Материалы для уроков по теме семьи в современной литературе
Тема семьи в современной русской литературе
Автор статьи-
учитель МАОУ «Гимназия №4» г. Саратова
Истратова Светлана Викторовна
Семейные ценности, безусловно, являются одними из наиважнейших в жизни человека. К сожалению, они осознаются не всеми нынешними подростками , и поэтому современный учитель-филолог должен приложить все силы, чтобы эти ценности не были утеряны. Мать-ребёнок, отец-ребёнок, бабушка и дедушка- ребёнок, семья-ребёнок- вот те значимые нити, что оплетают дитя с детства и составляют его Жизнь. Если что-то надорвётся, отношения с близкими будут сломаны. Существование ребёнка потеряет смысл, основу.
Издательства художественной литературы всерьез озабочены подбором книг современных авторов и публикацией циклов произведений на обозначенную нами тему. Так, в издательстве «Эксмо» 28 ноября 2012 года прошёл круглый стол под руководством автора интеллектуальной прозы, литературного критика и редактора Александра Гаврилова. Он собрал интересных собеседников из числа писателей 2000-2010-х годов. Тогда же был обозначен остро стоящий в литературе вопрос: герои романов современности чаще всего находятся в формальных отношениях с членами своей семьи. Разрушая эту тенденцию, Ольга Онойко в романе «Море имён» пропагандирует такие ценности, как любовь, терпимость, доверие. За что мы ей должны быть безмерно благодарны.
|
|
|
Другой современный беллетрист, Галина Дурстхофф, считает, что жанр русской семейной саги в последнее время становится весьма популярным и в России, и на Западе. Видимо, ностальгия по патриархальной счастливой семье охватила всю Европу. С Галиной согласен Валерий Панюшкин, создатель книги «Все мои уже там». Он полагает, что каждый из нас должен знать о своей семье как можно больше и уметь воссоздать её историю.
Не могу не привести здесь яркие и верные слова Фазиля Искандера, который считает, что в литературе должна быть «древняя поэзия улучшения гнезда». Гнезда семьи, гнезда любви и спокойствия.
Любому филологу и учителю начальной школы было бы не лишним познакомиться с литературой последних десятилетий, в которой раскрывается «мысль семейная». Все мы помним, как эта тема звучит у Льва Толстого в «Анне Карениной» и «Войне и мире», во всех романах И.С.Тургенева и И.А.Гончарова. Но актуальна именно сегодняшняя литература, отражающая взгляд на нашу эпоху.
Я создала список российских книг на тему семьи и предлагаю с ним ознакомиться.
· Виктория Токарева «Я есть. Ты есть. Он есть»
· Людмила Улицкая «Медея и её дети», «Казус Кукоцкого», «Сонечка», «Бедные родственники», «Пиковая дама»
|
|
|
· Дина Рубина «На солнечной стороне улицы»
· Фазиль Искандер «Авторитет», «Школьный вальс, или Энергия стыда»
· Вера Тименчик «Семья у нас и других»
· Б.Минаев «Гений дзюдо»
· Владислав Крапивин «Мальчик со шпагой», «Журавлёнок молнии», «Трое на площади Карронад», «Застава на Якорном поле», «Бабушкин внук и его братья»
· Елена Габова «И отец мой , и мама моя»
· Людмила Петрушевская «Время ночь», «Свой круг», «Маленькая Грозная»
· Татьяна Толстая « Милая Шура», «На златом крыльце сидели», «Любишь - не любишь», «Соня»
· Г.Щербакова « Вам и не снилось», «Мальчик и девочка»…
Список произведений не претендует на полноту. Присмотревшись, замечаем, какие слова авторы вынесли в заголовок: я, ты, он; дети, родственники, семья, мальчик, девочка, бабушка, братья, отец, мама, свой круг. Это ещё раз доказывает актуальность проблемы семейных взаимоотношений в литературе последних лет.
Перечисленные произведения различны по жанру и стилистике. Идеал семьи находим в основном у Людмилы Улицкой. Её Медея собирает вокруг себя детей и внуков своих братьев и сестёр. Она истинная праведница и делится мудростью и святостью с другими членами семьи. «Медея и её дети»- семейная хроника, с биографиями героев, легендами, родовыми преданиями, реликвиями, традициями. Не каждый родственник, как Медея Синопли, может быть хранителем семьи, быть верным нравственным ориентирам, сохранять самобытность, установившуюся в семье в течение столетий. В таких персонажах, как Медея, заложена национально-культурная память. Как пишет исследователь Э.В.Лариева, подобные герои «наделяются признаками святости и праведности», « сотворяют семейный мир, сохраняют семью в условиях социального хаоса, дегуманизации общества, антисемейной политической системы». Неслучайно книга Улицкой стала в её творчестве «воплем о семье» и посвящена старшему поколению(2005г.) Рядом с Медеей можно поставить персонажа из «Сонечки» Улицкой. Здесь тоже изображена любящая женщина, готовая жертвовать собой ради близких.
