Глава 1. СПЕЦИФИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА СМИ И ЕГО МАНИПУЛЯТИВНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ

Агапова С.Г., Агапова Е.А., Гущина Л.В.

МАНИПУЛЯТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ И ТАКТИКИ

В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ АНГЛОЯЗЫЧНЫХ СМИ

Ростов-на-Дону

2015
Южный федеральный университет

Институт филологии, журналистики и межкультурной коммуникации

МАНИПУЛЯТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ И ТАКТИКИ

В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ АНГЛОЯЗЫЧНЫХ СМИ

Ростов-на-Дону

2015

ББК 66.3

Монография подготовлена в рамках выполнения государственного задания №2014/174 (номер государственной регистрации НИР: 01201458537)

 

Печатается в авторской редакции

Печатается по решению научно-технического совета Северо-Кавказского научного центра ВШ ЮФУ Протокол № 9 от 23.03.2015 г.

Авторы:

Агапова София Григорьевна,

Профессор, доктор филологических наук

Агапова Елена Анатольевна,

Доцент, доктор философских наук

Гущина Людмила Викторовна,

Доцент, кандидат филологических наук

Рецензенты:

Муругова Елена Валерьевна,

Профессор, доктор филологических наук

Ленец Анна Викторовна,

Профессор, доктор филологических наук

 

А – 23 Манипулятивные стратегии и тактики в политическом дискурсе англоязычных СМИ: монография. Ростов н/Д, 2015. – 93 с.

 

Монография посвящена проблеме манипулятивных стратегий и тактик в политическом дискурсе англоязычных СМИ, особенностям манипулятивного влияния на общественное сознание средствами массовой информации, а также манипулятивной роли цензуры в СМИ в современном обществе XXI в. Работа адресована студентам-бакалаврам, магистрантам, аспирантам и исследователям, занимающимся проблемами манипуляции общественным сознанием, цензуры и пр., представляя особый интерес в сфере лингвистического и социально- культурного аспектов манипуляции, в частности характерных для англоязычных стран. Материал обеспечивает оперативный доступ к основным положениям предлагаемой научной проблематики. Данная монография может быть использована для обучающихся по филологическим специальностям очной и заочной форм обучения для самостоятельной интерактивной подготовки к практическим занятиям, промежуточной и итоговой аттестации, а также для написания курсовых, квалификационных и других работ подобного рода.

 

ISBN: 978-5-86216-163-2

© Агапова С.Г., Агапова Е.А., Гущина Л.В., 2015

ВВЕДЕНИЕ

 

Современные политические и общественные реалии XXI в., развитие научно-технического прогресса, послужившие переходу общества к качественно иной форме существования – информационной цивилизации, способствуют созданию и развитию новых видов современных войн, противоборств.

Характерными чертами таковых являются: 1) глобальность, определяемая всемирным территориальным масштабом и всесферным охватом физического пространства (суши, моря, воздуха и космоса); 2) тотальность, предполагающая охват всей иерархии пространств жизнедеятельности человека, включая в себя: физическое (материальное, экономическое), ментальное (политическое, информационное, психологическое) и духовное пространства; 3) сетевой характер; а также 4) широкое использование невооружённых средств. Таким образом, война, будучи порождением человека, несёт в себе три его составляющие: физическую, ментальную и духовную.

Организованное на государственном уровне вмешательство в информационное пространство другого государства получило наименование информационной войны. Руководствуясь своей целью поражать программно-техническую, радиоэлектронную и физическую гражданскую информационную инфраструктуру государства-противника посредством обширного использования невооруженных средств, информационная война представляет собой один из актуальных видов современных противоборств.

Такое противоборство втягивает в себя всю нацию, делая каждого ее представителя в какой-то степени солдатом – в военное или мирное время. Другими словами, информационная война ведется против нации как политической тотальности. Данное положение дел связано с переосмыслением цели войны, которая теперь не принуждает противника к локальным уступкам, как в эпоху «кабинетной дипломатии», не требует его полного разгрома, безоговорочной капитуляции и свержения его власти – как в войнах ХХ в.; но стремится к полной аннигиляции политической власти, а вместе с тем и государственности противника.

Возникнув в 1970х гг. вследствие зрелости информационных средств, развития научно-технического прогресса и информационной интеграции мирового сообщества, информационная война стала самостоятельным видом внешней политики, обладая неограниченными возможностями полностью растворить государственность и политическую структуру противника, обессмыслив тем самым действия его вооружённых сил. И именно такая политическая «нейтронная бомба» является подлинным оружием нового поколения, в отличие от любого типа пиаровских мнимостей, порождающих разговоры про «бесконтактную войну» или «сетецентрические войны».

Сегодня, в век информации, наиболее доступным способом передела сфер влияния является не только открытая оккупация, но и завуалированные влияния через средства распространения сведений на народ, которые стимулируют недовольство народа и направляют его против действующей власти. Одну из ключевых ролей в такой деятельности играет освещение событий на международном уровне.

Информационная война предполагает собой использование различных коммуникативных технологий по воздействию на массовое сознание, опираясь на знание его интересов, ценностей и идеалов, с целью внесения изменений в его когнитивную структуру с последующими соответствующими изменениями в поведенческой структуре.

В информационной войне особую роль играют средства массовой информации (далее – СМИ), которые помимо своей первоочередной функции передачи информации, посредством передачи специальным образом выбранной информации задают характер реакции реципиентов на нее. Тем самым СМИ фактически переходят в статус регулятора общественным мнением. И в этом смысле мы можем говорить, что некоторые средства информационной войны являются манипулятивными, поскольку оказывают влияние на противника посредством скрытого воздействия на адресата, мотивированного неблаговидностью намерений, желаний, целей и установок манипулятора – в данном случае СМИ, посредством использования определенных языковых средств, в результате чего у манипулируемой общественности происходит создание иллюзии добровольного принятия мнения, излагаемого источниками СМИ, проявление особой заинтересованности, осознание актуальности и необходимости совершения определенных действий, ожидаемых манипулятором.

