Историческая психология 21 страница
конивает ее эпитет <техническая> в широком смысле, выходящем за пределы собственно материального производства. Для критиков технической цивилизации самой большой опасностью представляется машинизация власти. Представление о современном антитехнократиз-ме дают работы французского ученого М. Фуко (которые одновременно являются ценными исследованиями новоевропейской ментальности).
М. ФУКО О ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТЕХНОЛОГИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ. М. Фуко рассматривает Новое время как эпоху складывания рационального, дисциплинированного индивида капиталистического хозяйства и гражданского общества. Этот индивид создается усилиями производства, образования, науки при координирующем участии власти, которое М. Фуко называет политической технологией. Феодализм не оставил Новому времени упорядоченного, рационального индивида, способного вписаться в социально-политические отношения и технологические процессы индустриальной эпохи. Формы государственно-идеологического воздействия и контроля адекватны складу личности с большой долей <нерационального> поведения: религиозные процедуры исповеди и покаяния, жестокий ритуализированный суд, хаотичная и неэффективная администрация - все рассчитано на удержание стихийной массы в определенных рамках, а не на систематическое, рациональное использование духовных и физиологических потенций человека. В противовес этому общественно-производственная машина капитализма строится на принципах эффективности, дешевизны, универсальности. Ей нужен расторопный, вымуштрованный, дисциплинированный человеческий элемент. <Человек, о котором нам говорят... есть сам по себе момент в управлении, которое власть осуществляет над телом. Душа - эффект и инструмент политической анатомии, душа - тюрьма тела>, - пишет М. Фуко, имея в виду, что новые духовно-полити-312
|
|
|
Ментальность исторических эпох и периодов
ческие качества создаются как агенты полезного использования физических возможностей человека [Foucault, 1975, р. 34].
Антропологическая задача Нового времени заключается в том, чтобы учесть, разложить на элементы, определить во времени и пространстве социально-производственного интерьера, состыковать, иерархизировать в функциональных объединениях психомоторику и чувственность стихийного человека доиндустриальной эпохи.
Новый человек формируется в семье, за станком, в казарме и тюрьме, на больничной койке при активном участии эмпирических наук. <Великая Книга человека-машины была написана одновременно в двух регистрах: в анатомо-метафизическом, где Декарт написал первые страницы, продолженные медиками, философами, а также в технико-политическом, который был создан воинскими, школьными, больничными регламентами и эмпирическими способами контроля, корректировки операций тела. Два регистра различаются в той степени, в которой они касаются здесь подчинения и использования, а также функционирования и объяснения тела полезного и тела объяснимого> [Foucault, 1975, р. 86].
|
|
|
Новый человеческий тип возник только тогда, когда он предстал как совокупность количественных характеристик, объединенных наподобие анкеты. Точные показатели возраста, роста, дохода, образования, интеллектуального уровня и т. д. создавали, с одной стороны, рационализированную личность, полезного работника, единицу управления и отчетности в бюрократических картотеках, с другой - предмет научных исследований и процедур. М. Фуко подчеркивает административные истоки большинства социальных и части естественных наук Нового времени. Экономика и государство требовали приемов ранжи-рования, классификации, количественных норм человеческого поведения, которые составили рациональную, научную основу разветвленной управленческой практики. Наблюдается определенный параллелизм в науке, произ-313
|
|
|
Психологическая история эпох и психических процессов
водстве, образовании, административном управлении, быту, но при этом выделяются лидеры в соответствии с характером и размахом антропологической задачи.
Первоначально самые большие усилия направлены на дисциплинирование тела. Ученые трактуют человека как машину, состоящую из трубочек, рычагов, приводных ремней, насосов (затем - как электрическую батарею, телефонную станцию, вычислительное устройство); на фабрике учат приспосабливаться к работе станка, в армии - механически шагать, отвечать, повиноваться, в школе - решать стандартные задачи и сидеть в стандартных классах, в больницах - лежать на стандартных кроватях в стандартных палатах, в тюрьме вообще все надо делать строго по правилу и по команде - спать, есть, передвигаться, отправлять естественные потребности. Поскольку деревенский человек не привык к порядку и организации, то дисциплина XVII-XIX вв. груба и напоминает дрессировку. За незначительные отклонения от регламента штрафуют, подвергают физическим наказаниям, сажают в карцер. Тело рассматривается по деталям, как в механике: движения, жесты, позы; действия человека контролируются, в них упражняются. Дисциплина Нового времени отличается от рабской, где человек низводится до животного, или от феодальной с ее упором на преданность и символически-патриархальные узы. Индустриальное общество поглощено идеей эффективной, аналитически расчлененной и отлаженной системы, которая включает и человека. Новоев-ропейская <политическая технология> человека составлена из дисциплинарно-манипулятивных техник в школе, мануфактуре, казарме, особенно концентрированно - в тюрьме. Ее продукт - дисциплинированный субъект, который будет регулировать себя даже на необитаемом острове (что изображено в романе Д. Дефо). Дисциплина как обучение саморегуляции отличается от других исторических типов дисциплины. Это - контроль за текущими движениями человека-машины в утилитарно-производственных целях.
