Глава 1. Художественное содержание «Нового мира». «Один день Ивана Денисовича».

Стр 1 из 2Следующая ⇒

Московский Государственный Университет им. М. В. Ломоносова

Исторический факультет

«Литературно-художественный журнал «Новый мир» и его роль в советском обществе в сер-50 – нач. 60-х гг. XX в.»

Доклад по отечественной истории

Выполнил: Егарев В.,

III курс, каф. ИЗЮС

Научный руководитель:

к.и.н. Кайкова О. К.

Москва 2013

Содержание

Введение ------------------------------------------------------------------------ стр. 3

Обзор источников -------------------------------------------------------------стр. 6

Обзор историографии --------------------------------------------------------стр. 14

Глава 1. Художественное содержание «Нового мира». «Один день Ивана Денисовича» ------------------------------------------------------------------- стр. 24

Глава 2. Литературная критика «Нового мира». Владимир Лакшин, Игорь Виноградов -------------------------------------------------------------------- стр. 32

Глава 3. Публицистика «Нового мира» ---------------------------------- стр. 43

Заключение --------------------------------------------------------------------- стр. 52

Список источников ----------------------------------------------------------- стр. 54

Список историографии -------------------------------------------------------стр. 55

Введение.

История развития отечественных СМИ, как догадается любой, ни в одном отношении не сверкала каким-либо особенным радикализмом. Культурные достижения, социальная атмосфера, экономическое положение и расстановка политических сил, в своей взаимосвязи постоянно эволюционирующие, конечно, изменяли так или иначе ситуацию в русской журналистике, однако в целом ее ресурс можно условно, как и в большинстве государств, поделить между двумя лагерями: консервативным и демократическим.

При ближайшем рассмотрении периода советской журналистики, сразу понимаешь, насколько огромной, по мнению властей, была роль СМИ в обществе: можно вспомнить о том, что пресса, печать, журналистика имели большое значение в революционное и предреволюционное время, в конце концов не забыть, чем для идейного благополучия СССР являлась пропаганда социалистических идей на протяжении всего периода. Несомненно, мы это эмпирически понимаем, печать использовалась как орудие убеждения.

После смерти генерального секретаря И. Сталина, тяжелейшее время тоталитарного правления которого советский человек и историки воспринимают по-разному, к власти пришел Н. С. Хрущев. Однако, не смотря на то, что по вступлению Никиты Сергеевича в должность многим уже тогда стало понятно, что намечается смягчение режима, решающий шаг был предпринят главой государства в 1956 г. на XX съезде КПСС, где он осудил культ личности как явление, противоречащее марксистской теории в целом и ленинскому пути развития советского государства в частности. Развенчание культа личности Сталина дало толчок к либерализации управления, амнистиям и прочего рода методам «исправления ошибок» диктатора.

Тема данной данного доклада – «Литературно-художественный журнал «Новый мир» и его роль в советском обществе в сер. 50-х – начале 60-х гг.XX в.». Вышеуказанные временные рамки обусловлены, соответственно, двумя вехами в истории : XX съездом КПСС и смещением в 1964 г. Н. С. Хрущева, приходом к власти Л. И. Брежнева. Не смотря на это, в докладе рассматриваются и произведения, слегка выходящие оговоренные рамки, т.к. деятельность журнала «Новый мир», созданного еще в 20-х гг., многообразна, непрерывна и часто не укладывается в рамки политической точно выверенной канвы отечественной истории.

На самом деле, полное название этого органа: «Новый мир. Литературно-художественный и общественно-политический журнал», и А. Т.Твардовский в 1961 году, закрывая 12-ую книжку журнала небольшим обращением к читателям, писал, что «…вторая половина этого обозначения не является случайной или формальной…»[1]. Действительно, не смотря на то, что в основном мы эмпирически считаем этот толстый журнал литературным, немало страниц каждого номера заполнены статьями когда-то – публицистов, когда-то – ученых узких и широких специальностей, и т.д.

Цель данной работы заключается в ответе на вопрос, что из себя представлял журнал «Новый мир» и какова была его роль, им представляемая и им играемая, в обществе середины 50-х – начала 60-х гг. XX в. Для ответа на данный вопрос , на мой взгляд, необходимо: а) исследовать несколько рубрик журнала в разные годы, проведя соответствующую выборку; б) использовать источники, не публиковавшиеся в «Новом мире». В первой главе мы попытаемся разобраться с какими-либо основными произведениями художественного содержания, публиковавшимися в «Новом мире» в данный период; второй раздел будет посвящен обязательно присутствовавшей в литературном журнале критике художественных произведений; закончится работа главой о публицистике «Нового мира».

Наверно, почти никто с уверенностью не скажет, что сегодня, во втором десятилетии XXI века, в условиях демократии, при наличии специального закона о СМИ и проч. законов деятельность российской прессы полностью освобождена от всевозможных влияний. Где-то присутствует государственная финансовая опека, где-то роль государства-цензора заняли законы рынка, послушно откликающиеся на разнообразные общественные потребности ради увеличения прибыли. Таким образом, вынесенные во введении проблемы и задачи имеют определенную актуальность. Более того, сам журнал «Новый мир» издается и сегодня, занимая определенное место в жизни граждан, и изучение его истории имеет ценность для самого издания.

Обзор источников.

Как уже частично сказано выше, для того, чтобы ответить на стоящие перед нами вопросы, необходимо было изучить разные источники разных лет.

При разработке данной проблематики у меня, к сожалению, возникло затруднение больше закономерное, чем внезапное. Дело в том, что в рамках написания доклада по отечественной истории не изучить все книжки журнала за данный период… даже и за один год(журнал «Новый мир» - толстый и ежемесячный). Решение этой проблемы изначально виделось в проведении выборки из журналов отдельных, более интересных материалов. Однако такой метод оказался неприменимым в виду специфики названий произведений в журнале: в них невозможно найти зацепки. Например, возможно ли сказать что-либо, соответствующее исследуемой теме, по названию повести А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», если с творчеством писателя мы совершенно не знакомы, в то время как первоначальное название повести - «Щ-854»? Поэтому в данной работе я местами отталкивался от историографии, обзор которой будет изложен ниже.

Несколько слов в целом о журнале. Обычно, «Новый мир» - это книжка на 250-350 страниц, имеющая сформировавшуюся структуру. «Содержание», «Публицистика», «Литературная критика», «Книжное обозрение» - это столпы «Нового мира». Из номера в номер данные рубрики не изменяются. В разделе «Содержание» помещены все публикующиеся художественные произведения – поэзия и проза, которая, в основном, доминирует. Рубрика «Книжное обозрение» содержит в себе примерно то же, что и «Литературная критика» - рецензии – вопрос только в их масштабах и количестве. Если единственная рецензия из раздела «Литературная критика» - это тяжеловесное, самостоятельное произведение, иногда превыщающее 20 страниц, то в «Книжном обозрении» помещены статейки, не занимающие каждая более 1 разворота. Также в журнале содержатся «плавающие» рубрики, которые появляются и иногда исчезают(например, рубрика «Трибуна писателя», которая по большинству есть в во многих выпусках «Нового мира», в № 11 за 1962 год, например, отсутствует.

Кроме того, что публикуется литература всех социалистических республик, иногда на страницах журнала, бывает, оказываются значительнейшие с т.з. редакции( конечно, настолько, насколько члены редколлегии могли выражать свое мнение) произведения западноевропейских писателей. Например, в разделе попутное в книге ««Новый мир» во времена Хрущева» Владимир Лакшин пишет о том, что в феврале 1963 года хотели издать что-то из Камю: «Мы мечтали напечатать роман А. Камю ( в переводе дочери Бальмонта) и натерпелись с ним. Цензура отослала его в ЦК, а там стали консультироваться с главным редактором «Иностранной литературы» Б. С. Рюриковым. Он и погубил дело, сказав, что не стал печатать роман у себя как сомнительное сочинение»[2].