|
|
|
Авторитет старшего есть и в семье, описанной в книге Веры Михайловны Тименчик «Семья у нас и других». Сравнивая кавказское воспитание с европейским, мальчик Кирилл замечает: «У нас же нет семейного совета, как у вас. И нет такого дедушки, которого бы все боялись и уважали». Наверное, каждый интеллигентный читатель согласится с этой истиной: в семье должен быть авторитет старшего. Дед (бабушка)- аксакалы, старейшины нашего времени.
|
|
|
Завоевать авторитет у своего сына желает и ещё один родитель, 65-летний известный в Москве физик, которому трудно установить контакты с наследником (рассказ Ф.Искандера «Авторитет»). Юноша-представитель иного поколения, живёт другими мыслями и ощущениями. Налицо конфликт отцов и детей. Играя с сыном в бадминтон, папа пытается доказать, что может стоять вровень с новым поколением. Произведение Искандера раскрывает важные вопросы нравственности. Оно интересно и детям, и взрослым.
А дом должен быть прибежищем, спасением от всех невзгод. Так, в книге В.Крапивина «Бабушкин внук и его братья» (1996г.) рассказывается история уютного 100-летнего дома, хранительницей которого является бабушка. Она как бы концентрирует в себе дух семьи, любви, братства, умеет сопротивляться конкретному и бытовому злу. Но «озверелый мир» способен уничтожить и такой ДОМ.
Что же может разрушить чистоту семейных отношений? Деньги, власть, зависть… Об этом рассуждает Елена Габова в книге «И отец мой, и мама моя». Важно, чтобы современный юный читатель добрался до такого произведения и, читая, сопереживал несчастью героев.
Подростку важно читать книги, события которых касаются «не только семейных, но и глубинных человеческих связей, которые навеки скрепляют отношения» (И.Г.Зумбулидзе о романе Л.Улицкой «Медея…»). Ребёнок на примере литературных персонажей и их судеб должен убедиться, что только с семьёй он может преодолеть катаклизмы и катастрофы своего века. Правильные книги учат сплочённости, дружбе, взаимовыручке в семье.
Не изображают идеальной семьи Т.Толстая, Л.Петрушевская, Г.Щербакова. Эти авторы чаще пишут о деструктивных формах отношений, о семьях, где поселились драма, трагедия, страдание, конфликты.
Хочется присоединиться к сказанному И.В.Полковниковой в статье «К вопросу о проблематике современной литературы для подростков»: « В современную литературу для детей вошли приметы сегодняшнего дня: реальность катастроф, криминала, рыночных отношений, в основе многих произведений лежит нарочитая остросюжетность. Тем важнее отметить по-настоящему талантливые произведения, в которых художественные и нравственные ценности находятся в достойном равновесии».
Надеюсь, мне удалось передать озабоченность по поводу современной семейственности и обозначить путь решения вопроса через знакомство детей с современной литературой.
Использованная литература
1.Габова Е. И отец мой, и мать моя// Путеводная звезда, 2007,№11
2.Искандер Ф. Авторитет// Новый мир, 1996,№11
3. Искандер Ф. Школьный вальс//Путеводная звезда: Школьное чтение, 2007.
4. Мурашова Е.В. Современный подросток: читать или не читать?// Молодёжь. Чтение. Успех: Сборник материалов НПК.- М.. 2008.
5.Терехова Яна «Мысль семейная» в современной женской прозе (дипломная работа студентки Алтайской академии образования им. В.М.Шукшина)
6.Лариева Э.В. Концепция семейственности и средства её художественного воплощения в прозе Л.Улицкой- Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук- Петрозаводск,2009.-13с.
