Что вы думаете об интервенции в Корее, чем она может кончиться? 59 страница



648

Подтверждением таких оптимистических прогнозов выглядела и начавшаяся в мае новая перестройка всего два месяца назад реорганизованных министерств. На этот раз требовалось упростить организацию их центральных аппаратов и весьма значительно сократить штаты — от 12 процентов в Минфине до 41 процента в Мингосконтроле3. Свидетельством кардинальных перемен стали и реформы в республиках. Еще в конце марта укрупнение министерств началось в Азербайджане. С 4 мая оно распространилось на Казахстан, РСФСР, Украину, Киргизию, Латвию, а завершилось к середине июня. Одновременно, с 22 апреля по 28 мая, в небольших по территории Эстонии, Латвии, Литве, Грузии, Татарии и Башкирии ликвидировали областное деление, введенное два года назад.

Реформа, нараставшая с каждым месяцем как снежный ком, начала все более отчетливо приобретать черты целенаправленной борьбы с бюрократией. Уже на своем первом, начальном этапе она позволила высвободить из управленческих структур более ста тысяч человек, основную часть которых предполагалось направить на производство — на заводы, фабрики, стройки, в совхозы и колхозы. Она нанесла ощутимый удар и по положению, престижу чиновников. Ведь большинство из них понизили в должности, лишили огромных зарплат, различного рода привилегий — телефонов правительственной связи («вертушек»), персональных машин, специальных поликлиник и «столовых» (в которых они покупали дефицитные продукты самого высокого качества по якобы себестоимости, то есть чуть ли не задаром), наконец, негласного весьма существенного дополнения к зарплате — временного денежного довольствия, или, в просторечии, «конверта».

Особенно ощутимым оказалась потеря «конверта». Вчерашние республиканские министры, даже став замминистрами, что случалось крайне редко,

649

ежемесячно теряли свыше двух тысяч рублей. Гораздо чаще им подыскивали должности начальников главков, из-за чего их доходы снижались с пяти с половиной тысяч рублей до тысячи семисот.

Но тут же, не без оснований опасаясь преждевременно восстановить против себя весь бюрократический аппарат, Маленков совершил обходной маневр, попытался расслоить чиновников, перетянуть на свою сторону тех, на кого ему неизбежно пришлось бы опираться в дальнейшем.

Строго секретными постановлениями Совета Министров СССР от 26 мая и 13 июня были значительно повышены размеры «конвертов», однако далеко не для всех должностей, а только руководителям союзных министерств и областных, городских, районных исполкомов. Теперь их ежемесячные доходы складывались следующим образом: у министра — 5000 рублей зарплаты и 9000 рублей «конверт», у замминистра — соответственно 4000 и 5000, у членов коллегии — 3000 и 3000, у начальника главка — 3000 и 2500; у председателя облисполкома — 4000 и 5000, у зампреда — 1600 и 5000, у заведующего отделом или группой — 1400 и 2500; у председателя горисполкома административного центра области — 1900 и 2500; у председателя райисполкома — 1800 и 2100 рублей 4.

Оценить реальную величину такого жалованья позволяет простое сравнение. В 1953 г. средняя месячная зарплата рабочего составляла 928 рублей, служащего — 652 рубля, инженера — 1230 рублей, работника министерства — 1100 рублей.

...Повышение персональных ставок только двум группам бюрократии впервые прояснило отношение Маленкова к республиканским правительствам и их министерствам, оценку их как излишних, надуманных для структуры управления экономикой. Продемонстрировало и иное, менее заметное, но весьма определенное: что Маленков, без сомнения, стремился, хотя и весьма сложным путем, постепенно добиться ликви-

650

дации существовавшей лишь в Конституции призрачной суверенности союзных республик, отрицательно относился к их необычайно возросшим за последние годы, особенно после вступления в ООН БССР и УССР, претензиям на большую самостоятельность. Словом, Георгий Максимилианович являлся поборником унитарного государства не только по сути, но и по форме, выступая, хотя и скрытно, против сталинского решения национального вопроса, единственным воплощением которого стало административное деление СССР.

