Занятие 4. Роман Гёте «Страдания молодого Вертера»
Текст 1. «Сам не понимаю, что во мне привлекательного для людей». Образ Вертера
Составьте социальную и психологическую характеристику Вертера. Охарактеризуйте социальный и природный фон действия. В литературе, особенно отечественной, можно встретить рассуждения о том, что драма Вертера в значительной степени обусловлена ущербностью его социального положения.
С другой стороны, нередко социально-политические аспекты сюжета вовсе игнорируют. Вам нужно определить значение в книге Гете вопросов социально-политического характера. Определите социальный и экономический статус Вертера. Найдите в тексте детали, по которым можно судить об отношении Вертера к социальным верхам и социальным низам. Вам нужно будет разобраться в социальной истории бюргерства, выяснить, что такое бюргерство, в чем особенности положения бюргерского сословия в Германии. Из литературы обратите особое внимание на очерки Томаса Манна о Гете.
Прокомментируйте фрагмент:
15 мая.
Простые люди нашего городка уже знают и любят меня, в особенности дети. Я сделал печальное открытие. Вначале, когда я подходил к ним и приветливо расспрашивал о том о сем, многие думали, будто я хочу посмеяться над ними, и довольно грубо отмахивались от меня. Но я не унывал, только еще живее чувствовал, как справедливо одно мое наблюдение: люди с определенным весом в обществе всегда будут сторониться простонародья, словно боясь унизить себя близостью к нему; а еще встречаются такие ветреные и злые озорники, которые для вида снисходят до бедного люда, чтобы только сильнее чваниться перед ним.
|
|
|
Я отлично знаю, что мы неравны и не можем быть равными; однако я утверждаю, что тот, кто считает нужным сторониться так называемой черни из страха уронить свое достоинство, заслуживает не меньшей хулы, чем трус, который прячется от врага, боясь потерпеть поражение.
Недавно пришел я к источнику и увидел, как молоденькая служанка поставила полный кувшин на нижнюю ступеньку, а сама оглядывалась, не идет ли какая-нибудь подружка, чтобы помочь ей поднять кувшин на голову. Я спустился вниз и посмотрел на нее.
— Помочь вам, барышня? — спросил я.
Она вся так и зарделась.
— Что вы, сударь! — возразила она.
— Не церемоньтесь!
Она поправила кружок на голове, и я помог ей. Она поблагодарила и пошла вверх по лестнице.
17 мая.
Я завел немало знакомств, но настоящего общества еще не нашел. Сам не понимаю, что во мне привлекательного для людей; очень многим я нравлюсь, многим становлюсь дорог, и мне бывает жалко, когда наши пути расходятся. Если ты спросишь, каковы здесь люди, мне придется ответить: «Как везде!» Удел рода человеческого повсюду один! В большинстве своем люди трудятся по целым дням, лишь бы прожить, а если остается у них немножко свободы, они до того пугаются ее, что ищут, каким бы способом от нее избавиться. Вот оно — назначение человека! Однако народ здесь очень славный; мне крайне полезно забыться иногда, вместе с другими насладиться радостями, отпущенными людям, просто и чистосердечно пошутить за обильно уставленным столом, кстати устроить катанье, танцы и тому подобное, только не надо при этом вспоминать, что во мне таятся другие, без пользы отмирающие силы, которые я принужден тщательно скрывать. Увы, как больно сжимается от этого сердце! Но что поделаешь! Быть непонятым — наша доля.
|
|
|
Ах, почему не стало подруги моей юности! Почему мне было суждено узнать ее! Я мог бы сказать: «Глупец! Ты стремишься к тому, чего не сыщешь на земле!» Но ведь у меня была же она, ведь чувствовал я, какое у нее сердце, какая большая душа, и с ней я сам казался себе больше, чем был, потому что был всем тем, чем мог быть. Боже правый! Все силы моей души были при этом в действии, и перед ней, перед моей подругой, полностью раскрывал я чудесную способность моего сердца приобщаться природе. Наши встречи порождали непрерывный обмен тончайшими ощущениями, острейшими мыслями, да такими, что любые их оттенки, любые шутки носили печать гениальности. А теперь! Увы, она была старше меня годами и раньше сошла в могилу. Никогда мне не забыть ее, не забыть ее светлого ума и ангельского всепрощения!
|
|
|
На днях я встретился с неким Ф., общительным молодым человеком удивительно приятной наружности. Он только что вышел из университета и хоть не считает себя мудрецом, однако думает, что знает больше других. Правда, по всему видно, что учился он прилежно; так или иначе, образование у него порядочное. Прослышав, что я много рисую и владею греческим языком (два необычных явления в здешних местах), он отрекомендовался мне и щегольнул множеством познаний от Баттё до Вуда, от Пиля до Винкельмана и уверил меня, что прочел из Зульцеровой «Теории» всю первую часть до конца и что у него есть рукопись Хайне об изучении античности. Я все это принял на веру.
