ЧЕТЫРЕ ДНЯ СЕРГЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА ЕСЕНИНА
1
В ноябре месяце 1925 года вошел к нам в номер гостиницы "Англетер", в Ленинграде, поэт Сергей Александрович Есенин 1. От былого здоровья, удали осталась только насмешливая улыбка, а волосы, те прекрасные, золотые волосы, совсем посерели, перестали виться, глаза тусклые, полны грусти, красноватые больные веки и хриплый, еле слышный голос.
– Сереженька, что с тобой?
– Болен я, тетя *, вот думаю лечиться скоро в Москве у лучших профессоров.
* Есенин звал автора воспоминаний "тетей".
Он был такой исстрадавшийся, растерянный, неспокойный, все время что-нибудь перебирал руками. Пришел не один – с поэтом Н. П. Савкиным. Читал свои последние произведения.
В этот его приезд мы виделись два раза. В день отъезда он пел хрипловатым приглушенным голосом вместе с Савкиным рязанские частушки:
Что-то солнышко не светит,
Над головушкой туман,
Али пуля в сердце метит.
Али близок трибунал.
Эх доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина -
Могила темна.
2
Через месяц, 24 декабря 1925 года, утром в десять – одиннадцать часов к нам почти вбежал в шапке и шарфе сияющий Есенин.
– Ты откуда, где пальто, с кем?
– А я здесь остановился. Сегодня из Москвы, прямо с вокзала. Мне швейцар сказал, что вы тут, а я хотел быть с вами и снял пятый номер. Пойдемте ко мне. Посидим у меня, выпьем шампанского. Тетя, ведь это по случаю приезда, а другого вина я не пью *.
|
|
|
Пошли к нему. Есенин сказал, что он из Москвы уехал навсегда, будет жить в Ленинграде и начнет здесь новую жизнь – пить вино совершенно перестанет. Со своими родственниками он окончательно расстался, к жене не вернется – словом, говорил о полном обновлении своего быта. У него был большой подъем. Вещи он оставил сначала у поэта В. Эрлиха и ждал теперь его приезда с вещами.
Есенин попросил у меня поесть, а потом мы с ним поехали вечером покупать продовольствие на праздничные дни. Есенин рассказывал о том, что стихов больше не пишет, а работает много над большой прозаической вещью – повесть или роман 2. Я попросила мне показать. Он обещал показать через несколько дней, когда закончит первую часть. Рассказывал о замужестве своей сестры Кати, подшучивал над собой, что он-то уж избавлен от всякой женитьбы, так как три раза был женат, а больше по закону не разрешается.
Первый день прошел в воспоминаниях прошлого и в разговорах о ближайшем будущем. Поэта Эрлиха мы просили искать общую квартиру: для нас и Сергея Александровича.
Я сначала не соглашалась на такое общежитие **, но Есенин настаивал, уверяя, что не будет пить, что он в Ленинград приехал работать и начать новую жизнь.
|
|
|
* Сергей Александрович редко пил шампанское, как дорогое вино.
** В 1919 г. Есенин жил в одной квартире с Устиновым.
В этот день мы разошлись довольно поздно, а на другой день (26 декабря) Есенин нас разбудил чуть свет, около пяти часов утра. Он пришел в красном халате, такой домашний, интимный. Начались разговоры о первых шагах его творчества, о Клюеве, к которому Есенин хотел немедленно же ехать. С трудом его уговорили немного обождать, хотя бы до полного рассвета. Часов в семь утра он уехал к Клюеву.
Днем, в одиннадцать – двенадцать часов, в номере Есенина были Клюев, скульптор Мансуров и я. Мы сидели на кушетке и оживленно беседовали. Сергей Александрович познакомил меня с Клюевым:
– Тетя, это мой учитель, мой старший брат.
Я недолго была у Сергея Александровича. Как потом передавали, они сумели поспорить, но разошлись с тем, чтобы на другой день встретиться. Есенин назавтра говорил, что он Клюева выгнал. Это было не совсем так.
В тот день было немного вина и пива. Меня, помню. поразил один поступок Есенина: он вдруг запретил портье пускать кого бы то ни было к нему, а нам объяснил, что так ему надо для того, чтобы из Москвы не могли за ним следить.
Помню, заложив руки в карманы, Есенин ходил по комнате, опустив голову и изредка поправляя волосы.
|
|
|
– Сережа, почему ты пьешь? Ведь раньше меньше пил? – спрашивала я.
