О каком именно имуществе идет речь? 16 страница



Мы бы не хотели погружаться в данный крайне сложный и малоизученный в нашем праве вопрос сколько-нибудь глубоко. Отметим лишь, что субъективные права, полученные в результате заключенного договора, могут быть легко прекращены как минимум тогда, когда договор расторгается, в том числе и путем одностороннего отказа, если такой отказ допустим в силу закона или того же договора. Кроме того, для нас очевидно, что если компания объявляет, что она отказывается от своего права взыскать с покупателя газа начисленную неустойку за нарушение договора, то впоследствии ей должно быть отказано в иске о взыскании этой неустойки, если она вдруг передумает и решит все же наказать нарушителя. В той же мере, если покупатель, получив некачественный товар и зная об имеющихся недостатках, уверит поставщика в том, что он не будет пользоваться своим правом на отказ от договора в связи с существенными дефектами или просто не будет заявлять об отказе от договора долгое время, то он неминуемо должен утратить право на отказ от договора. Во всех этих случаях политика права требует признания того, что соглашения, односторонние заявления или даже конклюдентное поведение контрагента могут влечь утрату права или блокирование его использования. Объяснить этот эффект, обойдя таким образом правило п. 2 ст. 9 ГК РФ, в рамках действующего гражданского прав может отчасти применение ст. 10 ГК РФ. В этом случае формально право не считается прекратившимся, но блокируется возможность его реализации. Но в некоторых случаях вполне очевидно, что по воле контрагента принадлежащие ему права в буквальном смысле прекращаются (например, в случае одностороннего отказа от договора), и ссылка на принцип добросовестности здесь уже будет явно искусственной и притянутой. Это ставит серьезные вопросы о разумности столь безапелляционной нормы п. 2 ст. 9 ГК РФ. Если в случае с правом на односторонний отказ от договора выкрутиться можно, сославшись на то, что закон признает такой механизм прекращения права (например, ст. 310, п. 3 ст. 450 ГК РФ), то в ряде иных случаев, возможно, найти в законе соответствующую зацепку не удастся. С другой стороны, вполне очевидно, что во многих случаях отказ от права действительно не может влечь прекращение права. Так, например, соображения политики права подсказывают нам, что участник оборота, например, не может перед неким своим контрагентом отказаться от своего права работать по найму, у кого ему заблагорассудится, проводить реорганизацию или возбуждать дело о своем банкротстве, если для этого имеются соответствующие основания. Большие политико-правовые вопросы вызывает и соглашение, в котором сторона отказывается от своего права на иск в случае нарушении ее прав. Но как отличить случаи допустимости отказа от права или блокирования его реализации от тех случаев, когда отказ от осуществления права действительно не может влечь прекращения права и мешать его реализовать, - вопрос достаточно сложный. В нашей правовой науке он практически не изучается. Мы воздержимся от серьезного анализа этой проблематики, но выдвинем гипотезу о том, что, возможно, нужный критерий скрыт в характере тех прав, от которых сторона отказывается. Поясним. Сторона договора вправе перед своим контрагентом отказаться от своих субъективных гражданско-правовых прав (или лишить себя возможности реализовывать это право) <1>, вытекающих из двусторонних обязательственных правоотношений с ним, но не может лишить себя иных прав, не вытекающих прямо из договорных правоотношений с участием данного контрагента (например, от прав, вытекающих из действующих или будущих правоотношений с иными лицами) или не носящих частноправовую природу (например, от права на иск или права на подачу заявления о банкротстве). -------------------------------- <1> Мы здесь не проводим различие между случаями, когда отказ от права влечет утрату права, и случаями, когда речь идет лишь об утрате возможности это право реализовать. С научной точки зрения здесь различие, конечно же, имеется. Но мы его в рамках данной работы позволим себе проигнорировать, так как с практической точки зрения в обоих случаях попытки реализовать это право не будут иметь юридической силы.   Так, кредитор может простить долг своему должнику, отказаться от своего права на взыскание неустойки, отказаться от договора и прекратить вытекающие из него свои гражданско-правовые притязания, а должник, например, вправе отказаться от своего права оспаривать размер неустойки (если подпишет акт сверки, в котором признает соразмерность начисленной неустойки). Конечно, отказ от процессуальных прав (например, отказ от права на иск) или отказ от права требовать возмещения причиненного в будущем вреда здоровью может вызывать сложные дискуссии. Но по крайней мере там, где эти права носят гражданско-правовой характер и отказ от них не нарушает основ правопорядка и нравственности, такой отказ вопреки норме п. 2 ст. 9 ГК РФ должен по меньшей мере презюмироваться допустимым. Это достаточно очевидно с точки зрения политики права. Но при этом столь же очевидно, что поставщик в договоре с