Рецепт от Гробушко, Главного кока дредноута «Уроборос» 2 страница
– Кто ты?! Я обожгла рот твоей поганой кровью! – Голос низкий, мужской.
– Щелочью, – поправляю демона.
– Но я чувствовала запах крови!
– Увы, ты перекусила не тот канал. – Взвожу регулятор мощности оружия на максимум. На подобное существо батарею лучше не жалеть.
– Нет! – умоляюще тянется ко мне когтистая ладонь. – Поверь, я бы не тронула тебя, если бы знала… Но ты так похож на человека! Не только запахом… Твои глаза, твои мысли и чувства. Они звенят, почти как людские.
– Плохое оправдание.
– Меня мучает жажда…
– Меня тоже, и что?
– Я достану тебе воду! Взамен же прошу снисхождения…
Предложение демона наталкивает на размышления. Смерть его не улучшит настроения. А если он просто сбежит, то нападать второй раз уже точно не станет.
– Валяй, – опускаю ствол, – только быстро.
Из-за спины суккуба разворачивается пара широких крыльев, ранее незаметных. Три мощных взмаха, и он исчезает в темноте. Я устало опираюсь о валун и терпеливо жду…
– Вот, прими это как дар от меня. – Появляется демон спустя несколько минут и протягивает пузатую металлическую флягу. – Остался от одного путника десять лет назад, ему уже не пригодится. А вода свежая и чистая, из тех источников, отыскать которые под силу лишь демону.
Судя по гравировке, это сувенирная фляга одного обер-офицера. Едва не ледяная на ощупь. Не верю я, что суккуб набирал ее в каком-нибудь потустороннем источнике. Скорее, труп несчастного офицера был выброшен в измерение, где время либо стоит, либо течет очень медленно. Потому и вода сохранилась. Низшие демоны часто так поступают – про запас.
|
|
|
Ладно, какое мне дело? Главное, что вода вкусная и холодная, освежающими струйками стекающая по подбородку. Но не подчиняюсь жажде. Несколько глотков, и обратно закручиваю пробку на цепочке. Вряд ли демон посмел бы отравить меня – я отомщу, каким бы сильным ни оказался яд.
Суккуб явно позволяет себе расслабиться, уже даже не боится приблизиться. Так что я отлично разбираю его смазливое девичье личико и желтые глаза с ромбовидными зрачками.
– И все-таки, – склоняет он голову набок, – я не верю, что ты машина. Но ты и не человек. Нежить? Демон-полукровка? Нет, исключено… Кто же тогда?
– Не твое дело, – вешаю подарок на пояс, – флягу я забираю.
– Конечно. Я свободна?
Не сразу отвечаю. Думаю, чем это отродье может пригодиться еще.
– Сколько тебе лет? – смотрю ему (или ей) в глаза.
– Две сотни, согласно вашему представлению о времени.
«Молодой демон», – думаю я и продолжаю: – Боевые действия давно здесь кончились?
– Двенадцать лет назад, сразу после падения Вевельсбурга.
– А что же потом?
Вопрос явно удивляет это существо.
|
|
|
– Ничего… – разводит оно крыльями. – Врат стало больше, стены между измерениями – тоньше. Наслоение миров… – Внезапно суккуб смотрит прямо в мои глаза. – Кажется, я понимаю. Ты уже умирал, как минимум, раз. Потому в неведенье… Теперь я вижу, чувствую. На тебе печать и…
– Не уклоняйся от вопроса, – щелчком взвожу оружие, – города хоть на месте?
– Большинство. Но я не ориентируюсь по вашим обиталищам. Знаю лишь, что эти земли когда-то назывались Саксонией-Анхальт… кажется.
– Ближайшие населенные пункты: Дросдорф, Хайнсбург, Брайтенбах? Понимаешь?
– Вокруг этой земли есть четыре больших поселения в радиусе трех часов полета. И еще…
– Я понял тебя… – Опускаю оружие. – Эм… Благодарю. Можешь проваливать.
– Подожди… Твои раны, я должна поцеловать их, иначе они никогда не заживут.
Как ни абсурдно это звучит, но рана на изгибе шеи и плеча действительно до сих пор сочится кровью (или что там у меня). Почему-то совсем не ощущается привычное покалывание, обычно сопровождающее регенерацию. Кажется, нужно согласиться… Вряд ли суккуб делает это из заботы, просто не хочет, чтобы я потом его искал.