В «Новом мире» почти не освящается(только крайне косвенно) международная проблематика.

Теперь перейдем, собственно, к тем публикующимся в «Новом мире» материалам, которые выбраны в качестве источников. В данной главе они поделены на группы, соответствующие главам работы.

В качестве источников для главы «Художественное содержание «Нового мира»…» были использована повесть Александра Исаевича Солженицына «Один день Ивана Денисовича»[3] и часть цикла В. Овечкина «Районные будни» - «Трудная весна»[4].

Валентин Овечкин – писатель, драматург, публицист, - начал свою карьеру еще в 30-е годы XX в., в 40-х гг. прошел войну, однако известен широкой публике стал только благодаря циклу очерков в 50-е годы – «Районные будни». Первая часть цикла очерков – собственно, «Районные будни», - была опубликована еще в 1952 г. Мне не известно о том, что из себя представляет данное произведение, однако в историографии этим очеркам в целом отведено почетное место, так сказать, первооткрывателя «журнальной оттепели». В «Районных буднях» Овечкин через призму главного персонажа Мартынова первым пытается поднять острую проблему бюрократизированности местных органов власти, критически относится к исполнению местными властями директив ЦК КПСС – от обкома до райкома.

В «Трудной весне» Овечкин так же пытается анализировать проблемы современного общества.

Следующим источником является повесть «Один день Ивана Денисовича» писателя А. И. Солженицына. Она была опубликована в журнале ноябре 1962 года в разделе «Содержание», второй в списке. Стоит отметить, что «Один день...» - вообще первое произведение Солженицына; перед тем, как оно оказалось в печати, Александр Исаевич работал учителем в Рязани.

Эта знаменитая повесть изображает жизнь одного дня политзаключенного «Щ-854», Ивана Денисовича Шухова, с того времени, как он подымается, до позднего отбоя. Обозначено в повести и точное время действия – январь 1951 г. Современными Солженицыну литераторами отмечались художественное изящество формы и неиспорченная красота слога, которыми обогащено произведение.

В «лагерной повести», кроме Ивана Денисовича, присутствуют другие персонажи с различными характерами: бригадир Кавторанг, умный Цезарь Маркович, Алеша, читающий библию и т. д.

Как уже писалось выше, в работе необходимо было использовать и материалы, которые только косвенно относятся к публикациям журнала. Поэтому в первой и иногда в других главах так же использовались дневники и мемуары замечательного литературного критика, входившего долгие годы в редколлегию «Нового мира», близкого друга А. Т. Твардовского - Владимира Яковлевича Лакшина – ««Новый мир» во времена Хрущева»[5]. Этот очень богатый информацией источник по времени охватывает, соответственно, года с 1956 по 1964 – начиная с того времени, когда Владимир Яковлевич сам начал работать в «Новом мире», и заканчивая отставкой Н. С. Хрущева. Это произведение делится на дневники Владимира Лакшина и на «попутное» - это всевозможные распространенные комментарии к записям в дневниках и разнообразная фактура, связанная с «Новым миром». На мой взгляд, кажется целесообразным использовать дневники Владимира Лакшина как источник для анализа роли «Нового мира» в советском обществе, в то время как всевозможные добавления из «попутного» - не привлекать, так как, кажется, мемуары как тип источника, а в частности, мемуары человека, причастного к жизни «Нового мира», не подходят для данной работы из-за, возможно, чрезмерной субъективности и отсутствия материала, с помощью сравнения с которым можно было бы установить степень объективности мемуаров критика.

Дневники Владимира Лакшина имеют следующую специфику: чем раньше год, тем меньше записей. Например, 1956 год в дневниках занимает 2-3 страницы, а 1962-ой – порядка 40-50 страниц.

Для второй главы( «Литературная критика…») мною были использованы, соответственно, статьи двух ведущих новомирских критиков В. Лакшина и И. Виноградова.

Игорь Виноградов закончил филфак Московского Государственного Университета в 1953 г. Литературовед, литературный критик, он начал работать в «Новом мире» на рубеже 50-х и 60-х гг. и покинул журнал вместе со снятием Твардовского с должности главного редактора в 1968 г. И. Виноградов «… приобрел репутацию объективного и бескомпромиссного литературного критика демократического направления»[6].

В докладе были использованы две его статьи: «Оптимистическая трагедия Родьки Гуляева»[7] о первом большом романе писателя В. Ф. Тендрякова «За бегущим днем», занимающая всего 8 журнальных страниц, но достаточно содержательная, и «О современном герое»[8], где Виноградов, на нескольких литературных примерах, рассуждает об идеальном образе героя его времени, о таком образе, каким должен обладать современный ему положительный литературный персонаж. Суждения Виноградова бескомпромиссны, что в совмещении с легкостью его слова, иногда вызывающей сентиментальностью, резко сменяющейся «грозными» восклицательными знаками, говорит о высокой профессиональности его как литературного критика.

Исследуемые статьи Владимира Лакшина называются: «Доверие»[9] и «Иван Денисович: его друзья и недруги»[10], одна из самых известных работ Владимира Лакшина, принесшая ему неприятности, усугубившая почти всегда натянутые отношения редколлегии «Нового мира» с цензурой и органами партии, связанными с литературой.

В первой статье «Доверие» В. Лакшин пишет о Нилине - писателе, произведения которого не стали востребованными в 40-е годы, но в 50-е автор «выстрелил», зазвучал по-новому. Лакшин также пытается ответить, почему произведения Нилина стали популярными именно в 50-е годы, а не раньше. Основном темой, которую «оперирует» Владимир Яковлевич, является социальная педагогика, выраженная в различных произведениях Нилина. Лакшин как всегда, в эмоциональной форме, в форме, вызывающей доверие читателя, излагает свои мысли о том, какой должна быть социальная педагогика, опираясь на рассказы писателя.

Статья «Иван Денисович, его друзья и недруги» появилась на свет в 1964 г. как серьезный, подробный анализ повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Причиной публикации статьи о повести спустя больше года после издания «Одного дня…» послужили многочисленные нападки на автора и его произведение( Лакшин упоминает некоторые из них: «Во имя будущего» ( Московская правда, 8 декабря 1962 года) – Чичеров, и проч.): «Повесть «Один день Ивана Денисовича» прожила в нашей литературе всего год и вызвала столько споров, оценок, толкований, сколько не вызвала за последние несколько лет ни одна книга»[11]. Соответственно, кроме детальнейшего анализа произведения, Лакшин отвечает на нападки журнальных и газетных критиков.

Для завершающей главы( «Публицистика…») были отобраны две публицистические статьи из «Нового мира», предисловие Твардовского к «Одному дню Ивана Денисовича» и одна статья из «Вопросов литературы».

Две статьи из «Нового мира» - это статьи «Несколько слов к читателям»Нового мира»»[12] А. Т. Твардовского и «К миру прекрасного»[13] Льва Айзермана.

А. Т. Твардовский, опубликовавший свое небольшое обращение к читателям в номере, в котором выходила «Один день Ивана Денисовича», за публикацию которой он так долго боролся в коридорах цензурных отделов, рассказывает о современном состоянии журнала, о его специфике и о том, что еще предстоит сделать журналу в будущем. Он зарекается делать серьезные прогнозы: «Наши обязательства перед читателем нелегки, и судить о степени их выполнения можно будет лишь при тех ежемесячных встречах, которые предстоят нам с вами в будущем»[14].

Следующая статья – из рубрики «Нового мира» «Публицистика», в которой есть подраздел «Трибуна читателя». Здесь и публикуется известный учитель русской словесности, заслуженный учитель Российской Федерации(1992 г.) Лев Айзерман. Учитель поднимает проблему школьного образования в области литературы, говорит о балансе изучения формы и содержания, о том, как усваивают современные ему ученики образность классических произведений и, цитируя Белинского, пытается найти причину состояния изучения литературы в школах Советского Союза. Айзерман поднимает также проблему появления новых средств массовой информации, распространяющих искусство: «Мы, учителя литературы, недооцениваем, какое огромное влияние оказывает на наших питомцев кино и телевизор»[15].

