Путешествие двенадцатое. Суд над Томом Сойером



 

Снова тот же зал, где проходило первое заседание суда. Он, как и в прошлый раз, переполнен. И точно так же все шумят и препираются. Профессор уже устал звонить в свой председательский колокольчик. Но постепенно шум все же затихает.

 

А.А.: Внимание! Как вы помните, решение вопроса о судьбе Тома Сонера мы передоверили читателям. Приступаем к оглашению писем. Гена начинай.

Гена : А чего их оглашать? Сотни писем – и все за Тома!

Гек : Ура‑а! (Выражает радость самым доступным ему способомсвистит и крутит вокруг головы дохлой кошкой .)

А.А.: Гекльберри Финн? Вы опять? Смотрите, я снова буду вынужден прибегнуть к помощи Швейка.

Гек: Теперь плевать! Теперь‑то наше дело в шляпе!

А.А.: Ошибаетесь! Решение суда еще не вынесено.

Гена : Архип Архипыч! Да ведь и правда все ясно!

А.А.: Как же ясно. когда есть письма и против Тома.

Гена : Подумаешь! Пять или шесть! А за него – вон сколько!

А.А.: (неумолимо ). Дело не в количестве. Мы обязаны выслушать и другую сторону.

Гена: (ворчит ). Ну, обязаны, обязаны.. Давайте читайте.

А.А.: (разворачивает одно из писем. Читает ). – Отвечаю на поставленный вами вопрос. Том Сойер – вор, хулиган и лгун. Он издевается изд учителями и вообще ведет себя недостойно. Вредная книжонка эта должна быть изъята из наших библиотек…" {1}.

Гена : Ничего себе!

А.А.: Да, это уж… (Спохватывается и берет себя в руки .) Письмо второе! "Я очень люблю Марка Твена, и мне нравится хулиганистый, умный, склонный к благородству Том. Но все же я считаю, что для нашего мальчишки куда больше пользы принесут "Тимур и его команда" Гайдара или "Два капитана" Каверина, чем твеновский Том с его поисками клада…" {2}

 

Профессора прерывает голос из зала. С места встает невысокий молодой человек в летной куртке.

 

Молодой человек : Товарищ председательствующий! Разрешите возразить!

А.А.: Простите, как ваше имя?

Молодой человек : Летчик Григорьев.

Гена (радостно ): Архип Архипыч! Да неужели вы его не узнали? Это же Саня!

А.А.: Опомнись, Гена! Какой он тебе Саня! Что за фамильярность?

Гена : Да ведь я же его с самого детства знаю! Когда он еще в школе учился! Это же Саня Григорьев из "Двух капитанов".

А.А.: Ах, Саня! А я вас и не узнал! Но ведь вы же, простите, литературный герой, а мы сейчас рассматриваем мнения читателей.

Саня (улыбаясь ): Неужели вы думаете, что я не читал "Тома Сойера"?

А.А. (слегка растерянно ): Да, верно… Эта мысль мне как‑то не пришла в голову… (Торжественно .) От имени читателей и литературных героев слово имеет Саня Григорьев!

Саня : Вот тут меня противопоставили Тому Сойеру. Я с этим решительно не согласен. Все грехи, в которых обвиняли Тома, были свойственны и мне. В одиннадцать лет я убежал из дому. Я был беспризорником, дрался, курил. С тетей Дашей, которая меня воспитывала, я обошелся даже хуже, чем Том со своей тетей Полли… (Честно старается припомнить все свои грехи .) Да, вот еще… Когда я учился в школе, я нагрубил преподавателю. Был у нас такой, по фамилии Лихо. Я ему сказал, что у него голова похожа на кокосовый орех: снаружи твердо, а внутри жидко.

 

В зале раздается хохот Портоса. Да и сам Архип Архипович с трудом прячет улыбку.

 

А.А.: Да, это несколько… грубовато.

