С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 4 страница
В начале сентября 1901 г. после тяжёлой болезни Толстой по совету врачей приехал в Крым. По приглашению графини С.В. Паниной семья Толстых поселилась в её имении Гаспре, недалеко от Ялты. Первые три месяца Толстой чувствовал себя неплохо: совершал пешие прогулки, ездил верхом, наслаждался крымской природой. Однажды он упал с седла. Чехов привёз к нему своего близкого знакомого врача Альт- шуллера. 6 ноября 1901 г. Толстой сообщал В. Г. Черткову: «...пишу в постели. Болезнь очень неважная, но неприятная... Ездит очень милый доктор, один из лучших здесь и не платный...» Толстой скептически относился к медицине и врачебным советам, но Альтшуллер был ему симпатичен.
А. Толстая писала в своём дневнике 15 декабря 1901 г.: «Лев Николаевич ему верит и слушается, даже любит». В январе 1902 г. Толстой заболел воспалением лёгких, а едва оправился от него – брюшным тифом. Жизнь его находилась в опасности. Из Москвы были вызваны известные врачи, 23 января состоялся консилиум. В записной книжке Толстого часто упоминался доктор Альтшуллер, который приезжал, лечил, оставался ночевать у постели больного. Опасность миновала. 20 марта Альтшуллер привёз раскладное клиническое кресло, в котором Толстой смог проводить большую часть времени на воздухе. Почти ежедневно Альтшуллер заезжал к Чехову или звонил ему по телефону, рассказывал о состоянии здоровья Толстого. 2 февраля 1902 г. Чехов в письме к П.А. Сергеенко сообщал: «Лечат его превосходно, в том числе <...> ялтинский Альтшуллер».
|
|
|
Через день после возвращения Толстого из Крыма в Ясную Поляну приехал Альтшуллер: он и здесь пробовал наблюдать своего пациента. Позже Толстой дважды писал доктору, прося его помощи. 22 мая 1903 г.: «...я рад случаю напомнить вам о себе и ещё раз поблагодарить за ваши заботы обо мне. Здоровье моё так хорошо, как может быть хорошо здоровье 75-летнего человека. Все мои вас помнят и любят так же как и я». Второе письмо отправлено 4 сентября 1903 г. Толстой просил Альтшуллера помочь больной невестке, жене старшего сына, устроиться на лечение в Ялте. Ответ на второе письмо Альтшуллер отправил на имя С.А. Толстой 13 сентября: «Я <...> часто вспоминаю о Вашей семье и мысленно переживаю время, проведённое около Льва Николаевича. Ведь это одно из лучших воспоминаний моей жизни. Искренне обрадовался Вашему письму и возможности быть Вам ещё чем-нибудь полезным...»
Врач много общался с Толстым в дни болезни и после выздоровления. Он записывал высказывания писателя о времени, о людях (опубликованы в 1967 г. в журнале «Смена»). Например, Толстой о Диккенсе: «Вот замечательный гений, друг угнетённых, враг роскоши, разврата». О Чехове: «Я живу и наслаждаюсь Чеховым, лаконический язык и выдающийся юмористический талант...»
|
|
|
Спустя годы после смерти писателя, в мае 1920 г., Альтшуллер во главе санитарно-медицинской комиссии, вооружённой рентгеновской аппаратурой, выехал из Крыма в Турцию для оказания помощи русским беженцам и раненым солдатам. С ним находилась жена и двое детей: как видно, доктор Альтшуллер уже догадывался, что белая армия вряд ли задержится в Крыму до ближайшей зимы...
Два года Альтшуллеры прожили в Турции, потом была Болгария... В 1922 г. удалось получить место заведующего туберкулёзным санаторием «Биркенвердер» под Берлином. Приход нацистов к власти заставил перебраться в Прагу, а затем – в Америку, где Альтшуллер написал воспоминания о Толстом и Чехове.
Лит.: Шалюгин Г. А. «Многоуважаемый коллега...». Страницы биографии доктора И.Н. Альтшуллера // Чехов: «жизнь, которой мы не знаем...» Симферополь, 2006.