Из «Нового мира» было также использовано предисловие А. Т. Твардовского к повести «Один день Ивана Денисовича», где Александр Трифонович, ответственный за публикацию «лагерной повести», говорит о важности данного произведения как для советской литературы, так и для новой линии партии, провозглашенной на XX съезде.

Помимо прочего, статья Г. Бровмана в «Вопросах литературы»[16] - «Лицо журнала» - сослужила роль постороннего зрителя, наблюдающего за развитием журнала со стороны, но тем не менее не косвенно относящегося к литературной жизни Советского Союза. Таким образом, мы смогли увидеть, как относились к журналу люди, не работающие в нем. Оценка Бровманом деятельности «Нового мира» не лишена объективности; он как хвалит его, так и ругает. Критик отдельно пишет о каждом разделе журнала, выявляя плюсы и минусы как новомирских кадров, так и, в целом, системы работы редколлегии. Ценнее всего, на мой взгляд, оказалась оценка Бровманом нравственной позиции журнала.

Таким образом, мною был исследован ряд источников, с помощью которых можно в рамках наших семинаров постараться дать объективную оценку работы журнала в середине 50-х – начале 60-х гг. XX в. Полезным оказалось привлечение источников, не касающихся «Нового мира» напрямую – то есть не самих публикаций «Нового мира». На мой взгляд, для проведения подобной работы не хватает официальных документов органов цензуры, документов КГБ и проч., однако я не смог найти подобные материалы в свободном доступе.

Обзор историографии.

Начиная обзор историографии, в первую очередь необходимо заметить, что большая ее часть – это статьи в разнообразных газетах и журналах. Иногда это публикация на 5 страниц, иногда – на 30-40. Каких-либо фундаментальных произведений о журнале, кроме диссертации из Орловской области, которую я не смог найти в свободном доступе(кроме автореферата) и обычных обобщающих учебников от факультетов журналистика найдено не было. Вся историография расположена в хронологическом порядке.

Работа С. И. Чупринина, литературоведа, литературного критика и публициста «Позиция литературного критика в журнале «Новый мир» времен Александра Трифоновича Твардовского, 1958-1970»[17] рассказывает о критиках и рецензорах журнала того времени, об их критериях к произведениям, публикующимся в «Новом мире». Задача автора статьи: «дать беглый, сугубо предварительный очерк того, что Твардовский, цитируя Белинского, называл душой журнала и что можно было бы определить как «практическую критику», понимая под этими словами напряженный, страстный и взыскательный разговор, который авторы «Нового мира» вели с читателем о современной ему литературе и советской действительности, о тех аспектах, в каких остросвременными, «актуализированными» оказывалась и наша классика, и наша история»[18].

Сергей Чупринин делит историю журнала на два периода: до 1964 года и после. Так, «до 1964 года – это журнал который довольно быстро сформировался в ведущий орган демократического обновления советского общества, с наибольшей последовательностью, яркостью и полнотой воплощавший в себе курс XX съезда партии»[19], а после смещения Н. С. Хрущева, когда к власти пришел Л. И. Брежнев «Новый мир» еще около пяти лет «оскорбительно не соответствовал утверждавшему в общественно-литературной жизни духу застоя и казенного благолепия»[20]. Автор статьи приходит к заключению, что «Новый мир – это альтернативный – по отношению к официальным учреждениеям, и в том числе к Союзу писателей, - центр нравстсвенно-идеологической духовно-творческой жизни страны»[21].

Кроме статей о «Новом мире», я использовал в докладе работу о главном редакторе другого толстого литературно-художественного журнала «Октябрь» Панферова « Федор Панферов в журнале «Октябрь»»[22]. Эту статью написал В. Фролов - работник редакции журнала «Октябрь» во время редакции Панферова. Вообще, в историографии нередко встречается точки зрения о противостоянии журналов «Новый мир» и «Октябрь», поэтому данная статья может быть полезна для работы.

В этой статьей Фролов говорит о том, что журнал «Октябрь» не стоит оценивать однобоко как чисто партийный орган. Например, Фролов так пишет о второй половине 50-х гг.: В то время вокруг «Октября» накапливались разные, взаимоисключающие силы. Одни «Октябрь» не любили, считали его половинчатым, «сермяжным», грубоватым, даже демагогическим в критике; другие, привыкшие резко делить литературу на два лагеря, отдавали предпочтение «Новому миру» и не видели ничего светлого в «Октябрье»; третьи, внимательно присматриваясь к журналу, замечали, что он «левеет», завоевывает благожелательное отношение не только массового читателя, но и интеллигенции»[23]. Также Фролов утверждает, что, видимо, как и «Новый мир», «После XX съезда партии журнал круто менял свое лицо и направление, все увереннее в нем проявлялось уважение к разномыслящим писателям и критикам»[24]. Автор статьи подчеркивает положительные черты Панферова-редактора – независимость, находчивость, инициативность. В тоже время «Главный редактор, да и большинство редколлегии еще жили сталинскими установками, поощрялись однодневки и пустышки – во имя «актуального» содержания. Была в ходу такая схема: если есть в вещи черты коммунистического труда – ее надо печатать. Поэтому и появлялись в журнале плохие романы, поэмы, рассказы, стихи. И членов редколлегии, и авторов с мест»[25]. Таким образом, подытоживает Фролов, Панферов «…был личностью и эпохой, все жило в нем, как в шекспировском характере, все – и хорошее, и подлое, и жестокое, и доброе…»[26].

В статье «Когда началось литературное сегодня»[27] автор Спивак рассуждает о вдохновлявшей «Новый мир» заглавной идее, пытается ее найти. В начале автор дает теоретический фундамент для статьи, излагая свое представление об оппозиционности: «Для того, чтобы любое идейное движение превратилось в оппозиционное, одной его гонимости мало. У общественной мысли есть своя внутренняя логика развития, и вне этой объективной логики факт появления оппозиционности( как и факт ее отсутствия) просто не поддается объяснению»[28]. Для того, чтобы возникла политическая оппозиция, должна произойти, по мнению Спивака, эмансипация общества от государства, и Под знаком этого фундаментального процесса и формировалась идейно-эстетическая концепция «Нового мира»[29]. В данной статьей автор приходит к выводу, что «Новомировская критика всегда отстаивала изображение сущего, а не должного, с презрением отвергала любое дозирование правды и уравновешивание «отрицательного» «положительным», что, в принципе, декламировал и сам главный редактор в журнале.

Спивак также делит историю жизни «Нового мира» на «до» и «после» «Одного дня Ивана Денисовича. Так, он пишет: «Можно сказать с точностью, редко случающейся в истории словесноит, что в тот самый день, когда вышел из печати «Один день Ивана Денисовича», овечкинский период в ее развитии закончился»[30] . Предшествующий периоду после Солженицына период он называет «овечкинским» по произведениям известного очеркиста В. Овечкина, отмечая, что именно его очерки задавали тон «Новому миру» до А. И. Солженицына. Делая заключение, Спивак пишет: «… Новый мир овечкинского периода и тот же журнал в 60-е годы – это не одно и то же. Иллюстративность отвергается зрелым «НМ» не потому, что она мешает литературе ставить соц. проблемы, а потому, что она представляет собой разновидность утопизма: в одном случае жизнь, а в другом художественное произведение выстраивают по заданной идее»[31]. Однако, с автором можно было бы поспорить. При анализе того же «Одного дня Ивана Денисовича» нельзя найти чего-либо, что бы шло в разрез с решениями XX съезда КПСС, развенчанием культа личности И. Сталина и приданию огласке его преступлений. Уже во времена Н. С. Хрущева самим государством готовился 3-х томник документов о преступлениях И. Сталина и проч. Таким образом, на мой взгляд, нельзя сказать, что общество отделилось от государства. Напротив, государство взяло верх в этих двусторонних отношениях и сами стало более общественным, допускающим подобного рода публикации.

