ЗАКЛЮЧЕНИЕ КЯХТИНСКОГО ДОГОВОРА 1728 ГОДА 61 страница
1728 г. декабря 6. — Реляция С. Л. Владиславича-Рагузинского Коллегии иностранных дел из Вятки о получении образцов печатей для пропуска курьеров в Пекин и с выражением благодарности за одобрение результатов посольства
/л. 125/ Державнейший император и самодержец, государь всемилостивейший.
В моей бытности в Тобольску минувшаго октября 22 числа удостоился я получить вашего императорского величества высокомочную грамоту, отпущенную из Москвы из Государственной иностранных дел кольлегии сентября 10 дня под № 4-м (См. док. № 102) с куриером Шумиловым в ответ подданнейшей моей реляции, отпущенной из Селенгинска 22 апреля сего году (См. док. № 85), с милостивою апробациею моих поступок в высоких интересах вашего императорского величества порученной мне комисии, за что подданнейше благодарствую.
С оным же куриером по моему доношению прислано 20 печатей государственных для образца о пропуске впредь куриеров в Пекин да указ к сибирскому губернатору о даче 20 ж печатей Сибирской губернии. И по силе оного вашего императорского величества указу таковые 20 печатей от сибирского губернатора князя Долгорукова я получил, и по получении вкупе с присланными из Государственной иностранных дел кольлегии 20 печатьми (под которыми внизу подписал по-руски: обрасцы печатные для пропуску впредь куриеров в Пекин), всего 40 печатей, запечатав в шкатулку, отпустил с куриером Шумиловым на границу прешедшаго ноября 9 дня и писал к полковнику Ивану Бухолцу, дабы оную шкатулку, разпечатав, /л. 125об./ приказал на тех печатех тамошним переводчиком написать под российским письмом по-мунгальски от слова до слова так, как по-руски написано, а потом, и паки б запечатав в шкатулку, вручил оному куриеру и отправил ево в Ургу с добрым толмачем для вручения ургинским владетелем, х которым и от себя писал я пристойным образом (См. док. № 106), что оное чинитца по высокомочному указу вашего императорского величества и по данному от меня слову министром его богдыханова величества для пропуску впредь свободно куриеров в Пекин по силе трактата (См. док. № 64), дабы оные печати приняли и пекинской двор о приеме уведомили и по пасам, куда надлежит, для известия разослали. С оным же куриером писал и к агенту Лангу, что разсудил за благо за лучший интерес вашего величества, и просил ургинских владетелей, дабы письма мои в Пекин к нему, Лангу, отправили, а куриера Шумилова из Урги назад возвратили и меня о приеме печатей уведомили.
|
|
|
К полковнику Бухолцу писал, что разсудил за благо, которому велел: первое, оного куриера Шумилова отправить немедленно в Ургу, придав ему доброго толмача, как выше упомянуто; второе, трудиться готовить лес на полисад и протчее /л. 126/ строение городовое по окончании торговых слобод, а оной лес держать при реке Селенге на вышшем и угодном месте, дабы мог служить на строение новой фортецы и палисаду или для прыкрытия старого Селенгинска, как о том вашего императорского величества указ впредь состоитца; третие, дабы инженер-прапорщику Бабарыкину чинил вспоможение по ево прибытии к границам в сочинении верного чертежа приисканным от меня местам под строение впредь фортец при Селенгинском и Нерчинском дистриктах с верным описательством ситуации и мнения ево, Бабарыкина, каким чертежем и какими материалы он разсуждает за благо по своему инженерному искусию [278] оные фортецы строить, и то учинить предбудущаго лета, понеже зимнею порою того осмотрить не можно; четвертое, дабы приложил лишние труды в совершении строений и починок, где нужда позовет, прудов, торговых слобод, полисадов и протчего, сочиненных при границах по моему определению, кроме формальных крепостей; пятое, а когда оные чертежи будут готовы и получитца известие о караване 1, то б прислал все оное с возвращением куриера Шумилова в Москву, которому я выдал прогонные деньги как от Тобольска до Урги, так и назад до Москвы, и велел ему ожидать при границах до предбудущаго /л. 126об./ августа, а по нужде и сентября за получением вышеписанных чертежей и верного описательства, также информации о счастливом возвращении государственного каравана, понеже прежде того числа, мню, что не может караван возвратитьца, ниже чертежи и подлинное описательство быть готово, ибо мню, что оной Бабарыкин и до сего числа не прибыл к границам. А когда все получит, то отпустить ево, Шумилова, с чертежи, с ведомостьми о караване и о всем протчем пограничном обхождении в Государственную иностранных дел кольлегию для подлинного известия вашему императорскому величеству и твердой резолюции впредь как о анстальте караванном, так и о строении фортец.