Саня : Вот видите! И это еще не все. Я ударил ногой в лицо своего соученика Ромашова, и педсовет чуть не исключил меня из школы…

Гена : Но ведь Ромашка – подлец!

Саня : Да, подлец. Я и не раскаиваюсь в том, что сделал. Но и хвалиться нечем. Если бы я умел держать себя в руках, было бы только лучше.

А.А.: С этим трудно спорить!

Саня (решительно ): Нет уж, товарищи, вы меня от Тома Сойера не отделяйте! Когда я уже потом, в школе, прочел про него, я сразу вспомнил наш с Петькой Сковородниковым девиз: "Бороться и искать, найти и не сдаваться!" Ведь Том так и поступал!

Д'Артаньян : Браво, мой друг! Это звучит не хуже нашего, мушкетерского девиза!..

Портос (гордо ): Все за одного, один за всех!

 

Он встает во весь свой рост и продирается сквозь ряды, явно намереваясь обнять Саню Григорьева. Суду грозит солидная задержка. Но, к счастью, в этот момент раздается чей‑то голос. Он добродушен, но в нем слышны такая уверенность и сила, что даже Портос застывает на месте.

 

Голос : Извиняюсь за неуместность, что не в черед. Но по революционному долгу обязан вмешаться. (Гене .) Запиши, малец! Чубарьков мое фамилие… Точка и ша!

 

И в самом деле: это комиссар Чубарьков из повести Льва Кассиля "Кондуит и Швамбрания".

 

А.А. (с некоторым сомнением ): Вы тоже читали "Тома Сойера", товарищ Чубарьков?

Чубарьков : Руки еще не дошли, дорогой товарищ! Вот покончим с гидрой мировой контрреволюции, тогда и за самообразование примемся. Но то, что вы тут в трех соснах заблукались, это мне и без всяких книжек видать. Разрешите высказаться?

А.А.: Прошу вас.

Чубарьков : То, что малец озорной, это не беда. У нас был один такой – Степка Гавря, хлопцы его Степкой Атлантидой прозвали. Раньше первый был хулиган на всю гимназию, а как гражданская война началась, взял он винтовку в руки и пошел воевать против беляков. Геройский парнишка!

Гена : Значит, вы тоже за Тома?

Чубарьков : Ты погоди, малец!.. Я говорю – то, что малый озорной, это даже хорошо! А вот то, что он книжек всяких ерундовых начитался и не делом занялся, – это, прямо скажу, никуда не годится. Были у нас двое парнишек, докторовы сынки Леля и Оська. Тоже неплохие ребята. Грамотные! Да вот беда! Начитались разных этих книжек, придумали себе какую‑то страну – Швабрандию, что ли… И не выговорить! А кругом – настоящих дел невпроворот. Гидра поднимает голову. Опять же тифозная вша угрожает мировой революции… Ну, пришлось нам объяснить им, что к чему. Ребята хорошие, поняли… Отказались от своей Швамбардии. Даже стишки сочинили, складно так, в рифму:

Сказка – прах, сказка – пыль!

Лучше сказки будет быль!

Жизнь взаправду хороша!

Точка и ша!

А.А.: Итак, вы против того, чтобы считать Тома Сойера положительным героем?

Чубарьков : Вы меня не путайте! Я этого не говорил. Я говорю: объяснить надо мальчонке, чтобы делом занялся, а не лодыря гонял. Дел – то сколько! Гидра, она ведь не дремлет!

Гена : Да какая гидра! Том же задолго до революции жил! Вот если бы он жил во время войны Северных и Южных штатов, он бы обязательно против рабовладельцев воевал…

 

Гена готов развивать свою мысль, но его прерывает самодовольный голос человека, явно привыкшего, чтобы его слушали и слушались.

 

Самодовольный : Нет, юноша! Вы все‑таки старайтесь придерживаться фактов. Товарищ комиссар правильно поставил вопрос. У этого мальчика не наши идеалы!..

А.А.: Сообщите, пожалуйста, суду ваше имя.

