ПО ДОКЛАДУ ОБ ОТНОШЕНИИ ПРОЛЕТАРИАТА К МЕЛКОБУРЖУАЗНОЙ ДЕМОКРАТИИ 4 страница

Пролетарская демократия β миллион раз демократичнее всякой буржуазной де­мократии; Советская власть в миллион раз демократичнее самой демократической буржуазной республики.

Не заметить этого мог только либо сознательный прислужник буржуазии, либо че­ловек совершенно политически мертвый, не видящий живой жизни из-за

258__________________________ В. И. ЛЕНИН

пыльных буржуазных книг, пропитанный насквозь буржуазно-демократическими пред­рассудками и тем превращающий себя, объективно, в лакея буржуазии.

Не заметить этого мог только человек, который не способен поставить вопроса с точки зрения угнетенных классов:

есть ли хоть одна страна в мире, из числа наиболее демократических буржуазных стран, в которой средний, массовый рабочий, средний, массовый батрак или деревен­ский полупролетарий вообще (т. е. представитель угнетенной массы, громадного боль­шинства населения) пользовался хоть приблизительно такой свободой устраивать соб­рания в лучших зданиях, такой свободой иметь для выражения своих идей, для защиты своих интересов крупнейшие типографии и лучшие склады бумаги, такой свободой вы­двигать именно людей своего класса на управление государством и на «устраивание» государства, как в Советской России?

Смешно и думать, чтобы господин Каутский нашел в любой стране хоть одного из тысячи осведомленных рабочих и батраков, которые усомнились бы в ответе на этот вопрос. Инстинктивно, слыша обрывки признаний правды из буржуазных газет, рабо­чие всего мира сочувствуют Советской республике именно потому, что видят в ней пролетарскую демократию, демократию для бедных, а не демократию для богатых, ка­ковой является на деле всякая, даже наилучшая, буржуазная демократия.

Нами управляют (и наше государство «устрояют») буржуазные чиновники, буржу­азные парламентарии, буржуазные судьи. Вот — простая, очевидная, бесспорная исти­на, которую знают по своему жизненному опыту, которую чувствуют и осязают еже­дневно десятки и сотни миллионов людей из угнетенных классов во всех буржуазных странах, в том числе и самых демократических.

А в России совсем разбили чиновничий аппарат, не оставили на нем камня на камне, прогнали всех старых судей, разогнали буржуазный парламент — и дали гораздо более доступное представительство именно ра-

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ________________ 259

бочим и крестьянам, и χ Советами заменили чиновников, или и χ Советы поставили над чиновниками, их Советы сделали избирателями судей. Одного этого факта достаточно, чтобы все угнетенные классы признали Советскую власть, то есть данную форму дик­татуры пролетариата, в миллион раз демократичнее самой демократической буржуаз­ной республики.

Каутский не понимает этой, для всякого рабочего понятной и очевидной, истины, ибо он «забыл», «разучился» ставить вопрос: демократия для какого класса? Он рассуждает с точки зрения «чистой» (т. е. бесклассовой? или внеклассовой?) демокра­тии. Он аргументирует как Шейлок: «фунт мяса», больше ничего. Равенство всех граж­дан — иначе нет демократии.

Приходится ученому Каутскому, «марксисту» и «социалисту» Каутскому поставить вопрос:

может ли быть равенство эксплуатируемого с эксплуататором?

Это чудовищно, это невероятно, что приходится ставить такой вопрос при обсужде­нии книги идейного вождя II Интернационала. Но «взялся за гуж, не говори, что не дюж». Взялся писать о Каутском, — разъясняй ученому человеку, почему не может быть равенства эксплуататора с эксплуатируемым.

МОЖЕТ ЛИ БЫТЬ РАВЕНСТВО ЭКСПЛУАТИРУЕМОГО С ЭКСПЛУАТАТОРОМ?

Каутский рассуждает следующим образом:

(1) «Эксплуататоры составляли всегда лишь небольшое меньшинство населения» (стр. 14 книжки Ка­утского).

Это бесспорная истина. Как следует рассуждать, исходя из этой истины? Можно рассуждать по-марксистски, социалистически; тогда надо взять за основу отношение эксплуатируемых к эксплуататорам. Можно рассуждать по-либеральному, буржуазно-демократически; тогда надо взять за основу отношение большинства к меньшинству.

Если рассуждать по-марксистски, то приходится сказать: эксплуататоры неминуемо превращают государство

260__________________________ В. И. ЛЕНИН

(а речь идет о демократии, то есть об одной из форм государства) в орудие господства своего класса, эксплуататоров, над эксплуатируемыми. Поэтому и демократическое го­сударство, пока есть эксплуататоры, господствующие над большинством эксплуати­руемых, неизбежно будет демократией для эксплуататоров. Государство эксплуатируе­мых должно коренным образом отличаться от такого государства, должно быть демо­кратией для эксплуатируемых и подавлением эксплуататоров, а подавление класса оз­начает неравенство этого класса, изъятие его из «демократии».

