ОТЕЦ                        РЕБЕНОК                        МАТЬ 2 страница



* * *

“Увы, за рубежом меня куда меньше знают как поэта, чем как редактора некого прогрессивного журнала,” - жаловался Твардовский. Однако в этой жалобе было много лукавства, в его собственной системе ценностей политика стояла на первом месте (1-я Воля), а поэзия на третьем (3-я Эмоция), и политический уклон, которым явно грешил “Новый мир” при Твардовском, явился результатом бессознательного, но не случайного выбора психотипа его главного редактора. Юрий Трифонов писал: “Один мой приятель, литератор, в конце пятидесятых годов всегда спрашивал, когда речь заходила о каком-либо романе, о рассказе или повести: “Против чего?” Скажешь ему, что пишешь мол, рассказ или повесть, он сразу: “Против чего?” Все лучшие новомирские произведения, напечатанные за последние годы, очень четко отвечали на этот вопрос.”

Твардовский и сам иногда не считал нужным скрывать откровенно политический подтекст своих литературных симпатий. Тот же Трифонов вспоминал: “Вы прочитаете скоро повесть одного молодого писателя...”- говорил он, загадочно понижая голос, будто нас в саду могли услышать недоброжелатели, - ”Отличная проза, ядовитая! Как будто все шуточки, с улыбкой, а сказано много, и злого...”

И в нескольких словах пересказывался смешной сюжет искандеровского “Козлотура”.

Там же в саду летом я впервые услышал о можаевском Кузькине. Об этой вещи Александр Трифонович говорил любовно и с тревогой. “Сатира первостатейная! Давно у нас такого не было...”

При всей ироничности своего мироощущения (3-я Эмоция) неядовитых шуток Твардовский не любил и считал их ниже своего достоинства печатать. В нем был некий сановитый (1-я Воля) подход к поэзии, и однажды он сильно обидел Заболоцкого фразой, по конструкции составленной также как фраза, которой укорял Евтушенко, - “Не маленький, а все шутите.” К слову будет сказать, что “цари” вообще слишком серьезные и сановитые люди, чтобы воспринимать юмор. Смех, шутки, юмор вольно или невольно способствуют иерархическому перевертыванию (см. на эту тему работы М. Бахтина), чего гордая, кастовая душа 1-й Воли очень не любит. Поэтому отсутствие чувство юмора - одна из самых твердых примет “царя”.

Но продолжим. Политик душил в Твардовском поэта, и происходило это даже тогда, когда он сталкивался с поэзией, тождественной по эстетическому кредо. Твардовский не принял Иосифа Бродского, исключительно в силу аполитичности последнего, хотя муза Бродского, воспитанная на той же эстетике 3-й Эмоции, была родной сестрой музы Твардовского.

И не кресло главного редактора толстого журнала сделало из Твардовского политика. Он был им всегда. Вспомним слезы подвыпившего Твардовского при воспоминании о репрессированном отце. Так вот, у отца поэта были свои воспоминания о сыне. Он вместе с младшим сыном Павлом бежал из ссылки, сумел добраться до Смоленска и найти Александра. Далее произошло вот что: “Стоим мы с Павлушей, ждем. А на душе неспокойно: помню же, какое письмо было от него туда, на Лялю. Однако же и по-другому думаю: родной сын! Может Павлушу приютит. Мальчишка же чем провинился перед ним, родной ему братик? А он, Александр, и выходит. Боже ты мой, как же это может быть в жизни, что вот такая встреча с родным сыном столь тревожна! В каком смятении я глядел на него: рослый, стройный, красавец! Да ведь мой же сын! Стоит и смотрит на нас молча. А потом не “Здравствуй, отец,” а -”Как вы здесь оказались?!” - “Шура! Сын мой!” - говорю .- ”Гибель же нам там! Голод, болезни, произвол полный!” - “Значит, бежали?” - спрашивает отрывисто, как бы не своим голосом, и взгляд его, просто ему не свойственный, так всего меня к земле прижал. Молчу - что там было сказать? И пусть бы оно даже так, да только чтоб Павлуша этого не видел. Мальчишка же только тем и жил, что надеялся на братское слово, на братскую ласку старшего к младшему, а оно вон как обернулось! “Помочь могу только в том, чтобы бесплатно доставить вас туда, где были!” - так точно и сказал.”