Таким образом, актуальность данной коллективной монографии обусловлена тем, что начало XXI в. сопровождается созданием некоторого мирового информационного пространства и соответствующего мировоззрения людей, значительно изменяющихся под влиянием средств массовой коммуникации. В настоящее время увеличивается роль государственного контроля в информационном пространстве в условиях преобразования некоторых правительственных институтов. Следует отметить, что сама информация представляет собой один из важных инструментов социального управления и потому не может быть обнародована полностью, оставляя «за кадром» секретную и конфиденциальную составляющие. Таким образом, факт ее существования может быть расценен как объективное основание цензуры.

Очевидно, что цензура как некоторый контроль власти над содержанием и распределением информации должна быть рассмотрена через призму политической беседы. За последнее столетие произошло некоторое развитие и улучшение правительственных технологий и социального управления. Современные СМИ предоставили новые возможности, увеличив эффективность использования информации. Революция произошла в социальном и политическом управлении. Главная ориентация развития технологии власти, ее изменение и улучшение предполагают небольшие затраты для получения максимального эффекта воздействия на людей, обеспечив при этом их добровольное подчинение. Согласно А. Тоффлеру, высшее качество и бóльшая эффективность современной власти даны знаниями, которые позволяют, во-первых, достигать необходимых целей, минимально расходуя ресурсы покупательной способности; во-вторых, чтобы осудить людей в их собственных личных интересах и, в-третьих, превратить противников в союзников.

Безусловно, политика не существует вне человеческой деятельности, различных способов взаимодействия ее носителей, вне коммуникационных процессов, связывающих, направляющих и инновациирующих общественно- политическую жизнь. Политическая коммуникация выступает своеобразным социально-информационным полем политики. Ее роль в политической жизни общества сопоставима, по образному выражению французского политолога Ж.-М. Коттрэ, со значением кровообращения для организма человека. Политическая коммуникация представляет собой совокупность процессов информационного обмена, передачи политической информации, структурирующих политическую деятельность и придающих ей новое значение.

Применение коммуникативного подхода, при помощи которого манипулирование было вписано в систему категорий политики, позволило установить форму мобилизации, используемую властью при расширении сфер ее контроля. Другими словами, причиной, по которой власть вынуждена прибегать к манипулированию, является ее собственный экспансионизм.

Категория «политическое манипулирование» в системе понятий политической науки является элементом коммуникативного механизма политического процесса мобилизации. Политическое манипулирование задействуется в качестве одного из средств мобилизации социальных групп из внешней среды для поддержания непрерывного функционирования политической системы, занимая важное место в арсенале коммуникационных средств, при помощи которых власть решает задачу обеспечения поддержки обществом транслируемых ею ценностей.

При расширении пространства власти в современных социумах императивные методы политической мобилизации с необходимостью дополняются коммуникативными, которые усиливают зависимость общества от властно-политической инфраструктуры. Коммуникативная деятельность власти органично совпадает с финансово-экономическими интересами СМИ, вербализирующими и интерпретирующими события жизни для встраивания политической компоненты в картину мира

Можно предположить, что политическое манипулирование – это один из инструментов самозащиты политической системы от угрозы дезинтеграции в условиях дефицита ответственности в системе, который реализуется в коммуникативной практике субъектов и объектов политической системы.

СМИ обеспечивают политической системе непрерывную и всеохватную коммуникацию с обществом и являются системообразующим фактором современного глобального общества в целом. СМИ транслируют все разнообразие интерпретаций действительности, являясь уникальным инструментом резонанса. Возможно, основанием деятельности современных СМИ является их финансово-экономический интерес, вследствие чего их цель состоит в охвате и удержании внимания масс безотносительно предмета внимания, тогда как любая интерпретация общественно значимых событий содержит предметный политический интерес. Власть использует СМИ как инструмент резонанса манипуляции, обеспечивая себе нужный масштаб коммуникации с обществом.

Таким образом, СМИ играют важную роль в современном обществе, будучи сильным ресурсом, используемым политиками, способствуя созданию такого явления как политический язык.

Глава 1. СПЕЦИФИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА СМИ И ЕГО МАНИПУЛЯТИВНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ

Политический язык представляет собой особую знаковую систему, предназначенную для политической коммуникации, при этом он не является прерогативой исключительно профессиональных политиков или государственных чиновников, но ресурсом, открытым для всех членов языкового сообщества, связанным со специфическим использованием общенародного языка как средства убеждения и контроля (Баранов, Казакевич, 1991, 7; Шейгал, 2000, 31).

Политический язык может быть определен и как подсистема национального языка, предназначенная для политической коммуникации: пропаганды идей, эмотивного воздействия на граждан и их последующего побуждения к политическим действиям, выработки общественного консенсуса (Чудинов, 2001, 18).

Общедоступность политического языка отмечается многими исследователями. Так, например, Р. Водак указывает, что политический язык находится как бы между двумя полюсами – функционально-обусловленным специальным языком и жаргоном определенной группы со свойственной ей идеологией. Поэтому политический язык должен быть доступным для понимания (в соответствии с задачами пропаганды) и ориентированным на определенную группу (по историческим и социально-психологическим причинам) (Водак, 1998, 24). Е.И. Шейгал в свою очередь также отмечает, что политический язык лишен свойства «тайноречия», не содержит специфической лексики, не известной носителям другого социолекта (Шейгал, 2000).

Очевидно, что политическим язык становится не благодаря наличию какого-то специфического словаря или грамматических форм, а из-за содержания передаваемой информации, обстоятельств, в которых происходит распространение информации и выполняемых им функций. Другими словами, политический язык становится некой политической реальностью постольку, поскольку он оказывается не только инструментом для описания событий, но и их частью, оказывающей сильное воздействие на формирование их значения, содействуя оформлению политических ролей, признанных политическими деятелями и обществом в целом (Edelman, 1964, 5; Graber, 1976, 361).

Таким образом, политическая деятельность в принципе сводится к деятельности языковой (Edelman, 1977); при этом в современной политологии наблюдается тенденция рассматривать язык не столько как средство отражения политической реальности, сколько как компонент поля политики (Ealy, 1981; Шейгал, 2000). Так, например, Н.Э. Гронская указывает на то, что язык выступает на политической арене в трех ипостасях и является средством общения в политике, средой и объектом политики (Гронская, 2005, 204).