– Ах, тетя, если бы ты знала, как я прожил эти годы! Мне теперь так скучно!
– Ну, а твое творчество?
– Скучное творчество! – Он остановился, улыбаясь смущенно, почти виновато. – Никого и ничего мне не надо – не хочу! Шампанское, вот веселит, бодрит. Всех тогда люблю и… себя! Жизнь штука дешевая, но необходимая. Я ведь "божья дудка".
Я попросила объяснить, что значит "божья дудка".
Есенин сказал:
– Это когда человек тратит из своей сокровищницы и не пополняет. Пополнять ему нечем и неинтересно. И я такой же.
Он смеялся с горькой складочкой около губ.
Пришел Г. Ф. Устинов с писателем Измайловым и Ушаковым, подошел Эрлих. Есенин читал свои стихи. Несколько раз прочел "Черного человека" в законченном виде, значительно сокращенном.
Разбирали вчерашний визит Клюева, вспоминали один инцидент. Н. Клюев, прослушав накануне стихи Есенина, сказал:
– Вот, Сереженька, хорошо, очень хорошо! Если бы их собрать в одну книжку, то она была бы настольной книгой всех хороших, нежных девушек.
Есенин отнесся к этому пожеланию неодобрительно, бранил Клюева, но тут же, через пять минут, говорил, что любит его. Вспоминая об этом сегодня, Есенин смеялся.
|
|
|
3
27-го я встретила Есенина на площадке без воротничка и без галстука, с мочалкой и с мылом в руках. Он подошел ко мне растерянно и говорит, что может взорваться ванна: там будто бы в топке много огня, а воды в колонке нет.
Я сказала, что, когда будет все исправлено, его позовут.
Я зашла к нему. Тут он мне показал левую руку: на кисти было три неглубоких пореза.
Сергей Александрович стал жаловаться, что в этой "паршивой" гостинице даже чернил нет, и ему пришлось писать сегодня утром кровью.
Скоро пришел поэт Эрлих. Сергей Александрович подошел к столу, вырвал из блокнота написанное утром кровью стихотворение и сунул Эрлиху во внутренний карман пиджака.
Эрлих потянулся рукой за листком, но Есенин его остановил:
– Потом прочтешь, не надо!
Позднее мы снова сошлись все вместе. Я была не все время у него, то выходила, то снова приходила. Вечером Есенин заснул на кушетке. За ужином Есенин ел только кости и уверял, что только в гусиных костях есть вкус. Все смеялись.
В этот день все очень устали и ушли от него раньше, чем всегда. Звали его к себе, он хотел зайти – и не пришел.
4
28-го я пошла звать Есенина завтракать, долго стучала, подошел Эрлих – и мы вместе стучались. Я попросила наконец коменданта открыть комнату отмычкой. Комендант открыл и ушел. Я вошла в комнату: кровать была не тронута, я к кушетке – пусто, к дивану – никого, поднимаю глаза и вижу его в петле у окна. Я быстро вышла. ‹…›
3 января 1926 г.
В. В. МАЯКОВСКИЙ
ИЗ СТАТЬИ "КАК ДЕЛАТЬ СТИХИ?"
Есенина я знал давно – лет десять, двенадцать.
В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы.
Как человек, уже в свое время относивший и отставивший желтую кофту, я деловито осведомился относительно одежи:
– Это что же, для рекламы?
Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло.
Что-то вроде:
– Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… мы уж как-нибудь… по-нашему… в исконной, посконной…
Его очень способные и очень деревенские стихи нам, футуристам, конечно, были враждебны.
Но малый он был как будто смешной и милый.
Уходя, я сказал ему на всякий случай:
– Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!
Есенин возражал с убежденной горячностью. Его увлек в сторону Клюев, как мамаша, которая увлекает развращаемую дочку, когда боится, что у самой дочки не хватит сил и желания противиться.
Есенин мелькал. Плотно я его встретил уже после революции у Горького. Я сразу со всей врожденной неделикатностью заорал:
– Отдавайте пари, Есенин, на вас и пиджак и галстук!
Есенин озлился и пошел задираться.
Потом стали мне попадаться есенинские строки и стихи, которые не могли не нравиться, вроде:
Милый, милый, смешной дуралей… 1 и т. д.
Небо – колокол, месяц – язык… 2 и др.
Есенин выбирался из идеализированной деревенщины, но выбирался, конечно, с провалами, и рядом с
Мать моя родина,
Я большевик… 3
появлялась апология "коровы". Вместо "памятника Марксу" требовался коровий памятник 4. Не молоконосной корове а-ля Сосновский, а корове-символу, корове, упершейся рогами в паровоз.
