Основные даты эизни и творчества 7 страница
Из своей темной и унылой квартиры Рабиндра вскоре перебрался в дом профессионального учителя, некого мистера Баркера, очень мрачного, замкнутого человека. Кроме него, в доме жили "его жена, кроткая маленькая женщина, когда-то, видимо, очень привлекательная", и ее домашняя собачка. Когда Баркер хотел наказать свою жену, он мучил бедную собачку. "Когда-то он был священником, — писал Тагор, — и я уверен, что каждое воскресенье он рисовал перед своими прихожанами яркие картины адских мучений". Муж и жена редко когда обменивались словом. Молчаливо и угрюмо сидели они за обедом, смущая своего робкого гостя.
Наконец провидение пришло на помощь Рабиндре: он получил письмо от жены Шотендроната с приглашением провести летний сезон в Торкэе, в Девоншире, где семья сняла на лето коттедж. Он тут же помчался туда в надежде обрести веселье на лоне природы, в компании детей — эти два источника радости никогда его не предавали. Пейзажи Девоншира пришлись ему по сердцу, но он удивлялся, почему молчит в его душе источник поэзии. Однажды он всерьез решил "исполнить назначение поэта".
Он избрал уединенное место на скале, нависающей над морем, на краю сосновой рощи, "тень которой лежала, как скинутое одеяние какой-нибудь томной лесной нимфы". Там он написал стихотворение под названием "Затонувший корабль", о котором скажет: "Если бы я своевременно принял меры предосторожности и утопил бы его там же в море, то теперь я вполне мог бы поверить, что это были хорошие стихи".
|
|
|
Но вскоре приятный отпуск завершился, Рабиндра вернулся в Лондон и поступил в Лондонский университет. Он посещал курс лекций Генри Морли[26] по английской литературе. На него произвел большое впечатление преподавательский дар профессора. Генри Морли оказался единственным среди его преподавателей, о котором Рабиндранат отозвался с безоговорочной похвалой. Но курс университетских занятий длился для него не более трех месяцев. Во время пребывания в Лондоне он часто бывал на галерее посетителей в парламенте, слушая дебаты Гладстона и Джона Брайта[27] по вопросу ирландского самоуправления. Что-то в облике последнего так привлекло Рабиндраната, что он не мог отвести глаз от почтенного старца. Он с сожалением отмечал, что, когда выступали ирландские члены палаты общин, зал заседаний мгновенно пустел.
Жизнь Рабиндры в Лондоне после возвращения из Торкэя изменилась — он поселился в доме дружески настроенной к нему английской семьи. Главой ее был некий доктор Скотт. Когда Рабиндра впервые прибыл в этот дом, там находились лишь седовласый доктор, его жена и старшая дочь. Две младшие дочери уехали к родственникам, когда узнали, что в доме должен появиться "цветной". Они вернулись лишь после того, как их убедили, что приезжий абсолютно безопасен в общении. В одном из писем домой он рисует подробную картину повседневной жизни этой семьи, которую полюбил. "Пока я жил в этой семье, — писал он, — я с изумлением осознал, что человеческая натура везде одинакова. Мы часто говорим, и я сам в это верил, что преданность индийской женщины своему мужу совершенно уникальна и в Европе нельзя найти ничего подобного. Но я так и не смог провести какого-нибудь различия между миссис Скотт и идеальной индийской женщиной".
|
|
|
Ранее его наблюдения за английской жизнью и особенно за ролью и манерами английских женщин были полны иронии и едких замечаний. Но теперь тон его изменился, и он открыто восхищался обаянием и силой характера английских женщин. Это восхищение сказалось в письмах, которые он писал домой и в редакцию "Бхароти". Сравнивая положение женщин в двух обществах, западном и восточном, он старался показать, что те черты, которые были источником слабости в одном обществе, становились источником силы в другом. Но такое восхищение прекрасными англичанками вызвало недовольство старших членов семьи. И вот из Индии последовало приказание, чтобы Рабиндра прервал занятия и вернулся домой вместе со старшим братом.
|
|
|
Трудно сказать, обрадовался или опечалился юноша таким поворотом событий. Сам он пишет в воспоминаниях: "Свет моей родины, небо моей родины беззвучно призывали меня".