Самодовольный : Татаринов Николай Антонович. Брат знаменитого полярного исследователя. Я как педагог…

Саня (вспыхнув, прерывает его ): Какой вы, к черту, педагог, Николай Антоныч!

Николай Антонович: Мой юный друг Саня Григорьев, как всегда, горячится…

Саня (запальчиво ): Мы никогда не были и не будем друзьями!

Николай Антонович: Нервы, мой друг, нервы… Итак, я решительно протестую против идеализации Тома Сойера. Как человек и как педагог я искренне желаю ему добра,‑ и именно поэтому я поддерживаю предложение товарища комиссара навсегда изгнать Тома Сойера из Страны Литературных Героев.

Чубарьков (он даже растерялся от такой наглости ): Вы, гражданин хороший, меня к себе не приписывайте! Я говорил, мальчонка непутевый, но хороший! Наш мальчонка! И надо не выгонять его, а перевоспитывать!

Николай Антонович (подхватывает с жаром ): Вот! Вот именно перевоспитывать! Золотые слова, товарищ комиссар! Именно это я и хотел сказать. Изгнать – но для чего? Исключительно с целью перевоспитания? Юный член общества, мечтающий стать разбойником – это, знаете ли, нонсенс!

 

Страсти накаляются, как верно заметил в прошлый раз бравый солдат Швейк. Вот и эта реплика Николая Антоновича вызвала гнев одного из присутствующих – молодого красивого офицера русской гвардии.

 

Офицер : Вот как! Вы упрекаете этого мальчика за то лишь, что в своем воображении он уподоблял себя благородному разбойнику – мстителю за оскорбленных и униженных? Но где найдете вы людей, столь прямых и отважных духом, каковы мои собратья, – вольный стрелок Робин Гуд, Шиллеров Карл Моор, знаменитый Ринальдо Ринальдини? Наше оружие всегда служило не презренной наживе, но справедливости!

Д'Артаньян : Клянусь, Портос, мне нравится этот молодой человек! Кто вы, сударь? Судя по вашему темпераменту, вы француз? А может быть, даже гасконец?

Офицер (гордо ). Вы ошиблись, – впрочем, как многие, Я не француз Дефорж, я – Дубровский.

Гена : Вот это да! Ну и денек у нас сегодня! А вы и вправду Дубровский?

Дубровский : Да! Я тот несчастный, которого лишили куска хлеба и погнали грабить на большую дорогу. И я хочу знать, что имеет против меня этот господин?

Николай Антонович (испуганно ): Я против вас решительно ничего не имею! Вы жили при крепостном праве, и у вас не было другого выхода. Но наших детей мы не можем воспитывать на таком примере. Не скрою, я добивался, чтобы вас изъяли из школьных программ.

Дубровский : Ах вот что! Негодяй Троекуров выгнал меня из отеческого дома, а вы – из программы!.. К барьеру!

 

В зале с новой силой вспыхивает шум. Вот‑вот начнется свалка. Но профессору удается погасить ее неистовым звоном своего колокольчика, и Николай Антонович, трусливо оглядываясь на Дубровского, все‑таки продолжает.

 

Николай Антонович : Я не мог поступить иначе! Это был мой педагогический долг… (Видя, что Дубровский снова в гневе поднялся .) Но сейчас речь не о вас, а о мальчике по имени Том Сойер. Этот бедный ребенок не успел стать разбойником. Он лишь на пути к этому. Но мы должны вовремя пресечь… Пока не поздно…

Гена : А что плохого в том, что Том и Гек в разбойников играли? В кого еще им в то время играть было? В космонавтов, что ли?

Николай Антонович: Можно было придумать более педагогичную игру. Помогать старикам, инвалидам. Вместо того чтобы создавать шайку разбойников, организовал бы лучше тимуровскую команду…

 

Внезапно раздается барабанная дробь. Слышится мальчишеский голос. Это голос Тимура!

