Автор: Амброз Бирс (Ambrose Gwinnett Bierce, 1842 – 1913 или 1914)



Бирс при жизни был известен прежде всего как журналист, проза почти не была замечена современниками.

Родился в Огайо, в бедной семье, воспитывлся в атмосфере пуританской набожности, авторитарности, но также и любви к чтению и литературе. И предки отца, и предки матери принадлежали к поколению пилигримов – английских пуритан, прибывших в Америку в XVII веке. Однако Бирс иронически высказывался о людях, гордящихся своим происхождением. Отношения с родителями были сложными.

В 15 лет Бирс начинает работать в маленькой аболиционистской газете, затем поступает в военную школу. После начала Гражданской войны вступает в армию северян. Мало у кого из писателей был такой большой военный опыт, как у Бирса. Он участвовал во многих важнейших сражениях Гражданской войны. В июне 1864 в сражении у горы Кеннесо (Джорджия) Бирс был тяжело ранен в голову.

После войны, получив звание майора, выходит в отставку и занимается журналистикой в Сан-Франциско. Добившись известности в качестве журналиста, Бирс отправляется в Англию, где в 1872 – 1875 годах пишет для местных изданий и публикует три сборника прозы. Затем возвращается в Калифорнию.

Он сотрудничал в изданиях, входивших в «газетную империю» Рэндалфа Херста (1863 – 1951). Мнения о Херсте, ставшем прототипом гражданина Кейна из знаменитого одноименного фильма Орсона Уэллса 1941 года, противоречивы. Он считается одним из создателей «желтой прессы», что едва ли справедливо: журналистика, эксплуатировавшая соответствующие темы в соответствующей стилистике, возникла задолго до него. Правильнее считать его одним из создателей журналистики ХХ века. Херст исходил из того, что пресса должна приносить прибыль и что писать она должна о том, что интересует публику. А публику интересуют скандалы, грязные сплетни – но так же и коррупция, махинации высокопоставленных чиновников и бизнесменов. Издания Херста причастны к целому ряду скандальных разоблачений. Положение или богатство никого не могло защитить от внимания прессы. Так что тот, кто презирает прессу Херста, презирает демократию.

Херста обвиняли в том, что его издания ориентируются на малообразованную публику; олнако он привлекал к сотрудничеству виднейших интеллектуалов. С ним сотрудничали Марк Твен и Стивен Крейн. Он изобрел жанр колонки. Колумнист периодически публикует в газете или журнале свои тексты, самостоятельно определяя и тему, и ее интерпретацию, которая может не совпадать с мнением издателя и редакции. Так журналист превращается в самостоятельную медийную фигуру. Бескомпромиссность Бирса неоднократно создавала проблемы для Херста, однако он не прекращал свое сотрудничество с ним.

Бирс, несомненно, – один из самых авторитетных журналистов своего времени. В его журналистике проявляются те же черты, что в его прозе: бесстрашие, жесткость и неуступчивость, циничный и мрачный юмор. У Бирса был тяжелый характер, ухудшавшийся с годами, на что, по-видимому, влияли последствия ранения, пристрастие к алкоголю и неблагоприятно складывавшиеся личные обстоятельства. Он разорвал отношения с женой, обнаружив ее любовную переписку, рано умерли два его сына.

В 1891 году вышла книга «Рассказы о солдатах и штатских», в который вошли «Случай на мосту через Совиный ручей», «Чикамога» и ряд других важнейших произведений Бирса. Позднее книга была переиздана с дополнениями под названием «Посреди жизни» (In the Midst of Life, цитата из литургического текста: «Посреди жизни пребываем мы в смерти»).

В 1913 году Бирс отправился в Мексику, где шла гражданская война. Он в качестве корреспондента присоединился к армии Панчо Вильи, известнейшего мексиканского полевого командира, контролировавшего север страны, и вскоре бесследно исчез. Скорее всего, был убит бандитами Вильи.