Очевидно, что политический язык представляет собой неотъемлемую часть политической коммуникации, понимаемую как речевую деятельность, ориентированную на пропаганду тех или иных идей, эмоциональное воздействие на граждан страны и побуждение их к политическим действиям для выработки общественного согласия, принятия и обоснования социально-политических решений в условиях множественности точек зрения в обществе (Чудинов, 2003, 4).

Согласно А.П. Чудинову (2003), существуют четыре разновидности политической коммуникации: 1) аппаратная (служебная, внутренняя, бюрократическая) политическая коммуникация, ориентированная на общение внутри государственных или общественных структур; 2) политическая коммуникация в публичной политической деятельности, ориентированная на самые разнообразные слои населения, являющаяся формой осуществления профессиональной и общественной деятельности политических лидеров и активистов; 3) политическая коммуникация, осуществляемая журналистами, также ориентированная на массовую аудиторию в формах интервью, аналитической статьи в газете, написанных журналистами, политологами и / или политиками; и, наконец, 4) политическая речевая деятельность «рядовых» граждан (не профессионалов в области политической коммуникации), участвующих в митингах, собраниях, демонстрациях.

Таким образом, отличительной чертой политической коммуникации является массовость, именно поэтому политический язык применяется для воздействия различного рода: убеждения, контроля, манипулирования, а СМИ становятся его непосредственным средством осуществления.

За последнее столетие технологии власти в управлении обществом качественно эволюционировали, а СМИ создали для этого новые возможности, усилив эффективность использования информации в этих целях. Произошла настоящая революция в способах социального и политического управления: основная направленность эволюции технологий власти и цель их изменений и совершенствования заключаются в том, чтобы, используя наименьшие затраты средств, получить максимальный эффект воздействия на людей, обеспечив их добровольную подчиняемость. Э. Тоффлер отмечает, что высшее качество и наибольшую эффективность современной власти придают знания, позволяющие «достичь искомых целей, минимально расходуя ресурсы власти; убедить людей в их личной заинтересованности в этих целях; превратить противников в союзников» (Toffler, 1990, 114).

Таким образом, рассматривая СМИ и их влияние на массы, следует отметить, что в постиндустриальном обществе власть знаний и информации становится решающей в управлении обществом, отодвигая на второй план влияние государственного принуждения. Иными словами, государственное, силовое вмешательство заменяется на информационно-психологическое воздействие.

Возможно предположить, что общество XXI в. находится на переходе к качественно иной форме существования – к информационной цивилизации, поскольку СМИ, выступая в качестве «специфического социального института» (Прохоров, 1993), в процессе своего функционирования фактически не только выполняют свою изначальную функцию (передача информации), но и посредством передачи специальным образом выбранной информации задают характер реакции реципиентов на нее. Тем самым СМИ фактически переходят в статус регулятора общественным мнением.

Научно-технический прогресс послужил толчком к развитию СМИ и, как следствие, – психологических средств воздействия на людей. Поле для работы с общественным мнением за последнее время выросло в сотни раз, углубились знания в области психологии, PR, в результате чего и возникает необходимость к обращению к термину «манипулирование». Данный термин имеет свои истоки в латинском языке (manipulare), в котором означает «управлять», «управлять со знанием дела», «оказывать помощь».

Следует отметить, что термин «манипуляция» (manipulus) происходит от латинских слов, означающих: а) пригоршня, горсть ( manus – рука + pie – наполнять), б) маленькая группа, кучка, горсточка ( manus + pi – слабая форма корня). Во втором значении это слово, в частности, обозначало небольшой отряд воинов (около 120 человек) в римском войске.

В словарях европейских языков, по замечанию Е.Л. Доценко (1997) и С. Кара-Мурзы (2000), манипуляция ( manipulation ) в самом общем значении опре­делена как обращение с объектами со специальными целями и намере­ниями; как ручное управление и как движе­ния, производимые руками, ручные действия. Например, в медицине – это освидетельствование, т.е. осмотр некой части телас помощью рук илилечебные процедуры. Специально отмечается наличие ловкости, сноровки при выполнении действий-манипуляций.

Вплотную к указанному значению (в результате расшире­ния сферы употребления) примыкает использование термина «манипуляция» в технике. В первую очередь, это искусные действия с рычагами, производимые руками. Сами рычаги и рукоятки нередко называются манипуляторами. По мере усложнения механизмов манипуляторами стали называть имитаторы или искусственные заменители рук: специальные приспособления для сложного перемещения предметов с дис­танционным управлением. Например, для загрузки и выгруз­ки стержней с ядерным топливом. Так появилось современное переносное значение слова – ловкое обращение с людьми, как с объектами, вещами.

Манипуляция в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой определяется как:1) сложный прием, действие над чем-нибудь при работе руками, ручным способом; 2) проделка, махинация (Ожегов, Шведова, 2003, 341).

В переносном значении Оксфордский словарь определяет манипуляцию как «акт влияния на людей или управления ими или вещами с ловкостью, особенно с пренебрежительным подтекстом, как скрытое управление или обработка» (цит. по: Доценко, 1997). Именно в таком наполнении слово «манипуляция» заменило в поли­тическом словаре ранее бытовавший термин «макиавеллианизм» (имя итальянского политика Н. Макиавелли стало нарицательным для обозначения нравственной позиции «цель оправдывает любые средства».

Е.Л. Доценко называет, по меньшей мере, две причины такой за­мены: во-первых, смещение ведущего акцента с оценочного взгляда на технологический при подходе к дан­ному феномену; а, во-вторых, расширение круга явлений, к которым стал относиться термин «манипуляция», поскольку речь шла теперь не столько о качествах отдельных политических лидеров, сколько о деятельности целых институтов и государственных образований. Он может использоваться применительно к средствам массовой информации и политическим мероприятиям, на­правленным на программирование мнений или устремлений масс, психического состояния населения и т.п. Конечная цель таких усилий направлена на контроль над населением, его управ­ляемость и послушность (Доценко, 1997, 44-46).

Европейские словари определяют манипуляцию как скрытое управление и ловкое использование кого-либо часто нечестным путем, т.е. таким образом, чтобы адресат поступал или думал согласно намерениям, желаниям и ожиданиям инициатора (Oxford, 1993, 384).

