-исл. hoi mu 'островок7, др.-рус. толомя “курган” [ 133. с. 669; 295, с. 21] . где появились другие древнейшие курганы — трипольские и куро-араксские [966. с 5—9]. Полагаю, что при всей своей типологической древности, первые возникли всё же несколько позже и под воздействием вторых, что именно последние явились следствием вьшіеочерченного развития святилиш-«обсерваторий», тогда как первые засвидетельствовали «индоевропеизацию» отдельных (мариупольского типа) племён днепро- донецкой культуры, основанной на присваивающем хозяйстве.
Говоря об отражении в курганах идеи «мирового древа»-, следует иметь ввиду не только его очевидные признаки (столбы на вершинах и др., шатрообразную обклажі склонов бревнами и проч. [846; 915. с. 75, рис. 3, 4, 13]), но и глубинные пласш семантики -7 очерченные выше на примерах курганов Ііегельня и Кормилица в устье Пела. Здесь наиболее важно то, что курганы сооружались преимущественно in чернозема, которым также заполнялись обширные неглубокие впадины от выборов грунта вдоль курганных пол. Установлено, что рвы Цегельни, вырытые в песчаном грунте надпойменного мыса, были заполнены іумусированым илом, принесенных строителями из русла протекавшего неподалёку ручья; из этого же ила были сделаны панцирные и др. конструктивные прослойки первичной насыпи и ее досыпок. Нг исключено, чтогумусное заполнение вышеотмеченных впадин вокруг подавляюшег? большинства арийских курганов тоже наносилось, хотя бы частично, строителями В этих впадинах, лишенных тогда целинного дериа, поныне обладающих наивысшим і степях плодородием, могли создаваться поля. На это указывает обилие в могил:» пыльцы культурных злаков. Учитывая ее слабую летучесть, «следует констатировать, что перенос пылыіы от места произрастания растений был невелик, и посевы находились недалеко от курганов» [1034, с. 89]. Это обстоятельство, несомненно, содействовал? сакрализации земледелия—и, даже при явном преобладании в хозяйствескотоволствЕ могло привести к возникновению этнонима ариев от ’плуга’ и ‘оратаев’-'ариев’ [6С‘“: 999, с. 27].
Выдвигаемая здесьтипотеза о происхождении курганов согласуется с гипотезе* В. А. Сафронова в той её части, которая обнаруживаетизначальный импульс в культуре Лендьел. Ноесли,поВ. А. Сафронову, «курганообразуюшиЙ» импульс перешёл отсюла исключительно в культуру воронковидных кубков, а из неё ~ в ямную, то я полагэк рассредоточение (через систему святилиш-«обсерваторий«>) этого импульса в разных контактировавших с Лендьелом культурах. Иеслиотакихкс «актах с новоданиловскск (в Поднавье [783, с. 21]) и куро-араксской (в Малой Аь.ш. где уже прослеживаете* проникновение производной от Лендьела и КВ К беленской культуры [707. с. 1Я1 можно покамест только догадываться, тораспространённостьсвятилиш-«обсерваторий*> на территориях и Лендьела, и Триполья свидетельствуетобих глубоких (хотя, очевидно, избирательных) связях. Единичность лендьелских вешей на трипольских поселениях не должна нас смущать: идеи и конструкции святилиш-«обсерваторий» (а затем кромлехов и курганов) передавались, по-видимому, не посредством изучаемых археологией миграций племён, а отдельными жрецами или же небольшими их группами. Традиция таких — нередко очень далёких — странствий по обширнейшей индоевропейской ойкумене сохранялась потом и в античности, удивляя своими забытыми истоками «отиа истории» Геродота (История IV .13—16,33—36], не говоря уж о современных исследователях [681, с. 362—365]; между тем отношение таких странствий к святилишам-«обсерваториямі> достаточно очевидно [864, с. 167—170: 114, с. 171—173; 970, с. 79—83]. Строительство и почитание таких сооружений продолжалось в Европе до утверждения христианства [1062].
Особого внимания заслуживает вопрос остольбькпром идовольноортнизованном распространении курганного обряда от Дуная до Волги. Очевидно, что этого не могло произойти без нового, скотоводческого типа хозяйства и связанных с ним изменений в социальных отношениях и мировоззрении. Но что заставило относительно малочисленные племена спешно пересекать обширные пространства?—По-виаимому, некие климатические изменения катастрофического порядка. Повышенный интерес строителей древнейших курганов к небесным светилам и календарю заставляет предполагать первопричину космического порядка. Из выдвигаемых Н.А.Чмыховым [91 I, с. 335; 912. с. 207] дат великих парадов планет, вызывавших существенные изменения активности Солниа. землетрясения и наводнения, извержения и колебания климата, для рассматриваемых памятников наиболее приемлемыми представляются периоды около 3838 г. до н. э. (появление святилиш-*обсерваторий*>), 3306 г. до н. э. (распространение мегалитической традиции), 2782—2774 г. до н. э. (формирование кеми-обинской культуры). Закономерно, что импульсы миграций и новых идей исходили из демографически и сейсмически активных Балкан и Трансильвании; качнувшись в сторону противоположного, кавказского очага и угаснув в наиболее спокойном Поволжье, маятник миграционного движения середины IV тыс. до н. э. пошёл в обратную сторону, обогащенный формированием новой, ямной культурно- исторической обшности. Лревиейшая. зародившаяся здесь конница носителей новоданиловского культурного типа (вернее, довольно узкого кул ьтурно-хронологичес- кого горизонта) стала выразительнейшим показателем этих движений. Заслугой В. Н.Даниленко, Н.Я.Мерперта, В.А.Сафронова является обнаружение их археологических и этнонсторических реалий: азово-черноморской линии развития степного энеолита, включавшей эту линию ІЛнркумпонтнйской зоны, движения мегалитической традиции от Центральной Европы до Кавказа, формирования ямной общности в ареале затухания первичного импульса миграционного движения середины IV тыс. до н. э. Всё это, как показано выше, стороныобшего процесса, обусловленного причинами космического порядка.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 196; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!