7. Зумбулидзе И.Г. «Женская проза» в контексте современной литературы/ Современная филология : материалы международной научной конференции(г.Уфа,2011г):Уфа,Лето,2011.-с.21-23
8. Колодяжный И. Вопль о семье- http:www.litrossia.ru/archive/163/lirics/4058.php
9. Ровенская Т.А. Роман Л.Улицкой «Медея и её дети» и повесть Л.Петрушевской «Маленькая Грозная»: опыт нового женского мифотворчества//Адам и Ева, 2001,№2.- с.20
10.Методические материалы Межпоселенческой библиотеки Московской области http://www.biblio-vidnoe.ru/about_library_system/metodika/
Приложение (отрывки из художественных текстов и методразработка)
Материалы для уроков по теме семьи в современной литературе
Л.Улицкая «Медея и её дети»
Отрывок 1
Медея Мендес, урожденная Синопли – если не считать ее младшей сестры Александры, перебравшейся в Москву в конце двадцатых годов, – осталась последней чистопородной гречанкой в семье, поселившейся в незапамятные времена на родственных Элладе таврических берегах. Была она также в семье последней, сохранившей приблизительно греческий язык, отстоявший от новогреческого на то же тысячелетнее расстояние, что и древнегреческий отстоял от этого средневекового понтийского, только в таврических колониях сохранившегося наречия. Ей давно уже не с кем было говорить на этом изношенном полнозвучном языке, родившем большинство философских и религиозных терминов и сохранившем изумительную буквальность и первоначальный смысл слов: и поныне на этом языке прачечная зовется катаризма, перевозка – метафорисис и стол – трапеза.
Отрывок 2
Таврические греки – ровесники Медеи либо вымерли, либо были выселены, а сама она осталась в Крыму, как сама считала, по Божьей милости, но отчасти благодаря своей вдовьей испанской фамилии, которую оставил ей покойный муж, веселый еврей-дантист, человек с мелкими, но заметными недостатками и большими, но глубоко скрытыми достоинствами.
Овдовела она давно, но больше не выходила замуж, храня верность образу вдовы в черных одеждах, который ей очень пришелся.
Отрывок 3
Родом она была из Феодосии, вернее, из огромного, некогда стройного дома в греческой колонии, давно слившейся с феодосийской окраиной. Ко времени ее рождения дом потерял изначальную стройность, разросся пристройками, террасами и верандами, отвечая этим ростом на бурное увеличение семьи, случившееся в первое десятилетие так весело начинавшегося века.
Этот бурный рост семьи сопровождался постепенным разорением деда, Харлампия Синопли, богатого негоцианта, владельца четырех торговых кораблей, приписанных к новому в ту пору Феодосийскому порту. Старый Харлампий, к старости утративший ненасытно-огненную алчность, только диву давался, отчего это судьба, пытая его многолетним ожиданием наследника, шестикратным рождением мертвых младенцев и бессчетными выкидышами у обеих его жен, так щедро награждала потомством его единственного сына Георгия, которого он выколотил себе после тридцатилетних трудов. Но может, в этом была заслуга второй жены – Антониды, которая по обету дошла до Киева, а родив и выкормив сына, до смерти держала благодарственный пост. А может, многоплодие его сына шло от рыжей тощей невестки Матильды, привезенной им из Батума, вошедшей в их дом скандально непорожней и рожавшей с тех пор раз в два года, в конце лета, с космически-непостижимой точностью, по круглоголовому младенцу.
Старый Харлампий по мере рождения внуков слабел, добрел и утратил к концу жизни вместе с богатством даже и самый образ властного, жестокого и талантливого купца. Но кровь его оказалась сильной, не растворялась в других потоках, и те из его потомков, которых не перемолотило кровожадное время, унаследовали от него и крепость натуры, и талант, а всем известная его жадность в мужской линии проявлялась большой энергией и страстью к строительству, а у женщин, как у Медеи, оборачивалась бережливостью, повышенным вниманием к вещи и изворотливой практичностью.
Семья была столь благословенно велика, что являла бы собой прекрасный объект для генетика, интересующегося распределением наследственных признаков. Генетика не нашлось, зато сама Медея, со свойственным ей стремлением все привести к порядку, к системе, от чайных чашек на столе до облаков в небе, не однажды в своей жизни забавлялась, выстраивая своих братьев и сестер в шеренгу по усилению рыжести – разумеется, в воображении, поскольку она не помнила, чтобы вся семья собиралась вместе. Всегда кто-нибудь из старших братьев отсутствовал… Материнский медный оттенок проявлялся так или иначе у всех, но только сама Медея и младший из братьев, Димитрий, были радикально рыжими. У Александры, по-домашнему – Сандрочки, волосы были сложного цвета красного дерева, даже и с пламенем.
Выскакивал иногда укороченный дедов мизинец, который доставался почему-то только мальчикам, да бабушкина приросшая мочка уха и исключительная способность к ночному видению, которой, между прочим, обладала и Медея. Все эти родовые особенности и еще несколько менее ярких играли в потомстве Харлампия.