|
|
|
|
|
|
Хотя я имею при себе о местах строения фортец делиннации и чертежи мнения инженера, которой при мне обретается и отчасти инженерное дело знает 2, которые чертежи вашему императорскому величеству (Богу извольшу) с моим прибытием поднесу, однакож не смел на мое мнение о таком великом деле учинить решение и разсуждаю за лучше ожидать и от помянутого Бабарыкина информации для твердого решения вашего императорского величества высокомочным указом. А полку до того времени в приготовлении лесу работы будет /л. 127/ довольно. Между же тем время покажет китайского двора обхождение.
|
|
|
По отправлении вышепоказанного куриера Шумилова на границы ожидал в Тобольску зимнего пути, а как скоро оной установился, то немедленно путь свой с подарками вашего величества и с свитою восприял из Тобольска ноября 17 дня и прибыл сюды на Вятку вчерашнего числа благополучно. А сего моменту чрез куриера Чернавского удостоился получить вашего императорского величества милостивейшую грамоту, отпущенную из Государственной иностранных дел кольлегии минувшаго ноября от 20 дня под № 5 (См. док. № 107) во ответ подданнейшей моей реляции, отпущенной из Енисейска 6 числа августа (См. док. № 101), в которой грамоте ваше императорское величество по своему монаршескому великодушию и паки милостиво соизволили апробовать как заключенной трактат с двором китайским, так и протчие определении, учиненные чрез мене в бытность мою при границах, за что и паки подданнейше благодарствую и рабски долженствую во всяком деле и случае вашему императорскому величеству с верностию и усердием служить. Что же ваше величество в оной грамоте повелеваете, дабы я привез мнение мое о комерции пограничной и протчем, и в том /л. 127об./ по возможности вашему величеству, колико бог мене наставит на разум, подданнейше служить обещаюся, и что касается до пограничных слобод, уже в оных торговые порядки определены в надежде, что и торги умножатца. Что же присудствует о государственном караване для подлинного определения, мнение мое в том состоит: ожидать возвращения первого каравана из Пекина и подлинной информации от господина агента Ланга, которому я указом вашего императорского величества о присылке информации и приложении ево мнения писал, а по тому учинитца впредь определение с наивящшим обстоятельством. [279]
Я более пространять не смею, понеже и сам трактую в надежде, ежели дорога не повредитца и реки не одержат, надеюся к новому году или и прежде подданнейше персональное челобитье отдать и о всем пространнее словесно и письменно донесть.
С Вятки, декабря 6-го 1728 году.
Вашего императорского величества
всеподданнейший раб Сава Владиславич.
Saua Vladislauich.
На л. 125 в верхнем левом углу: № 5/15.
На л. 127 об. слева под текстом: Получено в Москве декабря 20-го 1728 по прибытии графа Владиславича в Москву, куда он приехал 18 декабря.
АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1728 г. Д. 10. Л. 125-127об. Подлинник.
Комментарии
1. Имеется в виду караван Третьякова — Молокова. Он являлся первым караваном, отправленным согласно условиям Кяхтинского трактата (1727 г.), хотя фактический размен трактата совершился только в июне 1728 г. (Курц Б. Г. Государственная монополия в торговле России с Китаем. С. 94).
2. Имеется в виду X. Шварц. О нем см. коммент. 1 к док. № 26.
