Счастье не в деньгах, а в способе, которым они заработаны?
Итак, моё творчество здесь не пригодилось. Степанова обещала сначала включить меня в новогоднюю программу, потом - на двадцать третье февраля, потом - на восьмое марта, а потом я понял, что не нужно больше ей звонить, придавая своему голосу спокойное безразличие.
Здравствуйте Андрей. Мы прочитали ваши произведения. Хорошо. Надеемся вас пустить первого апреля...
Какого года? - Спрашиваю я, складывая в кейс журналы.
Хи-хи-хи... Вы подумайте, что бы вы смогли прочитать.
"Ну-ну. Сказала бы прямо - забирай свои опусы и катись! Это ты должна была подумать, у тебя же всё лежало два с лишним месяца..."
Хорошо. Я подумаю. До свидания.
До свидания. Заходите к нам...
Если тебе не удалось прошибить лбом стену, значит, эта стена слишком твердолобая, - сказал я Серёге в коридоре.
Чё такое?
Э... Пошли.
Пока мы спускались с пятого этажа, мозг решал простенькую логическую задачку - почему меня, всесоюзного автора-юмориста с десятками миллионов читателей, оттолкнуло местное телевидение? Или это личная инициатива Степановой? Наверное, нужно было пойти к её начальн6ице Остроградской, которая обо мне, вероятно, и не слышала. Но нет у меня такого таланта - себя продвигать. И не двигает меня ни КГБ, ни высокопоставленные родственники. В отличие от всех этих редакторш и редакторов...
Буквально перед самым увольнением я несколько дней работал именно в сорок девятой комнате в редакции "Радуга" - полностью менял сгоревшую внутри, в стене проводку. Повозился я там порядочно. Пришлось кое-где вскрывать потолок. Протянул пятьдесят метров кабеля от щита в коридоре. В общем, работал, лазил по стремянке, в чёрном халате, руки в извести и пыли...
|
|
|
Сорок девятая ко мне привыкла и перестала замечать. Они курили сигареты, гоняли чаи, говорили о чём угодно почти без ограничений на моё присутствие. Степанова - молодая брюнетка лет двадцати семи, приходила и с утра на столе складывала руки, на них - голову, и так некоторое время отдыхала, очевидно, после бурной ночи... Ей постоянно звонила Остроградская. Степанова брала трубку, дакала, агакала, а потом кривилась и сообщала остальным: - Мадам контролирует...
И после всего этого я притащил журналы с миллионными тиражами и собственными юмористическими шедеврами.
Они сначала не поняли, думали - опять пришёл "свет делать". Затем, смеялись и лишь Степанова озабоченно спросила: - А как же мы вас зрителям представим?
Видно, она никак не могла осознать, что вот этот работяга, только что делавший у них "свет", оказался всесоюзным автором-юмористом с миллионами читателей и его нужно показывать по телевидению.
|
|
|
Так ли всё обстояло на самом деле или во мне возмущалось обострённое, вследствие отсутствия высшего образования, самолюбие? Ведь вся моя жизнь проходила на самом дне и никто за мой талант, размноженный многими тиражными миллионами, не предложил порядочной работы...
Сколько раз я слышал от людей, прочитавших мою фамилию в газете или журнале: "А что ты заканчивал?"
Велика же вера людей в дипломированное образование! Как будто где-то можно обучить писать афоризмы, рассказы, романы... Или по формулам научить ощущать прекрасное и безобразное.
Мы вынырнули из аквариума фойе телецентра. День вовсю благоухал солнцем, морозцем и слепящим, не успевшим почернеть снегом.
Сядем, подумаем минуту, как жить дальше? - Предлагаю я Серёге.
Мы усаживаемся на скамейку, я открываю кейс, аккуратно укладываю журналы, показываю Серёге материал на брюки, а сам всматриваюсь в небольшой заснеженный холмик. Вот-вот должна сработать в организме защита, прикрыть от стресса, от неудачи - ведь я всё-таки надеялся на телевидение, на признание в своём городе... И я интуитивно жду включения своего природного реле-защиты. И память действительно предлагает сюжет - тонкую аллегорию?
|
|
|
Этот холмик - цветочная клумба. Летом, в такие же солнечные сверкающие, но тёплые дни, я иногда выкраивал несколько минут для "перекура" и сидел здесь на скамейке перед клумбой. И однажды взгляд, обычно рассеяный и скользящий мимо, вдруг задержался на этом одном из немногих оазисов в каменной пустыне города.
Я смотрел и смотрел на простенькие, непородистые, покачивающиеся от лёгкого ветерка головки цветов, и как будто видел их впервые. Как будто только что на свет появился. И само слово "цветы" зазвучало в моей голове вдруг странно и необычно. "Цветы... Цветы..." - Повторял я мысленно. "Зачем они? Для чего? Какая с них польза? Но они, оказывается, нужны... Так нужны!"
Удивительно близко перед глазами оказались бордовые лепестки гвоздик и крохотные синие фиалки, и голубенькие васильки... Может, по науке, они совсем и не так назывались, но для это было неважно, я видел сейчас лишь их цветочную сущность, их непонятную сверх красоту, их смысл земной. Они как будто проникали и проникали в меня. И мне показалось, что и цветы точно также созерцают меня и сливаются со мной. Подскочил воробей и ещё более странная, детская мысль пришла: "Не было бы этого воробья и не было бы меня и всего вокруг, самой Земли, Вселенной..."
|
|
|
Я сидел поражённый и чувствовал, что только что понял нечто очень простое и очень сложное. Как будто побывал за пределами границ человеческого и очистился, получил от природы силы и вдохновение для дальнейшей жизни.
И сейчас, зимой, память вернула меня в те летние мгновения, и я тут же забыл и Степанову, и своё озлоблённое разочарование. День вновь показался большим, наполненным, многообещающим.
Серёга, будущий историк, воспользовался паузой и вовсю тарахтел про Турцию. Два года назад любимой страной у него был Иран, сейчас - Турция. Осенью он купил кепку из чёрного искусственного меха - такие носят только пенсионеры, и спрашивал - похож он на турка? Серёга знает о Турции, наверное, больше, чем сами турки. Зато не сдал зачёт по английскому и завалил экзамен по логике.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!