 

Капсула: писатель и война

Тему «писатель и война» прежде всего, разумеется, следует понимать как изображение войны в литературе. Но это также и вопрос о личном военном опыте писателя и о его отражении в его творчестве.

В добуржуазную эпоху военные представляли собой более или менее замкнутую касту, для которой участие в военных действиях было жизненной повседневностью. В Новое время и армии, и войны меняют свой характер. Армии формируются на основе призыва на военную службу мирных граждан, прошедших военную подготовку. Военный опыт становится одновременно и массовым, и исключительным. Это приводит к изменениям и в восприятии войны, и в ее изображении в литературе.

В ХХ веке стало принято считать, что человек, побывавший на войне, начинает воспринимать мир не так, как прежде, что участие в военных действиях приводит к глубоким изменениям в психологическом строе личности, причем к изменениям однотипным у разных людей. Между тем, даже Лев Толстой едва ли понимал дело таким образом. Князь Андрей, Николай Ростов, Пьер участвуют в войне по-разному и выносят из войны различный опыт. В длительном и сложном процессе формирования личности война выступает лишь одним из факторов, действие которого предугадать невозможно.

Обнаруживая в творчестве Бирса или Гаршина, Ремарка или Хемингуэя, Бёлля или Воннегута черты депрессивности, разочарования, цинизма, критик обычно связывает их происхождение с военным опытом писателя. Однако это приводит к тому, что смысл произведения сужается, приобретает в некотором роде специальный смысл, тогда как смысл универсален.

Критик обычно респектабельнее писателя, он теснее связан с обществом и с его предрассудками. Рассуждая о военном опыте автора, критик легитимизирует выраженную в его книгах негативность. Негативность обосновывается экстремальным, ненормальным, исключительным опытом. Подразумевается, что в нормальной жизни у человека таких мыслей и чувств возникнуть не может.

Но в том опыте, который порождает разочарование, как раз нет ничего экстремального. Разочарованное сознание – это, попросту, взрослое сознание. Не нужно войны, чтобы к нему прийти. Скорее наоборот, нужна временная дистанция спокойной мирной жизни. Что такое можно узнать на войне, чего не узнаешь в мирной жизни? Что человека можно убить?

 


«Тэсс из рода д’Эрбервиллей: чистая женщина, правдиво изображённая» ( Tess of the d'Urbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented, 1891) Томаса Гарди

Lead - in : Двойная мораль

Один из аспектов морального содержания романа Гарди – двойная мораль, одни и те же поступки оцениваются по-разному в зависимости от того, совершает их мужчина или женщина. Что является причиной возникновения двойной морали? В каких формах она сохраняется в современном обществе?

Сюжет

Кратко изложите основные события сюжета. Какие сюжетные мотивы книги знакомы вам по другим произведениям зарубежной или русской литературы?

Персонажи

Кратко охарактеризуйте главных героев книги: Тэсс, Алека д’Эрбервилля, Энджела. Определите их происхождение и социальный статус.

Текст 1. Змий в раю

Из главы 5

На перекрестке Трэнтридж она вышла из фургона и пешком поднялась на холм, направляясь к так называемому Заповеднику, на границе которого находилась, как сообщили ей, резиденция миссис д'Эрбервилль – поместье «Косогор». Это не было поместье в обычном смысле слова – с полями, пастбищами и ворчливым фермером, из которого владелец и его семья всеми правдами и неправдами вытягивают средства на жизнь. Это был скорее… да нет, это попросту был загородный дом, построенный исключительно для отдыха, и землю, примыкавшую к нему, не возделывали – ни одного акра, кроме тех, какие нужны были для усадьбы и маленькой фермы, находившейся под присмотром владельца и на попечении управляющего.