 

Тимур : Гейка! Труби тревогу по форме сигнал номер один общий! Наших обижают!

 

Тревожно и звонко поет горн. Со всех сторон слышен топот ребячьих ног.

 

Тимур : Здорово, Том! Гек, здорово! Не бойтесь, мы не дадим вас в обиду!

Том (независимо ): А мы и не боимся!

Гек : Чихали мы на это! Ты лучше скажи: кто ты такой?

Тимур : Я – Тимур. А это – моя команда. Знакомьтесь: Женя, Гейка, Коля Колокольчиков… Мы все вас давно знаем!

Гек : Что‑то я не помню, когда мы с тобой встречались. Слушай, может, на Миссисипи?

Тимур : Да нет! Вы – то нас не знаете, ведь мы родились позже вас. Но мы вас знаем отлично.

Гек (одобрительно ): А ты, видно, свой парень!

Том : Если что, можешь на нас рассчитывать.

Тимур : И вы на нас тоже! Возьми этот горн, Том, и, если кто‑нибудь вздумает тебя обидеть, подай сигнал. Гейка! Научи его трубить тревогу!

 

Вновь звучит горн. Зал молча и даже как‑то уважительно слушает это звонкое предостережение всем, кто посмеет обидеть Тома.

 

Тимур : На, Том, держи!

Том : Давай! Что бы такое мне тебе подарить? Хочешь мраморный шарик? Я его выменял у Бена Роджерса!

Тимур : Спасибо. Ну, пока! Пошли, ребята!

 

Уходит Тимур со своей командой.

 

Гена : Ну, все, Архип Архипыч! Теперь‑то никто не скажет, что Том отрицательный!

А.А.: Погоди, Геночка. Еще не все. Придется Тому выдержать экзамен…

Том (в неподдельном ужасе ): Экзамен?! Час от часу не легче! Вот уж чего я не люблю больше всего на свете, так это экзаменов!

А.А.: Правда, это не совсем обычный экзамен. Я хочу прочитать еще одно письмо. Или лучше, Геночка, прочти ты. Вот оно… {3}

Гена (читает ): "Чтобы окончательно решить вопрос о Томе Сойере, надо ответить на вопрос, каким требованиям должен удовлетворять настоящий положительный герой художественной литературы. Я всесторонне продумал этот вопрос и пришел к следующим выводам. Положительный герой должен… Первое. Ясно представлять себе цель жизни. Второе. Внешность иметь положительную (имеется в виду такая внешность, чтобы привлекала других, кроме самого себя). Третье. Обладать хорошим здоровьем. Четвертое. Обладать трезвым умом и иметь установившиеся взгляды на красоту, нравственность, дружбу и честь…".

 

Надо признать, что стиль этого письма так подействовал на нашего Гену, что читает он уныло, монотонно, без малейшего выражения.

 

Портос : Черт побери, хотя это и выражено слогом какого‑то крючкотвора, но это же сказано прямо про нашего Тома! Разве он не умеет дружить? Разве он не человек чести? Клянусь моей шпагой, мальчик, ты не только заслужил право называться положительным героем! Ты мог бы быть принят в ряды мушкетеров короля!

Сид : Да‑а! А как же насчет нравственности? Он же с Бекки Тэчер целовался! И рубашку украл! Ага!

Том : А, ты опять ябедничать? (Дает ему звонкую затрещину .)

Сид (хнычет ): У‑у‑у!

А.А.: Это что такое? Том Сойер, не распускайте руки! Тихо! Гена, читай дальше!

Гена : Тут еще много… Лучше я пропущу страничку. (Читает .) "Семнадцатое. Самостоятельно повышать свои познания в области науки и техники. Восемнадцатое. Быть духовно богатым. Девятнадцатое. Не обязательно играть на чем‑нибудь, но обязательно разбираться в музыкальных произведениях. Двадцатое. Ходить в кино, понимать этот вид искусства…"

Гек (он сильно озадачен ): Чего‑о? Что это за кино такое? Том, может, ты знаешь?

