Рецепт от Гробушко, Главного кока дредноута «Уроборос» 8 страница
– Вот дура девка… – немедленно завелась Анисья.
Но баба Галя, до того стоявшая у стены, подхватила тетку под руку и поволокла на крыльцо.
– Пойдем, Михална, пойдем, дай ей вздохнуть-то, поплакать спокойно.
Вернулась Галина Дмитриевна уже одна, села рядом с дочерью. Скрипнула рассохшаяся кровать. Тоня глядела в пол, машинально расправляя шерстяное платье.
– Ма… – пробормотала она. – Что ж делать-то?
Баба Галя вздохнула. До Савиновки добираться километров пятьдесят, не меньше. Телега с лошадью в их деревне только у дядьки Захара – а куда он поедет, ежели вторые сутки горькую хлещет? Как всегда по осени, началось у него. Теперь еще месяц не дождешься. В Савиновке-то машины есть, но не пешком же до нее топать. А оттуда до «центра» еще километров двести с лишним.
– Сама-то как? – спросила Галина Дмитриевна.
– Не хочу, – шепнула Тоня. – Живой он. Живой… наверное.
Баба Галя вздохнула еще раз.
– Может, и живой. Особенно, если отец его…
– Да нормальный отец. – Тоня вскочила, но тут же с кряхтением опустилась обратно. – Человек как человек… был.
– Ладно, ладно, – примирительно кивнула мать. – Утро вечера мудренее, завтра, глядишь, и разберемся.
До завтра ждать не пришлось. В ночи скрутило так, что Галина Дмитриевна, накинув поеденную молью кофтенку и сунув босые ноги в резиновые сапоги, побежала за теткой Анисьей.
– А говорила я, – ворчала та, подкладывая под роженицу чистую простынку. – Воду нагрела? Тащи сюды.
|
|
|
…Перерезав пуповину, Анисья подергала дите так и эдак, подняла за ножки, шлепнула по попе. Буркнула:
– Не дышит.
Тоня приподнялась на локтях.
– Кто там, теть Анись? Ну скажи, кто?
– Девочка.
– Покажи…
– Не надо тебе.
– Покажи!
Повитуха сурово поджала губы, подняла младенца повыше. Серая кожа, ни крика, ни вздоха. Сердце и то давно не стучит.
– Поглядела, и будет тебе.
Анисья опустила трупик. Глазки девочки открылись, внимательно уставились на Анисью. Вместо плача послышался хриплый кашель. Повитуха вздрогнула, сглатывая комом застывшую слюну.
– Матерь Божья. Жива, что ль?
Серая кожа… ни крика… ни вздоха… сердце и то давно не стучит…
– А-а-а!
Уронив девочку на кровать, Анисья вжалась в стену, истово перекрестилась.
– Знать, правду Глашка балакала! Лешачья дочь!
Еще с полсекунды выпученными зенками она пялилась на моргающий труп и выскочила за дверь.
– Что там? – Тоня потянулась к новорожденной.
– Погоди, – решительно отстранила ее баба Галя. – Сначала тобой займемся.
Девочка лежала тихо, как мышка в мышеловке. Такая же серенькая и неживая. Женщины сидели рядом. Смотрели, как ворочаются туда-сюда прикрытые веками глазки, как шевелятся ручки с крохотными пальчиками землистого цвета. Время от времени баба Галя прикладывала руку к маленькой груди, но та не вздымалась.
|
|
|
Не дышит. Совсем не дышит.
– Ма, что ж делать-то? – слово в слово повторила Тоня вопрос, который уже задавала вчера. – Может, того… – голос у нее стал совсем слабым, – подушку на лицо? Мертвая же.
Баба Галя строго мотнула головой.
– Нельзя. Живая же.
– Так она ведь…
– Ты ж сама ребеночка хотела. Так хотела, что с первым встречным легла. Ну вот оно, дите твое.
– Так я доченьку хотела, а не… это.
Баба Галя уперла руки в бока.
– А она тебе не доченька разве? Чай, не двадцать уже, чтоб привередничать, к сорока дело. Может, и не родишь больше, бери, что Бог послал.
– Брать?
– Бери, бери, видишь, дите плачет, кушать небось хочет, а ты, мать-ехидна, даже к груди не поднесешь.
Девочка и впрямь плакала. Беззвучно, отвернув головенку от матери. Мокрые капли стекали по мертвым щечкам и падали вниз.
Во дворе раздался шум.