Сначала показалась красная кирпичная сторожка, до самой крыши спрятанная среди вечнозеленых растений. Тэсс подумала было, что это и есть усадьба, но, с трепетом пройдя в боковую калитку и дальше, до поворота аллеи, она наконец увидела дом. Построенный недавно – в сущности почти новый, – он был того же густо-красного цвета, что и сторожка, так резко выделявшаяся в гуще вечнозеленых растений. А за углом дома, высившегося на фоне тусклых красок, словно красная герань, в лазурной дали виднелся Заповедник – настоящий дремучий лес, один из немногих сохранившихся в Англии первобытных лесов, где все еще на вековых дубах можно найти друидическую омелу и где гигантские тисовые деревья, посаженные самой природой, растут так, как росли они, когда их ветви срезали для луков. Однако этот древний лес, хотя его и видно было из усадьбы «Косогор», находился за ее пределами.

Все было ярко в этом уютном поместье, все содержалось в полном порядке: вниз по склону тянулись к рощам парники. Все здесь говорило о деньгах, все напоминало новенькую монету только что из чеканки. Конюшни, обсаженные австрийскими соснами и вечнозелеными дубами, были оборудованы новейшими приспособлениями и величественны, как часовни. На широкой лужайке раскинулась изящная беседка, дверь которой обращена была к Тэсс.

Простодушная Тэсс Дарбейфилд стояла в волнении у края усыпанной гравием дорожки и смотрела. Только дойдя до этого места, она вдруг осознала, где находится, – все здесь было не так, как она предполагала.

– Я думала, наш род древний, а здесь все новое! – сказала она наивно и пожалела, что с такой готовностью согласилась на план матери – согласилась «заявить о родстве» и не попыталась искать помощи поближе к дому.

 

Семейство д'Эрбервиллей – или Сток-д'Эрбервиллей, как они иногда себя называли, – владевшее этой усадьбой, было необычно для такого старомодного уголка страны. Священник Трингхэм был прав, говоря, что наш неуклюжий Джон Дарбейфилд являлся в графстве и его окрестностях единственным подлинным прямым потомком древнего рода д'Эрбервиллей; он мог бы добавить и то, что было ему очень хорошо известно, а именно: Сток-д'Эрбервилли имели не больше отношения к подлинному родословному древу д'Эрбервиллей, чем он сам. Однако следовало признать, что семья эта являлась прекрасным деревом для прививки фамилии, чрезвычайно нуждавшейся в таком обновлении.

Когда старый мистер Саймон Сток, недавно умерший, будучи честным купцом (иные говорили – ростовщиком), сколотил себе состояние на севере, он решил стать помещиком на юге Англии, подальше от тех мест, где он вел свои торговые дела; при этом он возымел желание, начиная жизнь заново, обзавестись фамилией, которая не была бы столь тесно связана с удачливым торговцем прошлых лет и звучала бы менее заурядно, чем собственная его весьма вульгарная фамилия. В течение часа изучая в Британском музее труды, посвященные вымершим, полувымершим, забытым и разорившимся родам той части Англии, где он намерен был поселиться, мистер Сток решил, что д'Эрбервилль звучит не хуже любой другой фамилии; и фамилия д'Эрбервилль была присоединена к его фамилии как для него самого, так и для его наследников на веки вечные. Однако он не был сумасбродом, и когда созидал свою родословную на новой основе, то, измышляя аристократические родственные связи, проявил благоразумие и не упомянул ни одного титула, который можно было бы счесть нарушением строжайшей умеренности.

Обо всем этом бедная Тэсс и ее родители, на свою беду, естественно, не имели ни малейшего понятия. В сущности даже возможность подобных заимствований была им неведома: они полагали, что, если благосостояние и может быть даром судьбы, фамилию получаешь при рождении.

Тэсс все еще стояла в нерешительности, словно пловец, собирающийся броситься в воду, и не знала, отступить ей или идти вперед, как вдруг из темной треугольной двери беседки показалась мужская фигура – высокий молодой человек, куривший сигару.