№ 110
1728 г. декабря 31. — Реляция агента Л. Ланга императору Петру II из Селенгинска о караванных делах и о положении на границе
/л. 19/ Всепресветлейшему, державнейшему Петру Второму, императору и самодержцу всероссийскому.
Всемилостивейший государь.
Вашему императорскому величеству чрез сие всепокорно доношу, что в сентябре месяце прошедшаго году под моим управлением отсюда в Пекин отправленной караван 1, имея в пути великие трудности и многие убытки, також по многим тамо к великому предосуждению коммерции от китайского министерства учиненных препятствиям, с божиею помощию в область вашего императорского величества, /л. 19об./ а имянно первая часть того каравану с главнейшими вещьми, которая вашего величества лошадьми везена, в 4 день октября, другая же и третья часть с тяжелым обозом на наемных подводах в 7 день и в 13 день ноября, в новопостроенную на реке Чикой крепость Петра и Павла счастливо возвратился, где я по прибытии моем с первою частию онаго каравана того же 4 октября высокую честь имел вашего императорского величества х китайскому богдыхану обо мне отправленно[й] кредитив (См. док. № 8) с глубочайшею пакорностию получить, которую таку[ю] высокую милость у вашего величества, всемилостивейшаго императора и государя моего, непрестанными /л. 20/ верными услугами заслужить по крайней силе я старатьца буду. И как во время моего отсудствия чрез публикованные вашего императорского величества высокие манифесты о приключившемся волею божиею преставлении вашего величества высокоблаженной и вечнодостойнейшей памяти государыны бабки, всемилостивейшей, державнейшей императрицы и самодержицы всероссийской Екатерыны Алексеевны, всемилостивейшей императрицы и государыны моей, с глубочайшею печалью я уведомился, так и при том всерадостное объявление о высоком возшествии вашего императорского величества на /л. 20об./ престол Российского империя как мне, так и всем вашего величества при мне обретающимся подданным не меньше радости подало. И для того о первом случае всепокорно соболезную, а о другом с глубочайшею покорностию от истинного сердца поздравляю с искренным желанием, чтоб обладатель всех престолов всепресветлейшую особу вашего императорского величества (яко [280] Российской империи от бога дарованного так милостивого монарха) во всяком многодетном высоком благоведении и счастливом государствовании всем вашего императорского величества послушным /л. 21/ верным подданным к постоянной радости, утешению, всем же неприятелям, клятвопреступникам и негодующим к непрестанному страху в своем божеском защищении содержать изволил.
Что же касаетца до бытности моей при караване и до учинения вашему императорскому величеству по моей должности имянного раппорту о безприбыточной коммерции в Пекине, то всепокорно доношу, что по прибытии нашем вскоре в Пекин, а имянно 26 декабря прошедшаго году, китайской двор, по-видимому, зело склонен к нам явился, ибо его богдыханское величество на другой /л. 21об./ день, а имянно 27 декабря, по всему городу о нашем прибытии публиковать повелел с таким указом, что каждому, какого бы чину он ни был, в российском посольском дворе по возможности своей свободно и безпрепятственно торговать позволено, о чем того же дня чрез двух присланных мандаринов по приказу президента Мунгальской канцелярии мне объявлено.
Сия так великая и до сего времяни необыкновенная от двора показанная учтивость нам хотя и надежду в добром отправлении коммерции подала, однакож некоторые иные обстоятельства меня в сумнение в том приводили, якож и время показало, что /л. 22/ все сие токмо для того учинено, чтоб у людей о сокровищах их выведать, дабы хан, которой пожиточных подданных иметь не желает, при таком случае подлинные о богатствах их известия получить мог. И для того близ российского посольского двора учреждена была розыскная канцелярия, в которой из мандаринов и канцеляристов по три человека ежедневно сидели. Должность их была всех тех, которые к нам приходили, накрепко допрашивать, а имянно: какие они люди, как называютца, где жительствуют, какое им у нас дело, что они покупать или продавать хотели, оные товары или серебро, которое они к нам приносили, свое ли или иного кого, и как оное им досталось. /л. 22об./ У многих платья снимали и осматривали под таким подозрением, бутго какая тайная корреспонденция между нами и кого-нибудь из китайцов имеетца. После такого допросу из оной канцелярии людем ярлыки давались, с которыми они у генерала и полковника караульного (которые с офицерами и рядовыми не меньше 750 человек и денно и ночно около посольского двора и у ворот поставлены были) для пропуску к нам (Слова для пропуску к нам вписаны на полях слева) явитьца принуждены были.
