Проблема бытия. Честь и достоинство 8 страница
Я отвернулся и быстрыми шагами стал спускаться с холма, на котором лежит Колотовка. У подошвы этого холма расстилается широкая равнина; затопленная мглистыми волнами вечернего тумана, она казалась еще необъятней и как будто сливалась с потемневшим небом. Я сходил большими шагами по дороге вдоль оврага, как вдруг где-то далеко в равнине раздался звонкий голос мальчика. «Антропка! Антропка-а-а!..» – кричал он с упорным и слезливым отчаянием, долго, долго вытягивая последний слог.
Он умолкал на несколько мгновений и снова принимался кричать. Голос его звонко разносился в неподвижном, чутко дремлющем воздухе. Тридцать раз по крайней мере прокричал он имя Антропки, как вдруг с противоположного конца поляны, словно с другого света, принесся едва слышный ответ:
– Чего-о-о-о-о?
Голос мальчика тотчас с радостным озлоблением закричал:
– Иди сюда, чёрт леши-и-и-ий!
– Заче-е-е-ем? – ответил тот спустя долгое время.
– А затем, что тебя тятя высечь хочи-и-и-т, – поспешно прокричал первый голос.
Второй голос более не откликнулся, и мальчик снова принялся взывать к Антропке. Возгласы его, более и более редкие и слабые, долетали еще до моего слуха, когда уже стало совсем темно и я огибал край леса, окружающего мою деревеньку и лежащего в четырех верстах от Колотовки...
«Антропка-а-а!» – всё еще чудилось в воздухе, наполненном тенями ночи.
1850 год
==============
Рассказ написан в 1850 году. Действие рассказа происходит в изнуряющий, жаркий июльский день. Духота воцарилась в мире, оцепенение охватило природу и все живое: «солнце разгоралось на небе, как бы свирепея», «воздух был весь пропитан душной пылью», «грачи и вороны, разинув носы, жалобно глядели на проходящих», овцы «печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы...». Зной и удушающий воздух аллегорически отражают атмосферу повседневной жизни людей, которая установилась в русском обществе в период 1848-1855 годов.
|
|
|
Герои рассказа собрались в деревенском кабаке, гле произойдет состязание двух певцов: рядчика с Жиздры и фабричного парня Якова-Турка. Тургенев подробно описывает всех собравшихся в кабаке: Хозяина Николая Ивановича и его семью, слушателей-ценителей Моргача и Обалдуя, грозного судью Дикого-Барина и самих певцов. Автор стремится через портреты героев лучше передать их характеры и внутренний мир. Рассказчик-охотник оказывается случайным свидетелем этого события.
Композиционный центр рассказа – само состязание. Пение вторгается в удушливый мир и разгоняет духоту. Замечательно пел велелую, плясовую песню рядчик, с большим мастерством вытягивая ноты и играя голосом. Это было исполнение мастера-артиста. Затем настала очередь Якова, его вдохновенное пение заворожило всех, пробудило в каждом сокровенные чувства. В голос Якова была «неподдельная глубокая страть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь», «руссская правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем...».
|
|
|
Песня Якова разогнала уныние и наполнила оцепеневший мир смыслом. Кончается рассказ тем, что наступает вечер и знойный день сменяется освежающим вечером. И над широкой равниной, покрытой волнистыми туманами, разносится протяжная перекливка детей, словно подсказывая, в каких просторах рождается талант русского человека:
– Антропка! Антропка-а-а!..
– Чего -о-о-о-о?
Б
1. Кратко перескажите сюжет рассказа. Выделите в нем экспозицию, завязку, кульминацию, развязку.
2. Назовите всех героев рассказа. Кто из них участвует в состязании?
3. Объясните, почему состязание в пении происходит в кабаке? Как место действия связано с идеей рассказа?
4. Прочитайте описание внешности Яшки и рядчика. Какие черты их личности отражены в портретах?
5. Расскажите, как ведут себя герои во время состязания. Как поведение характеризует героев?
|
|
|
6. В чем особенность финала рассказа? Почему рассказик не остается в кабаке после окончания состязания? Раскройте свою точку зрения.
7. Какие черты русского национального характера нашли воплощение в этом рассказе?