Он был смуглый, с полными губами, плохо очерченными, но красными и мягкими, над верхней губой темнели черные подвитые усы, хотя он был не старше двадцати трех – двадцати четырех лет. Несмотря на грубоватую внешность, в лице джентльмена, в его дерзких, беспокойных глазах была своеобразная сила.

– Скажите, красотка моя, чем могу вам служить? – спросил он весело, приближаясь к ней.

Заметив ее смятение, он добавил:

– Не смущайтесь. Я мистер д'Эрбервилль. Вы пришли ко мне или к моей матери?

Этот представитель д'Эрбервиллей и однофамилец еще резче, чем дом и поместье, отличался от того, что ждала Тэсс. В мечтах ей рисовалось немолодое и благородное лицо, в котором соединились бы фамильные черты д'Эрбервиллей, – лицо в морщинах, воплотивших воспоминания, представляющие в иероглифических письменах многовековую историю ее рода и Англии. Но, поскольку ей ничего другого не оставалось, она овладела собой и ответила:

– Я пришла к вашей матери, сэр.

– Боюсь, что вам нельзя будет повидать ее, она очень больна уже много лет, – ответил нынешний представитель поддельного рода, мистер Алек – единственный сын недавно скончавшегося джентльмена. – Не могу ли я заменить ее? Вы пришли к ней по какому-нибудь делу?

– Это не дело… это… не знаю, как сказать!

– Для развлечения?

– О нет! Видите ли, сэр, если я вам скажу, это покажется…

В этот момент Тэсс так остро почувствовала всю нелепость своей миссии, что, несмотря на благоговейный страх перед ним и смущение, вызванное пребыванием здесь, улыбка тронула розовые ее губы, что весьма понравилось смуглому Александру.

– Это все очень глупо… – пробормотала она. – Боюсь, что я вам не скажу!

– Ничего, мне нравятся глупости. Попытайтесь еще разок, моя милая, – ласково сказал он.

– Мать просила меня пойти, – продолжала Тэсс, – да и я сама хотела это сделать. Но я не думала, что оно так выйдет. Сэр, я пришла сказать, что мы с вами происходим из одного рода.

– Ого! Бедные родственники?

– Да.

– Сток?

– Нет, д'Эрбервилль.

– Да, да… я хотел сказать – д'Эрбервилль.

– Наша фамилия была искажена и стала Дарбейфилд, но у нас есть много доказательств, что мы – д'Эрбервилли. Историки говорят, что это так… И… у нас есть старая печать, а на ней щит со стоящим на задних лапах львом, а над ним – замок; и еще у нас есть старая серебряная ложка – круглая, как ковшик, и с таким же замком. Но она такая старая, что мать размешивает ею гороховую похлебку.

– В моем гербе действительно есть замок, – вежливо заметил он, – и лев, стоящий на задних лапах.

– Вот мать и сказала, что мы должны познакомиться с вами… так как мы по несчастной случайности лишились лошади и… наша ветвь – старейшая.

– Право же, это очень мило со стороны вашей матери, и я лично не жалею о сделанном ею шаге. – С этими словами Алек посмотрел на Тэсс так, что она слегка покраснела. – Значит, вы, красавица, пришли с дружеским визитом к нам, как к родственникам?

– Кажется, да, – пролепетала Тэсс, робея.

– Ну что ж, беды в этом нет. Где вы живете? Кто вы такие?

Она рассказала ему вкратце о своей семье и в ответ на дальнейшие вопросы сообщила, что собирается вернуться с тем же возницей, который привез ее сюда.

– Он еще не скоро будет проезжать мимо Трэнтриджа. А не пройтись ли нам пока по усадьбе, моя хорошенькая кузина?

Тэсс хотелось как можно скорее распрощаться с ним, но молодой человек настаивал, и она наконец согласилась. Он показал ей газоны, клумбы и оранжереи, а потом повел в фруктовый сад и к парникам, где спросил ее, любит ли она клубнику.