Конечно, не вина Твардовского, что ему пришлось делать такой страшный выбор между родными и властью, но результат выбора следовало бы целиком отнести на его счет, если бы за Твардовского с самого начала все не решил психотип, его 1-я Воля. У человека нет ни вин, ни заслуг, есть лишь природа и случай.

Обычная для “царя” неровность отношения и поведения в полной мере была присуща Твардовскому. Вот несколько цитат из воспоминаний Юрия Трифонова: “...когда я узнал Александра Трифоновича ближе, я понял, какой это затейливый характер, как он наивен и подозрителен одновременно, как много в нем простодушия, гордыни, ясновельможного гонора и крестьянского добросердечия... был ровен, проницателен и как-то по высшему счету корректен со всеми одинаково: с лауреатами премий, с академиками, с жестянщиками. Та ровность и демократизм, которые были свойственны редактору “Нового мира” в его отношении с авторами, отличали Александра Трифоновича и в обыденной жизни... умел людей, которые ему были неприятны или которых он мало уважал, подавлять и третировать безжалостно: и ехидством, и холодным презрением, а то и просто бранью.” Такая вот противоречивая характеристика. К сказанному Трифоновым следует добавить, что демократизм Твардовского был специфическим, “царским”, т.е. он ровно относился к академикам и жестянщикам, потому что считал их равно ниже себя. Любовь Твардовского также отдавала монархизмом, Солженицын писал: “А.Т. в письме назвал меня “самым дорогим в литературе человеком” для себя, и он от чистого сердца меня любил бескорыстно, но тиранически: как любит скульптор свое изделие, а то и как сюзерен своего лучшего вассала.”

* * *

“Твардовские” - лучшие в мире бойцы. 1-я Воля не предполагает отступлений и дерется до последнего. Мощная, гибкая 2-я Физика легко держит удар, и ее нельзя сломать, ее можно только уничтожить.

У Трифонова сохранилось прекрасное описание купающегося Твардовского с очень точно воспроизведенным впечатлением от вида 2-й Физики: “Александр Трифонович был крепок, здоров, его большое тело, большие руки поражали могутностью. Вот человек, задуманный на столетья! Он был очень светлокожий. Загорелыми, как у крестьянина, были только лицо, шея, кисти рук. Двигался не спеша, но как-то легко, сноровисто, с силой хватался за ствол, с силой отталкивался и долго медленно плавал... .на реке, от которой парило, я видел зрелого и мощного человека, один вид которого внушал: он победит!”

В порядке первых двух функций “твардовский” совпадает с “наполеоном” (см.) и первым среди бойцов, лучше “наполеона”, его делает 3-я Эмоция. Покой и холод, не покидающие “твардовского” в самой отчаянной схватке, парализуют противника, не позволяют ему считывать с лица “твардовского” очень важную для тактики боя эмоциональную информацию. Дерущегося “твардовского” лучше всего сравнить с медведем. Любой цирковой дрессировщик сразу скажет, что самый опасный зверь - это медведь. Опасен он потому, что ведя одинокий по большей части образ жизни, медведь не нуждается в специальных сигналах, оповещающих о его состоянии и намерениях, т.е. ”эмоционально обделен”, суховат, поэтому атаки его и последствия практически не предсказуемы. Точно таким же медведем можно считать “твардовского”, существа сильного душой и телом и непроницаемого.

Железные нервы 3-й Эмоции данного психотипа прекрасное дополнительное орудие как в простой драке, так и в военной кампании. Недаром из среды “твардовских” вышли такие первоклассные полководцы как Нельсон, Мольтке, Жофрр.

