И возврат к традиции (середина 1930-х — 1970-е гг.)



Раздел 1. Человек и война

 

С. Гудзенко

     

         Перед атакой……………………………….……………………….

 

К. Симонов

 

«Жди меня, и я вернусь...»…………………………………………

 

Б. Пастернак

Ожившая фреска…………………………………………………

 

Арс. Тарковский

 

Полевой госпиталь……………………………………………..

Б. Окуджава

 

До свидания, мальчики!…………………………………………….

В. Высоцкий

 

Мы вращаем Землю…………………………………………………

Д. Самойлов

 

Сороковые…………………………….………………………………

А. Вознесенский

 

Гойя……………………………………………………………..

          

А. Платонов

           Броня…………………………………………………………..

          

В. Быков

          

           Сотников (В сокращении)………….…………………………….

Раздел 2. Оборотная сторона «прекрасного мира»

О. Мандельштам

 

«За гремучую доблесть грядущих веков…»…………………………

«Мы живем, под собою не чуя страны...»…………………………

 

Б. Слуцкий

 

Терпенье……………………………………………………………

Прозаики………………………………………………………………

А. Галич

 

Аве Мария………………………………………………………….

В. Высоцкий

 

Банька…………………………………………………………

 

О. Чухонцев

 

Голос за снимком………………………………………………………

        

А. Ахматова

Requiem……………………………………………………………..

 

В. Шаламов

Колымские рассказы

Ночью……………………………………………..……………….

Одиночный замер………………………………………………

Апостол Павел………………………………………………………

Заклинатель змей………………………………………..………

Сухим пайком…………………………………………………

А. Солженицын

 

Один день Ивана Денисовича (В сокращении)……………………

Раздел 3. «Ностальгия по настоящему»

В негероическое время

 

Б. Окуджава

 

Сентиментальный марш………………………………………….

Молитва Франсуа Вийона………………………………………..

 

Б. Ахмадуллина

 

«По улице моей который год...»……………………………

 

Е. Евтушенко

 

«Людей неинтересных в мире нет...»……………………

«Идут белые снеги…»…………………………………..……

А. Вознесенский

 

Прощание с Политехническим………………………………..……

«Увижу ли, как лес сквозит…»…………………………………

Ностальгия по настоящему………………………………………..…..

 

Н. Рубцов

 

Звезда полей………………………………………………………..

Арс. Тарковский

Жизнь, жизнь…………………………………………………………

«Вот и лето прошло…»…………..……………………………………

 

О. Чухонцев

 

«… и дверь впотьмах привычную толкнул…»…………………

 

В. Высоцкий

 

Кони привередливые………………………………………………

 

В. Шукшин

 

Чудик…………………………………………………………….

Микроскоп………………………………………………………….

Забуксовал……………………………….…………………….

Срезал………………………………………………………………….

 

В. Распутин

        Прощание с Матерой (В сокращении)……………………………

 

Ю. Казаков.

        Во сне ты горько плакал…………………………………………..

ЧАСТЬ IV

Между реальностью и вымыслом:

«возвращение эмигрантов» и русский постмодернизм

 

Раздел 1. Благость и ужас «утраченного времени»

 

В. Набоков

 

Лирика

У камина……………………………………………

К России……………………………………………………………

Знаешь веру мою?……………

Сон……………………………………………………………………

Воздушный остров………………………………………….

«Для странствия ночного мне не надо…»………………………

 

Рассказы

Рождество…………………………………………………………….

Ужас……………………………………………..…………………….

 

И. Бродский

 

Стихи перед эшафотом……………………………………………

Стансы……………………………..…………………………………

«В деревне Бог живет не по углам…»……………………………….

Освоение космоса………………………………………………....

24 декабря 1971 года…………………………………………

«Я входил вместо дикого зверя в клетку…»………………………

Раздел 2. Ирония и откровение «конца истории»

В. Ерофеев.

           Москва – Петушки ……………………………………………..

Т. Толстая

Сюжет (В сокращении)…………………………….…….

           Йорик………………………………………………………………

           Милая Шура…………………………………………………………

               

В. Соснора

          

«Выхожу один я. Нет дороги…»….………………………………….

 

А. Еременко

           Сонет………………………..………………………………………….