|
|
|
Ментальность исторических эпох и периодов
<Политическая технология> распространяется и на самую интимную сферу человеческих отношений. И здесь Фуко видит не природную данность человеческого влечения, а всепроникающие механизмы исторически определенных систем власти. В книге <История сексуальности> вскрывается отношение <власть - наслаждение>. Со времен средневековой борьбы с <грехом> эта пара выступает вместе: власть преследует, контролирует, направляет; наслаждение избегает, трепещет, признается. Основной тезис широко задуманного исследования - антифрейдистский: буржуазное общество сексуальность не подавляет, а создает и рассеивает повсюду по каналам медицинского просвещения, половой гигиены, семейной педагогики и т. д.
Сексуальность - историческая характеристика отношений между полами в определенном обществе. <Ее не следует воспринимать как определенную данность природы, которую власть пробует обуздать, или как темную сферу, которую знание понемногу пытается прояснить>. Это слово, которое можно применить к исторической диспозиции: не глубинная основа, на которой осуществляются трудные решения, но огромная сетевидная плоскость, где стимуляция тела, интенсификация удовольствий, побуждение к рассуждениям, формирование знаний, усиление контроля и сопротивление ему сковывают одних с другими в соответствии с некоторыми главными стратегиями знания и власти> [Foucault, 1976, р. 39].
За межличностной игрой выборов и предпочтений стоит <биовласть> - государственная машина с претензиями на управление биологическими закономерностями человеческого рода. Она сменила эротические и брачные нормы средневековья, весьма раздробленные и частные.
Дисциплинирование человека карцером, розгами и шпицрутенами приходится на время мануфактурной промышленности и королевского абсолютизма, в том числе того, с рационализующими устремлениями, который называется просвещенным. В мануфактуре разделение труда
Психологическая история эпох и психических процессов
следует еще за естественным разделением человеческих способностей. Один режет проволоку, другой заостряет конец, третий проделывает игольное ушко. Рабочий, вооруженный ручным инструментом, может развить свой навык до виртуозности. В таком производстве проявляются артистизм и специализация, которая вырастает из природных задатков. В мануфактурной кооперации связаны не просто операции, а живые люди, каждый из которых представляет отдельную операцию. Цель технологической организации - создать своего рода машину из живых людей. Но сделать это трудно, так как человек протестует против машинизации своего тела. Мануфактурная эпоха пестрит жалобами на своеволие рабочих и дисциплинарными строгостями. В конце концов вместо попыток уподобить людей единой живой машине изобретают настоящую, механическую машину, где несколько инструментов соединены и подключены к двигателю. Машину не надо приноравливать к человеческим способностям, она соответствует механической, физической или химической последовательности обработки материала. Машина уподоблена природному процессу, а человек - машине, и сопротивляться этому он-ие может. Поэтому и требования к вымуштрованному телу понижаются. В некоторых ведущих областях промышленности (например текстильной) машины обслуживаются женщинами и детьми. Человек к этому времени прошел предындустриальную дрессуру и дисциплинирован не только на производстве. Без крайне мучительной ломки стихийной крестьянской ментальности он не смог бы воспользоваться возможностями, которые предоставляет более свободное и зажиточное общество, возможностями включиться в связи более опосредованного и тонкого регулирования.
ТЕХНИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И БЫТ. Контролирующий сам себя индивид формируется и в быту. В Новое время европейское человечество повсеместно пе-Ментальность исторических эпох и периодов
реходит от биологического <старого порядка> к индивидуализированному, гигиеническому образу жизни. И здесь органопроекция сменяется технизацией.
