От моды к моде : содержание и природа модных изменений 5 страница



Как уже отмечалось, исторически мода выросла из обычая, и еще Адам Смит сравнивал эти два регулятора между собой. Но наиболь­шее значение сравнительному анализу моды и обычая придавал уже упоминавшийся французский социолог и социальный психолог Габ­риэль Тард, высказавший ряд глубоких и тонких замечаний относи­тельно соотношения этих двух явлений4. Любопытно, что в теории

1 Маркс К. Формы, предшествующие капиталистическому производству //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. — Т. 46, ч. 1. — С. 475. Подробнее о катего­рии «Gemeinwesen» см.: Давыдов Ю. Н. Социологическое содержание катего­рии «Gemeinwesen» в работах К. Маркса // Социологические исследования,1983. - № 4.

2 Tonnies F. Gemeinschaft und Gesellschaft. — В., 1926.

3 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. — М., 1996.

4 Тард Г. Законы подражания. — СПб., 1892. — С. 242-244.

37

Тарда не подражание составляет механизм усвоения и распростране­ния обычая и моды, как это принято считать, а, наоборот, обычай и мода суть сменяющие друг друга средства и формы подражания. Объясня­ется это тем, что французский ученый считал подражание основным социальным процессом, имеющим универсальное значение.

Термин «обычай» нередко отождествляется с терминами «традиция» и «обряд» («ритуал»). Однако если стремиться к точности в термино­логии, то важно иметь в виду, что мы имеем здесь дело с различными понятиями. Традиция охватывает гораздо больший круг социальных явлений, в той или иной мере она распространяется на все общества и области социальной жизни. Сфера же действия обычая гораздо уже: он составляет лишь наиболее жесткую и неуклонную реализацию тра­диционных предписаний.

Ритуал — это разновидность обычая, выступающая только как символическое выражение определенных социальных отношений'. Но помимо этих «ритуальных» обычаев существуют и такие, которые служат средством практического использования и преобразования различных объектов. В целом символическое («ритуальное») и ути­литарно-практическое начала в обычае тесно переплетаются между собой.

С точки зрения социологии обычай представляет собой социально унаследованный стереотипный способ поведения, который постоян­но воспроизводится в определенном обществе или социальной группе и является привычным для их членов2.

Обычай выполняет ряд важных социальных функций:

♦ служит средством приобщения индивидов к определенному со­циальному и культурному опыту (функция социализации);

♦ передает этот опыт от поколения к поколению в рамках общества или группы (функция трансляции культуры);

♦ регламентирует поведение индивидов (функция социального кон­троля);

♦ поддерживает социальную и внутригрупповую сплоченность (функция социальной интеграции);

1 Дробницкий О., Левада Ю. Обычай. Ритуал // Философская энциклопе­дия. - М., 1967. Т. 4. - С. 126-127; 512-513;

2 Гофман А. Б., Левкович В. П. Обычай как форма социальной регуляции //Советская этнография, 1973. — № 1. — С. 14-20.

38

♦ освящает социальные отношения и различные ооъекты, как ре­альные, так и воображаемые (функция сакрализации)1.

В роли обычаев могут выступать нравственные нормы, производ­ственные навыки, религиозные обряды, гражданские праздники и т. д.

Что общего между обычаем и модой? Прежде всего, это, конечно, их регулятивная роль, тот факт, что для соответствующих типов обще­ства они выступают как механизмы социальной регуляции поведения. И обычай, и мода представляют собой некие способы, правила пове­дения, желаемые (социальные ценности), с одной стороны, обязатель­ные (социальные нормы) — с другой.

Ценностно-нормативная природа обоих этих регуляторов обуслов­ливает и такое их свойство, как общепринятость. Правда, в обычае эта общепринятость является повсеместной, охватывающей всех членов общества (группы) одновременно, а в моде — неполной и неодновремен­ной, поскольку в каждый данный момент к определенному модному стандарту подключена только часть участников моды. И в обычае, и в моде нередко имеет место высокая степень интериоризации, «овнут-рения» социальных норм и ценностей, которые вследствие этого не ощущаются индивидами как нечто внешнее, чуждое и давящее2.

Таким же образом и пресловутая «тирания» моды ощущается обыч­но как тирания кем угодно, только не теми, кто находится под ее властью.

Как обычай, так и мода в той или иной мере порождают стандарт­ный, стереотипный характер культурных образцов.

И все же между обычаем и модой больше различий, чем сходств. Если в моде одна из главных ценностей — современность, то в обычае, который по определению воспринят у предыдущих поколений, глав­ное — это прошлое. Отсюда распространенный мотив поведения в тра­диционных обществах, часто фиксируемый этнографами: «Наши пред­ки всегда так поступали». Заветы предков, реальных и мифических, служат постоянным ориентиром и эталоном для традиционного пове­дения, асоциальный контроль осуществляется как бы из прошлого.