дистрибьютором не может отказаться от своего права продавать аналогичный товар другим покупателям в этом регионе, а заемщик - от своего права выплачивать дивиденды своим акционерам. Сторона договора не может прекратить или блокировать принадлежащее ей в силу Конституции, законодательства или сделок с третьими лицами право распоряжаться собственным имуществом по своему усмотрению, выплачивать премии сотрудникам или дивиденды акционерам, а также совершать иные законные действия, так как эти права не вытекают из относительного обязательственного правоотношения, связывающего его со своим контрагентом. Эти действия зачастую затрагивают интересы третьих лиц, и их оспаривание по причине нарушения должником неких обещаний или заявлений, данных одному из своих кредиторов, могло бы нарушить вполне обоснованные ожидания этих третьих лиц. Здесь в полной мере применима норма п. 2 ст. 9 ГК РФ, согласно которой отказ от права не прекращает само право. Соответственно, в этих случаях даже недобросовестность должника, нарушившего свое слово, не позволит оспорить заключенный им с третьим лицом договор или вернуть выплаченные дивиденды. Здесь соответствующее негативное обязательство, в котором сторона обязуется, например, не осуществлять свое право на свободный поиск партнеров или распределение прибыли среди акционеров, будет означать не отказ от самого права, а лишь обещание свое право не реализовывать. Каковы же последствия такого обещания в этом случае? Ответ на поставленный выше вопрос, на наш взгляд, достаточно прост. Такие действия, процедуры и сделки вполне законны, так как должник, совершая их, действует в рамках принадлежащих ему и непрекращенных субъективных прав. Все, что следует из нарушения взятого на себя должником негативного обязательства эти действия не совершать, - это получение кредитором права требовать компенсации убытков и применения иных санкций за нарушение договора, включая право на односторонний отказ от него. Именно в этом смысл негативных обязательств, в случае которых должник обязуется не пользоваться своими правами, выходящими за рамки двусторонних обязательственных правоотношений с его кредитором. Таким образом, все случаи, когда сторона договора обязуется что-либо не делать, можно разделить на отказ от права там, где он в принципе возможен, а также блокирование возможности его реализовать в силу ст. 10 ГК РФ, с одной стороны, и негативное обязательство своим правом не пользоваться, с другой стороны. В первом случае попытка отказавшейся стороны воспользоваться этим правом не будет иметь успеха. Во втором же случае все, что следует за нарушением обещания, - это право кредитора считать договорное обязательство нарушенным, взыскать причиненные этим убытки и отказаться от договора из-за его существенного нарушения. Например, если кредитор в неком соглашении с должником пообещал не требовать с него неустойки за допущенное нарушение сроков оплаты, то следует считать, что он утратил право на взыскание такой неустойки (или возможность реализации такого права заблокирована). Если же в договор с рекламным агентством включено обязательство агентства не заключать договоры на рекламные услуги с конкурентами заказчика, то нарушение такого обязательства не должно ставить под сомнение законность соответствующей сделки, и все, чем грозит такое поведение агентству, - это необходимость компенсировать заказчику причиненные нарушением обещания убытки и возможное расторжение с ним первого договора. Конечно, мы не претендуем на то, чтобы в нескольких абзацах разрешить один из фундаментальных вопросов действия принципа свободы договора и пределов допустимой автономии воли сторон, так что предложенный выше подход предлагаем рассматривать лишь в качестве рабочей гипотезы. Для решения стоящей перед нами задачи определения правовой природы негативных "обязательственных" ковенантов предположим, что она верна. Заручившись полученным таким образом ответом на вопрос о возможности отказа от права, вернемся к негативным (ограничительным) ковенантам в финансовых сделках. С учетом сделанных выше замечаний очевидно, что большинство из таких ковенантов не может быть истолковано как отказ от принадлежащего лицу права или влечь блокирование реализации оного в силу ст. 10 ГК РФ, так как в них должник, как правило, обещает кредитору не совершать те или иные действия за рамками самого обязательственного правоотношения с кредитором (запрет на продажу имущества или на предоставление его в залог третьим лицам, выплату дивидендов, смену региона регистрации компании и т.