– И все-таки, ты совсем как человек, – заканчивает он (она? оно?), облизывая губы и сладко принюхиваясь к моей груди. Когтистая ладонь скользит вниз, по животу, останавливается у паха.
|
|
|
– Совсем как человек…
– Проваливай!
– До встречи, кто бы ты ни был, Эрих…
– Эрих?! Стоп, а как ты…
Ветер от крыльев поднимает пыль. Мгновение, и я остаюсь один. Ну, по крайней мере, теперь уже никто не посмеет нарушить мой покой – запах демона, пусть и низшего, распугает всех местных чудовищ.
* * *
Асфальт. Старый, побитый трещинами. Дальние концы его широкой ленты тонут в холодном тумане. Обочину плотно обступают лохматые сосны и ели. Раньше по этой дороге постоянно носились автомобили, ими управляли люди, уверенные, что мчатся навстречу будущему. Я же иду навстречу прошлому…
Теперь я знаю. Я не обычная органическая кукла. Я видел сон. Врата царства снов пропустили меня всего за миг до пробуждения, но этого оказалось достаточно. Там кто-то звал меня по имени. В темноте, в которой тонул мой разум…
Я вспомнил мага. Вспомнил, как его ненавижу. Но не подчиниться ему выше моих сил. Я пробовал сопротивляться. После пробуждения дальнейший путь на восток привел меня к обрыву, нависающему над заброшенным карьером. Я прыгнул, и его глубокое дно встретило меня каменной твердью, выбив сознание. Я знал, что выживу, но надеялся ударом по голове, достаточно сильным, разбить оковы мозга, созданные колдуном. Тщетно.
|
|
|
Очнувшись, я заметил человека. Мародера, из тех, что живятся на руинах прошлого. Меряя мои ботинки, он не заметил, как я открыл глаза… Теперь у меня есть заплечная сумка и «маузера» с полной обоймой. Несколько устаревшее оружие, но ничуть не лишнее в этом мире.
Выбравшись из карьера, я наткнулся на дорогу, тянущуюся на восток. Как и прежде, я каким-то непостижимым образом почувствовал направление к моей неведомой цели. И просто пошел, потому что так надо…
Полуденное солнце предельно укорачивает мою тень, лениво просвечивает белую толщу тумана. Он оседает на лысине, холодит шрамы и стекает по лицу, оставляя на губах металлический привкус. Мокрая крошка асфальта хрустит под ногами. Странно. Еще вчера жара жадно высасывала из меня пот, а теперь холод безуспешно пытается вышибить из меня озноб. Мир до неприличия нестабилен.
И все же он жив. Поперек асфальта пробегает рыжая белка, совсем меня не опасаясь. Из глубины елочных заграждений вдоль дороги время от времени доносится веселый стук дятла, чье-то карканье, щебетание, «ку-ку»…
Слышно и как меня догоняет какой-то автомобиль.
Дизельное рычание позади становится все громче. Но убраться к обочине я пока не тороплюсь. Вот только спрятать тесла-ружье в сумку, а «маузер» – за пояс, кажется мне очень уместной идеей. Вооруженного бродягу точно подвозить никто не станет. Да и грязного – тоже. Впервые за последнее время я в некотором смущении оглядываю свою одежду. Дырявая от пуль куртка, рваная рубаха. И то, и другое – покрыто засохшей кровью, только на темной куртке она не так заметна. Застегну ее, пожалуй. Может, хоть солдатские штаны, заправленные в армейские ботинки, выдадут меня не за оборванца, а… за бравого военного, заблудившегося при возвращении домой из госпиталя, где пробыл не один год после героического и жертвенного подвига, что ли?
Нет, смешно это как-то.
Туман пропитывается желтизной фар. Медленно оборачиваюсь и поднимаю руку, пытаясь улыбнуться. Кажется, для этого нужно приподнять уголки губ и чуток показать зубы… Вроде так, ага.
Это черный Mercedes Benz года тридцать пятого. С закрытой кабиной, округлыми формами и идеально чистым лобовым стеклом. Такие обычно с таксистскими шашечками катаются по богатым районам богатых городов, а не рискуют выезжать «наружу» в послевоенное время. Внутри – усатый пухлощекий мужичок таращится на меня, вцепившись в руль и разинув рот. Водила плавно останавливает машину, едва не упираясь бампером в мои колени. Двигатель не глушит.
