Глава 13 - В ФЕВРАЛЬСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ 2 страница
Идея богоизбранности еврейского народа столь всеизвестна из Ветхого Завета, что не нуждается ни в каком повторном изложении. Множество еврейских учёных ортодоксов и просто верующих - и посегодня ведомы этой идеей.
Да без религиозной основы разве возможно истолковать несравненную стойкость евреев в рассеяньи?
Правда, и тут мнения двоятся. Перец Смоленский, прародитель палестинофильского движения в России, считал: «не благодаря религии сохранилось еврейство - она сама является лишь продуктом национального стремления к самосохранению»[55]. - И современный израильский учёный спрашивает: как же понять эту избранность? «Кто кого создал: Тора евреев или евреи - Тору?»; «Тора сохранила евреев. Но другой народ не сохранил бы Торы - с её 613-ю заповедями, со сложнейшим ритуалом»[56].
А православный богослов, историк Церкви А. В. Карташев писал в 1937: «Еврейство есть великая мировая нация. Для этого утверждения богослову и историку достаточно одного факта дарования миру Библии и порождения трёх мировых монотеистических религий. Нация, играющая огромную, непропорциональную своему статистическому меньшинству роль в мировом хозяйстве, мировой политике и мировой культуре; нация, превзошедшая всех своим национальным самоутверждением вопреки тысячелетиям рассеяния... Это хотя и не территориальная, но своего рода великая держава. Не объект филантропического сострадания, а равноправный субъект в мировом состязании великих наций»[57].
|
|
|
Бердяев: «Еврейский вопрос... это ось, вокруг которой вращается религиозная история. Таинственна историческая судьба евреев... Ни один народ в мире не пережил бы столь долгого рассеяния и наверное потерял бы своё лицо и растворился бы среди других народов. Но по неисповедимым путям Божьим народ этот должен сохраниться до конца времён. Менее всего, конечно, можно было бы объяснить историческую судьбу еврейства с точки зрения материалистического понимания истории»[58].
«Нерастворимость евреев... для [С.] Булгакова - признак того, что избранничество Божие почиет на еврействе, даже не принявшем Христа»[59]; сам же Булгаков писал, что «с духовными судьбами Израиля таинственно и непреложно связаны и судьбы христианского мира»[60].
Что Бог избрал для своего человеческого воплощения и, во всяком случае, для исходной проповеди именно эту нацию и уже потому она избранная - этого не может отрицать христианин. «Распни, распни Его!» - то было всеобычное неизбежное ожесточение всякой тёмной фанатичной толпы против своего светлого пророка, - мы же всегда помним: Христос пришёл почему-то к евреям, хотя рядом были ясноумые эллины, а подальше и всевластные римляне.
|
|
|
Эту загадку религиозной избранности - как не признать.
Вот апостол Павел, в одном из порывов: «Я желал бы сам быть отлучённым от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян», - однако «не все те Израильтяне, которые от Израиля», «не плотские дети суть дети Божий; но дети обетования» (Рим. 9:3, 4, 6, 8).
Сознание особой предназначенности, исторической избранности помогло евреям сохранно пережить беспримерно долгое рассеяние. Но это же ощущение избранности и ссорило евреев с окружающими народами. Многовековое ожидание Мессии, а с ним и всеземного торжества, конечно же диктовало евреям гордость, но и отчуждённость от других народов. «Основную роль сыграло в этом чувство своего духовного первородства, которое испытывали евреи, где бы они ни жили и какие бы обычаи ни перенимали»[61].
А насколько бы смиреннее: все народы - дети одного Бога, и зачем-то каждый народ нужен.