– Да, – сказала Тэсс, – но только спелую.

– Здесь она уже поспела.

Д'Эрбервилль начал собирать для нее ягоды. Нагнувшись, он срывал их одну за другой и протягивал ей; затем, выбрав крупную ягоду сорта «британская королева», он выпрямился и, держа ее за стебелек, поднес к губам девушки.

– Нет, нет! – быстро сказала она, заслоняя пальцами губы. – Я лучше возьму ее рукой.

– Вздор! – настаивал он.

С легким смущением она приоткрыла рот и взяла ягоду губами.

Так они некоторое время бродили по саду, и Тэсс смущенно и покорно ела все, что предлагал ей д'Эрбервилль. Когда она уже не могла больше есть клубнику, он насыпал ягод в ее корзиночку; затем они подошли к розовым кустам, где он нарвал цветов и дал ей, чтобы она приколола их себе на грудь. Она повиновалась, словно во сне, а когда уже больше некуда было прикреплять их, он сам прицепил один-два бутона к ее шляпе и, совсем расщедрившись, наполнил доверху ее корзинку розами. Наконец, взглянув на часы, он сказал:

– Теперь вам нужно закусить, а затем вы должны отправляться в путь, если не хотите пропустить шестонский фургон. Идемте, я постараюсь достать вам чего-нибудь поесть.

Сток-д'Эрбервилль повел ее назад к лужайке и оставил одну в беседке, но вскоре вернулся и принес корзинку с легким завтраком, который подал ей сам. Молодой человек совершенно явно не желал, чтобы этот приятный tete-a-tete был нарушен слугами.

– Вы разрешите мне курить? – спросил он.

– Ну конечно, сэр.

Сквозь клубы дыма, наполнившие палатку, он наблюдал, как она мило и непринужденно ест, а Тэсс Дарбейфилд, с наивной радостью посматривая на розы, приколотые к платью, не догадывалась, что за синей наркотической дымкой восседает «трагический злодей» ее драмы – тот, кому суждено стать кроваво-красным лучом в спектре ее молодой жизни. Тэсс обладала одной особенностью, которая в эту минуту была для нее опасна, – ведь недаром Алек д'Эрбервилль и не спускал с нее глаз. Фигура Тэсс была чуть пышнее, чем полагалось бы по ее возрасту, и поэтому она казалась старше своих лет – скорее женщиной, чем девушкой. Свою фигуру Тэсс унаследовала от матери, не унаследовав ее характера. Порой Тэсс смущала эта ранняя зрелость, но подруги успокоили ее, сказав, что время излечивает подобные недостатки.

Вскоре завтрак был съеден.

– Ну, теперь мне пора домой, сэр, – сказала она, вставая.

– А как вас зовут? – спросил он, когда они шли по аллее и дом уже скрылся из виду.

– В Марлоте меня называют Тэсс Дарбейфилд.

– И вы говорите, что ваши родители потеряли лошадь?

– Я убила ее! – ответила она, и глаза ее наполнились слезами, когда она рассказала о смерти Принца. – Я не знаю, как теперь помочь отцу.

– Нужно подумать, не могу ли я что-нибудь для вас сделать. Моя мать должна найти для вас место. Но только, Тэсс, никаких глупостей о «д'Эрбервилль…». Дарбейфилд – и только. Это совсем другая фамилия.

– Лучшей я и не хочу, сэр, – ответила она с достоинством.

На секунду, только на секунду, когда они подошли к повороту аллеи, скрытому между высокими рододендронами и лаврами, и вдали еще не показалась сторожка, он наклонился к ней, словно… Но нет! Он передумал и отпустил ее.

Так это началось. Осознай Тэсс значение этой встречи, она могла бы спросить, почему обречена была она в тот день привлечь жадный взгляд дурного человека, а не того, кто был благороден и добродетелен настолько, насколько может быть благороден и добродетелен человек; но для того, другого, она была лишь преходящим, полузабытым воспоминанием.