В феврале 1880 года Рабиндра вернулся домой вместе с братом и его семьей, проведя за рубежом семнадцать месяцев.
Искал ли он Ану, когда сошел с корабля в Бомбее? Это неизвестно. Скрытность его всегда будет ставить в тупик биографов. Он был воспитан в обществе, которое на викторианскую Англию смотрело как на пик интеллектуального и морального прогресса, взращен под мощным влиянием отца, известного своим строгим пуританизмом. Поэтому неудивительно, что Рабиндра был робок и скрытен в отношении с женщинами. Таким он и остался до конца жизни, хотя последние двадцать лет его жизни прошли в эпоху, когда все прежние ценности были перевернуты с ног на голову и беззастенчивое саморазоблачение стало считаться одной из добродетелей.
Он вернулся с пустыми руками, не получив никакого диплома, не определив своего жизненного пути. Единственным плодом его пребывания была рукопись длинной лирической драмы, начатой в Лондоне под знаменательным названием "Разбитое сердце". Сюжет несложен и напоминает предыдущие повествовательные поэмы Тагора. Конечно же, в центре его неизбежно находится поэт, юный, прекрасный и одержимый мечтами, разбивающий чужие сердца и сам не знающий, чего же он хочет. В него тайно влюблена девушка по имени Мурала, подруга его детских лет. Но поэт слишком поглощен самим собою, чтобы увидеть эту любовь. Однажды он встретил прекрасную и капризную девушку и решил, что влюбился в нее. Ее зовут Нолини. Это жестокая красавица, забавляющаяся игрой с чужими сердцами. Разочарованный поэт удаляется в странствие. Вернувшись, он застает Муралу на смертном одре и понимает, что только ее он любил всю жизнь. Но, увы, слишком поздно!..
|
|
|
Есть в драме и другие персонажи, и все они разбивают сердца друг другу. Даже Нолини вдруг обнаруживает в конце, что сердце ее разбито. "Я играла чужими сердцами и вдруг потеряла свое. Там, где разбивались чужие сердца, разбилось и мое". Конечно же, в драме содержатся глубокомысленные рассуждения. К примеру, Мурала к концу понимает, что "тот, кто не владеет ничем, имеет все. Бездомным принадлежит весь мир. Для человека, у которого нет друзей, никто не останется чужим". Но ни трагедия, ни философия в этом сочинении не реальны, поскольку автор еще слишком молод, чтобы глубоко пережить, испытать то, что он взялся выразить. Однако поэтический дар Тагора требовал выхода, и поэма содержит несколько прекрасных лирических отрывков, доказывающих, что автор постепенно обретал власть над формой.
Поэма эта не переиздавалась, Тагор не включал ее в собрание своих сочинений. Но при появлении именно она принесла успех автору. Лирическая легкость и романтическое самоотречение этой поэмы оказалось чем-то новым в бенгальской поэзии. Махараджа Трипуры, соседнего с Калькуттой княжества, послал своего главного министра в Калькутту, чтобы он повидал юного поэта и передал ему поздравления с литературным успехом. В поздние годы автора удивляло не то, что он написал это затянутое и напыщенное сочинение, не то, что оно тогда казалось ему удачным, а то, что удачным оно казалось и читателям. "Самое любопытное, — писал он, — не в том, что мне тогда было восемнадцать лет, а в том, что казалось, будто и всем вокруг по восемнадцать".
Вскоре по возвращении поэт написал свою первую музыкальную драму "Гений Вальмики".
Сюжет ее основан на легенде о первом эпическом поэте Индии, Вальмики, авторе "Рамаяны". Согласно преданию он предводительствовал шайкой разбойников. И вот однажды Вальмики увидел, как горюет журавлиха над убитым журавлем. Чувство своего сострадания он выразил стихами, которые и составили первую эпическую поэму Индии. Но в драме Рабиндраната чувство жалости в Вальмики пробуждает не сострадание к журавлихе, а жалобный крик юной девушки, которую разбойники собираются принести в жертву, чтобы умилостивить богиню мщения Кали.
