Восток и Запад: встреча на Днепре 19 страница



Лидеры украинского движения сочли это предательством, ведь Габсбурги наплевали на их лояльность и одарили мятежные народы. Компромисс 1867 года похоронил ведущую роль грекокатолического клира и старорусинство. Резко возросло влияние русофильства, чьи проповедники, включая отца Ивана Наумóвича, доказывали, что империя отплатила русинам черной неблагодарностью и для отпора полонизации надо переменить отношение к Вене. Наумович критиковал идею построения отдельной русинской нации. Сами по себе коренные жители Галичины не могли сдержать политическую и культурную агрессию Польши. Москвофилы доказывали, что русины – это малороссы, часть общерусской нации, и что ее литературный язык они способны выучить за какой-то час, ведь язык Пушкина “возник в Южной Руси и только усовершенствован великоруссами” (по словам Головацкого). На деле это было куда труднее. Плохо владея русским, авторы этого направления писали и говорили “язычием” – хаотичной смесью церковнославянских, украинских и русских слов.

В конце 60-х годов XIX века русофилы взяли верх в большинстве украинских организаций Галичины и Буковины. В Закарпатье какое бы то ни было культурное развитие стало невозможно вследствие агрессивной мадьяризации. Петербург оказывал русофилам денежную помощь, что не могло не насторожить Вену. В 1882 году власти арестовали Наумовича за измену, а именно составление петиции жителей одного села о переводе их прихода из грекокатоличества в православие. Вместе с ним под суд отдали еще ряд лидеров русофильского движения Галичины и Закарпатья. Наумович со товарищи провел несколько месяцев в тюрьме. Позднее он эмигрировал в Россию, и многие последовали его примеру.

Процессом 1882 года гонения на русофилов не ограничились. Если в империи Романовых наказывали тех, кто ставил под сомнение принадлежность украинцев к единой общерусской нации, Габсбурги преследовали ровно за обратное. Репрессии против москвофилов отодвинули их на периферию политической сцены Галичины и дали зеленый свет другой группе активистов. Украинофилы (народовцы) вели свою историю от Маркиана Шашкевича, члена “Руськой Троицы”, не изменившего ее идеалам. Украинофильское движение встало на ноги в 1868 году с основанием общества “Просвіта” (“Просвещение”). Австро-венгерский компромисс убедил народовцев, как и русофилов, что надежды на Вену не оправдались, старорусинская модель нации утратила смысл. Но выход из положения они предлагали совсем иной. Народовцы тоже утверждали, что русины Австрийской империи были частью большой нации, что жила по ту сторону границы, – но не русской, а украинской. Они не находили общего языка с духовенством, традиционным оплотом старорусинов, и рьяно защищали интересы простого народа – отсюда и название.

Галицкие авторы-народовцы не могли не найти общего языка с украинофилами Российской империи. В 1873 году Елизавета Милорадович, родственница гетмана Скоропадского, помогла открыть во Львове Научное общество имени Шевченко. Назвали его в честь поэта, чтобы подчеркнуть общеукраинские задачи этой организации, связи с украинской частью Российской империи. Киевские украинофилы помогли галицким коллегам создать украиноязычную прессу, которую читали и на восток от Збруча. Взаимодействие, интеллектуальная подпитка из “Надднепрянщины” стали ключевым фактором в постепенном вытеснении народовцами русофилов. В середине 1880-х годов они завладели украинскими организациями Буковины. Российская и австрийская ветви украинского движения нуждались в друг друге, получая, каждая по-своему, немалую выгоду от кооперации. Галицкие украинцы радикализовали киевских украинофилов, дав толчок к формированию образа украинской нации вне русского имперского проекта.