Быть может, план всего сущего задуман и хорошо, но выполняется он плохо: редко на зов приходит нужный человек, и суженый является слишком поздно. Природа не часто говорит «смотри!» бедному своему созданию в час, когда увидеть – значит найти счастье, и отвечает «здесь!» на крик человеческий «где?», когда игра в прятки успеет прискучить и надоесть.

Мы можем задавать вопрос, будут ли на высшей ступени человеческого прогресса стерты эти анахронизмы благодаря более тонкой интуиции, более совершенному действию социального механизма, который швыряет нас ныне из стороны в сторону, – но такое совершенство нельзя, ни предсказывать, ни даже мыслить как возможное. Достаточно того, что в данном случае, как и в миллионах других, две половины совершенного целого не встретились в должный момент, – обе они глупейшим образом блуждали по земле, пока не стало слишком поздно. В результате этого досадного промедления возникли потрясения, тревога, разочарования, несчастья, катастрофы – короче, то, что составляет нашу историю.

Вернувшись в беседку, д'Эрбервилль уселся верхом на стул и задумался о чем-то приятном; потом он громко расхохотался.

– Черт побери! Ну и потеха! Ха-ха-ха! А девушка премиленькая!

Перевод Александры Кривцовой

Вопросы:

Соблазнение невинной девушки фатом и ловеласом – один из самых распространенных мотивов европейской традиции. Каковы специфические черты образа Алека?

Вспомните другие эпизоды романа, в которых действует Алек д’Эрбервилль. Какую роль он сыграл в судьбе Тэсс? Каковы мотивы его поступков? Зачем он становится священником и почему оставляет это ремесло? Почему и зачем преследует Тэсс? Достаточны ли психологические объяснения поведения Алека?

Какие библейские ассоциации возникают по поводу этой сцены?

Подумайте о кинематографическом воплощении образа Алека (Ли Лоусон) в фильме Романа Полански «Тэсс» (1979).

 

Текст 2. На ферме Крика

20

Лето было в разгаре. Новые цветы, листья, соловьи, зяблики, дрозды разместились там, где всего год назад обитали другие недолговечные создания, в то время как эти были еще зародышами или частицами неорганического мира. Под лучами солнца наливались почки, вытягивались стебли, бесшумными потоками поднимался сок в деревьях, раскрывались лепестки и невидимыми водопадами и струйками растекались ароматы.

Жизнь работников и работниц фермера Крика текла беспечально, мирно, даже весело. Пожалуй, социальное их положение было самым счастливым, ибо они находились выше черты, у которой кончается нужда, и ниже той, где условности начинают сковывать естественные чувства, а погоня за пошловатой модой превращает довольство в скудость.

Так протекали дни, те дни, когда листва особенно обильна и кажется, будто природа преследует одну цель – выращивать растения. Тэсс и Клэр бессознательно изучали друг друга, неизменно балансируя на грани страсти, но, по-видимому, не переступая ее. И, подчиняясь непреложному закону, стремились к одной и той же цели, подобно двум ручьям, текущим в одной долине.

Никогда Тэсс не была так счастлива, как теперь, и, быть может, ей не было суждено еще раз пережить такие же счастливые дни. В этой новой обстановке она чувствовала себя и физически и духовно на своем месте. Молодое деревце, пустившее корни в ядовитую почву, где упало семя, было пересажено на более плодородную землю. Кроме того, и она и Клэр до сих пор еще занимали позицию между простым влечением и любовью; здесь не было места глубоким волнениям, не было рефлексии с ее надоедливыми вопросами: «Куда увлекает меня этот новый поток? Какое значение имеет он для моего будущего? В какой связи находится он с моим прошлым?»

Для Энджела Клэра Тэсс пока была лишь отражением идеала, розовой теплой тенью, которая еще не завладела его сознанием. И он разрешал себе думать о ней, полагая, что интерес его является не больше чем интересом философа, созерцающего крайне оригинальную и самобытную представительницу женского пола.