Если рассуждать по-либеральному, то придется сказать: большинство решает, мень­шинство повинуется. Неповинующихся наказывают. Вот и все. Ни о каком классовом характере государства вообще, «чистой демократии» в частности, рассуждать не к че­му; к делу это не относится, ибо большинство есть большинство, а меньшинство есть меньшинство. Фунт мяса есть фунт мяса, и баста.

Каутский рассуждает именно так:

(2) «По каким бы причинам надо было господству пролетариата принимать и необ­ходимо принимать такую форму, которая несовместима с демократией?» (стр. 21). Сле­дует пояснение того, что пролетариат имеет на своей стороне большинство, пояснение весьма обстоятельное и весьма многословное, и с цитатой из Маркса, и с цифрами го­лосов в Парижской Коммуне. Вывод: «Режим, который так сильно коренится в массах, не имеет ни малейшего повода посягать на демократию. Он не всегда сможет обойтись без насилия, в тех случаях, когда насилие пускается в ход, чтобы подавить демократию. На насилие можно отвечать только насилием. Но режим, который знает, что за ним массы, будет применять насилие лишь для того, чтобы охранять демократию, а не для того, чтобы уничтожать ее. Он совершил бы прямо-таки самоубийство, если бы захо­тел устранить свою самую надежную основу, всеобщее избирательное право, глубокий источник могучего морального авторитета» (стр. 22).

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 261

Вы видите: отношение эксплуатируемых к эксплуататорам из аргументации Каут­ского исчезло. Осталось только большинство вообще, меньшинство вообще, демокра­тия вообще, уже знакомая нам «чистая демократия».

Заметьте, что это говорится в связи с Парижской Коммуной! Приведем же для на­глядности, как Маркс и Энгельс говорили о диктатуре в связи с Коммуной:

Маркс: «... Если рабочие на место диктатуры буржуазии ставят свою революцион­ную диктатуру... чтобы сломать сопротивление буржуазии... рабочие придают государ­ству революционную и преходящую форму...»

Энгельс: «... Победившая» (в революции) «партия по необходимости бывает вынуж­дена удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакцио­нерам ее оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооруженно­го народа против буржуазии, то разве бы она продержалась дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом?..»

Он же: «Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым прихо­дится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих про­тивников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах сво­боды, а в интересах подавления своих противников; а когда становится возможным го­ворить о свободе, тогда государство, как таковое, перестает существовать...»¹¹⁶.

Между Каутским и Марксом с Энгельсом расстояние, как — небо от земли, как ме­жду либералом и пролетарским революционером. Чистая демократия и просто «демо­кратия», о которой говорит Каутский, есть лишь пересказ того же самого «свободного народного государства», т. е. чистая бессмыслица. Каутский с ученостью ученейшего кабинетного дурака или с невинностью 10-летней девочки вопрошает: зачем бы это нужна была диктатура, ежели есть большинство? А Маркс и Энгельс разъясняют:

262__________________________ В. И. ЛЕНИН

-------- Затем, чтобы сломать сопротивление буржуазии,

-------- затем, чтобы внушать реакционерам страх,

-------- затем, чтобы поддержать авторитет вооруженного народа против буржуазии,

-------- затем, чтобы пролетариат мог насильственно подавить своих противников.

Каутский этих разъяснений не понимает. Влюбленный в «чистоту» демократии, не видящий ее буржуазности, он «последовательно» стоит на том, что большинству, раз оно большинство, не нужно «ломать сопротивления» меньшинства, не нужно «насиль­ственно подавлять» его, — достаточно подавлять случаи нарушения демократии. Влюбленный в «чистоту» демократии, Каутский нечаянно совершает ту самую малень­кую ошибку, которую всегда делают все буржуазные демократы, именно: он формаль­ное равенство (насквозь лживое и лицемерное при капитализме) принимает за фактиче­ское! Мелочь!

Эксплуататор не может быть равен эксплуатируемому.

Эта истина, как она ни неприятна Каутскому, составляет существеннейшее содержа­ние социализма.

Другая истина: действительного, фактического равенства не может быть, пока со­вершенно не уничтожена всякая возможность эксплуатации одного класса другим.