Даже семейная плодовитость расщепилась на две линии: одни, как Харлампий, годами не могли произвести на свет хоть самого малого ребеночка, другие, напротив, сыпали в мир красноголовую мелочь, не придавая этому большого значения. Сам Харлампий с десятого года лежал на феодосийском греческом кладбище, на самой высокой его точке, с видом на залив, где до самой второй войны шлепали последние два его парохода, приписанные, как и прежде, к Феодосийскому порту.
Спустя много лет бездетная Медея собирала в своем доме в Крыму многочисленных племянников и внучатых племянников и вела над ними свое тихое ненаучное наблюдение. Считалось, что она всех их очень любит. Какова бывает любовь к детям у бездетных женщин, трудно сказать, но она испытывала к ним живой интерес, который к старости даже усиливался.
Сезонными наплывами родни Медея не тяготилась, как не тяготилась и своим осенне-зимним одиночеством. Первые племянники приезжали обыкновенно в конце апреля, когда после февральских дождей и мартовских ветров появлялась из-под земли крымская весна в лиловом цветении глициний, розовых тамарисков и китайски желтого дрока.
Первый заезд обычно бывал кратким, несколько праздничных майских дней, кое-кто дотягивал до девятого. Потом небольшая пауза, и в двадцатых числах мая съезжались девочки – молодые матери с детьми дошкольного возраста.
Поскольку племянников было около тридцати, график составляли еще зимой – больше двадцати человек четырехкомнатный дом не выдерживал.
Феодосийские и симферопольские шоферы, промышлявшие курортным извозом, отлично знали дом Медеи, иногда делали ее родне небольшую скидку, но оговаривали, что в дождь наверх не повезут, высадят в Нижнем Поселке.
Отрывок 4
Поздним вечером того же дня, когда Нора с Таней уже спали в отведенном им маленьком домике, а Артем свернулся по-кошачьи в комнате Мендеса, Медея сидела с Георгием в летней кухне. Обычно она перебиралась туда в начале мая, но в этом году весна была ранняя, в конце апреля стало совсем тепло, и она открыла и вымыла кухню еще до приезда первых гостей. К вечеру, однако, похолодало, и Медея надела выношенную меховую безрукавку, крытую старым бархатом, а Георгий накинул татарский халат, который уже много лет служил всей Медеиной родне. Кухня была сложена из дикого камня, на манер сакли, одна стена упиралась в подрытый склон холма, а низенькие, неправильной формы окна были пробиты с боков. Висячая керосиновая лампа мутным светом освещала стол, в круглом пятне света стояли последняя сбереженная Медеей для этого случая бутылка домашнего вина и початая бутылка яблочной водки, которую она любила.
В доме был давно заведен странный распорядок: ужинали обыкновенно между семью и восьмью, вместе с детьми, рано укладывали их спать, а к ночи снова собирались за поздней трапезой, столь не полезной для пищеварения и приятной для души. И теперь, в поздний час, переделав множество домашних дел, Медея и Георгий сидели в свете керосиновой лампы и радовались друг другу. У них было много общего: оба были подвижны, легки на ногу, ценили приятные мелочи и не терпели вмешательства в их внутреннюю жизнь.
Медея поставила на стол тарелку с кусочками жареной камбалы. Широта натуры забавным образом сочеталась у нее со скупостью: порции ее всегда были чуть меньше, чем хотелось бы, и она могла спокойно отказать ребенку в добавке, сказавши: «Вполне достаточно. Не наелся – возьми еще кусок хлеба».
Дети быстро привыкали к строгой уравниловке застолья, а те из племянников, кому уклад ее дома не нравился, сюда и не приезжали.
Подперев рукой голову, она наблюдала, как Георгий подкладывал в открытый очаг – примитивное подобие камина – небольшое поленце.
По верхней дороге проехала машина, остановилась и дала два хриплых сигнала. Ночная почта. Телеграмма. Георгий пошел наверх. Почтальонша была знакомая, шофер новый. Поздоровались. Она дала ему телеграмму:
– Что, съезжаются ваши?
– Да, пора уже. Как Костя-то?
– А чего ему сделается? То пьет, то болеет. Хорошая жизнь.
При свете фар он прочитал телеграмму: «приезжаем тридцатого ника маша дети».
Он положил телеграмму перед Медеей. Она, прочитав, кивнула.
– Ну что, тетушка, выпьем? – Он открыл початую бутылку, разлил по рюмкам.
«Как жаль, – думал он, – что они так быстро приезжают. Как хорошо бы пожить здесь вдвоем с Медеей».
Каждый из племянников любил пожить вдвоем с Медеей.
– Завтра с утра воздушку натяну, – сказал Георгий.