– Идут все-таки, ироды! – воскликнула баба Галя. – Ах, Михална, ну, змея проклятущая…
– Кто, мам?
Та ее не слушала.
– Так, дите к груди давай, – скомандовала она. – И не жмись, не жмись… – она сдернула рубашку с дочерней груди. – Мужики будут, пусть пялятся.
|
|
|
Выскочила на крыльцо.
Толпа из пяти мужиков и семерых баб ввалилась за калитку, потрясая вилами, дробовиками и самодельными факелами (электрификация всей страны до деревни, конечно, добралась, но понесла на этом пути значительные потери; да и правильней оно, с факелами-то, исконней!). Ввалилась громко, однако не очень уверенно и тут же замерла, завидев в руках бабы Гали старенькую охотничью винтовку.
– Чего приперлись, соседушки?
– Тык ведь это… чертенок у вас народился. Лешачья дочь! – заявил дед Лукьяныч. Самый смелый, видать.
– Сам ты черт лысый! Дите у нас как дите. Ну, серенькое, да, но живое же. А вам бы лишь воду мутить.
– А ты покажь! – крикнула, вылезая из-за спины мужа, Глашка, здоровенная бабища с серпом наперевес.
Вот стерва окаянная.
– А и глядите. Только вилы бросьте, не пущу иначе.
Любопытство пересилило страх. Бабы и мужики осторожно потянулись в дом. Заходили и замирали на пороге. Тоня сидела на кровати, пугливо прижимая дочь к пухлой груди. Девочка мирно почмокивала губами. Тонкими, синенькими. Но чмокала же… И пахло от нее… да никак от нее не пахло. Ни мертвечиной, ни гнилью какой.
Новоявленные инквизиторы растерялись.
– Это, – наконец сказал Лукьяныч. – Тык обычная, что ль?
|
|
|
– Да глянь на нее, какая ж обычная! Подрастет, нас всех сожрет! – Глашка погрозила дитю воздетым кулаком.
– А ну мне тут руками махать! – прикрикнула на нее Галина Дмитриевна, качнув винтовкой. – Сама всех посожрешь скорее, чем девка Тонькина.
Бабы захихикали. Не в бровь, ой, не в бровь!
– Тык, говоришь, не будет жрать, значит? – сощурился дед.
– Нет, – отрезала баба Галя. – Дите и есть дите. Неужто младенца угробить хотите?
Почесав затылок, Лукьяныч вздохнул, выпрямился.
– Мы, конечно, техникумов, как ты, не кончали, может, тебе и видней. Только ежели выживет, к нашим чтоб не лезла.
– Не полезет.
Не опуская винтовки, баба Галя принялась выгонять дорогих гостей.
Спровадив всех, уселась на стул, подкрутила радио так, что из него затрещал бодрый Утесов.
– Ма.
– Чего, доча?
– Как звать-то ее будем?
Тоня кивнула на младенческое личико. Баба Галя прищурилась.
– Глазки у нее серенькие… вылитая прабабка. Машенькой назовем. – Она тяжело поднялась, подошла ближе, погладила крошечную дитячью головку с пушком светлых волос. Прошептала внучке: – Ты не переживай, деточка, не переживай. Наладится все. Ну и что, что мертвенькая, ну и что, что лешачка. Все ж таки не чужая…
* * *
Маша подняла глаза. Оглядела обидчиков. За что, мол? Шла, не трогала.
– Иди, иди! – заорал Артемка и наклонился за вторым камнем. – В землю заройся, червяков корми, а к нам не приставай!
– Пошла вон, мертвячка! Чтоб у тебя нос отвалился! – Олеська расхохоталась собственной шутке и вслед за братом швырнула в девочку щебенкой.
Маша развернулась и пошлепала обратно к дому. Висок рассечен. Баба Галя говорила, чтобы она не смела гулять пораненная. Мало ли, кровь не течет, зато «инфекцию подхватить, как траву посадить».
Дома, поохав, Галина Дмитриевна усадила внучку на стул, достала нитки с иголкой и принялась зашивать порез.
– Сколько можно повторять, не ходи мимо Тимофеевых. Обогни по оврагу. Подумаешь, собаки лают. Они на цепи все, а этих сорванцов разве на цепь посадишь? Так и будут обижать тебя.
Она отрезала нитку и счесала прядку волос с темечка, прикрывая шов.
– Да, бабушка. – Маша слезла со стула. – Можно мне на чердак?
– Иди, детка.