Эксплуататоров можно разбить сразу, при удачном восстании в центре или возму­щении войска. Но, за исключением разве совсем редких и особенных случаев, эксплуа­таторов нельзя уничтожить сразу. Нельзя сразу экспроприировать всех помещиков и капиталистов сколько-нибудь большой страны. Далее, одна экспроприация, как юриди­ческий или политический акт, далеко не решает дела, ибо нужно фактически сместить помещиков и капиталистов, фактически заменить их другим, рабочим, управлением фабриками и имениями. Не может быть равенства между эксплуататорами, которые в течение долгих поколений выделялись и образованием, и условиями богатой жизни, и навыками, — и эксплуатируемыми, масса коих даже в самых передо-

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 263

вых и наиболее демократических буржуазных республиках забита, темна, невежествен­на, запугана, разрозненна. Эксплуататоры на долгое время после переворота сохраняют неизбежно ряд громадных фактических преимуществ: у них остаются деньги (уничто­жить деньги сразу нельзя), кое-какое движимое имущество, часто значительное, оста­ются связи, навыки организации и управления, знание всех «тайн» (обычаев, приемов, средств, возможностей) управления, остается более высокое образование, близость к технически высшему (по-буржуазному живущему и мыслящему) персоналу, остается неизмеримо больший навык в военном деле (это очень важно) и так далее, и так далее.

Если эксплуататоры разбиты только в одной стране — а это, конечно, типичный случай, ибо одновременная революция в ряде стран есть редкое исключение — то они остаются все лее сильнее эксплуатируемых, ибо международные связи эксплуататоров громадны. Что часть эксплуатируемых из наименее развитых средне-крестьянских, ре­месленных и т. п. масс идет и способна идти за эксплуататорами, это показывали до сих пор все революции, Коммуна в том числе (ибо среди версальских войск, о чем «забыл» ученейший Каутский, были и пролетарии).

При таком положении вещей предполагать, что при сколько-нибудь глубокой и серьезной революции решает дело просто-напросто отношение большинства к мень­шинству, есть величайшее тупоумие, есть самый глупенький предрассудок дюжинного либерала, есть обман масс, сокрытие от них заведомой исторической правды. Эта исто­рическая правда состоит в том, что правилом является при всякой глубокой революции долгое, упорное, отчаянное сопротивление эксплуататоров, сохраняющих в течение ря­да лет крупные фактические преимущества над эксплуатируемыми. Никогда — иначе, как в сладенькой фантазии сладенького дурачка Каутского — эксплуататоры не подчи­нятся решению большинства эксплуатируемых, не испробовав в последней, отчаянной битве, в ряде битв своего преимущества.

264__________________________ В. И. ЛЕНИН

Переход от капитализма к коммунизму есть целая историческая эпоха. Пока она не закончилась, у эксплуататоров неизбежно остается надежда на реставрацию, а эта на­дежда превращается в попытки реставрации. И после первого серьезного поражения, свергнутые эксплуататоры, которые не ожидали своего свержения, не верили в него, не допускали мысли о нем, с удесятеренной энергией, с бешеной страстью, с ненавистью, возросшей во сто крат, бросаются в бой за возвращение отнятого «рая», за их семьи, которые жили так сладко и которые теперь «простонародная сволочь» осуждает на ра­зорение и нищету (или на «простой» труд...). А за эксплуататорами-капиталистами тя­нется широкая масса мелкой буржуазии, про которую десятки лет исторического опыта всех стран свидетельствуют, что она шатается и колеблется, сегодня идет за пролета­риатом, завтра пугается трудностей переворота, впадает в панику от первого поражения или полупоражения рабочих, нервничает, мечется, хныкает, перебегает из лагеря в ла­герь... как наши меньшевики и эсеры.

И при таком положении вещей, в эпоху отчаянной, обостренной войны, когда исто­рией ставятся на очередь дня вопросы о бытии или небытии вековых и тысячелетних привилегий, — толковать о большинстве и меньшинстве, о чистой демократии, о нена­добности диктатуры, о равенстве эксплуататора с эксплуатируемым!! Какая бездна ту­поумия, какая пропасть филистерства нужна для этого!

Но десятилетия сравнительно «мирного» капитализма, 1871—1914 годов, накопили в прилаживающихся к оппортунизму социалистических партиях авгиевы конюшни фи­листерства, узколобия, ренегатства...

*   * *

Читатель заметил, вероятно, что Каутский в приведенной выше цитате из его книги говорит о посягательстве на всеобщее избирательное право (называя его — в скобках будь замечено — глубоким источни-

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 265

ком могучего морального авторитета, тогда как Энгельс по поводу той же Парижской Коммуны и по поводу того же вопроса о диктатуре говорит об авторитете вооруженно­го народа против буржуазии; характерно сравнить взгляд филистера и революционера на «авторитет»...).