Испуг шофера несколько проходит, когда я выключаю улыбку. Неужели так плохо получается? Обидно. Обхожу машину и деликатно стучу в правую дверцу. Стекло опускается под скрип вращающейся ручки.
– День добрый! – воздерживаюсь от повторной улыбки.
– Доб… добрый… – снимает мужичок круглую шляпу, вжав голову в снежно-белый воротничок. Чувствую запах дорогого одеколона, явно от элитных алхимиков, и кожаного салона.
– Не подвезешь доброго человека?
В «доброго человека» водитель, судя по глазам, точно не верит. И его ответ звучит вполне справедливо и обоснованно:
– Так это… до города осталось полмили. А на въезде застава – проверяют все машины…
Какой молодец! Сразу понял, что я не поклонник проверок документов и досмотра личных вещей. И подозрительно косится на мою сумку, явно понимая – не шмотки у меня там, а нечто очень-очень страшное. Не бомба, конечно, но и не носки с трусами. А ведь мог бы пригласить в салон и тут же дать по газам, до самой заставы, как сознательный гражданин. Не такой он и трус, каким кажется. Чувствую.
– Жаль… Только машины проверяют?
То ли по моим глазам, то ли по моей глупо озадаченной роже, водила наконец понимает, что ему ничего не угрожает. И отвечает уже на удивление бодро и приветливо.
– А пешком из города сейчас никто не входит и не выходит. Да и на транспорте редко выезжают. Разве что на дирижаблях. Небезопасно. Ныне ввели особое положение – пересекать пределы города лишь по письменному разрешению протекции. А… Вы издалека?
– Да, с самой Австрии топаю. После войны в госпитале долго валялся, потом, – как-то неловко врать становится, но и выговориться ужасно хочется, – потом…
«…робот-пулемет изрешетил, некробоец Гюнтер об стены бил, колдун череп вскрывал, суккуб чуть не изнасиловал…»
– …потом родню по поселкам искал, заработать пытался, мотался туда-сюда, от чудовищ убегал, теперь вот сюда судьба кинула…
Шофер кивает:
– Чудовища – это ужасно. Развелось их, как в страшном сне. Потому город и держится в изоляции. Хотя ученые какой-то треп развели, мол, больше половины тварей безобидные, остальные – не страшнее прежних хищников. Говорят, что все дело в какой-то кси… ксенох… ксенофобии, вот!
– Так в город никак не попасть?
Мужик улыбается, подняв брови:
– Почему же? Просто сойдите с дороги и обойдите заставу чуть севернее. Зайдете в город с другой стороны.
– Он ведь в изоляции, разве он не охраняется по всему периметру?
– Нет, – смеется мужичок, – заставы контролируют въезды и выезды из города. А пешком за его пределами никто в здравом рассудке не разгуливает.
– Кроме всяких тварей.
– Они в город не суются. Да и в окружающем лесу их почти нет. Ученые что-то придумали, что-то, отпугивающее их.
Как-то странно получается. Никто нормальный за городом не шастает, а водила меня уже совсем не опасается, даже двигатель заглушил.
– Да вы не волнуйтесь, – подмигивает он к моему еще большему удивлению, – я вашу татуировку сразу заметил. Никому ничего не скажу, я же не трепло базарное. Сперва испугался, думал… Неважно. Всегда рад содействовать! Только, простите, подвезти не могу, сами понимаете…
– Да-да, – киваю я, так ничего и не поняв, но и дураком выглядеть не желая. – Сам-то ты откуда?
– Везу отчеты из метеостанции тремя милями западнее. Что-то важное. Перевозчик куда-то пропал, потому отправили меня, личного водителя доктора Обенкрута!
Последняя фраза звучит с такой гордостью, что разочаровывать шофера вопросами о личности некоего Обенкрута даже не хочется. Остается лишь кивнуть с глубочайшим пониманием.
– Ну, если больше ничем помочь не могу… я поехал?
– Да, – чувствую себя последним идиотом, – конечно.
Мужичок вежливо прощается, поднимая стекло. Бодренько взревев мощным дизелем, явно не менее чем двенадцатицилиндровым, машина быстро тонет в тумане. Я же озадаченно щупаю затылок, нюхая облачко выхлопа. Татуировка? Да, если вспомнить слова мага, то у меня эмблема Аненербе сзади на полбашки. Вот только что это значит? Думаю, ответы ждут… нет, не впереди, а малость в сторону, через лес, немного севернее от заставы. Пожалуй, сойду с дороги прямо здесь, возле показавшегося из тумана ржавого дорожного знака – «Добро пожаловать в Гезтерхафт».