Ж
Согласны ли вы со следующим высказыванием Ф.И. Тютчева: «Тургенев в «Записках охотника» соединил два трудносочетаемых элемента: сочувствие к человеку и артистическое чувство»? Напишите небольшое сочинение-рассуждение на эту тему.
Василий Макарович Шукшин
Портрет
(1929-1974)
А
Читая текст, отметьте литературные жанры, которые характерны для творчества Шукшина.
Василий Макарович Шукшин – русский писатель, кинорежиссер, актер. Шукшин родился в селе Сростки Бийского района Алтайского края в крестьянской семье. Жизнь будущего писателя поначалу складывалась заурядно: учеба в школе-семилетке, два с лишним года в техникуме, работа маляром и слесарем. После службы во флоте (1949-1953) Шукшин вернулся в родное село, экстерном сдал экзамен на школьный аттестат, работал учителем литературы и директором школы. В 1954 году Шукшин поступил учится на режиссерские курсы во ВГИК[10], и это определило его деятельность на всю жизнь.
Первую заметную роль в кино Шукшин сыграл в 1958 году в фильме «Два Федора», а затем снимался во многих фильмах. Особенностью Шукшина-актера было то, что он создал правдивый образ простого человека 1960-1970-х годов, близкий и узнаваемый современниками. Позже Шукшин исполнял главные роли в фильмах, которые снимал как режиссер по собственным сценариям. Среди наиболее известных кинокартин Шукшина выделяются фильмы «Живет такой парень», «Печки-лавочки», «Калина красная» (1973). Фильм «Калина красная», который Шукшин снял по своей повести и в котором сыграл главную роль, принес ему вненародное признание и любовь. Умер Шукшин на съемках фильма по роману М.А. Шолохова «Они сражались за Родину» в 1974 году.
|
|
|
Шукшин является автором многих рассказов, пьес, а также двух романов – «Любавины» (1965) о российской деревне и «Я пришел дать вам волю» (1974)о народном вожаке Степане Разине. Рассказы Шукшина разнообразны по тематике, они описывают жизнь деревни и города, представляют героев – людей, воплощающих своеобразие русского национального характера. О содержании его рассказов говорят выбранные автором названия пяти сборников, в которых они были опубликованы: «Сельские жители» (1963), «Там вдали» (1968), «Земляки» (1970), «Характеры» (1973) и «Беседы при ясной луне» (1974). Отличительной чертой произведений Шукшина стало то, что он сумел увидеть в обыкновенном человеке, особенно в сельском жителе, черты каждого из нас, создать образы людей, чьи мысли и чувства сближают их с героями русской классической и мировой литературы.
Б
1. Каковы главные темы произведений Шукшина?
2. Чем можно объяснить всенародное признание и любовь к Шукшину и его творчеству?
Рассказы В.М. Шукшина «Миль пардон, мадам» и «Чудик»
Герои рассказов Шукшина, несмотря на свое незаметное положение в обществе, выражают высокие чувства и задаются вечными вопросами. Например, паромщик Филипп Тюрин («Осенью») наделен даром глубокой, постоянной любви, как герои В. Шекспира; бывший фронтовик, крестьянин Костя Валиков («Алеша Бесконвойный») правдив и чист душой, как русские крестьяне из «Записок охотника» И.С. Тургенева. Таких героев в творчестве Шукшина большинство, образы их выразительны и уникальны. Особенность писательской манеры Шукшина при создании образов героев состоит в сочетании индивидуальных и типичных черт их характеров, то есть герои Шукшина обладают неповторимой личностью и в то же время похожи на нас, хотя некоторые из них и кажутся странными.
К таким героям относятся Бронька Пупков из рассказа «Миль пардон, мадам» и Андрей Ерин из рассказа «Микроскоп». Бронька Пупков, прекрасный охотник, следопыт и проводник, человек с богатой фантазией и воображением, живой душой, имеет непостижимую слабость: после охоты он всегда рассказывает своим гостям одну и ту же невероятную историю. А Андрей Ерин, простой рабочий, заурядный человек, оказывается, несет в себе стремление к познанию, испытывает потребность проникнуть в неведомый и невидимый обычным зрением мир.
