РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 20 страница

На помощь снова пришло испытанное средство — работа. Уже 2 марта 1894 г. Плеханов писал В. Либкнехту: «Я не буду больше касаться постигшего меня несчастья. Я много страдал, но главное — это то, что я в состоянии сейчас приняться за работу, а раз человек может работать, то он еще не погиб духовно» ³.

В 1894 г. в Германии была издана брошюра Плеханова «Анар­хизм и социализм», написанная по заказу правления германской социал-демократии. Партии II Интернационала уже давно были обеспокоены ростом анархистских настроений в Западной Европе. Что касается самого Плеханова, который отдал в молодости дань

¹ Воспоминания о К. Марксе и Ф. Энгельсе. 3-е изд., доп. М., 1988. Ч. 2. С. 92-94.

² Переписка Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода. Т. 1 С. 94. Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова. Т. II. С. 122.

138

увлечения одной из разновидностей анархизма — бакунизмом, то у него давно уже зрела мысль «отомстить» Бакунину за его нападки на Маркса и Энгельса. Несовместимость марксизма и анархизма была настолько очевидна, что Плеханов, не раздумывая, принял предложение, полученное из Германии. Он проанализировал взгля­ды «отца анархии» Макса Штирнера, Прудона, Бакунина и их последователей, включая Кропоткина. Конечно, Плеханов не исчер­пал в своей брошюре всех аспектов темы, в том числе и вопроса об отношении пролетарской революции к государственной власти, но и того, что он написал, было достаточно, чтобы его объявили «пожи­рателем» анархистов. Брошюра Плеханова трижды издавалась на немецком языке, была переведена на английский, французский, итальянский, венгерский и болгарский языки, и повсюду имела большой успех.

Между тем в первые месяцы 1894 г. стала вырисовываться реальная угроза высылки Плеханова теперь уже из Морнэ. После того как на Цюрихском конгрессе II Интернационала он позволил себе откровенно осудить франко-русский союз, французская поли­ция стала преследовать русского эмигранта. На квартире Плеханова был устроен обыск. Каждый день можно было ожидать приказа покинуть Морнэ.

Плеханов всерьез стал подумывать о том, чтобы переехать в Болгарию или даже в Соединенные Штаты Америки, куда его приглашал Сергей Ингерман — единственный вновь принятый член группы «Освобождение труда», который стал одним из организато­ров «Русского социал-демократического общества» в США. Однако Америка была слишком далеко от России, и на семейном совете Плехановы решили, что ехать туда не стоит. Обсуждался также план переезда в Англию и даже на остров Ява. Пока же Георгий Валентинович нелегально вернулся в Женеву. Но уже в июле 1894 г. он вместе с Засулич тайно отправился в Лондон, где жил его старый друг С. М. Кравчинский. Летом того же года там состоя­лись последние личные встречи Плеханова с Энгельсом.

В Лондоне Плеханов вновь встретился и с Александром Потре­совым, который предложил ему подготовить книгу с изложением основ марксизма для легального издания в России. Предложение было неожиданным, срок работы — предельно коротким, замысел издания — дерзким, но Плеханову идея Потресова понравилась. К тому же у него был уже собран большой подготовительный матери­ал: с 1892 г. он работал над второй частью книги «Наши разногла­сия» с критикой либеральных народников и прежде всего кумира тогдашней русской интеллигенции и студенческой молодежи, редак­тора журнала «Русское богатство» Н. К. Михайловского. Кроме того, в письменном столе у Плеханова лежали главы для «Истории социалистического движения во Франции», заказанной ему Каут­ским. Этого задела оказалось достаточно, чтобы буквально за не­сколько недель подготовить книгу с кратким изложением истории

139

марксизма, сущности его философии и одновременно с критикой взглядов либеральных народников.

Работа шла быстро. Потресов переписывал рукопись сам, чтобы в случае осложнений на границе сказать, что это его собственная будущая книга. В середине октября он покинул Лондон, увозя с собой почти всю плехановскую монографию. Недостающую часть Плеханов выслал ему вскоре по почте. Был выбран и изящный литературный псевдоним — Н. Бельтов, и длинное, довольно неук­люжее, но «проходное», с точки зрения царской цензуры, название — «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». В январе 1895 г. книга Бельтова, довольно легко проскочив цензуру (помогла некоторая неразбериха, царившая в правительственных канцеляриях в связи со смертью и похоронами Александра III), появилась на прилавках петербургских книжных магазинов. Ее тираж составлял 2 тыс. экз.

В 1917 г., когда готовилось новое издание книги «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», Плеханов разъяс­нил, почему он вынужден был дать своей работе такое нарочито туманное название. Проще всего было бы назвать ее «В защиту материализма», но тогдашняя царская цензура терпеть не могла этого слова, и Плеханов решил замаскировать основное содержание своего труда малопонятным непосвященному сугубо академическим заголовком ¹.