Вместе с тем постановления об изменении персональных ставок нанесли ощутимый удар по КПСС, ее престижу, по традиционному представлению о месте и роли партии в жизни общества, страны.

До 25 мая «конверты» позволяли приводить государственный и партийный аппараты в строгое соответствие, создавая прочную двуединую иерархическую структуру. На союзном уровне становились равнозначными должности замминистра и завотделом ЦК КПСС, начальника главка министерства и завсектором. На республиканском — председателя Совета министров и первого секретаря ЦК компартии, министра и завотделом местного ЦК, замминистра и замзавотделом ЦК. На областном — председателя облисполкома и первого секретаря обкома. С 26 мая вся эта система, устоявшееся равновесие рухнуло. Партийные работники, если определять их имидж ежемесячным жалованьем, вдруг оказались на порядок, а то и на два, ниже работников исполнительных структур5.

Столь вопиющая, с их точки зрения, несправедливость заставила сплотиться с не менее обиженными членами республиканских правительств и единым фронтом выступить в защиту своих сугубо личных материальных интересов, направляя в ЦК КПСС на имя Хрущева, жалостливые просьбы о повышении и для них «конвертов», а заодно и о воз-

651

вращении пониженным в должностях утраченных привилегий6.

Три месяца Шаталину удавалось сдерживать неуемную алчность парт- и госаппаратчиков, отклонять, но только благодаря твердой поддержке Маленкова, все подобные претензии, объявлять их безосновательными.

...Берия, подобно остальным членам узкого руководства, получив укрупненное министерство, поначалу занимался исключительно кадровыми вопросами. Как и все, делал это не столько из-за реальных нужд реорганизации, сколько из-за вполне оправданного стремления окружить себя теми, на кого он мог бы положиться в случае необходимости.

Еще 4 марта, только вступив — неофициально — в должность, Лаврентий Павлович произвел перестановку в высшем звене руководства нового МВД, провел через бюро Президиума ЦК утверждение своими первыми заместителями С.Н. Круглова, с декабря 1945 г. министра внутренних дел СССР; И.А. Серова, в последние годы — заместителя Круглова; Б.З. Кобулова, отозванного из Берлина, где тот служил заместителем начальника Советской контрольной комиссии, и заместителем — И.И. Масленникова, по войскам МВД.

Две недели спустя Берия утвердил руководителей основных структурных подразделений министерства: начальником Первого главного управления (внешняя разведка) — П.В. Федотова, продолжительное время фактически возглавлявшего Комитет информации при МИД СССР; Второго (контрразведка) — B.C. Рясного; Третьего (военная контрразведка) — С.А. Гоглидзе; Четвертого (идеологический контроль) — Н.С. Сазыкина; Следственной части по особо важным делам — Л.Е. Влодзимирского; Управления правительственной охраны — С.Ф. Кузьмичева; Контрольной инспекции — Л.Ф. Райхмана. В этой же группе оказались и пониженные в должности бывшие

652

заместители министра МГБ: Б.П. Обручников, назначенный начальником Управления кадров, и Н.П. Стаханов, возглавивший Главное управление милицией.

Представляя кандидатов на высокие должности, Берия бравировал тем, что двое из них, Кузьмичев и Райхман, чуть ли не накануне были освобождены из тюрьмы, где провели два года как соучастники Абакумова. Однако столь же вызывающим выглядело и отстранение ближайших сподвижников Абакумова — Л.Ф. Цанавы, и Игнатьева — А.А. Епишева. Тем самым была продемонстрирована беспристрастная оценка подчиненных, вне зависимости от отношения к ним обоим предшественников Лаврентия Павловича.