===========
Миль пардон мадам!
А
Перед чтением рассказа поразмышляйте над его названием. Что кажется вам в нем необычным?
Когда городские приезжают в эти края поохотиться и спрашивают в деревне, кто бы мог походить с ними, показать места, им говорят:
– А вон Бронька Пупков… он у нас мастак по этим делам. С ним не соскучитесь. – И как-то странно улыбаются.
Бронька (Бронислав) Пупков, еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово. Ему за пятьдесят, он был на фронте, но покалеченная правая рука – отстрелено два пальца – не с фронта: парнем еще был на охоте, захотел пить (зимнее время), начал долбить прикладом лед у берега. Ружье держал за ствол, два пальца закрывали дуло. Затвор берданки был на предохранителе, сорвался – и один палец отлетел напрочь, другой болтался на коже. Бронька сам оторвал его. Оба пальца – указательный и средний – принес и схоронил в огороде. И даже сказал такие слова:
– Дорогие мои пальчики, спите спокойно до светлого утра.
Хотел крест поставить, отец не дал.
Бронька много скандалил на своем веку, дрался, его часто и нешуточно бивали, он отлеживался, вставал и опять носился по деревне на своем оглушительном мотопеде («педике») – зла ни на кого не таил. Легко жил.
Бронька ждал городских охотников, как праздника. И когда они приходили, он был готов – хоть на неделю, хоть на месяц. Места здешние он знал как свои восемь пальцев, охотник был умный и удачливый.
Городские не скупились на водку, иногда давали деньжат, а если не давали, то и так ничего.
– На сколь? – деловито спрашивал Бронька.
– Дня на три.
– Все будет как в аптеке. Отдохнете, успокоите нервы.
Ходили дня по три, по четыре, по неделе. Было хорошо. Городские люди – уважительные, с ними не манило подраться, даже когда выпивали. Он любил рассказывать им всякие охотничьи истории.
В самый последний день, когда справляли отвальную, Бронька приступал к главному своему рассказу.
Этого дня он тоже ждал с великим нетерпением, изо всех сил крепился… И когда он наступал, желанный, с утра сладко ныло под сердцем, и Бронька торжественно молчал.
– Что это с вами? – спрашивали.
– Так, – отвечал он. – Где будем отвальную соображать? На бережку?
– Можно на бережку.
…Ближе к вечеру выбирали уютное местечко на берегу красивой стремительной реки, раскладывали костерок. Пока варилась щерба из чебачков, пропускали по первой, беседовали.
Бронька, опрокинув два алюминиевых стаканчика, закуривал…
– На фронте приходилось бывать? – интересовался он как бы между прочим. Люди старше сорока почти все были на фронте, но он спрашивал и молодых: ему надо было начинать рассказ.
– Это с фронта у вас? – в свою очередь, спрашивали его, имея в виду раненую руку.
– Нет. Я на фронте санитаром был. Да… Дела-делишки… – Бронька долго молчал. – Насчет покушения на Гитлера не слышали?
– Слышали.
– Не про то. Это когда его свои же генералы хотели кокнуть?
– Да.
– Нет. Про другое.
– А какое еще? Разве еще было?
– Было. – Бронька подставлял свой алюминиевый стаканчик под бутылку. – Прошу плеснуть. – Выпивал. – Было, дорогие товарищи, было. Кха! Вот настолько пуля от головы прошла. – Бронька показывал кончик мизинца.
– Когда это было?
– Двадцать пятого июля тыща девятьсот сорок третьего года. – Бронька опять надолго задумался, точно вспоминал свое собственное, далекое и дорогое.
– А кто стрелял?
Бронька не слышал вопроса, курил, смотрел на огонь.
– Где покушение-то было?
Бронька молчал.
Люди удивленно переглядывались.
– Я стрелял, – вдруг говорил он. Говорил негромко, еще некоторое время смотрел на огонь, потом поднимал глаза… И смотрел, точно хотел сказать: «Удивительно? Мне самому удивительно». И как-то грустно усмехался.
Обычно долго молчали, глядели на Броньку. Он курил, подкидывал палочкой отскочившие угольки в костер… Вот этот-то момент и есть самый жгучий. Точно стакан чистейшего спирта пошел гулять в крови.