Сей странной поступок к нам и с китайскими торговыми людьми, також и изветное (Так в тексте) им желание государя их (чтоб все имение подданных как можно выведать и потом без всякой вины конфисковать) причину подали, что из пожиточных китайцов никто к нам прийти отважитьца не хотел. /л. 23/ И тако чрез две недели к нам в дом токмо такие люди ходили, которые для своего убожества того допросу опасатьца причины не имели. Оные люди приносили из ветошного ряду и иных мелочных лавок всякие старые платья, домашной посуды и лежалых камок для продажи на серебро и с утра до вечера шатались с товарами своими у нас на дворе и к ночи большую часть своих товаров назад относили. Против такого неувольненного торгу я у вышепомянутых мандаринов многократно протестовал, но они мне всегда ответствовали, что они ханскому указу последовать принуждены, и что ханово намерение токмо к тому клонитца, чтоб воры и мошенники, которых в Пекине множество есть, к нам не проходили. /л. 23об./ Також и то не помогло, что я слово в том давал, что жалобами их утруждать не буду, когда какие покражи учинятца или нас обманут. У алегамбы, или президента Мунгальского трибунала (от котораго почитай все нам [281] учиненные досады произходят и которой якобы смертной неприятель есть российской нации) 2, как о том ни старался, аудиенции получить я не мог, но всегда таким особливым ответом удовольствоватьца принужден был, что он для непрестанных дел при ханском дворе никоим образом визиту принять столько времяни иметь не может, також и письменно о сем от меня ничего не принято. И тако не без крайной печали с караваном вашего императорского величества и к оному принадлежащими служителями в таком доме, где так сильной караул стоял, не имея надежду от кого какую /л. 24/ склонность получить, того ожидать принужден был, что более впредь происходить будет. При таких противных обстоятельствах уведомил меня коммисар Молоков, что денежная казна при караване невеликая и что трудно будет салдатам и работникам кормовые деньги давать и караванских лошадей кормить, ежели с кем в кратком времяни какой великой торг не учинитца. И по имевшем с ним совете иного способу не изобрели, как одного макелера искать, и вскоре одного сыскали, именем Ефим Гузов, которой в Пекине от родителей российских родился и китайским и российским языком довольно говорит, и которого многие торговые люди знают. Он со всего, что чрез него продано будет, требовал по пяти процентов за труды, однакож на трех с ним договорились, и по тому в генваре месяце малое /л. 24об./ число продано. А первой наш торг чрез оного макелера в 5 день февраля нынешняго году с богатым купцом, которой камчатские бобры и некоторую часть песцов на серебро и камки променял, состоялся. Мы також и чрез других макелеров малые торги имели, но караванские товары все чрез долгое лежание от моли так праедены, что почитай никто с охотою покупал, и потому лутчей торг был с тем первым купцом, и без него бы, по-видимому, мало в продаже было. Напоследи же и оной макелер более купцов доставить не мог, а гонение китайского министерства от часу умножалось, так что наконец чрез одного мандарина, имянем Мани, мне объявлено, что ежели от меня день отъезду с караваном назад им назначен /л. 25/ не будет, то б я уверен был, что по учиненном прежде мне афронту к отъезду принужден буду. На то я ответствовал, что таких угрозов нимало не опасаюсь, ведая, что министерство власти не имеет между обоими государствами учиненные трактаты нарушить, буде же, паче чаяния, оное учинитца, то б и министерство уверены были, что всемилостивейший император и государь мой оное так не пропустит.