Украина вошла в последнее десятилетие XIX века разделенной австро-российской границей, как и на сто лет раньше, после краха Речи Посполитой, – однако и спаянной, благодаря невиданным до той поры явлениям. Это уже не было единство веры, ведь различие православных и униатов сохранилось, а “воссоединение” последних в России с православием в 1839 году превратило этот рубеж и в религиозный. Единство давала новая идея – национальная. Представление о русинах как отдельном грекокатолическом этносе под властью Габсбургов получило импульс в ходе “Весны народов”, но австро-венгерский компромисс 1867 года прозвучал для него похоронным звоном. Тогда же национальное движение на Галичине перестало цепляться за веру. И русофилы, и украинофилы протягивали руку православным братьям в империи Романовых. Оба направления видели в местных русинах и в малороссах по ту сторону Збруча часть одной нации. Спор был только об одном: общерусская либо общеукраинская нация?

В Российской империи украинским активистам не давал покоя тот же вопрос, выбор из тех же двух проектов. Ответ на него предстояло дать новому поколению, вышедшему на политическую сцену России и Австро-Венгрии в конце позапрошлого столетия. Наставала эпоха ускоренного промышленного развития, урбанизации, распространения грамотности и массовых политических движений.

Глава 16
Набирая ход

В 1870 году Джон Хьюз, бизнесмен-валлиец, покинул британский берег во главе флота из восьми кораблей, груженных оборудованием для литья чугуна. Среди пассажиров насчитывалось около сотни опытных шахтеров и металлургов (большинство тоже из Уэльса). Пунктом их назначения были степи в Северном Приазовье, а целью – сооружение завода с полным циклом металлургического производства. Хьюз впоследствии писал: “Когда я начал свое предприятие, то вознамерился обучить российских рабочих, полагаясь на то, что с места они легко не снимутся”. Строительство заняло не один год. С помощью русских и украинских чернорабочих Хьюз (Юз) и его люди возвели не только доменные печи и прокатные станы, но и городок вокруг них. Так возникла Юзовка, нынешний Донецк, еще три года назад – город-миллионник и центр Донбасса.

Хьюз стал пионером новой эпохи в истории Украины. Конец позапрошлого и начало прошлого веков сопровождались кардинальными переменами в экономике и устройстве общества, повышенной географической и социальной мобильностью. Причиной было ускорение индустриализации. Юг и восток Украины переживали стремительную урбанизацию и рост экономики, наплыв рабочих из русской глубинки, составивших костяк промышленного пролетариата. Подобные явления в те времена происходили и в Галиции (где в середине XIX столетия возникает нефтедобыча европейского значения), да и по всей Европе: индустриализация и урбанизация на Украине составляли существенную часть процесса, который изменил ее экономику, общество и политическую жизнь на поколения вперед.

В российскую часть Украины перемены пришли в 1854 году с незваными гостями – экспедиционными силами Великобритании и Франции. Годом прежде началась Крымская война. Поводом к ней послужила ссора Николая I и Наполеона III из-за контроля над палестинскими святынями – на кону было наследие дряхлой Османской империи, которое возбуждало аппетиты великих держав. После долгой осады Севастополя и ряда битв (особенно памятна англичанам Балаклава), повлекших тяжелые потери с обеих сторон, в сентябре 1855 года защитники оставили город. Парижский мир 1856 года отнял у Романовых возможность иметь сколько-нибудь значимый флот на Черном море – угрозу интересам союзников на море Средиземном, – а его главная база лежала в руинах. В исторической памяти русских очень долго была ощутима горечь этого поражения.

Итоги Крымской войны вынудили власть и общество в России погрузиться в самоанализ. Как могла армия, вошедшая в 1814 году в Париж, через сорок лет проиграть битву за полуостров, который империя считала своей окраиной? Смерть изнуренного неудачами Николая I в марте 1855 года, после тридцатилетнего правления, делала перемену курса неминуемой. Александр II дал начало программе масштабных реформ, желая модернизировать всю страну, преодолеть отставание от Запада в экономике и военном деле. В начале войны Россия на Черном море выставила главным образом парусные корабли против британских и французских эскадр, состоявших преимущественно из пароходов. Чтобы не впустить их в бухту Севастополя, флот пришлось там просто затопить. Теперь во что бы то ни стало требовался новый. Острую нужду ощутили в железнодорожном сообщении – именно его нехватка не позволила перебросить войска, боеприпасы и провизию в далекий от имперского центра Крым. Еще обиднее было, что первую колею в Крыму, от Балаклавы до Севастополя, проложили в ходе войны англичане.