Крупный израильский историк, специалист по иудейской мистике Гершон Шалом предупреждал: для евреев «светскость невозможна», «если евреи попытаются себя объяснить только из истории, они должны будут прийти к самоликвидации, к полному краху, ибо в этом случае исчезнет всякий импульс к их существованию как нации»[62].
|
|
|
Однако, как бывает в геологических процессах, когда одна порода вымывается и заменяется другою, но с большим подобием сохранения форм предыдущей (псевдоморфоз), - так в секулярные века и у самих евреев идея богоизбранности неизбежно должна была подмениться идеей - просто исторической и человеческой уникальности.
С которой тоже не поспоришь.
Уникальность еврейского народа несомненна, все её видят. Но сами евреи осмысливают и переживают её по-разному.
Ищется даже «психологическая защита от ужаса своей уникальности»[63]. - «Ни один другой народ не прошёл такую школу страдания... ни один другой народ не знал того напряжения души в беде, тот ужас при мысли о неизбежной гибели»[64]. - «Евреи составляют исключение только в одном смысле: они избраны миром для дискриминации»[65]. - «Часть [евреев]... не прочь избавиться от своей уникальности»[66].
В широком же объёме еврейского сознания уникальность своего народа воспринимается не как бедствие, а как гордость. «Быть евреем по-прежнему больше честь, чем проклятие»[67]. - «Люди не хотят отдавать это ощущение... выделенности, не хотят «обменивать» его на что-либо иное... Отдать свою отмеченность - значит что-то серьёзное и ценное потерять»[68]. - «Наша аномалия как государства, как народа и как движения... поступиться ли величием и страданиями, связанными с этой аномалией, или, наоборот, зная ей цену, всячески укреплять её?»; «мы имеем дело с особого рода сущностью, которую не только никакой топор не вырубит, но не способна объяснить никакая историческая или философская теория»[69]. - «Хотим мы этого или не хотим, наши успехи и поражения, а также наши грехи и заслуги имеют всемирно-исторический характер и всемирно-историческое значение... Борьба за будущее евреев есть также и борьба за тот или иной образ всего остального мира»[70]. - «Особость, не имеющая себе аналога в мировой истории» - это то, что евреи смогли совместить в себе национальное и универсальное начала, это «народ - сугубо национальный и космополитический - в одно и то же время»; «противоречивое единство этих двух начал (самоутверждение и ассимиляция) представляет собой высший закон еврейской жизни»[71]. - «Наше самосознание было в целом и космополитическим, и элитарным»[72].
|
|
|
А глядя в наступающее человеческое будущее - сочетание в себе и национального, и универсального - может быть, самое необходимое (и победное) качество для новых столетий. Можно только пожелать его и нам, русским, и всем народам.
Но ощущение уникальности может придать сознанию и опрометчивый уклон.
Самому стремлению любого народа иметь идеал высший, прозревать предназначение высшее, чем только своё физическое существование, - не может быть упрёка, это стремление возвышает всякий народ в область Духа. Пусть не мессианство по прямому Божьему поручению, но - поиск и ощущение какой-то и своей особой миссии. Однако: что в ней искать?
Если бы вот так, как думают иные израильтяне (Натан Щаранский): избранность «приемлема только в одном плане - как повышенная моральная ответственность»[73]. Или, за 60 лет до него: «Не может безответственность... быть надёжной основой для нашей, еврейской жизни, жизни маленького народа, развеянного по миру... Легко ли это или нет, но мы должны сделать все усилия, чтобы познать себя и понять других»[74].