1 Подробнее об этом см.: Гофман А. Б., Лечкович В. П. Обычай как формасоциальной регуляции // Советская этнография, 1973. — № 1. — С. 14-20.

2 Характерно в этой связи высказывание одною старого индейца: «В старинуне было никакого закона; каждый делал то, что было правильно» ( Kluvkhohn С.Mirror for Man. — N. Y.; Toronto, 1949. — P. 29). Таким же образом и преслову­тая «тирания» моды ощущается обычно как тирания кем угодно, только нетеми, кто находится под ее властью.

39

В отличие от моды в прошлое переносится бремя выбора и ответствен­ности за те или иные акты и эталоны поведения. Отсюда же и ведущая роль старшего поколения, распространенность геронтократии в тра­диционных обществах; ведь старики — живое воплощение прошлого и образец для будущего. Такое положение также контрастирует с ре­гуляцией посредством моды, при которой важную роль в формирова­нии и распространении культурных образцов играет молодежь.

Из предыдущих различий вытекает различие, связанное с отноше­нием к инновациям. Если в моде происходит постоянная смена куль­турных образцов (хотя изменения не обязательно носят радикальный характер), то обычаю, как уже отмечалось, свойственно отрицатель­ное отношение к инновациям. В моде, подчеркнем еще раз, вследствие смены модных стандартов время носит прерывный, дискретный харак­тер. В обычае, наоборот, время непрерывно, континуально, так как культурный образец, выступающий как канон, постоянно воспроиз­водится в неизменном виде.

Временные различия дополняются пространственными (речь идет, разумеется, о социокультурных понятиях пространства и времени). Ценности универсальности (диффузности), присущей моде, проти­востоит ценность социокультурной замкнутости, присущей обычаю. Отсюда резкое и однозначное противопоставление понятий «мы» и «они », «свое» и «чужое» при регуляции по­средством обычая и нечеткость такого противопоставления при регуляции модой1.

К традиционному типу, основанно­му на регуляции обычаем, относится множество обществ, существовавших и существующих на земле. Это прежде всего так называемые «первобытные» общества (обозначаемые в науке так­же как «примитивные», «доистори­ческие», «нецивилизованные» и т. п.).

' Существующие формы групповой идентификации в моде, например, в мо­лодежных группах, носят чаще всего изменчивый и игровой характер. Грани­цы «мы» постоянно размываются вследствие рассматриваемой ниже функ­ции нивелирования, присущей моде.

40

Так, например, американский исследователь Ф. Кэшинг, долгое время изучавший индейцев зуньн и усыновленный племенем, подчеркивал у них чрезвычайную устойчивость предметных форм вплоть до мель­чайших деталей орнамента. Домашняя утварь, лук, стрелы, дубины и прочее оружие воспроизводятся и используются но тем канонам, которые были завещаны предками. Индейцы Британской Гвианы, как свидетельствовал этнограф Бернау, «обнаруживают поразительную ловкость в изготовлении некоторых предметов; они, однако, никогда их не улучшают. Они делают их точно так же, как делали их предки до них» '. Обобщая эти и подобные факты, известный французский уче­ный Л. Леви-Брюль писал: «Самое незначительное на вид новшество открывает доступ опасностям, оно может развязать враждебные силы, вызвать гибель самого новатора и тех, кто с ним связан»2.

А как обстояло дело в античных обществах? Идея прогресса им по­чти неведома. Напротив, известно, что мировоззрение древних греков было пронизано идеей регресса. Так, поэт Гесиод (V111-V11 вв. до н. з.) представил эту идею в виде последовательной смены веков: золотого, серебряного, медного, героического и железного. Вот почему воспева­ет он «светлое прошлое», на которое необходимо равняться: В прежнее время людей племена па земле обитали, Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы, Ми вредоносных болезней, погибель несущих для смертных.

(Труды и дни, 90-92. Пер. В. В. Вересаева)

1 Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. — М.; Л., 1930. — С. 24.