Согласно данным определениям, мы можем сделать вывод о том, что понятие «манипуляция» имеет неодобрительную окраску. Следовательно, манипулятивным мы считаем такое воздействие на поведение адресата, которое вызовет у него отрицательные эмоции, и которое, по мнению С. Кара-Мурзы (2000), побудит его совершить такие поступки, что он окажется «в проигрыше, а то и в дураках».

В психологической литературе термин «манипуляция» имеет три значения. Первое значение было заимствовано из тех­ники и используется преимущественно в инженерной психо­логии и психологии труда. Второе значение, заимство­ванное из этологии, понимает манипуляцию как «активное перемещение животными компонентов среды в пространстве (в противоположность локомоции – перемещению в прост­ранстве самих животных) при преимущественном участии передних, реже – задних конечностей, а также других эффекторов» (Фабри, 1976, 145). В этих двух значениях термин «манипуляция» можно встретить в психологической литературе начиная с 20-х гг. XX в. А с 60-х гг. XX в. он стал использоваться еще и в третьем значении, на этот раз заимствованном из политологических работ.

Постепенно, практически без доработки, слово «манипуляция» начало использоваться и в контексте меж­личностных отношений, где под объектами действий-манипуляций понимаются уже не компоненты среды, предметы, а люди; под манипуляторами, соответственно, – те, кто стремятся этих людей направить по выгодному им пути, превратить их в послушное орудие.

Еще одним этапом в развитии переносного значения слова манипуляция является его использование применительно к демонстрации фокусов и карточным играм, в которых ценится искусность не только в проведении ложных отвлекающих приемов, но и в сокрытии истинных действий или намерений, создании обманчивого впечатления или иллюзии (Доценко, 2003, 47), основанное на знании человеческого восприятия и знании психологии человека (Беляева, 2008).

Под влиянием этого образа о манипуляции стали го­ворить как о психологическом воздействии, которое, во-первых, произво­дится скрытно (объектом не должны быть замечены ни сам факт воздейст­вия, ни его направленность), во-вторых, – осуществляется с применением мастерства и знаний (особых технологий), в-третьих, – имеет своей целью внушение реципиенту полезных для отправителя речи идей и эмоций («од­носторонний выигрыш»). Характерно, что этот элемент смысла – «прибирание к рукам» остается очень существенным для характеристики манипулятивного воздействия.

Итак, термин «манипуляция» был дважды перенесен из одного семантического кон­текста в другой. По мнению Е.Л. Доценко, И.В. Беляевой и др., термин, употребленный в переносном значении, представляет собой случай метафоры (см.: Доценко, 1997, 46; Беляева, 2008). Поэтому прежде чем приступать к определению манипуляции как понятия, необходимо прояс­нить его фактическое содержание как метафоры.

В исходном неметафорическом значении термин «манипуляция» обозначает сложные виды действий, выполняемых руками: управление рычагами, вы­полнение медицинских процедур, произвольное обращение с предметами и т.п., требующих мастерства и сноровки при исполнении.

Переходной ступенью к метафоре явилось использование термина «манипуляция» применительно к демонстрации фо­кусов и карточным играм, описанным нами выше. Связь с исходным зна­чением особенно явственно выступает в названии «фокусник-манипулятор» – тот, который специализируется на фокусах, исключающих сложные механические или электронные при­способления, ассистентов-двойников и т.п. Все их фокусы – «ловкость рук и никакого мошенничества». Основные психо­логические эффекты создаются на основе управления внима­нием (отвлечение, перемещение, сосредоточение), широкого использования механизмов психологической установки, сте­реотипных представлений и иллюзий восприятия. Как будет показано позже, все эти элементы сохраняются и в межлич­ностной манипуляции.

Полное перенесение слова «метафора» в новый контекст и порождение метафоры ведут к тому, что под объектами действий-манипуляций понимаются уже не предметы, а люди, при этом сами действия выполняются уже не руками, а с помощью иных средств. В результате манипуляция в переносном значении обозначает стремление «прибрать к рукам», «приручить» другого, «за­арканить», «поймать на крючок», т.е. является попыткой превратить человека в послушное орудие, в «марионетку». Однако, несмотря на то обстоятельство, что метафора прибирания к рукам и является стержне­вым признаком, производным от manipula, но при этом оказывается не един­ственным, конституирующим психологическую манипуля­цию. В процессе своего становления этот признак был дополнен другими качествами: искусностью, ловкостью, мастерством исполнения. Действительно, «топорно состряпанное» воздейст­вие не подпадает под то интуитивное ощущение манипуляции, которым мы привыкли руководствоваться. И, во-вторых, ма­нипуляция предполагает создание иллюзии. Не имело бы смысла называть некое действие манипуляцией, если бы оно совершалось явно. Поэтому манипуляция в ме­тафорическом значении предполагает также и создание ил­люзии независимости адресата воздействия от постороннего влияния, иллюзии самостоятельности принимаемых им ре­шений и выполняемых действий.

Таким образом, полная метафора психологической мани­пуляции содержит три важнейших признака: 1) идею «прибирания к рукам»; 2) обязательное условие сохранения иллюзии самостоятель­ности решений и действий адресата воздействия; 3) искусность манипулятора в выполнении приемов воз­действия (Доценко, 1997, 46-48).

В исследованиях отечественных авторов манипуляция определяется как: 1) вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями. Другими словами, мастерство манипулятора используется для скрытого внедрения в психику адресата целей, желаний, намерений, отношений или установок, не совпадающих с теми, которые имеются у адресата в данный момент; оно направленно на неявное побуждение другого к совершению определенных действий манипулятором (Доценко, 2003. 59-60); 2) форма духовного воздействия, скрытого господства, осуществляемая насильственным путем; 3) отношение к другому, как к средству, объекту, орудию (Сагатовский, 1980, 84-85); 4) стратегия социального поведения в личных целях манипулятора, противоречащего собственным интересам адресата (Знаков, 2000, 16); 5) ловкое скрытое управление для достижения власти и господства с отношением к людям, как к объектам, вещам (Кара-Мурза, 2000, 19-21).