В 1939 году, перед самой гранью Второй войны, - редакция еврейского (на идише) сборника «На перепутье» поставила нескольким европейским интеллектуалам вопрос: «Следует ли евреям активно участвовать в общей политической жизни, не должны ли они ограничиться одной лишь еврейской политикой?»[75]
На этот вопрос известный писатель Стефан Цвейг, космополит и ассимилированный австрийский еврей, ответил так. Не участвовать в политической жизни мы, как и никто, уже не можем. Вопрос надо исправить: «следует ли нам стремиться к ведущему положению в политической и общественной жизни». Мы уже никак не можем отбросить «наше интернациональное, наднациональное отношение к общечеловеческим вопросам». Однако «считаю не менее опасным... чтобы евреи выступали лидерами какого бы то ни было политического или общественного движения... При наличии равных с другими прав евреи имеют далеко не равную со всеми ответственность», а «во сто тысяч раз» большую. «Служить - пожалуйста, но лишь во втором, в пятом, в десятом ряду и ни в коем случае не в первом, не на видном месте. [Еврей] обязан жертвовать своим честолюбием в интересах всего еврейского народа». (Здесь - поучителен урок о моральной связи и каждого еврея с судьбой своего народа.) «Нашей величайшей обязанностью является самоограничение не только в политической жизни, но и во всех прочих областях... Единственная польза, единственный смысл, которые можно извлечь из трагического урока, выпавшего на долю евреев, - это их внутреннее воспитание. Лишь тогда... наши невиданные страдания имели бы хоть какой-то смысл, если бы они побудили еврея совершать не шумные, а по-настоящему великие дела»[76].
Какие высокие, замечательные, золотые слова, - и для евреев, и для не-евреев, для всех людей. Самоограничение - от чего оно не лечит! Но в том-то и мучительная нить, что именно самоограничение - трудней всего и даётся вообще людям.
Макс Брод, убеждённый сионист и, казалось бы, полный оппонент Цвейгу, - ответил почти буквально то же: «Очень опасно для евреев вмешиваться в политическую жизнь других народов... Такое участие нас непременно раздавит и уничтожит». Еврей «должен ограничивать себя, воздерживаться... Воздержаться, но не отходить в сторону! Воздержаться - это значит: не стремиться к лидерству или к наградам в чужой политике, но действовать с сознанием ответственности, открыто, ясно, отнюдь не тайно, за кулисами»[77].
И это последнее добавление - опять-таки превосходно. (И опять же, честно сказать: и всем людям, и евреям, - как бывает трудно следовать ему.)
И в сегодняшнем Израиле мудро мыслящие евреи отчётливо говорят: «Наше вмешательство в дела других народов всегда оборачивалось плохо и для этих народов, и для еврейского народа»[78]. - Мы «много раз в современной истории... обнаруживали несправедливость в основаниях существующих обществ, а наша безответственность, как меньшинства, способствовала созданию новых, гораздо худших». Мы были «потомственные подаватели советов»[79].
А вот, после советских десятилетий строго оглядясь, пишет современный еврейский автор из диаспоры: «Конечно, эта история [евреев] была, как и у других народов, не только история благочестивых, но и бессовестных, не только беззащитных и ведомых на смерть, но и вооружённых, несущих смерть, не только преследуемых, но и преследующих. Есть в этой истории страницы, которые без содрогания нельзя открыть. И как раз эти страницы систематически и намеренно вытеснялись из сознания евреев»[80].
По заключению Э. Ренана, удел народа Израиля отначала был: стать бродилом для всего мира. Эта мысль, согласно или полемически, повторяется и у наших современников: «Мы стали бродильным началом среди неевреев, в среде которых мы жили»[81]. - «...Дескать, избранность еврейского народа в том и состоит, чтобы вечно жить в рассеянии. «Мы дрожжи... наша задача - сбраживать чужое тесто»[82].
И по многим историческим примерам, и по общему живому ощущению, надо признать: это - очень верно схвачено. Ещё современнее скажем: катализатор. Катализатора в химической реакции и не должно присутствовать много, а действует он на всю массу вещества.
К этому следует добавить не только несомненную подвижность ума, еврейское «доверие к разуму и ощущение, что конструктивными усилиями можно решить все проблемы»[83], но и - острую чуткость к струям времени. Чутче евреев, я думаю, нет народа во всём человечестве, во всей истории. Ещё только первые молекулы тления испускает государственный или общественный организм - уже евреи от него откидываются, хотя были бы доселе привержены, уже - отреклись от него. И едва только где пробился первый росток от будущего могучего ствола - уже евреи видят его, хвалят, пророчат, выстраивают ему защиту. - «Такое свойство темперамента, при котором евреи всегда оказываются на стороне «самых передовых» идей... очень уж для нас, евреев, характерно»[84].
