Какое настроение у читателя и почему создает каждое стихотворение? Попробуйте ответ на этот вопрос письменно сформулировать в виде тезисной гипотезы, состоящих из нескольких фраз. 15 страница



не пошел в убыток, оставили заведение. Молотобоец утомился еще

раньше -- он вылез недавно поесть снегу от жажды, И, пока снег

таял у него во рту, медведь задремал и свалился всем туловищем

вниз, на покой.

Вышедши наружу, колхоз сел у плетня и стал сидеть, озирая

всю деревню, снег же таял под неподвижными мужиками. Прекратив

трудиться, Вощев опять вдруг задумался на одном месте.

-- Очнись!-- сказал ему Чиклин.-- Ляжь с медведем и

забудься.

-- Истина, товарищ Чиклин, забыться не может...

Чиклин обхватил Вощева поперек и сложил его к спящему

молотобойцу.

-- Лежи молча,-- сказал он над ним,-- медведь дышит, а ты

не можешь! Пролетариат терпит, а ты боишься! Ишь ты, сволочь

какая!

Вощев приник к молотобойцу, согрелся и заснул.

На улицу вскочил всадник из района на трепещущем коне.

-- Где актив?-- крикнул он сидящему колхозу, не теряя

скорости.

-- Скачи прямо!-- сообщил путь колхоз.-- Только не

сворачивай ни направо, ни налево!

-- Не буду!-- закричал всадник, уже отдалившись, и только

сумка с директивами билась на его бедре.

Через несколько минут тот же конный человек пронесся

обратно, размахивая в воздухе сдаточной книгой, чтоб ветер

сушил чернила активистской расписки. Сытая лошадь, разметав

снег и вырвав почву на ходу, срочно скрылась вдалеке.

-- Какую лошадь портит, бюрократ!-- думал колхоз.-- Прямо

скучно глядеть.

Чиклин взял в кузнице железный прут и понес его ребенку в

виде игрушки. Он любил ей молча приносить разные предметы,

чтобы девочка безмолвно понимала его радость к ней.

Жачев уже давно проснулся. Настя же, приоткрыв утомленный

рот, невольно и грустно продолжала спать.

Чиклин внимательно всмотрелся в ребенка -- не поврежден ли

он в чем со вчерашнего дня, цело ли полностью его тело; но

ребенок был весь исправен, только лицо его горело от внутренних

младенческих сил. Слеза активиста капнула на директиву --

Чиклин сейчас же обратил на это внимание. Как и вчера вечером,

руководящий человек неподвижно сидел за столом.  Он с

удовлетворением отправил через районного всадника законченную

ведомость ликвидации классового врага и в ней же сообщил все

успехи деятельности; но вот спустилась свежая директива,

подписанная почему-то областью через обе головы -- района и

округа -- и в лежащей директиве отмечались маложелательные

явления перегибщины, забеговшества, переусердщины и всякого

сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты

четкой линии; кроме того, назначалось обнаружить выпуклую

бдительность актива в сторону среднего мужика; раз он попер в

колхозы, то не является ли этот генеральный факт таинственным

умыслом, исполняемым по наущению подкулацких масс; дескать,

войдем в колхозы всей бушующей пучиной и размоем  берега

руководства, на нас, мол, тогда власти не хватит, она уморится.

"По последним материалам, имеющимся в руке областного

комитета,-- значилось в конце директивы,-- видно, например, что

актив колхоза имени Генеральной Линии уже забежал в левацкое

болото правого оппортунизма. Организатор местного коллектива

спрашивает вышенаходящуюся организацию: есть ли что после

колхоза и коммуны более высшее и более светлое, дабы немедленно

двинуть туда местные бедняцко-середняцкие массы, неудержимо

рвущиеся в даль истории, на вершину всемирных невидимых времен.

Этот товарищ просит ему прислать примерный устав такой

организации, а заодно бланки, ручку с пером и два литра чернил.