Г.А. Шалюгин
АЛЯБЬЕВ Александр Александрович (1787-1851) – русский композитор, один из родоначальников русского лирического романса и камерно-инструментальной музыки: мелодика его сочинений связана с народным творчеством. Автор нескольких опер, в т.ч. «Аммалат-Бек» (1847), балета, музыки к 20 водевилям, симфонии, др. произведений для духового и симфонического оркестров, а также ряда сочинений
|
|
|
27
инструментальной музыки, более 150 песен, в т.ч. «Соловей», «Вечерний звон», «Зимняя дорога», «Нищая», вокальных ансамблей, хоров и др. Участник войны 1812 г. В 1825 г. по ложному обвинению был осуждён и сослан в Сибирь. В Москву вернулся в конце 30-х гг., здесь провёл последние годы жизни. Был знаком с отцом Толстого Н. И. Толстым, что отголоском прозвучало в повести «Детство» (гл. X «Что за человек был мой отец?»). С романсами Алябьева Толстой познакомился ещё в раннем детстве: их играли и пели в семье; не раз слышал в юности (в повести «Юность» в гл. IX определённо как автобиографический факт упоминается об этом: «Часто тоже долго по вечерам я просиживал незамеченным в зале, прислушиваясь к звуку “Соловья”, которого двумя пальцами наигрывала на фортепьянах Гаша, сидя одна при сальной свечке в большой зале»). Романсы Алябьева звучали и позднее в доме самого Толстого; особенно нравился «Соловей». 4 июня 1909 г. Маковицкий записал, что в Ясной Поляне играл балалаечник Трояновский, «после чая сыграли "Соловья”. Л.Н. воскликнул: “Bis!” Повторили. Л.H.: Очень вам благодарен» (ЯПЗ. 3. С. 430-431).
|
|
|
Н.И. Бурнашёва
АМВРОСИЙ (1812-1891), иеромонах – старец Козельской Введенской Оптиной пустыни (в миру: Александр Михайлович Гренков); прославился великим подвигом старчества. В год 1000-летия Крещения Руси первым из оптинских старцев причислен к лику святых. В келье старца Амвросия бывали иерархи, сановники, великий князь поэт К.Р., доктора, писатели, поэты, философы, композиторы, историки, учёные... Был и Толстой. Он неоднократно посещал Оптину пустынь и даже после отлучения от церкви имел желание беседовать со старцами.
25-27 июля 1877 г. Толстой с Н.Н. Страховым ездили в Оптину. Толстой ждал этой поездки: «Там я монахам расскажу все причины, по которым не могу верить» (62: 311). Они выстояли всенощное бдение, и Толстой имел беседу со старцем Амвросисм. С.А. Толстая отметила, что разговорами с отцом Амвросием он остался очень доволен, высоко отзывался о мудрости старцев и духовной силе Амвросия Но и после своего разочарования в учении церкви, которое обозначилось и 1879 г.. Толстой шёл в Оптину, к старцам, В 1881 г., 10 – 19 июня, он отправился туда пешком в сопровождении яснополянского учителя Д. Ф. Виноградова и слуги С. П. Арбузова. В письме И. С. Тургеневу 26 - 27 июня он признавался: «Паломничество моё удалось прекрасно. Я наберу из своей жизни годов пять, которые отдам за эти десять дней». Но теперь Толстой видел пороки монахов, его угнетала «болезненная» вера «бедного» Амвросия, он признал старца не понимающим Священное Писание. А в 1890 г. Толстой категоричен, об Амвросии он заметил, что старец «жалок своими соблазнами до невозможности» (27 февраля), Бог только с молодыми послушниками, а со старцами – дьявол. Это было третье, последнее, свидание Толстого со старцем Амвросием. В историческом описании Оптиной пустыни некоего Е. В. говорится о том, что старцу это свидание причинило душевные страдания: «Горд очень» – заметил он. Старец просил Толстого принести печатное покаяние в своих «еретических» воззрениях. Толстой вышел растроганным, собирался побывать у Амвросия и на другой день, несмотря на то, что уклонился от его благословения перед уходом.