Например, вплоть до Возрождения этикет даже для высшей знати сводился к правилам телесного контакта. За столом кушанья брали руками. Использовали блюдо, стакан и нож. Хотя в посуде и столовых приборах в богатых домах не было недостатка, люди не испытывали в них потребности. С вилкой западные европейцы познакомились в XI в., но ее использование порицалось моралью до XVI в. Кубок передавали из рук в руки, суп тоже пили по очереди из общего сосуда или наливали в стакан. Брезгливость выглядела странной во времена, когда спали в общей постели, обходились без нижнего белья и искали друг у друга насекомых в знак уважения и симпатии. Этикет учил правилам физического контакта, люди часто касались друг друга, религиозная символика переполнена образами тела.
Правила поведения описываются, например, в <Книжице о приличии детских нравов> нидерландского гуманиста XVI в. Эразма Роттердамского. Некоторые из них покажутся сейчас курьезными. Роттердамец учит контролю за телесными проявлениями, позой, выражением лица: брови надо иметь ровные, глаза не щурить и не расширять, губы не закусывать, щеки не раздувать, пальцы не сжимать, в лице не меняться. Подробно говорится о почесывании, зевании, кашле, чихании, сморкании (носовой платок еще не очень привычен), пускании ветров. Естественно, что в центре внимания обеденные манеры. Они пока средневековые по характеру и сводятся к правилам еды руками из общей посуды. Неприлично быть прожорливым, грязным, шумным, публично обнажаться и откровенно отправлять некоторые надобности. Эразм не просто наставляет, он борется с целым культурным укладом, основанном на ритуализированных, но весьма свободных проявлениях естественных потребностей.
Эпохи Возрождения и Просвещения - переходные: заканчивается <биологический старый порядок>, в XVI-Психологическая история эпох и психических процессов
XVIII вв. промискуитетное общежитие средневековья преобразуется в новоевропейский гигиенизированный и частный быт.
На столе появляются ложка, вилка, тарелка, салфетка для каждого, в гардеробе (сначала у привилегированных сословий) - носовой платок и нижнее белье; скученность и соприкосновение человеческих тел перестают казаться естественными. Вплоть до XVIII в. даже высшее общество весьма терпимо к запахам экскрементов и телесных выделений; в парфюмерии царят резкие ароматы мускуса, амбры, лука. <Обонятельную революцию> Нового времени связывают с распространением медицинской теории, согласно которой болезни переносятся дурным воздухом. Эта <допастеровская мифология> (Л. Пастер ввел современную, микробную теорию инфекции) возглавила поход против клоак и свалок за общественные туалеты и канализацию, ввела привычку обнюхивать пищу, создавала культ стерильности, насаждала отвращение к дурным запахам, обонятельную сверхчувствительность, порицала коммунальное тесное общежитие и физиологическую разнузданность.
Гигиенизация быта стала заметным, хотя и частным моментом в длинной цепи перехода от <промискуитетных> традиционных культур к индивидуалистической цивилизации современности. Социально-нормативные, аксиологи-ческие, пространственно-временные регуляторы поведения, сконцентрированные вокруг телесных потребностей и проявлений, замещались другой системой порождения психики, хотя и не исчезали совсем. <С тех пор, как древние схемы восприятий и оценки исчезают, - пишет автор исторического исследования запаховой чувствительности, - только физический облик поддерживает ностальгию по свободным органическим проявлениям. Ведь многие события современной истории суть восхождение к нарциссизму и замкнутости частного пространства, разрушение дикарского уюта, нетерпимость к тесноте> [Corbin, 1982, р. 270].
Ментальность исторических эпох и периодов
МЕНТАЛЬНАЯ СТРУКТУРА РАЦИОНАЛЬНОСТИ И НЬЮТОНОВСКАЯ КАРТИНА МИРА. Социальные ученые по-разному формулировали обнажившееся в XIX-XX вв. противоречие, на котором построено существо человека: между его органической природой и его искусственной сферой. Социальность в XIX-XX вв. более чем когда бы то ни было опредмечена, отдалена от органической жизни, она предстает перед историком как масса документов, существующих независимо от живых людей. Это значит, что социальность, как и техника, доходит до критической точки в равновесии между искусственным и живым. Психика же посредничает между двумя мирами. Энергия тела через сеть аффектов и влечений, образов и психомоторных движений, замыслов и расчетов <перетекает> в человеческие отношения и рукотворные предметы. В Новое время артефакты теснят органику. Это выражается в машинизации, спрямлении пути между замыслом и результатом. Большие секторы мускульного труда, умственных усилий заменяются механизмами. <Ненужные> эмоции уступают место формулам, схемам, т. е. тем же артефактам. <Склеротизация> ткани жизни в Новое время повсеместна. Поэтому можно выделить общую тенденцию европейской цивилизации, которая охватывает и социальность, и труд, и духовную сферу. Подобная сопряженность культурного (искусственного) и органического легко узнается, где бы она ни распространялась; в итоге она может быть определена как сама новоевропейс-кая ментальность, во всяком случае, ее ведущая тенденция. Новоевропейская ментальность суммирована в картине мира, которая не столько словесно-концептуальна, сколько концептуально-предметна.