– Вы серьезно?
– А как вы думаете? Что, я не знаю, что бывает за искажение истории? Знаю. Знаю, дорогие товарищи.
– Да ну, ерунда какая-то…
– Где стреляли-то? Как?
– Из браунинга. Вот так: нажал пальчиком – и пук! – Бронька смотрел серьезно и грустно – что люди такие недоверчивые. Он же уже не хохмил, не скоморошничал.
Недоверчивые люди терялись.
– А почему об этом никто не знает?
– Пройдет еще сто лет, и тогда много будет покрыто мраком. Поняли? А то вы не знаете… В этом-то вся трагедия, что много героев остаются под сукном.
– Это что-то смахивает на…
– Погоди. Как это было?
Бронька знал, что все равно захотят послушать.
– Разболтаете ведь? Опять замешательство.
– Не разболтаем…
– Честное партийное?
– Да не разболтаем! Рассказывайте.
– Нет, честное партийное? А то у нас в деревне народ знаете какой… Пойдут трепать языком.
– Да все будет в порядке! – Людям уже не терпелось послушать. – Рассказывайте.
– Прошу плеснуть. – Бронька опять подставлял стаканчик.
Он выглядел совершенно трезвым.
– Было это, как я уже сказал, двадцать пятого июля сорок третьего года. Кха! Мы наступали. Когда наступают, санитарам больше работы. Я в тот день приволок в лазарет человек двенадцать– Принес одного тяжелого лейтенанта, положил в палату… А в палате был какой-то генерал. Генерал-майор. Рана у него была небольшая – в ногу задело, выше колена. Ему как раз перевязку делали. Увидел меня тот генерал и говорит: «Погоди-ка, санитар, не уходи». Ну, думаю, куда-нибудь надо ехать, хочет, чтоб я его поддерживал. Жду. С генералами жизнь намного интересней: сразу вся обстановка как на ладони.
Люди внимательно слушают. Постреливает, попыхивает веселый огонек; сумерки крадутся из леса, наползают на воду, но середина реки, самая быстрина, еще блестит, сверкает, точно огромная длинная рыбина несется серединой реки, играя в сумраке серебристым телом своим.
– Ну, перевязали генерала… Доктор ему: «Вам надо полежать!» – «Да пошел ты!» – отвечает генерал. Это мы докторов-то тогда боялись, а генералы-то их не очень. Сели мы с генералом в машину, едем куда-то. Генерал меня расспрашивает: откуда я родом? Где работал? Сколько классов образования? Я подробно все объясняю: родом оттуда-то (я здесь родился), работал, мол, в колхозе, но больше охотничал. «Это хорошо, – говорит генерал. – Стреляешь метко?» Да, говорю, чтоб зря не трепаться: на пятьдесят шагов свечку из винта погашу. А вот насчет классов, мол, не густо: отец сызмальства начал по тайге с собой таскать. Ну ничего, говорит, там высшего образования не потребуется. А вот если, говорит, ты нам погасишь одну зловредную свечку, которая раздула мировой пожар, то Родина тебя не забудет. Тонкий намек на толстые обстоятельства. Поняли?.. Но я пока не догадываюсь.
Приезжаем в большую землянку. Генерал всех выгнал, а сам все меня расспрашивает. За границей, спрашивает, никого родных нету? Откуда, мол! Вековечные сибирские. Мы от казаков происходим, которые тут недалеко Бий-Катунск рубили, крепость. Это еще при царе Петре было. Оттуда мы и пошли, почесть вся деревня…
«Откуда у вас такое имя – Бронислав?»
«Поп с похмелья придумал. Я его, мерина гривастого, разок стукнул за это, когда сопровождал в ГПУ[11] в тридцать третьем году…»
«Где это? Куда сопровождали?»
«А в город. Мы его взяли, а вести некому. Давай, говорят, Бронька, у тебя на него зуб – веди».
«А почему, хорошее ведь имя?»
«К такому имю надо фамилию подходящую. А я – Бронислав Пупков. Как в армии перекличка, так – смех. А вон у нас Ванька Пупков – хоть бы што».
– Да, так что же дальше?