Затем Берия провел реорганизацию вверенного его попечению ведомства. 15 марта по его предложению Совмин утвердил включение в структуру нового МВД ранее самостоятельных учреждений — Главного управления геодезии и картографии, Управления уполномоченного по охране государственной и военной тайн в печати (Главлит, или, попросту, цензура)7. Одновременно, как бы стремясь не допустить разрастания МВД, в Министерство юстиции был передан ГУЛАГ, а в промышленные и строительные министерства — восемнадцать гигантских хозяйственных управлений, применявших принудительный труд, в том числе Дальстрой, Спецстрой, Главспецнефтестрой, Гидропроект8.

Тем самым Берия полностью избавлялся от того, чем занималось старое МВД, снимал с себя тяжкие и ненужные ему заботу и ответственность за выполнение планов по заготовке древесины, добычи угля и руды, сдаче в срок промышленных объектов, проектированию грандиозных каналов.

И все же завершить решение неотложных, хотя и рутинных, проблем Лаврентию Павловичу удалось лишь 19 марта, тогда, когда по его представлению Секретариат утвердил, а вернее, переутвердил в должностях министрами внутренних дел союзных республик

653

(кроме РСФСР, где такого поста не было) прежних министров госбезопасности, а начальниками управлений МВД по автономным республикам, краям и областям РСФСР — соответствующих начальников управлений МГБ. Он оставил практически без изменений сложившееся при Игнатьеве руководство местными органами, сделав только четыре исключения. Назначил, с согласия Хрущева, председательствовавшего на Секретариате, министрами на Украину — П.Я. Мешика, бывшего заместителя начальника Первого главного управления при Совете министров СССР, и в Грузию — В.А. Какучая; начальниками управлений по Московской области — П.П. Макарова и по Ленинградской — Н.К. Богданова9.

Теперь у Берия появилась наконец возможность сосредоточиться на главном. На борьбе за власть и вместе с тем на проведении, хоть и исподволь, собственной политической линии.

Практикуя начатое в марте прекращение дел и освобождение бывших сотрудников МГБ, сопровождая такие действия полной реабилитацией вчерашних заключенных и возвращением им прежних чинов и званий, Берия действовал выборочно, явно с далеко идущими планами. Дал свободу и должности на Лубянке Н.А. Эйтингону. Л.Ф. Райхману, Н.Н. Селивановскому, С.Ф. Кузьмичеву, М.И. Белкину, некоторым другим, тем, кого достаточно хорошо знал по совместной работе, на чью полную и безоговорочную поддержку мог смело рассчитывать. Однако оставил в Лефортовской тюрьме Абакумова, Власика, а 16 марта отправил туда же и М.Д. Рюмина10, того самого, кто способствовал летом 1951 г. падению, казалось, всесильного Абакумова, признававшего над собой лишь Сталина, кто явился, хотя и не по своей воле, инициатором создания «дела врачей» Лечсанупра Кремля, вознесенного за это в конце 1951 г. на должность заместителя министра МГБ СССР и всего год спустя, когда он стал ненуж-

654

ным, отправленного в Министерство госконтроля старшим контролером.

Эти люди слишком много знали о закулисных интригах, участвовавали в них далеко не на второстепенных ролях, позволяя Берия добиться многого. Содержание их в заключении позволяло ему восстановить свое доброе имя, снять тяготевшие над ним подозрения в причастности к «делу врачей», один из которых, Я.Г. Этингер, был лично связан с ним, а также и к «мингрельскому делу».

2 апреля Берия направил Маленкову записку, где обвинил С.И. Огольцова, в прошлом заместителя Абакумова, и Л.Ф. Цанаву, сразу после войны — министра госбезопасности Белоруссии, в предумышленном убийстве известного режиссера и актера Михоэлса и просил согласия на арест и привлечение к уголовной ответственности виновных. И в тот же день он внес на рассмотрение Президиума ЦК еще один, аналогичный вопрос, основанный на этот раз не на повторном расследовании, а на «признании» Рюмина. Тот после допроса на Лубянке сообщил: «дело» двадцати восьми врачей — сотрудников и консультантов Лечсанупра Кремля, девяти членов их семей, русских, евреев и украинцев, обвиненных именно им во вредительстве, шпионаже и террористических действиях, полностью сфальсифицировано на основе явно ложных, целиком надуманных фактов, самооговоров11.