* * *
Хороший городок, красивый, уютный. И чистый. А с такой некромашиной, убирающей улицы, иначе быть не может. Это тусклый стальной куб на тонких лапках, как у насекомого. Спереди из него торчат две посиневшие руки, каждая вооружена увесистым веником. Руки уже немного подгнившие, но совсем не пахнут и, главное, работают исправно и очень активно. Снизу шара болтается прорезиненный хоботок, тщательно всасывающий пыль и мелкий мусор. Хорошая машина – хороший инженер сделал. Не без черной магии, но куда сейчас без нее?
Щелкая и клацая механическим нутром, этот «дворник» лезет прямо мне под ноги. Я осторожно переступаю его и иду дальше по узкой, почти безлюдной улочке. Прохожу между низких кирпичных домиков с большими окнами. Из одного доносятся звон бокалов и довольные возгласы. Из соседнего кто-то под радио от души поет про дорогого Августина. Правильно, чем же еще заняться вечером? Этажом выше раздается оханье и аханье мужчины с женщиной. Еще правильнее.
За окошком слева симпатичная фрау в халате раскрывает блестящие стеклом створки. Выставляет на подоконник вазоны. Крайний цветок резко поворачивается ко мне и, провожая невидимым взглядом, щелкает острыми зубами. Из водосточной трубы торчит жирное зеленое щупальце. Лежит себе поперек дороги, будто греется на заходящем солнышке. Осторожно обхожу. Впереди на скамейке шуршит газетой мужчина в сюртуке и цилиндре. Равнодушно глянув на меня из-под пенсне, он снова углубляется в чтение. Проходя мимо, я успеваю заметить несколько крупных заголовков: «Первый дирижабль за линией Кармана… Океанский лайнер атаковала армия людей-рыб… Новинки гравитационных технологий…»
Интересно, удалось бы пройти переулок так же незаметно, не надень я на затылок дырявый берет, найденный в лесу? Улочка заканчивается детской площадкой, на которой двое мелких оболтусов вовсю дубасят ногами кожаный мяч. Судя по цвету и моему внутреннему чутью – кожа человеческая.
Повинуясь странному культурному порыву, я не ленюсь обойти широкий газон и ряды подстриженных кустиков (почему-то сразу представилась машина для их подрезания), чтобы выйти на широкую улицу. И если в переулке редкие встречные реагировали на меня безразлично, то здесь мне явно не рады. Мальчишка лет пяти в шортиках на подтяжках испуганно роняет шарик мороженого. Смотрит на меня, затем на пустой вафельный рожок, снова на меня. И громко ревет, одновременно с завизжавшей поблизости мамашей. Идущий мне навстречу прохожий резко меняет траекторию и торопливо хлюпает блестящими туфлями по сточной луже. Визжит тормозами красный «Пежо», едва не врезаясь в пожарный гидрант. Тут же сдает назад.
То ли это все оттого, что чужаков здесь не любят. То ли оттого, что я достал из сумки тесла-ружье и теперь взвожу его в боевой режим… Зачем? Не знаю. Руки перестали слушаться… Что-то щелкает в голове, отдаваясь в затылок звенящей вибрацией. В один миг улица теряет цвета, формы и контуры. Растекается, точно намокший акварельный рисунок. Окружающие звуки тонут в пронзительном скрежете, словно кто-то злой сунул мой череп под быстро вращающуюся шестерню. Каким-то образом я оказываюсь в горизонтальном положении, не способный двигаться. Это операционный стол вновь обнимает меня тугими ремнями. Да, воспоминания не лгут. Так когда-то уже было…
– Смотри, Гюнтер, сейчас я сниму вот эти два нервных центра, подсоединю провода к освободившимся гнездам, и мы получим полный контроль над этим красавцем. Подай-ка мне фиксатор… Вон ту железяку на краю стола, тупица! Так вот, о чем это я? Ага, главное теперь – не задеть извилины, иначе он станет таким же болваном, как ты. Нет, Гюнтер, это не вкусно. И не надо совать туда свои грязные пальцы. Что ты спрашиваешь? Как он отыщет того, кого нужно? М-да, тот человек все предусмотрел и на всякий случай стер все из памяти этой куклы, кроме самого необходимого. Но и мы не дураки, правда, Гюнтер? Где-то глубоко в подсознании должны остаться следы прежних воспоминаний. Поверь мне, он найдет свою цель. Нашу цель. И сделает все как надо…
Я иду через широкий перекресток, сжимая ружье в правой руке. Иду через оглушительную мешанину звуков: рев двигателей, сигналы клаксонов, крики злости и испуга. Почти ничего не чувствую, когда в меня врезается автомобиль. Лишь еле ощутимый толчок, вращение мира по спирали, холод асфальта у щеки. Встаю. Иду дальше, огибая еще два столкнувшихся авто. Сквозь пульсирующую в глазах муть различаю, как из тротуарной толпы отделяются фигуры в полицейской униформе. Хлопки выстрелов разгоняют визжащую толпу. Что-то жалит в шею, локоть, бедро. Неважно. У меня есть цель.