Движимый жалостью Вальмики спасает девушку, разгоняет свою шайку и бродит в поисках своего истинного призвания. Ему предстает богиня Сарасвати и объявляет, что это она в облике девушки пробудила его человечность. Она дает ему дар песнопения и говорит: "Музыку Жалости, которая растопила твое каменное сердце, ты своим голосом донесешь до миллионов людей. Это будет музыка человечности, смягчающая и очищающая сердца. Голос твой будет раздаваться из края в край по всей земле, и многие поэты будут вторить твоим песням".
В "Гении Вальмики" прежде всего важны не драматическая форма и не поэтические достоинства, а музыкальное новаторство. Рабиндра попытался сделать в музыке то же, что он уже сделал в литературе. Уважая оба ее направления — классическое и народное, он свободно черпал из каждого то, что соответствовало его намерениям. Не отказывался он и от заимствований из западной музыки. Во время пребывания в Англии ему доводилось слушать серьезную европейскую музыку, и постепенно он научился ценить ее красоту. Но до конца жизни он оставался убежденным, "что наша музыка и их музыка обитают в разных помещениях, и в наше сердце входят не через одну и ту же дверь", В европейской музыке он ценил то, что было (или казалось ему) ее романтической направленностью, "ее многообразие, щедрость, вечно меняющуюся игру света и теней, бесконечных колебаний волн на море нашей жизни". Он отмечал, что в противовес "чистой протяженности" индийской музыки европейская обладает силой превратить в мелодию драматическую игру и само исчезновение жизни. В работе Герберта Спенсера "Происхождение и назначение музыки" он прочел, что чувство придает речи музыкальность Интонации. "Мне понравилась идея Спенсера, — признавался он, — что человек открыл для себя музыку посредством этих мелодических модуляций голоса. Надо попытаться создать драму, построенную на речитативе в согласии с этой теорией". Он предпринял такую попытку в "Гении Вальмики" и был весьма ободрен сценическим Успехом этой пьесы. Он исполнял роль Вальмики, а его юная племянница Протибха — роль девушки, которую Рабиндра — Вальмики спасает от разбойников. ("Протибха" означает "гений"; таким образом, в самом названии пьесы "Вальмики Протибха" скрыта шутка.)
Вскоре он пишет другую музыкальную драму в том же духе, основанную на древней легенде из "Рамаяны" под названием "Роковая охота". Она также была с успехом поставлена на импровизированной сцене в доме Джорашанко, причем Рабиндра исполнял роль слепого отшельника. В "Воспоминаниях" он писал: "Никогда впоследствии я не ощущал такого энтузиазма в работе, как при создании "Гения Вальмики" и "Роковой охоты". В этих пьесах нашел свое воплощение творческий музыкальный дух времени".
Но впереди его ждал еще более богатый урожай. Нужно было лишь ждать, пока нива созреет под палящими лучами солнца. Джотириндронат и его жена оставили Калькутту; Рабиндра не смог поехать вместе с ними. Вскоре он заскучал, почувствовал себя одиноким и несчастным, Юный поэт поселился в комнатах брата на четвертом этаже, но ему не хватало вдохновляющего общения с братом и теплой привязанности невестки, к которым он так привык. На некоторых членов семьи произвело плохое впечатление его бесславное возвращение из-за границы, без академических наград: они смотрели на него как на одаренного, но никудышного человека. Одинокий, покинутый, лишенный любви, страдающий от мрачных фантазий, он хотел найти освобождение в творческом самовыражении. Теперь он отказался от пера и бумаги и творил карандашом на грифельной доске. Уверенность, что "достаточно провести рукой — и все пропадет", давала ему добавочную веру в себя, и он писал без устали. Так был создан цикл стихотворений, опубликованных впоследствии под названием "Вечерние песни" — первые произведения Рабиндраната, несущие несомненную печать его неподражаемого гения.