В статье «Новый мир» и другие»[32] И. Кавелин оперирует таким термином, как «идеологическое силовое поле». Это означает некое абстрактное поле, при наличии которого идеология берет абсолютный верх над народом. В своей работе автор доказывает, что такое вот поле стало сильно слабеть к тому периоду, который мы исследуем: «во-первых, из-за разрыва силовых линий, пропусков и пустот в пространстве. Во-вторых, в силу уменьшения проницаемости оставшихся в живых(вызванного падением веры в идею). В-третьих, вследствие потускнения обобщенного «образа врага»[33]. Источник, так сказать, «новой» литературы(Солженицын и проч.) автор усматривает в следующем: Система боролась за целостность, единство, полную идеологическую проницаемость всех своих частей, ибо одновременно с ослаблением Системы и появлением зон непроницаемости в обществе стало появляться двоемыслие, частная, приватная жизнь превращалась в оппозицию общественной, а в свободных зонах стал накапливаться заряд, противоположный по отношению к полюсу официальной идеологии»[34]. Поэтому и стала возможной публикация «Одного дня Ивана Денисовича» и проч.

Далее я использовал статью Ю. А. Шрейдера «Двойственность шестидесятых»[35]. Автор в статье пытается наметить общие черты в эпохе 60-х гг. и показать ее двойственность. Шрейдер определяет десятилетие шестидесятых с середины 50-х гг.: «Это было очень длинное десятилетие: оно началось, в сущности, в середине 50-х годов, а закончилось где-то на исходе 70-х.»[36], однако не объясняет, почему он так считает.

Автор отмечает много черт двойственности. Например, «… характерное для той жизни опасение: не перейти какой-то грани, делать что-то, но «по возможности»[37] ему представляется чертой, противоположной росткам свободы. Так же, пишет Шрейдер, советский строй «…казался незыблемым, не просматривалось никаких радикальных изменений в будущем»[38]. Двойственность эпохи Шрейдер отмечает и в том, что «полным ходом шла гонка вооружений, и те, кто считали себя либералами, работали на оборонную промышленность без задней мысли, а все это привело к угрозе всему миру»[39].

Шрейдер выделяет еще одну общую черту 60-х гг.: «Это общее ощущение права на хорошую жизнь, на удовольствия, на выпивку, на романы с девочками. И в этом смысле какой-нибудь начальник, который сходился со своей секретаршй в служебной кабинете, и интеллигент, который завлекал студентку разговорами о сборнике «Вехи» или о христианской церкви и на большом подъеме романтических чувств склонял ее к близости, - явления одного порядка. Все чувствовали себя униженными, забитыми предыдущей эпохой и желали как бы законной компенсации. Вот это и было плохо»[40].

Также была использована последняя статья В. Лакшина «Солженицын, Твардовский и «Новый мир»»[41]. Она была опубликована уже после его смерти в 1994 г. и, как отмечается редакцией, возможно, он хотел ее еще корректировать. Статья посвящена в основном более поздним событиям: публикации Солженицыным своих мемуаров «Теленок бодался с дубом», где есть и упоминания о его деятельности в «Новом мире». По большинству статья на касается «Нового мира», здесь Лакшин дает отпор тому тону и тем словам, что пропитывают в целом негативные воспоминания А. И. Солженицына о Твардовском и его «Новом мире». Однако, была почерпнута некоторая информация об отношении литературного критика к Солженицыну, к тому, как он себе представляет по прошествии времени жизнь «Нового мира» времен Александра Трифоновича. В этой статье Лакшин утверждает, что «…«Новый мир» под редакцией Твардвоского был для многих людей в нашей стране залогом возможностей здорового развития общества с серьезной литературой, высоким уровнем самокритики и не заглушенным звучанием общественного голоса»[42] и что «Солженицын долго был воплощением нашего мужества, нашей совести, нашей бесстрашной памяти о прошлом.[43]

Немного не похожей на другие оказалась статья из «Литгазеты» «Осада «Нового мира»[44]. Здесь авторы статьи используют документы из архива ЦК КПСС. Содержание этих документов касается творческой деятельности главреда «Нового мира», Твардовского, признанной выходящей за рамки соцреализма и партийной линии. В документах критикуется спектакль 1966 года по «Теркину на том свете», предлагается снять спектакль и запретить само произведение Александра Трифоновича, описывается, как начиналась опала Твардовского.

В «Независимой газете» в 2000 г. была опубликована статья дочери А. Т. Твардовского, В. Твардовской, - «Время «Нового мира»(У журнала была своя линия)»[45]. Статья приурочена к некоторым важным для журнала датам: 90-летие Твардовского, 75-летие «Нового мира» и проч. Твардовская считает, что «Тем, кто «из иного поколенья», уже трудно понять роль и место этого журнала в духовной и общественной жизни 1960-х.»[46]. Автор статьи пытается определить ее самостоятельно, развенчивая мысли о косности журнала из-за неоднократного цитирования «Новым миром» Ленина и проч. Так, Твардовская пишет: «Я уверена, что ни за одну приведенную цитату из Ленина отцу не было стыдно. Любил он напоминать утверждение вождя о недопустимости административного вмешательства в литературный процесс… он напоминает призыв Ленина не бояться правды, даже если ее могут использовать враги…»[47].

Автор статьи «Оттепель на страницах «Нового мира» А. Твардовского» [48] Ю. А. Голубицкий Основной упор делает на исследовании социологических очерков, публикующихся в «Новом мире» со второй трети 60-х гг. За образец он берет всего несколько очерков, утверждая, что «…Поскольку характеристической особенностью жанра является его структурная и содержательная однотипность, достаточно проанализировать пару образчиков, чтобы представить читателю типологическую картину жанра в целом»[49]. Голубицкий сравнивает эти очерки с физиологическими работами 30-х-40-х гг. XIXв., находя различия в либерально-пропагандистской составляющей «Нового мира» в отличие от его предшественников. Также он замечает, что цитирование Хрущева на страницах «Нового мира» является, возможно, не только компромиссом, но и желанием утвердить нового политического лидера(не одно ли это и то же при необходимости компромисса?): «К более очевидным проявлениям пропагандисткой составляющей следует отнести возрастающую с каждым годом тенденцию цитировать в социологических очерках уже не только классиков марксизма-ленинизма, но и тогдашнего лидера страны Н.С.Хрущева, инициированные им партийные и правительственные документы. Смеем предположить, что такая практика в “левом” “Новом мире” объяснялась не только желанием руководства журнала избежать новых конфликтов с властями, но и просигнализировать читателю о тенденции утверждения в общественно-политической жизни страны культа нового политического лидера.»[50].

Кроме статей и другого материала, совершенно фрагментарно был использован учебник факультета журналистика Московского Государственного Университета по изучаемому периоду: «История новейшей отечественной журналистики»[51], где я почерпнул обобщающую информацию, некоторые данные о распространении СМИ в 50-е – 60-е гг. XX в., о тенденциях в развитии журналистики в то время и проч.

Таким образом, была представлена не совсем богатая литература предыдущих лет по данной теме. Как видно, по большинству – это постперестроечный материал, освобождавшийся от марксистских догм, а значит, надеемся, более объективный и полезный для анализа деятельности журнала.

Глава 1. Художественное содержание «Нового мира». «Один день Ивана Денисовича».

В этой главе речь пойдет об «ударной артиллерии» любого литературно-художественного журнала. Несомненно, с середины 50-х гг. по начало 60-х гг. XX в. в «Новом мире» было опубликовано очень много прозы и поэзии – интересных и скучных, актуальных и посредственных, художественно богатых и бедных произведений. Однако главной целью доклада является рассмотрение не всего этого пласта, а лишь некоторых, отдельных единиц, которые обществе крепко ассоциировались с «Новым миром», определяли его роль в данном периоде.