Он не понимает, насколько он тут спекулирует на искреннем, в

основном здоровом, середняцком чувстве тяги в колхозы. Нельзя

не согласиться, что такой товарищ есть вредитель партии,

объективный враг пролетариата и должен быть немедленно изъят из

руководства навсегда".

Здесь у активиста дрогнуло ослабевшее сердце, и он заплакал

на областную бумагу.

-- Что ты, стервец?-- спросил его Жачев.

Но активист не ответил ему. Разве он видел радость в

последнее время, разве он ел или спал вдосталь или любил хоть

одну бедняцкую девицу? Он чувствовал себя как в бреду, его

сердце еле билось от нагрузки, он лишь снаружи от себя старался

организовать счастье и хотя бы в перспективе заслужить районный

пост.

-- Отвечай, паразит, а то сейчас получишь!-- снова

проговорил Жачев.-- Наверно, испортил, гад, нашу республику!

Сдернув со стола директиву, Жачев начал лично изучать ее на

полу.

-- К маме хочу!-- сказала Настя, пробуждаясь.

Чиклин нагнулся к заскучавшему ребенку.

-- Мама, девочка, умерла, теперь я остался!

-- А зачем ты меня носишь? Где четыре времени года?

Попробуй, какой у меня страшный жар под кожей! Сними с меня

рубашку, а то сгорит, выздоровлю -- ходить не в чем будет!

Чиклин попробовал Настю, она была горячая, влажная, кости

ее жалобно выступали изнутри; насколько окружающий мир должен

быть нежен и тих, чтоб она была жива!

-- Накрой меня, я спать хочу. Буду ничего не помнить, а то

болеть ведь грустно, правда?

Чиклин снял с себя всю верхнюю одежду, кроме того, отобрал

ватные пиджаки у Жачева и активиста и всем этим теплым

веществом закутал Настю. Она закрыла глаза, и ей стало легко в

тепле и во сне, будто она полетела среди прохладного воздуха.

За текущее время Настя немного подросла и все более походила на

мать.

-- Я так и знал, что он сволочь,-- определил Жачев про

активиста.-- Ну что ты тут будешь делать с этим членом?!

-- А что там сообщено?-- спросил Чиклин.

-- Пишут то, что с ними нельзя не согласиться!

-- А ты попробуй не согласись!-- в слезах произнес активный

человек.

-- Эх, горе мне с революцией,-- серьезно опечалился

Жачев.-- Где же ты, самая пущая стерва? Иди, дорогая, получить

от увечного воина!

Почувствовав мысль и одиночество, не желая безответно

тратить средства на государство и будущее поколение, активист

снял с Насти свой пиджак: раз его устраняют, пусть массы сами

греются. И с пиджаком в руке он стал посреди Оргдома -- без

дальнейшего стремления к жизни, весь в крупных слезах и в том

сомнении души, что капитализм, пожалуй, может еще явиться.

-- Ты зачем ребенка раскрыл?-- спросил Чиклин.-- Остудить

хочешь?

-- Плешь с ним, с твоим ребенком!-- сказал активист,

Жачев поглядел на Чиклина и посоветовал ему:

-- Возьми железку, какую из кузни принес!

-- Что ты!-- ответил Чиклин.-- Я сроду не касался человека

мертвым оружием: как же я тогда справедливость почувствую?

Далее Чиклин покойно дал активисту ручной удар в грудь,

чтоб дети могли еще уповать, а не зябнуть. Внутри активиста

раздался слабый треск костей, и весь человек свалился на пол;

Чиклин же с удовлетворением посмотрел на него, будто только что

принес необходимую пользу. Пиджак у активиста вырвался из рук и

лежал отдельно, никого не покрывая.

-- Накрой его!-- сказал Чиклин Жачеву.-- Пускай ему тепло

станет.

Жачев сейчас же одел активиста его собственным пиджаком и

одновременно пощупал человека -- насколько он цел.

-- Живой он?-- спросил Чиклин.

-- Так себе, средний,-- радуясь, ответил Жачев.--  Да это

все равно, товарищ Чиклин: твоя рука работает, как кувалда, ты

тут ни при чем.