Наконец он овладел формой и мог писать как пожелает, не испытывая воздействия образцов прошлого. Сердцем он понял: "Наконец-то то, что я пишу, принадлежит мне". Он стремился излить свою душу. "Поток не течет по прямой линии, но вьется, как пожелает, — так же свободно прокладывал путь мой стих. Раньше это показалось бы мне достойным осуждения, но теперь я не чувствовал угрызений совести. Первое, что делает свобода, — она нарушает закон; затем она устанавливает Другие законы, которыми подчиняет себя подлинному самовластию. Я выделывал удивительные прыжки, только чтобы убедиться, что я свободен в движениях". Читатели оценили этот цикл. Публике стало ясно, что на небосклоне литературы поднялась новая звезда. Автор вспоминал впоследствии, как в одном доме на свадебном празднестве появился почетный гость, знаменитый романист Бонкимчондро Чоттопаддхай. Хозяин хотел украсить его цветочной гирляндой, но Вонкимчондро снял гирлянду со своей шеи и надел ее на только что вошедшего Рабиндру, сказав хозяину: "Это он достоин гирлянды, Ромеш. Читал ли ты его "Вечерние песни"?"
Меланхолия, разлитая по всему циклу, может показаться наивной и незрелой, но никто не смог бы назвать ее неискренней или преувеличенной. Сам автор в поздние годы краснел, вспоминая некоторые стихотворения, и хотел бы исключить их из собрания сочинений. Но он твердо защищал их от упреков в фальшивой аффектации. "Тот, у кого хорошее зрение, может насмехаться над юношей, носящим очки, будто он носит их как украшение". В человеческой жизни есть период, писал Тагор, когда единственная истина — это "страдания неясности"; выражение этого неясного чувства не может быть ясным, но его нельзя отбрасывать как несущественное. "Грусть и боль искали выражения в "Вечерних песнях", корни их были в глубине моего существа. Как сознание спящего борется с кошмарами, стараясь пробудиться, так и подавленная внутренняя суть человека сражается, чтобы освободиться от угнетающих ее воздействий и вырваться на простор. Эти "Песни" — история такой борьбы".
К этому времени уже была опубликована его яростная полемическая статья "Торговля смертью с Китаем", в которой он обвинял англичан в торговле опиумом в этой стране. Его симпатия простиралась далеко за границы родины, и он уже начинал обличать зло, где бы его ни находил. Всю жизнь, от рождения до смерти, отличительной чертой его натуры была двойственность: с одной стороны, напряженное самоуглубление, с другой — мужественное участие в разрешении мировых проблем. Эта двойственность никогда не исчезала, но и равновесие духа никогда полностью не нарушалось. Лишь характер взаимодействующих сил менялся со временем и с обретением опыта. Мрачная самоуглубленность сменилась со временем спокойной и безмятежной созерцательностью, а интерес к внешнему миру, к природе и людям расширил горизонты души поэта и углубил его способность к сопереживанию.
Одинокий, недовольный собою, Рабиндранат обратился к отцу, который по обыкновению находился в Гималаях, с просьбой разрешить ему вновь поехать в Англию и продолжать занятия юриспруденцией. Тот ответил согласием, и 20 апреля 1881 года юноша второй раз отплыл в Англию в сопровождении племянника.
Второе путешествие в Англию оказалось неудачным. Племянник, Шоттопрошад, сопровождавший его в путешествии, незадолго перед тем женился и, как только корабль отплыл из Калькутты, плохо себя почувствовал — на него в равной степени неблагоприятно действовали морская качка и разлука с супругой. К тому времени, как пароход приплыл к Мадрасу, он решил вернуться домой. Но ему не хватало храбрости, чтобы в одиночку предстать перед грозным Махарши. Тогда он уговорил своего молодого дядюшку возвратиться вместе с ним. Похоже, что дядя охотно согласился, может быть, потому, что он тоже оставил свое сердце дома. Во всяком случае, он представлял себе серьезные последствия такого решения и потому проделал весь путь до Моссури в восточных Гималаях, где пребывал отец, чтобы лично объясниться с ним. "Я явился к нему, — писал он, — дрожа от страха. Но отец не выказал никакого раздражения, наоборот, казалось, что он доволен. Должно быть, он увидел в моем возвращении благость провидения".