С точки зрения тематики нельзя провести границу между произведениями, публиковавшимися «Новым миром» и произведениями других журналов. Например, и «Октябрь», и «Звезда», и «Новый мир» публиковали рассказы, повести, романы о социалистической стройке, о деревне, конечно, о войне и т. д. Конечно, произведения отличались содержанием, однако есть такая тема, открытие которой по праву принадлежит «Новому миру» - это «лагерная» проблематика. Намеченный Н. С. Хрущевым курс на десталинизацию, критику культа личности и его последствий фактические начинается с 1956 г. Однако страна, граждане Советского Союза – это не один Никита Сергеевич, существует еще большой чиновничий аппарат и крепко укорененная в головах методика управления государством, сложившаяся за примерно 30 лет правления И. С. Сталина. Владимир Лакшин в дневниках записывал, как Н. С. Хрущев принимал у себя А. Т. Твардовского в октябре 1962 г.: «Хрущев намекнул Александру Трифоновичу, что аппарат срывает ему борьбу с культом личности»[52]. Борьба с культом личности – это уже фактически борьба с традицией, со сложившимся стилем управления: с выделяющейся ролью КГБ, со слежками, с огромным ресурсом лагерной рабочей силы и проч. Естественно, нелегко молниеносно развернуть государственный аппарат управления в сторону либерализации.

В такой обстановке готовилась публикация повести никому тогда не известного учителя из Рязани А. Т. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В начале декабря 1961 г. Лакшин писал: «Был в редакции «Нового мира», говорил с Твардовским. Он сказал, что прочел необыкновенную рукопись – «Один день одного зэка». Взял слово, что я никому не скажу и возвращу рукопись через день-два. «Увидите, что это такое, а потом поговорим»[53]. То, что главный редактор журнала берет слово с Лакшина никому не показывать, на мой взгляд, говорит о том, что Твардовский прекрасно понимал, чем, какую общественную значимость имеет данная рукопись[54], и боялся, что ее прочитает «не тот» человек.

О существовании такой повести знали всего несколько человек: Твардовский, Лакшин и еще двое. Лакшин вспоминает слова Твардовского по поводу «Одного дня Ивана Денисовича»: «« Напечатать повесть трудно, но я сделаю для этого все»»[55].

Можно опустить дальнейшую сложную подготовку повести к печати с декабря по ноябрь, очертив лишь основные ее этапы: летом, в день рождения Н. С. Хрущева ему, с помощью друзей Твардовского в чиновничьих структурах, прислали повесть «Один день Ивана Денисовича». Тогда же, при Хрущеве, «…относившемся к Твардовскому с явной симпатией…»[56], ее зачитали, получив одобрение Никиты Сергеевича.

В октябре 1962 г., за месяц перед одиннадцатым выпуском журнала, Твардовский встречался с Н. С. Хрущевым: «Твардовский говорил с Хрущевым и о цензуре. Сказал, что считает ненормальным положение, когда ЦК доверил ему журнал, а над ним поставлен неграмотный цензор: «Ведь «Ивана Денисовича» в цензуре бы зарезали». «Зарезали бы, зарезали», - жизнерадостно, со смехом подтвердил Хрущев»»[57].

Из вышеописанного, представляется важным тот факт, что основные этапы, через которые прошла подготовка публикации «Одного дня…», не обходятся без имени Никиты Сергеевича. Только он, будучи «ядром» новой линии партии и главой государства, на высочайшем уровне мог поспособствовать тому, чтобы повесть миновала судьба многих «не партийных» произведений, а ведь у Твардовского были и хорошие друзья «пониже», в Союзе Писателей СССР, однако, видимо, публикация была возможна только при помощи высшего руководства страны. Лакшин писал: Хрущев дал понять, что не все члены Президиума, которые знакомились с повестью, сразу ее раскусили. «А я сказал: идите и еще подумайте»[58].

Таким образом, и главный редактор, и Никита Сергеевич осознавали ценность данного произведения, его острую актуальность.

Однако, повесть эта совершенно не выходила за рамки офицальной партийной линии. Хрущев на встрече с Твардовским говорил: Об «Иване Денисовиче» Хрущев сказал: «Это жизнеутверждающее произведение. Я даже больше скажу – это партийное произведение. Если бы это было написано менее талантливо – это была бы, может быть, ошибочная вещь, но в том виде, как сейчас, она должна быть полезна»[59].

Теперь обратимся к самому содержанию «Одного дня…». Во-первых, «лагерную» проблематику в литературе советского периода до Солженицына никто не поднимал. Еще в 1956 г. людям было объявлено о преступлениях И. В. Сталина, однако после проведения XX съезда прошло на тот момент вот уже 6 лет, а литература, как и пресса, молчали. Во-вторых, жизнь в ГУЛАГе в литературе можно изобразить по-разному. Не стоит забывать, что все писатели, публикующиеся в Советском союзе, должны были состоять в Союзе Писателей СССР, в уставе которого значилось, что ведущим стилем в литературе является соцреализм, а целями литературы – прославление социалистических идей и укрепление веры народа в коммунизм. Однако, в применении к повести Солженицына, стоит по большинству согласиться с мнением Чупринина, что «…Новый мир – это альтернативный – по отношению к официальным учреждениям, и в том числе к Союзу писателей, - центр нравстсвенно-идеологической духовно-творческой жизни страны»[60].

Из произведения мы мало что узнаем о предыстории Шухова, однако то, что имеется, вырисовывает точную картину честного человека: жил до войны в небольшой деревеньке Темгенёво, работал в колхозе, кормил жену и двух дочек. В 1941 году пошел на войну, воевал честно, получил ранение и, вместо того, чтобы отправить себя в медчасть, он «доброй волею в строй вернулся». Позже попал в плен, откуда бежал и уже тогда его обвинили в измене родине, шпионаже и прочим общим обвинениям для военнопленных. За таким спокойным перечислением фактов из биографии Шухова, несомненно, кроется горькая драма честного человека, оклеветанного на любимой родине.

Вряд ли содержание «Одного дня…» можно назвать соцреалистическим. С. Чупринин справедливо отмечал, что: «Новый мир руководствовался принципом: «Основная задача искусства – познание действительности, но не пассивное ее «отображение», а именно активное познание, могущее в перспективе стать предпосылкой и стремления переменить, «исправить» действительность, вмешаться в ход ее исторического самодвижения»[61].Выделить какие-либо отдельные сцены в произведении невозможно, все оно – пример правдивой жестокости, бесчеловечности по отношению к политическим заключенным. Следует, однако, привести несколько подтверждений. Например, Иван Денисович говорит, что «не считая сна, лагерник живет для себя только утром десять минут за завтраком, да за обедом пять, да пять за ужином»[62], потому что все остальное время он работает, подрабатывает, прислуживает за лишнюю миску баланды и проч. День, описанный в повести, Шухов для себя считает удачным, однако эти «удачи» заключаются лишь в избежании жестокостей: «в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу… с ножевкой на шмоне не попался… не заболел, перемогся. Прошел день, нием не омраченный, почти счастливый»[63].

Не стоит забывать, что такое «счастье», как мы эмпирически знаем, и о чем написана не одна работа, заслужили люди, чаще всего ни в чем не повинные, сфабрикованным делам. И «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три»[64].

Успех «Одного дня Ивана Денисовича» был огромен. В декабре 1962 г. Владимир Яковлевич пишет: «Мы еще жили в эйфории от успеха «Одного дня», и цензура еще относилась к нам после случившегося с опаской»[65], однако уже в начале следующего года есть такая запись: В январе 1963 года одна за другой стали появляться критические статьи о произведениях, напечатанных в «Новом мире». Особенно усердствовали «Известия». За короткий срок в этом газете, помещавшейся в одном здании с нами и набиравшейся в одной типографии, появилось сразу несколько ядовитых материалов…»[66] или запись от 30.01.1963: «…«Начинается повизгиванье газетных шавок на «Новый мир». Все вокруг в панике, трижды на дню распространяются слухи, что Твардовского «сняли». А в редакции спокойно»[67] или: «Некто Павлов напечатал статью в «Комсомольской правде», 22.3.63., по поводу того, что «Новый мир» - это буржуазные тенденции в перемешку с оклеветывающим СССР пессимизмом, печатаемым с нелогичной эмоциональностью»[68].