В работе Плеханова собран богатейший материал, показываю­щий, что исторический материализм Маркса и Энгельса возник на базе идей французских материалистов XVIII в. историков эпохи Реставрации, социалистов-утопистов и немецких философов-идеа­листов первой половины XIX в. При этом Плеханов знакомил читателей с основными положениями марксистского диалектико-ма­териалистического взгляда на историю, что имело огромное значе­ние для распространения марксизма в России. Он многократно цитировал Маркса и Энгельса, сочинения французских энциклопе­дистов XVIII в., Гегеля, Сен-Симона, Чернышевского, Дарвина. Богатейший подстрочник пестрит ссылками на книги, изданные на французском, немецком, английском языках, не говоря уже о многочисленных работах русских авторов.

«Монистический взгляд...» — сугубо полемическое, «задорное», по выражению самого Плеханова, произведение. Автор был убеж­ден, что без борьбы в области идеологии не рождается ничего нового, и прав был В. Г. Белинский, когда писал в свое время: «Гадки и пошлы ссоры личные, но борьба за понятия — дело святое, и горе тому, кто не боролся» ². Во времена Плеханова одним из самых больных общественных вопросов, которые, говоря слова-

¹ Группа «Освобождение труда». Сб. 5. С. 3 — 4.

² Там же. С. 4.

140

ми того же неистового Виссариона, «смущают покой ночной, отрав­ляют пищу, кипятят и прохлаждают кровь», стал вопрос о судьбах капитализма в России.

Полемизируя с народническими публицистами во главе с Н. К. Михайловским, Плеханов на основе анализа материалов, ха­рактеризующих российскую действительность 80 — 90-х годов XIX в., делал вывод: у нас нет данных, позволяющих надеяться на то, что Россия скоро покинет путь капиталистического развития, на который она вступила после 1861 г. Стараясь донести до читателей суть разногласий между народниками и марксистами, он использо­вал несколько необычный в серьезной научной книге прием, вклю­чив в текст сказку о «добром молодце», в котором легко угадывался типичный русский народник. «Привели доброго молодца, — пишет Плеханов, — в каменный острог, посадили за запоры железные, окружили стражей неусыпной. Добрый молодец только усмехается. Он берет заранее припасенный уголек, рисует на стене лодочку, садится в нее и... прощай, тюрьма, прощай, стража неусыпная, добрый молодец опять гуляет по свету белому. Хорошая сказка! Но... только сказка. В действительности нарисованная на стене лодочка еще никогда, никого и никуда не уносила. Уже со времени отмены крепостного права Россия явно вступила на путь капиталис­тического развития. Гг. субъективисты прекрасно видят это, они сами утверждают, что старые экономические отношения разлагают­ся у нас с поразительною, все более и более увеличивающеюся скоростью. Но это ничего, говорят они один другому: мы посадим Россию в лодочку наших идеалов, и она уплывет с этого пути за тридевять земель, в тридесятое царство. Гг. субъективисты хорошие сказочники, но... «вот и все!». Вот и все, — а ведь этого страшно мало, и никогда еще сказки не изменяли исторического движения народа по той же самой прозаической причине, по которой ни один еще соловей не был накормлен баснями» ¹.

Хотелось бы обратить внимание и еще на одну характерную особенность книги Плеханова, связанную с решительным осуждени­ем автором всякого рода вульгарных толкований марксизма. Не надо думать, писал Плеханов, будто человечество похоже на ту чиновницу из рассказа Глеба Успенского, которая даже в пред­смертном бреду повторяла главную заповедь своей жизни: «В кар­ман норови, в карман». Марксизм, подчеркивал он, отнюдь не отрицает значения идей и идеалов, а лишь старается выявить те общественно-экономические причины, которые вызывают их появ­ление именно в ту, а не в другую историческую эпоху. Диалекти­ческий материализм — это отнюдь не фатализм, а философия действия, ибо, познав объективные законы, по которым живет чело­век, он может обуздать их, сделав «необходимость послушной

¹ Плеханов Г. В. Избр. философск. произв. Т. I. С. 713.

141

рабой разума». Развивая эту мысль, Плеханов в полемике с Ми­хайловским, который жаловался, что марксизм «приговаривает Россию к капитализму», подчеркивал: диалектический материализм никаких стран ни к чему не приговаривает и не указывает пути, обязательного для всех народов. Развитие всякого данного общест­ва всегда зависит от соотношения общественных сил внутри него, и поэтому «всякому серьезному человеку надо, не гадая и не ноя по поводу какой-то фантастической «обязательности», изучить прежде всего это соотношение; только такое изучение и может показать, что «обязательно» и что «необязательно» для данного общества» ¹.