Том : Ей‑богу, Гек, первый раз слышу!

Гена (заунывно продолжает ): "Двадцать первое. Не обязательно рисовать, но знать историю живописи. Двадцать второе. То же об архитектуре. Двадцать третье. Хорошо разбираться в качестве пения. Двадцать четвертое. Хорошо знать литературу…"

Сид : Ага! Ага! А учитель Доббинс говорит, что никогда не видел такого оболтуса, как Том!

Гена : Да дайте мне дочитать! (Видно, что письмо это его просто измучило и он не чает, когда же все эти пункты кончатся .) "Двадцать пятое. Говорить на нескольких языках…"

Гек (уж это его окончательно сразило ): Да, Том, плохо твое дело…

Гена : "Двадцать шестое. Не обязательно быть рекордсменом, но обязательно заниматься каким‑либо видом спорта…"

Портос (заснул, было, но, услышав последние слова, воспрянул духом и плотью ): Не вешай нос, мальчуган! Я обучу тебя фехтованию!

Гена : "Двадцать седьмое. Совершенствовать порученное дело, вносить свои предложения об улучшении метода или качества работы. Двадцать восьмое. Знать географию страны и мира…"

Сид (злорадно ): Ну вот! Ну вот! Попался, братец Том! Ничего себе – положительный! Ха‑ха!

Том (мрачно, ибо убедился, что дела его плохи ): Ты, что ли, лучше, слюнтяй несчастный?

А.А. (письмо это изрядно утомило и его ): Пожалуй, хватит, Геночка… Ну как, Николай Антонович? Вам, вероятно, понравился этот реестр?

Николай Антонович: Разумеется! Наконец‑то все стало на свои места! Я полностью разделяю эту точку зрения. Как человек и как педагог!

А.А.: Что ж! Попробуем в таком случае выяснить, кто из героев мировой литературы может удовлетворить всем этим требованиям… Д'Артаньян!

Д'Артаньян : К вашим услугам, сударь.

А.А.: Знаете ли вы историю живописи?

Д'Артаньян (в замешательстве ): Боюсь, что плоховато…

А.А.: А вы, Портос?

Портос (с готовностью ): Понятия не имею! Но, если вам угодно, я готов отправить на тот свет всякого, кто скажет о ней что‑нибудь плохое! (Со звоном обнажает шпагу .)

А.А. (поспешно ): Нет‑нет, благодарю вас!.. Проделаем лучше другой опыт. Господин Дубровский!

Дубровский : Я вас слушаю.

А.А.: Повышаете ли вы свои познания в области науки и техники?

Дубровский (удивленно и несколько даже обиженно ): Я никогда не питал склонности к наукам!

А.А.: Товарищ Чубарьков!

Чубарьков : Я!

А.А.: Как у вас со здоровьем?

Чубарьков : Раньше грех было жаловаться, а теперь, после контузии, я уж не тот. Иной раз так к грудям подступит, прямо мочи нет.

Николай Антонович: Я вижу, вы изволите шутить! Насколько я понимаю, автор этого весьма неглупого письма отнюдь не имел в виду героев литературы прошедших времен. Речь идет о том, каким должен быть нынешний положительный герой. Наш современник!

А.А. (покладисто ): Что ж, обратимся к современникам. Капитан Григорьев! Хорошо ли вы разбираетесь в качестве пения?

Саня (смеясь ): У меня нет музыкального слуха…

А.А.: А как с архитектурой?

Саня (смущенно ): Честно говоря, я гораздо лучше разбираюсь в самолетных моторах.

А.А.: Обладаете ли вы трезвым умом?

Саня (совсем сокрушенно ): Вот с этим у меня просто беда! Я же вам говорил: если б не моя горячность, я не натворил бы столько ошибок!

А.А.: Да… Стало быть, и вы не выдержали экзамена.

Николай Антонович: Я очень рад, что вы наконец‑то убедились в том, что и летчику Григорьеву далеко до положительного героя!