Полуостров так можно было и потерять. Власти осознали, что необходимо протянуть рельсы до Севастополя. И решили продать американцам Аляску – самую удаленную колонию, оборонять которую от Великобритании было бы крайне трудно. Но Крым продавать никто не хотел. Татары понемногу уезжали в Турцию, а Севастополь не имел ни флота, ни укреплений – зато стал новым местом паломничества патриотической российской публики. Правительство утвердило проект железной дороги из Москвы в Крым через Курск и Харьков. Но казна была пуста, а разгром польского восстания в 1864 году вызвал ответные меры европейских государств, которые можно сравнить с нынешними санкциями. Правительство Наполеона III убедило барона де Ротшильда, денежный мешок железнодорожного бума Франции, прекратить кредитовать Россию, а британские компании, готовые заняться проектом, не могли получить ссуды в лондонском Сити. Поэтому в Севастополь линию вели очень медленно – до 1875 года, но идея сооружения железных дорог на юге Украины завладела умами государственной и деловой элиты России намного раньше.

Первая колея оказалась куда скромнее проекта Москва – Севастополь. Она соединила Одессу и подольский городок Балту. Построили ее в 1865 году, на четыре года позже, чем дорога из Вены достигла Львова (через Краков и Перемышль). В отличие от галицийской, колея вдоль Днестра не имела ни политического, ни военного значения – только экономическое. В середине позапрошлого века Украина давала, по некоторым оценкам, три четверти всего экспорта империи. Времена сибирской пушнины миновали, а сибирских нефти и газа – еще не настали. Дыру в бюджете можно было законопатить благодаря плодородным черноземам. Подолье опережало едва ли не все прочие губернии по вывозу хлеба, так что Одесса, основанная в 1794 году на месте турецкого городка Хаджибей, стала морскими воротами России, выходом на европейский рынок.

Империя Романовых стремилась наполнить казну за счет экспорта, что требовало железных дорог, а их постройка требовала капиталовложений. Одесский губернатор разорвал порочный круг, предложив использовать военно-рабочие роты (штрафные). Труд из-под палки стал палочкой-выручалочкой – далеко не единственный раз в истории России. По замыслу начальства дорога из Одессы через Балту должна была пересечь Правобережье, достигнув Киева, затем и Москвы. Таким образом, на землях мятежной шляхты слабело влияние Варшавы и крепло – имперского центра. Но с точки зрения хозяйственной идея выглядела глупо. Из северной части Киевской губернии и Полесья, что лежит за ним, экспортировали довольно мало. В итоге геополитики, которых заботило укрепление империи, проиграли деловым кругам. Линия из Балты свернула на Полтаву и Харьков, где в 1869 году соединились эта железная дорога и та, которую вели из Москвы до Севастополя.

Последняя играла важнейшую роль в постройке нового флота на Черном море. В 1870 году Пруссия разгромила в войне Францию, и Россия отвергла условия Парижского мира. Дорога не только должна была помочь в постройке нового флота – ничуть не меньше было экономическое и культурное значение этой линии. Она ускорила развитие торговли и рост экономики на юго-востоке Украины. С культурной точки зрения – головокружительно приблизила далекий Крым к Москве и Петербургу, содействовала русской колонизации полуострова. Ялта, некогда простая рыбацкая деревушка, в последней четверти XIX века превратилась в летнюю столицу России. Царская семья возвела на южном берегу Крыма великолепные дворцы, финансировала строительство православных храмов и монастырей. Вслед за императором проводить лето на полуострове стали придворные, чиновники, а главное – писатели и люди искусства. Чехов, купив в Ялте скромный домик, изобразил курортников в знаменитой “Даме с собачкой”. Элита добавила Крым, словно флигель, к просторному имперскому особняку.