           «В густых металлургических лесах…»..………………………….

 

С. Гандлевский

 

«Отечество, предание, геройство...»……………………..

«Среди фанерных переборок…»…………………………………

И. Жданов

           «Если птица – это тень полета…»…………………………………

           «Мелкий дождь идет на нет…»……………………………………

 

Т. Кибиров

 

«Хорошо бы сложить стихи…»………………………………….

Постмодернистское…………………………………..………….

 

 

 

К читателю

 

 

Один из классиков литературы двадцатого века аргентинский писатель Х. Л. Борхес утверждал: «… книга – не просто словесное устройство или набор таких устройств; книга – это диалог, завязанный с читателем, интонация, приданная его голосу, и череда переменчивых и несокрушимых образов, запавших ему в память. Этому диалогу нет конца… Ведь книга – не замкнутая сущность, а отношение или, точнее – ось бесчисленных отношений. Та или иная литература отличается от другой, предшествующей либо последующей, не столько набором текстов, сколько способом их прочтения…».

Чтобы диалог с произведением состоялся, человек должен овладеть самыми разнообразными способами чтения, правилами понимания, которые писатели и литературные эпохи «навязывают» читателям. Ради постижения этих правил, видимо, и существуют уроки литературы.

На первый взгляд, писатели в своих произведениях могут вести речь почти об одном и том же. Так, например, перечислить темы и проблемы, затрагиваемые в произведениях русской литературы двадцатого века, не составляет особого труда. Однако в художественных текстах важно не только то, о чем рассказывает автор (события, поступки героев, место действия и т. п.), но и как именно он это делает, т. е. как повествует об этом, как организует «событие самого рассказывания» (М. М. Бахтин), а главное, - зачем. Без представлений о способах изображения реальности, а в некоторых случаях – ее «переигрывания», читатель никогда не сможет овладеть культурой «честного чтения». А ведь литература, по словам академика Д. С. Лихачева, часто и в самом деле «переигрывает» действительность. Потому-то и «мир художественного произведения, - писал известный литературовед, - в некоторых отношениях разнообразнее и богаче, чем мир действительности, несмотря на всю его условную сокращенность». Тот, кто ищет в произведениях исключительно «отражения» и «отображения» действительности, знаком только с одним способом понимания литературных явлений. А ведь их гораздо больше!  

Хрестоматия по литературе, как вы знаете, – учебное пособие, представляющее собой сборник избранных произведений или же фрагментов художественных текстов. Наша хрестоматия предлагает «пространство Чтения», внутри которого думающие читатели 11 класса смогут обсуждать маршруты собственного путешествия в лабиринтах многоярусной русской литературы минувшего столетия, а значит, и способы ее прочтения.

Один современный писатель заметил, что читатель начала нынешнего века – «существо вымирающее». Однако нам кажется, вопреки распространенному мнению о «смерти читателей», они все ж таки не вымирают, а, наоборот, изо всех сил стремятся во что бы то ни стало выжить. Способом же такого выживания является диалог (опять же!), заинтересованное и ответственное общение с самыми разными произведениями, друг с другом и с самими собой. Отношение, Ответственность, Понимание - три кита творческой деятельности читателей этой хрестоматии. А они, в свою очередь, опираются на точность и полноту наблюдений, а также глубину их самостоятельных выводов.

Следовательно, хрестоматия, предлагаемая вашему вниманию, - не только «пространство Чтения», но и «пространство Понимания». Главная цель читателя хрестоматии: понять, в чем же именно состоят основные особенности русской литературы двадцатого века, когда она и впрямь «отражала» действительность, а когда пыталась ее «переиграть». Однако здесь требуется одно уточнение. Жанр данной книги определяется как «хрестоматия-практикум». Что это означает? Мы считаем, что разговоры на уроках литературы «вообще обо всем на свете», которые строятся на неаргументированном «своем мнении» или аргументированном «мнении авторитетного человека», абсолютно бесперспективны, когда ставится задача постижения художественных смыслов. Именно поэтому чтение произведений, входящих в хрестоматию, должно сопровождаться кропотливой практической работой – самостоятельным устным и письменным анализом и истолкованием (интерпретацией), проведенной на основе анализа, текстов, оказавшихся в поле зрения думающего читателя. В конце концов, культурный читатель, – это прежде всего человек, наделенный способностями понимать другую (в пределе – принципиально чужую и не всегда сразу понятную) позицию о мире, а значит, умеющий на нее адекватно реагировать.