Галина Дмитриевна оглянулась на Тоню, провожавшую дочь затравленным взглядом.
– А ты не сиди сиднем, обедать давно пора. Машеньке кушать надо, вон какая бледненькая.
Тоня поднялась, откинула крышку подпола, полезла за картошкой.
Бледненькая… Она всегда бледненькая. Шесть лет уже. Растет, ходит, говорит. И не дышит. Тоня накидала клубней в фартук, потащила наверх. Ее мать уже вовсю орудовала на кухне. Вывалив картошку на газету, Тоня взялась за чистку.
– Мам, она ко мне ночью приступает, – сказала она вполголоса. – Подойдет, стоит и смотрит. Не двигается, только бормочет чего-то иногда.
– Ну и что? – громыхая кастрюлями, отозвалась баба Галя. – Испугался чего ребенок в темноте, к мамке подошел, эка невидаль.
– Она не так смотрит… по-другому. А на чердаке зачем целыми днями пропадает? Заглянешь к ней, сидит спиной, копается перед собой чего-то, а подойдешь, в руках пусто.
– Играет дите. С кем ей еще играть, ежели во всей деревне ни одной подружки? Нормальная у нас девочка. Ты выдумывай меньше!
Тоня не выдумывала.
Большие напольные часы с маятником, дедушкин подарок, оттикали три часа утра, когда она почувствовала – опять. Не шевелясь, глянула сквозь ресницы. Так и есть. Пришла. Стоит. Взгляд блеклый, мутный, как у дохлой рыбы… хотя каким ему еще быть? Нет, ну чего ей надо? Чего?! Ох, надо было с самого начала тетку Анисью слушать.
В ладошке девочки что-то блеснуло. Тоня едва удержалась, чтобы не вскочить и не заорать. Линейка… Господи, пусть это будет металлическая линейка, которой бабушка листы разлиновывает. Пожалуйста. Только не…
Девочка подняла руку.
– Поиграй со мной, мама.
Тоня сжалась в комочек, скованная внутренней удушливой волной. Ни двинуться, ни вздохнуть. Да что ж это творится! Родная дочь…
Девочка потопталась еще немного, опустила ладонь. Положила блеснувший предмет на стол и ушла в свой угол, задернув ситцевую шторку. Обмирая и холодея, Тоня спустила ноги с кровати, подкралась к столу.
Линейка?
Тоня судорожно выдохнула, взяла нож за рукоять и убрала на верхнюю полку. Подумав, выгребла из ящика все остальные ножи и, стараясь не греметь, переложила туда же. Затем на цыпочках вернулась к постели и нырнула внутрь, натянув одеяло до самого носа. Заворочалась на соседнем диванчике Галина Дмитриевна, но шторка, отделявшая маленькую Машину кроватку, не шелохнулась. Тоня выдохнула. Все хорошо. Все хорошо. Пока.
Палец отсох. Это было понятно сразу. Что ж она, свою дочь не знает, что ли? Конечно, у нее и обычно-то пальчики живостью не отличались, но этот, похоже, умер окончательно. Тоня подвела девочку к свету, еще раз внимательно осмотрела ладонь. Так и есть. Мизинец почернел, кожа обтянула косточки и суставы. Того и гляди, отпадет.
«Кончается, – подумала Тоня. – Совсем она кончается».
Неожиданно всхлипнула. Как бы ни было – дочка ведь. Но да что поделать. Природа берет свое. Знать, Господь решил, что довольно они помучались, пора и отдохнуть. Им всем.
Баба Галя, увидев новую напасть, нахмурилась. Ничего не сказала, перекрестилась только на образа и принялась месить тесто, орудуя на этот раз как-то особо рьяно.
На следующий день, проснувшись, Тоня первым делом позвала Машу, посмотреть, не отвалился ли отсохший палец.
– Мам, гляди-ка! – воскликнула она пораженно.
Галина Дмитриевна водрузила на нос очки, склонилась над детской ладошкой.
Мизинец был совершенно такой же, как раньше. Словно и не висел вчера засохшей веткой.
– Вот и славно, – констатировала баба Галя. – Растет наша детка, организм это у нее перестраивается. Зря волновались только.
И направилась к печке, тихонько напевая под нос: «Под деревцем на лавочке в зеленом во саду сидят старушки-бабушки в двухтысячном году…»
Тоня осмотрела дочь еще раз.
На лбу вдруг выступила испарина. Неужели? Нет, не может быть… Она подтащила Машу к себе, до рези вгляделась в злосчастный палец.