Надо заметить, что вопрос о лишении эксплуататоров избирательного права есть чисто русский вопрос, а не вопрос о диктатуре пролетариата вообще. Если бы Каут­ский, не лицемеря, озаглавил свою брошюру: «Против большевиков», тогда это загла­вие соответствовало бы содержанию брошюры и тогда Каутский имел бы право гово­рить прямо об избирательном праве. Но Каутский захотел выступить прежде всего как «теоретик». Он озаглавил свою брошюру: «Диктатура пролетариата» вообще. Он гово­рит о Советах и о России специально лишь во второй части брошюры, начиная с 6-го параграфа ее. В первой же части (из которой мною и взята цитата) речь идет о демо­кратии и диктатуре вообще. Заговорив об избирательном праве, Каутский выдал себя, как полемиста против большевиков, ни во грош не ставящего теорию. Ибо тео­рия, т. е. рассуждение об общих (а не национально-особых) классовых основах демо­кратии и диктатуры, должна говорить не о специальном вопросе, вроде избирательного права, а об общем вопросе: может ли быть демократия сохранена и для богатых, и для эксплуататоров в исторический период свержения эксплуататоров и замены их госу­дарства государством эксплуатируемых?

Так и только так может ставить вопрос теоретик.

Мы знаем пример Коммуны, мы знаем все рассуждения основателей марксизма в связи с нею и по поводу нее. На основании этого материала я разбирал, например, во­прос о демократии и диктатуре в своей брошюре «Государство и революция», написан­ной до Октябрьского переворота. Об ограничении избирательного права я не говорил ни слова. И теперь надо сказать, что вопрос об ограничении избирательного права есть на­ционально-особый, а не общий вопрос диктатуры. К вопросу об ограничении избира­тельного права надо

266__________________________ В. И. ЛЕНИН

подходить, изучая особые условия русской революции, особый путь ее развития. В дальнейшем изложении это и будет сделано. Но было бы ошибкой заранее ручаться, что грядущие пролетарские революции в Европе непременно дадут, все или большин­ство, ограничение избирательного права для буржуазии. Это может быть так. После войны и после опыта русской революции это, вероятно, будет так, но это необязатель­но для осуществления диктатуры, это не составляет необходимого признака логическо­го понятия диктатуры, это не входит необходимым условием в историческое и классо­вое понятие диктатуры.

Необходимым признаком, обязательным условием диктатуры является насильствен­ное подавление эксплуататоров как класса и, следовательно, нарушение «чистой демо­кратии», т. е. равенства и свободы, по отношению к этому классу.

Так и только так может быть поставлен вопрос теоретически. И Каутский тем, что он не поставил так вопроса, доказал, что выступает против большевиков не как теоретик, а как сикофант оппортунистов и буржуазии.

В каких странах, при каких национальных особенностях того или иного капитализма будет применено (исключительно или преимущественно) то или иное ограничение, на­рушение демократии для эксплуататоров, это — вопрос о национальных особенностях того или иного капитализма, той или иной революции. Теоретический вопрос стоит иначе, он стоит так: возможна ли диктатура пролетариата без нарушения демократии по отношению к классу эксплуататоров?

Каутский именно этот, теоретически единственно важный и существенный, вопрос обошел. Каутский приводил всякие цитаты из Маркса и Энгельса, кроме тех, которые относятся к данному вопросу и которые приведены мной выше.

Каутский разговаривал обо всем, что угодно, обо всем, что приемлемо для либералов и буржуазных демократов, что не выходит из их круга идей, — кроме главного, кроме того, что пролетариат не может по-

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 267

бедить, не сломив сопротивления буржуазии, не подавив насильственно своих против­ников, и что там, где есть «насильственное подавление», где нет «свободы», конечно, нет демократии.

Этого Каутский не понял.

*   * *

Перейдем к опыту русской революции и к тому расхождению между Совдепами и Учредительным собранием, которое (расхождение) привело к роспуску учредилки и к лишению буржуазии избирательного права.

СОВЕТЫ НЕ СМЕЮТ ПРЕВРАЩАТЬСЯ В ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ

Советы, это — русская форма пролетарской диктатуры. Если бы теоретик-марксист, пишущий работу о диктатуре пролетариата, действительно изучал это явление (а не по­вторял мелкобуржуазные ламентации против диктатуры, как делает Каутский, перепе­вая меньшевистские мелодии), то такой теоретик дал бы общее определение диктатуры, а затем рассмотрел бы ее особую, национальную, форму, Советы, дал бы критику их, как одной из форм диктатуры пролетариата.

Понятно, что от Каутского, после его либеральной «обработки» учения Маркса о диктатуре, ждать чего-либо серьезного нельзя. Но в высшей степени характерно по­смотреть, как же он подошел к вопросу о том, что такое Советы, и как он справился с этим вопросом.

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!