Как же выстроено «пространство Чтения» этой книги?

В первую часть включены произведения «Серебряного века» (раздел «Поэтика литературных направлений»), а также документы литературной эпохи (манифесты литературных школ и направлений).

Вторую часть («Новый мир» и его границы в литературе 20-30 гг.») составляют разделы «Музыка» исторической катастрофы» (в него вошли произведения о революции и гражданской войне), «Человек в поисках своего места на земле», «Экзотика социальной жизни и речи» (произведения о «смешных» и абсурдных сторонах человеческой жизни, речи и мира в целом), «Вечные» темы в эпоху исторических катастроф» (в этот раздел включен с незначительными сокращениями знаменитый роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» - произведение о «настоящей, верной и вечной любви» и судьбе художника в социальном мире, своего рода художественная энциклопедия распространенных в литературе «вечных» тем и мотивов.

           В третью часть («Кризис «нового мира» и возврат к традиции (сер. 1930-х-70-е гг.») вошли следующие разделы: «Человек и война» (произведения о Великой Отечественной войне), «Оборотная сторона «прекрасного мира» (произведения о тоталитарной эпохе лагерей и диктата государственной тирании), «Ностальгия по настоящему» в негероическое время» (произведения, созданные в 1950-1979-х гг., о соотношении социального и «вечного» в человеческой жизни).

Последняя, четвертая часть хрестоматии, называется «Между реальностью и вымыслом: «возвращение эмигрантов» и русский постмодернизм. Ее составляют разделы «Благость и ужас «утраченного времени» (произведения «великих эмигрантов» Вл. Набокова и И. Бродского), а также «Ирония и откровение «конца истории» (сюда вошли тексты русских писателей 1980-1990-х гг., творчество которых многие относят к постмодернизму - литературному направлению конца ХХ века – постмодернизму).

В конце хрестоматии помещены краткие биографические сведения об авторах.

Хрестоматия составлена таким образом, чтобы в процессе «медленной прогулки-чтения» (так определял деятельность читателя французский литературовед Р. Барт) вас не покидала мысль: все значительные тексты русской литературы двадцатого столетия, несмотря на их принципиальные отличия, друг с другом как-то связаны (темой, повествованием, сюжетом и т. п.). Анализ отдельных произведений позволит в дальнейшем прояснить межтекстовые связи, а они, в свою очередь, помогут отчетливее увидеть противоречивую и, вместе с тем, притягательную «картину мира», созданную всей (!) русской литературой минувшего столетия.

Не забывайте, что хрестоматия-практикум составляет комплект с учебником «Русская литература ХХ века» (авторы Д. М. Магомедова, С. П. Лавлинский). Эти учебные книги дополняют друг друга. Однако, обращаясь к учебнику, помните, что без внимательного самостоятельного (домашнего) и коллективного (классного) чтения и анализа произведений, без размышлений над включенными в учебник и хрестоматию вопросами, без диалогов с одноклассниками и учителем поверхностное знакомство со статьями пособия не гарантирует знаний по литературе. Оно и понятно: нет смысла знакомиться со сведениями о культурно-исторической эпохе, с ее темами и проблемами, с чужими истолкованиями произведений, если не сделано самое главное – не прочитаны художественные тексты.

И последнее. Разумеется, в хрестоматию вошла только часть гигантской библиотеки русской литературы двадцатого века. Вам лишь предложены определенные читательские ориентиры в этом многообразном художественном мире. Но если вы с интересом и пониманием отнесетесь к авторам, чьи произведения включены в эту книгу, то наверняка сами сможете расширить свой читательский кругозор знакомством с произведениями, которые по понятным причинам в хрестоматию не вошли (ведь нельзя же было в одной книге уместить все «самые важные» и интересное тексты!).

В добрый путь!

 

Составители.

О литературном произведении

И культуре читателя

 

Дмитрий Сергеевич Лихачев[1]

 

Внутренний мир

Художественного произведения

 

Внутренний мир произведения словесного искусства (литературного или фольклорного) обладает известной художественной цельностью. Отдельные элементы отраженной действительности соединяются друг с другом в этом внутреннем мире в некоей определенной системе, художественном единстве. (...)