– Как? – не поняла Медея.
– Электричество на кухню проведу, – пояснил он.
– Да-да, ты уже давно собирался, – вспомнила Медея.
– Мать велела с тобой поговорить, – начал Георгий, но Медея отвела давно известный ей разговор:
– С приездом, Георгиу, – и взялась за рюмку.
– Только здесь я чувствую себя дома, – как будто пожаловался он.
Отрывок 5
Медея была первой, кто узнал о смерти матери. Она пришла утром к больнице, и вышедшая ей навстречу санитарка Фатима остановила ее на лестнице и сказала на крымско-татарском, который в те годы знали многие жители Крыма:
– Девочка, не ходи туда, иди к доктору, он тебя ждет…
Доктор Лесничевский вышел ей навстречу с мокрым лицом. Он был маленький толстый старичок, Медея была выше его на голову. Он сказал ей:
– Золотко мое! – и протянул руки вверх, чтобы погладить ее по голове…
Они с Матильдой в один год начинали свое дело: она – рожать, а он – заведовать акушерским отделением, и всех ее детей он принимал сам.
Их осталось тринадцать. Тринадцать детей, только что потерявших отца, еще не успевших поверить в реальность его смерти. Те символические похороны погибших моряков, с оркестром и оружейными залпами, младшим детям показались каким-то военным развлечением вроде парада. В шестнадцатом году смерть не настолько еще осуетилась, как в восемнадцатом, когда умерших хоронили во рвах, едва одетыми и без гробов. Хотя война шла уже давно, но она была далеко, а здесь, в Крыму, смерть была еще штучным товаром.
Матильду обрядили, черным кружевом покрыли звонкие волосы и некрещеную девочку положили к ней… Старшие сыновья отнесли на руках гроб сперва в греческую церковь, а оттуда на старое кладбище, под бок Харлампию.
Похороны матери запомнил даже самый младший, двухлетний Димитрий. Через четыре года он рассказал Медее о двух поразивших его событиях того дня. Похороны пришлись на воскресенье, и на более ранний час в церкви было назначено венчание. На узкой дороге, ведущей к церкви, свадебный поезд встретился с погребальным шествием. Произошла заминка, и несшим гроб пришлось сойти на обочину, чтобы дать проехать автомобилю, на заднем сиденье которого восседала, как муха в сметане, чернявая испуганная невеста в белейшем облаке свадебного наряда, а рядом с ней – лысый жених. Это был чуть ли не первый автомобиль в городе, принадлежал он богачам Мурузи, и был он зеленого цвета. Об этом автомобиле и рассказал Медее Димитрий. «Автомобиль был действительно зеленым…» – вспомнила Медея. Второй эпизод был загадочным. Мальчик спросил у нее, как назывались те белые птицы, которые сидели возле маминой головы.
– Чайки? – удивилась Медея.
– Нет, одна побольше, а другая поменьше. И личики у них другие, не как у чаек, – объяснил Димитрий.
Больше ничего он вспомнить не мог. В тот год Медее было шестнадцать. Пятеро были старшие, семеро младшие. Двух в тот день не хватало, Филиппа и Никифора, оба они воевали. Оба впоследствии и погибли, один от красных, другой от белых, и всю жизнь Медея писала их имена в одну строку в поминальной записке…
Приехавшая из Батума на похороны младшая сестра Матильды, вдовая Софья, рассудила взять к себе двух мальчиков из тех, что постарше. После мужа у нее осталось большое хозяйство, и со своими тремя дочерьми она с ним едва управлялась. Четырнадцатилетний Афанасий и двенадцатилетний Платон обещали стать в недалеком времени мужчинами, которых так не хватало в доме.
Но им не было суждено поднимать теткино хозяйство, потому что двумя годами позже умная Софья продала остатки имущества и увезла всех детей сначала в Болгарию, потом в Югославию. В Югославии Афанасий, совсем еще неоперившийся юноша, стал послушником в православном монастыре, оттуда перебрался в Грецию, где и затерялись его следы. Последнее, что было о нем известно, – что он живет в горах никому не известной Метеоры. Софья с дочками и Платоном прижилась в конце концов в Марселе, и венцом ее жизни был греческий ресторанчик, образовавшийся из розничной торговли восточными сладостями, в частности пахлавой, тесто для которой так ловко растягивали ее проворные некрасивые дочери. Платон, единственный в доме мужчина, действительно подпирал весь дом. Он выдал замуж сестер, похоронил перед Второй мировой войной тетку и уже после войны, далеко не молодым человеком, женился на француженке и родил двух французов с веселой фамилией Синопли.