-- А он горячего ребенка не раздевай!-- с обидой сказал

Чиклин.-- Мог чаю скипятить и согреться.

В деревне поднялась снежная метель, хотя бури было не

слышно. Открыв на проверку окно, Жачев увидел, что это колхоз

метет снег для гигиены: мужикам не нравилось теперь, что снег

засижен мухами, они хотели более чистой зимы.

Отделавшись на Оргдворе, члены колхоза далее трудиться не

стали и поникли под навесом в недоумении своей дальнейшей

жизни. Несмотря на то, что люди уже давно ничего не ели, их и

сейчас не тянуло на пищу, потому что желудки были завалены

мясным обилием еще с прошлых дней. Пользуясь мирно грустью

колхоза, а также невидимостью актива, старичок кафельного

завода и прочие неясные элементы, бывшие до того в заключении

на Оргдворе, вышли из задних клетей и разных укрытых

препятствий жизни и отправились вдаль по своим насущным делам.

Чиклин и Жачев прислонились к Насте с обоих боков, чтобы

лучше ее беречь. От своего безвыходного тепла девочка стала вся

смуглой и покорной, только ум ее печально думал.

-- Я опять к маме хочу!-- произнесла она, не открывая глаз.

-- Нету твоей матери,-- не радуясь, сказал Жачев.-- От

жизни все умирают -- остаются одни кости.

-- Хочу ее кости!-- попросила Настя.-- Ктой-то это плачет в

колхозе?

Чиклин готовно прислушался; но все было тихо кругом никто

не плакал, не от чего было заплакать. День уже дошел до своей

середины, высоко светило бледное солнце над округом, какие-то

далекие массы двигались по горизонту на неизвестное межселенное

собрание -- ничто не могло шуметь. Чиклин вышел на крыльцо.

Тихое несознательное стенание пронеслось в безмолвном колхозе и

затем повторилось. Звук начинался где-то в стороне, обращаясь в

глухое место, и не был рассчитан на жалобу.

-- Это кто?-- крикнул Чиклин с высоты крыльца во всю

деревню, чтоб его услышал тот недовольный.

-- Это молотобоец скулит,-- ответил колхоз, лежавший под

навесом.-- А ночью он песни рычал.

Действительно, кроме медведя, заплакать сейчас было некому.

Наверно, он уткнулся ртом в землю и выл печально в глушь почвы,

не соображая своего горя.

-- Там медведь о чем-то тоскует,-- сказал Чиклин Насте,

вернувшись в горницу.

-- Позови его ко мне, я тоже тоскую,-- попросила Настя.--

Неси меня к маме, мне здесь очень жарко!

-- Сейчас, Настя. Жачев, ползи за медведем. Все равно ему

работать здесь нечего -- материала нету!

Но Жачев, только что исчезнув, уже вернулся назад: медведь

сам шел на Оргдвор совместно с Вощевым; при этом Вощев держал

его, как слабого, за лапу, а молотобоец двигался рядом с ним

грустным шагом.

Войдя в Оргдом, молотобоец обнюхал лежачего активиста и сел

равнодушно в углу.

-- Взял его в свидетели, что истины нет,-- произнес

Вощев.-- Он ведь только работать может, а как отдохнет,

задумается, так скучать начинает. Пусть существует теперь как

предмет -- на вечную память, я всех угощу!

-- Угощай грядущую сволочь,-- согласился Жачев.-- Береги

для нее жалкий продукт!

Наклонившись, Вощев стал собирать вынутые Настей ветхие

вещи, необходимые для будущего отмщения, в свой мешок. Чиклин

поднял Настю на руки, и она открыла опавшие свои, высохшие, как

листья, смолкшие глаза. Через окно девочка засмотрелась на

близко приникших друг к другу колхозных мужиков, залегших под

навесом в терпеливом забвении.

-- Вощев, а медведя ты тоже в утильсырье понесешь?--

озаботилась Настя.

-- А то куда же? Я прах и то берегу, а тут ведь бедное

существо!