Предпринятый тут обзор мнений даёт нам до некоторой степени объемлющее сознание, с которым мы вступаем в дальнейшее чтение.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ
Глава 13 - В ФЕВРАЛЬСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ
123-летняя история неравноправного подданства еврейского народа в России (считая от Указа Екатерины 1791 г.) закончилась с Февральской революцией.
Стоит оглянуться на атмосферу тех февральских дней - каким подошло общество к этому моменту эмансипации?
Первую неделю петроградских революционных событий газет не было. А затем они выступили с трубным гласом, менее всего задумываясь или ища жизненные государственные пути, но наперебой спеша поносить всё прошедшее. В невиданном размахе кадетская «Речь» призывала: отныне «вся русская жизнь должна быть перестроена с корня»[85]. (Тысячелетнюю жизнь! - почему уж так сразу «с корня»?) - А «Биржевые ведомости» выступили с программой действий: «Рвать, рвать без жалости все сорные травы. Не надо смущаться тем, что среди них могут быть и полезные растения, - лучше чище прополоть с неизбежными жертвами»[86]. (Да это март 17-го или 37-го?) - Расшаркивался новый министр иностранных дел Милюков: «До сих пор нам приходилось краснеть перед нашими союзниками за наше правительство... Россия лежала мёртвым весом на деле союзников»[87].
Редко в те первые дни можно было услышать дельные слова о том, что же надо теперь вообще делать в России? Улицы Петрограда в хаосе, сотни полицейских загнаны под замок, по городу не утихает беспорядочная вольная стрельба, - но всё заливает общее ликование, хотя по каждому конкретному вопросу разброд мыслей и мнений, разноголосица перьев. Вся пресса и общество сходились едва ли не в одном: в безотложном установлении еврейского равноправия. Красноречиво писал Фёдор Сологуб в «Биржевых ведомостях»: «Самое существенное начало гражданской свободы, без чего земля наша не может быть святою, народ не может быть праведным, всенародный подвиг не станет священным... - снятие вероисповедных и расовых ограничений».
Равноправие евреев продвигалось, и даже весьма быстро. Первого марта (ст. ст.), за день до отречения царя, за несколько часов до знаменитого «Приказа № 1», губительно толкнувшего армию к развалу, - комиссары Думского Комитета, посланные в министерство юстиции, В. Маклаков и М. Аджемов, провели распоряжение по министерству: зачислить всех евреев - помощников присяжных поверенных в сословие присяжной адвокатуры. - «Уже 3 марта... председатель Государственной Думы М. Родзянко и министр-председатель Временного правительства кн. Г. Львов подписали декларацию, в которой говорилось, что одной из главных целей новой власти является «отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений»[88]. - Затем, 4 марта, военный министр Гучков внёс предложение открыть евреям дорогу в офицерство, а министр просвещения Мануйлов - отменить процентную норму для евреев. Оба предложения были приняты без помех. - 6 марта министр торговли-промышленности Коновалов начал устранять «национальные ограничения в акционерном законодательстве», то есть отмену запрета на покупку земли компаниям с евреями в правлениях.
И меры эти быстро проводились в жизнь. 8 марта в Москве зачислено в присяжные поверенные 110 «помощников»-евреев, 9 марта в Петрограде - 124[89], 8 марта в Одессе - 60[90]. 9 марта киевская городская дума экстраординарным постановлением, не дожидаясь следующих выборов, включает в свой состав пятерых гласных-евреев[91].