* * *

О том как выглядит “твардовский”, целиком посвятивший себя политике, дает представление краткое жизнеописание австрийского императора Иосифа II. В сокращенном виде выглядит оно следующем образом: ”Программа Иосифа II была самым последовательным выражением системы просвещенного абсолютизма. Иосиф был одним из самых деятельных людей и, не щадя ни себя, ни других, совершенно изнурил себя работой. Его бесчисленные путешествия были не триумфальными прогулками, а тяжелым трудом добросовестного ревизора. Входя во все самолично, он верил в свое призвание вывести Австрию из полудикого состояния путем реформ, идущих сверху. Вместе с тем, он следовал старой австрийской традиции укрепления внешнего и внутреннего могущества государства, бюрократической централизации, объединения разноплеменного состава монархии, попрания старинных вольностей феодального происхождения и подчинения церкви государству. В виде корректива произволу он допустил, однако, гласное обсуждение текущих вопросов в печати и открытую критику действий монарха (закон о печати 11 июня 1781 г.). Человеколюбивая деятельность его простиралась на всех обездоленных, начиная с притесненного крестьянства и кончая сиротами, больными, глухонемыми, незаконнорожденными. Тем не менее Иосиф был  совершенно чужд сентиментальному и несколько отвлеченному благодушию чувствительного XYIII века...Похвалы со стороны модных писателей он не искал; во время наделавшего много шума путешествия его во Францию (1777) свидание его с Вольтером не состоялось. В 1781 г. он издал знаменитый указ о веротерпимости... Уничтожая привилегии магнатов и устанавливая равенство всех граждан, Иосиф признавал дворянство лишь как служилое сословие и допускал приток разночинцев в ряды чиновничества... Его политика возбудила всеобщее недовольство... На смертном одре, несмотря на тяжкие страдания, он продолжал заниматься государственными делами до последнего дня и умер 20 февраля 1790 г.,  с твердостью”.

Все узнаваемо в этом жизнеописании. Последовательный централизм, сочетаемый с уравнительными тенденциями, - обычная для 1-й Воли политика. От 2-й Физики огромная трудоспособность и забота о нуждающихся. Веротерпимость и несентиментальность - от 3-й Эмоции. Таков, собственно, и есть, занятый чистой политикой, “твардовский”.

* * *

Обычно “твардовский” - плотный, приземистый человек с твердым, прямым, насмешливым взглядом без блеска. Лицо круглое. Он осанист, церемонен, невозмутим. Жест спокоен, величав, уверен, точен. Речь ровна, напориста, иронична, монотонна. Втайне питает слабость к музыке, литературе, искусствам, а, выпив, не прочь сам спеть что-нибудь негромким, маловыразительным голоском. Мимика почти отсутствует. Стрижка короткая и аккуратная, к окраске волос редко прибегают даже женщины. “Твардовский” заботлив, домовит, рукаст, хотя не без высокомерия и иронии относится к простым житейским заботам. Он очень любит природу, и домашние животные выглядят единственными существами, имеющими власть над этим отчужденным, жестким, холодноватым человеком.

 

                                        ЛАО-ЦЗЫ

                                1) ЛОГИКА (“догматик”)

                                2) ВОЛЯ (“дворянин”)

                                3) ФИЗИКА (“недотрога”)

                                4) ЭМОЦИЯ (“зевака”)

 

Когда представляешь себе Лао-цзы и вместе с ним и тип «лао-цзы», то видится худощавый, не сказать чтобы красивый человек. Лицо овальное. Взгляд покойный, рассеянный, опрокинутый в себя, без блеска. Жест и мимика выразительны, свободны. Свободу предпочитает «лао-цзы» и в одежде, она обычно не броска и не банальна. Речь льется без затруднений, но отличается подчеркнутой строгостью построений и пестрит выражениями, старательно указывающих на последовательность мысли, типа – «во-первых, во-вторых и т.д.» В лексике избегает подчеркнуто грубых и подчеркнуто выспренных оборотов. В вопросах бытовых, хозяйственных, спортивных представляется существом едва ли не беспомощным. Чадолюбив. Существа противоположного пола являются для него тем, что солнце для подсолнуха, но не прямо, а как бы в околичностях.

* * *

По справедливости этот тип, наверно, лучше было бы назвать двойным именем :”лао-цзы - гераклит”. Оба философа имели одинаковый порядок функций, а кроме того они биографиями и творчеством идеально дополняют друг друга. О жизни Лао-цзы неизвестно почти ничего, но сохранился его главный труд. Из сочинений Гераклита уцелело лишь несколько цитат, но нечто, напоминающее биографию, имеется. Поэтому, говоря о типе “лао-цзы”, будем в дальнейшем апеллировать и к памяти Гераклита.