Книга Бельтова произвела огромное впечатление на читающую публику и сыграла поистине выдающуюся роль в пропаганде марк­систских идей в России. Целое поколение русских марксистов после знакомства с «Монистическим взглядом... » признало Плеха­нова своим учителем. Что привлекало тогдашнюю молодежь в книге Плеханова? Несомненная научность и логичность изложения, убеж­денность автора в существовании объективных закономерностей ис­торического процесса и распространении их на Россию, его беском­промиссное западничество. Как пишет известный американский ис­торик Л. Хеймсон, из «Монистического взгляда на историю» моло­дые читатели Плеханова «могли вынести не только мысль о неиз­бежности того развития, посредством которого Россия присоединит­ся к дороге западных наций и в конце концов пойдет к социализму, но и убеждение, что они сами, в силу более высокой сознательнос­ти, были «избраны» действовать в качестве агентов по претворению в жизнь этих неизбежных исторических законов» ².

Сейчас к этой работе Плеханова обращаются в основном лишь специалисты, да и сам термин «монизм», означающий признание основой всех явлений мира какое-то одно, либо материальное (как у Плеханова), либо духовное начало, не пользуется особой попу­лярностью, все чаще уступая место методу так наз. многофакторно­го анализа, призывам к синтезу марксистских и немарксистских подходов или к полному отказу от доктрины Маркса. Проще гово­ря, современные российские обществоведы склонны в какой-то мере вернуться к идеям Н. К. Михайловского и других оппонентов Плеха­нова, считая их пресловутый «субъективизм» более надежным ин­струментом познания общественных явлений, чем марксизм (осо­бенно в его поздней, вульгаризированной форме) с его пятичлен­ным формационным делением истории человечества и классово-пар­тийным подходом ко всем историческим процессам, грешившим порой еще большим субъективизмом и отходом от принципов под­линной научности.

¹ Плеханов Г. В. Избр. философск. произв. Т. 1. С. 691, 707-708.

² Хеймсон Л. Меньшевизм и эволюция российской интеллигенции Россия XXI. 1995. № 7-8. С. 174.

142

В общем и целом подобную ситуацию можно объяснить реакцией на былую монополию марксистских, а чаще квазимарксистских догматов в советском обществоведении. Разумеется, как это уже было в 1920 —1930-х годах, когда марксисты ниспровергали так наз. дворянско-буржуазную науку об обществе, дело опять не обхо­дится без полемических передержек и конъюнктурщины, причем идущие на смену историческому материализму теории мировых цивилизаций, евразийства и т. д. разработаны пока явно недостаточ­но. Так или иначе, спешка и бескомпромиссность были бы здесь, видимо, неуместны.

Можно лишь гадать, как отнесся бы герой этой книги к тому, что происходит в отечественном обществоведении сто лет спустя после выхода в свет его «Монистического взгляда... » Скорее всего он в очередной раз предал бы анафеме любые сомнения в истиннос­ти марксизма и безжалостно высмеял бы его критиков. Но не будем забывать, что для диалектического метода, которому Плеханов всег­да поклонялся, нет ничего святого, незыблемого, «вечного», «абсо­лютного». Это относится и к марксизму, хотя сам Георгий Валенти­нович — надо отдать ему должное, — умел наполнять марксистские схемы богатым конкретно-историческим содержанием, а в области русской истории старался соединить Маркса с Ключевским и Соло­вьевым, за что не раз подвергался потом суровой критике в совет­ское время.

Отвергая сегодня былые претензии марксизма на истину в пос­ледней инстанции и универсализм и признавая необходимость кри­тического подхода к трудам его последователей, включая и Плеха­нова, мы должны признать, что в качестве методологии истории он имеет тем не менее немало сильных, привлекательных сторон и достаточно убедительно объясняет очень многое (хотя и далеко не все) в событиях нового и новейшего времени.

Что касается конкретной полемики Плеханова с Михайловским, Даниельсоном, Кривенко и другими народниками, то сегодня пози­ция «отца» русского марксизма представляется нам уже совсем не столь бесспорной, как прежде. В сущности говоря, настоящей науч­ной дискуссии с Н. К. Михайловским, например, у Плеханова явно не получилось, причем в ряде случаев он либо не понял, либо сознательно исказил точку зрения своего оппонента. Как писал Н. К. Михайловский в «Русском богатстве» в своем ответе на крити­ку Плеханова, «г. Бельтов человек талантливый и не лишенный остроумия, но оно, к сожалению, часто переходит у него в неприят­ное шутовство» ¹. Михайловский упрекал Плеханова, в частности, в том, что тот исказил его взгляды на «героев» и «толпу», неправо­мерно отождествив последнюю с народом, односторонне представил его теорию прогресса и т. д. «Г. Бельтов вообще говорит о многом

¹ Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. СПб., 1914. Т. 8. Стб. 18.