Конечно, и это очень важно, внутренний мир художественного произведения существует не сам по себе и не для себя. Он не автономен. Он зависит от реальности, «отражает» мир действительности, но то преобразование этого мира, которое допускает художественное произведение имеет цельный и целенаправленный характер. Преобразование действительности связано с идеей произведения, с теми задачами, которые художник ставит перед собой. Мир художественного произведения - результат и верного отображения, и активного преобразования действительности.

В своем произведении писатель создает определенное пространство, в котором происходит действие. Это пространство может быть большим, охватывать ряд стран (в романе путешествий) или даже выходить за пределы земной планеты (в романах фантастических и принадлежащих к романтическому направлению), но оно может также сужаться до тесных границ одной комнаты. Пространство, создаваемое автором в его произведении, может обладать своеобразными «географическими» свойствами: быть реальным (как в летописи или историческом романе) или воображаемым (как в сказке).

Писатель в своем произведении творит и время, в котором протекает действие произведения. Произведение может охватывать столетия или только часы. Время в произведении может идти быстро или медленно, прерывисто или непрерывно, интенсивно наполняться событиями или течь лениво и оставаться «пустым», редко «населенным» событиями. (...)

В произведениях может быть и свой психологический мир: не психология отдельных действующих лиц, а общие законы психологии, подчиняющие себе всех действующих лиц, создающие «психологическую среду», в которой развертывается сюжет. Эти законы могут быть отличны от законов психологии, существующих в действительности, и им бесполезно искать точные соответствия в учебниках психологии или учебниках психиатрии. Так, свою психологию имеют герои сказки: люди и звери, а также фантастические существа. Им свойственен особый тип реакции на внешние события, особая аргументация и особые действия на аргументы антагонистов. Одна психология свойственна героям Гончарова, совсем особая - действующим лицам летописи или житий святых. Психология исторических персонажей Карамзина или романтических героев Лермонтова - тоже особая. Все эти психологические миры должны изучаться как целое.

То же следует сказать о социальном устройстве мира художественных произведений, и это социальное устройство художественного мира произведения следует отличать от взглядов автора по социальным вопросам и не смешивать изучение этого мира с разрозненными сопоставлениями его с миром действительности. Мир социальных отношений в художественном произведении также требует изучения в своей цельности и независимости.

Можно также изучать мир истории в некоторых литературных произведениях: в летописях, в трагедии классицизма, в исторических романах реалистического направления и т.д. И в этой сфере обнаружатся не только точные или неточные воспроизведения событий реальной истории, но и свои законы, по которым совершаются исторические события, своя система причинности или «беспричинности» событий, - одним словом, свой внутренний мир истории. Задача изучения этого мира истории произведения также отлична от изучения писательских воззрений на историю, как отлично изучение художественного времени от изучения воззрений художника на время. (...) Напомню о роли заячьего тулупчика в судьбе Гринева и Пугачева в «Капитанской дочке» у Пушкина. Пушкин-историк вряд ли был согласен в этом с Пушкиным-художником.

Нравственная сторона мира художественного произведения тоже очень важна и имеет, как и все остальное в этом мире, непосредственное «конструирующее» значение. Так, например, мир средневековых произведений знает абсолютное добро, но зло в нем относительно. Поэтому святой не может не только стать злодеем, но даже совершить дурного поступка. Если бы он это сделал, тогда бы он не был святым со средневековой точки зрения, тогда бы он не только притворялся, лицемерил, до времени выжидал и пр. Но любой злодей в мире средневековых произведений может резко перемениться и стать святым. Отсюда своего рода асимметрия и «однонаправленность» нравственного мира художественных произведений средневековья. Этим определяется своеобразие действия, построения сюжетов(в частности, житий святых), заинтересованное ожидание читателя средневековых произведений и пр. (психология читательского интереса - читательского «ожидания» продолжения).

Нравственный мир художественных произведений все время меняется с развитием литературы. Попытки оправдать зло, найти в нем объективные причины, рассматривать зло как протест социальный или религиозный характерны для произведений романтического направления (Байрон, Лермонтов и др.). В классицизме зло и добро как бы стоят над миром и приобретают своеобразную историческую окраску. В реализме нравственные проблемы пронизывают собой быт, выступают в тысячах аспектов, среди которых неуклонно, по мере развития реализма, возрастают аспекты социальные. И т. д.