Из Моссури он отправился во французское владение Чондонногор, недалеко от Калькутты, где на вилле на берегу Ганги жил тогда его брат Джотириндронат с женою. Там он провел один из самых счастливых периодов своей жизни — "те несказанные дни и ночи, томные от радости, печальные от желания". Усадьба, в которой они жили, называлась "Вилла Морана". Это был большой, беспорядочно построенный дом с террасами и лестницей, спускающейся к берегу реки. Часто они все трое, два брата и дама, царившая в обоих сердцах, проводили время, катаясь на лодке. Рабиндра пел или самозабвенно сочинял музыку. Джотириндронат аккомпанировал ему на скрипке. Тогда-то ощутил Рабиндранат очарование речной жизни в Бенгалии, которое звучит в его поэзии как убаюкивающая мелодия. В этот период были написаны милые, очаровательные заметки — случайные записи и фантазии. Он писал и литературно-критические статьи, а также работал над своим первым зрелым романом "Боутхакуранир хат" ("Берег Бибхи").
В поэзии и литературной критике Рабиндранат уже обрел индивидуальность и создал форму, соответствующую его таланту. Но в повествовательной прозе ему еще только предстояло найти себя. Первый роман его — историческая мелодрама, подражание Бонкимчондро Чоттопаддхаю, славившемуся тогда как "бенгальский Вальтер Скотт". Неудивительно, что после выхода романа Рабиндранат получил письмо от знаменитого писателя, поздравлявшего его с крупным достижением, предвестником будущих литературных побед. Суть сюжета заключается в следующем. Храбрый, но жестокий махараджа преследует своего сына, единственная вина которого состоит в том, что он болеет за свой страдающий народ. В конце концов юношу отправляют в ссылку. По пути в священный город Бенарес он должен доставить свою сестру во владения ее мужа. Однако, явившись туда, они узнают, что раджа тем временем взял другую жену. Опечаленная сестра решает сопровождать брата в его странствии. Место, где останавливалось их судно, до сих пор известно как "Берег Бибхи".
Роман этот не принадлежит к числу шедевров, но историческое значение его несомненно. Он словно маленькая теплица, где восходят семена, чтобы потом быть рассаженными по грядкам. Многие ситуации и герои, которые появятся в поздних произведениях, впервые встречаются здесь. Это и раджа, безразличный к благу народа; и принц, стремящийся искупить зло, приносимое его отцом; и простой, добросердечный старик, наивный, но обладающий неосознанной мудростью и человечностью, воплощающий авторскую философию жизни; и юные девушки, любящие и ненавидящие, но всегда более живые и подвижные, чем мужчины.
Когда завершилась эта идиллия на берегах Ганги, оба брата и Кадамбори Деби вернулись в Калькутту и поселились около Чауринги, расцветавшего тогда аристократического квартала, на Шодор-стрит, недалеко от того места, где сейчас находится музей.
В этом скромном доме в самом центре быстро разрастающегося города юный поэт впервые пережил особое духовное откровение. Однажды утром он стоял на веранде, наблюдая, как восходящее солнце поднимается над кронами деревьев в конце лужайки. "Внезапно, — рассказывает он, — словно пелена спала с моих глаз, и я ощутил, что мир купается в удивительном сиянии, и волны красоты и радости накатываются со всех сторон… Невидимая ширма банальности, стоявшая меж мною и всеми вещами и людьми, вдруг исчезла, и их первозданное величие наполнило мое сознание".
Само по себе такое переживание не является чем-то из ряда вон выходящим. Большинство людей в той или иной форме, в то или иное время переживали нечто подобное, особенно после долгого периода недуга или печали, когда мы внезапно заново открываем жизнь во всей ее красоте. Но в случае с Рабиндранатом уникальными остаются потрясающая интенсивность переживания и его длительность, так что впечатление о нем ясно сформировалось в его сознании. Пока оно длилось, поэт, казалось, видел и слышал не только глазами и ушами, но и всем своим существом. Это было словно бесконечное чудо. Четыре дня он прожил в обостренном восприятии окружающего. Все вокруг казалось более ярким, более реальным, более прекрасным и более счастливым. Чета, проходящая по улице бок о бок, мать, играющая с ребенком, корова, бочком подходящая к другой и облизывающая ее языком, — все эти обыденные вещи обрели вдруг неизвестное раньше значение. Все вокруг, каким бы ни было пустяковым, казалось, требовало внимания и звало вырваться из клетки своей души.
Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!