Розовый.
Он был розовый. Нет, не как у нормальных детей. Но на фоне привычной серой кожи отчетливо виднелись полоски живой плоти. Тоня прижала ухо к дочкиной груди. По-прежнему не бьется. Утерла лоб рукавом, уставилась на девочку.
– Маша, ты что-нибудь делала вчера?
Та стояла молча, не понимая вопроса.
– Что-то особенное, чего раньше не делала никогда? – уточнила Тоня.
На миг, показалось, Машин взгляд прояснился.
– Вчера я оживила птичку. Ты говорила, птички хорошие.
Тоня замерла.
– Оживила мертвую птицу? Ворону, синичку?.. нет, неважно. Как тебе удалось?
Девочка медленно пожала плечами.
– Прикоснулась. Захотела.
– А сегодня? Ты что-нибудь делала сегодня утром, до того как я проснулась? Тоже особенное. Чего никогда не совершала.
Маша снова замолчала, потом кивнула.
– Я убила мышь. Ты говорила, мыши плохие.
Тоня выпустила дочкину руку.
– Иди, поиграй где-нибудь, детка.
– Можно я пойду на чердак?
– Да… конечно.
Когда та скрылась, Тоня подперла щеку кулаком, вперилась в окно. На улице стояло лето. Утреннее солнце еще не жарило так, как днем, самое время для прополки или чтобы поправить насест у кур… Но женщина все сидела и сидела, наблюдая за покачивающимся от ветра разнотравьем, крадущейся по соседскому огороду кошкой, слушая лай псов, петушиный ор и довольное похрюкивание соседских свиней.
Вечером она привела дочь к курятнику.
– Машенька, помнишь, я тебе говорила, что птичек трогать нельзя, что они хорошие? Так вот, сегодня я разрешаю. Они должны тебе помочь, и тогда они станут не просто хорошими, а прямо-таки замечательными.
Маша смотрела в пол, похоже, не понимала, и Тоня продолжила:
– Видишь вон ту курочку? Пестренькую, с коричневым хвостиком? Детка, убей ее, пожалуйста. Ну, так, как ты с мышкой сделала, помнишь?
Девочка подняла глаза.
– Зачем?
– Так надо, доченька. Эта курочка тебе поможет. Ты же хочешь играть с Артемкой и Олесей? Если ты убьешь курочку, ты станешь немножко похожей на них, не такой… э-э… бледненькой. Они обрадуются и будут с тобой играть.
– Я не хочу с ними играть.
– А со мной? Ты хочешь играть со мной, малышка?
– С тобой хочу.
– Ну вот поэтому надо убить птичку. Она тебе поможет, и мы с тобой обязательно поиграем.
Маша перевела взгляд на пеструшку.
– Да, мама.
Тоня кинулась к курице, в пару ловких движений поймала ее, протянула дочери. Маша взяла птицу за горло и крепко сжала.
Она держала ее до тех пор, пока пестрые крылья не обмякли и тяжелая тушка не повисла в руке кулем. Тоня осторожно разжала дочкины пальцы и, чиркнув спичкой, внимательно их осмотрела.
Да! Вот оно, снова! Кожа на соседнем пальчике тоже порозовела.
Девочке просто нужна смерть. Тогда она оживет.
Тоня удовлетворенно выдохнула – теперь у нее будет нормальный ребенок. Будет. Будет!
Она повернулась к Маше.
– Давай мы с тобой так и станем играть, ладно? Я тебе приношу животных, а ты их убивай. Не оживляй только потом, хорошо, доченька? Если оживишь, они не смогут тебе помочь.
– Да, мама.
Первой, разумеется, забила тревогу ненавистная Глашка. Как же, любимый кролик пропал. Уж она его растила, растила, такой ужин к Новому году обещал быть. Ан, смотри-ка, исчез. И следов никаких не осталось. Вскоре подтянулись и остальные. У кого собака, у кого коза, кто-то поросенка не досчитался.
– Она это, она! – злобствовала Глафира. – Больше некому. Лешево отродье! Жрет небось по ночам да кровь сосет! Зря не прибили чертовку сразу. Пожалели… у, мужичье трусливое!
Тоня отбивалась, как могла.
– Машку не трогайте! – вопила. – У меня у самой кур вон потаскали. Лисы это, говорю вам, лисы! А то и волчара какой бродит. Лучше б мужиков собрали да на охоту отправили. Капканы поставили бы. А Машка всю ночь дома сидит, не выходит никуда. Окна, двери заперты все! Нечего напраслину на мою девочку гнать!