Зарубежные исследователи определяют понятие манипуляции как: 1) скрытое принуждение, программирование мыслей, намерений, чувств, отношений, установок поведения (Шиллер, 1980, 26); 2) стремление управлять, главенствовать, властвовать, выигрывать любой ценой, относясь к людям, как к вещам; ложь, цинизм (Шостром, 1992); 3) психическое воздействие, которое производится тайно, а, следовательно, в ущерб лицам, на которых оно направлено (Franke, 1964, 4); 4) целенаправленное управление (Schischkoff, 1964, 39); 5) духовное управление, осуществляемое в результате принуждения воздействием иррациональных и эмоциональных средств (Elvein, 1968, 319); 6) средство порабощения человека (Freire, 1971, 144); 7) побуждение поведения посредством обмена или игрой на предполагаемых слабостях другого (Rudinow, 1978, 340); 8) использование тонких, едва уловимых или физически агрессивных способов, таких как обман, подкуп или запугивание (Ames, Kidd, 1979, 233); 9) скрытое применение власти (силы) вразрез с предполагаемой волей другого, хорошо организованный обман (Goodin, 1982, 21); 10) мастерское управление или использование (Robinson, 1981, 276); 11) такое структурирование мира инициатором, которое позволяет ему выигрывать (Riker, 1986, 156); 12) обманное косвенное воздействие в интересах манипулятора (Yokoyama, 1988, 133-151); 13) ложные отвлекающие маневры, с помощью которых инициатор добивается того, что адресат, сам того не осознавая, изменяет свои цели (Wilson, Near, Miller, 1996: 285).

Следует также отметить некоторые замечания по поводу признаков манипуляции. Так, скрытый характер манипуляции признается ее важнейшим признаком в работах К.Ф. Седова (2003), Е.Л. Доценко (1997), Ю.С. Басковой (2006) и др. Манипулятивное воздействие только в том случае может считаться осуществленным, когда у адресата создано ощущение добровольного принятия чужих мнений, заинтересованности, актуальности воспринятых мнений, их истинности и удовлетворенности ими.

И.В. Беляева отмечает еще одно важное свойство манипуляции, а именно: неуважительное отношение к адресату (адресатами) как к объекту особого рода, орудию для достиже­ния своих целей. В манипулятивном общении партнер по взаимодействию рассматривается манипулятором не как личность, обладающая самоценно­стью, а только как средство, с помощью которого достигаются определенные цели. По определению Э. Шострома, с высоты собственного «Я» манипуля­тора Другой превращается в «ОНО», низводится до уровня вещи (см.: Беляева, 2008).

Таким образом, для объяснения феномена манипуляции необходи­мо учитывать не только конкретные обстоятельства протекания общения, но и когнитивное состояние адресанта и адресата. Одним из ключевых параметров манипулятивного выска­зывания (текста) является особая интенциональность, и, следовательно, для распознавания манипуляции необходим анализ интенциональных компо­нентов, таких как: цель, намерение, причина, мотив. Очевидно, что в случае с манипуляцией речь идет, несомненно, лишь об односторонней интенции, о присвоении манипуля­тором права решать за адресата, что ему необходимо делать, о стремлении повлиять на его цели.

Следует отметить, что, несмотря на активное использование термина «манипуляция» в лингвистических и риторических трудах, отсутствует единое мнение по поводу его содержания и степени пейоративности, которая так часто сближает манипуляцию с обманом и ложью: «Манипуляции немыслимы без пред­намеренного искажения реального положения вещей путем замалчивания одних фактов и выпячивания других, публикации ложных сообщений...» (Цуладзе, 1999, 120).

Осуществляя манипуляцию, лицо постоянно стремится к тому, чтобы индивидуум, являющийся объектом воздействия, сам счел бы тот или иной внушаемый ему поступок единственно правильным для себя. Для достижения этой цели пропагандист-манипулятор прибегает не к средствам принуждения, а к средствам убеждения, основанного на предумышленном обмане или внушении (Бессонов, 2001, 714-715).

Понятие опосредованной пейоративности раскрывается в формулировке К. Бредемайера: «Черная риторика – это манипулирование всеми необходимыми риторическими, диалектическими, эристическими, рабулистическими приемами для того, чтобы направлять беседу в желательное русло и подво­дить оппонента или публику к желательному для нас заключению и резуль­тату» (Бредемайер, 2006, 119).

Таким образом, некоторые авторы (например, Е.Н. Рядчикова, А.А. Халанская и др.) отмечают, что понятию «манипуляция» присуще отрицательное прагматическое значение.

Если соотнести манипулятивное общение с известными постулатами Г.П. Грайса (1985), то манипуляция представляет собой нарушение максимы качества информации (сообщай только то, что считаешь истинным и для чего у тебя есть достаточные подтверждения) и максимы способа (вы­сказывание должно быть ясным, недвусмысленным и последовательным).

Следует отметить, что в сходном значении с термином «манипуляция» используется выра­жение «языковая демагогия». Так, Т.Н. Николаева отмечает особенность лингвистики, заключающуюся в том, что язык способен манипулировать, «гримировать» свои функ­ции, выдавать одно за другое, внушать, воздействовать, лже­свидетельствовать (Николаева, 1988, 154-156).

Понятия языковой демагогии и манипуляции также сближаются в работе Г.А. Копниной, в которой демагогия рас­сматривается как разновидность манипуляции (Копнина, 2003, 254).

Однако О.Н. Паршина отмечает, что демагогические приемы могут использоваться только для самоутверждения, без стремления заставить адресата сделать что-либо в своих интересах. При этом демагогические приемы «просты в применении и доступны каждому», а «использование средств манипуляции требует некоторой тонкости, даже мастерства» (Паршина, 2007, 67).Таким образом, в научной литературе значение термина «манипуляция» весьма неоднозначно в силу того, что разные ученые наполняют его своим специфическим содержанием (см.: Шиллер, 1980; Попов, 1983; Матяш, 1988; Колеватов, 1990; Герасимов, Илюхина, 1999). Г.И. Колесникова определяет манипуляцию как «исторически обусловленный феномен, имеющий структуру, состоящую из: 1) цели, заключающейся в инициировании определенного типа поведения у личности без учета ее интересов; 2) тайных методов воздействия на сознание личности; 3) собственно процесса осуществления воздействия на сознание личности, выполняющего корригирующую, мотивирующую, направляющую функции в системе управления». Данным определением мы и будем пользоваться в дальнейшем. При этом качественными отличительными признаками манипулирования от иных видов воздействия (управленческое, педагогическое, психотерапевтическое и пр.) выступают: а) отсутствие учета интересов объекта воздействия; б) скрытость воздействия для объекта.