Сразу же стали критиковать и «Один день…». Была найдена статья «Во имя будущего» ( Московская правда, 8.12.1962 ) критика Чичерова, статья Н. Снегованцева в журнале «Октябрь» «Трагедия одиночества и «сплошной быт»(1963, № 4), едкие замечания И. Лазутиной в «Огоньке»(1963, № 39) и проч.

Кроме своих дневников, в разделе «попутное» Лакшин печатает дневник работника цензурного отдела, занимавшегося «Новым миром». Этот дневник передал ему в 80-е гг. аноним. Так, в этом дневнике пишется: ««В ближайшие дни после выхода в свет №11 состоялся очередной Пленум ЦК. У типографии запросили 2200 экземпляров журнала, чтобы продавать его в киосках на Пленуме» и, дальше, - «Ажиотаж был страшный, журнал рвут из рук, в библиотеках с утра на него очереди»»[69].

Спивак в своей статье рассуждает о дне публикации «Одного дня Ивана Денисовича»: С этого момента «Новый мир» Твардовского стремительно превращается из либерального журнала в демократический, а общественное сознание, обретшее независимость от государства, становится в собственном смысле самосознанием»[70]. Нельзя, на мой взгляд, считать, что именно с момента публикации появилось гражданское самосознание. Конечно, мы знаем, что спустя несколько лет к власти придет Брежнев, и закрутится история «шесдидесятничества», в которой «Новый мир» будет играть немалую роль, однако во времена Н. С. Хрущева публикация таких произведений, как «Один день…» имела, так сказать, общепартийный смысл, а не, говоря словами Спивак, оппозиционно-общественный. В предисловии А. Т. Твардовского к «Одному дню…» есть такие слова: «Залог полного и бесповоротного разрыва со всем тем в прошлом, чем оно было омрачено, - в правдивом и мужественном постижении до конца его последствий. Об этом именно говорил Н. С. Хрущев в своем памятном для всех нас заключительном слове на XXII съезде….»[71]. Таким образом, Солженицын, Твардовский и «Новый мир» в целом в случае с публикацией «лагерной повести» выступает как бы вместе с Н. С. Хрущевым, вместе с партией и ее устремлениями, и в глазах общества это должно было выглядеть совместной борьбой с последствиями культа личности Сталина.

Однако еще при Н. С. Хрущеве, в конце его правления, наметилось изменение отношений цензуры и «Нового мира» в негативную сторону, и связано это со статьей В. Лакшина «Иван Денисович, его друзья и недруги».

Владимир Яковлевич готовил эту статью примерно полгода. В его дневниках мы находим еще летом 1963 г. такую запись: «Я начал вплотную заниматься давно задуманной статьей о Солженицыне. Идет туго. В голове сумбур, но сумбур не бесплодный. Из этого должно что-то выйти, хотя трудно удержаться в рамках цензурности»[72] и только 31 ноября 1963 г.: «Поставил точку в статье о Солженицыне»[73]. Статья вышла в первой книжке за 1964-й год и задумывалась как анализ произведения плюс ответ критикам, ругающим повесть. Опустив содержание прекрасно написанной статьи, заметим только, что Лакшин прикладывает к дневникам письмо Солженицына по поводу своей статьи: ««вам могу сказать высший для меня комплимент: это написано так, будто вы были в лагере»»[74].

Возвращаясь к самому факту появления статьи. В. Лакшин писал, что скоро после появления его статьи прошло заседание Совета по критике Союза писателей, и он был туда приглашен: «Все было разыграно как по нотам. Забыли все другие журналы и прочие статьи и целый вечер выли по-волчьи вокруг одной, посвященной «Ивану Денисовичу»[75] и дальше: …. А. Дымшиц, заключая, говорил, что я холодными руками коснулся святой и трагической темы. И вообще все обсуждение напоминало коллективный донос: я узнал, что я ревизионист, идеалист и одновременно напоминаю китайских догматиков. У Дремова, занявшегося проблемами теории, выходило что аналитическая критика, за которую я ратую, - это голый субъективизм, а нормативная – это и есть лучшая партийная критика. Тодорский сосчитал, что в статье лишь дважды упомянуто слово «партия», и это, конечно, не случайно»[76]. Таким образом, ругая аналитическую критику, литераторы из Союза писателей ставили под сомнение и правильность текста «Одного дня Ивана Денисовича», потому что нормативная критика, противоположная нормативной, предполагала судить произведение по нормам, принятым в Союзе писателей идеальными, т.е. по нормам соцреализма.

Таким образом, на примере одной, но очень выдающейся книжки «Нового мира» было рассмотрено художественное содержание журнала. Овсепян замечает, что советская журналистика «… выполняла охранительные функции. Будучи однопартийной, она стала составной частью партийной структуры, взяв на себя миссию идеологического обеспечения деятельности административно-командной системы. Пресса не видела противоречий, деформаций, она изобиловала материалами об успешном выполнении планов пятилеток, строительстве материально-технической базы коммунизма, формировании новых общественных отношений на селе, воспитании нового человека, о величайших достижениях в решении национального вопроса»[77]. С этой точки зрения журнал «Новый мир», публикуя такие произведения, выполнял функцию, обратную описанной Овсепяном. Авторы, публикующиеся в «Новом мире», видели противоречия и стремились рассказать об этом всей стране. Однако, важно подчеркнуть, что, все-таки, даже такие радикальные общественно-значимые произведения были плодом не только больших усилий главного редактора «Нового мира» Твардовского, имевшего большой авторитет, но и новой линии партии, обозначенной съездом ЦК КПСС в 1956 г. Без решений двадцатого съезда, без либерализации режима, на мой взгляд, «Новый мир» не смог бы выступить в роли ведущего питателя «оттепели».

Глава 2. Литературная критика "Нового мира". Владимир Лакшин, Игорь Виноградов.

Как писал в дневниках сам Владимир Яковлевич Лакшин о «Новом мире»: «Журнал начинали читать с отдела критики…»[78]. Конкретно о «Новом мире» литератор Бровман отмечал: «Хотя, конечно, главное содержание журнала, особенно в аше время, составляют проза и поэзия, все же, если говорить о лице каждой книжки, оно нередко определяется публицистикой и критикой. В этих жанрах редакция как бы разговаривает с читателем непосредственно о сегодняшнем дне, рассказывает о своих взглядах на современность, дает оценку явлениям текущей жизни и литературы. Здесь симпатии и антипатии редакции, ее пристрастия и вкусы, ее идеалы проявляются с особой ясностью и полнотой»[79].

Действительно, новомирский раздел литературной критики имеет свою специфику. Например, почти в каждом журнале можно было встретить вместо нескольких рецензий, одну тяжеловесную статью на 20-30 страниц, со всеми вытекающими отсюда подробностями и точностью рецензирования. По этому поводу Бровман пишет: «Авторы критических статей «Нового мира» предпочитают подробно и обстоятельно говорить об одном каком-либо произведении…»[80]. Три из четырех отобранных мною статей попадают под такое описание.

В этой главе я старался выделять те места в работах литературных критиков, которые смогли бы ответить на общий вопрос: чем являлся журнал «Новый мир» в исследуемое время? Какую роль он играл в обществе?».

Рассмотрим сначала статьи И. Виноградова «Оптимистическая трагедия Родьки Гуляева» и «О современном герое».