В 1890 г. писатель задумал повесть «Отец Сергий», где собирался разоблачить монашеское отречение от мира вывести образ «известного старца Амвросия», любимого и почитаемого русским народом и столь неоднозначно воспринятого самим Толстым; в повести старец – духовный наставник игумена монастыря, куда поступил князь Касатский. А в романе «Воскресение», который создавался в 1890-е гг., его герой Нехлюдов вдруг почувствовал, что церковь – совратительница, а старцы – наиболее опытные обманщика и соблазнители. Наставления старца, конечно же, не были выполнены Толстым.
А.В. Шмелёва
АМИЕЛЬ Анри Фредерик (1821—1881) — швейцарский философ, моралист, писатель и поэт, профессор эстетики и философии Женевского университета.
Амиель для Толстого – близкий по духу мыслитель. Как и Толстой, он с особым вниманием наблюдал за своей внутренней жизнью, изучал тончайшие движения души, фиксируя увиденное и осмысленное в дневнике. Из таких записей и выросла книга Амиеля «Отрывки задушевного дневника» («Fragments d'un journal intime»), ставшая для Толстого одним из любимых и высоко ценимых произведений.
В конце сентября — начале октября 1892 г. Толстой познакомился с «Journal intime» Амиеля и коротко записал в дневнике: «Читаю Аmiel’a, недурно», «Amiеl очень хорош» (52: 73 - 74). У него возникло жела-
28
ние написать предисловие к книге Амиеля и показать, что её автор, рассуждающий о будущем новом христианстве, сам того не замечая, живёт подлинно христианской жизнью.
В 1892-1893 гг. отрывки из французского издания книги Амиеля. выбранные Толстым, перевела на русский язык M.Л. Толстая. Эта работа готовилась при редакционном участии Толстого. В декабре 1893 г. он написал и предисловие к «Дневнику» Амиеля. Переведённые отрывки из книги Амиеля с предисловием Толстого в 1894 г. были опубликованы в первых семи номерах (январь-июль) «Северного вестника». Тогда же «Посредник» этот материал напечатал отдельной книгой в серии для интеллигентных читателей (Из дневников Амиеля. Пер. с франц. М.Л. Толстой. Под ред. и с предисл. Л.Н. Толстого. СПб., 1894).
В своём предисловии Толстой, представляя Амиеля и его мысли, запечатлённые в книге, отмечал: «Писатель ведь дорог и нужен нам только в той мере, в которой он открывает нам внутреннюю работу своей души. Что бы он ни писал: драму, учёное сочинение, повесть, философский трактат, лирическое стихотворение, критику, сатиру, — нам дорога в произведении писателя только эта внутренняя работа его души, а не та архитектурная постройка, в которую он большею частью, да, я думаю, и всегда, уродуя их, укладывает свои мысли и чувства.
Всё, что Амиель отливал в готовую форму: лекции, трактаты, стихотворения, — было мертво; дневник же его, где, не думая о форме, он говорил только сам с собой, полон жизни, мудрости, поучительности, утешения и навсегда останется одной из тех лучших книг, которые нам нечаянно оставляли люди, как Марк Аврелий, Паскаль, Эпиктет. <...>
Вся жизнь Амиеля, как она представляется нам в этом дневнике, полна <...> всем сердцем своим страдающего, искания Бога. <...> Он постоянно загадывает о том, каково должно быть христианство и состояние христианина, ни на минуту не останавливаясь на мысли о том, что христианство есть то самое, что он исповедует, и что он сам осуществляет в себе состояние христианина. А между тем весь дневник его полон выражениями самого глубокого христианского понимания и чувства. И выражения эти действуют особенно сильно на читателя именно своей бессознательностью и искренностью» (29: 210-211).
Толстой относился к Амиелю как к попутчику, человеку, шедшему с ним в одном направлении. Этим объясняется частое цитирование изречений Амиеля и упоминание его как глубокого мыслителя. Так, с вынесенной в качестве эпиграфа мысли Амиеля о нужности высвобождения той религии, которую проповедовал Иисус, начинается VIII глава статьи «Одумайтесь!»; а с мысли, опровергающей право сильного, — III глава статьи «Закон насилия и закон любви». Рассуждения Амиеля о государстве открывают статью Толстого «Пора понять». А в статье «Религия и наука» Толстой, разоблачая псевдознание своего времени, констатировал необходимость привлечения людей к истинному знанию, которое «давно известно человечеству и проявлялось как в учениях религии, так и в учениях мудрецов не только египетских, греческих и римских, но и позднейших мудрецов до самого последнего времени: Канта, Шопенгауэра, Вивекананды, Амиеля и др.» (37: 361). Имя Амиеля и его высказывания появлялись в дневниках и письмах Толстого, предметом размышлений писателя становились утверждения Амиеля о сути страданий Иова, о зените чувств, о сущности времени, об определении любви, о жизненном кресте человека.