Найти. Ликвидировать. Любой ценой.
За перекрестком тянется каменная стена с воротами из решетки. Ее прутья гнутся легко, стоит только надавить свободной рукой. Превратив две черных вертикали в замысловатые изгибы, я пробираюсь во внутренний двор какой-то усадьбы.
Где-то здесь. Знаю. Чувствую.
Двигаюсь по мощеной дорожке к высоким дверям трехэтажного дома. Одно из его разноцветных окон вдруг разлетается осколками, чтобы принять на подоконник сошки крупнокалиберного пулемета. Свинцовый град выбивает из меня брызги крови, клочья одежды, ошметки плоти. Снова звон стекла – красное марево поджигает на мне куртку, обугливает кожу. Это гиперболоид. Неважно.
Найти. Ликвидировать. Любой ценой.
Дверь вылетает после удара ногой. Он здесь. Чувствую. Знаю, когда-то я тоже погиб. И ощущал приближение смерти. Теперь я сам стал смертью. И чувствую свою добычу. Она стоит прямо передо мной, в десяти шагах. Упитанная фигура в элегантном костюме и странной продолговатой трубкой в протянутой ко мне руке.
Неважно. Уничтожить. Любой ценой.
Целюсь. Жму на спуск.
Сноп белого света пронизывает глаза, мозг. Мой разум уносится по сумасшедшей кривой. Далеко, очень далеко. Во тьму глубокого черного небытия.
Ун… нич… то… ж…
* * *
– Он включился, герр Обенкрут. Или очнулся, – говорит чей-то мужской голос, – трудно понять…
Я бы сам хотел знать. Но еще больше хотел бы понять природу небытия, в котором пребывал. Я вновь видел сон. Нехороший. Люди, уязвимые для страха, называют такие сны кошмарами. Там, в густой липкой тьме, я снова двигался на чей-то зов. Громкий, пульсирующий в сознании, словно невероятно сильный гипнотический сигнал. В какой-то момент, перед самым пробуждением мне показалось, что я вижу источник этого зова. Вижу и чувствую. Нечто огромное, неопределенной формы, мелькающее сотнями толстых щупалец. И бесконечно голодное…
– Эрих, мальчик мой, ты слышишь меня?
Голос другой, тоже мужской. Его тревожный тон несколько рассеивает тьму в моих глазах. Я лежу на просторной кровати, с пухлой подушкой и толстым одеялом. Абсолютно голый, если не считать многочисленных бинтов. Двое пожилых мужчин, склонившихся надо мной, настороженно смотрят на меня. Оба – в одинаковых элегантных костюмах и с тщательно зализанными направо седыми волосами. Обратившийся ко мне, с козлиной бородкой и в очках, наклоняется еще ближе:
– Я профессор Клаус фон Обенкрут. Для тебя это что-то значит?
– Я пришел убить тебя.
– Верно. А что еще?
– Ты создал меня.
– А зачем?
– Я… не знаю…
– Хм, – улыбается мой творец, – все в порядке, Освальд, все в порядке… Можешь идти накрывать на стол.
Тот, кого назвали Освальдом, больше не прячет за спиной оружие (какую-то смутно знакомую спиральную трубку), облегченно вздыхает и удаляется из комнаты. Окончательно прояснившееся зрение позволяет осмотреть ее всю. Бархатные шторы на окнах, шкафы с книгами, пара картин Дюрера. Прямо над моей кроватью – портрет Гиммлера.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!