Текст 2. Инцидент у графа фон К*
Проследите за поступками Вертера после его отъезда. Насколько адекватно его поведение в свете?
Прокомментируйте фрагмент.
15 марта.
|
|
|
У меня была неприятность, из-за которой мне придется уехать отсюда: я скрежещу зубами от досады! Теперь уж эту дьявольскую историю ничем не исправишь, а виноваты в ней вы одни, вы же меня подстрекали, погоняли и заставляли взять место, которое было не по мне. Вот теперь получили и вы, и я! А чтобы ты не говорил, как всегда, будто мои сумасбродные фантазии всему виной, изволь, сударь, выслушать подробный рассказ, изложенный с точностью и беспристрастием летописца.
Граф фон К. любит и отличает меня: это дело известное, я тебе об этом говорил уже сотни раз. Так вот вчера был я приглашен к обеду, а как раз в этот день по вечерам у него собираются знатные кавалеры и дамы; я об этом обществе никогда не помышлял, а потому понятия не имел, что нам, подначальным, там не место. Отлично. Я отобедал у графа; встав из-за стола, мы отправились в большую залу и прогуливались там взад и вперед, беседуя между собой, потом к нам присоединился полковник Б., и так наступил час съезда гостей.
Мне и в голову ничего не приходит, как вдруг появляется высокородная госпожа фон С. с супругом и свежевылупившейся плоскогрудой гусыней-дочкой в аккуратном корсетике, и en passant на аристократический манер таращат глаза и раздувают ноздри, а так как эта порода глубоко противна мне, я сразу же собрался откланяться и только ждал, чтобы граф избавился от их несносной болтовни, но тут вошла моя приятельница фрейлейн Б. При виде ее мне, как всегда, сделалось немножко веселее на душе, я не ушел и встал позади ее кресла и только через некоторое время заметил, что она говорит со мной менее непринужденно, чем обычно, и как-то смущена. Это меня поразило. «Неужто и она такая же, как все?» — подумал я в обиде и решил уйти, и все-таки остался, потому что не хотел этому верить, искал ей оправдания и ждал от нее приветливого слова, и... кто его знает, почему еще. Тем временем гости съезжались. Барон Ф. во всей амуниции коронационной поры Франца I, гофрат Р., которого здесь титулуют in quaiitäte господином фон Р., с глухой супругой, и другие, не исключая и оборвыша И., подправляющего свой устарелый гардероб новомодными заплатами.
Гости валят толпой, я беседую кое с кем из знакомых, все отвечают крайне лаконично. Я ничего не понимал... и занялся исключительно моей приятельницей Б. Я не видел, что женщины шушукались между собой на другом конце залы, что потом стали перешептываться и мужчины, что госпожа фон С. говорила с графом (все это рассказала мне впоследствии фрейлейн Б.), после чего граф направился ко мне и увлек меня в амбразуру окна.
«Вам ведь известны наши дикие нравы, — сказал он. — Я вижу, что общество недовольно вашим присутствием. Я ни в коем случае не хотел бы...»
«Ваше превосходительство, — перебил я, — простите меня ради Бога; мне давно следовало догадаться самому, но, я знаю, вы извините мою опрометчивость... Я сразу же собрался откланяться, но злой гений удержал меня», — добавил я с улыбкой, отвешивая поклон. Граф сжал мне руки с горячностью, которой было сказано все. Я незаметно покинул пышное общество, вышел, сел в кабриолет и поехал в М. посмотреть с холма на закат солнца, читая из моего любимого Гомера великолепную песнь о том, как Улисс был гостем радушного свинопаса. И все было отлично.
Возвращаюсь я вечером к ужину; в трактире осталось очень мало посетителей; они играли в кости на углу стола, откинув скатерть. Вдруг появляется добрейший Аделин, увидев меня, снимает шляпу, подходит ко мне и спрашивает шепотом: «У тебя была неприятность?» — «У меня?..» — говорю я. «Да как же, граф выставил тебя вон». — «Черт с ними, я рад был очутиться на свежем воздухе», — ответил я. «Хорошо, что ты так легко принимаешь это. Одно мне досадно: об этом уже толкуют повсюду». Тут только эта история задела меня за живое. Мне казалось, что все, кто приходил к столу и смотрел на меня, только потому на меня и смотрят. И я злился.
А уж сегодня, куда я ни пойду, всюду меня жалеют, завистники же мои, по слухам, торжествуют и говорят: «Вот до чего доводит заносчивость, когда люди кичатся своим ничтожным умишком и считают, что им все дозволено», — и тому подобный подлый вздор. От всего этого впору всадить себе в сердце нож. Что бы ни толковали о независимости, а хотел бы я видеть человека, который спокойно слушал бы, как бездельники, имея против него козырь, судачат о нем; если их болтовня пустая, тогда, конечно, можно пренебречь ею.
Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 149; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!