143

ненужном и умалчивает о многом нужном» ¹, — замечал Михайлов­ский, который под пером Плеханова превратился из талантливого и яркого публициста с целой системой продуманных и выстраданных, хотя и не бесспорных взглядов в претенциозного мелкого верхогля­да, замахнувшегося на «самого» Маркса. Так или иначе, в книге Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на исто­рию» и в его статье «Несколько слов нашим противникам» (с ответом на возражения Михайловского), мы, к сожалению, не най­дем ни объективных оценок творчества крупнейших народнических публицистов, ни беспристрастного изложения всей совокупности их взглядов. Вот почему разговор о «субъективной школе» в отечест­венной социологии конца XIX в., думается, еще далеко не закон­чен ².

Заметим, что к нашумевшему в свое время спору о «героях» и «толпе», затронутому в «Монистическом взгляде на историю», Пле­ханов вернулся через несколько лет, в 1898 г. в одной из самых известных своих статей, называвшейся «К вопросу о роли личности в истории» и опубликованной в легальном петербургском журнале «Научное обозрение». На материале из истории Франции (Людо­вик XV, маркиза Помпадур, Наполеон) он развивал здесь мысль о том, что выдающиеся личности — это лишь более или менее талан­тливые актеры в том большом всемирно-историческом театре, где царит объективная необходимость и строгая закономерность. Пле­ханов был убежден, что отдельно взятая человеческая личность может изменить лишь индивидуальную физиономию событий, но не общее направление исторического процесса, которое определяется прежде всего развитием материального производства и социокуль­турной средой, существующей в каждой стране или группе стран. Иначе говоря, даже самый выдающийся деятель далеко не всесилен и является в конечном счете лишь исполнителем воли своей партии, класса, нации, государства, хотя в этих пределах от его способнос­тей, воли и моральных качеств зависит очень и очень многое.

Те, кто придерживаются материалистического понимания исто­рии, находят эту схему вполне разумной, и для них современная корректировка взглядов Плеханова по данному вопросу сводится лишь к некоторой перестановке акцентов в сторону признания боль­шей независимости выдающейся личности от окружающего ее со­циума. Вместе с тем широко распространены и прямо противопо­ложные взгляды на роль «героев» как подлинных творцов истории, подчиняющих себе «толпу» и выполняющих при этом Божествен­ную волю или волю дьявола, что, естественно, отрицал материалист и атеист Плеханов.

¹ Михайловский Н. К. Указ. соч. Стб. 32.

² См., например: Твардовская В. А., Итенберг Б. С. Н. К. Михайловский и К. Маркс: диалог о «русском пути» // Отечественная история. 1996. № 6.

144

Хотелось бы лишь подчеркнуть, что при всем своем монизме и историческом детерминизме Плеханов отвел крупной, богато ода­ренной личности довольно значительное место во всех сферах обще­ственной жизни. Правда, он ограничился в основном рассмотрением тех случаев, когда эта личность верой и правдой служила общест­венным потребностям своего времени, а не вставала стеной на их пути. Мало касался Плеханов морально-этической стороны пробле­мы «героев», которая все больше выдвигается сегодня на первый план. В итоге плехановская статья «К вопросу о роли личности в истории», конечно же, дает ответы далеко не на все вопросы, волнующие современного читателя. Однако и сегодня пройти мимо нее невозможно, хотя занимают нас уже судьбы совсем иных персо­нажей — Ленина, Сталина, Гитлера и т. д.

Трудно удержаться от того, чтобы не привести здесь яркую, очень образную характеристику, которую дает Плеханов выдаю­щимся историческим личностям, двигающим вперед человеческий прогресс. Соглашаясь с известным английским историком и публи­цистом XIX в. Томасом Карлейлем, назвавшим великих людей «начинателями», Плеханов писал: «Это очень удачное название. Великий человек является именно начинателем, потому что он видит дальше других и хочет сильнее других. Он решает научные задачи, поставленные на очередь предыдущим ходом умственного развития общества; он указывает новые общественные нужды, со­зданные предыдущим развитием общественных отношений; он берет на себя почин удовлетворения этих нужд. Он — герой. Не в том смысле герой, что он будто бы может остановить или изменить естественный ход вещей, а в том, что его деятельность является сознательным и свободным выражением этого необходимого и бес­сознательного хода. В этом — все его значение, в этом — вся его сила» ¹.

---

Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 38; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!