В 1894 году Александр III умер в Ливадийском дворце. Его тело отвезли в Ялту, затем на корабле в Севастополь и поездом в Петербург. К этому времени железные дороги пересекали Украину вдоль и поперек, связывая ту же Одессу с Полтавой, Харьковом, Киевом, Центральной Россией, а также и Львовом. Из Киева поезда ходили среди прочего во Львов и Варшаву. Линия Одесса – Балта (1865) насчитывала 219 верст, а к 1914 году общая протяженность железных дорог на Украине превышала 15 тысяч километров. Они служили катализатором экономического роста и социальной мобильности, ломали старые барьеры: политические, хозяйственные, культурные. Нигде эти перемены не происходили так стремительно, как в новых владениях империи – степях юга Украины.

Просторы, где еще не так давно кочевали ногайцы, были разделены на латифундии и заработали себе славу житницы Европы. Не хватало только людей, способных возделывать целинные земли. Чичиков у Гоголя как будто работает на общее благо, приобретая мертвых крепостных на вывод в Херсонскую губернию (с намерением заложить их государству). В действительности избыток земли и нехватка “душ” лили воду на крестьянскую мельницу – нигде им не жилось так вольготно, как в Причерноморье и Приазовье. В 1905 году надел крестьянского хозяйства в Таврической губернии (Крым и степи к северу) в среднем превышал 16 гектар, тогда как в Подольской и Волынской губерниях он был в четыре с половиной раза меньше.

Многовековая пропасть между оседлой лесостепью и Диким Полем, которую подчеркивали исламско-христианский фронтир и стык рубежей Османской империи, Польско-литовского государства и России, уходила в прошлое. Железные дороги связали земледельческие районы с Одессой и другими портами, благодаря чему украинская глубинка стала намного ближе к Средиземноморью и богатым европейским рынкам. Торговые пути по Днестру, Днепру и Дону, на протяжении почти всей истории Украины ненадежные из-за степных пиратов, теперь были безопасны и стимулировали экономический рост. Транспортная артерия, на которой викинги основали государство, только теперь заработала на полную мощность – единственной помехой оставались днепровские пороги.

Железнодорожный бум подстегнул урбанизацию, в первую очередь на юге. Городское население росло как на дрожжах по всей Украине. Перепись 1897 года показала, что Киев стал пятым городом империи, его население с начала 30-х годов XIX века выросло с 25 до 250 тысяч человек. Но и такой результат выглядел бледно на фоне Одессы, где в 1814 году было 25 тысяч, а на рубеже прошлого века – свыше 400 тысяч жителей. Города разбухали главным образом из-за стремительной индустриализации – Причерноморье с Приазовьем вышли на первое место и здесь. Население той же Юзовки до 1900 года увеличилось многократно и достигло 30 тысяч, а к 1917 году – уже 70 тысяч человек (один из ярких примеров того, насколько урбанизация зависела от промышленного роста).

История Юзовки началась в 1868 году в Лондоне. Именно тогда Хьюз, 53-летний изобретатель и директор металлургического и судостроительного завода “Миллуол”, чье отплытие из Британии открывает эту главу, решил круто изменить свою жизнь. После внезапного фиаско в Крымской войне царские чиновники тщательно укрепляли границы империи на море и на суше. В 1854 и 1855 годах британская и французская эскадры заходили в Балтийское море и бомбардировали Кронштадт. Тревога об этом заслоне российской столицы вынудила правительство обратиться, по иронии судьбы, к английской компании “Миллуол”. Переговоры с ней вел не кто иной, как Эдуард Тотлебен, герой обороны Севастополя. Именно тогда Хьюз посетил Петербург, где ему предложили концессию – сооружение металлургического завода на окраине империи. Он ответил согласием.