3 апреля Президиуму ЦК, достаточно хорошо знакомому с методами работы МГБ, пришлось утвердить проект постановления о прекращении «дела врачей», освобождении и реабилитации привлеченных к следствию по нему. Но удалось обойти и непреложное в таких случаях указание, что отменяются прежние решения по данному вопросу, принятые им же 4 декабря 1952 г. и 9 января 1953 г.12

Узкое руководство согласилось принять правила игры, предложенные Берия, по которым козлом отпущения делали только Рюмина, объявленного главным

655

виновником беззакония. С Игнатьевым же, как министром, отвечающим за все действия подчиненных, поступили на редкость мягко, ибо он был своим. Третий пункт того же постановления потребовал от него всего лишь «объяснения о допущенных Министерством государственной безопасности грубейших нарушениях советских законов и фальсификации следственных материалов»13. Правда, в тот же день, не дожидаясь ни оправданий, ни признаний вины, другим решением его освободили от обязанностей секретаря ЦК 14.

Добившись от соратников именно такого постановления, Берия сумел одновременно достичь двух целей: окончательно освободиться даже от весьма призрачного, чисто номинального контроля со стороны основного соперника, Маленкова, действовавшего с помощью Игнатьева, и вместе с тем предстать перед изумленной общественностью поборником справедливости, защитником безвинно страждущих, да еще придать одиозному министерству достойный, привлекательный вид.

Последнее удалось сделать благодаря ловкому, ранее не применявшемуся ходу. Решения Президиума ЦК опубликовали с разбивкой на три как бы самостоятельные части. Первой из них стало помещенное во всех газетах страны, неоднократно передававшееся 4 апреля по радио «Сообщение Министерства внутренних дел СССР» о прекращении «дела врачей», об освобождении арестованных и их реабилитации. Второй — редакционная статья «Правды» за 6 апреля (на следующий день ее перепечатало большинство газет) «Советская социалистическая законность неприкосновенна». В ней, в частности, сообщалось, что «честный общественный деятель, народный артист СССР Михоэлс» «был оклеветан», отмечалось, что ответственность как за это преступление, так и за «дело врачей» возлагалась на «ныне арестованного» Рюмина, поступавшего «как скрытый враг нашего государства, нашего народа». В вину же Игнатьеву

656

вменялось лишь то, что он «проявил политическую слепоту и ротозейство», почему и «оказался на поводу» у «преступного авантюриста» Рюмина. Третьей частью хорошо рассчитанной пропагандистской кампании стала скромная, на вторых полосах и потому не бросавшаяся в глаза, информация «В Центральном Комитете КПСС», которая уведомляла всех о том, что Игнатьев выведен из Секретариата. Эта новость появилась 7 апреля.

Развивая инициативу и потому сохраняя за собой управление ситуацией, 10 апреля Берия добился от Президиума ЦК утверждения еще одного постановления, в котором также был весьма заинтересован. На этот раз — об отмене двух партийных решений по так называемым «мингрельскому» и «грузинскому» делам15. Но так как данная проблема носила региональный, весьма ограниченный характер, то очередное реабилитационное постановление ЦК не стали публиковать в центральной прессе, ограничившись оглашением его только на закрытых партсобраниях исключительно в Грузии. Для Берия и этого оказалось вполне достаточным.

Члены лидерской группы осознали, что они полностью обелили Берия, сняли с него все существовавшие подозрения, но оставили за ним возможность обвинить теперь уже их во всех смертных грехах. Стало понятно, что Абакумов и Рюмин в руках Лаврентия Павловича превратились в дамоклов меч, который мог обрушиться в любую минуту на каждого из них, представляя постоянную, непредсказуемую опасность новых разоблачений и обвинений с соответствующими «оргвыводами»: в лучшем случае, как это произошло с Игнатьевым, просто отстранением от власти, в худшем... заставляющими вспомнить ужасы 37-го года.