А.А.: Ах вот как вы меня поняли?!

Николай Антонович: А как же прикажете вас понимать? Может быть, вы считаете, что герой нашей эпохи не должен ясно представлять себе цель жизни? Или быть духовно богатым?

А.А.: Что вы! Я даже не против того, чтобы он хорошо разбирался в качестве пения. Я лишь против попытки получить все эти качества в готовеньком виде, даже упакованными в целлофан.

Николай Антонович: Что ж, я понимаю: в жизни не так‑то легко сыскать человека, который бы соответствовал всем пунктам этого письма. Но литература – не жизнь! Разве плохо было бы, если б нам показали такого героя, который бы удовлетворял всем этим требованиям? Это был бы не просто положительный, но воистину идеальный герой. А какой бы он являл пример для молодежи!..

 

Тирада Николая Антоновича вдруг прерывается печально‑томным голосом Молчалина, о котором мы уже успели забыть со времени прошлого судебного заседания.

 

Молчалин :

Пока вы спорили, я тут сидел, печален,

И горестно себе твердил:

– Молчи, молчи, оболганный Молчалин!..

Но все ж не выдержал. Заговорил…

Гена : Архип Архипыч, а Молчалину‑то чего надо? Не понял он, что ли, что его песенка спета?

А.А.: Очевидно, у него появилась новая надежда.

Молчалин :

Позвольте мне сказать. Не скрою,

Я не без пользы вам внимал.

Я понял, что явлю собою

Пример и идеал!

 

Начинает загибать пальцы.

 

Здоров… пригож… умен… языки знаю, да‑с!

Цель жизни мне ясна – вас уверяю смело!

А совершенствую порученное дело

Я так, что взыскан был наградою не раз…

Гена (с отвращением ): Вот самодовольный тип!

Молчалин : О нет, поверьте, не самодовольный! Судите сами: езжу на коне, На флейте я твержу дуэт а‑мольный, И Софья Павловна улыбку дарит мне. Хожу в балет‑не часто, но порою… (Скромно.) Воздайте ж должное герою!

А.А.: Боюсь, что у Молчалина есть все основания считать себя идеальным героем. Разумеется, если исходить из схемы, которая так полюбилась Николаю Антоновичу.

Николай Антонович : Вы хотите сказать, что Молчалин – мой идеал? Вы издеваетесь надо мной!

А.А.: Ничуть! Ведь Молчалин, по сути дела, прав. Он и в самом деле удовлетворяет всем требованиям, которые оказались недостижимыми для д'Артаньяна, Дубровского, Сани Григорьева. Во всей мировой литературе не найдется положительного героя, скроенного по такой мерке, А вот Молчалину она – в самый раз! Да и Сид, я думаю, по этой схеме должен быть близок к идеалу – еще бы, примерный ученик, примерный племянник, послушен, вежлив, аккуратен…

Портос : Клянусь честью! Если этих двух чистоплюев сейчас объявят положительными героями, я подаю в отставку!

 

А.А.: Не волнуйтесь, мой добрый Портос! Этого не произойдет. Внимание!

 

Он звонит в колокольчик.

 

А.А.: Объявляю решение суда! Пункт первый. Считать Тома Сойера безусловно положительным героем…

 

Аплодисменты. Шум. Возгласы: "Ура!", "Наконец‑то!", "Так я и знал!"

 

А.А.: За то, что он добр, смел, великодушен, верен в дружбе. А недостатки что ж, у кого их нет? Разве что у Молчалина!

 

Взрыв смеха в зале.

 

А.А.: Пункт второй. Каждый, кто попытается подойти к живому литературному герою с мертвой схемой в руках, будет изгнан из Страны Литературных Героев.

 

Крики: "Ура‑а!", "Вон отсюда!", "Долой!.."

 

Николай Антонович: Это вам так не пройдет! Я буду жаловаться! Как человек и педагог!

А.А.: Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!