Капитализм совершает предметное опосредование жизни, так же как раннее христианство совершило опосредо-вание смысловое. Предметное опосредование можно понимать широко, в том смысле, что цивилизация впервые претендует на контроль жизни, как стихии, заменяет ее
Психологическая история эпох и психических процессов
порядком везде: в мыслях, эмоциях, отношениях, в хозяйстве. Можно и более узко - как имитацию природных вещей, в том числе такой природной вещи, как тело человека.
Машинное производство скрупулезно членит психофизиологию человека. В конце концов разделенные способности человека воссоединяются в полученном продукте. Артефакты образуют род сообщества, копирующего в своей эфемерной самостоятельности человека и его отношения (Маркс назвал это товарным фетишизмом). Впервые в истории противовес <непосредственному> человеку, живому общению биосоциальных тел обладает такой самодостаточной полнотой, питая и критические обличения буржуазного отчуждения, и кошмароподобные грезы литературы, и оптимистические проекты освобождения труда.
Мир, сотворенный технической цивилизацией Нового времени - ньютоновский. Это значит, что он составлен из макротел. Тысячелетия понадобились для того, чтобы скопировать человеческое тело в его макрофактуре, скомпоновать его органы и функции в артефакте, наделить искусственную вещь подобием социального характера и общественных отношений, отправить в самостоятельную жизнь.
Человеческая психика обзаводится качествами и синдромами, неизвестными до сих пор. Среди новинок - не только массовое распространение саморегуляции и возрастание формально-логического и технического интеллектов. Регистр психических состояний сдвигается к полюсу уподобления человека нечеловеческому устройству. Распространяются компульсивно-навязчивые, сверхпе-дантичные характеры, шизофрения - патологические последствия сверхрационального и машиноподобного существования.
РАЦИОНАЛЬНОСТЬ И СВОБОДА-Рациональность в контексте общей картины мира является разновиднос-Ментальность исторических эпох и периодов
тью ньютоновской причинности, т. е. объяснением, не проникающим за грань макротел, а применительно к человеку - в область его глубокой мотивации. Поэтому в конце концов рациональность оказывается не самоцельной, а технической в том смысле, что она только доставляет человеку навыки адаптации к жизни в сложно устроенной предметной среде. Духовных ценностей она не затрагивает, а если затрагивает, то это воспринимается как патологическое навязывание человеку машинообразного способа жизни.
Крайнему рационализму в Новое время противодействуют патриархально-традиционалистские, художественные и либеральные взгляды на мир.
Либерализм есть идеология и психология личной свободы. Новое время, как и любая другая эпоха, ставит человека перед дилеммой свободы и зависимости. Теперь ключевая для личности проблема выбора перенесена в плоскость политических прав и экономических возможностей. Великие революционные декларации XVIII в. провозглашают равенство людей перед законом, неотъемлемые права на <жизнь, свободу и стремление к счастью> (Декларация независимости США). Вначале плохо различимые, вызревают две главные социально-политические и психо-социальные установки эпохи: демократическая и либеральная. Для первой самоцельно равенство. Крайний эгалитар-но-революционный вариант этой позиции признает и насильственное уравнивание людей. Он рационален и утопичен (утопия проектирует полное преобразование людей на разумных основаниях). Либерализм же утверждает только равные для всех людей права добиваться своих целей. Морально-политическая доктрина демократии известна еще древним грекам, либерализм - новоевропейс-кое явление.
Свобода, по мнению либеральных идеологов, стоит выше комфорта и скрупулезного исчисления благ. <Кто ищет в свободе что-либо, кроме самой свободы, создан для рабства>, - пишет А. де Токвиль. Эта идея, не будучи
II В. А. Шкуратоп 321
Психологическая история эпох и психических процессов
открытием Нового времени, получает тут широкое распространение, равно как и опасения за то, как бы стремления к усовершенствованиям не подменили этой имманентной сущности человека.