– Дальше, значит, так. Где я остановился?
– Генерал расспрашивает…
– Да. Ну расспросил все, потом говорит: «Партия и правительство поручают вам, товарищ Пупков, очень ответственное задание. Сюда, на передовую, приехал инкогнито Гитлер. У нас есть шанс хлопнуть его. Мы, говорит, взяли одного гада, который был послан к нам со специальным заданием. Задание-то он выполнил, но сам влопался. А должен был здесь перейти линию фронта и вручить очень важные документы самому Гитлеру. Лично. А Гитлер и вся его шантрапа знают того человека в лицо».
– А при чем тут вы?
– Кто с перебивом, тому – с перевивом. Прошу плеснуть. Кха! Поясняю: я похож на того гада как две капли воды. Ну и начинается житуха, братцы мои! – Бронька предается воспоминаниям с таким сладострастием, с таким затаенным азартом, что слушатели тоже невольно испытывают приятное, исключительное чувство. Улыбаются. Налаживается некий тихий восторг. – Поместили меня в отдельной комнате тут же при госпитале, приставили двух ординарцев… Один – в звании старшины, а я – рядовой. «Ну-ка, говорю, товарищ старшина, подай-ка мне сапоги». Подает. Приказ – ничего не сделаешь, слушается. А меня тем временем готовят. Я прохожу выучку…
– Какую?
– Спецвыучку. Об этом я пока не могу распространяться, подписку давал. По истечении пятьдесят лет – можно. Прошло только… – Бронька шевелил губами – считал. – Прошло двадцать пять. Но это само собой. Житуха продолжается! Утром поднимаюсь – завтрак: на первое, на второе, третье. Ординарец принесет какого-нибудь вшивого портвейного, я его кэк шугану!.. Он несет спирт – его в госпитале навалом. Сам беру разбавляю как хочу, а портвейный – ему. Так проходит неделя. Думаю, сколько же это будет продолжаться? Ну, вызывает наконец генерал: «Как, товарищ Пупков?» Готов, говорю, к выполнению задания! Давай, говорит. С богом, говорит. Ждем тебя оттуда Героем Советского Союза. Только не промахнись! Я говорю: если я промахнусь, я буду последний предатель и враг народа! Или, говорю, лягу рядом с Гитлером, или вы выручите Героя Советского Союза Пупкова Бронислава Ивановича. А дело в том, что намечалось наше грандиозное наступление. Вот так, с флангов, шла пехота, а спереди – мощный лобовой удар танками.
Глаза у Броньки сухо горят, как угольки поблескивают. Он даже алюминиевый стаканчик не подставляет – забыл. Блики огня играют на его суховатом правильном лице – он красив и нервен.
– Не буду говорить вам, дорогие товарищи, как меня перебросили через линию фронта и как я попал в бункер Гитлера. Я попал! – Бронька встает. – Я попал!.. Делаю по ступенькам последний шаг и оказываюсь в большом железобетонном зале. Горит яркий электрический свет, масса генералов… Я быстро ориентируюсь: где Гитлер?
Бронька весь напрягся, голос его рвется, то срывается на свистящий шепот, то неприятно, мучительно взвизгивает. Он говорит неровно, часто останавливается, рвет себя на полуслове, глотает слюну…
– Сердце вот тут… горлом лезет. Где Гитлер?! Я микроскопически изучил его лисиную мордочку и заранее наметил, куда стрелять – в усики. Я делаю рукой:
«Хайль Гитлер!» В руке у меня большой пакет, в пакете – браунинг, заряженный разрывными отравленными пулями. Подходит один генерал, тянется к пакету: давай, мол. Я ему вежливо ручкой – миль пардон, мадам, только фюреру. На чистом немецком языке говорю: фьюрэр! – Бронька сглотнул. – И тут… вышел он. Меня как током дернуло… Я вспомнил свою далекую Родину… Мать с отцом… Жены у меня тогда еще не было… – Бронька некоторое время молчит, готов заплакать, завыть, рвануть па груди рубаху… – Знаете, бывает: вся жизнь промелькнет в памяти… С медведем нос к носу – тоже так. Кха!.. Не могу! – Бронька плачет.
Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 339; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!