2 Там же. Следует отметить, что этнографы и историки, занимающиеся кон­кретным исследованием «первобытных» обществ, часто и справедливо под­черкивали неадекватность представлений об их неподвижности, так же, впро­чем, как и об их замкнутости и полном поглощении коллективом сознанияи воли индивидов. Справедливо отмечая схематизм подобных воззрений, этиисследователи не смогли, однако, поколебать общую адекватность самой схе­мы. Разумеется, исторический материал всегда богаче тех общих понятий,в которые хотят его заключить, и совершенно неподвижных обществ не быва­ет. К тому же, в названных обществах существуют циклические изменения,связанные с природными циклами, сменой времен юла и т. п. «Неподвиж­ность» ату необходимо понимать в определенной системе координат, в соот­несении с другими, более подвижными обществами. Когда мы говорим, чтонекий предмет находится справа, то мы подразумеваем тем самым, что он на­ходится справа от другого предмета; это отнюдь не мешает ему располагатьсяслева от предмета, расположенного правее его.

41

Эта особенность эллинского мировоззрения обусловила канониче­ский характер ремесла и искусства древних греков. В общем анало­гичную картину мы обнаруживаем и в Древнем Риме. У Горация чи­таем:

Чего не портит пагубный бег времен? Ведь хуже дедов наши родители, Мы хуже их, а паши будут Дети и внуки еще порочней.

(Гораций. Оды. Ill, 6, 46-49. Пер. 11. Шатериикова)

Подводя итог рассмотрению подоб­ных представлений древних, историк Г. С. Клаве подчеркивает, что в антич­ности, и в частности в Древнем Риме, развитие «выражалось главным обра­зом не в росте производства, а в росте обмена и денег, общество же, в основе своей живущее землей и ее плодами, не могло поглотить эти деньги, обратить их на усложнение производства, на про­мышленность, науку и технику, на са­моразвитие. В глубинах оно оставалось тем же примитивным аграрным орга­низмом, выше всего ценившим свою

неизменность и свое прошлое, на них ориентировавшим свои нормы и ценности...»'.

Очевидно, что в таких условиях ни в античности, ни тем более в пер­вобытных обществах о моде как таковой говорить не приходится. Так же обстояло дело и в средневековой Европе, где власть обычая рас­пространялась на методы изготовления ремесленных изделий, на спо­собы обработки земли, на взаимоотношения сеньора и вассала, масте­ра и подмастерья, на религиозную практику, отдых и т.д. «...Обычай казался предосудительным главным образом тогда, когда он был до­статочно молод. Идет ли речь о какой-нибудь реформе церкви или о процессе между сеньорами — соседями, авторитет прошлого мог быть поколеблен, только если ему противопоставляли еще более почтенное прошлое», — писал известный французский историк М. Блок2.

' Кпабе Г. С. Древний Рим — история и повседневность. — М., 198G. — С. 23. 2 Блок М. Апология Истории, или Ремесло Историка. — М., 1986. — С. МЛ.

42

Труд ремесленника был направлен в конечном счете на точное, ча­сто виртуозное, копирование традиционного канонического эталона, которому приписывалось божественное происхождение. «...Множество различных, но однотипных вещей являют собой как бы пирамиду; на ее вершине — вещь, имеющая образцовую форму, которая совпадает с божественной идеей. Задача мастера — максимально точно воспро­извести божественный первообразен, степенью приближения к нему и определяется его мастерство» '.

Одежда в средневековой Европе почти не изменялась на протяже­нии столетии. До XII в. европейский костюм оставался, по существу, галло-римским: хитоны до пят у женщин и до колен у мужчин2. Есте­ственно, абсолютной неподвижности быть не могло, поэтому какие-то незначительные изменения в костюме в конце концов все же происхо­дили, например, удлинение мужской одежды в XII в. В этом случае они вызывали резкую критику на уровне идеологии и возмущение на уров­не психологии. В известном смысле критика моды возникла раньше самой моды. Так, нормандский хронист Ордерик Виталий (1075-1142) сокрушался по поводу «безумств моды» в его время: «Старый обычай почти полностью потрясен новыми выдумками»5.

Дальнейшая очень медленная эволюция европейского костюма, в сущности единого в своих базовых чертах, состояла в постепенном формировании национальных, точнее, региональных костюмов. Это от­носительное и неподвижное разнообразие европейского костюма со­хранялось в целом до XIX в. Оно, правда, нарушалось, особенно начи­ная с XVIII в., постоянными заимствованиями и изменениями в одежде высших слоев: знати и богатеющей буржуазии, ибо одежда последних все в большем! степени выходила из-под контроля обычая и попадала иод власть моды. Но эти слои составляли незначительное меньшин­ство, которому основная масса не имела ни возможности, ни желания подражать. Подавляющее большинство населения продолжало жить и одеваться так, как завещали предки, т. с. по обычаю. От старших по­колении наследовались не только стиль, материал, методы создания одежды, но и сама одежда, служившая потомкам до полного физиче-

' Хариттювич Д. Э. Средневековый мастер и его представления о вещи //' Художественный язык средневековья. — М., 1982. - С. 35.