Но пока самое страшное крылось в ином — в том, что Берия не торопился пускать в ход то оружие, которое получил благодаря бесконтрольному руковод-

657

ству МВД. Он даже не намекал, кто может стать следующей жертвой, — выжидал. Более того, вдруг поступил так, будто хотел опровергнуть представление о себе как о злопамятном и безжалостном сопернике в борьбе за власть.

Два месяца спустя, 26 мая, он неожиданно проявил трогательное дружеское участие к Маленкову, заботу о его добром имени, направив ему записку о том, что давнее «дело» бывших: министра авиапрома А.И. Шахурина, командующего ВВС маршала А.А. Новикова, заведующих отделами ЦК А.В. Будникова и В.Г. Григорьяна, осужденных в 1946 г., — является еще одной фальшивкой все того же Абакумова. Следовательно, необоснованной оказывалась и кратковременная опала в связи с этим «делом» Маленкова, непродолжительный вывод его, куратора авиационной промышленности, из Секретариата ЦК 16.

Теперь уже Маленков, лично заинтересованный в восстановлении попранной справедливости, сделал все, чтобы ускорить реабилитацию очередных жертв произвола. 29 мая военная коллегия Верховного суда СССР прекратила «дело» Шахурина и других за отсутствием состава преступления, 12 июня Президиум ЦК, в свою очередь, отменил соответствующее решение Политбюро от 16 мая 1946 г.17

Столь наглядно доказав соперникам, что они полностью зависят от него, ибо теперь никто иной, как он, Берия, является судьей их прошлых деяний, Лаврентий Павлович не стал ускорять развитие событий. Более важным для себя в мае—июне он считал другое — то, что должно было сделать его совершенно неуязвимым, поставить в исключительное положение, предопределить признаваемое всеми его бесспорное единоличное лидерство, а следовательно, и право определять внешнюю и внутреннюю политику. Сосредоточил все внимание на создании ракетно-ядерного щита страны, на том, что происходило на двух сверхсекретных полигонах — под Сталинградом, в Капус-

658

тином Яру, и под Семипалатинском, о чем в мельчайших деталях, самых незначительных подробностях знал только он.

На первом полигоне завершались окончательные перед принятием на вооружение испытания ракеты ПВО 10-Х, созданной конструкторским бюро В.Н. Челомея, продолжались с переменным успехом испытания баллистических ракет стратегического назначения Р-5 и Р-11, продукции другого конструкторского бюро, С.П. Королева. На втором полигоне шли приготовления к первому взрыву водородной бомбы, и поныне самого страшного, разрушительного оружия. Осуществление обоих проектов не только делало СССР неуязвимым, как тогда полагали все военные и большинство политиков, но и позволяло стране вернуть былое положение сверхдержавы — вновь говорить с США на равных, а может быть, и с позиции силы.

Именно такой ключ к решению всех международных вопросов должен был сделать Молотова, откровенного сторонника жесткого курса, безоговорочным союзником Берия, превратить Булганина, становившегося самым грозным военным министром обороны в мире, в послушного сателлита Лаврентия Павловича, привлечь на его сторону двух из пяти членов узкого руководства, не претендовавших на лидерство. И потому, чтобы действовать наверняка, требовался по меньшей мере голос еще одного. Разумеется, не Кагановича и не Микояна, не имевших за собою ничего, помимо прошлого. Нужен был голос Хрущева, ибо он мог обеспечить поддержку 125-тысячной армии партийных функционеров и мощной, всеохватывающей пропагандистской машины.

...Хрущев, введенный в четверку лидеров, поначалу вел себя незаметно. Он должен был ощущать всю непрочность своего положения — всего лишь одного из шести секретарей ЦК, хотя и ставшего ответственным за текущую, повседневную работу партийного аппарата. Возможно, в те дни Хрущев еще страшился,


Дата добавления: 2021-04-07; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!