Основные метафорические архетипы



История поэзии знает и такие эпохи, в которые, напротив, ценились в первую очередь новаторская смелость и оригиналь­ность, а традиционные поэтические средства воспринимались как

1 См. указатель основных метафорических, перифрастических сочетаний и символов в кн.: Григорьева А.Д., Иванова Н.Н. Поэтическая фразеоло­гия Пушкина. — С. 6, 378 — 388.

«банальности» или «штампы». Но и в эти эпохи традиционные метафорические образы не исчезали, а подвергались значитель­ной трансформации, делающей их обновленными до неузнавае­мости. В. М.Жирмунский описал такую трансформацию на мате­риале поэзии символистов, в частности лирики Александра Бло­ка: «Мы называем метафорой употребление слова в измененном значении (т.е. "в переносном смысле"), основанное на сходстве. Так, звезды напоминают жемчуг; отсюда метафоры — "жемчужные звезды", звезды — "жемчужины неба". Небо напоминает голубой свод, купол или чашу; обычные метафоры литературного языка — "небесный свод", "небосвод", "небесный купол"; более редкая, спе­циально поэтическая метафора — "небесная чаша". Оба метафори­ческих ряда могут вступить в соединение; тогда звездное небо ста­новится — "жемчужной чашей". Такое метафорическое иносказа­ние обладает способностью к дальнейшему самостоятельному раз­витию, следуя внутреннему имманентному закону самого поэти­ческого образа. Если небо — жемчужная чаша, то чаша может быть наполнена "лазурным вином"; поэт, охваченный перед ночным небом волнением мистического чувства, общаясь с таинственной жизнью природы, "из жемчужной чаши пьет лазурное вино". По­следовательно развиваясь, метафорическое иносказание разверты­вается в самостоятельную тему целого стихотворения; в таких ме­тафорических темах, из простого иносказательного эпитета или глагола, употребленного в переносном смысле ("жемчужные звез­ды"), метафора становится как бы поэтической реальностью»1.

Однако, при всех множественных трансформациях традицион­ных метафорических значений, в европейской (в том числе и рус­ской) поэтической культуре они группируются вокруг несколь­ких основных семантических архетипов, или кодов, сформиро­вавшихся еще в фольклоре и литературе древности2.

Первую группу семантических архетипов, уходящих корнями в мифопоэтические представления древних эпох, можно назвать «При­рода и космос» (природный код). На сопоставлениях и отождествле­ниях человека с растениями, животными, светилами (солнце, луна, звезды), стихиями природы (ветер, огонь, вода, океан, море, река, погодные явления — дождь, снег, метель, гроза, и т.п.) основы­вается фольклорная образность (в главе четвертой мы будем под­робно говорить о них в связи с развитием темы в форме паралле­лизма), но они так или иначе использовались на всех этапах лите­ратурного развития поэтами всех литературных направлений.

1 Жирмунский В.М. Поэзия Александра Блока.— СПб., 1922.— С. 41—42.

2 См. аналогичный подход к проблеме «образных парадигм» в кн.: Павло­вич Н. В. Язык образов: Парадигмы образов в русском поэтическом языке. — М., 1995. Однако набор «образных парадигм» (инвариантов, метафорических архетипов) в книге иной, и классификация проводится по другим основаниям.

К этой же группе относятся и так называемые «календарные» метафоры — сопоставления человеческой жизни или душевных состояний с чередованием времен суток или времен года. «При­родная» метафорика неоднократно описывалась в работах по ис­торической поэтике, в исследованиях риторических «общих мест», или «топосов» в европейской культуре, в фольклористике1.

Вторую группу метафорических архетипов можно объединить под названием «Социальное. Эпическое» (эпический, или социальный код). Метафоры, входящие в эту группу, очевидно, представля­ют собой «свернутые» сюжетные ситуации, зародившиеся в эпо­се: битва (война, бой, боец, солдат, меч, стрела, поле брани, гром, кровь, огонь, победа, лавры, поражение, трубы, полко­водцы и т.п.), странствие (дорога, путь, отъезд, возвращение, порог, ворота, вехи, путник, путешественник, «телега жизни», морское плавание, корабль, лодка и т.п.), пир (питье вина, чаша, бокалы, застолье, еда, огонь, хмель, похмелье и др.). К соци­альным метафорам могут быть отнесены и образы дома (кров, порог, стены, окно, строительство и т.д.) с многообразными мо­дификациями (например, храм).