От современности к постсовременности. Психологическое резюме
СОВРЕМЕННОСТЬ КАК ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ. XX в. заканчивается под знаком <после>: после империи, после коммунизма, после холодной войны. То, что совсем недавно казалось современным, больше таковым не является. Одна эпоха умерла, другая еще не явилась. Поэтому теоретическая мысль уже отделила современность от еще неизвестной эпохи буфером под названием <постсовременность>. Ничейное время предназначено для расставания с прошлым и подведения итогов. Прошлое (т. е. <современность>) имеет некоторые приметы индустриальной цивилизации.
Ментальность Нового времени отнюдь не исчезла, ее присутствия не надо долго искать. Рыночная экономика, трудовая мораль, социально-политические институты европейских народов в нынешнем веке принципиально не изменились. Уклад жизни, который раньше назывался буржуазным, распространился среди большей части населения развитых стран, либерально-рыночное направление развития в конце века опять возобладало на громадной территории бывшего СССР и его союзников. Существенные различия старых и новых демократий в том, что в первых либеральные и рационалистические навыки давно закрепились и теперь служат опорой для новых форм поведения; во вторых новое возникает одновременно с восполнением того, что было пропущено, и разрушением того, что окаменело.
ТОТАЛИТАРНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ЛИЧНОСТЬ. В первой половине прошлого века А. де Токвиль с удивитель-322
Ментальность исторических эпох и периодов
ной проницательностью писал, что из французской революции XVIII в. вышли два потока. Первый ведет людей к свободным институтам, второй - к абсолютной власти.
Абсолютная власть групп людей, партий, отдельных политических институтов в индустриальных обществах XX в. получила название тоталитаризма. У всех тоталитарных режимов есть общие черты: а) культ народных вождей; б) разрастание аппарата репрессий, в) централизованное стягивание ресурсов нации для державных задач и планов; г) контроль над частной жизнью человека, замена последней общественно-политическими целями режима.
Тоталитаризм <...может быть назван политическим мес-сианством в том смысле, что он постулирует предопределенную, гармоническую и совершенную схему вещей, к которой люди неустанно устремлены и которой они обязаны достичь. В конечном итоге, он знает только один план существования - политический. Он расширяет пределы политики, чтобы охватить все целое человеческого существования> [Talmon, 1955, р. 2].
Воздействие тоталитарного государства на личность в сравнении с другими государственно-политическими режимами (либерально-демократическим и авторитарным) можно представить схематично:
Либерально-демократическое Авторитарное Тоталитарное общество общество общество
Социальные институты (госиарственкая впасл,, образование, цертавь, пресса и ТА)
Малые группы (сс<<1.я,дэ>эья, коллеги и т.д.)
Личность
Психологическая история эпох и психических процессов
- В либерально-демократическом обществе государственная власть, не имеющая формального первенства перед прессой, церковью, негосударственным образованием и экономикой, вместе с этими институтами оказывает воздействие на личность посредством хорошо развитых мик-росоциальных образований (из которых самое важное - семья). При авторитарном режиме верховный правитель считается с корпорациями и сословиями, которые имеют собственные юридические или традиционные установления, подобия органов власти. Корпоративно-сословная личность тесно включена в свою среду и мало общается за ее пределами. Тоталитаризм не просто централизует власть и сводит ее в репрессивно-идеологический кулак. Он последовательно ломает и подчиняет себе микросоциальную среду личности. Ничто не должно заслонять человека от власти: коллеги, знакомые, родственники должны стать пропагандистами или соглядатаями режима.
Тоталитарный контроль за мыслями порождает массивный слой <политического бессознательного>: сомнений, опасных мыслей, отрицательных эмоций, в которых нельзя признаться другим и даже себе. Создается цепочка внутренней цензуры: кое-что можно обсуждать с наиболее близкими людьми, кое о чем думать про себя, кое о чем помыслить страшно. Некоторые социальные мыслители усматривали в тоталитаризме тупиковый исход рационализации, отбросившей идею личной свободы". Тоталитарный режим самоопределяется как инструмент дальней цели: создания совершенного человеческого устройства. Этой цели должно быть подчинено все, в том числе частная жизнь граждан (которая сама по себе является объектом показательного совершенствования). На деле идеологические лозунги покрывают мелкое политиканство и потребности текущего управления страной. Реальным историческим делом коммунистических режимов СССР, Центральной Европы и Азии стала ускоренная индустриализация, проведенная с громадной расточительной тратой человеческих и природных ресурсов.