Строительные материалы для построения внутреннего мира художественного произведения берутся из действительности, окружающей художника, но создает он свой мир в соответствии со своими представлениями о том, каким этот мир был, есть или должен быть.

Приведу пример из области создаваемого в литературном произведении художественного времени. Это время художественного произведения, как я уже сказал, может течь очень быстро, «толчками», «нервно» (в романах Достоевского) или протекать медленно и ровно (у Гончарова или Тургенева), сопрягаться с «вечностью» (в древнерусских летописях), захватывать больший или меньший круг явлений. Во всех этих случаях мы имеем дело с художественным временем - временем, косвенно воспроизводящим действительное время, художественно его трансформирующим. Если же писатель нового времени делит, как и мы, сутки на 24 часа, а летописец - в соответствии с церковными службами - на 9, то в этом нет художественного «задания» и смысла. Это непосредственное отражение того современного писателю времяисчисления, которое без изменений перенесено из действительности. Для нас важно, конечно, первое, художественно трансформированное время. Именно оно дает возможности творчества, создает необходимую художнику «маневренность», позволяет творить свой мир, отличный от мира другого произведения, другого писателя, другого литературного направления, стиля и т.д.

Мир художественного произведения воспроизводит действительность в некоем «сокращенном», условном варианте. Художник, строя свой мир, не может, разумеется, воспроизвести действительность с той же свойственной действительности степенью сложности. В мире литературного произведения нет многого из того, что есть в реальном мире. Это мир по-своему ограниченный. Литература берет только некоторые явления реальности и затем их условно сокращает или расширяет, делает их более красочными или более блеклыми, стилистически их организует, но при этом, как уже было сказано, создает собственную систему, систему внутренне замкнутую и обладающую собственными закономерностями.

Литература «переигрывает» действительность, (поэтому) мир художественного произведения в некоторых отношениях разнообразнее и богаче, чем мир действительности, несмотря на всю его условную сокращенность.

1968

Вопросы:

  1. Какое явление определяется в статье Д. С. Лихачева понятием «внутренний мир произведения»? Чтобы точно ответить на этот вопрос, проследите за логикой размышлений известного ученого.
  2. Почему «мир художественного произведения – результат и верного отображения, и активного преобразования действительности»?
  3. Какие признаки внутреннего мира произведения особенно выделяются автором статьи? Как вы думаете, почему?
  4. Чем художественное пространство и время отличается от пространства и времени «реального», существующего за пределами литературы?
  5. Как бы вы объяснили следующую мысль Д. С. Лихачева: психологические законы произведения «могут быть отличны от законов психологии, существующих в действительности, и им бесполезно искать точные соответствия в учебниках психологии и учебниках психиатрии»?
  6. Чем изображение исторических событий в художественной литературе отличается от их изображения в науке и публицистике?
  7. Как «нравственный мир произведений (…) меняется с развитием литературы»? Почему это происходит?

Творческое задание

  1. Оттолкнувшись от мыслей Д. С. Лихачева и собственного читательского опыта, напишите небольшое эссе «Как литература «подражает» действительности и как ее «переигрывает». В качестве примеров используйте известные вам прозаические произведения русских писателей ХХ века.

Владимир Набоков

Хорошие читатели и хорошие писатели[2]

(…) В одном провинциальном колледже, куда меня занесло во время затянувшегося лекционного тура, я устроил небольшой опрос. Я предложил десять определений читателя; студенты должны были выбрать четыре, каковой набор, по их мнению, обеспечит хорошего читателя <…> Выберите четыре ответа на вопрос, каким должен быть и что делать хороший читатель:

1. Состоять членом клуба книголюбов.

2. Отождествлять себя с героем/героиней книги.

3. Интересоваться прежде всего социально-экономическим аспектом.

4. Предпочитать книги, в которых больше действия и диалога.

5. Не приступать к чтению, не посмотрев экранизацию.

6. Быть начинающим писателем.

7. Иметь воображение.

8. Иметь хорошую память.

9. Иметь словарь.