-- А их?-- Настя протянула свою тонкую, как овечья ножка,

занемогшую руку к лежачему на дворе колхозу.

Вощев хозяйственно поглядел на дворовое место и,

отвернувшись оттуда, еще более поник своей скучающей по истине

головою.

Активист по-прежнему неподвижно молчал на полу, пока

задумавшийся Вощев не согнулся над ним и не пошевелил его из

чувства любопытства перед всяким ущербом жизни. Но активист,

притаясь или умерев, ничем не ответил Вощеву. Тогда Вощев

присел близ человека и долго смотрел в его слепое открытое

лицо, унесенное в глубь своего грустного сознания.

Медведь помолчал немного, а потом вновь заскулил, и на его

голос весь колхоз пришел с Оргдвора в дом.

-- Как же, товарищи активы, нам дальше-то жить?-- спросил

колхоз.-- Вы горюйте об нас, а то нам терпежа нет! Инвентарь у

нас исправный, семена чистые, дело теперь зимнее --  нам

чувствовать нечего. Вы уж постарайтесь!

-- Некому горевать,-- сказал Чиклин.-- Лежит ваш главный

горюн.

Колхоз спокойно пригляделся к опрокинутому активисту, не

имея к нему жалости, но и не радуясь, потому что говорил

активист всегда точно и правильно, вполне по завету, только сам

был до того поганый, что когда все общество задумало его

однажды женить, дабы убавить его деятельность, то даже самые

незначительные на лицо бабы и девки заплакали от печали.

-- Он умер,-- сообщил всем Вощев, подымаясь снизу.-- Все

знал, а тоже кончился.

-- А может, дышит еще?-- усомнился Жачев.-- Ты его

попробуй, пожалуйста, а то он от меня ничего еще не заработал:

я ему тогда добавлю сейчас!

Вощев снова прилег к телу активиста, некогда действовавшему

с таким хищным значением, что вся всемирная истина, весь смысл

жизни помещались только в нем и более нигде, а уж Вощеву ничего

не досталось, кроме мученья ума, кроме бессознательности в

несущемся потоке существования и покорности слепого элемента.

-- Ах ты, гад!-- прошептал Вощев над этим безмолвным

туловищем.-- Так вот отчего я смысла не знал! Ты, должно быть,

не меня, а весь класс испил, сухая душа, а мы бродим, как тихая

гуща, и не знаем ничего!

И Вощев ударил активиста в лоб -- для прочности его гибели

и для собственного сознательного счастья.

Почувствовав полный ум, хотя и не умен еще произнести или

выдвинуть в действие его первоначальную силу, Вощев встал на

ноги и сказал колхозу:

-- Теперь я буду за вас горевать!

-- Просим!!-- единогласно выразился колхоз.

Вощев отворил дверь Оргдома в пространство и узнал желанье

жить в эту разгороженную даль, где сердце может биться не

только от одного холодного воздуха, но и от истинной радости

одоления всего смутного вещества земли.

-- Выносите мертвое тело прочь!-- указал Вощев.

-- А куда?-- спросил колхоз.-- Его ведь без музыки хоронить

никак нельзя! Заведи хоть радио!..

-- А вы раскулачьте его по реке в море!-- догадался Жачев.

-- Можно и так!-- согласился колхоз.-- Вода еще течет!

И несколько человек подняли тело активиста на высоту и

понесли его на берег реки. Чиклин все время держал Настю при

себе, собираясь уйти с ней на котлован, но задерживался

происходящими условиями.

-- Из меня отовсюду сок пошел,-- сказала Настя.-- Неси меня

скорее к маме, пожилой дурак! Мне скучно!

-- Сейчас, девочка, тронемся. Я тебя бегом понесу. Елисей,

ступай кликни Прушевского -- уходим, мол, а Вощев  за всех

останется, а то ребенок заболел.

Елисей сходил и вернулся один: Прушевский идти не захотел,

сказал, что он всю здешнюю юность должен сначала доучить, иначе

она может в будущем погибнуть, а ему ее жалко.

-- Ну пускай остается,-- согласился Чиклин.-- Лишь бы сам

цел был.