Ментальность исторических эпох и периодов
В некоторых формах и фазах тоталитаризм полностью деструктивен. Он организует большую индустрию смерти: армию и военную промышленность, концлагеря, фабрики уничтожения людей. Над реальными экономическими преобразованиями нависает избыточность утопии, проект тотального переустройства человечества. Тоталитарная рациональность оказывается здесь совершенно иррациональной. А.И. Солженицын подобрал удачную метафору этой черте коммунистического порядка, назвав одну из глав <Архипелага ГУЛАГ> <История нашей канализации>.
Если в ранней стадии индустриализации человека муштруют ради полезного использования его телесной и умственной потенции, прибытка материальных благ, то здесь отсасывают избыточные силы, мысли, эмоции людей, обескровливают и стерилизуют человеческую самодеятельность, даже уничтожают людей. Тоталитарное государство не может распорядиться энергией человека и боится дать ему laissez faire".
УТОПИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ В НОВОЕ ВРЕМЯ И В XX В. Тоталитаризм строит личность по рецептам утопии. Утопия как литературный жанр Нового времени возникла в XVI в. Тогда из древнегреческого наследия, эсхатологических видений христианства, географических знаний эпохи великих географических открытий и книжных упражнений гуманистов появилось нечто новое. Название жанру дало сочинение английского гуманиста Т. Мора <Золотая книжка о наилучшем устройстве государства, или о новом острове Утопия>. Утопия - место, которого нет (от греч. топос - место, у - отрицательная частица <не>). Оно написано как путевые заметки некого португальского путешественника Гитлодея (и после выхода книги появились охотники искать означенное прекрасное место), т. е. это литературно-географическая мистификация и одновременно поучительный трактат об идеальном государственном устройстве. Географическая утопия - мечтания над
Психологическая история эпох и психических процессов
картой, эксплуатация политиками и моралистами недоот-крытости мира. Временная утопия использует футурологические явления новоевропейского общества, его тягу к пре-дугадыванию своего будущего.
Ученые, изучающие утопизм, склонны видеть в нем фундаментальную установку западной цивилизации и даже универсальную черту психики. <Сознательный акт утопичен в этимологическом значении слова, - пишет Р. Рюйе, - он не существует исключительно там, где разворачивается, потому что он превосходит сам себя> [Ruyer, 1950, р. 10]. Сточки зрения этого исследователя, утопический жанр существует для <разыгрывания> скрытых возможностей явления с использованием способности сознания немедленно найти альтернативу происходящему и поместить ее в некое воображаемое пространство.
<Вычерпывание> сознанием скрытых значений отражаемого действия и наделение этих значений пространственно-временной квазиреальностью является, разумеется, слишком общим качеством человеческого целеполагания. чтобы описать такое специфическое явление, как утопия. Утопия - это <еще-не-опыт> и <принцип надежды> [Блох, 1991], <недостижимое желанное>. Утопическая личность есть социальный прототип процесса индивидуализации как целого.
Для психолога И. Прогофф перечисленные качества (символическое и чрезвычайно наглядное видение потенциальных возможностей явления, наделение предвосхищающего видения формой социальной программы, подавление тревожности надеждой) синтезируются в равновесии интроверсивных и экстраверсивных тенденций личности. Утопия и представляет собой форму для совмещения интуитивного предвосхищения будущего (сравнимого по силе и образности с мистическим) и требований внешней активности. Более детальное вычленение симп-томокомплексов утопического типа дают разнообразные наборы из идеализма, визионарности, ненависти к отцу, социальной отверженности, шизоидности, навязчивости,
Ментальность исторических эпох и периодов
ригидности, которые иногда имеют что-то общее с действительными творцами утопий, а иногда - нет [см. Progoff, 1964].
Утопия производит двойственное впечатление. Скрупулезные исчисления меридианов, площадей, сроков, хозяйственных оборотов, пункты административных регламентов и конституций, чертежи городов, жилищ, мастерских, сводки, параграфы соглашений производят впечатление путевого дневника, научного исследования, бухгалтерской сметы, пока мы не вспомним, что всего исчисленного и описанного нет на свете. Это литература особого рода. Новоевропейский рассудок, возникнув, разделился надвое: на практический интеллект и рассуждающую фантазию.
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 12; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!