10. Иметь некоторый художественный вкус.

Студенты дружно налегли на отзывчивое отождествление, на действие, на социально-экономический и исторический аспекты. Как вы, без сомнения, уже догадались, хороший читатель – тот, кто располагает воображением, памятью, словарем и некоторым художественным вкусом, причем последний я намерен развивать в себе и других при всякой возможности.

<…> слово «читатель» я употребляю весьма свободно. очень свободно <…> книгу вообще нельзя читать - ее можно только перечитывать. Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, - это перечитыватель <…> Любая книга – будь то художественное произведение или научный труд (граница между ними не столь четкая, как принято думать) – обращена прежде всего к уму. Ум, мозг, вершина трепетного позвоночника, - вот тот единственный инструмент, с которым нужно браться за книгу.

А раз так, мы должны разобраться в том, как работает ум, когда сумрачный читатель сталкивается с солнечным сиянием книги. Прежде всего, сумрачное настроение рассеивается и, полный отваги, читатель отдается духу игры. Нередко приходится делать над собой усилие, чтобы приступить к книге, особенно если она рекомендована людьми, чьи вкусы, по тайному убеждению читателя, скучны и старомодны, но если такое усилие все-таки делается, оно будет вознаграждено сполна. Раз художник использовал воображение при создании книги, то и ее читатель должен пустить в ход свое – так будет и правильно, и честно.

Что же касается читательского воображения, есть по меньшей мере две его разновидности. Давайте выясним, какая из них требуется при чтении. Первая – довольно убогая, питающаяся простыми эмоциями и имеющая отчетливо личный характер. (Это первый тип эмоционального чтения, в свою очередь, делится на несколько подвидов). Мы остро переживаем ситуацию, описанную в книге, поскольку она напоминает о чем-то, что довелось испытать нам или нашим знакомым. Либо опять же книга оказывается близка читателю потому, что вызывает в его памяти некий край, пейзаж, образ жизни, которые дороги ему как часть прошлого. Либо – и это худшее, что может произойти с читателем – он отождествляет себя с персонажем книги. Я не советовал бы читателям прибегать к этой разновидности воображения.

Каков же единственно правильный инструмент, которым читателю следует пользоваться? Это – безличное воображение и эстетическое удовольствие. Следует стремиться, как мне кажется, к художественно-гармоническому равновесию между умом читателя и умом автора. Следует оставаться немного в стороне, находя удовольствие в самой этой отстраненности, и оттуда с наслаждением, - переходящим в дрожь, - созерцать глубинную ткань шедевра. Разумеется, полной объективности тут быть не может. Все ценное в какой-то степени всегда субъективно <…> Я лишь хочу сказать, что читатель должен уметь вовремя обуздывать свое воображение, а для этого нужно ясно представлять тот самый мир, который предоставлен в его распоряжение автором. Нужно смотреть и слушать, нужно научиться видеть комнаты, одежду, манеры обитателей этого мира <…>

У каждого свой душевный склад, и я скажу вам сразу, что для читателя больше всего подходит сочетание художественного склада с научным. Неумеренный художественный пыл внесет излишнюю субъективность в отношение к книге, холодная научная рассудочность остудит жар интуиции. Но если будущий читатель совершенно лишен страстности и терпения – страстности художника и терпения ученого, - он едва ли полюбит великую литературу <…>

Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое - рассказчик, учитель, волшебник – сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник.

           К рассказчику мы обращаемся за развлечением, за умственным возбуждением простейшего рода, ради эмоциональной вовлеченностью, за удовольствием поблуждать в неких дальних областях пространства и времени. Слегка иной, хотя и необязательно более высокий склад ума ищет в писателях учителей. Пропагандист, моралист, пророк – таков восходящий ряд. К учителю можно пойти не только за поучением, но и ради знания, ради сведений <…> Но в-третьих, и это главное, великий писатель – всегда великий волшебник. И именно тогда начинается самое захватывающее, когда мы пытаемся постичь индивидуальную магию писателя, изучить стиль, структуру его романов или стихотворений.