Десятилетнего Мирона забрал родственник со стороны Синопли, милейший Александр Григорьевич, владелец кафе «Бубны» в Коктебеле, – он приехал на похороны Матильды и не собирался брать к себе в дом новых детей.
Сердце дрогнуло – взял. Через несколько лет мальчик умер от быстрой и непонятной болезни.
Месяц спустя Анеля, старшая сестра, самая, как считали, удачливая, забрала шестилетнюю Настю к себе в Тбилиси, где жила с мужем, известным в то время музыкантом. Она была намерена взять и младших мальчиков, но они подняли такой могучий рев, что их решили пока оставить с Медеей. Осталась с Медеей также и восьмилетняя Александра, всегда к ней сильно привязанная, а в последнее время просто от нее не отходившая.
Анеля была в смущении: как оставить троих малолетних на руках шестнадцатилетней девочки? Но вмешалась старая Пелагея, одноглазая нянька, всю жизнь прослужившая в их доме и приходившаяся Харлампию дальней родственницей:
– Пока я жива, пусть меньшие растут в доме.
Так все и решилось.
Ф.Искандер «Авторитет»
Здесь, на даче, он с сыном играл в бадминтон. И сын у
него насмешливо выигрывал каждый раз. Сын его был очень спортивен, впрочем, как и отец в юности. Отец в очках только работал или читал. Играя с сыном без очков, иногда он просто лупил ракеткой мимо волана. В таких случаях сын безжалостно смеялся. Но отца это почти не трогало. Он с нежностью вспоминал, как всего несколько лет назад он аккуратно и плавно отбивал сыну волан, чтобы тому было легче его принять.
Как летит время! А сын требовал от отца, чтобы тот с ним играл каждый день. Просто у него сейчас не было другого партнера. Из-за насмешек сына во время игры отец вдруг понял, что, в сущности, он, хотя и физик высокого класса, никаким авторитетом у сына не пользуется. Нужно завоевать авторитет. Но как это сделать? Очень просто. Спорт - единственное, что
увлекает сына кроме телевизора и компьютерных игр. Он должен через спорт завоевать авторитет у сына. Он должен переиграть его в бадминтон.
На следующий день, когда сын предложил поиграть, он сказал ему:
- Если я у тебя выиграю, будешь два часа читать книгу!
- Ты у меня выиграешь... - презрительно ответил сын. -
Папа, у тебя крыша поехала!
- Но ты согласен на условия?
- Конечно! Пошли!
- Только дай я очки надену!
- Хоть бинокль!
Отец зашел в кабинет и взял старые запасные очки. Все-таки рисковать очками, в которых он обычно работал, не решился. Он надел их и стал мотать головой, чтобы посмотреть, как они держатся. К его приятному удивлению, очки ни разу не соскочили. Инструмент, помогавший в работе его стареющим
глазам, как бы по-товарищески обещал помогать ему и в игре.
Он взял ракетку и вышел вслед за сыном на дачный двор.
Было на редкость тепло. Поздняя весна быстро набирала силу. Из соседних дворов доносился запах цветущих яблонь. У самого дома, обработанная женой, цвела большая грядка цветов. Синели гроздочки гиацинтов, цвели нарциссы и примулы. Уже выпушились березы, словно излучая тепло, рыжели стволы сосен, и только сумрачные ели оставались верны своей траурной зелени.
На лужайке высыпало множество лиловых незабудок. Какая глазастая свежесть любопытства к жизни! Если бы их свежесть любопытства к жизни соединить с моим опытом, неожиданно подумал он, был бы толк в науке. Но это невозможно. И вдруг ему захотелось улечься на эти незабудки и, раскинув руки, лежать ни о чем не думая. Но тогда уж под ними, насмешливо поправил он себя. Нет, сверху, встряхнулся он духом, лежать и думать
только о физике.
Между соснами, елями и березами была небольшая площадка, на которой они обычно играли. Они играли без сетки, игровое пространство не было очерчено, так что потерянную подачу иногда приходилось определять на глазок. Кроме того, на площадке были рытвины и несколько трухлявых пеньков, которые иногда мешали
отбить волан. Отец, проявляя благородство, прощал сыну промахи, вызванные неровностью площадки, и сын туговато, но следовал его примеру.
Отец, решив во что бы то ни стало выиграть у сына, внутренне сосредоточился, напружинился, хотя внешне держался равнодушно. Это, конечно, была боевая хитрость. Но не аморально ли хитрить, думал он, с трудом отбивая подачи сына. Тот почти
все время умудрялся гасить.