Встречались они постоянно, иначе и быть не могло.

Встречались ежедневно в странный и торжественный предутренний час, в лиловых или розовых лучах рассвета, – ибо здесь нужно было вставать рано, очень рано. Коров доили ни свет ни заря, а перед этим, в начале четвертого, снимали сливки с молока. Обычно тот, кто первым просыпался от звона будильника, должен был будить остальных. Тэсс поступила на мызу последней, а к тому же вскоре обнаружилось, что на нее можно положиться – она не проспит, как это случалось с другими, – а потому эта обязанность все чаще выпадала на ее долю. Как только в три часа кончал дребезжать будильник, она выходила из своей комнаты и бежала к двери хозяина, затем поднималась по лестнице на мезонин к Энджелу и окликала его громким шепотом, после чего будила своих подруг. К тому времени как Тэсс успевала одеться, Клэр уже спускался вниз и выходил в свежую утреннюю прохладу. Остальные работницы и работники старались поваляться в постели подольше и появлялись через четверть часа.

Серые полутона рассвета непохожи на серые вечерние сумерки, хотя краски как будто одни и те же. На восходе солнца свет кажется активным, а тьма пассивна, тогда как вечером активен нарастающий мрак, а свет дремотно пассивен.

И вот, потому что эти двое так часто – и не всегда, быть может, случайно – вставали первыми на ферме, им начинало казаться, что во всем мире пробуждались от сна они первые. В начале своего пребывания на мызе Тэсс, одевшись, не снимала сливок с молока и тотчас же выходила во двор, где Клэр обычно ее поджидал. Открытый луг залит был призрачным туманным светом, который внушал им чувство оторванности ото всех, словно они были Адамом и Евой. В этом тусклом свете зарождающегося дня Тэсс казалась Клэру существом совершенным и духовно и физически, наделенным чуть ли не царственным могуществом, – быть может, потому, что в пределах его кругозора вряд ли хоть одна женщина, столь же одаренная, как Тэсс, выходила из дому в такую раннюю пору; да и во всей Англии мало нашлось бы таких женщин. Красивые женщины обычно спят в летнюю утреннюю пору. Тэсс была подле него, а остальные просто не существовали.

Рассеянный странный свет, который окутывал их, когда они шли рядом к тому месту, где лежали коровы, часто заставлял его думать о часе воскресенья. Ему и в голову не приходило, что подле него, быть может, идет Магдалина. Все кругом было окутано серыми тенями, и лицо его спутницы, притягивавшее его взгляд, поднималось над туманной мглой, словно светясь фосфорическим светом. Она казалась призрачным бесплотным духом – такой делали ее падавшие с северо-востока холодные лучи загорающегося дня. Его лицо, хотя он этого и не подозревал, производило на нее то же впечатление.

И в этот час, как было уже сказано, он сильнее всего ощущал ее странное очарование. Больше не была она доильщицей, но воплощением женственности. Полушутя называл он ее Артемидой, Деметрой и другими причудливыми именами, которые ей не нравились, потому что она их не понимала.

– Зовите меня Тэсс, – говорила она обиженно, и он повиновался.

Светало, и тогда она снова превращалась в женщину; лицо богини, которая может даровать блаженство, становилось лицом женщины, блаженства жаждущей.

В эти часы, когда люди еще спят, им случалось подходить совсем близко к водяным птицам. Из зарослей на границе луга, куда они ходили гулять, вылетали цапли, поднимая оглушительный шум, который напоминал стук распахивающихся дверей и ставней, либо, застигнутые врасплох, смело оставались стоять в воде и, следя за проходившей парой, медленно и бесстрастно повертывали головы, словно марионетки, приводимые в движение часовым механизмом.