п.). Соответственно, здесь можно лишь говорить о негативном обязательстве не совершать те или иные действия, нарушение которого грозит должнику ответственностью перед кредитором, но не ставит под сомнение законность тех сделок и действий, которые должник совершил в нарушение ковенантов. С учетом этого следует подчеркнуть, что в принципе суды должны признавать законными любые негативные обязательства "ковенантного" типа, независимо от того, какие конкретные права должник обещал не реализовывать, если, конечно, данное обязательство не противоречит императивным нормам закона, основам правопорядка или нравственности. Большинство ограничительных ковенантов следует, соответственно, рассматривать не как основания для лишения должника каких-либо прав или блокирования возможности по их использованию, а как его обязательства эти права не осуществлять под страхом применения мер ответственности и иных универсальных и предусмотренных в договоре последствий его нарушения. Учитывая сказанное, правило п. 2 ст. 9 ГК РФ, которое в ряде случаев, как мы выше показали, действительно может создавать некоторые неуместные ограничения, ни в коей мере не мешает признать законность негативных "обязательственных" ковенантов. Они просто не подпадают под действие института отказа от права. Но ситуация с разграничением негативных ковенантов и института отказа от права представляется не столь простой, как только мы зададим себе вопрос о возможности принуждения к исполнению обязательства. По общему правилу в континентально-европейской системе права и в ряде специальных случаев в странах общего права при нарушении договорных обязательств кредитор управомочен требовать исполнения обязательства в натуре. Это право предусмотрено в нашем ГК (ст. 12), и его предполагают более четко закрепить в новой редакции ГК РФ в рамках идущей сейчас реформы обязательственного права. Если такое требование допустимо и в отношении негативных обязательств, то оно направлено на получение судебного запрета на совершение действий, влекущих нарушение ковенанта. В результате удовлетворения такого иска дальнейшее поведение ответчика в нарушение негативного ковенанта будет уже неисполнением судебного решения со всеми вытекающими последствиями. Не получаем ли мы в этом случае de facto своего рода механизм блокирования возможности реализовать свои права, от которого мы на первый взгляд так удачно отделили негативные ковенанты? Попытаемся ответить на этот вопрос ниже.   Возможность судебного принуждения к исполнению ковенантов   Механизм применения иска о принуждении к исполнению обязательства в натуре является в целом малоизученной в России темой. В одной из своих книг мы останавливались на ней и предложили ввести в российское право ряд традиционных для зарубежного права ограничителей, исключающих возможность принуждения должника к исполнению обязательства в натуре <1>. Сейчас нет смысла пересказывать аргументацию, тем более что она концентрировалась в основном на вопросах принуждения к исполнению позитивных обязательств. Повторим лишь наш вывод о том, что среди ряда заслуживающих имплементации ограничений на возможность принуждения к исполнению обязательства в натуре выделяется один базовый критерий. -------------------------------- <1> См.: Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003. О различных ограничениях на возможность принуждения должника к исполнению обязанности в натуре см. также: Павлов А.А. Присуждение к исполнению обязанности как способ защиты гражданских прав. СПб., 2001.   Суть этого ограничения в том, что кредитор, на наш взгляд, теряет право требовать исполнения в натуре неденежного обязательства, когда исполнение судебного решения затруднительно (как с точки зрения возможностей должника, так и с точки зрения наличия реальных механизмов эффективной реализации судебного решения на стадии исполнительного производства) и при этом такое исполнение может быть без больших затруднений добыто кредитором из другого источника (т.е. должник легко заменим). Если судебное принуждение проблематично реализовать на стадии исполнительного производства или такое принуждение будет накладывать на должника несоразмерные обременения и при этом кредитор без значительных проблем может заключить заменяющую сделку, право не должно поддерживать принуждение и должно подталкивать кредитора к расторжению договора и заключению заменяющей сделки с контрагентом, имеющим возможность и желание исполнять договор. Такое поведение кредитора в большинстве случаев является наиболее эффективным, так как в итоге договор будет исполнять тот, кто испытывает к этому реальный экономический интерес. Думается, что этот критерий в принципе может быть применен к позитивным "обязательственным" ковенантам. В результате мы приходим к признанию невозможности судебного принуждения должника к соблюдению таких ковенантов в натуре, по крайней мере в качестве общего правила. Это легко объяснить. В финансовых сделках должник в принципе всегда заменим, так как кредитор может всегда найти другого претендента на получение заемного финансирования. Возможно, из-за снижения рыночных ставок отказ от договора, отзыв предоставленных средств и их новое размещение на рынке будут менее выгодными кредитору. Но эти потери могут быть покрыты путем возмещения убытков и никак не делают должника незаменимым. Следовательно, если в дополнение к этому сам процесс принуждения мы признаем затруднительным с точки зрения реальных возможностей должника или проблематичности процессуального обеспечения принудительного исполнения, то следует прийти к выводу о невозможности предъявления таких судебных исков. В случае позитивных "обязательственных" ковенантов, таких, как выход заемщика на IPO или