 Про Лао-цзы известно лишь, что под конец жизни он отправился из Китая на Запад (у древних “запад”, сторона солнечного захода, - обычный символ загробного мира). Но на границе был остановлен таможенником и по его просьбе написал философский трактат “Дао де дзин”, обессмертивший имя Лао-цзы. Вот, практически, и все.

История создания “Дао де дзин” - единственного произведения Лао-цзы если не правдива, то правдоподобна. Достоверно в ней выглядит то, что Лао-цзы увековечил себя как бы мимоходом, почти принудительно. И так могло быть, потому что “догматик” - вообще человек малокоммуникабельный, и, решив для себя капитальнейшие вопросы, он обычно успокаивается на этом, в дальнейшем добытым без нужды не делясь.

На 1-ю Логику Лао-цзы кроме этого указывает то, что “Дао де дзин” - результат, а не процесс. Взгляды китайского философа, изложенные в трактате, не предмет для дискуссий, но догма, которую можно либо целиком принять, либо целиком отвергнуть. Диалогом в “Дао де дзин” и не пахнет. Трактат от начала до конца продуман одним человеком за годы, проведенные в кабинетной тиши, очень строен, очень последователен и возражений не предполагает даже в теории. Кроме того, трактат явно претендует на универсальность, на то, что его принципы оказались бы равно приложимы ко всем элементам бытия: значительным, незначительным, всяким. И надо ли напоминать читателю, что монологовость и тяга к универсализму - ярчайшая из примет 1-й Логики?

Хотя от сочинений Гераклита остались лишь фрагменты, капитальность и безаппеляционность его суждений такова, что тождественное Лао-цзы положение Логики на ступенях функциональной иерархии у греческого философа сомнений не вызывает. Его интеллектуальная гордыня, позволявшая озаглавливать свое сочинение “Обо Всем”, и заявлять, что он самоучка, “сам себя исследовал и сам от себя научился” - лишнее тому подтверждение. На 1-ю Логику ясно указывает и результативная лапидарность гераклитовского стиля, почитаемого в древности “несравненным”.

* * *

2-ая Воля данного психотипа диктовала Лао-цзы с Гераклитом и сам принцип их философствования. Оба они диалектики, т.е. все элементы бытия выстроены в их системах не по иерархической вертикали, а по горизонтали: сущее есть производное двух равноправных, противостоящих и взаимопроницаемых начал (свет-тьма, добро-зло, мужчина-женщина и т.д.). Всякое шевеление, постоянно происходящее во вселенной, - плод как раз такого взаимопроникновения, взаимоперетекания, доводящего до полного превращения одного начала в другое. Что, однако, ничего не меняет на космических весах, неизменно находящихся в равновесии. Внекастовость - типичная для “дворянской” психики черта. Заслуга Лао-цзы и Гераклита заключается лишь в том, что интуитивное обычно горизонтальное восприятие мира 2-й Волей они 1-й Логикой осознали и возвели в космический принцип.

В жизни Гераклит также вел себя вполне “по-дворянски”. Он принадлежал к царскому роду, но, когда жители родного Эфеса надумали усадить его на освободившийся трон, то городская делегация застала Гераклита играющим с детьми в бабки и совершенно глухим к столь соблазнительному предложению.

Каких-либо ясных указаний на наличие у Лао-цзы и Гераклита 3-й Физики в литературе не сохранилось. Пожалуй, только высказывание Гераклита, что “зрение - ложь” прямо свидетельствует об этом. Так как именно к продуктам деятельности низкостоящих функций человек испытывает наибольшее недоверие и подчеркнуто, агрессивно недоверчив ко всему, что связано с Третьей функцией. Поэтому грубая филиппика Гераклита в адрес зрения - чувства телесного - весомый аргумент в пользу предположения о ранимости его Физики.