2 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XV11I вв. — Т. 1. Структуры повседневности-. Возможное и невозможное. -М., 1986. - С, 338-339.

'Там же. -С. 339.

43

ского износа и не знавшая износа морального. Этим подавляющим большинством, составляющим еще в XVIII в. в некоторых странах до 90 % населения, было крестьянство, класс, жизнедеятельность которо­го базируется на обычае.

Еще в большей мере, чем на одежду, власть обычая распространялась на до­машнюю утварь и, конечно, на сам дом. И здесь тоже дело обстояло так вплоть до XIX в.1

По словам Ф. Броделя, «всякий дом строился или перестраивался по тради­ционным образцам. Здесь сила преце­дента ощущалась более, чем где бы то ни было»2.

Но если мода в начале нового време­ни начинает влиять на некоторые фраг­менты и высшие слои европейских об­ществ, то страны Востока и в это время

продолжают целиком жить под властью обычая. Так было в Индии, Японии, Китае, Турции и во многих других странах Азии и Афри­ки. Одежда, не говоря уже о более консервативных элементах куль­туры, подчинена обычаю и свободна от влияния моды. Дипломат и во­стоковед Мураджа д'Оссон (1740-1807) в своей «Общей картине Оттоманской империи» свидетельствовал: «Моды, кои суть тиран европейских женщин, почти не волнуют сей иол на Востоке: там почти всегда одна и та же прическа, тот же покрой одежды, тот же вид ткани» •'.

Итак, ведущая роль обычая как механизма социальной регуляции неразрывно связана с монотонностью социальной жизни, стабильно­стью ее внешних и внутренних условий, неразвитостью контактов с дру­гими культурами. В результате ряда социально-экономических, по­литических и культурных процессов, отчасти рассмотренных выше,

1 Речь идет, конечно, не столько о выдающихся архитектурных творениях,сколько о «массовой жилой застройке» того времени, которая с точки зренияповседневности, «быта», важнее шедевров.

2 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. — Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. — М..1986. - С. 286.

3 Там же. — С. 334.

44

господство обычая в европейских обществах Х1Х-ХХ вв. оказалось в значительной мере подорванным. Речь идет о таких процессах, как резкий сдвиг в производительных силах, технологические новшества, революционные изменения в общественных отношениях, усиление со­циальной мобильности, расширение контактов между различными культурами, секуляризация социальной жизни, развитие и распрост­ранение научных знаний. В этих условиях обычаи из функционально­го превращается в дисфункциональный элемент культуры.

2. Обычай и мода в современных обществах

На смену обычаю в качестве регулятора многих сторон повседнев­ной жизнедеятельности приходит мода. Очевидно, однако, что для выполнения функций, жизненно важных для социального организма, моды отнюдь не достаточно. Необходим гораздо более мощный, чем мода, регулятивный механизм, способный обеспечивать целостность, преемственность и изменения в современных социальных системах. И в то же время он должен быть более гибким, подвижным и универ­сальным, чем обычай. Таким механизмом является социальный ин­ститут. Именно он в современных обществах выступает в качестве глав­ного заменителя обычая.

Правда, социальные институты, подобно моде, исторически также возникают из обычая, и многие из них носят традиционный характер. Этнографы нередко сами обычаи рассматривают как социальные ин­ституты, например институты родства, наследования и т. п. К тому же существует множество переходных форм между обычаями и институ­тами, к примеру нормы так называемого обычного права: обычаи, юри­дически оформленные, кодифицированные и систематизированные (скажем, индийские «Законы Ману», «Салическая правда» у древних германцев или «Русская правда» у древних славян).

И тем не менее социальный институт в развитой форме существен­но отличается от обычая. В отличие от обычая, детально регламенти­рующего поведение, институт содержит лишь общие социальные рам­ки поведения индивидов, затрагивает только главные его элементы. Если обычай — это способ поведения, то институт — скорее его усло­вие. Институциональные нормы в значительной мере формализова­ны, объективированы, воплощены в культуре особыми средствами, тогда как обычай опирается только на практическое воспроизведение и существует лишь постольку, поскольку ему следуют в обществе или группе (так происходит, например, в фольклоре, основанном на уст-

45

ной традиции). Институты возникают и функционируют тогда, когда происходит дифференциация социальной жизни на отдельные сфе­ры (экономику, политику, образование и т. п.), а родовые связи отступают на второй план. Большое зна­чение в процессе перехода к ре­гуляции социальными инсти­тутами имеет автономизацпя личности, ее выделение из пер­вобытного коллектива, из со­словия или касты. Социаль­ные институты нередко связаны с функционированием больших организаций.


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 121; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!