В статье «Оптимистическая трагедия…» Виноградов пишет, что совершился поворот от критики тематической к критике проблемной. Дальше он размышляет о романе Тендрякова «За бегущим днем», где главный герой – двенадцатилетний Родька. Парасковья Петровна – школьная учительница Родьки, преданная марксистка. Отец Дмитрий – по роману – оппонент Парасковьи Петровны, персонаж, противоположный ей, служитель местной церкви. Варвара – набожная и недалекая мать Родьки. Кучин – председатель райкома партии.

Когда Виноградов говорит о героях произведений Тендрякова, он утверждает, что все они – «…подлинные типы подлинной действительности, сама жизнь столкнула их на страницах рассказов и повестей Тендрякова»[81], что уже выходит за рамки соцреализма, т.к. в романе присутствует религия, столкновение религиозных и марксистских идей, вообще существование религии в обществе, давно уже ведущим стройку социализма.

Виноградов, опираясь на произведение Тендрякова, задумывается: «… действительно возникает вопрос: так ли уж опасна религия?»[82] Поставить такой вопрос – это не так и легко, потому что, на мой взгляд, чиновники цензурных отделов предпочитали, чтобы о религии или вообще не говорилось, или говорилось только в публицистической форме с партийных трибун или негласно. «Так ли уж невозможно ужиться вере отца Дмитрия с верой(имеется в виду социалистическая идеология – В. Е.), с нашей верой? Это действительно большой вопрос, и было бы непростительной ошибкой измерять его значение количеством верующих, сводить все дело к выжившим из ума старикам и старухам, к полуобразованности и невежеству. Это вопрос о самой сути, о строе человеческой души, и борьба здесь не прекращается сегодня ни на миг»[83]. Дальше критик ловко высказывает свои соображения на религиозную тему: «Религия создавала ту психологию рабского терпения и безответности, которую нельзя было создать никакими мерами принуждения. Несомненно, что именно бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами питает веру в лучшую загробную жизнь, чтоименно слабость спасается верой в чудеса. Но точно так же и вера в лучшую загробную жизнь, в чудеса порождает, в свою очередь, психологию бессилия, слабости, непротивления. История религии – это тысячелетний путь всяческого принижения человека, вытравливания из него лучших черт, достойных свободного уверенного в себе, разумного существа»[84]. На первый взгляд, такой текст полностью соответствуют социалистическим взглядам на жизнь, на религию. Так и есть, однако в качестве подтекста Виноградов предлагает гражданам Советского Союза не быть слабовольными рабами. Дальше в статье есть такие слова: «…суть социализма не только в том, что он являет собой принципиально новую экономическую организацию общества, построенную не общественной собственность. Суть его также в том – и это вытекает из его экономических предпосылок, - что он впервые в человеческой истории создает полноценного, человеческого человека. При социализме человек впервые обретает подлинную свободу, человеческое достоинство, право и возможность распоряжаться своей судьбой»[85]. При этом читатель должен был чувствовать: вокруг - везде принуждение: экономическое(плановая экономика), политическое(однопартийность), культурное(соцреализм во всех сферах культурной жизни).Таким образом, Виноградов как бы освежает нашу память о том, что, живя в современном мире без религии, мы должны думать свободно и сопротивляться принуждениям всевозможного рода. Виноградов добавляет: «Психология этого человека – психология хозяина своей жизни, хозяина своего государства, в решении судеб которого его разум и воля имеют такое же значение и несут такую же ответственность как разум и воля всех остальных»[86]. Такой секуляризованный пафос рационализма безусловно волнует читателя, у которого за спиной около 30 лет тирании, чисток, принуждений. «Это два противоположных мира. Вот почему в социалистическом государстве, сила которого в сознательности масс, так важна борьба за полноценного, свободного, распрямленного человека. Любая человеческая потеря здесь – это потеря на главном фронте»[87].

В конце Виноградов замечает: «Хорошо, конечно, когда люди верят больше в председателя колхоза, чем в бога. Но лучше ставить перед собой другую задачу: чтобы люди не заменяли бога председателем колхоза, а больше верили в себя, в свои силы, чтобы они чувствовали и убеждались повседневно – это их руки и головы создают жизнь…»[88]. Если рассмотреть такое утверждение с точки зрения партийных чиновников, то можно предположить, что в тексте Виноградова наблюдаются буржуазные нотки чрезмерной веры в индивидуальность, отказ Виноградова от управления сверху(в подобном мышлении чиновников мы убедимся в завершающей главе о публицистике «Нового мира», где В. Овечкин описывает управленцев на областном уровне). «…психология нашего времени и психология рабской приниженности – вещи несовместимые»[89] – так принципиально заканчивает свою статью Виноградов, а ведь он двигался по большинству в русле лояльности, последние же его выводы больше напоминают прямое нежелание повиноваться цензуре, что, собственно, исходит из его тезисов о свободном мышлении. Это же предложение отмечает в своей работе С. Чупринин, рассуждая о новомирском принципе отображения правдивости жизни в литературе[90].

В более объемной статье «О современном герое» Виноградов продолжает фактически те же размышления, только спустя три года. В этой статье автор врассуждает о «проблеме положительного героя», говоря, что о ней «…написано, пожалуй, больше, чем о любой другой»[91].

В принципе, тема положительного героя, если взять ее в абстракции, соцреализмом уже решена. Мы можем, отталкиваясь от догматов соцреализма, очертить себе такого героя-пролетария, борца за строительство социализма, безотказно верящего в фундаментальные основы социализма. Посмотрим же, что предлагает в качестве истинно положительного героя И. Виноградов.

Автор полагает, что в современной ему литературной эпохе нет идеального положительного героя: «… такого образа нашего современника у нас пока еще нет»[92]. Дальше Виноградов ищет пути выхода из такого положения, заявляя, что «… в жизни-то он есть. Ведь живут они среди нас, эти реальные, живые…»[93]. Можно заметить, что как в этой, так и в предыдущей статье автор делает особенный упор на «живость», «реальность» персонажей, даже таких идеальных.

Критик, понимая, что идеального положительного героя в литературе нет, пытается всмотреться в то, что есть, поделится своими впечатлениями. Он берет в пример произведение «Коллеги» В. Аксенова. Виноградов обращает внимание на «… ту реальную жизненную(курсив мой) основу, которая отчетливо проступает в характерах героев, на ту показательную для нынешнего поколения психологическую особенность, которая роднит этих героев»[94]. По мнению Виноградова, в персонажах Аксенова есть та черта характера, которая необходима положительному герою его современности – это «… неспособность к бездумному усвоению впечатлений жизни, ставшая уже чертой характера, серьезное, ответственное отношение к своим убеждениям, взглядам, поступкам»[95]… «Да, это самостоятельные ребята; если они высказывают какое-то убеждение, то можно верить, что они действительно убеждены в этом, действительно думали об этом и это действительно их личное, собственное убеждение; если они поступают так, а не иначе, - это потому, что они считают нужным и правильным поступить именно так, а не иначе; если они верят – на их веру можно положиться; если они не спешат высказать свое мнение – значит они не разобрались еще в этом, значит у них нет еще здесь своего, своим умом выработанного мнения. Они действительно хотят смотреть на мир «открытыми глазами», и потребность во всем «дойти до корня», проверить собственной мыслью, собственным опытом, иметь право сказать: «Я так считаю и готов отвечать за свои слова и поступки», - потребность эта вошли в их плоть и кровь, стала определяющий чертой их духовного облика»[96]. Надеюсь, читатель снисходительно отнесется к столь обильному цитированию источника: на мой взгляд, это самое главное в статье Виноградова и, возможно, пассаж Виноградова превосходит само произведение Аксенова. В и этом заключается одна из функций критика – доносить то, что автор романа\повести\рассказа подсознательно или сложно доносил в своем произведении. При этом Виноградов в тексте не раз подчеркнул, что само произведение Аксенова «Коллеги» не сильное, и «… талант В. Аксенова пока еще больше обещает, чем дает»[97].Таким образом, Виноградов подыскивает себе материал в современных произведениях для высказывания своих мыслей, выступая в первую очередь публицистом, а уже во вторую – литературным критиком. Виноградов берет слово!