Отмахалась кое-как. Но что ж делать-то? Продолжить – убьют-таки Машку, как пить дать вилами заколют.
Баба Галя ходила смурная. Раз велела внучке раздеться, осмотрела с ног до головы. Розовела девка, розовела. Сердечко все еще не билось, но и ладошки уже не такие землистые, и пяточки посветлели.
– В соседнее село иди, – наконец буркнула она Тоне. – Там еще какое-то время победокурить можно. А вот что потом делать станешь, не ведаю.
Тоня отвернулась, сжалась плечами.
– Придумаю что-нибудь.
– Не одобряю я этого. Не одобряю, так и знай, – сказала баба Галя и, накинув платок, вышла во двор.
* * *
– Эй! Есть кто? Откройте.
Тишина.
Невысокий, чернявый парень обошел дом, постучал в окошко.
– Василий Лебединский, газета «Желтая правда». Из центра я… Ну, откройте, пожалуйста. Мне соседи сказали, вы дома. Я по поводу вашей девочки. Триста с лишним километров добирался…
Тоня, притаившаяся за дверью, молчала. Ну вот, дождались. Корреспондент из центра! Как теперь Машку упрячешь?
Баба Галя ходила из угла в угол, потрясая кулаками.
– Она все это, она, Глашка! Растрепала в Савиновке, а оттуда и до райцентра добралось. Ладно, – она уперла руки в бока, – поговорю я с ним. Но дверь за мной запри. И Машеньку не показывай. Даже если рваться будет. Сдадут нашу девочку в лабораторию для опытов, тогда поминай, как звали.
Тоня кивнула.
Баба Галя вышла на порог.
– Ну чего ломишься почем зря? Слышим мы тебя.
– О! Здравствуйте! Вы Галина Дмитриевна, так? А меня Василием зовут. По поводу вашей внучки я. Единственный, между прочим, кто согласился в вашу глухомань… простите, деревню ехать. До вас добираться – черт ногу сломит. Можно пройти? Мы про нее заметку напишем, на весь центр прославитесь. Не думайте, денег дадим, если что. Но надо бы посмотреть для начала…
– Не тараторь, – сурово оборвала его баба Галя.
Тоня подслушивала под дверью. Нет, ничего этот корреспондент от бабки, конечно, не добьется. Галину Дмитриевну на мякине не проведешь, она и не такие баталии выдерживала.
Так и вышло. Помучившись минут двадцать, парень отправился искать счастья у соседей. Авось из них что вытянуть можно. Из них-то вытянет.
Тоня покачала головой. Ну вот, пришла беда, откуда не ждали.
– Я к вам завтра зайду, – бодро пообещал Василий. – Не думайте, я уже договорился. Переночую вон в том доме, а с утреца сразу и наведаюсь.
Баба Галя сдвинула брови, погрозила пальцем, но парень лишь расхохотался.
Ночью Тоня вертелась, не в силах сомкнуть глаз. А ну как действительно придет. И вообще здесь на неделю останется. Шила в мешке не утаишь, да и соседи добрые наверняка все, как на духу, выложили. И про отца сказочного, и про то, что живность пропадает. Отец… знать бы еще, кто Машкин отец. Казался человеком… Тоня вздохнула.
С детства Василию снился «плохой» сон. Он на странном, полуразвалившемся корабле, вокруг никого, лишь бушует шторм, и темень такая, что хоть глаза выколи. Вот огромная волна надвигается на суденышко, на миг замирает над ним и всей мощью падает, срывается вниз. Маленький Вася заслоняется ладошками, но волна не видит этой хлипкой преграды и сносит его в море, как крохотную щепку. Он задыхается, молотит руками и ногами – утром мама пожурит за сбитую в ком простынь – и в ужасе выныривает на поверхность. Но его беды еще не окончены. Мальчик плывет по морю, а сзади уже нагоняет… нечто. Мокрое, склизкое, большое, с двумя остекленевшими глазами и, самое страшное, с огромными острыми зубами. Призрачная акула! Вася гребет изо всех сил, но чудовище настигает его, мальчик оглядывается и видит лишь холодный, равнодушный интерес хищника. Хищник распахивает пасть, и когда зубы уже почти смыкаются над Васей, тот пищит. Тоненько, жалобно. И… просыпается под верещание будильника.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!