Жачев как урод не умел быстро ходить, он только полз;

поэтому Чиклин сообразил сделать так, что Настю велел нести

Елисею, а сам понес Жачева. И так они, спеша, отправились на

котлован по зимнему пути.

 -- Берегите Медведева Мишку!-- обернувшись, приказала

Настя.-- Я к нему скоро в гости приду.

-- Будь покойна, барышня!-- пообещал колхоз.

К вечернему времени пешеходы увидели вдалеке электрическое

освещение города. Жачев уже давно устал сидеть на руках Чиклина

и сказал, что надо бы в колхозе лошадь взять.

-- Пешие скорей дойдем,-- ответил Елисей.-- Наши лошади уж

и ездить отвыкли: стоят с коих пор! У них и ноги опухли, ведь

им только и ходу, что корма воровать. Когда путники дошли до

своего места, то увидели, что весь котлован занесен снегом, а в

бараке было пусто и темно. Чиклин, сложив Жачева на землю, стал

заботиться над разведением костра для согревания Насти, но она

ему сказала:

-- Неси мне мамины кости, я хочу их!

Чиклин сел против девочки и все время жег костер для света

и тепла, а Жачева услал искать у кого-нибудь молоко. Елисей

долго сидел на пороге барака, наблюдая ближний светлый город,

где что-то постоянно шумело и равномерно волновалось во

всеобщем беспокойстве, а потом свалился на бок и заснул, ничего

не евши.

Мимо барака проходили многие люди, но никто не пришел

проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и

непрерывно думал о сплошной коллективизации.

Иногда вдруг наставала тишина, но затем опять пели вдалеке

сирены поездов, протяжно спускали пар свайные копры, и кричали

голоса ударных бригад, упершихся во что-то тяжкое, кругом

беспрерывно нагнеталась общественная польза.

-- Чиклин, отчего я всегда ум чувствую и никак его не

забуду?-- удивилась Настя.

-- Не знаю, девочка. Наверно, потому, что ты ничего

хорошего не видела.

-- А почему в городе ночью трудятся и не спят?

-- Это о тебе заботятся.

-- А я лежу вся больная... Чиклин, положи мне мамины кости,

я их обниму и начну спать. Мне так скучно стало сейчас!

-- Спи, может, ум забудешь.

Ослабевшая Настя вдруг приподнялась и поцеловала

склонившегося Чиклина в усы -- как и ее мать, она умела первая,

не предупреждая, целовать людей.

Чиклин замер от повторившегося счастья своей жизни и молча

дышал над телом ребенка, пока вновь не почувствовал

озабоченности к этому маленькому, горячему туловищу.

Для охранения Насти от ветра и для общего согревания Чиклин

поднял с порога Елисея и положил его сбоку ребенка.

-- Лежи тут,-- сказал Чиклин ужаснувшемуся во сне Елисею.--

Обними девочку рукой и дыши на нее чаще.

Елисей так и поступил, а Чиклин прилег в стороне на локоть

и чутко слушал дремлющей головой тревожный шум на городских

сооружениях.

Около полуночи явился Жачев; он принес бутылку сливок и два

пирожных. Больше ему ничего достать не удалось так как все

новодействующие не присутствовали на квартирах, а шиковали

где-то на стороне. Весь исхлопотавшись, Жачев решился в конце

концов оштрафовать товарища Пашкина как самый надежный свой

резерв; но Пашкина дома не было -- он, оказывается,

присутствовал с супругой в театре. Поэтому Жачеву пришлось

появиться на представлении, среди тьмы и внимания к каким-то

мучающимся на сцене элементам и громко потребовать Пашкина в

буфет, останавливая действие искусства. Пашкин мгновенно вышел,

безмолвно купил для Жачева в буфете продуктов и поспешно

удалился в залу представления, чтобы снова там волноваться.

-- Завтра надо опять к Пашкину сходить,-- сказал Жачев,

успокаиваясь в дальнем углу барака,-- пускай печку ставит, а то


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 177; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!