Нет, успокоил он себя, если хитрость служит добру, она оправданна. Сам Христос хитрил, когда на коварный вопрос фарисеев ответил: кесарю кесарево, Богу богово. Христос, по соображениям Георгия Андреевича, исходил из того, что если кесарю не платить кесарево, то для народа Иудеи это обернется
еще большим, безвыходным злом. Конформизм народа оправдан, если другое решение грозит непременной кровью. Свою-то кровь Христос
не пожалел. Но свою!
Когда несколько лет назад сын только научился плавать, он панически боялся глубины. И тогда, чтобы приучить сына к глубине, Георгий Андреевич пустился на хитрость. Он немного отплыл от берега и позвал сына к себе, вытащив руки из воды и подняв их над собой в знак того, что он стоит на дне. На самом деле он до дна не доставал, но, сильно работая одними ногами,
держался на плаву. Сын клюнул на эту удочку, поплыл к нему и так постепенно приучился плавать на глубине.
...То и дело слышалось шлепанье ракеткой по волану. Хотя Георгий Андреевич весь был сосредоточен на игре, в голове его мелькали мысли, часто никакого отношения к игре не имеющие.
...Физик, который не следит за работами своих коллег, не может считаться профессионалом... Удар!
...Если бы Пушкин прожил еще хотя бы десять лет, вероятно, история России могла быть совершенно другой... Удар!
...Опять забыл ответить на чудное письмо физика из Вены!Какой стыд!.. Удар!
...Вся русская культура расположена между двумя фразами. Пушкинской: подите прочь, какое дело поэту мирному до вас! И толстовской: не могу молчать! Пожалуй, в пушкинской фразе более
далеко идущая мудрость... Удар!
...Задыхаюсь! Задыхаюсь! Нельзя было почти всю жизнь работать по четырнадцать часов! А в застолье по четырнадцать рюмок можно было пить?!. Удар!
...Сейчас много пишут о реформах Столыпина. И это хорошо. Но почему молчат о реформах Витте? Фамилия не та? Некрасиво!.. Удар!
...Выражение тихий Дон, кажется, впервые упоминается у Пушкина в Кавказском пленнике... Если бы не перечитывал сыну, никогда бы не вспомнил... Удар!
...Религиозный взгляд на мир научно корректней атеистического. Нужен смелый ум, чтобы иногда сказать: это не нашего ума дело!.. Удар!
...Обширные пространства России всегда вызывали в правителях тайную агорофобию. Отсюда чувство психической неустойчивости, вечное желание нащупать твердый край, принимать крайнее и потому невзвешенное решение... Удар!
...Если предстоит конец книжной цивилизации, это удесятерит агрессивность человечества. Ничто не может заменить натурального Толстого и натурального Шекспира... Удар!
… Знание о жизни другого народа смягчает этот народ по отношению к нему. В темноте все опасны друг другу... Удар!
...Политика! Как говорил Ходжа Насреддин: не вижу лиц, отмеченных печатью мудрости... Удар!
...Первый признак глупца: количество слов не соответствует количеству информации... Удар!
...Какой маразм! Пригласил домой иностранного физика и, называя ему адрес, забыл указать корпус дома! Проклятый телефон! Но он, молодец, догадался сам найти! Маразм... Хотя в момент звонка я был весь в работе... Удар!
...Не смерть страшна, а страшно недостойно встретить ее... Удар!
...Человек краснеет и делает шаг к жизни. Человек бледнеет и делает шаг к смерти!.. Удар!
...Подставленная щека воспитывает бьющую руку... Сомнительно. Односторонность подставленной щеки... Удар!
Они обычно играли до двадцати пяти: кто первым набрал двадцать пять очков, тот и выиграл. Сын, не замечая необычайной сосредоточенности отца, пропустил достаточно много ударов, уверенный, что отец случайно вырвался вперед. Но при счете десять - пять в пользу отца он как бы очнулся.
- Ну, теперь ты у меня ни одного мяча не выиграешь! - крикнул он. После чего яростно скинул рубаху и отбросил ее.
Стройный, ладный, худой, поигрывая юными мускулами, он сейчас стоял перед ним в черных спортивных брюках и белых кедах, незавязанные шнурки которых опасно болтались. Отец предупредил его относительно шнурков, но он только резко махнул рукой и с горящими глазами приготовился к подаче.
Шквал сильных ударов посыпался на отца. Но почти все удары, сам удивляясь себе, отец изворачивался брать и посылать обратно. Иногда отец забывался, срабатывала давняя привычка играть с сыном, начинающим игроком, и тогда он мягко и высоко отбивал волан. Сын гасил с необычайной резкостью, и отец пропускал удар или, что выглядело особенно глупо, неожиданно ловил волан рукой, не успев рвануться в сторону и подставить
ракетку.