Во все то время паче всего удивлялся я особливой милости хана, ибо оной монарх в то время, когда Мунгальской трибунал нам всякие противности чинил, от своего стола мне кушенья многократно жаловал, и оное чинилось /л. 25об./ токмо для того, чтоб я думал, что он ко мне особливую милость имеет и что он о поступках Трибунала неизвестен. Однакож никто в министерстве под лишением живота своего без ведома хана какое дело меньше той важности учинить и так жестоко производить не смеет. И понеже из помянутого Трибунала и прежде того к нам такие присылки были, а имянно, чтоб я всеконечно день отъезду нашего назад им назначил, того ради с коммисаром Дмитреем Молоковым от гвардии вашего величества с сержантом Иваном Ношным 3 и с караванскими целовальниками я имел совет что при таких обстоятельствах учинить, також и казну свидетельствовали, /л. 26/ останетца ли довольно денег на содержание служителей и лошадей при караване и на иные потребные росходы, ежели в отъезде Мунгальскому трибуналу на несколько времяни я противитьца буду. И по свидетельству явилось, что денег на несколько месяцов довольно хотя и будет, однакож, ежели из оных что тратить и потом с принуждения из Пекина выехать, то оная казна гораздо недостанет. Сверх того в совете представлено, что, по-видимому, китайцы нам не позволят до окончания коммерции пребыть, которая еще долго продолжитьца может, також что при отправлении такого бедного и невольного торгу более росходу, нежели приходу, и ежели в отъезде на время противитьца и из оных /л. 26об./ денег тратить, а [282] потом, по всему видимому, с принуждения, оттуда выехать, то в пути назад, а особливо осенным времянем, на подводы от Пекина до Большой стены 4 и чрез мунгальскую степь денег недостанет. И потому вобще мы постановили, видя по всем обстоятельствам, что сначала китайцом мы не угодны были, день отъезду нашего назад им письменно назначить, то прежде изустно чрез пристава нашего учинилось, а потом чрез мемориал (См. док. № 91), которой я в 16 день июня с обретающимся при мне секретарем Давыдом Гравом в помянутой Трибунал послал, в котором оному объявил, что хотя с караваном вашего императорского величества по сильному требованию министерства из Пекина в 15 день июля в путь назад я пойду, и особливо с таким представлением, чтоб оное министерство мне /л. 27/ предвосприять зело трудно видитца, особливо с таким великим числом товаров, которых мы еще не продали (чему я роспись при моем мемориале приложил), уповая, что они с вящим разсуждением поступать будут. Потом мне от наших приставов в 6 день июля объявлено, что его богдыханскому величеству о содержании моего мемориала донесено, и сей монарх намерен меня на аудиенцию допустить, чтоб о том ведал.
В назначенное число, а имянно в 7 день июля, помянутыя приставы, один офицер от караула и 12 человек салдат, проводили меня в Юен Мин Юен 5 (от Пекина верст с десять росийских к западу /л. 27об./ стоящия полаты, в которых его богдыханское величество для здравого воздуха и воды свою ординарную резиденцию имеет). Пред входом сих полат был я в особливой апартамент введен и там от пяти ханских министров принят, между которыми были Чабина и Тегут, который с бывшим вашего императорского величества при ханском дворе чреззвычайным посланником и полномочным [министром] (Слово министром в тексте пропущено; восстановлено по смыслу) графом Савою Владиславичем в Пекине с ханской стороны яко полномочный о обоих сторон государственных делех все конференции держали, по учиненных наперед обыкновенных комплиментах просили меня сесть. Помянутыя пятеро министров /л. 28/ сели рядом, а я взял свое место по правую сторону апартамента насупротив средняго из них. И тотчас серебреная чашка мне с ханским чаем от Тегута (о котором яко президенте Монгальской канцелярии часто упомянуто) поднесена, которому трактовать повелено было. Вскоре потом шесть столов с разными жареными и вареными ествами внесены, из которых два предо мною, а четыре пред теми министрами поставлены. Оной аллегамба Тегут объявил мне, что то яко особливой знак милости его богдыханского величества ко мне прислано, для чего я при моем надлежащем благодарении сего господина обнадежил, что /л. 28об./ я то со всяким удобвымышленным признанием приемлю.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!