целевое использование полученных средств, эффективных механизмов принудительной реализации судебных решений об исполнении в натуре, наше законодательство об исполнительном производстве не содержит. Соответственно, констатировав, что в дополнение к фактору заменимости должника имеется еще и фактор затруднительности реализации принуждения на стадии исполнительного производства, мы имеем все основания для вывода о невозможности судебного принуждения к исполнению позитивных "обязательственных" ковенантов. Но, как мы уже анонсировали выше, несколько более сложный вопрос возникает применительно к возможности принуждения к исполнению негативных обязательств. Такое судебное решение запрещает должнику нарушать или продолжать нарушать то или иное негативное обязательство под страхом применения административных и иных публично-правовых санкций за умышленное уклонение от исполнения судебного решения. В отношении негативных "обязательственных" ковенантов применение такого механизма могло бы выглядеть следующим образом. Кредитор, узнавший о приготовлениях должника к нарушению такого ковенанта или о том, что начался некий длящийся процесс его нарушения, смог бы возбудить судебный процесс и получить соответствующий запрет. Дальнейшее игнорирование должником данного решения означало бы умышленное уклонение от исполнения судебного решения со всеми вытекающими последствиями. Если применять к такого рода негативным обязательствам выведенный нами комплексный критерий допустимости иска о присуждении к исполнению в натуре, мы получим следующий результат. Если должник по договору, опосредующему такое негативное обязательство, заменим, то решающую роль играет затруднительность принуждения. Если исполнение в натуре негативного обязательства непропорционально затруднительно с точки зрения возможностей должника или механизмов реализации принуждения на стадии исполнительного производства, то в таком иске должно быть отказано. Допустим, что никакой особой затруднительности в исполнении негативного обязательства нет. Тогда остается спросить, насколько затруднительно судебное принуждение. Если в случае с судебным решением о выполнении строительных работ в натуре затруднительность процессуального обеспечения принудительного исполнения судебного решения очевидна (пристав сам не в состоянии обеспечить строительство), то в случае с решением о запрете совершать то или иное действие в нарушение негативных обязательств такая процессуальная затруднительность неочевидна. Ведь здесь само решение не подлежит принудительному исполнению приставами буквально и единственным последствием нарушения судебного запрета будут взыскание административного штрафа и, возможно, уголовная ответственность руководства компании-должника (ст. 315 УК РФ). Сложность вопроса о допустимости судебного запрета на случай нарушения негативных ковенантов состоит в том, что, как мы выше установили, большинство из них направлено на недопущение реализации тех или иных прав не в отношении контрагента, а в отношении третьих лиц, а также в отношении собственной внутренней корпоративной политики. Соответственно, согласно нашему подходу, прекращение таких прав путем отказа по общему правилу недопустимо и не может влечь отмену действительности соответствующих сделок или процедур, от которых должник обещал воздержаться. Допущение же принятия судебного запрета на случай угрозы нарушения должником негативного ковенанта по сути упреждает возможность использования соответствующего права должника. Тем самым мы по сути блокируем возможность реализации "внешних" прав должника, т.е. делаем то, что, как мы показали выше, по логике не может вытекать из негативного ковенанта. Соответственно, нам следует выбирать: либо мы допускаем судебные запреты на случай угрозы или начала длящегося нарушения негативных обязательств вообще и негативных ковенантов в частности и, соответственно, по сути допускаем блокирование возможности реализации прав должника, либо отказываем кредитору в праве на получение судебного запрета и тем самым сохраняем стройность полученного нами выше критерия отделения негативных обязательств от отказа от права. Мы позволим себе уклониться от окончательного ответа на поставленный вопрос о допустимости судебного принуждения к соблюдению негативных обязательств. Здесь требуется отдельный и глубокий анализ совместимости института принуждения к исполнению обязательства и негативных обязательств. Заметим, что с точки зрения политики права не вызывает сомнений, что в некоторых случаях принуждение к исполнению негативных обязательств должно быть допущено как минимум в тех случаях, когда в принципе допустимо прекращение или блокирование субъективных прав путем отказа от них. Также очевидно, что такое осуществляемое под страхом административной и уголовной ответственности принуждение в виде судебного запрета в ситуации, когда должник обещал не реализовывать свои права на взаимодействие с третьими лицами или свободное определение собственной корпоративной политики (что чаще всего и оформляется ковенантами), может не быть столь бесспорным.

Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!