           Три грани великого писателя – магия, рассказ, поучение – обычно слиты в цельное ощущение единого и единственного сияния, поскольку магия искусства может пронизывать весь рассказ, жить в самой сердцевине мысли <…> Точность поэзии в сочетании с научной интуицией – вот, как мне кажется, подходящая формула для проверки качества романа. Для того чтобы погрузиться в эту магию, мудрый читатель прочтет книгу не сердцем и не столько даже умом, а позвоночником. Именно тут возникает контрольный холодок, хотя, читая книгу, мы должны держаться слегка отрешенно, не сокращая дистанции. И тогда с наслаждением, одновременно и чувственным и интеллектуальным, мы будем смотреть, как художник строит карточный домик и этот карточный домик превращается в прекрасное здание из стекла и стали.

 

            

Вопросы:

  1. Как бы вы ответили на вопросы анкеты Вл. Набокова?
  2. Согласны ли вы с ответом Вл. Набокова на вопрос: Кто такой хороший читатель? Почему?
  3. Попробуйте, оттолкнувшись от размышлений Вл Набокова, самостоятельно сформулировать определение понятия «перечитыватель». Какое место перечитывание занимает в вашем читательском опыте?
  4. Каков, с точки зрения Вл. Набокова, «правильный инструмент, которым читателю следует пользоваться»?
  5. Какая разновидность воображения требуется для культурного чтения? Чем она отличается от «некультурных» прочтений?
  6. Может ли читатель развивать собственное воображение в направлении, подсказанном писателем? Если может, то как? Если нет, то почему?
  7. Как читателю добиться «художественно-гармоничного равновесия между умом читателя и умом автора», между объективностью произведения и субъективностью восприятия?
  8. Что означает для Вл. Набокова «сочетание художественного склада с научным»?
  9. Почему «Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника», но «первую скрипку» в его творчестве «играет волшебник»?

Творческое задание

  1. Что значит, по Вл. Набокову, «читать позвоночником»? Напишите небольшое эссе «Чтение позвоночником», используя в нем собственный опыт чтения и перечитывания.

 

Валентин Фердинандович Асмус

Чтение как труд и творчество[3]

Приступая к чтению художественной вещи, читатель входит в своеобразный мир. О чем бы ни рассказывалось в этой вещи, какой бы она ни была по своему жанру, по художественному направлению – реалистической, натуралистической или романтической, - читатель знает, пусть даже безотчетно, что мир (или «отрезок», «кусок» мира), в который его вводит автор, есть действительно особый мир. Две черты составляют его особенность. Мир этот, во-первых, не есть порождение чистого и сплошного вымысла, не есть полная небылица, не имеющая никакого отношения к действительному миру. У автора может быть могучая фантазия, автор может быть Аристофаном, Сервантесом, Гофманом, Гоголем, Маяковским, - но как бы ни была велика сила его воображения, то, что изображено в его произведении, должно быть для читателя пусть особой, но все же реальностью.

Поэтому первое условие, необходимое для того, чтобы чтение протекало как чтение именно художественного произведения, состоит в особой установке ума читателя, действующей во все время чтения. В силу этой установки читатель относится к читаемому не как к сплошному вымыслу или небылице, а как к своеобразной действительности.

Второе условие чтения вещи как вещи художественной может показаться противоположным первому. Чтобы читать произведение как произведение искусства, читатель должен во все время чтения сознавать, что показанный автором посредством искусства кусок жизни не есть все же непосредственная жизнь, а только ее образ. Автор может изобразить жизнь с предельным реализмом и правдивостью. Но и в этом случае читатель не должен принимать изображенный в произведении отрезок жизни за непосредственную жизнь. Веря в то, что нарисованная художником картина есть воспроизведение самой жизни, читатель понимает вместе с тем, что эта картина все же не сама доподлинная жизнь, а только ее изображение.

И первая и вторая установка не пассивное состояние, в которое ввергает читателя автор и его произведение. И первая и вторая установка не пассивное состояние, в которое ввергает читателя автор и его произведение. И первая и вторая установка – особая деятельность сознания читателя, особая работа его воображения, сочувствующего внимания и понимания.

Ум читателя во время чтения активен. Он противостоит и гипнозу, приглашающему его принять образы искусства за непосредственное явление самой жизни, и голосу скептицизма, который нашептывает ему, что изображенная автором жизнь есть вовсе не жизнь, а только вымысел искусства. В результате этой активности читатель осуществляет в процессе чтения своеобразную диалектику. Он одновременно и видит, что движущиеся в поле его зрения образы – образы жизни, и понимает, что это не сама жизнь, а только ее художественное отображение.