Они видели пласты легкого летнего тумана над лугами – пушистые, ровные и тонкие, как покрывало. На траве, седой от росы, виднелись островки там, где ночью лежал скот, – темно-зеленые сухие островки величиной с коровью тушу, разбросанные в океане росы. От каждого островка вилась темная тропинка, проложенная коровой, которая, покинув место ночлега, ушла пастись, – и они находили ее в конце этой тропинки. Узнав их, корова фыркала, и у ее ноздрей клубилось в тумане облачко пара. Тогда гнали они коров на мызу, а иногда доили их тут же.

Случалось, что летний туман сгущался, и луга походили на белое море, над которым, словно грозные скалы, поднимались отдельные деревья. Птицы взмывали над ним, вырываясь к свету, и парили в воздухе, греясь на солнце, либо садились на мокрые, сверкавшие; как стеклянные прутья, перекладины изгороди, пересекавшей луг. Туман оседал крохотными алмазами на ресницах Тэсс и мелким жемчугом осыпал ее волосы. Когда разгорался день, солнечный и банальный, роса испарялась, Тэсс теряла свою странную, эфирную прелесть, ее зубы и глаза блестели в лучах солнца, и снова она была лишь ослепительно красивой доильщицей, у которой могли найтись соперницы среди других женщин.

В это время раздавался голос фермера Крика, который распекал за поздний приход работниц, живших не на мызе, и бранил старую Дебору Файэндер за то, что та не моет рук.

– Ради бога, Деб, подставь руки под насос. Ей-богу, если бы лондонцы знали, какая ты грязнуха, они бы покупали масла и молока еще меньше, чем теперь, а это не так-то просто.

Кончали доить коров, и тут Тэсс, Клэр и все остальные слышали, как миссис Крик отодвигает в кухне тяжелый стол от стены; – эта процедура неизменно предшествовала каждой трапезе; после завтрака раздавался снова тот же отчаянный скрип, когда стол водворяли на прежнее место.

Перевод Александры Кривцовой

Вопросы:

Какое место занимают в романе картины сельского труда? Какие исторические процессы нашли отражение в романе? Вспомните описание поместья д’Эрбервиллей в 5 главе, описание работы механической молотилки на ферме Флинтком-Эш в 47 главе. Как относится Гарди к изменениям в жизни деревни, связанным с модернизацией и индустриализацией?

Какие авторы, отечественные или зарубежные, разделяют в той или иной степени его взгляды?

 

Вспомните определение и основные черты жанра идиллии. Что такое идиллический хронотоп? В каких произведениях литературы нового времени воспроизводятся черты идиллического хронотопа?

Идеализирует ли Гарди крестьян и крестьянскую жизнь?

Тэсс и Энджел кажутся себе Адамом и Евой; Энджел называет ее Артемидой, Деметрой, язычницей. Вспомните другие отсылки к Библии и к античной мифологии в романе Гарди. Как соотносятся между собой античные и библейские ассоциации?

Возвращаясь в Тэлботейс после поездки к родителям, Энджел видит Тэсс (гл. 27). Прокомментируйте фрагмент:

Она не слышала, как Клэр вошел, и не сразу его заметила. Она зевала, и он видел ее открытый рот, красный, как у змеи. Одну руку она высоко подняла над туго скрученным узлом волос, и там, где кончался загар, он увидел белую атласную кожу. Лицо ее разрумянилось после сна, глаза были полузакрыты. Жизнь била в ней через край. Это было одно из тех мгновений, когда душа женщины полнее, чем когда-либо, облекается в плоть, когда самая одухотворенная красота становится плотской и чувственной.

Какое место в романе занимают вопросы религии? Как изображены священнослужители? Обратите внимание на образы родителей и братьев Энджела, на эпизод крещения ребенка Тэсс, на роль персонажа, пишущего где попало мрачные изречения из Библии. Уточните свои представления об английской церкви. Как в европейском протестантизме решается вопрос о предопределении?

 


Дата добавления: 2019-11-25; просмотров: 210; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!