Кроме того, большинство исследователей акцентируют внимание на процессуальной составляющей манипуляционного воздействия, а именно, на процессах социализации и легитимации, поскольку именно через них личности и группы становятся стандартизированными и «омассовлен­ными».

Изучая сложный феномен манипулирования, И.А. Стернин предлагает следующее теоретическое разграничение понятий речевого воздействия и манипуляции, согласно которому речевое воздействие представляет собой воздействие на человека при помощи речи с целью побудить его сознательно принять точ­ку зрения адресанта, решение о каком-либо действии, передаче информации и т.д.; а манипулирование, в свою очередь, является воздействием на человека с целью побудить его сообщить информацию, совершить поступок, изменить свое поведение и т.д. бессознательно или вопреки его собствен­ному мнению, намерению (Стернин, 2002). Таким образом, речевое воздействие в известном смысле противо­поставляется манипуляции.

Однако мы полагаем, что видами речевого воздействия являются: созидательное речевое воздействие, при котором реципиент / адресат влияния сохраняет свое достоинство и сознание собственной свободы, и непосредственно сама речевая манипуляция, т.е. скрытое управление адресатом против его воли и наносящее ему ущерб. Таким образом, речевая манипуляция является од­ной из разновидностей речевого воздействия.

В процессе речевого воздействия адресант может де­монстрировать (при честном убеждении) или, напротив, скрывать свои ис­тинные интенции (при манипуляции).И.В. Беляева отмечает, чтоблизким к манипуляции является понятие суггестивной модели общения, под которой понимается изменение личностной установки собе­седника, его мотивации и ценностных ориентаций при помощи информа­ции, воспринимаемой без критической оценки. Эта модель развертывается в следующих условиях: 1) собеседник некритически воспринимает личность суггестора и / или его информацию; 2) собеседник не владеет приемами контрсуггестии; 3) собеседник обладает повышенной внушаемостью (Беляева, 2008).

По определению В.М. Бехтерева, суггестия представляет собой «оживление у испытуемого или прививание ему путем слова соответ­ствующего внешнего или внутреннего раздражения» (Бехтерев, 1991, 336).

Б.Ф. Поршнев также выдвигает суггестивную гипотезу происхождения языка, которая подтвер­ждается данными нейрофизиологов о том, что из всех зон коры головного мозга человека, причастных к речевой функции, т.е. ко второй сигналь­ной системе, эволюционно древнее прочих, а значит первичнее прочих – лобная до­ля, в частности – префронтальный отдел. Следовательно, у истоков второй сигнальной системы лежит не обмен информацией, т.е. не сообщение чего-либо одного индивида другому, а особый род влияния одного индиви­да на другого (еще до собственно функции сообщения) (Поршнев, 1974).

Волюнтативная функция языка (функция воздействия) чаще всего рассматривается как производная от коммуникативной функции. По замечанию А.А. Леонтьева, когда мы говорим о языке как о средстве общения, мы имеем в виду, прежде всего и главным образом, возможность передачи другому человеку каких-то сведений, речевой информации, существенной для его поведения, деятельности и ее соответствующей организации (Леонтьев, 1965, 123).

Другими словами, в речевом акте говорящий, передавая информацию, осуществляет свое намерение оказать особое влияние на адресата. Это означает, что в сообщениях, сосредоточенных на адресате, на первый план выходит функция регуляции его поведением (путем побуждения к действию, к ответу на вопрос, запрета действия, сообщения информации с целью изменить намерения адресата совершить определенное действие и т.п.)(Мечковская, 2000; Норман, 2001; Боева, 2004). Именно поэтому коммуникативную функцию языка иногда называют регулятивной или выделяют ее производную функцию воздействия (волюнтативную, манипулятивную) (ЛЭС, 1990, 564; Беляева, 2008, 12).

Р.О. Якобсон (1975) именует эту функцию по-разному: конативная (англ. conation – способность к волевому движению) или апеллятивная (лат. appellare – обращаться, призывать, склонять к действию); иногда ее же называют призывно-побудительной или волюнтативной (лат. v oluntas – воля, желание, хотение) функцией.

В современных трудах по нейролингвистическому программированию подчеркивается ведущий характер волюнтативной (суггестивной) функции языка. Суггестивная лингвистика ориентируется на изучение языка в коммуникативно-волюнтативной (суггестивной) функции, при этом язык в целом рассматривается как явление суггестивное, причем признается вероятностный характер суггестии, правополушарная ориентация суггестивных механизмов (Беляева, 2008, 12-13).

О.Н. Морозова определяет суггестию как словесное воздействие на человека, которое воспринимается им латентно, скрыто, без критической оценки. Путем воздействия у адресата могут вызываться определенные реакции (эмоциональные состояния, представления и т.п.). Само воздействие происходит без участия личности слушающего, без какой-либо логической переработки получаемой информации. Таким образом, суггестивное воздействие можно трактовать как побуждение к реакции, противоречащей рефлекторному поведению. Другими словами, человек, не находящийся под воздействием такого типа, не совершает подобных действий, не принимает таких решений и т.д. (Морозова, 2005, 168-169).

Следует отметить, что И.В. Беляева (2008) полагает, что терминологическое сочетание «суггестивное воздействие» используется в современной научной литературе в качестве синонима термину «манипуляция». Однако мы полагаем, что данные понятия отличаются друг от друга. Так, на наш взгляд, суггестия, т.е. убеждение, предполагает иные механизмы воздействия на реципиента, нежели манипулятивное воздействие. По своему значению оно близко к таким понятиям, как: уговаривание, уверение, заверение, увещевание, уговоры и т.д. Кроме того, результаты суггестии, очевидно, могут быть как положительными, так и отрицательными для объекта воздействия. Но в случае манипулятивного воздействия, следует помнить о том, что оно характеризуется исключительно отрицательной прагматикой.