Третья группа метафорических архетипов «Земледелие» (посев, пашня, произрастание, созревание, жатва, сбор урожая, рождение, смерть) занимает переходное место между природными и социальны­ми семантическими рядами. К этому комплексу образов можно от­нести и природные «календарные» метафоры: времена года, време­на суток (весна, лето, осень, зима, утро, заря, рассвет, восход, день, поддень, сумерки, вечер, закат, ночь, полночь, тьма и т.д.).

Столь же закономерно, при всем многообразии материала, мож­но выделить и типы обозначаемых объектов: человек, его внешность и душевные состояния (любовь, ненависть, радость, скорбь, тос­ка и т.п.), жизнь, смерть.

Проблема происхождения и значения социальных и «земледель­ческих» метафор была поставлена в работах О. М.Фрейденберг2.

1 См., напр.: Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля // Веселовский А. Н. Историческая по­этика. — Л., 1940. — С. 125—199; Потебня А.А. О некоторых символах в славянской народной поэзии // Потебня А.А. Символ и миф в народной куль­туре. — М., 2000. — С. 5 — 91; Франк-Каменецкий И.Г. Вода и огонь в библейской поэзии // Яфетический сборник. — Т. 3. — Л., 1925. — С. 125—164; Он же. Растительность и земледелие в поэтических образах Библии // Язык и литература. — Т. 4. — Л., 1929. — С. 123— 170; Он же. К вопросу о развитии поэтической метафоры // От слова к смыслу: Проблемы тропогенеза. — М., 2001. — С. 28 —80; Бройтман С. Н. Русская лирика XIX—начала XX века в свете исто­рической поэтики: Субъектно-образная структура. — М., 1997; Топоров В.Н. О «поэтическом» комплексе моря и его психофизиологических основах // Топо­ров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. — М., 1995. — С. 575—622; СиП1и$ Е.К. ЕигораЧвспе ЬИегаШг ипё 1а1ет1зспе Ми1е1а11ег. — Вегп, 1948.

2 См.: Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. — М., 1997.

Описанию отдельных метафор этого ряда посвящен целый ряд работ о поэтике жанров, исторической семантике1. Однако це­лостного и систематического описания метафорических архе­типов до сих пор не существует. Жизнь каждого из этих семан­тических рядов, их эволюция на разных этапах культурного раз­вития представляет собой важную проблему для исторической поэтики.

Приведем лишь один пример. Для элегической поэтики весь­ма характерно сопоставление уходящей жизни с осенью в при­роде, с падением листьев, увядшими цветами и т.п. С таким же уподоблением мы встречаемся в известном стихотворении С. Есе­нина:

Отговорила роща золотая Березовым веселым языком, И журавли, печально пролетая, Уж не жалеют больше ни о ком.

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —

Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.

О всех ушедших грезит конопляник

С широким месяцем над голубым прудом.

Стою один среди равнины голой, А журавлей относит ветер вдаль. Я полон дум о юности веселой, Но ничего в прошедшем мне не жаль.

Не жаль мне лет, растраченных напрасно, Не жаль души сиреневую цветь. В саду горит костер рябины красной, Но никого не может он согреть.

Не обгорят рябиновые кисти, От желтизны не пропадет трава. Как дерево роняет тихо листья, Так я роняю грустные слова.

И если время, ветром разметая, Сметет их все в один ненужный ком... Скажите так... что роща золотая Отговорила милым языком.

Стихотворение действительно использует привычный для эле­гии «природный» код, а также столь же традиционную метафору «жизнь — странствие». Однако, при всей традиционности таких

1 См., напр.: Мельникова Е.А. Тема пира и дихотомия героического мира англосаксонского эпоса // Литература в контексте культуры. — М., 1986. — С. 16—29; Русские пиры: Альманах «Канун». — СПб., 1998. — Вып. 3.

уподоблений, стихотворение Есенина заметно отличается от эле­гии пушкинского времени. Как ни часты у Пушкина, Баратын­ского, Жуковского сравнения уходящей молодости с наступлени­ем осени, но ни в одной из элегий начала XIX в. мы не найдем упоминаний о березе, рябине, сирени («сиреневая цветь») или коноплянике. Поэтический мир этого времени видит «леса», «рощи», «деревья», но почти никогда не называет этих деревьев. Исключение составляют разве только дубы («дубравы»), ели и сосны. Видение поэта начала XX в. гораздо конкретнее и детальнее («рябиновые кисти»). Конечно, такое подробное «вещное» виде­ние возникло не у одного Есенина, оно вызревало в течение всей второй половины XIX в. у таких разных и не похожих друг на друга поэтов, как Некрасов, Никитин, Фет и др. Именно это обновле­ние «природного» кода делает возможным преодолеть привычные трафареты классического жанра элегии и дать ему новую жизнь.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!