Мы ругались с Есениным часто, кроя его, главным образом, за разросшийся вокруг него имажинизм.
Потом Есенин уехал в Америку и еще куда-то и вернулся с ясной тягой к новому.
К сожалению, в этот период с ним чаще приходилось встречаться в милицейской хронике, чем в поэзии. Он быстро и верно выбивался из списка здоровых (я говорю о минимуме, который от поэта требуется) работников поэзии.
В эту пору я встречался с Есениным несколько раз, встречи были элегические, без малейших раздоров.
Я с удовольствием смотрел на эволюцию Есенина: от имажинизма к ВАППу. Есенин с любопытством говорил о чужих стихах. Была одна новая черта у самовлюбленнейшего Есенина: он с некоторой завистью относился ко всем поэтам, которые органически спаялись с революцией, с классом и видели перед собой большой и оптимистический путь.
В этом, по-моему, корень поэтической нервозности Есенина и его недовольства собой, распираемого вином и черствыми и неумелыми отношениями окружающих.
В последнее время у Есенина появилась даже какая-то явная симпатия к нам (лефовцам): он шел к Асееву, звонил по телефону мне, иногда просто старался попадаться.
Он обрюзг немного и обвис, но все еще был по-есенински элегантен.
Последняя встреча с ним произвела на меня тяжелое и большое впечатление. Я встретил у кассы Госиздата ринувшегося ко мне человека с опухшим лицом, со свороченным галстуком, с шапкой, случайно держащейся, уцепившись за русую прядь. От него и двух его темных (для меня, во всяком случае) спутников несло спиртным перегаром. Я буквально с трудом узнал Есенина. С трудом увильнул от немедленного требования пить, подкрепляемого помахиванием густыми червонцами. Я весь день возвращался к его тяжелому виду и вечером, разумеется, долго говорил (к сожалению, у всех и всегда такое дело этим ограничивается) с товарищами, что надо как-то за Есенина взяться. Те и я ругали "среду" и разошлись с убеждением, что за Есениным смотрят его друзья – есенинцы.
Оказалось не так. Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки:
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом.
‹1926›
КОММЕНТАРИИ
M. ГОРЬКИЙ
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
Личные встречи Алексея Максимовича Горького (1888- 1936) с Есениным не были, видимо, особенно часты. Но творчество Есенина и сам он как человек постоянно занимали А. М. Горького.
Они познакомились в Петрограде в конце 1915 – начале 1916 года, и А. М. Горький сразу привлек молодого поэта к участию в только что организованном журнале "Летопись". В одном из первых номеров он намеревался опубликовать "Марфу Посадницу", но цензура запретила это произведение. Во второй книге журнала (февраль 1916 г.) появилось только стихотворение Есенина "Заглушила засуха засевки…".
Интерес к А. М. Горькому, к его творчеству пробудился у Есенина еще задолго до их личного знакомства. В 1914 году ему пришлось наблюдать, как восторженно встречали писателя рабочие сытинской типографии (см. об этом в воспоминаниях Н. А. Сардановского). Возможно, эти впечатления отразились и в его ответах на анкету о творчестве ряда писателей, в которой он отозвался об А. М. Горьком как о писателе, "которого не забудет народ" (см. об этом в воспоминаниях Л. М. Клейнборта).
Позже, в рецензии, посвященной первым сборникам пролетарских писателей, он отметил роль А. М. Горького как инициатора выпуска одного из них (см. V, 191). Даже в период 1917- 1918 годов, когда "крестьянский уклон" Есенина, казалось бы, должен был развести его с А. М. Горьким, выдвигавшим совсем иные идеи, в частности, о роли крестьянства в революции, – нет ни одного свидетельства об отчуждении их друг от друга. Напротив, именно в это время, 24 декабря 1917 года, стихотворения Есенина "То не тучи бродят за овином…" и "Заметает пурга…" появляются в горьковской "Новой жизни".
В июле 1925 года в письме, которое осталось неотосланным, Есенин писал А. М. Горькому: "Думал о Вас часто и много. ‹…› Я все читал, что Вы присылали Воронскому. Скажу Вам только одно, что вся Советская Россия всегда думает о Вас, где Вы и как Ваше здоровье. Оно нам очень дорого. ‹…› Желаю Вам много здоровья, сообщаю, что все мы следим и чутко прислушиваемся к каждому Вашему слову" (VI, 190). Об отношении Есенина к А. М. Горькому см. также воспоминания С. А. Толстой-Есениной в наст. изд.