Таким образом, мы полагаем, что манипуляция представляет собой вид скрытого воздействия на адресата, специфический способ управления им, характеризующийся неблаговидностью действий и намерений манипулятора (инициатора влияния), противоречащих воле адресата и приносящих ему вред (ущерб). Основными признаками манипуляции,на наш взгляд, следует считать: 1) оказание духовного, психологического воздействия в отсутствии физического насилия (в этом случае мишенями воздействия являются психические структуры человеческой личности), т.е. использование (психологичес­кой) силы, игра на слабостях; 2) направленность действий манипулятора таким образом, чтобы его конечная цель и факт самого воздействия оказались незамеченными объектом манипуляции, у которого при этом обязательно сохранится иллюзия самостоятельности принятия решений и осуществления действий, т.е. скрытый характер воздействия (как факта воздействия, так и его направленность); 3) воздействие, требующее определенных знаний и значительного мастерства; 4) отношение к объектам манипуляции не как к личностям, а как к объектам – вещам, т.е. отношение манипу­лятора к другому как средству достижения собственных целей; 5) стремление получить односторонний выигрыш; 6) побуждение, мотивационное привнесение; 7) мастерство и сноровку манипулятора в осущест­влении его манипулятивных действий.

Еще одним важным моментом, касающимся типологии манипуляции, который, на наш взгляд, необходимо упомянуть, является постановка проблемы о существовании продуктивной и непродуктивной манипуляции.

Так, К.Ф. Седов противопоставляет конфликтной манипуляции продуктивную манипуляцию, которую считает неизбежной в по­вседневной коммуникации: «Цель продуктивной манипуляции – располо­жить к себе коммуникативного партнера, используя его слабости, но не вызывая у него синдрома фрустрации» (Седов, 2003, 23-24)

По мнению И.А. Стернина, «современный человек должен обладать всеми навыками, поскольку в различных коммуникатив­ных ситуациях, в различных аудиториях, при общении с различными типа­ми собеседников появляется необходимость как в речевом воздействии, так и в манипуляции (ср., например, необходимость манипуляции в отношении детей, эмоционально возбужденных людей, пьяных, истериков, конфликт­ных личностей и др.). Манипулятивное воздействие как тип речевого воз­действия не является ругательным словом или морально осуждаемым спо­собом воздействия на людей» (Стернин, 2002, 46).

Однако мы отстаиваем другую точку зрения, согласно которой роль отрицательной прагматики термина манипуляция и ее негативного характера достаточно велика в реализации самого явления. Кроме того, мы полагаем возможным различать продуктивную, непродуктивную и частичную манипуляцию. При этом говорить о продуктивной манипуляции, на наш взгляд, возможно только в случае мотивационного завершения намерений манипулятора, обязательного достижения и реализации его манипулятивной интенции в адрес реципиента, что выражается в выполнении определенных действий манипулируемым (жертвой манипуляции) или его нахождении в определенном состоянии. Соответственно, при невыполнении определенных действий адресатом, ожидаемых манипулятором, речь идет о непродуктивной манипуляции. Если же намерения манипулятора оказываются частично достигнутыми, т.е. выполненными не в полном ожидаемом манипулятором объеме, например, когда реципиент выполняет только одно из ожидаемых действий или манипуляционные действия инициатора влияния приводят его в угнетенное психическое состояние, но не меняют кардинально его дальнейшее поведение, мы говорим о частичной манипуляции.

Причины манипуляции имеют различное происхождение и обладают раз­ным онтологическим статусом: культура (общечеловеческий контекст), общество (совокупность социальных контекстов), общение (межличностный контекст), личность (мотивационный внутрипсихический контекст) и технология (контекст деятель­ности, ее операционального состава) (Доценко, 1997, 64).

Манипулятором, т.е. инициатором влияния (управляющим субъектом, отправителем воздействия), управляющим скрытым воздействием против воли реципиента, которое приносит инициатору односторонние преимущества, признается всякий, кто обращается с какой-либо просьбой, выполнение которой для адресата манипуляции неприятно, тягостно, отнимает много времени, отвлекает от своих дел и т.д.

Жертвой манипуляции (манипулируемым, управляемым объектом, объектом воздействия) называется адресат скрытого воздействия (реципиент скрытого управления).

Непосредственно самому действию манипуляции предшествуют несколько этапов, выполняемых манипулятором:

1) сбор информации, производимый с целью обнаружения мишеней и приманок воздействия, т.е. тех особенностей личности, ее слабостей, потребностей и желаний, на которые воздействует инициатор, и в результате этого объект принимает нужное инициатору решение; адресуясь к мишеням, субъект делает их доминирующими в создании объекта настолько, что подавляется критическая реакция, блокируется рассудительность.

Следует отметить, что с одной сторо­ны, мишень воздействия представляет собой весьма популярный термин (target) в англоязычной литературе по проблемам психологического воздействия. Однако он чаще используется по отношению к отдельному человеку или группе людей и заметно реже – по от­ношению к его психическим образованиям. Представляется умест­ным при рассмотрении психологических механизмов исполь­зовать понятие «мишень» для обозначения тех психических структур, на которые оказывается влияние со стороны ини­циатора воздействия независимо от того, имел ли он такое намерение или нет. С другой стороны, понятие «мишень» по своей семанти­ческой нагрузке очень удобно и как метафора – оно довольно емко и точно соответствует представле­ниям о механизмах психолого-речевого воздействия.

В соответствии со своими намерениями и представлением о людях манипулятор более или менее отчетливо представ­ляет, какого рода воздействие потребуется в том или ином случае. Каждое такое воздействие предполагает некоторые изменения адресата, соответствующие интересам манипуля­тора. Все изменения имеют определенную локализацию в психическом мире адресата. Эта определенность и схватывается понятием мишеней воздействия (Доценко, 1997, 122).