Что обе указанные установки не простые и не пассивные «состояния сознания» читателя, что они предполагают особую деятельность ума, ясно видно в тех случаях, когда одна из обеих установок отсутствует. Как только прекращается деятельность ума, необходимая для указанного двоякого осознания образов искусства, восприятие произведения как произведения художественной литературы немедленно рушится, не может состояться, «вырождается».

<…> текст произведения <…> <намечает и указывает> всем воспринимающим направление для работы их собственной мысли, для возникновения чувства, впечатления. В произведении даны не только границы или рамки, внутри которых будет развертываться собственная работа воспринимающего, но – хотя бы приблизительно, «пунктиром» - те силовые линии», по которым направится его фантазия, память, комбинирующая сила воображения, эстетическая, нравственная и политическая оценка.

Эта объективная «ткань» или «строение» произведения кладет предел субъективизму восприятия и понимания <…>

Однако как бы властно ни намечалось в самом составе произведения направление, в котором автор склоняет читателя, слушателя, зрителя воспринимать произведение, воображать ему показанное, связывать воспринятое, разделять с автором его чувство и его отношение к изображаемому, - властность эта не может освободить воспринимающего от собственного труда в процессе самого восприятия <…>

Деятельность эта есть творчество. Никакое произведение не может быть понято. Как бы оно ни было ярко, как бы велика ни была наличная в нем сила внушения или запечатления, если сам читатель, самостоятельно, на свой страх и риск не пройдет в собственном сознании по пути, намеченному автором. Начиная идти по этому пути, читатель еще не знает, куда его приведет проделанная работа. В конце пути оказывается, что воспринятое, воссозданное, осмысленное у каждого читателя будет в сравнении с воссозданным и осмысленным другими, вообще говоря, несколько иным, своеобразным. Иногда разность результата становится резко ощутимой, даже поразительной. Частью эта разность может быть обусловлена многообразием путей воспроизведения и осознания, порожденным и порождаемым самим произведением – его богатством, содержательностью, глубиной. Существуют произведения многогранные, как мир, и, как он, неисчерпаемые.

Частью разность результатов чтения может быть обусловлена и множеством уровней способности воспроизведения, доступных различным читателям. Наконец, эта разность может определяться и развитием одного и того же читателя. Между двумя прочтениями одной и той же вещи одним и тем же лицом – в лице этом происходит процесс перемены. Часто эта перемена одновременно есть рост читателя, обогащение емкости, дифференцированности, проницательности его восприимчивости. Бывают не только неисчерпаемые произведения, но и читатели, неиссякающие в творческой силе воспроизведения и понимания.

Отсюда следует, что творческий результат чтения в каждом отдельном случае зависит не только от состояния и достояния читателя в тот момент, когда он приступает к чтению вещи, но и от всей духовной биографии меня, читателя. Он зависит от всего моего читательского прошлого: от того, какие произведения, каких авторов, в каком контексте событий личной и общественной жизни я читал в прошлом. Он зависит не только от того, какие я видел картины, статуи, здания, а также от того, с какой степенью внимания, интереса и понимания я их слушал и рассматривал. Поэтому два читателя перед одним и тем же произведением – все равно что два моряка, забрасывающие каждый свой лот в море. Каждый достигнет глубины не дальше длины лота.

      

1962 

 

Вопросы:

  1. Сравните взгляды писателя Вл. Набокова и философа В. Ф. Асмуса на проблему читателя. Какие сходства и различия в их позициях вы заметили?
  2. Какие условия и установки определяют, по В. Ф. Асмусу, культуру чтения? Найдите соответствующие цитаты и прокомментируйте их.
  3. Почему известный эстетик определяет чтение как творческую деятельность?
  4. В чем, по В. Ф. Асмусу, состоит взаимосвязь труда и творчества в деятельности читателя? Как вы считаете, что должен знать и уметь читатель, чтобы развивать собственную культуру чтения?
  5. Какой путь должен пройти читатель, чтобы понять произведение?
  6. Чем обусловлена «разность результатов чтения»?

Творческое задание


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!