Итак, валлиец и его подручные приехали в Приазовье и обосновались на хуторе Овечьем, построенном некогда запорожцами. Но для казацкой старины у Хьюза едва ли находилось время. Он застолбил землю в этих степях лишь по одной причине – за четыре года до экспедиции российские инженеры сочли их идеальными для развития тяжелой промышленности. В них обнаружили все необходимое: воду, руду и уголь. Правительство уже запускало там казенные заводы, но его уполномоченным недоставало опыта и сноровки. У Хьюза они были. В 1872 году первая домна дала первый чугун. В течение 1870-х годов Хьюз добавил еще печи. На заводе, который вышел на первое место в империи по производству металла, работало около 1800 человек. Трущобы, где эти люди жили, назвали Юзовкой. В 1924 году ее переименуют в Сталино, в 1961-м – в Донецк.

Хьюз оказался одним из немногих предпринимателей, кто лично переселился на Украину. Но вот квалифицированные рабочие из Великобритании, Франции, Бельгии ехали туда сотнями. Они как будто сопровождали миллионы франков и фунтов стерлингов. Именно французские, британские и бельгийские банкиры сделали ставку на эксплуатацию богатств юга Украины и преобразовали его за счет инвестиций. К 1913 году компании с иностранным капиталом давали более половины украинской стали, свыше 60 % чугуна, свыше 70 % угля. А машиностроения – все 100 %. Русские капиталисты, подданные Николая II, испытывали нужду в деньгах, да и пускать их в оборот предпочитали в Центральной России.

Владения Романовых изобиловали одним: рабочей силой. Улучшение санитарных условий и технический прогресс привели к снижению детской смертности и смертности вообще. Деревня стала многолюдной, поэтому далеко не каждому хватало теперь земли. После 1861 года перенаселение не давало вздохнуть русским и украинским крестьянам. Промышленная революция, что началась позднее европейской, открыла “избыточным” людям дорогу в города, где требовались рабочие руки. Уже в 1870-е заводы на юге Украины притягивают сотни тысяч деревенских бедняков. В поселки вокруг них народ стекался главным образом из южных губерний Центральной России – нехватку земли там ощущали куда острее, чем на украинском Черноземье.

Среди русских крестьян, привлеченных таким вредным, но неплохо оплачиваемым (по меркам того времени) трудом, был и юный Никита Хрущев. В 1908 году 14-летний уроженец Калиновки – в полусотне километров на северо-восток от Глухова, бывшей гетманской столицы, – присоединился к родне в Юзовке. Его отец был сезонным рабочим на железной дороге, затем переехал туда окончательно и стал шахтером. Впрочем, скопить на лошадь и вернуться домой Сергей Хрущев мечтал по-прежнему. Никита о таком не думал, выучился на механика и вступил после революции 1917 года в партию большевиков. Его головокружительная политическая карьера общеизвестна.

Это был не единственный будущий вождь, чья семья перебралась из русской деревни на заводы или шахты Южной Украины. Еще ранее Илья Брежнев приехал в поселок металлургов Каменское (переименованный большевиками в Днепродзержинск). Сын Леонид родился в 1906 году уже там. Крестьян Хрущева и Брежнева принес на Украину мощный миграционный поток, который заметно разбавил русскими тамошние города. В 1897 году, во время единственной в Российской империи переписи населения, в украинских губерниях проживало около 17 миллионов человек с родным “малорусским” языком и 3 миллионов – с великорусским. Соотношение было почти 6:1. Но вот в городах русских насчитали чуть больше миллиона, а украинцев – немного меньше. Первые преобладали в политических и экономических центрах, их доля составила 63 % в Харькове, 54 % в Киеве, 49 % в Одессе.

Среди предпринимателей этнических украинцев было немного, а те, кто все же разбогател, обитали, как правило, не на юго-востоке. Во второй половине XIX века сахарные заводы, что работали на местном сырье – свекле, стали золотой жилой ряда украинских семейств. Из них, например, Платон Симиренко поддерживал Тараса Шевченко по возвращении из ссылки и стал меценатом переиздания “Кобзаря”. (Сегодня эта фамилия известна прежде всего по сорту яблок, который назвал в честь Платона его сын Лев, ученый-помолог.) Это было скорее исключение – на Украине доминировал русский, польский и еврейский капитал.


Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 112; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!