Итак, под мишенями психологического воздействия понимаются те психические структуры, на ко­торые оказывается влияние со стороны инициатора воздей­ствия и которые изменяются в направлении, соответствующем цели воздействия;

2) обнаружение мишеней воздействия и приманок. Т.С. Кабаченко (1986) и Е.Л. Доценко (1997) в качестве средства классификации методов манипулятивного воздействия предлагают различать следующие группы мишеней воздействия: 1) побудители активности: потребности, интересы, склонности, идеалы; 2) регуляторы активности: смысловые, целевые и опера­циональные установки, групповые нормы, самооценка, мировоззрение, убеждения, верования; 3) когнитивные (информационные) структуры: знания о мире, людях, сведения, которые обеспечивают информацией человеческую активность; 4) операциональный состав деятельности: способ мышле­ния, стиль поведения, привычки, умения, навыки, квалифи­кация; 5) психические состояния: фоновые, функциональные, эмоциональные и т.п.

Ряд авторов считают, что каждый вид мишеней предполагает использование релевантных им техник воздействия (Zimbardo, 1977; Brown, 1981). Это кажется очевидным, однако многие техники нацелены на столь широкий набор мишеней, что однозначное соотнесение их с теми или иными видами мишеней оказывается весьма затруднительным. Тем не менее, предлагается следующая классификация: 1) изготовление побудителей активности – побудить, спровоциро­вать, направить; 2) формирование регуляторов активности – убедить, настроить, внушить и т.п.; 3) создание необходимых когнитивных структур – обучить, убе­дить, известить, проинформировать; 4) формирование требующегося операционального состава деятельности – обучить, вытренировать, выдрессировать, отработать; 5) приведение в определенное психическое состояние: де­стабилизация, усталость, нетерпеливость, некритичность, со­средоточенность, подавленность, растерянность, нерешитель­ность, эйфория и др. Таким образом, при подборе мишеней воздействия мани­пулятор стремится найти такие структуры, оказав влияние на ко­торые, можно получить уже запланированный результат. Если, по его мнению, в готовом виде таких мишеней нет, то в ряде случаев они специально изготовляются – заблаговре­менно или ситуативно (Доценко, 1997, 125);

3) а ттракция, цель которой заключается в расположении, привлечении и удержании внимания адресата.

Следующим этапом происходит само скрытое понуждение к действию, осуществляемое различными способами, например, посредством использования подходящих трансакций, препарирования передаваемой адресату информации, приемов убеждения, психологических уловок и риторических приемов и др. (Шейнов, 2006).

Мы полагаем правомерным все вышесказанное соотнести с понятием речевой манипуляции, поскольку, человеческая речь, по своей природе обладающая действенной силой, также способна оказывать скрытое влияние / управление в одностороннем порядке, т.е. с учетом намерений, целей и установок исключительно манипулятора.

Приемы языкового (речевого) манипулирования частично рассматриваются в науке, получившей название НЛП (нейролингвистическое программирование). Данное научное направление занимается проблемой влияния, которое оказывает язык на программирование психических процессов и других функций нервной системы (Дитлс, 2000, 25).

 Л.Ю. Иванов отмечает, что представители НЛП полагают, что посредством словесных психотерапевтических воздействий можно влиять на глубинную структуру и преобразовывать ее в желаемом направлении (Иванов, 2003, 339).

В лингвистической литературе языковую (речевую) манипуляцию рассматривают как: 1) специфическое речевое поведение в процессе общения, направленное на побуждение собеседника совершить невыгодное для него (но выгодное для побуждающего лица) действие. Отличительной чертой этого способа побуждения является его скрытый характер: и цель, и процесс побуждения намеренно скрываются от адресата (Денисюк, 2000, 66); 2) сознательное незаметное или малозаметное воздействие с помощью речи на сознание реципиента с целью добиться желаемого изменения в его когнитивной и поведенческой сферах (Иванов, 2003, 33); 3) вид языкового воздействия, используемый для скрытого внедрения в психику адресата целей, намерений, отношений или установок, не совпадающих с теми, которые имеются у адресата в данный момент (Быкова, 1999, 99); 4) скрытое или неявно выраженное воздействие посредством языка на мнение и поведение адресата, попытку склонить адресата к своей точке зрения, стремление извлечь выгоду для себя, маскируя при этом свои подлинные намерения (Нефедова, 1997, 64).

По мнению О.Н. Быковой, в основе языковой манипуляциилежат такие психологические и психолингвистические механизмы, которые вынуждают адресата некритично воспринимать речевое сообщение, способствуют возникновению в его сознании определенных иллюзий и заблуждений, провоцируют его на совершение выгодных для манипулятора поступков. Принципиальной и существенной отличительной чертой языковой манипуляции является сокрытие манипулятором истинной цели языкового воздействия на адресата; замена убеждения внушением (Быкова, 1999, 99).

Таким образом, под речевой (языковой) манипуляцией мы понимаем разновидность манипулятивного воздействия, т.е. скрытого воздействия на адресата, специфического способа управления им, его поведением, действиями, психическими состояниями и др., мотивированного неблаговидностью намерений, желаний, целей и установок манипулятора (инициатора скрытого влияния), наполненных отрицательным прагматическим значением и, таким образом, противоречащих воле адресата и приносящих ему материальный и / или психологический вред (ущерб), посредством использования определенных языковых средств (лексических, синтаксических, фонетических и др.) с целью оказания скрытого влияния на его когнитивную и поведенческую деятельность, в результате которого у манипулируемого происходит создание иллюзии добровольного принятия самостоятельного решения, мнения манипулятора, проявление заинтересованности к нему, осознание актуальности и необходимости совершения конкретных действий, ожидаемых манипулятором, и вследствие, приведение к выигрышу одностороннего порядка, т.е. с учетом реализации намерений, целей и установок исключительно манипулятора.

 

Рекомендуемая литература:

1. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: Традиции и новаторство. М., 1991.

2. Бредемайер К. Черная риторика: Власть и магия слова. М.: Альпина Бизнес Букс, 2006.

3. Водак Р. Язык. Дискурс. Политика. Волгоград: Перемена, 1997.

4. Гронская Н.Э. Язык и политика: коммуникация, дискурс, манипулирование: монография. Н. Новгород, 2005.

5. Доценко Е.Л. Психология манипуляции. СПб: Речь, 2003.

6. Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. М.: ЧеРо, Издательство МГУ, 1997.

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 938; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!