И вот, «20 марта Временное правительство приняло постановление, подготовленное министром юстиции А. Керенским при участии членов политического бюро при еврейских депутатах 4-й Государственной Думы... Этим законодательным актом (опубликован 22 марта) отменялись все «ограничения в правах российских граждан, обусловленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности». Это был, по существу, первый крупный законодательный Акт Временного правительства. «По просьбе политического бюро [при еврейских депутатах] евреи в постановлении не упоминались»[92].
Но, чтобы «отменить все ограничения, существовавшие для евреев во всём нашем законодательстве, чтобы искоренить... полностью неравноправие евреев», вспоминает Г. Б. Слиозберг, «надо было составить такой полный список всех ограничений... Составление списка отменяемых законов об ограничении евреев требовало большой осторожности и опыта» (и за это дело взялись Слиозберг и Л. М. Брамсон)[93]. - Израильская энциклопедия сообщает: в Акт «вошёл перечень статей российских законов, утративших силу с принятием постановления; почти все эти статьи (их было около 150) содержали те или иные антиеврейские ограничения. Отмене подлежали, в частности, все запреты, связанные с существованием черты оседлости; тем самым получила законодательное оформление её фактическая ликвидация, происшедшая в 1915»[94]. - Ограничения снимались слой за слоем: с передвижения, жительства, учебных заведений, участия в местном самоуправлении, с права приобретения собственности на имущество по всей России, с участия в казённых подрядах, в акционерных обществах, с права найма иноверной прислуги, рабочих и приказчиков, занятия должностей при поступлении на государственную и военную службу, с опекунств, попечительств. Вспоминая казус расторжения договора с Соединёнными Штатами, снимались подобные ограничения и с «иностранцев не воюющих с Россией держав», то есть главным образом с приезжающих американских евреев.
Обнародование Акта вызвало множество эмоциональных выступлений. - Депутат Государственной Думы Н. Фридман: «За последние 35 лет русское еврейство подверглось гонениям и унижениям, неслыханным и небывалым даже в истории нашего многострадального народа... Всё... приносилось в жертву государственному антисемитизму»[95]. - Адвокат О. О. Грузенберг: «Если дореволюционная российская государственность была чудовищно-громадной тюрьмою... то самая зловонная, жестокая камера, камера-застенок, - была отведена для нас, шестимиллионного еврейского народа... И в первый раз ростовщический термин - «процент» - еврейский ребёнок познавал от... государственной школы... Словно каторжные в пути, все евреи были скованы одной общей цепью презрительного отчуждения... Брызги крови наших отцов и матерей, брызги крови наших сестёр и братьев пали на нашу душу, зажигая и раздувая в ней неугасимый революционный пламень»[96].
Супруга Винавера Роза Георгиевна вспоминает: «Событие это совпало с празднованием еврейской Пасхи. Казалось, что был второй Исход из Египта. Какой долгий, долгий путь страданий и борьбы пройден, и как быстро всё свершилось. Был созван большой еврейский митинг», на котором выступил Милюков: «Смыто наконец позорное пятно с России, которая сможет теперь смело вступить в ряды цивилизованных народов». А Винавер «предложил собранию в память этого события построить в Петрограде большой еврейский народный дом, который будет называться «Домом Свободы»[97].
Три члена Государственной Думы, М. Бомаш, И. Гуревич и Н. Фридман, опубликовали обращение «К еврейскому народу»: теперь «наши неудачи на фронте были бы непоправимым несчастьем для неокрепшей ещё свободной России... Свободные еврейские воины... почерпнут новые силы для упорной борьбы, с удесятерённой энергией продлив свой ратный подвиг». Также и естественный план: «еврейский народ приступит к немедленной организации собственных сил. Давно отжившие формы нашей общинной жизни должны быть обновлены... на свободных, демократических началах»[98].
Писатель-журналист Давид Айзман отозвался на Акт равноправия призывом: «Наша родина! Наше отечество! И они в беде. Со всей страстью... станем защищать нашу землю... Не было для нас от времени защиты Храма подвига такого святого».
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 130; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!