В сборниках мыслей «Круг чтения», «На каждый день», «Путь жизни», составленных Толстым, афоризмы Амиеля встречаются часто. Они, по мнению самого писателя, несут на себе большую смысловую нагрузку, чем другие. Подтверждают это слова Толстого из письма А.Н. Верёвкину 6-7 февраля 1908 г.: «Посылаю вам первый том этого «Круга чтения» <...> Рекомендую вам особенно обратить внимание на места из Канта, Лихтенберга, Амиеля, Руссо, Вольтера и Шопенгауэра, не говоря уже о Марке Аврелии и Эпиктете» (78: 54—55).
М. А. Лукацкий
АНДЕРСЕН Ганс Христиан (1805 — 1875) — датский писатель, драматург, поэт. Автор шести романов, около 800 стихотворений, 175 сказок, трёх книг путевых заметок и множества пьес.
Родился в семье сапожника и прачки, которые, несмотря на страшную бедность, умели ценить красоту (в доме была даже полка с книгами и нотами, несколько картин). Родители привили сыну любовь к литературе, живописи, театру, внушили ему чувство собственного достоинства. Уход отца в солдаты и его смерть (1816) привели семью к отчаянной нищете, что повлияло на характер мальчика, на его восприятие мира. Уже на вершине славы, в автобиографии Андерсен напишет, что «жизнь его настоящая сказка, богатая событиями.
29
прекрасная!» Он и книгу назовёт: «Сказка моей жизни» (1855), но это не избавит его от периодов тяжелейшей тоски: позже он признается, что «яблоко бессмертия отзывается для него горечью».
Первый огромный успех и даже европейскую славу принёс Андерсену, уже известному публике по сборникам стихов, роман «Импровизатор» (1834). Его стали переводить на другие языки. Через год вышел первый сборник сказок — тщеславный Андерсен, как он признавался, просто хотел «попытаться завоевать молодое поколение». Он очень любил детей и всегда в семьях, где бывал, много времени проводил среди детей, рассказывая им в одной ему свойственной манере истории и сказки, которые помнил с детства или придумывал на ходу. А чтобы сказки при записывании не утратили живости интонации, Андсрсеп ввёл в них разговорный язык со всеми его неправильностями, убрал все «взрослые» слова, сделав язык простым и доступным. Этим он вызвал нападки критиков, но изобрёл, как оказалось позднее, совершенно новую форму сказочного повествования.
Долго Андерсен рассматривал сочинение сказок как побочное занятие для развлечения и заработка. Но возрастающий успех его маленьких историй постепенно заставил «хватать идею для взрослых — и рассказывать её для детей, помня, что отец и мать иногда тоже слушают и им нужно дать пищу для размышлений!» (письмо Андерсена к Б.С. Ингеману, 1843). Во многих сказках писатель показал ребёнка, ставшего проводником мудрости для измученных бедами родителей. Андерсен путешествовал «во всех радиусах сказочного круга»: сказки рождались «от известного настроения, солнечного луча, капли горечи»: сюжеты оригинальные и заимствованные; сказки волшебные и с неуловимым равновесием реализма и фантастики; реалистические рассказы-новеллы... При жизни писателя его сказки были переведены на 15 европейских языков.
В России первые публикации Андерсена на рубеже 1830-1840-х гг. остались без внимания: они были восприняты «запоздало романтическими» (Шарыпкин Д.М. Скандинавская литература в России. Л., 1980). Интерес к его творчеству возник позже, и именно к сказкам. В 1894 г. вышло собрание сочинений Андерсена в 4 томах (пер. и сост. А.В. и П.Г. Ганзен) — тогда самое полное и впервые переведённое на русский язык непосредственно с датского. Качество перевода решило судьбу этих «жемчужин сердца» для русских читателей. Через такое восприятие сказок Андерсена прошёл и Толстой: он «не понимал их, когда они были напечатаны в переводах Марко Вовчка» (СПб., 1872), но, прочитав их «лет десять спустя», вдруг «почувствовал, что Андерсен был очень одинок» (Горький М. Лев Толстой).