Однако чаще всего, продолжая сам себе удивляться, он дотягивался до очень трудных подач и отбивал их. После того как он отбивал особенно трудные подачи, он замечал в глазах у сына как бы комически-заторможенное уважение. Однако сын порядочно загнал его своими подачами. Сердце колотилось во всю грудную
клетку, он был весь мокрый от пота. Но чем трудней ему было, с тем большей самоотдачей он шел к победе. В каждый удар он вкладывал все силы, как будто удар этот был последним и самым решительным.
А сын, несмотря на свои яростные усилия, в отличие от отца, оставался совершенно свежим и ровно дышал. Задыхающемуся отцу это казалось чудом. Но игра приближалась к победному концу, и сын стал нервничать. После неудачного удара он в бешенстве швырнул свою ракетку.
- Будешь нервничать, будешь хуже играть, - задыхаясь, предупредил его отец.
- Эта ракетка соскальзывает с руки, - крикнул сын, - я пойду возьму запасную.
И побежал домой. Отцу показалось, что эта передышка в две-три минуты спасла его. Сейчас, когда игра остановилась и он осознал свою усталость, ему подумалось, что еще несколько мгновений такого напряжения - и он рухнул бы наземь.
Отец слегка отдышался. Сын прибежал с новой ракеткой, и они продолжили игру. И хотя эта ракетка была ничуть не лучше прежней, сын, видимо, успокоился и стал бить еще точней и свирепей. Сын бил ракеткой по волану с такой размашистой силой, словно стремился не просто выиграть у отца, а вытолкнуть его из жизни. Это пародийно напоминало отцу то, что он часто читал в глазах у некоторых молодых физиков: когда же вы наконец сдохнете! Авторитет таких ученых, как Георгий Андреевич, стоял поперек их завиральным идеям.
Сын опять загнал отца, но вдруг споткнулся, наступив на шнурок незавязанного кеда, и чуть не упал, однако, ловко сбалансировав, устоял на ногах.
- Завяжи шнурки, иначе не играю! - грозно крикнул ему
отец. Он боялся, что сын опасно шлепнется на землю.
Сын занялся своими шнурками, а отец в это время старался отдышаться. Иначе от переутомления он сам мог грохнуться. Чтобы уберечь сына от падения, он остановил его, но именно потому и сам не рухнул, загнанный одышкой.
Через минуту игра продолжилась, и сын окончательно загнал отца, однако отец выиграл, на два очка опередив сына.
- Ну что, сынок, старый конь борозды не портит? – спросил он, обнимая его и целуя.
- Случайный выигрыш, - сказал сын и, не удержавшись,
всхлипнул. Он уворачивался от отцовских поцелуев и одновременно прижимался к нему как к отцу, ища у него утешения. И отец вдруг почувствовал всем своим существом, что сын проникся к нему уважением.
- Ты играешь лучше меня, но у меня внимания больше, потому что меньше времени осталось, - сказал отец. Он сразу же пожалел о своем сентиментальном объяснении. Как-то само сорвалось. Впрочем, сын навряд ли его понял.
- Завтра я выиграю всухую, - сказал сын с вызовом,
приходя в себя.
- Посмотрим, - ответил отец, - но сегодня ты два часа почитаешь.
- А что читать? - спросил сын.
- Двенадцать стульев и Золотой теленок, - ответил отец, - начнем с этого. Ты ведь любишь юмор.
- Я эти фильмы двадцать раз смотрел по телевизору, - ответил сын.
- Это не фильмы, а книги прежде всего, - пояснил отец.
- Хорошо, - согласился сын, - но завтра я тебя разгромлю.
Это прозвучало как тайная угроза бойкота чтению.
Тут жена Георгия Андреевича позвала их обедать. Они сидели на кухне перед тарелками с пахучим, дымящимся борщом. Запах борща вдруг вызвал у Георгия Андреевича забытый аппетит. А может быть, воспоминание об аппетите.
- А наш отец еще ничего, - сказал сын матери с некоторым поощряющим удивлением, - но завтра я его расколошмачу.
После обеда сын послушно пошел читать в свою комнату. Георгий Андреевич чувствовал невероятную усталость.
-Неужто вот так я его каждый день буду вынужден заставлять читать? - подумал он о предстоящем долгом лете. Впрочем, успокоил он себя, будем считать, что это одновременно и борьба со старостью. Надо и завтра у него выиграть.
Дата добавления: 2021-04-24; просмотров: 494; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!