Самоубийство Есенина произвело тяжелое впечатление на А. М. Горького. "Очень подавлен смертью Есенина", – сообщал он И. А. Груздеву 9 января 1926 года (Архив А. М. Горького, т. XI, с. 29-30). "Если б Вы знали, друг мой, – писал он Ф. Элленсу 7 февраля 1926 года, – какие чудесные, искренние и трогательные стихи написал он перед смертью, как великолепна его поэма "Черный человек", которая только что вышла из печати. Мы потеряли великого русского поэта…" (там же, т. VIII, с. 99).
В трагической судьбе Есенина А. М. Горький видел не просто драму конкретного человека, а нечто большее – отражение глубоких социальных конфликтов.
Он внимательно следил за тем, что писалось о Есенине, просил своих корреспондентов присылать ему все, что появлялось в печати. 7 июля 1926 года он сообщал С. А. Толстой-Есениной: "Газетные статейки о нем я все собрал, вероятно – все. Это очень плохо. Не пришлете ли Вы мне несколько – две-три – наиболее бесстыдные и плохие книжки о нем? Я хотел бы кое-что сказать по поводу их" (ЛР, 1965, 1 октября). Однако выполнить это намерение он не смог. 8 декабря 1926 года, посылая ей свои воспоминания о Есенине, он писал: "Предполагал я написать статью о нем, а не воспоминания о встрече с ним, но статья потребовала бы много времени, – ведь о Есенине можно и следует сказать очень много. Но, к сожалению, нет у меня времени написать статью" (там же).
Подробнее об истории взаимоотношений А. М. Горького и Есенина см.: Земсков В. Горький и Есенин – журн. "Урал", 1961, N 6; Эвентов И. С. С. Есенин в оценке М. Горького – сб. "Есенин и русская поэзия". Л., 1967; Вайнберг И. А. М. Горький и Сергей Есенин – ВЛ, 1985, N 9.
Воспоминания были впервые опубликованы с сокращениями в "Красной газете", веч. вып. Л., 1927, 5 марта; полностью в кн.: Горький М. Воспоминания. Рассказы. Заметки. Berlin, Kniga, 1927. Печатаются по тексту издания: Горький М. Полн. собр. соч., т. 20. М., Наука, 1974, с. 62-69.
1 Точная дата первой встречи А. М. Горького и Есенина не установлена. А. М. Горький пишет, что увидел его впервые вместе с Н. А. Клюевым. Следовательно, она состоялась не раньше октября 1915 г., когда Есенин после своего возвращения в Петроград из Константинова лично познакомился с Н. А. Клюевым. В феврале 1916 г. стихи Есенина печатаются в "Летописи". Тогда же он подарил А. М. Горькому "Радуницу" с надписью: "Максиму Горькому, писателю земли и человека, от баяшника соломенных суемов Сергея Есенина на добрую память. 1916 г. 10 февр. Пт." (Личная библиотека А. М. Горького в Москве, кн. I. M., 1981, с. 151). Трудно предположить, что и публикация стихов в "Летописи", и дарственная надпись на книге не связаны с личными встречами, поэтому можно считать, что их знакомство состоялось между октябрем 1915-го и февралем 1916 г. Следовательно, слова в очерке "было лето, душная ночь", характеризующие время, когда произошла первая встреча, – ошибка памяти.
2 Есенин и Айседора Дункан приехали в Берлин 11 мая 1922 г. Судя по дарственной надписи Есенина на отдельном издании "Пугачева": "Дорогому Алексею Максимовичу от любящего Есенина. 1922, май 17, Берлин" (Личная библиотека А. М. Горького в Москве, кн. I. M., 1981, с. 151), их встреча на квартире А. Н. Толстого произошла 17 мая. Об этой встрече см. также воспоминания Н. В. Крандиевской-Толстой.
3 Из стихотворения "Закружилась листва золотая…".
4 Из стихотворения "Я обманывать себя не стану…".
5 Эта строка и следующие цитируемые четыре строки – из стихотворения "Сыпь, гармоника. Скука… Скука…". У Есенина: "Что ж ты смотришь так синими брызгами?"
6 "Рай животных" - рассказ французского писателя Франсиса Жамма, а не Поля Клоделя.
Н. В. КРАНДИЕВСКАЯ-ТОЛСТАЯ
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 185; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!