Толстой всегда сочувственно относился к творчеству датского писателя, ценил его неизменно высоко: в 1857 г. в Люцерне зачитывался «Импровизатором», в начале 1858 г. записал в Дневнике: «Андерсен прелесть!» (48: 3) и обещал прислать А.А. Толстой книжку Андерсена. Его настолько покорила сказка «Царское новое платье» (или «Новое платье короля»), что 1 января 1857 г. он «перевёл сказочку Андерсена» (47: 108) и читал её В. П. Боткину. С тех пор Толстой на протяжении всей жизни не раз обращался к аллегории этой сказки, наполняя символические сказочные образы различными значениями: и в феврале 1857 г, для иллюстрации своих суждений о литературе: «Андерсена сказочка о платье. Дело литературы и слова втолковать всем так, чтоб ребёнку поверили» (47: 202); и в 1904 г. для разоблачения мнимого величия, в т.ч. и применительно к себе («Люди придумывают себе признаки величия: цари, полководцы, поэты. Но это всё ложь. Всякий видит насквозь, что ничего нет и царь — голый» (Дневник, 15 августа 1904 г. — 55: 75). Толстой записал эти мысли в Пирогове, у постели умирающего брата, С.Н. Толстого. И в 1908 г. Толстой чувствует себя в роли андерсеновского царя: «Я всё жду, когда это, как это случилось с голым царём, гулявшим по улицам, найдётся такое дитя, которое скажет: да в нём нет ничего — и все поймут, что они видели во мне хорошее, чего не было, а не видели того плохого, которое que crève les yeux <которое колет глаза. — фр.>» (78: 137). В своих записках 17 ноября 1909 г. Д.П. Маковицкий отметил, как Толстой, просматривая одну из книг и найдя в ней что-то «лестное про себя», «неодобрительно сказал: “...когда же найдётся ein kleines Kind <маленький ребёнок. - нем.>, который крикнет: “Er hat nichts аp!” <“Он голый!” – нем.>» (ЯПЗ. 4. С. 105).
Даже оценивая события в России 1905 – 1907 гг., Толстой не раз прибегал к идее сказки о голом короле; в марте 1910 г. он записал в дневнике: «Революция сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Это — сказка о царе в новом платье. Ребёнком, который сказал то, что есть, что царь голый, была революция. Появилось в народе сознание претерпеваемой им неправды...» (58: 24). Так в восприятии Толстого
30
расширялось значение средневекового испанского анекдота, мастерски превращённого Андерсеном в сказку о голом короле.
Толстой пересказал сказку датского писателя в трактате «Царство Божие внутри вас» и дважды подверг литературной переработке: в 1870-е гг., когда готовил «Русские книги для чтения», и в 1907 г., составляя «Детский круг чтения».
Не раз обращался Толстой и к сказке «Пятеро из одной шелухи». В сентябре 1904 г., сразу после смерти брата, он размышлял в Дневнике о жизни и смерти, о доказательствах бессмертия, об узости мышления человека... 15 сентября записано: «Прекрасная сказка Андерсена о горошинах, которые видели весь мир зелёным, пока стручок был зелёный, а потом мир стал жёлтый, а потом (это уже я продолжаю) что-то треснуло и мир кончился. А горошина упала и стала расти» (55: 89). Так Толстой вычленил из сказки лишь ту часть, которая подходила ему для иллюстрации идеи постоянного расширения человеческого сознания. 22 октября 1907 г. в школе крестьянским ребятишкам писатель «рассказал сказку Андерсена о четырёх горошинках <пятая, которая попала к больной девочке, Толстому оказалась ненужной. — Н.Б.>. Это очень мило, — говорил он, — а о больной девочке: избито. Что в четырёх горошинах было фальшивого — пропустил» (ЯПЗ. 2. С. 541). Как известно, Андерсен судьбу пятой горошины считал самой достойной. Ради неё и была написана сказка — воспоминание о своей детской отраде: «садике, помещавшемся в единственном ящике с землёй».
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!