Потом Виноградов берет главного героя романа В. Тендрякова «За бегущим днем» - «… героя отнюдь не во всем и не всегда привлекательного…». с. 236. Виноградов и здесь подчеркивает, что духовный перелом главного героя романа, Андрея Бирюкова, который побуждает его к общественной активности, «…связан именно с выходом на путь самостоятельной работы мысли, напряженных и глубоких раздумий о том, что происходит с ним и вокруг него»[98]. Дальше Виноградов говорит, что черта эта становится «чертой поколений», «закономерное проявление властной и неотвратимой исторической необходимости»[99], и следом поясняет, почему.

Необходимость свободно мыслить, видеть сквозь, читать между строк и т.д. Виноградов выводит из, так сказать, из определенного застоя власти в регионах, того, что власть не считается с людьми и проч. В подкрепление этому он приводит в пример, во-первых, очерк Овечкина «Трудная весна»( о котором речь пойдет в завершающей главе), а во-вторых, небольшой отрывок из «Деревенского дневника» Е. Дороша, где рассказывается о том, как местные власти обманули партию, предоставив слишком завышенные цифры по показателям мясного производства»[100]. Там же автор «Деревенского дневника» беседует с девушкой Светой, которая, не зная, как подумать о чиновниках плохо, пытается сама себя обмануть, и легко это делает, когда решает: местные власти завысили показатели специально, чтобы местные деревни потянулись за таким достижением, приумножая социалистическое благо.

В этом Виноградов и видит корень проблемы. Человек не должен так мыслить, мыслить так, как учили с детства.

Опустив дальнейшие рассуждения Виноградова, обратимся к его выводам: «Преданность делу коммунизма, умение с точки зрения идеала смотреть на реальную жизнь и видеть ее реальное содержание, реальную ценность, определять, исходя из этого свои сегодняшние, конкретные позиции в сегодняшней, конкретной реальности – все это невозможно в наши дни совместить с доктринерством, начетничеством, с окостенелостью мысли, со слепой верой в истинность того, что не осознано самостоятельно, с психологией бездумного исполнителя»[101]. В след за этим Виноградов стремится объяснить, как прийти к такому чуткому к обманам образу жизни, видя путь к нему через хорошее воспитание и избежание ложной самостоятельности мысли, а заканчивает статью Виноградов обязательностью любви к людям как условию для подлинно критического отношения к жизни, и предлагает побольше практиковаться в такой любви[102].

Таким образом, обе рассмотренные статьи литературного критика Игоря Виноградова достаточно бескомпромиссно призывают иметь голову на плечах – в первую очередь, и лишь во вторую – иметь в этой голове Маркса. В литературе главное для Виноградова – подлинность повествования, правдивость по отношению к жизни, что вступает в противоречие с писателями(которых большинство), работающими в стиле соцреализма.

Теперь приступим к рассмотрению статей Владимира Яковлевича Лакшина «Доверие» и «Иван Денисович: его друзья и недруги».

В статье «Доверие» Лакшин, как указано выше, рассуждает, основываясь на повестях писателя Нилина. С. Чупринин в статье «Позиция…» пишет: «… В. Лакшин, говоря о повестях П. Нилина, по сути, посвятил всю свою обширную статью обоснованию тезиса о необходимости руководствоваться презумпцией доверия во взаимоотношениях как человека с человеком, так и человека с государством»[103]. Одно из первых суждений Лакшина: «Нилин писал о чистоте идеалов революции, о бескомпромиссной честности, о коммунистической совести и, может быть больше всего о доверии к людям…»[104], причем «… сказанное писателем наполнялось новым, не праздным смыслом»[105].

Лакшин выделяет одну из многочисленных сцен в повестях Нилина, связанную с аспектами социальной педагогики, и следом комментирует: «В подростке надо уважать его личность, надо учить его чувствовать себя человеком, достойным доверия»[106]. В. Лакшин использует сцену с детьми потому, что «…отношение к детям служит своего рода моделью, верным отражением тех отношений, которые складываются среди взрослых в большом социальном мире. И эпизод с трактором у Нилина интересен как простейшее выражение той главной, коренной темы, которой живет, болеет пиатель, которая варьируется во множестве сцен и лиц в его творечетсве и которая заключает в себе по существу один вопрос: в какой мере доверие между людьми может считаться законом человеческой жизни?»[107]. При этом Лакшин, вслед за произведением( а может, и наоборот) говорит о таком доверии, при испытании которого на человека лежит какая-либо ответственность: к примеру, должен ли следователь из угрозыска подозревать каждого или не должен?

В своей статье Лакшин как бы подразумевает успехи XX съезда, утверждая: «В своих повестях Нилин отстаивает мысли, ныне, особенно после XX и XXII съездов партии, как будто очевидные для каждого коммуниста, каждого сознательного советского гражданина. Но ведь было время, когда доверие выглядело идеей сомнительной, а крайняя подозрительность поощрялась и культивировалась»[108]. Таким образом, критик утверждает, что после известных съездов доверие распространилось сплошь и рядом, и, опять-таки, как и в случае со статьями Виноградова, граждане Советского Союза должны бы задуматься, так ли это на самом деле. Ведь Н. С. Хрущев, как было обозначено выше, жаловался на срыв его политики, на еще действующий старыми методами государственный аппарат.

Автор статьи проносит нас через ужасы 30-х гг. XX в., когда «…Жертвами крайней мнительности и политического недоверия становились часто не только люди, объявленные врагами народа, но их родственники, знакомые, сослуживцы»[109].

Так, рассуждая о доверии между людьми, Лакшин выходит, вслед за Нилиным, к более широкой проблеме – доверия к жизни. Нилин считает, пишет Лакшин, «что не следует выносить поспешный суд о людях, само положение которых как бы заранее предопределяет отношение к ним, возвышает или унижает их. Нет, жизнь движется, течет, сама она меняет человека и заставляет его по-разному проявлять в различных обстоятельствах заложенные в нем от природы или сформированные общественной средой свойства»[110].

Важным представляется следующий отрывок из статьи: «Дочитывая повесть «Через кладбище», думаешь вот о чем: можно испытывать доверие к жизни, закрывая себе глаза на всякое зло, живя в царстве счастливых иллюзий. Но можно, хотя это и труднее, сохранять доверие к жизни, глядя на нее впрямую, ничего искусственно не примиряя и не жертвуя историей, памятью прошлого»[111].

Таким образом, мы опять встречаемся с утверждением литературным критиком принципа смотреть на жизнь «прямо», то есть, обходя ложь самому себе и окружающим. Подобных суждений придерживался и Виноградов, и такие суждения, конечно, находятся в противоречии с соцреализмом с его счастливым изображением безоблачного социалистического строительства. Обращение к правде жизни не осталось не замеченным другими критиками из других издательств. Например, Бровман в своем обозрении журнала «Новый мир» пишет:

Видимо, типичным выглядит суждение Бровмана о «Новом мире» в области как литературной критики, так и художественной части, непосредственно связанных между собой: «… на страницах «Нового мира» нередко даже произведения, затрагивающие современные темы, оставляют в стороне коренные, центральные вопросы нашей жизни. Поэтому вы почти не встретите здесь главных героев нашей эпохи, передовых людей труда, деятельных строителей коммунизма»[112]. Бровман высказывает типажную точку зрения писателей соцреализма на статьи и художественные произведения, публикуемые в «Новом мире».

Есть в приведенных выше статьях и различия. Например, Виноградов выглядит в своих статьях более бойко, нежели Лакшин, который занимает, на мой взгляд, более спокойную, но все же просвещенческую позицию, не выходящую за рамки партийной линии, провозглашенной на XX съезде в 1956 г.

Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 386; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!