Косвенно же подтвердить наличие у обоих философов 3-й Физики можно, руководствуясь методом исключения. У них Эмоция явно Третьей не была. Оба так свободны, беззастенчивы в выражении своих чувств, так плодовиты и легки на блистательные образы при передаче сухих, отвлеченных философских категорий, как никаким “сухарям” не под силу. А значит порядок функций Лао-цзы и Гераклита угадан верно:3-я Физика и 4-я Эмоция.

* * *

Тип “лао-цзы” достаточно редок и является одним из главных поставщиков классных представителей умственного труда. Думаю, имена Эзопа, Марка Аврелия, Шанкары, Дионисия Ареопагита, Скота Эригены, Бонавентуры, папы Сильвестра II, Монтеня, Спинозы, Сахарова в состоянии подтвердить высокую репутацию данного психотипа.

По всем своим характеристикам “лао-цзы” типичный интеллигент: рассеянный, малообщительный, вечно погруженный в свои мысли, хотя и не чуждый эстетическим запросам. Он тверд в принципах, но по мелочам уступчив, терпим, доброжелателен, честен. Внешность у него обычно невзрачна, он склонен к ханжеству, аскетизму, непротивленчеству, пацифизму, хотя в мечтах редкий драчун и повеса. Как всякий “догматик”, “лао-цзы” довольно тяжел в общении, безапелляционен, темен в речах и не деликатен в выводах, но так как “догматизм “ его окрашен “дворянством”, то, даже оказавшись в родной для себя стихии рассудочности, он не так безнадежно глух к чужим мнениям, как можно было ожидать, и вообще внутренне умственно совершенно раскованный человек, если не сказать - интеллектуальный циник.

Во всем же, что не касается щекотливой интеллектуальной сферы “лао-цзы” открыт, доступен, терпим. Собственной эстетики у него нет (4-я Эмоция), поэтому в искусствах он всеяден и художественная критика его беспартийна. Богатая душа и тощий кошелек “лао-цзы” всегда открыты для ближнего, и есть своя правда в словах знавших Бонавентуру людей, когда они говорили: ”По брату Бонавентуре можно думать, что Адам не согрешил”.

* * *

О том, как выглядит и действует “лао-цзы” на политическом поприще, можно составить представление на примере английского премьер-министра Гладстона и римского императора Марка Аврелия.

Биограф Марка Аврелия рассказывает о нем так: ”Уже с первых лет детства он отличался серьезностью...Будучи еще мальчиком, он усиленно занимался философией. Когда ему пошел двенадцатый год, он стал одеваться как философ, и соблюдать правила воздержания; занимался в греческом плаще, спал на земле, и мать с трудом уговорила его ложиться на кровать, покрытую шкурами...

Он отличался уступчивостью, и его иногда можно было заставить пойти смотреть охоту в цирке, появиться в театре или присутствовать на зрелищах. Кроме того, он занимался живописью под руководством Диогнета. Он любил кулачный бой, борьбу, бег, ловлю птиц; особенную склонность он имел к игре в мяч и к охоте. Но от всех этих склонностей его отвлекали философские занятия, которые сделали его серьезным и сосредоточенным. От этого, однако, не исчезла его приветливость... Он был честным без непреклонности, скромным без слабости, серьезным без угрюмости...

Когда домашние спросили его, почему он с такой печалью принимает императорское усыновление, он изложил им, какие неприятности заключает в себе императорская власть…

Во время голода он выдал италийским городам хлеб из Рима и вообще он проявлял заботу о снабжении хлебом. Он всячески ограничивал зрелища, на которых выступали гладиаторы…

Среди других доказательств человеколюбия Марка заслуживает особого упоминания следующее проявление его заботливости: он велел подкладывать для канатных плясунов подушки, после того, как упало несколько мальчиков; с тех пор и доныне под веревкой протягивается сеть...( очень выразительный, но давно забытый подарок мировому цирку от завернувшейся в императорский пурпур 3-й Физики - А.А.)

К народу он обращался так, как это было принято в свободном государстве. Он проявлял исключительный такт во всех случаях, когда нужно было удержать людей от зла, либо побудить к добру, богато наградить одних, оправдать - выказав снисходительность - других. Он делал дурных людей хорошими, а хороших - превосходными, спокойно перенося даже насмешки некоторых.”


Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 328; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!